CC BY
21
Вестник Омского университета. Серия «Исторические науки». 2018. № 4 (20). С. 283-294. УДК 930.1
DOI 10.25513/2312-1300.2018.4.283-294
А. В. Антощенко
«ПОЗВОЛЬТЕ БЫТЬ ДО ОБНАЖЁННОСТИ ОТКРОВЕННЫМ». ПИСЬМА А. В. КАРТАШЁВА Г. И. НОВИЦКОМУ. 1950 г.*
Данная публикация продолжает знакомить читателей с письмами, написанными профессором Свято-Сергиевского богословского института в Париже А. В. Карташёвым его другу Г. И. Новицкому, жившему в Нью-Йорке. Адресант всесторонне оценивает попытку администрации института получить грант фонда Карнеги или Рокфеллеровского фонда для исследования русского православия. В этой связи он обосновывает собственный план подготовки многотомной книги по истории Русской православной церкви и описывает начало работы над проектом в Риме. Наконец, в письмах Карта-шёва характеризуется намечающийся конфликт между двумя поколениями преподавателей богословского института. Текст писем приведён в соответствие с современными нормами орфографии с сохранением некоторых особенностей авторского написания отдельных слов и пунктуации.
Ключевые слова: А. В. Карташёв; Г. И. Новицкий; Свято-Сергиевский богословский институт в Париже.
A. V. Antoshchenko
"LET ME TO BE REVEALED AS A NUDE". ANTON V. KARTASHEV'S LETTERS
TO GEORGE I. NOVITSKII. 1950
This publication continues to acquaint the readers with letters written by the professor of the St. Sergius Theological Institute in Paris, Anton V. Kartashev, to his friend George I. Novitskii, who lived in New York. The addressee comprehensively assesses the attempt of the administration of the institute to receive a grant from Carnegie or Rockefeller Foundations for the study of Russian Orthodoxy. In this regard, he substantiates his own plan for preparing a multivolume book on the history of the Russian Orthodox Church and describes the beginning of work on the project in Rome. Finally, Kartashev's letters describe the outlined conflict between two generations of professors at the theological institute. The text of letters is brought into correspondence with modern norms of spelling with preservation of some features of author's spelling of separate words and punctuation.
Keywords: Anton V. Kartashev; George I. Novitskii; St. Sergius Theological Institute in Paris.
1
21. III. 1950. 93, rue de Crimée Париж - XIX
Дорогой Георгий Исакиевич,
Простите, что ради спешки пишу это письмо на оч[ень] узкую тему. К вам теперь прилетел Д. И. Лаури и со всякими и нашими делишками. И, м[ожет] б[ыть], был уже и разговор. И что-то уже предрешено. И я вообще опоздал написать Вам. Но, хотя бы и поздно, всё равно напишу.
Разумею сообщённую нам в феврале выписку из письма П. Ф. Андерсона, где сообщалось об одном заседании его (=Андерс[она]), Вас и Мослея1. Поднять вопрос о применении стипендии Карнеги к профессорам нашей Академии для написания учёных работ - a) новых, в) интересных и практически, и для православия, и с) для иностр[анной] литературы. Только это
* Работа выполнена при поддержке РФФИ, грант № 18-09-00172.
© Антощенко А. В., 2018
не должны быть тезы для докторатов. Но молодые не исключаются. Стипендия мож[ет] б[ыть] дана на год, два или даже три. В письме П. Ф. Анд[ерсона] есть предложение - указать от трёх до пяти кандидатур. Слышно, что такую стипендию имел или имеет Г. П. Федотов. Кто, где, когда решает эти вопросы, нам неясно и Д. И. Лаури этого не знает. Мы обещали прислать, вдогонку Д. И. Лаури, письменное представление.
Но уже с места Лаури мою кандидатуру отверг, ибо 1) стар (как будто старость умаляет компетентность) и 2) я де растрачусь на политику, а не на науку (!) Вот в этом пункте и зарыта собака! Взорвала «наших американцев», болеющих «церковным московофильством» и крайне недовольных моей резкой публицистикой против москов[ской] патриархии, особенно моя последняя статья «Непримиримость» в январ[ьской] книжке «Возрождения»2. Там я пригвоздил к позорн[ому] столбу и личных их любимчиков: попа Липеровского, и Старка. Я знаю, что мне они стипендии не дадут. Но я не снимаю своей кандидатуры, чтобы эта месть была выявлена.
