CC BY
67
© 2003 г. М.В. Малащенко
ПРАГМАТИЧЕСКАЯ ЭКВИВАЛЕНТНОСТЬ КАК ПЕРЕВОДЧЕСКАЯ ПРОБЛЕМА
Существует семиотическое, семантическое, коммуникативное, психолингвистическое понимание перевода; актуальны трактовка перевода с позиций учения о языковой картине мира, также суждения Р.О. Якобсона [1, с. 362-363] об эквивалентности сообщения в разных кодах и о трех типах перевода - внутриязыкового, межъязыкового и межсемиотического.
Концепция динамической эквивалентности перевода предполагает обращение к метаязыку как третьей субстанции в двуязычии процесса перевода. При переводе возникает проблема прагматической адаптации, т.е. выравнивания прагматического эффекта, реакции адресатов исходного языка и языка перевода [2, с. 101-106].
Б.А.Грифцов более полувека назад написал: «Для переводчика, который, механически понимая свою задачу, переводит вместо языковых комплексов лишь разрозненные их части и верит в незыблемую статичность языка, ничто так не опасно, как слова, одновременно живущие в нескольких языках, - интернациональная лексика и собственно заимствования» [3, с. 87].
В современном русском языке, например, контекстуальные связи слова пафос уводят его из той сферы личных, интимных эмоций, к которым относится его английский этимологический коррелят, в сферу высоких гражданских чувств и общественных идей. Слово пафос употребляется главным образом в литературной критике и (в отличие от английского pathos) в публицистике. Сочетания типа «обличительный пафос», «бунтарский пафос», «революционный пафос», «пафос борьбы, созидательного труда» не свойственны английскому языку. Прослеживая значение слова пафос в этих сочетаниях, мы видим, как тот его вариант, который выражает представление о страстности, эмоциональной насыщенности, торжественной приподнятости речи или художественного изображения безотносительно к причинам, порождающим эти качества, постепенно переходит во второй вариант, ассоциируемый с представлением об источнике одушевления и по смыслу далеко уходит от английского pathos.
Часто встречающееся несовпадение семантического объема и коннотации слов вызывает определенные казусы. Так, статья в «Комсомольской правде» от 11 августа 2001 г. о зарубежных съемках картины по роману Ф.Достоевского «Преступление и наказание» называется так: «Родион сказал «йес» - и зарубил «олд бизнесвумен». В примечании - «олд биз-
несвумен» - с английского и в литературном переводе - «старуха-процентщица».
По мнению В.Л.Махлина, мы переводим не слова, не предложения, даже не тексты - переводчик работает с затекстом, переводит с мира на мир, с предрассудков на предрассудки [4, с.130].
Сравнение текстов оригинала и перевода традиционно используется сопоставительной лингвистикой как один из методов установления сходств и различий в системах сравниваемых языков и в их функционировании. Перевод дает уникальную возможность определить специфику в описании одних и тех же картин действительности, которые и есть 1ейшт сотрагайотБ, а без него невозможно никакое сопоставление. «...Культура может рассматриваться как совокупность определенных знаков (культу-рем)» [5, с. 117]. Переводческие проблемы обусловлены асимметрией культур, т.е. несовпадением культурем. Отсюда и переводческий скепсис относительно адекватного перевода. И дело не только в том, что в тексте оригинала могут описываться предметы и явления, глубоко чуждые другой культуре, но прежде всего в силу того, что культурный фон слов и выражений, обозначающих самые обыкновенные понятия, в разных языках различен. Этот культурный фон заключен главным образом в так называемых потенциальных семах, или «виртуэмах», в семантическом составе слова [6, с. 14-15].
С другой стороны, еще П. А. Флоренский подчеркивал, что при переводе вовсе не обязательно ухудшение подлинника [7, с. 75]. Напротив, перевод может даже обогатить подлинник (переводы, сделанные Пушкиным, Лермонтовым, Жуковским). Однако при этом он неизбежно видоизменяет переводимое: если строго соблюдать оттенки смысла, то необходимо изменять либо корневой состав, либо звуковую инструментовку, ритмику и т.п.; невозможно быть верным сразу всем трем моментам речи, ибо тогда двум языкам пришлось бы иметь во всех отношениях одну и ту же природу, т.е. быть одним языком. «Поэтому при переводе приходится удерживать что-нибудь одно и жертвовать всем остальным, а тогда произведение перестает быть органическим. В силу этого и ради органичности произведения необходимо до известной степени пожертвовать всеми тремя сторонами речи, смысловой, грамматической и звуковой, и заново создать на другом языке некоторое новое произведение - ответ духа данного народа на идеальную тему, воплощенную другим народом. В этом новом произведении мы узнаем идеальную сущность того, переведенного...» [7, с. 75].
