CC BY
31
ТЕКСТОЛОГИЧЕСКИЕ ИССЛЕДОВАНИЯ
TEXT LINGUISTICS STUDIES
Оригинальная статья УДК 81'37
DOI: 10.29025/2079-6021-2019-4-127-132
Прагматика эпиграфа художественного текста в аспекте интертекстуальности
Е. Д. Горячева ^
южный федеральный университет, г. ростов-на-дону, российская Федерация ORcID ID: 0000-0002-5881-7166; e-mail: edgoryacheva@sfedu.ru
Получена: 30.09.2019 /Принята: 21.10.2019 /опубликована онлайн: 25.12.2019
Резюме: В статье представлены результаты изучения прагматики эпиграфа в художественном тексте в аспекте интертекстуальности. Цель статьи определяется как выявление и описание компонентов и видов интертекстуальности в реализации эпиграфа как культурного кода в пространстве художественного текста. Эпиграф рассматривается как прагматический маркер, позволяющий читателю адекватно интерпретировать авторские интенции на основании активизации собственных фоновых знаний. Как культурный код, он получает прагматическую актуализацию только в процессе рецептивно-интерпре-тативной деятельности читателя. Методология исследования имеет комплексный характер, что обусловливается сложностью и диалектичностью объекта изучения: приоритетными стали дедуктивно-индуктивный метод, методы филологического и интертекстуального анализа, контекстуальный анализ. Проведенный анализ позволяет сделать выводы о прагматических особенностях эпиграфа, которые обусловливаются авторскими интенциями. кодирование информации посредством эпиграфа происходит имплицитно и эксплицитно, часто эпиграф выступает в качестве минимального элемента перспективы сюжета. Автор обращается к текстам-источникам, наиболее авторитетным для него самого и его аудитории; целью включения таких эпиграфов становится обоснование правомерности авторских интенций и системы ценностей, а также концепции мира автора.
Ключевые слова и фразы: эпиграф, прагматика, интертекстуальность, культурный код, авторская интенция.
Для цитирования: Горячева Е.Д. Прагматика эпиграфа художественного текста в аспекте интертекстуальности // Актуальные проблемы филологии и педагогической лингвистики. 2019; 4:127-132. DOI: 10.29025/2079-6021-2019-4-127-132.
original Paper
DOI: 10.29025/2079-6021-2019-4-127-132
Pragmatics of the epigraph of a literary text in the aspect of intertextuality
[x]
Elena.D. Goryacheva
Southern Federal university, Rostov-on-Don, Russian Federation ORcID ID: 0000-0002-5881-7166; e-mail: edgoryacheva@sfedu.ru
Received: 30.09.2019 /Accepted: 21.10.2019 /Publishedonline: 25.12.2019
Abstract: The article presents the results of studying the pragmatics of the epigraph in the literary text in the aspect of intertextuality. The purpose of the article is defined as the identification and description of the components and types of intertextuality in the implementation of the epigraph as a cultural code in the space of a literary text. The epigraph is considered as a pragmatic marker that allows the reader to adequately interpret the author's intentions based on the activation of their own background knowledge. As a cultural code, it receives pragmatic actualization only in the process of receptive-interpretative activity of the reader. The methodology of the study is complex, which is due to the complexity and dialecticity of the object of study: the priority became deductive-inductive method, methods of philological and intertextual analysis, contextual analysis. The analysis allows us to draw conclusions about the pragmatic features of the epigraph, which are determined by the author's intentions. The encoding of information by means of the epigraph is implicit and explicit, often the epigraph acts as a minimal element of the perspective of the plot. The author refers to the texts-sources, the most authoritative for himself and his audience; the purpose of including such epigraphs is to justify the legitimacy of the author's intentions and values, as well as the concept of the author's world.
Keywords: epigraph, pragmatics, intertextuality, cultural code, author's intention.
For citation: Goryacheva E. D. Pragmatics of the epigraph of a literary text in the aspect of intertextuality. Current Issues in Philology and Pedagogical Linguistics. 2019; 4:127-132. DOI: 10.29025/2079-6021-20194-127-132. (In Russ.).
