CC BY
138
УДК 81'36 (811.161.1+811.512.31)
ББК 81.411. 2-12(81.411.2+81.64.2)
Л.А. Гармажапова
Выражение персонального дейксиса личными местоимениями русского и бурятского языков
В статье рассматриваются способы выражения персонального дейксиса личными местоимениями русского и бурятского языков в сопоставительном плане. При этом разграничивается референтное и нереферентное употребление данных местоимений в различных речевых ситуациях.
Ключевые слова: персональный дейксис, речевая ситуация, коммуникативно-прагматическое пространство, дейктический знак, референция, номинация.
LA. Garmazhapova
Personal deixis expression by personal pronouns of Russian and Buryat languages
The article considers différent ways of the personal deixis expression by personal pronouns of Russian and Buryat languages, given in comparison. Whereas referential and non-referential usage of given pronouns in different speech situations are differentiated.
Key words: personal deixis, speech situation, communicative pragmatic space, deictic sign, reference, nomination.
Название явления дейксис происходит от греческого глагола указывать и представляет функцию указания. В современной лингвистике этим термином обозначают главным образом функцию указательных и личных местоимений, некоторых наречий, грамматического времени, а также ряда других грамматических признаков лексических единиц, которые соотносят высказывание с местом и временем самого акта его произнесения.
Персональный дейксис предполагает определенные типы персональной ориентации, являющиеся категориальными значениями лица (1, 2, 3-е лицо, неопределенно-личность, обобщенно-личность). Личные местоимения, как известно, являются основным средством выражения данной категории и представляют собой находящиеся во времени и пространстве персональные точки предметного дейксиса - говорящего, адресата, объект речи, которые могут становиться центром координации в том или ином речевом акте. Благодаря тому, что адресат находится в одном поле сообщения с говорящим и ему известны коммуникативные условия ситуации, он способен понять говорящего в данный момент и идентифицировать объект, т.е. соотнести слово, произнесенное говорящим, с конкретным объектом действительности. Из этого следует, что личные местоимения наиболее приспособлены к осуществлению конкретной (идентифицирующей) референции (термин референция (англ. reference) имеет в своей основе английский глагол to refer «относиться к объекту, иметь в виду (какой-нибудь объект), ссылаться на что-либо»).
В многочисленных толковых словарях как русского [1], так и бурятского [2] языка значения личных местоимений задаются одним списком, при этом смешиваются явления разной природы: значения личных местоимений как средств персонального дейксиса и номинативное значение личных местоимений, переходящих в существительные, например, я как указание на непосредственного участника коммуникации и я как символ духовного мира человека (моё я). На наш взгляд, необходимо разграничивать разные типы употребления личных местоимений в зависимости от того, входит ли в их значение отсылка к участникам акта речи или они приобретают значение назывного слова.
Условно говоря, можно выделить «референтное» и «нереферентное» употребление личных местоимений. Это деление примерно совпадает с тем теоретическим обоснованием перехода дейктической функции личного местоимения мы в номинативную («указания» в «называние»), которое дает К. Бюлер по отношению к местоимению мы: «Но, кажется, оно изначально на шаг дальше, чем я, удалено от пограничной значимости чистого указательного знака. Ибо оно как-то требует формирования класса людей; инклюзивное мы, например, требует формирования иной группы, нежели эксклюзивное. А формирование класса - привилегия назывных слов, языковых понятийных знаков. Вполне возможно, что элемент единственного числа, который, наоборот, на нашей языковой ступени содержится в я, четче проявляется в оппозиции, именно в оппозиции со специальным знаком, обозначающим двойственность или множественность адресата. И этот четко выраженный элемент единичности с логической точки зрения относится не к чистому указанию, а составляет первый шаг называния» [3].
Главным критерием разграничения «референтного» и «нереферентного» личных местоимений является их употребление или по отношению к лицам, которые являются непосредственными участниками коммуникации, или по отношению к неопределенному множеству лиц, не участвующих в акте коммуникации непосредственно. Рассмотрим референтное употребление личных местоимений в русском и бурятском языках.
