CC BY
31
DOI: https://doi.oig/10.15688/jvolsu2.2017.3.17
UDC 811.161.3'36 LBC 81.411.3-2
Submitted: 11.05.2017 Accepted: 14.06.2017
THE PRAGMATICS OF PERSONAL DEIXIS IN THE BELARUSIAN LANGUAGE
Abstract. This article analyzes the pragmatic potential of personal and possessive pronouns of the Belarusian language as actualizers of personal deixis in dialogical discourse as one of the main categories of dialogical discourse that participates in the formation of the structural and semantic basis of the utterance and carries a significant pragmatic load. It is revealed that pronominal markers of a personal deixis not only indicate the participants of communication, but also perform important pragmatic functions: they act as indicators of changes in the interpersonal and psychological spheres of participants in speech interaction, indicate the size of the social distance between them, established unconsciously or determined by the context of the speech act, facilitate contact between communicants, reflect their group identity. Moreover, they eliminate or introduce imaginary additional participants in the process of speech interaction, enable the communicants to produce a variety of verbal manipulation with consciousness and successfully regulate their relations in the communication process through the implementation of specific tactics and strategies. The emergence of such additional pragmatic functions occurs as a result of the expansion of the primary indexical semantics under the influence of subjectification as one of the directions for the semantic development of deictic pronominal indicators with the occurrence of new functions which reflect the speaker's attitude to the surrounding reality.
Key words: personal deixis, pragmatics, possessive pronoun, subjectification, grammaticalization, transposition.
Citation. Artemova O.A. The Pragmatics of Personal Deixis in the Belarusian Language. Vestnik Volgogradskogo gosudarstvennogo universiteta. Seriya 2, Yazykoznanie [Science Journal of Volgograd State University. Linguistics], 2017, vol. 16, no. 3, pp. 172-180. (in Russian). DOI: https://doi.org/10.15688/jvolsu2.20173.17
ПРАГМАТИКА ПЕРСОНАЛЬНОГО ДЕЙКСИСА В БЕЛОРУССКОМ ЯЗЫКЕ
Ольга Александровна Артемова
Минский государственный лингвистический университет, г. Минск, Республика Беларусь
Аннотация. Статья посвящена анализу прагматического потенциала личных и притяжательных местоимений белорусского языка как актуализаторов персонального дейксиса - одной из основных категорий диалогического дискурса, который участвует в формировании структурно-семантической основы высказывания и несет значительную прагматическую нагрузку Выявлено, что местоименные маркеры персонального дейксиса не только указывают на участников коммуникации, но и выступают индикаторами изменений в межличностной и психологической сферах участников речевой интеракции, обозначают размер социальной дистанции между ними, создаваемой неосознанно или детерминируемой контекстом речевого акта. Они также способствуют установле-^ нию контакта между коммуникантами, отражают их групповую принадлежность, элиминируют или вводят дополнительных воображаемых участников в процесс речевой интеракции, а также позволяют участникам производить различные вербальные манипуляции с сознанием и успешно регулировать свои взаимоотношения в О процессе коммуникации посредством реализации определенных тактик и стратегий. Возникновение подобных « дополнительных прагматических функций у местоименных актуализаторов персонального дейксиса происходит § в результате расширения первичного указательного значения под влиянием субъективации как одного из направ-К лений семантического развития местоименных показателей персонального дейксиса в связи с появлением новых ^ функций, отражающих отношение говорящего к окружающей его действительности.
Olga A. Artemova
Minsk State Linguistic University, Minsk, Republic of Belarus
УДК 811.161.3'36 ББК 81.411.3-2
Дата поступления статьи: 11.05.2017 Дата принятия статьи: 14.06.2017
Ключевые слова: персональный дейксис, прагматика, притяжательное местоимение, субъективиза-ция, грамматикализация, транспозиция.
Цитирование. Артемова О. А. Прагматика персонального дейксиса в белорусском языке // Вестник Волгоградского государственного университета. Серия 2, Языкознание. - 2017. - Т. 16, № 3. - С. 172-180. -DOI: https://doi.Org/10.15688/jvolsu2.2017.3.17
1
Персональный дейксис является одной из основных категорий диалогического дискурса, поскольку дейктические маркеры лица не только участвуют в формировании структурной и семантической основы высказывания, но и несут значительную прагматическую нагрузку, воздействуя на поведение и сознание коммуникантов в процессе речевой интеракции. Целью нашего исследования стало выявление прагматических функций белорусских лексических актуализаторов персонального дейксиса в дискурсе. Материалом для изучения послужили примеры монологической и диалогической речи из белорусского подкор-пуса Национального корпуса русского языка (НКРЯ) и интернет-ресурсов.
Основными маркерами персонального дейксиса в белорусском языке выступают личные местоимения. Они являются наиболее древними формами, участвующими в организации коммуникативной структуры высказывания и содержат в себе фундаментальные знания о предметном мире в виде триады «субъект речи - объект речи - предмет речи». Личные и притяжательные местоимения наряду с личными окончаниями глаголов выступают ядерными актуализаторами коммуникативно-прагматической категории персональности в белорусском языке и существуют в виде двух противопоставленных друг другу микросистем: указание на актуальных участников коммуникации - говорящего (1-е лицо: я, мы, мой, наш), адресата (2-е лицо: ты, вы, твой, ваш) и не участвующих в коммуникации лиц (3-е лицо: ён, яна, яны, яго, яе, /х, гхнг).