Введение. Специфика художественного текста обусловливается, прежде всего, авторской интен-циональностью, а также способами кодирования информации, которые приоритетны для автора в соответствии с реализацией таких коммуникативных стратегий и тактик, которые были бы адекватны эффективному воздействию на адресата. Прагматика художественного текста определяется также ре-цептивно-интерпретативной деятельностью читателя, диалогической по своей природе [4], его системой ценностей и составом тезауруса языковой личности предполагаемого адресата.
Выявление и описание прагматики эпиграфа, предпосланного художественному тексту, составляет актуальную проблемную сферу современной лингвистики, в связи с чем научная новизна исследования видится в рассмотрении тех многоуровневых смысловых отношений, которыми характеризуется взаимодействие эпиграфа с другими конституентами семантического пространства художественного текста.
Цель статьи состоит в рассмотрении компонентов интертекстуальности в реализации эпиграфа и кодировании пространства культуры с его помощью, в выяснении особенностей прагматики эпиграфа в аспекте интертекстуальности, что, по мысли продуцента художественного текста, должно способствовать адекватной интерпретации такого текста и эффективности реализации авторских интенций. Кроме того, предстоит также выяснить, каким образом эпиграф способствует ограничению субъективности интерпретации смыслов художественного текста.
Обзор литературы. Современная лингвистика ориентирована на определение и непротиворечивое описание таких механизмов языка, которые способствуют обнаружению интегральных признаков языкового и культурного кодов продуцента и реципиента, что, в свою очередь позволяет выявить общее ядро их информационного тезауруса. Эмпирический материал, позволяющий установить такие объективные данные, составляет семантическое пространство художественного текста, которое, в свою очередь манифестирует корреляции значений лексем, лексических сочетаний, фразеологизмов, предложений, составляя объективную базу изысканий в этой исследовательской сфере.
Эпиграф представляет собой один из наиболее интересных с позиций выявления прагматической специфики компонентов художественного текста, интерпретация которого, к тому же, обусловливается
функционированием интертекстуальности в пространстве культуры. Такой ракурс изучения эпиграфа позволяет рассматривать его как паратекст [14], имеющий сильную позицию. И.В. Арнольд правомерно указывает, что эта сильная позиция позволяет автору решить важные прагматические задачи, обусловленные необходимостью выявления соотношений смыслов, акцентирования внимания читателя на самых важных событиях, эпизодах, личности героев, а также «усилением эмоциональности и эстетического эффекта, установлением значащих связей между элементами смежными и дистантными, принадлежащими одному и разным уровням, обеспечением связанности текста и его запоминаемости» [2, с. 205].
Эпиграф взаимодействует с основным текстом как целостным пространством, а также с его фрагментами, что обусловливает необходимость указания в различного рода определениях эпиграфа на этот значимый аспект, например: эпиграф - «короткий текст, помещаемый автором перед текстом сочинения или его частью» [13, с. 511]. Препозиция эпиграфа по отношению к основному тексту или его частям является интегральным признаком данного феномена, а само его наличие, в соответствии с авторскими интенциями, должно свидетельствовать о некой информации, часто имплицитной, о том эмоциональном фоне, который должен быть задан для рецептивно-интерпретативной деятельности читателя [См.: 15].
Типология информация, предложенная И.Р. Гальпериным, включает несколько ее видов: таковы со-держательно-фактуальная, содержательно-концептуальная, содержательно-подтекстовая [5, с. 27-28]. Эпиграф факультативен содержательно-фактуальной или содержательно-концептуальной информации, однако содержательно-подтекстовая информация может обрести пресуппозицию в этом компоненте текста. Эпиграф способен нести определенную информацию, акцентируя внимание реципиента на смыслах текста, которому предпослан: так автор намекает на информацию, которая будет впоследствии манифестирована в части текста или в его целостном семантическом пространстве [См.: 12].
Изучение прагматики эпиграфа и его функций в тексте получает новый ракурс в рамках теории интертекстуальности. Текст, по Ю. Кристевой, представляет собой трансформацию и «впитывание <...> какого-нибудь другого текста» [11, с. 429], обнаруживая динамику и системность межтекстового взаимодействия. Постулаты теории интертекстуальности уточнены Ж. Женеттом посредством типологии межтекстовых отношений, среди которых паратекстуальность занимает особое место [6, с. 338]. Эпиграф играет роль посредника между текстами и культурами, он имеет паратекстуальный характер, что позволяет непротиворечиво описывать его в рамках типологии интертекстуальных элементов [18, с. 25-26].