2009/10
Личное местоимение 1-го лица ед.ч. - я (би): Дмитрий Ионыч, вы знаете, больше всего в жизни я люблю искусство, я безумно люблю, обожаю музыку, ей я посвятила всю свою жизнь... Я хочу быть артисткой, я хочу славы, успехов, свободы, а вы хотите, чтобы я продолжала жить в этом городе... (А. Чехов, Ионыч); Би иихэдээ дэмыржэ зуудэлжэ байна бэшэ губ? Минии арюухан Должод сохом мун гэ-эшэ гуш? Би шинии нухэр Цыремпил мунби! - гээд, бака дахин шанга тэбэрин талана. - Может быть, я сплю? Моя любимая Должид?! Я твой муж Цыремпил! - наконец опомнился он и с нежностью поцеловал ее (Х. Намсараев, Цыремпил). Как в русском, так и в бурятском языке местоимение я (би), как правило, имеет референтное употребление, так как «содержание я всегда постоянно: оно обозначает говорящего и только говорящего» [4, с.13], который согласно концепции «указательного поля» К. Бюлера [3, с.79], всегда будет находиться в центре любого речевого высказывания.
Наряду с референтным употреблением возможно употребление местоимения я (би) в номинативной функции (нереферентное употребление) - я (би) вычленяет из действительности личность человека, называя его. Номинативность я (би) выражается в том, что в семантику этого местоимения включаются семантика индивидуальности, субъективности, универсальность, философский концепт: И нет конца и нет начала / Тебе, тоскующее я? (И. Анненский, Листы). В данном примере местоимение я утрачивает свои грамматические свойства местоимения первого лица единственного числа и фактически ведет себя как несклоняемое существительное среднего рода.
Коммуникативная функция говорящего может быть возложена и на местоимение мы (бидэ). Местоимение мы может употребляться в следующих значениях: а) я+ты: (Ваня, мы завтра идем на концерт); в значении вы (ты) - (значение мнимой совместности): Ребята, мы скоро сдаем экзамен (Ребята, вы скоро сдаете экзамен). Как мы себя чувствуем? (Как ты себя чувствуешь?)
Данные случаи употребления местоимения мы являются референтными, так как в высказываниях содержится отсылка к слушающим как непосредственным участникам речевого акта. Причем типы референции могут быть различны (2-й пример), они зависят от типа коммуникативной ситуации, вернее, от типа дискурса (учительское мы, докторское мы), а также от коммуникативной интенции говорящего. Ситуативность употребления, к примеру, просторечного: Кто там? - Мы. - А кто вы? - Калмыки. - А много вас? - Я одна (Из словаря В. Даля) или эмоционально-грубого: Видно, лишний наследничек нам не по нутру? - Как тебе не стыдно предполагать во мне такие мысли? (И. Тургенев, Отцы и дети), связана с тем, какую роль принимает на себя говорящий и какую роль он отводит слушателю.
В отличие от русского языка в бурятском языке существует несколько слов для выражения значения русского местоимения мы: бидэ, бидэнэр, бидэнэд, бидэ хоёр, маанар, маанад (мы), которые в бурятском языке являются местоимениями 1-го лица множественного числа, но первое из них всеобъемлюще по своему значению и чаще употребляется в речи. Бидэнэр, бидэнэд встречаются сравнительно редко. Вероятно, местоимения бидэ, бидэ хоёр и бидэнэр, бидэнэд различаются оттенками смысла - бидэ (мы), бидэ хоёр (мы вдвоем) - эксклюзивное значение, когда имеются в виду члены одного и того же коллектива, бидэнэр (мы) бидэнэд (мы) - инклюзивное значение, когда имеется в виду большое количество людей, как говорящих, так и слушающих, и даже членов другого коллектива.
Исследователь бурятских местоимений Ц. Б. Цыдендамбаев считает, что «разница между местоимениями бидэнэр, бидэнэд и маанар, маанад в современном бурятском языке, по-видимому, не столько смысловая, сколько стилистическая. По сравнению с первой вторая пара имеет интимно-разговорный оттенок. Во всяком случае маанар, маанад не употребляется в официальном, публицистическом и тому подобных стилях бурятского литературного языка, но они имеют место в художественной литературе, не говоря уже о разговорном языке» [5, с.138].