Итак, перевод, связанный с транспонированием в иную культуру, невозможен без обращения к проблеме взаимовлияния языка и культуры. По словам Ж.Мунена, переводчик, не выполняющий одновременно и функ-
ции этнографа, не может полностью справиться со своей задачей [8]. Дистанция между двумя культурами при переводе никогда не исчезает полностью, и задача переводчика - не в достижении «культурной адаптации», а в создании прагматического соответствия исходного и переводного текстов.
Когда в переводе детективного романа Гарднера «Дело о ленивом любовнике» блестящий адвокат Перри Мейсон говорит: «Вы меня достали», создается не предвиденный переводчиком комический эффект: Мейсон, по воле переводчика заговоривший «по фене», начинает напоминать анекдотического «нового русского» [9, с. 30].
Конечно, язык испытывает колоссальный пресс со стороны ненормативной (просторечной, жаргонной) речи. И вместо других вариантов выражения неудовольствия («мне не нравится», «он меня раздражает», «действует на нервы», «выводит из себя», «надоел» «опротивел», «наскучил» и т.д.) все чаще по-русски говорят: «Он меня достал». Но из этого не следует, что такой способ выражения оптимален в переводе.
Что касается снижения речевого стандарта, то это проблема не только русского языка. Подобная тенденция прослеживается в большинстве языков мира [10, с. 99]. Наблюдаются конвергентные тенденции, выходящие за рамки какого-то одного региона и составляющие примету языкового развития цивилизации вообще. Но сходство общей направленности процесса отнюдь не исключает различий в скорости его протекания в разных языках, масштабности наблюдаемых изменений речевого стандарта, характере используемых манифестаций нелитературных единиц. «Наличие конвергентных тенденций еще не означает полного тождества в вербальной реализации “экстралингвистических импульсов”, поскольку это зависит не только от естественных ограничителей, заложенных в языковой системе, но и от специфики конкретной языковой ситуации» [10, с. 99]. Поэтому обходиться со словами жаргонного происхождения в тексте перевода необходимо с учетом их оценочной функции и общего прагматического воздействия на адресата.
Проблема перевода социальных реалий связана с поиском их функциональных аналогов в другой культуре. Особенно сложно обстоит дело, когда между двумя культурами значительная дистанция. По свидетельству Ю. Найды, для английского сочетания «common people» на языке майя удалось найти лишь более или менее подходящее описательное соответствие - «люди, живущие на окраине поселка», поскольку в культуре индейских племен Юкатана удаленность жилья от центра поселка является показателем социально-экономической стратификации [11, с. 93].
Особенно опасна прямая экстраполяция представлений, свойственных одному социуму, в иные социум и культуру. Ф.Искандер в рассказе «Думающий о России американец» воспроизвел такое высказывание американца о русской истории эпохи Октябрьской революции:
« - Россия была слишком патриархальной страной. И мужской шовинизм победил. Однако феминистические настроения были еще настолько сильны, что Ленин был вынужден бросить лозунг: «Кухарку научим управлять государством!»
- Да что вы говорите, - пытаюсь я его переубедить, - Ленин хотел сказать, что простой безграмотный человек может управлять государством. Что и случилось!
- Нет, - отвечает он, - Ленину надо было утихомирить феминисток. Иначе бы он сказал: «И повара научим управлять государством!»
Это курьезный эпизод, в основе которого - незнание семантических и прагматических различий русских слов «кухарка» и «повар»: «повар» -специалист по приготовлению пищи, «кухарка» - прислуга на кухне; у слова «повар» - нулевая прагматика, тогда как «кухарка» в ряде контекстов - пейоратив («тебе только кухаркой быть», «манеры как у кухарки»).
Конечно, определенную роль в прагматических различиях играет и принадлежность к грамматическому роду. Именно женский род слова «кухарка» делает возможным его образное употребление. У Ленина фраза о кухарке, конечно, не «феминистский лозунг», а образное выражение, смысл которого в том, что человек, стоящий на самой низкой ступени общественной иерархии, занятый самым неквалифицированным трудом, сможет при советской власти заниматься государственными делами. Женское наименование пригодилось потому, что, как известно, женщины подвергались тройному гнету - социальному, семейному и религиозному, и именно изменения в их судьбе должны знаменовать социальное равенство, которое наступит после победы пролетариата. Только с учетом соответствующего пресуппозиционного фона можно правильно истолковать это ленинское выражение (чего не удалось сделать «думающему о России американцу»).
По мнению современных культурологов, перевод «непереводимого» при всей его парадоксальности оказывается носителем информации высокой ценности, которая передается не непосредственно, т.е. не путем знакомства с чужой культурой, а опосредованно - через язык, тексты. Воспринимая полученную информацию, реципиент вступает с текстом в определенные отношения, называемые прагматическими.