А Вам я хочу объяснить объективные мотивы моего дерзновения - выставить именно мою кандидатуру. Мне - 75. Остаётся для работы последних лет пять. Чтобы не умереть без напе-чатания плода многих лет, я должен временно выйти из суеты лекционной поденщины по двум предметам: и церков[ной] истории, и Ветх[ого] Завета. Я мечтаю о командировке хотя бы на год, чтобы дополнить и отделать мой «Курс истории Рус[ской] ц[ерк]ви» (тома два-три). Это я и предлагаю издать в переводе на англ[ийский] яз[ык]. Это - труд а) новый (после последнего тома Доброклонского3 в 1893 г. - ни одного курса, обзора, системы ист[ории] Рус[ской] ц[еркви] на рус[ском] яз[ыке] не появлялось - т. е. уже 67 лет!!), в) интересный практически для рус[ских] богосл[овских] школ и для рус[ских] читателей вообще и с) особенно интересный для иностранного богослов[ского] мира. Т.е. всё это соответствует условиям стипендии. Особенно мне надо поработать в римских (катол[ических]) собраниях русс[ких] богосл[овских] книг (никто так не ограбил под б[ольшевика]нами Россию, как агенты Ватикана). Ни чешск[ие], ни сербские, ни болгарские] б[иблиоте]ки (увы!) недоступны. А главное - оторваться от рассеяния «многоделья» и - сосредоточиться. Материал уже накоплен, продуман, только упорядочить.
Если бы Бог дал веку - я бы ещё хотел дать подарок нашей б[огословской] школе. Это -курсик Ветх[ого] Завета для преодоления дикой отсталости наших в этой области, и постыдного замалчивания новейших достижений науки.
Словом, наступает решит[ельный] момент: быть или не быть? У молодых вся жизнь ещё впереди. Успеют проделать всякие опыты. Передо мной последняя возможность! Инстинкт самосохранения диктует: - не церемонься, желай и проси. Ни пенсий, ни выслуг у нас нет. Не хочется погибать в беспросветной «подёнщине» до гробовой доски. Говорю Вам это интимно, по-дружески. Чужим, «американцам» этого не втолкуешь.
Думаю, что я заслужил при Академии, чтобы меня не «топили». Я спас честь Академии, дал критическую постановку В[етхого] Завета и поднял на ноги трёх ветхозаветников: Сове, Лю-това и Князева. Но собой пожертвовал: истощил свои досуги. И теперь могу спастись только командировкой с освобождением от поденщины. Привет от нас Вам и Марии Георгиевне.
Сердечно Ваш А. К[арташёв].
2
25.V.1950.
Дорогой Георгий Исакиевич, Кажется, я уже отрапортовал Вам коротенько о проведении нами нашего юбилейного дня. А если нет, то повторю вкратце. Всё и произошло оч[ень] кратко и просто. Скромно всё, бедно у нас, и нет крыльев для парадных взлётов. Этим недоволен Д. И. Лаури, теперь единолично нас опекающий и не скрывающий своего недовольства. П. Ф. Андерсон был его солиднее, сдержаннее. Он терпимее был к нашей духовной «самостийности», т. е. к тому, что мы держимся тактики полного разрыва и игнорирования советской церкви. А между тем они оба здесь пестуют большевицкое детище в виде якобы правосл[авно]го богосл[овско]го факультета на франц[узском] яз[ыке]: Institut St. Denis для советской юрисдикции, где преподаёт Вл[адимир] Лосский4 и бельгиец Менсбругге5 - и только два учёных; остальные (даже не знаю кто?) - неучёные. Стоит это, конечно, дорого. Теперь уже не прочь закрыть дорогую «игрушку», а уча-
щихся подбросить к нам. В этих видах Д. И. Лаури даже приглашал к себе на угощение наших студентов вместе с 15 студентами из St. Denis. И приглашал повторить это свидание. Это было сделано без уведомления ректора нашей Академии и кого-либо из профессоров. Это, конечно, демонстрация: достичь «соединения ц[ерк]вей (!!)» через головы нас - непримиримых. Слепота и наивность иностранных душ. А мы, между проч[им], были бы очень рады получить их студентов к себе, если прикроют Inst[itut] St. Denis. Мы даже на первых двух курсах преподавали бы им параллельно и на франц[узском] языке.