На наш взгляд, местоимения бидэнэр, бидэнэд (и их диалектные варианты маанар, маанад) бидэ хоёр являются средствами референции, т.к. они имеют значение мы, все, кто присутствует здесь, т.е. обозначает непосредственных участников речевой ситуации: Цыремпил! Бидэнэй канаа бу зобоогыш! -Цыремпил! Не беспокой нас! (Х. Намсараев, Цыремпил); местоимение бидэ хоёр обозначает определенное множество людей (два человека), подлежащее параметризации по объему, тем самым являющееся дейктическим знаком и, следовательно, использующееся в референтном употреблении: Бидэ хоёр нэрэ турвв асуулсаагуй байна гээшэлди - Ведь мы с тобой не спросили друг друга об имени (Х.Намсараев, Цыремпил).
Думается, местоимение бидэ может использоваться как в референтном, так и в нереферентном употреблении, поскольку может обозначать и людей, непосредственно присутствующих здесь и сейчас, так и некую группу людей, объединенных одними взглядами, убеждениями («наш народ», «я и мои единомышленники», «я и люди моего круга, нашего времени» и т.д.): Хэн бидэниие мулжэнэб, хэн бидэниие дарланаб, - тэдэ манай эблэршэгуй дайсад! - Кто нас притесняет, кто у нас отбирает последнее, те -наши непримиримые враги (Х. Намсараев, Цыремпил).
Особенности референтного употребления личных местоимений ты (ши), вы (та) связаны с их функциональным предназначением - обозначать слушающего, т.е. собеседника в речевом акте, а также с проблемой адресации. Чаще всего и в русском, и в бурятском языках данные местоимения являются
средствами референции, так как любое коммуникативно-прагматическое пространство прежде всего включает в себя говорящего и адресата высказывания, который и выражается этими местоимениями. Но местоимение ты (ши) в обоих языках может быть употреблено говорящим в обращении к самому себе, обычно это происходит при внутренних диалогах, когда говорящий обращается к себе как к собеседнику, но в данном случае оно обозначает самого говорящего: «Ты хотел вторично изведать счастья в жизни, говорил он сам себе» (И. Тургенев) - «Ши бури хугшэрввш», - гэжэ тэрэ вврвв ввртвв хэлэдэг кэн» -«Ты совсем стал стар», - говорил он сам себе (Х. Намсараев). Местоимение ты также может быть использовано в обращении к близкому, дорогому образу («Татьяна, милая Татьяна! С тобой теперь я слёзы лью; ты в руки модного тирана уж отдала судьбу свою» (А.С. Пушкин, Евгений Онегин) или Теэд шимни хаанабши, инаг дуран? Шимни, шэдитэ мэдэрэлни. Шимни, сэлгеэ накамни. - Где ты, моя любовь?/ Ты моё волшебное чувство./ Ты моя жизнь (Д.Улзытуев, Инаг дуран). Здесь налицо нереферентное употребление местоимений, так как реального адресата в данной коммуникативной ситуации нет.
В отличие от русского языка в бурятском наблюдаются разные формы словесного выражения личного местоимения вы - таанар, таанад, та. В качестве уважительной формы используется местоимение та, в значении ты+он (она) - таанар, таанад. Причем местоимение та может употребляться как в значении единственного (как форма вежливости), так и в значении множественного числа (в значении вас много). В единственном числе это местоимение употребляется в форме вежливости: Нухэрни, та юу хэ-лэжэ байнат? - Друг мой, что Вы говорите? (Х. Намсараев, Цыремпил).
В форме множественного числа 2-го лица та употребляется в сочетании с числительным хоёр «вдвоём», гурбан «втроём» и др., например: Бэлигтэ: Зай, та хоёр эбтээ оробо гут? Билдаа: Жаргал бидэ хоёрой али хэрэлдэхэ, али эбтэй орохомнай барагдаха кэн гу. Бэлигтэ: Ну вы (букв. вы вдвоём) помирились? Билдаа: Мы ведь с Жаргалом без конца то ссоримся, то миримся (Н. Балдано, Шэлэгдэмэл пьесэнууд); а также в сочетании со словами в форме множественного числа, обозначающими людей, лиц и т.д.: - Та нухэдуудтээл найдаха байнам - Я надеюсь только на вас, товарищи (Х. Намсараев, Пьесэнууд) [5, с. 138].