Интертекстуальность, вслед за И.В. Арнольд, мы трактуем в узком смысле: это такое взаимодействие текста с предшествующим текстом, которое предполагает широкий спектр их отношений: от включения в структуру этого текста «целых других текстов с иным субъектом речи» [2, с. 346] до использования в нем цитат, аллюзий, реминисценций, «маркированных или немаркированных, преобразованных или неизмененных» [2, с. 346]. А.Е. Супрун также трактует интертекстуальные элементы как реминисценции, т.е. «отсылки к более или менее известным <...> текстам» [16, с. 17] в форме осознанных или неосознанных, преобразованных или точных цитат. Т. А. Ускова указывает в этой связи, что в таком случае можно выделить два вида интертекстуальности - референциальную и типологическую [17, с. 8]. Первая обнаруживает взаимосвязь текста с его предтекстом, вторая - с моделью текста. Положение эпиграфа в иерархии семантической структуры текста определяется, с одной стороны, его позицией в тексте, а с другой - важностью той смысловой нагрузки, которую он несет в художественном тексте. На наш взгляд, для эпиграфа в современном художественном тексте характерна интертекстуальность обоих видов, причем, если референциальная интертекстуальность очевидна, то типологическая интертекстуальность зачастую требует дополнительного обоснования.
Методы исследования. Изучение прагматических особенностей реализации эпиграфа в художественном тексте проводилось с применением комплекса методов, среди которых ведущее место занимают дедуктивно-индуктивный метод, методы филологического и интертекстуального анализа, контекстуальный анализ.
Результаты и дискуссия. В качестве материала исследования нами избраны эпиграфы к художественным текстам, принадлежащим разным лингвокультурам (П. Коэльо «Одиннадцать минут», «Ведьма с Портобелло», «Алхимик», «Воин света», Б. Акунин «Пелагия и красный петух», Дж.Г. Байрон «Каин»). Так, предпослав в качестве эпиграфа гимн Изиде, обнаруженный в Наг-Хаммади (III или IV век (?) до н.э.) [10], П. Коэльо подчеркивает особое значение понимания женственности и женского начала как исходного сущего для всего мира. Именно поэтому приводится полный текст, адресованный читателю: «Ибо я - первая и я же - последняя / Я - почитаемая и презираемая / Я - блудница и святая / Я - жена и дева / Я - мать и дочь / Я - руки матери моей / Я - бесплодна, но бесчисленны дети мои / Я счастлива в браке и не замужем / Я - та, кто производит на свет, и та, кто вовек не даст потомства / Я облегчаю родовые муки / Я - супруг и супруга / И это я родила моего мужа / Я - мать моего отца / Я -сестра моего мужа / Поклоняйтесь мне вечно, / Ибо я - злонравна и великодушна» [10]. Отметим в этой
связи, что в этом эпиграфе очень точно передана авторское отношение к женщине, которое он считает единственно правильным: в противоположность ханжеской общественной морали он утверждает право женщины, пусть и падшей, на любовь, счастье, нравственный путь, самодостаточность и гармонию. Разумеется, мы вправе говорить здесь о референциальной интертекстуальности, но также интертекстуальность типологическая может быть прослежена по отношению ко всему романному тексту: сюжет развивается именно в соответствии с теми оппозициями и контрастами, которые изначально, в «свернутом» виде, присутствуют в эпиграфе романа.