2
Категория 1-го лица, выражаемая местоимением я, по мнению С. Левинсона, есть грамматикализация ссылки говорящего на самого себя ^еут80п, 1983, р. 62]. Несмотря на хорошую техническую оснащенность для
ориентации в пространстве, человеку свойственно придерживаться определенных исходных прототипических ориентиров: «я» как центр личной сферы говорящего, «не-я» как весь остальной мир, поэтому я - естественный способ идентификации говорящего как участника речевого акта. В диалогическом дискурсе я может опускаться коммуникантами, что обусловлено:
1) этикетом, когда говорящий - исполнитель возложенной на него социальной функции: - 0 Абвяшчаю вас мужам 7 жонкай. Жыв1це у згодзе 7 шчасц сто гадоу (НКРЯ, I. Шамякш. Петраград-Брэст);
2) нежеланием субъекта речи акцентировать свое я, то есть проявлять «яканье» или «эготизм») (подробно об этих явлениях см.: [Успенский, 2007, с. 27]). Для этого он целенаправленно заменяет я на мы или предпочитает высказывания с нулевым местоименным подлежащим: - Як ¡дзе праверка сёмага трэста? - спытау 1гнатов1ч у загадчыка аддзела. - 0 Працуем дзень 7 ноч, Гераым Пятров1ч (НКРЯ, I. Шамякш. Атланты i ка-рыятыды);
3) необходимостью субъекта речи выразить свое личное мнение с использованием предикатов пропозициональной установки мер-каваць, л1чыць: Лiчу неабходным правесц самым паскораным чынам меры па вывазу у тыл артылеръи 7 матэрыяльнай частк (НКРЯ, I. Шамякш. Петраград-Брэст).
Местоимение мы обозначает два и более лица вместе с говорящим. От включения адресата в личностную сферу субъекта речи или исключения из нее зависят прагмасмыс-лы этого местоимения. В начале диалога мы инклюзивное выполняет контактоустанавлива-ющую функцию (мы фатическое) с вовлечением субъекта речи в личностную сферу слушающего (Як у нас справы?), последовательной реализацией эмпатии и стратегии позитивной вежливости, интимизации общения (мы покровительственное) и выражения идеи солидарности в духе Принципа Кооперации
[Грайс, 1985]: - Як мы адчуваем сябе? -Добра, - нясмела адказала яна 7 усё яшчэ закрывала грудз7 7 хавала пад табурэт свае босыя ног7 (НКРЯ, I. Шамякш. Сэрца на да-лош). Такое мы характерно для медицинского дискурса, для дискурса сферы бытового обслуживания и речи родителей при общении с ребенком (мы родительское): - Скажы, Лю-дачка, як цябе завуць, - папрасыа мама. -Не умееш? Не умеем, скажы, мы яшчэ га-варыць, зус7м не умеем. Яшчэ нам тольк7 дзевяць месяцау (НКРЯ, А. Кулакоусю. Два-наццаты, жорстю). Инклюзивная семантика мы позволяет адресату занять положение «на равных» с субъектом речи через объединение и уравнивание «я» и «вы» и показать свою принадлежность к группе индивидуумов, объединенных общими интересами, сферой деятельности, взглядами: Мы - адвеку тнская шляхта 7 ты шляхцщ (НКРЯ, В. Дунш-Мар-цiнкевiч. Пшская шляхта). По причине своей смысловой «размытости», способности к групповой идентификации и отсутствия четкой дейктической референции мы инклюзивное создает базу для определенных вербальных приемов, используемых субъектом речи для манипулирования сознанием адресата: - Кож-ны народ мае свой гонар. Англ7чан7н перад ус7м светам горда вызначае: я - англ7чан7н! Тое самае скажа француз, немец, аустры-ец, расеец 7 7ншыя прадстаунк друг7х на-цый. А мы, беларусы, не адважваемся прызнацца у тым, што мы - беларусы (НКРЯ, Я. Колас. У палескай глушы).
Позволяя говорящему исключить адресата из своей личностной сферы, эксклюзивное мы фокусирует внимание слушающего на высоком социальном положении субъекта речи с буквальным значением мы 'мы (я) без тебя / без вас' (мы королевское): Мы, Уладз7слау, з ласк7 Божай кароль Польск7, вял7к7 князь Л7тоуск7 7 спадкаемец (дзедз7ч) Рус7, Да сведчання ус7х, каму патрэбна, жадаем, каб дайшло наступнае... (Прывшей вялшага князя Лггоускага i караля Польскага Уладзюлава...).
Употребление мы в сочетании с «поглощенным референтом» табой, вам7 позволяет говорящему осуществлять косвенное воздействие на адресата для внушения своих идей, которые преподносятся как данность: - Мы з
табою так7я дружбак7, што вадою нас не разл7цъ! (Бензярук). Такое употребление языковых единиц Т.М. Николаева назвала «лингвистической демагогией» [Николаева, 1988, с. 154].