Прагматическая информация содержится в национально-культурных символах - «знаках таинственных и условных», имеющих конвенциаль-
ную природу. Символ соединяет лингвистические и нелингвистические измерения. К нелингвистическим, порождающим символы, относятся обряды, ритуалы, жизненно важные для людей ситуации, постоянно повторяющиеся в их повседневном существовании.
Символическое значение - это «особый тип коннотативного значения слова, мотивировка которого лежит не внутри семантики (т.е. не на предыдущих семемах), а определяется жизнью и бытом людей. Формирование символического значения происходит на основе специального ситуативного использования называемого этим словом денотата и определяется экстралингвистическими факторами - традициями, обычаями, этнической ментальностью» [12, с. 7]. Если читатель (иноязычный) не знает, что вереск у англичан символизирует одиночество, угасание, он не поймет многократного обращения к этому образу в литературе. И у читателя не создастся соответствующее настроение. А значит частично утратится нравственно-эстетическая ценность восприятия символического текста (вследствие «ассоциативной лакуны»).
В русском языке сердце - квазиорган, инструмент любовного чувства (в соответствии с греческой традицией). Теми же функциями в языках населения островов Тихого океана наделяют горло; в Гватемале это - живот, а в одном из языков Африки - печень [13, р. 26-44]. Ср. также замечание К.И.Чуковского : «В русском языке «печень» - слово невысокого ранга, в узбекском «печень» - это орган, где зарождается и обитает любовь» [14, с. 64].
Символические значения появляются и проходят свое становление в концептосфере каждого конкретного народа как носителя неповторимых особенностей общественного уклада, быта, ментальности. «Языки по-своему преобразуют итоги мыслительной деятельности, создают побочные представления, которые содержат экстралингвистическую информацию, дополняющие в том или ином смысле “результат логического познания” [15, с. 50]. Лингвистический анализ слов и выражений, имеющих символические значения - один из способов войти в область данных культуры и ментальности.
Так, в русской лингвокультурной ментальности «солнце» занимает особое место: «ясное солнышко», «красное солнышко», «солнышко» - как ласковое обращение. «Луна» - неотъемлемая часть печального, унылого пейзажа, отрицательно воздействующая на настроение, она «безжизненная», «мертвая», «зловещая», «пустынная», «равнодушная», «унылая». И это отражение особенностей нашей жизни - недостатка тепла. Солнце -предвестник хорошей погоды, а луна - ночного холода. В Передней и Центральной Азии, напротив, с «луной» связаны самые лучшие ассоциа-
ции: представления о красоте возлюбленной немыслимы без обращения к лингвокультурной универсалии «луны», несущей отдых от раскаленного солнцем дня [16, с. 85].
Со словом «береза» в русском языке связывается дополнительный смысл, символически характеризующий для носителей русского языка нашу страну. В Канаде аналогичным смыслом обладает «кленовый лист» и т.д.
Во многом соприкасаясь и разнясь, языки являются единственными знаковыми системами, в которых зафиксирована не только реальная действительность, но и «символические вселенные», т.е. по-разному творчески переработанная действительность. Поэтому любая этническая лингвистическая картина мира имеет интерпретационный характер.
В условиях межкультурной коммуникации, когда говорящие принадлежат к разным лингвокультурным общностям, типовой референциальный багаж каждого из них отличается от другого. При этом вероятность нерелевантного использования экзистенциальных пресуппозиций пропорциональна отдаленности языков и культур. Незнание экзистенциальных пресуппозиций в чужой культуре ведет к многочисленным случаям «лингвокультурной интерференции». Ср. русское: «однокомнатная квартира» и английское «one-room flat». Денотаты, понятия, к которым апеллирует говорящий, одни и те же: «жилое помещение, в котором одна комната». Однако референция, реальные объекты, соотносимые с этим понятием, в двух культурах различны, ибо в английской традиции в квартире, кроме одной комнаты, есть еще холл и кухня, в русской - только кухня. Англичане под влиянием английской экзистенциональной пресуппозиции нередко употребляют русское сочетание «однокомнатная квартира» в значении «двухкомнатная квартира».
Э.Кинан ввел понятие «прагматической пресуппозиции», которая определяется на основе отношений между высказываниями и их контекстом [17, р. 51]. Под высказыванием понимается конкретный акт речи, а контекст включает в себя много составляющих: прежде всего сами коммуниканты (их отношения, пол, возраст, жизненный опыт, верования и пр.), а также физическое окружение акта речи (университетская аудитория, эстрадный фестиваль или рынок). Прагматические пресуппозиции - это условия удачи («happiness conditions»), делающие высказывание уместным.