Поскольку эпиграф представляет собой культурный код, он получает возможность прагматической актуализации только в процессе реализации рецептивно-интерпретативной деятельности читателя. Для адекватности такой деятельности необходимо, чтобы фоновые знания автора примерно совпадали по объему с читательскими, а читателю были знакомы прецедентные тексты и высказывания, которыми оперирует продуцент художественного текста. Так, П. Коэльо избирает, очевидно, практически наиболее эффективный в прагматическом аспекте вариант, опираясь при выборе эпиграфов к своим романам на библейские, прежде всего, евангельские тексты. Например, роману «Алхимик» предпослан эпиграф из Евангелия от Луки (10:38-42): «В продолжение пути их пришел Он в одно селение; здесь женщина, именем Марфа, приняла Его в дом свой; у нее была сестра, именем Мария, которая села у ног Иисуса и слушала слово Его. Марфа же заботилась о большом угощении и, подойдя, сказала: Господи! Или Тебе нужды нет, что сестра моя одну меня оставила служить? скажи ей, чтобы помогла мне. Иисус же сказал ей в ответ: Марфа! Марфа/ ты заботишься о суетишься о многом. А одно только нужно; Мария же избрала благую часть, которая не отнимется у нее» [7]. Приведенный здесь эпиграф характеризуется референциальной интертекстуальностью, поскольку посредством евангельского эпизода автор реализует основную интенцию: бренность житейских мелочей не должна вытеснять стремление к гармонии, обращение к собственной душе, к тайным смыслам бытия (курсивом выделены семантические маркеры, позволяющие установить интертекстуальные связи эпиграфа и основного текста).
Также такие эпиграфы сохраняют адекватность трактовки авторских интенций и при переводе текста оригинала на другие языки ввиду транслирования в рамках христианской религиозной этики по большей части универсальных нравственных смыслов, ясных представителям и других конфессий, к тому же тексты евангелий и Библии в целом в самом общем виде сохраняют целостность семантического пространства и в транслатологической практике.
В дополнение к приведенной выше классификации интертекстуальности нам представляется также важным обращение к типологии маркирования интертекстуальности Й. Гельбиха, что позволяет параметрировать и паратекстуальные отношения эпиграфа [19, с. 83-87]. Критерием типологизации, по Й. Гельбиху, выступает степень эксплицитности интертекстуальных элементов, в соответствии с которой выделяют имплицитные и эксплицитные виды их маркирования, представляющие в комплексе градуированную шкалу от наименьшей маркированности (имплицитной) к наивысшей (эксплицитной). Представляется, что у П. Коэльо обнаруживаются как имплицитные, так и эксплицитные виды маркирования интертекстуальности, при это бесспорно одно: семантическое пространство художественного текста в целом тесно связано с той смысловой информацией, которая составляет основание введения в такой текст эпиграфа. К тому же, как мы указывали выше, эпиграф способен не только намекать на концептуальные доминанты текста или напрямую отсылать к ним, но и в определенной степени влиять на формальную организацию текста, его композицию и отражать в сжатом виде весь сюжет.
Так, предпосылая тексту «Воина света» [9] эпиграф из Евангелия от Луки (У1:40) «Ученик не бывает выше своего учителя; но, и усовершенствовавшись, будет всякий, как учитель его», автор подчеркивает, что все текстовое пространство станет своего рода пространством культуры, в котором посредством разноуровневых культурных кодов будет представлена квинтэссенция системы ценностей автора, а универсальные онтологические смыслы будет определять концептуальные доминанты художественного текста. Поэтому значимым для понимания авторских смыслов становится поуровневое выявление в этом тексте не только главной проблемной сферы, выраженной простой фразой «Каждый может достичь высот на пути нравственного совершенствования», но и обоснование важности в индивидуально-авторской картине мира таких концептуальных ценностей, как Добро, Гармония, Свет, Душа и пр.
Важно также подчеркнуть в этой связи, что П. Коэльо благодаря обращению к прецедентным текстам и высказываниям, обладающим значительным прагматическим потенциалом, в качестве эпиграфов к своим текстам получает возможность эффективно реализовать авторские интенции. Например, повествуя в романе «Ведьма с Портобелло» [8] о мистических духовных практиках, о непознанном, автор, тем не менее, вновь избирает эпиграфом евангельский текст, транслирующий универсальные смыслы, что позволяет ему обосновать как художественное исследование женских арехтипов, так и спорный вопрос для любой религии о возможности достижения духовного просветления: «Пресвятая Дева, без греха зачавшая, моли Бога о нас, да не постыдимся в уповании на Тебя. Никто, зажегши свечу,
не ставит ее в сокровенном месте, ни под сосудом, но на подсвечнике, чтобы входящие видели свет (Евангелие от Луки 11:23)».