Формы косвенных падежей личных местоимений 1-го и 2-го лица также несут определенную прагматическую нагрузку. Согласно Г.А. Золотовой, синтаксемы с генетивом 1-го и 2-го лица как конструкции с внешним посессором могут использоваться в функции «своеобразного диалогического зачина, зара-мочного заявления о себе говорящего лица... синтаксически не связанного с другими компонентами, но семантически сохраняющего отношения посессивности или целого - части с предметным компонентом модели» [Золо-това, 2006, с. 115]. Например, в белорусском:
- А у нас у Езярышчах так7 быу выпадак з адной дзяучынай. Пайшла яна з маткай 7 сястрой у грыбы. I заблудз7ла. Выходз7цъ на паляну, там старэнък7 на пн7 сядз7цъ (НКРЯ, К. Тарасау. Пагоня на Грунвальд). Исследователь А. Ченки объясняет трансформацию поссесивного значения конструкции у + Gen. и появление новых прагмасмыслов как процесс развития ее семантики от локативной сферы (Петя у доски) через посессивную (у Пети есть книга) к дискурсивной (Он у нас хорошо работает) [Cienki, 1995, р. 9496]. Синтаксема ты / вы / ён / яна / яны у мяне / нас в белорусском языке
1) манифестирует положительное восприятие говорящим адресата в виде похвалы, зачастую не соответствущее действительности (субъект-авторизатор [Машовец, 2000]):
- I паглядз7це, якая яна у нас прыгажуня, -падкрэсл7вае Алена М7калаеуна. - Ну хто скажа, што ёй семдзесят (Праклала сця-жынку да фермы), или нейтрализует резкую критику говорящего в адрес других участников коммуникации: - Не муж у мяне, а неда-рэка! (Салдат 1ванька);
2) фокусирует внимание на неблагоприятном для адресата действии, каузатором которого является говорящий (субъект-каузатор [Машовец, 2000]): - Дзед! Ты у мяне палу-чыш л7шн7я б7зуны! I на гады твае не паг-ляджу (НКРЯ, I. Шамякш. Петраград-Брэст).
Такой вектор семантического развития (от конкретных, объективных отношений к более абстрактным, прагматическим) опре-
деляется влиянием фактора субъективации (subjectification) как возможности языковых единиц отражать не только окружающую действительность, но и отношение говорящего к ней.
Притяжательные местоимения мой, наш указывают на принадлежность объекта или его части субъекту речи. Согласно психологу У. Джеймсу, человеческое «я» состоит из многочисленных «мое»: «в самом широком смысле человеческое "я" - это сумма всего, что человек может назвать своим: не только его тело и его психика, но также его одежда и его жилище, его жена и дети, его предки, родственники и друзья, его репутация и то, чем он занимается, его земля, его лошади, его яхта и счет в банке. Все это вызывает у человека примерно одинаковые эмоции» [James, 2007, р. 291] (перевод наш. - О. А.). В речевой коммуникации, где происходит непосредственный обмен высказываниями между двумя или несколькими лицами, мой в сочетании с ты и именем адресата способствуют сближению говорящего и слушателя с включением последнего в личностную сферу субъекта речи: - А мая ж ты даражэнькая, а мая ж ты таечка. А я ж з табою жанщ-ца хацеу (НКРЯ, У. Караткевiч. Чорны замак Альшансю).
Обращения, построенные по модели «существительное / прилагательное + ты + мой», используются как дополнительное средство идентификации и характеризации адресата, где существительные или прилагательные занимают прагматически сильную позицию и актуализируют положительное отношение говорящего к слушающему: - Братка ты мой, што ты пад такгм сонцам прыдума-еш вясёлае? (НКРЯ, I. Шамякш Вазьму твой боль); - Сыночак мой! Жывы! Жывы! А я ж цябе пахавау, родненьт ты мой, крыв1нач-ка мая (НКРЯ, I. Шамякш. Вазьму твой боль). В таких случаях, как справедливо отмечает Н. Д. Арутюнова, притяжательное местоимение указывает на субъект оценки ('для меня ты милая / дорогая') [Арутюнова, 1998, с. 116].
Субъективно-ориентированная семантика притяжательных местоимений 1-го лица мой и наш детерминирует их использование говорящим для реализации тактик:
1) иллюстрирования как обращения к фактам и примерам из личного опыта субъекта речи с опорой на общий с адресатом пре-суппозиционный фонд знаний: - Памятаеш нашу першую сустрэчу? Тою рамцай я за-ходзыа да ceaix знаёмых па апельаны: яны недзе дастаюць ix, сказалi, што могуць да-стаць i мне (Стральцоу);
2) кооперации как создания в сознании адресата ощущения единения, общности с говорящим: - Справа, браце, у тым, што, як кажуць, не звялiся яшчэ багатыры на нашай зямлi. Нас пазвальнялi, а вось знай-шлiся памiж нашаю братвою людзi, аб ятх мы тчога не ведаем i ятя не мiрацца з на-шым звальненнем, заступаюцца за нас, пратэстуюць. I наша справа таюм чынам набывае пэуны водгук (НКРЯ, Я. Колас. На ростанях).