Поскольку язык состоит не из понятий, а из слов, и содержание слова во многом обусловлено лексико-фразеологической сочетаемостью и разного рода социолингвистическими коннотациями, существование межъязыковых синонимов вызывает большие сомнения. Трудно выделить разноязычные слова, которые выражали бы одно и то же понятие и не отли-
чались бы эмоциональной или стилистической окраской, прагматической насыщенностью, сочетаемостью и т.д. Может быть, только термины (и то не все: термины - слова, и «ничто языковое им не чуждо») могут составить эквивалентные пары. Так что двуязычная эквивалентность, отраженная в двуязычных словарях, не более чем миф [18, с. 51-52].
Поэтому совершенно справедливо считается, что при изучении иностранного языка следует как можно скорее обращаться за информацией к толковому, а не двуязычному (переводному) словарю. Именно толковый словарь, грамматика и наблюдения над реальным употреблением даст знание о языке и культуре.
«В грамматике и лексиконе мы как бы путешествуем по чужим странам и видим перед нами все известные вещи, от стиля архитектуры до покроя одежды, от торжественной серьезности до веселой шутки, но в национально-измененном виде, смоделированном и замаскированном... Ничто более не приспособлено к тому, чтобы предоставить нам достойное место среди прочих народов, как исследование своеобразного мыслительного мира их языков. Национальные характеры иных народов нам претят; с иными история привела нас во враждебное соприкосновение... Кто рассмотрит их языки подробнее, тот станет в оценке других наций мягче и осторожнее. Он узрит в значениях и сочетаниях слов более глубинные стороны народов, почувствует, как пульсирует их дух и как бушует в нем многое теплое, разумное и человечное, что он должен был бы противопоставить невыгодным качествам и поступкам. Он в каждом языке услышит журчание источника божественного разума.» [19, 8. 29-30].
Итак, современные идеи о том, что языковой знак выступает не только носителем значения, но отражает национальную культуру и дух народа, что без познания этой национальной специфики невозможна успешная межкультурная коммуникация, являются продолжением и развитием идей, которые были обоснованы еще в XIX в. В современных условиях теория перевода опирается на данные концептологии [20, с. 4], стремится учесть не только верхние надтекстовые слои культурных концептов, но и многочисленные прагматические обертоны.
Литература
1. Якобсон Р.О. О лингвистических аспектах перевода // Избранные работы. М., 1985.
2. Комиссаров В.Н. Лингвистика перевода. М., 1978.
3. Грифцов Б.А. Заметки по технике перевода // Вопросы языкознания. 1952. №
5.
4. Машин В.Л. Искушение и испытание: культурная функция перевода сегодня// Вестник МГУ. Сер.19. 2000. № 6.
5. Гак В.Г. Языковые преобразования. М., 1998.
6. Гак В.Г. Прагматика // Энциклопедия «Русский язык».М., 1997.
7. Флоренский П.А. Имена. Харьков; М., 2000.
8. Mounin G. Les problemes theoretiques de la traduction. Paris, 1963.
9. Клубков П.А. Говорите, пожалуйста, правильно. СПб, 2000.
10. Нещименко Г.П. Динамика речевого стандарта современной публичной вербальной коммуникации. Проблемы. Тенденции развития // Вопросы языкознания. 2001. № 1.
11. Nida E. Linguistics and Ethnology in Translation Problems // Language in culture and Society. N. Y. 1964.
12. Медведева А.В. Символическое значение как тип значения слова (на материале русских и английских обозначений обиходно-бытовых ситуаций, предметов и явлений материальной культуры): Автореф. ... канд. филол. наук. Воронеж, 2000.
13. Nida E. Principles of Translation as Exemplified by Bible Translating // Language Structure and Translation Standard. Calif., 1975.
14. Чуковский К.И. Высокое искусство. М.,1968.
15. Брутян Г.А. Гипотеза Сепира - Уорфа. Ереван, 1968.
16. Шаклеин В.М. Этноязыковое видение мира как составляющая лингвокультурной ситуации // Вестник МГУ. Сер. 19. 2000. № 1.
17. Kenean E. Qualifier Structures in English // Foundations of Language. 1971. Vol. 7. № 2.
18. Тер-Минасова С.Г. Язык и межкультурная коммуникация. М., 2000.
19. Abel C. Über Sprache als Ausdruck nationaler Denkweise // Sprachwissenschaftliche Abhandlungen. Leipzig, 1885.
20. Степанов Ю.С. Интертекст, интернет, интерсубъект (к основаниям сравнительной концептологии) // Изв. АН РАН. Сер. Лит-ры и яз. Т. 60. 2001. № 1.
Ростовский государственный университет 30 января 2003 г.