Мы переживаем очередной весенний бюджетный кризис. Д. И. Лаури нервничает. Просил сократить наши ставки. Сократили. Он увидел, что это неприлично. Велел оставить прежние, но наличности у него не хватает, чтобы оплатить текущие расходы. За апрель получили с запозданием. За май пока только одну треть. В июне - неизвестность. Ваши 500, конечно, уже утонули в этом провале. И сверх всего мы ещё должники Д. И. Лаури более чем на полмиллиона фр[анков]... У нас нет запасного капитала, откуда можно было бы брать заимообразно. Но, Бог милостив, вдруг, неожиданно, по случаю юбилея, в первый раз К[онстантинопольский] патриарх Афинагор порадовал нас своей лептой: написал, что из Америки, по его распоряжению (значит от Михаила?), мы получим 2000 дол[ларов] (стало быть 750.000 frs.). Это нас взбодрило надеждой. Когда? Сразу или по частям - ничего пока неизвестно. Наша первая испуганная мысль, что Д. И. Лаури, узнав это, сбросит со своих обязательств тоже 2000 д[олларов], и мы останемся ни при чём. Наш проект - образовать из этой суммы, в первый раз в нашей истории, «запасной капитал», пожелание которого нам не раз высказывал П. Ф. Андерсон. Но мы для этого всегда были импотентны. Скучно всё писать и думать о деньгах. Но что поделаешь? Всё заостряется. Напр[имер], у студентов наших началась страда экзаменов. Они теперь сами ведут кухонное хозяйство. И хорошо ведут, сытнее и выгоднее, чем было до того, когда буфетчики-концессионеры наживались на их желудках. Но на 1е июня у нас нет наличности, чтобы выдать на кухню и на карманные расходы (стипендия). Поехать в Женеву к Маку, чтобы бить тревогу, это будет воспринято, как жалоба на Лаури, у которого действительно нет сейчас ничего, чтобы нам ещё дать взаймы на неотложные расходы.
Историческая книжка наша ещё не готова. Сдана будет в печать на лето. А пока, в нач[але] июня, выйдет № «Церк[овного] вестн[ика]», посвящённый юбилею. Не посетуйте, что и в нём всё будет отражено кратко. Как на парадном 3-х часовом заседании приветствия не были оглашены, а только список их, так и в этом № «Церк[овного] вестн[ика]». Поэтому упоминания имён, кроме получивших вновь почётн[ые] звания, не было и не будет до выхода полной книжки.
Еп[ископ] Иоанн в одном частном письме сообщил, что по мелочной раздражительности о[тец] Г. Фл[оровск]ий не участвовал в нашем юбилейном торжестве у вас. Увы, для него это -оч[ень] характерно.
Привет и благодарность всем нашим друзьям. Сердечно Ваш А. Карташёв.
3
8/21. VII. 1950. 93, rue de Crimée Paris - XIX
Дорогой Георгий Исакиевич,
Спасибо за авионное послание от 16/VII. Еп[ископ] Кассиан просил меня особо благодарить Вас за него. Так обстоятельно, точно и любовно-внимательно проанализирован в нём вопрос и тактика professors scholarships6.
Это моё письмо - только первый отклик. Отложил его до вчерашней встречи с Лаури. Нужно было узнать, ничего ему не говоря, в какой стадии это дело находится в его руках? Декан наш о[тец] Вас[илий] Зеньк[овск]ий пишет с места своего лечения, чтобы мы со Спасским доставили Лаури требуемые последние дополнительные данные к представлению на стипендии, поданному о[тцом] Василием. Ещё до Пасхи о[тец] Вас[илий] написал первое (и по его словам -обстоятельное) «представление» для П. Ф. Андерсона. Но тут случилось что-то странное. Андерсон его не получал. Теперь, после обсуждения в нашей «конференции» (т. е. в общем совете всех преподавателей) о[тец] Вас[илий] вновь что-то написал, чем Лаури не доволен. Но Л[аури] текста записки о[тца] В[асилия] не показывает и, о каких и скольких лицах там идёт речь, - не говорит (путём переписки с о[тцом] Вас[илием] я, конечно, могу это узнать).