3
Выбор говорящим между местоимениями 2-го лица ты или Вы, указывающими на адресата, определяется степенью близости межличностных отношений участников коммуникации, их возрастными параметрами и социальным статусом. Как показал С. Дак, Т-форма используется для общения с близкими друзьями и родственниками; V-форма -для обращения к незнакомому или находящемуся выше по статусу адресату [Duck]. Это правило реализуется и в коммуникации на белорусском языке: - Вы, таварыш камандзiр, задаяце правакацыйныя пытаннИ - жор-стка i бадай злосна сказала Мiра (НКРЯ, I. Шамякш. Петраград-Брэст). Его нарушение и обращение на ты к незнакомому участнику коммуникации с высоким социальным статусом демонстрирует фамильярное, высокомерное или недоброжелательное отношение субъекта речи к собеседнику. Данная проблема получила свое освещение в прагмалингви-стических исследованиях на материале славянских языков [Писарек, 2006; Friedrich, 1966]. В белорусском языке вежливая форма Вы отличается от формы 2-го лица множественного числа вы графически и грамматически, так как предполагает употребление существительных и полных прилагательных в единственном числе: - Лайцеся, калi трэ-
ба, - сказала дзяучына. - Вы maKi жывы. Без вас было так самотна (НКРЯ, У. Ка-paTKeBi4. Ладдзя Роспачы).
Как показал анализ контекстов, формы 2-го лица не только обозначают социальные характеристики адресата, но и выражают определенные психоэмоциональные состояния говорящего и специфику его отношений с собеседником, подвергающиеся изменениям в процессе речевой интеракции, что зачастую усложняет выбор для субъекта речи между формами ты и Вы. В некоторых случаях смена формы обращения может являться следствием речевой инерции как коммуникативной нормы, обязывающей участников коммуникации с относительно одинаковым социальным статусом использовать симметричные показатели вежливости в диалоге: - Дзякуй вам, -цхенька адказала дзяучына. - I гэта... Зaвi мяне на ты. Добра? - Добра, Мщя (НКРЯ, В. Быкау. Пакахай мяне, салдащк).
Спорадические переключения ты и Вы могут происходить в ситуациях, когда субъект речи сомневается в уместности одного из местоимений, что связано с конкуренцией форм как обязательным этапом в формировании языковой нормы: - Слухай, ты... вы там нармальны ц не? (НКРЯ, В. Быкау. Яго батальён).
Переключение местоимений может быть следствием изменения психоэмоционального состояния говорящего. Так, исследователь П. Фридрих указывая на существование «экспрессивного» ты [Friedrich, 1966, р. 248-251], объясняет ситуации замены Вы на ты переживанием коммуникантами сильных эмоций (гнев, радость, удивление и др.) и проводит аналогию употребления местоимений 2-го лица в подобных ситуациях с речью афатиков, которая характеризуется нейтрализацией иерархической оппозиции ты /Вы и переходом к ты.
Переключение местоимений может осуществляться говорящим сознательно с целью:
1) увеличения социальной дистанции между коммуникантами: - Дык вось, пап-рашу не блытаць. Хоць i малады, але вашы знявaгi слухаць не маю намеру. Да таго ж папрашу на «вы». - Што? - Папрашу называць на «вы» (НКРЯ, В. Быкау. Яго батальён);
2) сокращения социальной дистанции с включением адресата в личную сферу говорящего и перехода на новый уровень отношений с положительной коннотацией: - Слухай, Кар-нач, будзь шчырым да канца. Дапусщм, я не паламаю гэтага. Што будзеш раб1ць? -нечакана весела 7 на «ты» спытау Сас-ноусю. - Шчога (НКРЯ, I. Шамякш. Атланты i карыятыды). В некоторых ситуациях сокращение социальной дистанции может восприниматься говорящим как вторжение в его личную сферу и оцениваться негативно: - Не будзь бюракратам! - амаль пагрозл7ва папярэдз7у Шыков7ч. Гукана ашалам7л7 не стольк7 сло-вы, кольк7 тон, тое, што «п7сака гэты» вось так да яго - на «ты» (НКРЯ, I. Шамякш. Сэрца на далош):
Переход с ты на Вы, нарушая естественное развитие отношений от формальных к неформальным, сигнализирует об исключении адресата из личностной сферы говорящего и прекращении близких отношений: Сам заходз7у рэдка, раз у тры дн7, на каротк7 час, як лекар. Гэта не збл7жала, наадва-рот, аддаляла 7х. Кал7 у дзень сустрэчы ён казау ёй «ты», то цяпер звяртауся на «вы», як належыць лекару да хворай. На такое аддаленне ён пайшоу свядома (НКРЯ, I. Шамякш. Сэрца на далош). Иногда переключение с ты на Вы наблюдается у говорящего, находящегося в состоянии сильного эмоционального потрясения: Ну, што-ж? Жадаю вам быць шчасл1вай у замужстве... За каго-ж выходз1ш, Л1да? Лабанов1ч зва-рачауся да яе то на «вы», то на «ты» (НКРЯ, Я. Колас. На ростанях).