Местоимение вы, та, таанар, таанад обычно встречаются в референтном употреблении, когда обозначают реального адресата - единичного или коллективного. Но они могут иметь и обобщенное значение: 1) когда имеется конкретный адресат обращения, но он заведомо не может воспринять это обращение; 2) когда вы - человек вообще, или человечество, или некоторая категория людей: Я не знаю, где вы и где мы, / Только знаю, что крепко мы слиты (И. Анненский, Петербург). За противопоставленными курсивными мы и вы стоят живые и умершие жители города. В таком случае имеет место нереферентное употребление данных местоимений.
Для обозначения позиции неучастия в общении используют личные местоимения 3-го лица. Термин «личные» для местоимений 3-го лица является, на наш взгляд, не совсем удачным, поскольку как в русском, так и в бурятском языке у местоимений 3-го лица следует различать два основных значения: 1) собственно личное, т. е. такое, когда местоимение называет лицо, отсутствующее в момент речевого акта, но на которое указывает участник речевого акта - говорящий; 2) собственно указательное (как указание на не-лицо). Как правило, основная функция местоимения 3-го лица заключается в анафорической отсылке к объекту ситуации: Он засмеялся и тоже встал, и оба пошли к дому. Она, высокая, красивая, стройная, казалась теперь рядом с ним очень здоровой и нарядной: она чувствовала это, и ей было жаль его и почему-то неловко (А. Чехов).
В данном фрагменте отсутствует номинация объектов, она была осуществлена во вводящем контексте, мы видим здесь указание на лица, не участвующие в акте коммуникации, обозначенные личными местоимениями 3-го лица он, она, и, следовательно, здесь имеет место нереферентное употребление местоимений, которое является основным для местоимений 3-го лица.
Однако в определенных обстоятельствах местоимение 3-го лица в русском языке может содержать и собственно дейктическое значение и являться средством референции, например, в сочетании с жестом говорящего или когда оно приобретает значение ситуативного указания «на конкретный объект речи, известный собеседнику или воспринимающему лицу» [6]: 1. Полковник и лейтенант стоят перед строем. Полковник (лейтенанту): Для выполнения задания возьмёшь его, его и его (указывает на нужных солдат). 2. В коридор выходит Маша, побледневшая, похудевшая. Слабо улыбнулась. - Владик? - Он! -Откуда ты? [7, с.107].
Сравнивая две ситуации, можно заметить некоторые оттенки в семантическом употреблении местоимения он (и его косвенных формах). В первом случае происходит жестовая актуализация, во втором местоимение он употреблено в значении «тот самый, именно он» [6]. При этом референтное употребление наблюдается и в том, и в другом случае. Соответственно местоимения третьего лица могут иметь референтное употребление тогда, когда предполагается наличие ситуационного компонента, иначе говоря, имеется ситуативная обусловленность слова, имеющего соотнесенность с конкретной действительностью.
В бурятском языке вообще нет специальных местоимений 3-го лица. Их функцию выполняют указательные местоимения энэ (этот, эта, это), тэрэ (тот, та, то) для единственного числа и эдэ (эти),
2009/10
тэдэ, тэдэнэр (те) для множественного числа. Эти слова могут выполнять функции личных местоимений, поэтому их иногда называют лично-указательными. Бурятские указательные местоимения становятся почти тождественными личным местоимениям, когда они благодаря аффиксации или условиям контекста приобретают значение лица, что наблюдается в трех случаях:
1) когда указательные местоимения как в единственном, так и во множественном числе принимают личные притяжательные частицы [5, с. 140], например: Согто: Энэш вврвв ойлгоно ёкотой... — Цог-то: Он сам, должно быть, понимает... Жаргал: Бургэдэй ерээ кал, бакал тэдэмни ерэхэ юм бэзэ... Али, эдэш энэ ерэбэд гу? - Жаргал: Если Бургыт придёт, то они, наверно, опять заявятся... Да они вон, кажись, идут? (Балдано Н. Шэлэгдэмэл пьесэнууд);
2) во множественном числе, например: Тэдэнэр хаана ошооб? — Куда они ушли?
3) в косвенных падежах, например: Би тэрээниие хараагуйб — Я его не видел; Тэдэнэркээ бэшэг ерээ — От них пришло письмо.