Обращение к библейским текстам в качестве источника эпиграфа дает возможность автору усилить воздействие художественного текста за счет акцентирования философских общечеловеческих смыслов, имеющих универсальный характер. Например, Дж.Г. Байрон в качестве эпиграфа к мистерии «Каин» избирает следующий: «Змей был хитрее всех зверей полевых, которых создал Господь Бог» («Быт.», III, 1) [3, с. 93 ]. Такой выбор позволяет углубить прагматический потенциал всего текста, выдвинув на первый план проблемно-тематическую сферу искушения, греха и искупления.
Также обращение к текстам-источникам, принадлежащим классикам русской литературе, позволяет автору реализовать прагматический потенциал эпиграфа как культурного кода, способствующего адекватной интерпретации конкретного художественного текста. Так, Б. Акунин, обращаясь к высказыванию Ф.М. Достоевского, реализует не только интертекстуальные связи собственного текста и творчества русского классика, но и актуализирует фоновые знания реципиента для декодирования имплицитных смыслов своего детективного романа «Пелагия и красный петух»: «Истинный реалист, если он не верующий, всегда найдет в себе силу и способность не поверить и чуду» [1].
Заключение. Таким образом, проведенный анализ языкового материала позволил выявить прагматическую специфику эпиграфа, описав ее в координатах авторских интенций, связанных, в свою очередь, с текстом-источником как носителем приоритетных для конкретной лингвокультуры смыслов. Кроме того, эпиграф, с одной стороны, выступает маркером культурных кодов в семантическом пространстве художественного текста, с другой - позволяет ограничить субъективность интерпретации авторских смыслов благодаря референциальной и типологической интертекстуальности. Эпиграф кодирует смыслы текста, при этом такое кодирование происходит как в имплицитной, так и в эксплицитной форме; зачастую эпиграф выступает в качестве минимального элемента перспективы сюжета. Результаты проведенного анализа эпиграфов в художественных текстах позволяют утверждать, что автор обращается к текстам-источникам, имеющим наибольшую авторитетность для автора и его аудитории, а целью включения таких эпиграфов становится обоснование правомерности авторских интенций и системы ценностей, а также концепции мира автора.
Список литературы
1. Акунин б. Пелагия и красный петух. М.: АСТ, 2014. 511 с.
2. Арнольд и.в. Объективность, субъективность и предвзятость в интерпретации художественного текста // Семантика. Стилистика. Интертекстуальность: сб. статей. СПб.: СПбГУ, 1999. С. 341-350.
3. байрон дж. г. Избранное. М.: Правда, 1986. 464 с.
4. белова Е.Е., Ыинасян в.А. Диалогичность литературного произведения (на материале романа Дж. Фаулза «Женщина французского лейтенанта») // Филологические науки. Вопросы теории и практики. Тамбов: Грамота, 2018. № 2. С. 17-20.
5. гальперин и.р. Текст как объект лингвистического исследования. 5-е изд., стер. М.: КомКнига, 2007. 144 с.
6. женетт ж. Фигуры: в 2 т. Т. 2. М.: Изд-во им. Сабашниковых, 1998. 472 с.
7. коэльо П. Алхимик. К.: София, 2002; М.: Гелиос, 2002. 224 с.
8. коэльо П. Ведьма с Портобелло / Пер. с порт. М.: София, 2997. 320 с.
9. коэльо П. Книга воина света. К.: София; М.: Гелиос, 2002. 192 с.
10. коэльо П. Одиннадцать минут. К.: София; М.: София, 2003. 336 с.
11. кристева ю. Бахтин, слово, диалог и роман // Французская семиотика: от структурализма к постструктурализму / пер. с фр., сост., вступ. ст. Г.К. Косикова. М.: Прогресс, 2000. С. 427-457.
12. кузьмина н.А. Эпиграф в коммуникативном пространстве художественного текста // Вестник Омского университета. 1997. Вып. 2. С. 60-63.
13. литературный энциклопедический словарь / под общ. ред. В.М. Кожевникова и П.А. Николаева. М.: Сов. энцикл., 1987. 751 с.
14. лиходкина и.А. Заглавие как важный компонент паратекста и специфика его перевода // Филологические науки. Вопросы теории и практики. Тамбов: Грамота, 2018. № 2, ч. 1. С. 110-113.
15. Ыещерякова м.и. Краткий словарь литературных терминов: метод. реком. для учителя и учеников. М.: Мегатрон, 1997. 59 с.