Опущение местоимений 2-го лица ты, вы происходит во вводных конструкциях с ментальными глаголами ведаць, разумець, используемых субъектом речи для фокусирования внимания собеседника на предмете разговора и интимизации сообщения: - А ты? -Ведаеш, тут, можа, лёс таю. Можа, якая выпадковасць (НКРЯ, В. Быкау. Пакахай мяне, салдащк).
Генетив местоимений 2-го лица реализует свои прагмасмыслы только в процессе непосредственной диалогической интеракции и, по мнению И.М. Богуславского, выполняет в высказывании «миропорождающую» функцию [Богуславский, 1996, с. 441-449], указы-
вая на релевантность знаний собеседника о ситуации, обусловленных особенностями его перцептивной системы, и демонстрирует тенденцию к генерализации: - Тут у вас усе як пыльным мехам аглушаныя (НКРЯ, В. Быкау. Мёртвым не балщь).
Генетив 1-го лица мяне / нас и 2-го лица цябе / вас позволяет коммуникантам разграничить свои личные сферы и выразить несогласие с представлениями друг друга об окружающей действительности на основе противопоставления маё, наша - добра / тваё, ваша - дрэнна: - Дурняу слухаць - розуму не займець. - Таю звычай, - настойвау поп. - Трэба шанаваць. - Тое у вас. У нас дурных не шануюць (НКРЯ, У. Тарасау. Пагоня на Грунвальд); - Ну, а дзе ж ваш Kiey, дзе юеусю жан1х? (НКРЯ, У. Тарасау. Тры жыцщ княпш Рагнеды).
Дательный этический табе, вас выражает эмоционально-ценностное отношение говорящего к ситуации общения и ее участникам, желание оказать определенное воздействие на адресата (несогласие, неодобрение, предупреждение, угрозу) и имеет тенденцию к фра-зеологизации с фиксированным порядком слов и ограничениями на лексическое наполнение: - За палачю работалi? Так вам i нада! Нашто было лезц у калгас? (НКРЯ, В. Быкау. Знак бяды); - Так ён табе i выле-зе! - гуу знiзу камандзiрскi бас (НКРЯ, В. Быкау. Сотшкау).
4
Семантика местоимений 3-го лица ён, яна, яны, обозначающих не-участников коммуникации, отражает наличие дополнительных сведений о референте, которые представлены в предварительных знаниях собеседников, содержании высказывания или индивидуализирующем контексте. Нарушение этого правила ведет к непониманию между говорящим и адресатом и является причиной коммуникативной неудачи как недостижения субъектом речи своих прагматических устремлений: Размяклага 1гара Львовiча трымаць было цяжкавата, я апусщу яго на падлогу. Ад-чынще, яго спаць трэба пакласцИ Пачуу-шы незнаёмага, за дзвярыма трохi памау-чалi. - Каго яго? Тэмбр голасу на маё
здзгуленне раптам скгнууся з вгзготкг да зуам нармальнага. - 1гара Львовiча, каго яшчэ...-А, 1гара... А, 1гара... (НКРЯ, У. Няк-ляеу. Лабух).
Однако, как показал анализ фактического материала, в диалогической речи употребление местоимений ён или яна при референции к говорящему возможно при стереоскопическом описании ситуации одновременно с позиций нескольких участников коммуникации (говорящего и слушающего, говорящего и третьего лица): «Вось я, - як быццам казала яе душа праз вочы, вял1тя, чорныя 7 бл1ску-чыя, - вось яна я (НКРЯ, У. Караткевiч. Дзшае паляванне караля Стаха). Такая когнитивная ориентация предполагает выход говорящего за пределы собственного «я» и переход индивида из сферы своего сознания в объектный мир для видения себя стороны.
Прагматический потенциал притяжательных местоимений 3-го лица яго, яе, ¡х (гхнг) реализуется при использовании участниками коммуникации:
1) тактики сопоставительного анализа через оппозицию притяжательных местоимений 1-го и 3-го лица множественного числа или указательного местоимения той, тая, тое, тыя: - Я вам кажу. I вы лепей не на наш разумны гуман1зм навальвайцеся, а на тых, хто труц1ць азёры, рэю, лясы, хто не сёння-заутра атруц1ць амяны. Мы -усё для унукау, хаця рук у нас часам бы-ваюць у крыв1. У тых - усё для тшэн1 7 пуза, а рук чысценьмя (НКРЯ, У. Карат-кевiч. Чазешя);
2) тактики дистанцирования на базе семиотической оппозиции «свои - чужие», которая выражается через противопоставление местоимений наш - ¡х (гхнг), тыя: - А хоць бы, як у амерыканскай армп. Мы ж на курсах яе вывучал1. Дык наша ад iхняй - як зямля ад неба. А усё чаму? Бо перадраць па-людску не умеюць. Абавязкова спаскуд-зяць, спрасцяць 7 пагоршаць (НКРЯ, В. Быкау. Ваучыная яма).