В рассмотренных случаях местоимения означают не столько эти, те, сколько эти лица (или люди) и те лица (те люди), что бывает особенно заметно при самостоятельном их употреблении.
Обычно бурятские местоимения энэ, тэрэ употребляются в сочетании со словом хун «человек». Точнее, бурятское слово энэ употребляется только в значении этот (эта, это), а форма мн.ч. эдэ свободно употребляется как в значении указательного эти, так и в значении вежливой формы они (Иван Петрович эндэ кууна. Эдэ (буквально эти в значении они) маанадта хэлэжэ угэхэнь. — Иван Петрович здесь присутствует. Они (вежливая форма) нам расскажут.).
Слова энэ, эдэ указывают только на людей, которые присутствуют, когда что-либо говорится о них, следовательно, здесь имеет место референтное употребление данных местоимений, например: Энэ хун (букв. этот человек) манайда усэгэлдэр ерэкэн юм - Он приходил к нам вчера.
На отсутствующие лица или находящиеся в отдалении, причем отдаленные не только в пространстве, но и во времени, указывают слова тэрэ «тот» и тэдэ «те», как уже было сказано выше, обычно в сочетании со словом хун, хунууд «человек», «люди»: тэрэ хун «тот человек», тэдэ хунууд «те люди»: Тэрэ басаган уллажа куукан гуталаа орхижорхёод, куга харайн бодожо, аяга дотор ука хэжэ гараа угаагаа. - Отложив в сторону унты, которые она подшивала, проворно вымыла над тазом руки... (Х. Намсараев), т. е. эти местоимения в бурятском языке обычно используются в анафорической функции и не обладают референтными свойствами.
Итак, как в русском, так и бурятском языке в системе указателей личные местоимения являются универсальным средством выражения персонального дейксиса и эта функция является для них ведущей. Основная (дейктическая) функция личных местоимений обусловливает их использование в языке как основных средств референции. Нереферентное употребление личных местоимений возможно в том случае, когда местоименные единицы не могут выражать значения детерминации и под воздействием коммуникативных установок приобретают отдельные компоненты номинативной семантики. Это возможно в том случае, если местоимение попадает в окружение, которое отодвигает на второй план их первичную (дейктическую) функцию.
Использование средств выражения референтного употребления личных местоимений в бурятском языке гораздо шире, чем в русском: личные местоимения русского языка представлены в виде одной лексемы, в бурятском языке для обозначения одного местоимения используется несколько лексем; в бурятском языке есть специальные частицы, разграничивающие референтное и нерефентное употребление личных местоимений и т. д.
Литература
1. Толковый словарь русского языка / под ред. Д.Н. Ушакова: в 4 т. - М.: Терра, 1996. - Т. 2.
2. Бабушкин С.М. Толи (бурятско-русский и русско-бурятский словарь). - Улан-Удэ, 2004.
3. Бюлер К. Теория языка. Репрезентативная функция языка: пер. с нем. / общ. ред. и коммент. Т.В. Булыгиной, вступ. ст. Т.В. Булыгиной и А.А. Леонтьева. - М.: Прогресс, 1993.
4. Левицкий Ю.А. Указатели ситуации: Местоимения. - Пермь, 1985
5. Грамматика бурятского языка / Г.Д. Санжеев, Т.А. Бертагаев, Ц.Б. Цыдендамбаев. - М.: Изд-во вост. лит-ры, 1962.
6. Химик В.В. Категория субъективности и ее выражение в русском языке. - Л., 1990.
7. Кибрик А.А. Об анафоре, дейксисе и их соотношении // Разработка и применение лингвистических процессоров / под ред. А.С. Нариньяни. - Новосибирск, 1983.
Literature
1. Explanatory dictionary / ed. by D.N. Ushakov: in 4 vol. Moscow: Terra, 1996. T. 2.
2. Babushkin S.M. Toli (Buryat-Russian and Russian-Buryat dictionary). Ulan-Ude, 2004.
3. Byuler K. Theory of language. Representative function of language / transl. from German; general ed. and annot. by T.V. Bulygina, prolusion by T.V. Bulygina, A.A. Leontiev. Moscow: Progress, 1993.