16. супрун а. е. Текстовые реминисценции как языковое явление // Вопросы языкознания. 1995. № 6. С. 17-29.
17. ускова т. А. Вербализация интертекстуальности в текстах массовой коммуникации: автореф. дис. ... канд. филол. наук. М., 2003. 26 с.
18. Фатеева Н. А. Типология интертекстуальных элементов и связей в художественной речи // Известия АН. Сер. лит. и яз. 1998. Т. 57, № 5. С. 25-38.
19. Helbig J. Intertextualität und Markierung. Untersuchungen zur Systematik und Funktion der Signalisierung von Intertextualität. Heidelberg: Winter, 1996.
References
1. Akunin, B. (2014). Pelagia and the red rooster, Moscow: AST, 511 p.
2. Arnold, I.V (1999). Objectivity, subjectivity and bias in the interpretation of a literary text. Semantics. Stylistics. Intertextuality: collection of articles, SPb.: St. Petersburg state University, pp. 341-350.
3. Byron, J.G. (1986). Favorites, Moscow: Pravda, 464 p.
4. Belova, E.E., Minasyan, VA. (2018). Dialogicality of literary work (on the material of the novel by J.V. Belova). Fowles "the Woman of the French Lieutenant"): Philological Sciences. Questions of theory and practice, Tambov: Literacy, no 2, pp. 17-20.
5. Galperin, I.R. (2007). Text as an object of linguistic research. 5th ed., erased, Moscow: Komkniga, 144 p.
6. Genette, J. (1998). Figures: in 2 vols., Moscow: Izd-vo im. Sabashnikov, 472 p.
7. Coelho, P. (2002). The Alchemist, K.: Sofia; Moscow: Helios, 224 p.
8. Coelho, P. (1997). The Witch of Portobello, Moscow: Sofia, 320 p.
9. Coelho, P. (1997). The book of the warrior of light, K.: Sofia; Moscow: Helios, 192 p.
10. Coelho, P. (2003). Eleven minutes, K.: Sofia; Moscow: Sofia, 336 p.
11. Kristeva, Yu. (2000). Bakhtin, word, dialogue and novel: French semiotics: from structuralism to post-structuralism / TRANS., comp. please. art, Moscow: Progress, pp. 427-457.
12. Kuzmina, N.A. (1997). Epigraph in the communicative space of a literary text: Bulletin of Omsk University, vol. 2, pp. 60-63.
13. (1987). Literary encyclopedic dictionary / under the General editorship of V M. Kozhevnikov and P. A. Nikolaev, Moscow: Sov. Encyclopaedia, 751 p.
14. Latkina, I.A. (2018). Title as an important component of paratext and the specifics of his transfer: Philological Sciences. Questions of theory and practice, Tambov: Literacy, no 2, part 1, pp. 110-113.
15. Meshcheryakova, M.I. (1997). Short dictionary of literary terms: method. recom. for teacher and students, Moscow: Megatron, 59 p.
16. Suprun, A.E. (1995). Textual reminiscences as a linguistic phenomenon: Questions of linguistics, no 6, pp. 17-29.
17. Uskova, T.A. (2003). Verbalization of intertextuality in texts of mass communication: abstract. Diss. ... Cand. Philol. sciences', Moscow, 26 p.
18. Fateeva, N.A. (1998). Typology of the intertextual elements and relationships in the art of speech: proceedings of the Academy of Sciences. Ser. lit. and yaz., vol. 57, no 5, pp. 25-38.
19. Helbig, J. (1996). Intertextualität und Markierung. Untersuchungen zur Systematik und Funktion der Signalisierung von Intertextualität, Heidelberg: Winter.
Горячева Елена Дмитриевна, кандидат филологических наук, старший преподаватель кафедры английского языка гуманитарных факультетов, Южный федеральный университет; 344006, ул. Большая Садовая, 105/42, г. Ростов-на Дону, Российская Федерация; e-mail: edgoryacheva@sfedu.ru
Elena D. Goryacheva, Cand. of Phil., senior lecturer of the Department of English language Humanities faculties Southern Federal University; 344006, 105/42 Bolshaya Sadovaya Str., Rostov-on-Don, Russian Federation; e-mail: edgoryacheva@sfedu.ru