Притяжательное местоимение свой аккумулирует в себе прагмасмыслы местоимений всех трех лиц, поэтому оценочный диапазон его значений значительно шире: от свой «со знаком плюс», где оно эмфатично и находится в ударной, рематической позиции: - Аткрой, мамаша.
Сваi (НКРЯ, В. Быкау. Знак бяды) до неударного сва1 «са знаком минус»: - Адразу в1дно, што рыбакова жонка. Ну, не плач, Насту-лечка, не плач. Я табе з дружыны, з паходу залаты 7 срэбны бранзалет прывязу. - Спру-цяней ты са сваiмi бранзалетам1, - пачала хустачкаю выц1раць слёзы жонка (НКРЯ, Л. Дайнека. След ваукалака).
5
В речевой коммуникации на прагматику личных местоимений особое влияние оказывает фактор транспозиции - использование одной формы личных местоимений в функции другой, что обусловлено, с одной стороны, семантическим ресурсом личных форм, а с другой - характерными для определенной лин-гвокультуры коммуникативными тактиками и стратегиями. В результате местоимения приобретают в речевой коммуникации дополнительные прагматические (аксиологические, эмотивные и социокультурные) функции, формируемые под влиянием субъективации - направления семантического развития, при котором, по мнению Р. Лангакера, единица приобретает дополнительные компоненты значения с возможным закреплением их в системе языка ^а^аскег, 2002, р. 318].
Как показал анализ фактического материала, белорусскому диалогическому дикур-су свойственна транспозиция форм 1-го или 2-го лиц 3-м для деперсонализации и элиминации говорящего или слушающего из коммуникации, введения фиктивного, гипотетического адресата [Воробйова, 1993, с. 139], обращения к аудитории и вынесения ситуации на всеобщее обсуждение для выражения негативной оценки: - Даражэнькая, я вырашыу болей нгколг з табой не сварыцца! - Не, вы толькг паглядз1це на яго! Ён вырашыу... А у мяне ты спытау!? (Калi жонка кажа).
Иногда говорящий осуществляет транспозицию я именем собственным, уменьшает степень субъективности своего высказывания для убеждения адресата в истинности своего высказывания: - Няпрауду гаворыш, - зау-см1хауся пал1цай з павязкай. - Каландзёнак не хлусщь (НКРЯ, В. Быкау. Знак бяды).
Транспозиция форм 1-го лица я, мы 2-м ты, вы свойственна внутреннему диалогу или
автокоммуникации как особому типу речевой ситуации, когда говорящий сознательно производит эту замену, чтобы сделать высказывание более дистанцированным: Ты чуеш, як шапоча вецер, Як зорш льюць сваё святло (Боровка).
Транспозиция форм 1-го и 2-го лиц конкретно-личными формами 3-го лица множественного числа осуществляется говорящим для пейоративной характеристики действия, производимого адресатом: - Лапаюць тут усятя брудным1 рукам1 (Казько).
6
Таким образом, личные и притяжательные местоимения как актуализаторы персонального дейксиса в дискурсе не только указывают на участников коммуникации, но и выполняют важные прагматические функции: выступают индикаторами изменений в межличностной и психологической сферах участников речевой интеракции, характеризуют размер социальной дистанции между ними, создаваемой неосознанно или детерминируемой контекстом речевого акта, способствуют установлению контакта между коммуникантами, отражают их групповую принадлежность, элиминируют или вводят дополнительных воображаемых участников в процесс речевой интеракции, а также позволяют участникам производить различные вербальные манипуляции с сознанием и успешно регулировать свои взаимоотношения в процессе коммуникации посредством реализации определенных тактик и стратегий. Возникновение подобных дополнительных прагматических функций у местоименных актуализаторов персонального дейксиса происходит в результате расширения первичного указательного значения под влиянием субъек-тивации как одного из направлений семантического развития местоименных показателей персонального дейксиса в связи с появлением новых функций, отражающих отношение говорящего к окружающей его действительности.
СПИСОК ЛИТЕРА ТУРЫ
Арутюнова, Н. Д. Язык и мир человека / Н. Д. Арутюнова. - М. : Языки русской культуры, 1998. - 895 с.
Богуславский, И. М. Сфера действия лексических единиц / И. М. Богуславский. - М. : Школа «Языки русской культуры», 1996. - 464 с.
Воробйова, О. П. Текст^ категорп i фактор адресата / О. П. Воробйова. - К. : Виша школа, 1993. — 171 с.
Грайс, Г. П. Логика и речевое общение / Г. П. Грайс // Новое в зарубежной лингвистике. Вып. 16. Лингвистическая прагматика. - М. : Прогресс, 1985. - С. 217-237.
Золотова, Г. А. Синтаксический словарь: репертуар элементарных единиц русского синтаксиса / Г. А. Золотова. - М. : Эдиториал УРСС, 2006. - 440 с.
Машовец, Е. Н. Коммуникативные затруднения иностранцев при употреблении конструкций с «дательным этическим» / Е. Н. Машовец // Проблемы речевой коммуникации : межвуз. сб. науч. тр. -Саратов : Изд-во Сарат. ун-та, 2000. - С. 141-146.