4. Levitsky Y.A. Situation indicators: pronouns. Perm, 1985
5. Grammar of Buryat language/ Sanzhiev G.D., Bertagaev T.A., Tsydendambaev T.B. Moscow: Izdatel’stvo vostochnoi literaturi, 1962.
6. Khimik V.V. Subjunctive category and its expression in Russian language. Leningrad, 1990.
7. Kibrik A.A. About anaphora, deixis and its correlation // Razrabotka I primenenie lingvisticheskikh processov / ed. by A.S. Nariniani. Novosibirsk, 1983.
Гармажапова Лариса Алексеевна, аспирантка кафедры русского языка Бурятского госуниверситета
Garmazkapova Larisa Alekseevna, student of the post graduate course of departament of linguistic of the Buryat State University
Tel.: 89243908408; е-mail: larisagarma@ mail.ru
УДК 415.61 (20) + (942. 3)
ББК 81.033 (= 432.11): (= 642)
Т.Г. Патаева Семантические типы фразеологизмов в бурятском и английском языках
Статья посвящена семантической классификации фразеологизмов английского и бурятского языков. Утверждается, что классификация фразеологических единиц В.В. Виноградова применима и к английскому, и к бурятскому языкам.
Ключевые слова: бурятский язык, английский язык, фразеологические единицы, семантическая слитность, типы, признаки, классификация, сравнение.
T. G. Pataeva Semantic types of Buryat and English phraseological units
The article is devoted to semantic classification of English and Buryat phraseological units. Vinogradov’s classification of phraseological units may be applied in either English and Buryat.
Key words: Buryat language, English language, phraseological units, semantic unity, types, classification, comparison.
К числу трудностей системного описания фразеологии следует отнести семантическую классификацию фразеологических единиц. Многие исследователи придерживаются классификаций Ш. Балли [1] или В.В. Виноградова [2], основываясь на степени спаянности компонентов и степени мотивированности их значений. В решении проблемы семантической классификации фразеологических единиц исключительно большое значение имеют труды В.В. Виноградова [2; 3].
Как известно, фразеологизмы возникают из свободного сочетания слов, которое употребляется в переносном значении. Постепенно переносное значение забывается, стирается, и сочетание становится устойчивым. В зависимости от того, насколько стираются номинативные значения компонентов фразеологизма и насколько сильно в них переносное значение, В. В. Виноградов выделяет три типа:
1) фразеологические сращения или идиомы - демотивированные единицы, выступающие как эквиваленты слов;
2) фразеологические единства - мотивированные единицы, обнаруживающие способность либо к подмене отдельных компонентов, либо к раздвижению посредством подменного «упаковочного» материала, либо к перемещению компонентов и выступающие как «потенциальные эквиваленты» слова;
3) фразеологические сочетания - сочетания, в которых компонент семантически зависит от другого слова и потому получает в связи с этим последним, несвободное, фразеологически связанное значение, причем, оно проявляется в нем лишь в связи с определенным, ограниченным традицией кругом слов [2, с.53].
Предложенная В.В. Виноградовым семантическая классификация фразеологических единиц русского языка расширена Н. М. Шанским, определившим четвертый тип устойчивых сочетаний - фразеологические выражения, к которым относятся пословицы и поговорки.
Ценность идеи классификации академика В.В. Виноградова заключается в том, что принцип различения фразеологических словосочетаний по степени десемантизации компонентов и образования целостного производного значения может быть использован и на материале других языков. В частности, семантическая классификация В.В. Виноградова была использована А.В. Куниным для классификации фразеологических единиц с соответствующей переработкой английского языка. Им дано последовательное описание структурного аспекта английских фразеологических единиц [4].
Классификацию устойчивых выражений в английском языке находим у А.И. Смирницкого, который их делит на: 1) те, которые имеют один семантически полнозначный элемент и могут быть условно названы одновершинными (to give up - оставить, отказаться) и 2) те, у которых таких полнозначных компонентов не менее двух, но может быть и больше (ср. every otker day - через день) - так же как и число компонентов сложных слов (ср. one-kundred-korse-power-engine - машина мощностью в сто лошадиных сил). Этого рода фразеологические единицы можно условно назвать двухвершинными и многовершин-