Николаева, Т. Н. Лингвистическая демагогия / Т. М. Николаева // Прагматика и проблемы интен-сиональности. - М. : Наука, 1988. - С. 154-166.
Писарек, Л. Местоименная оппозиция ty-wy в польском языке (лингвопрагматический аспект) / Л. Писарек // Славистика : синхрония и диахрония : сб. науч. ст. к 70-летию И.С. Улуханова / под общ. ред. В. Б. Крысько. - М. : Азбуковник, 2006. - С. 42-51.
Успенский, Б. А. Ego Loquens: язык и коммуникационное пространство / Б. А. Успенский. - М. : Рос. гос. гуманит. ун-т, 2007. - 320 с.
Cienki, A. The Semantics of Possessive and Spatial Constructions in Russian and Bulgarian: A Comparative Analysis in Cognitive Grammar / A. Cienki // The Slavic and East European Journal. -1995. - Vol. 39, №> 1. - P. 73-114.
Duck, S. W. Human Relationships / S. W. Duck. -Electronic text data. - Mode of access: http://sk. sagepub.com/books/human-relationships-4e (date of access: 04.03.2017). - Title from screen.
Friedrich, P. Structural implications of Russian pronominal usage / P. Friedrich // Sociolinguistics : proc. of the UCLA Sociolinguistics сonf., 1964. -The Hague ; Paris : Mouton & Co, 1966. - P. 214-253.
James, H. The Principles of Psychology / H. James. - New York : tasimo Inc., 2007. - Vol. 1. -622 р.
Langaсker, R. W. Concept, image, and symbol: The cognitive basis of grammar / R. W. Langaсker. -Berlin : Mouton de Gruyter, 2002. - P. 315-366.
Levinson, S. C. Pragmatics / S. C. Levinson. -Cambridge : Cambridge University Press, 1983. - 438 p.
ИСТОЧНИКИ
Бензярук, Р. Вадой не разлщь / Р. Бензярук. -Электрон. текстовые дан. - Режим доступа:
knihi.com>Rascislau_Bienziaruk/Vadoj...razlic.html. (дата обращения: 03.03.2017). - Загл. с экрана.
Боровка, А. Патаемнае. - Электрон. текстовые дан. - Режим доступа: stihi.ru>2011/07/15/2632 (дата обращения: 04.03.2017). - Загл. с экрана.
Казько, В. Выратуй i пам^й нас, чорны бу-сел / В. Казько. - Электрон. текстовые дан. - Режим доступа: http://pdf.kamunikat.org/23452-1.pdf (дата обращения: 03.04.2017). - Загл. с экрана.
Калi жонка кажа // Наша шва. - Электрон. текстовые дан. - Режим доступа: http://nn.by/?c=ar&i= 152313 (дата обращения: 03.04.2017). - Загл. с экрана.
НКРЯ - Национальный корпус русского языка. - Электрон. текстовые дан. - Режим доступа: http://ruscorpora.ru/search-para-be.html (дата обращения: 12.02.2017). - Загл. с экрана.
Праклала сцяжынку да фермы // Прамень. -Электрон. текстовые дан. - Режим доступа: pramen-news.by>?p=15011 (дата обращения: 03.02.2017). -Загл. с экрана.
Прывшей вялшага князя Лггоускага i караля Польскага Уладзюлава (Ягайлы) 1387 года. - Электрон. текстовые дан. - Режим доступа: http:// www.pravo.by/pravovaya-informatsiya/pomniki-gistoryi-prava-belarusi/kanstytutsyynae-prava-belarusi/letapisy-gramaty-pryvilei-khii-khvi-st-st/ belaruskiya-gramaty-i-pryvilei-khiii-khiv-st-st/ pryviley-vyalikaga-knyazya-lito-skaga-i-karalya-polskaga-uladzislava-yagayly-1387-goda/ (дата обращения: 14.04.2017). - Загл. с экрана.
Салдат 1ванька. - Электрон. текстовые дан. - Режим доступа: http://www.be.wikisource.org>wiki/Салдат_ 1ванька (дата обращения: 10.03.2017). - Загл. с экрана.
Стральцоу, М. Сена на асфальце / М. Стральцоу. - Электрон. текстовые дан. - Режим доступа: http://knihi.com/Michas_Stralcou/Siena_na_asfalcie. html (дата обращения: 12.04.2016). - Загл. с экрана.
REFERENCES
Arutyunova N.D. Yazyk i mir cheloveka [The Human Language and the World]. Moscow, Yazyki russkoy kultury Publ., 1999. 896 p.
Boguslavskiy I.M. Sfera deystviya leksicheskikh edinits [The Sphere of Lexical Units Functioning]. Moscow, Yazyki russkoy kultury Publ., 1996, pp. 441-449.
Vorobyeva O.P. Tekstovi kategorii i faktor adresata [Textual Catagories and the Factor of the Addressee]. Kiev, Vischa shkola Publ, 1993. 171 p.
Grice H.P. Logika i rechevoe obhschenie [Logic and Speech Communication]. Novoe v zarubezhnoy lingvistike: Vol. 16. Lingvisticheskaya pragmatika [The New in Foreign Linguistics: vol. 16. Linguistic Pragmatics]. Moscow, Progress Publ., 1985, pp. 217-237.
Zolotova G.A. Sintaksicheskiy slovar: repertuar elementarnykh edinits russkogo sintaksisa [Syntax Dictionary: Repertoire of Elementary Units of Russian Syntax]. Moscow, Editorial URSS Publ., 2006. 440 p.
Mashovets E.N. Kommunikativnye zatrudneniya inostrantsev pri upotreblenii konstruktsiy s «datelnym eticheskim» [Communicative Difficulties in Using Structures with Dative Ethical by Foreigners]. Problemy rechevoy kommunikatsii: mezhvuz. sb. nauch. tr. [Problems of Speech Communication: Interuniversity Collection of Academic Works]. Saratov, 2000, pp. 141-146.
Nikolaeva T.N. Lingvisticheskaya demagogiya [Linguistic Demagogy]. Pragmatika i problemy intenysionalnosti [Pragmatics and the Problems of Intentionality]. Moscow, Nauka Publ., 1988, pp. 154-166.
Pisarek L. Mestoimennaya oppozitsiya ty-wy v polskom yazyke (lingvopragmaticheskiy aspekt) [The Pronominal Opposition "ty-vy" in Polish (Linguapragmatic Aspect)]. Slavistika: sinkhroniya i diakhroniya: sb. nauch. st. k 70-letiyu I.S. Ulukhanova [Slavistics: Synchrony and Diachrony: Collected Academic Articles to the 70th Anniversary of I.S. Uluhanov]. Moscow, Azbukovnik Publ., 2006, pp. 42-51.
Uspenskiy B.A. Ego Loquens: yazyk i kommunikatsionnoe prostranstvo [Ego Loquens: Language and Communicative Space]. Moscow, Ros. gos. gumanit. un-t, 2007. 320 p.
Cienki A. The Semantics of Possessive and Spatial Constructions in Russian and Bulgarian: A Comparative Analysis in Cognitive Grammar. The Slavic and East European Journal, 1995, vol. 39, no. 1, pp. 73-114.
Duck S.W. Human Relationships. URL: http:// sk.sagepub.com/books/human-relationships-4e. (accessed March 4, 2017).
Friedrich P. Structural implications of Russian pronominal usage. Sociolinguistics: proc. of the UCLA Sociolinguistics conf., 1964. The Hague; Paris, Mouton & Co, 1966, pp. 214-253.
James H. The Principles of Psychology. New York, Cosimo Inc., 2007, vol. 1. 622 p.
Langacker R.W. Concept, image, and symbol: The cognitive basis of grammar. Berlin, Mouton de Gruyter, 2003, pp. 315-366.
Levinson S.C. Pragmatics. Cambridge, Cambridge University Press, 1983. 438 p.
SOURCES
Benzyaruk R. Vadoy ne razlits. URL: knihi.com>Rascislau_Bienziaruk/Vadoj...razlic.html. (accessed March 3, 2017).
Borovka A. Patayemnaye. URL: http//stihi. ru>2011/07/15/2632 (accessed March 4, 2017).
Kazko V. Vyratuy i pamiluy nas, chorny busel. URL: http://pdf.kamunikat.org/23452-1.pdf. (accessed April 3, 2017).
Kali zhonka kasha. Nasha niva. URL: http:// nn.by/?c=ar&i= 152313. (accessed April 3, 2017).
Natsionalnyy korpus russkogo yazyka [National Corpus of the Russian Language]. URL: http://ruscorpora.ru/search-para-be.html. (accessed February 12, 2017).
Praklala stsyazhynku da fermy. Pramen. URL: pramen-news.by>?p=15011. (accessed February 3, 2017).
Pryviley vyalikaga knyazya Litoyskaga i karalya Polskaga Uladzislava (Yagayly) 1387goda. URL: http://www.pravo.by/pravovaya-informatsiya/ pomniki-gistoryi-prava-belarusi/kanstytutsyynae-prava-belarusi/letapisy-gramaty-pryvilei-khii-khvi-st-st/belaruskiya-gramaty-i-pryvilei-khiii-khiv-st-st/ pryviley-vyalikaga-knyazya-lito-skaga-i-karalya. (accessed April 14, 2017).
SaldatIvanka. URL: http://www.be.wikisource. org>wiki/Saldat_Ivanka. (accessed March 10, 2017).
Straltsoy M. Sena na asfaltse. URL: http:// knihi.com/Michas_Stralcou/Siena_na_asfalcie.html. (accessed April 12, 2016).
Information about the Author
Olga A. Artemova, Candidate of Sciences (Philology), Associate Professor, Department of English for Humanities, Belarusian State University, Prosp. Nezavisimosti, 4, 220030 Minsk, Republic of Belarus, [email protected], http://orcid.org/0000-0003-3294-5722
Информация об авторе
Ольга Александровна Артемова, кандидат филологических наук, доцент кафедры английского языка гуманитарных специальностей, Белорусский государственный университет, просп. Независимости, 4, 220030 г. Минск, Республика Беларусь, [email protected], http://orcid.org/ 0000-0003-3294-5722