Но к след[ующей] пятнице, 28.VII, когда мы вновь будем заседать с Лаури по вопросу о ремонтах на Подворье, я постараюсь дать ему материал для «его представления» о тех же стипендиях. И вот возникает тактический вопрос: как, где, в какой момент и в какой инстанции могут встретиться два представления: Лаури и Мосли? Л[аури] любит монопольно-самодержавное правление. И всё время огорчает себя «обидами». Обижен на Зандера, на о[тца] Вас[илия] З[еньковско]го, на еп[ископа] Кассиана, кажется, и на меня (вероятно, за мои резкие статьи о советской церкви). Это огорчает и нас, потому что мы ценим и любим его, но не можем же обезличивать себя. Значит, дело приняло уже такую процессуальную постановку, что от Л[аури] (если он вновь не засаботирует) поступит куда-то (?) его «представление на стипендию», с его оценками. В каком качестве? В качестве передатчика представления «нашего декана»? - Это бы и имело смысл. Но для самой Foundation, м[ожет] б[ыть], естественнее было бы представление непосредственно от Академии, или через Мосли, который состоит в Foundation? Словом, Л[аури] с его «сверхчувствительностью» устранить нельзя и надо с ним считаться.
Жаль, что у нас все разъехались. И еп[ископ] Касс[иан] сегодня уехал в Испанию, и м[итрополит] Влад[имир] в Ментону (оба до сентября). Мы здесь сидим только двое с о[тцом] Киприаном. Общего, согласованного всем советом профессоров, текста представления и юридически до сентября мы дать не в состоянии. Однако я один (с о[тцом] Кипр[ианом]) набросаю здесь проект (черновик) для Мосли и пришлю Вам на рус[ском] яз[ыке]. А Вы ему устно перескажите, запишите поправки-«подсказы», и здесь я всё это оставлю о[тцу] Вас[ил]ию для официальной] процедуры и оф[ициально] уже на англ[ийском] яз[ыке] кому? Можно ли обойти Л[аури]? Нельзя. Тогда опять через него же? Но, уже без «пропажи»?...
Итак, буду писать для Л[аури] и - по Вашей программе. Для Вас с Мосли. Через неделю после свидания Вам авионным отрапортую.
Сегодня же напишу Вам и другое письмо - не авионное.
Спасибо за долл[аровое] покрытие почто[вых] расходов.
Привет Вам от нас. Ваш А. К.
4
9/22. VII. 1950. Paris - XIX
Дорогой Георгий Исакиевич,
Прилагаемое письмо в газету «Россия» еп[ископ] Кассиан, как член епарх[иального] совета (да и я теперь тоже чл[ен] еп[архиального] совета), просил меня послать через Вас, веря в Ваше американское «всемогущество». Если газетёнка, как я думаю, по свинству своему не напечатает, то, мож[ет] б[ыть], можно по этому резону поместить его и в «Нов[ое] рус[ское] сл[ово]». А для этого Вам придётся снять с текста копию. А по Вашему ручательству, в случае чего, и копии поверит редакция «Н[ового] р[усского] сл[ова]».
Это письмо далее лично пишу для Вас и о моих личных планах.
Как я Вам уже писал, мечты о Рокфел[лерской] стипендии случайно встретились на дороге с моими личными намерениями. С испугом оглянувшись на мой возраст и зная мой нрав, подобно Вашему, быть заеденным текущими злобами дня, я уже в начале протекшего учеб[ного] года решил попросить себе на 1950-51 уч[ебный] год отпуск от чтения лекций, чтобы взяться в ударном порядке за переработку курса. Отпуск этот мне дан, экзаменовать по своему писанному (на машинке) курсу буду, но буду освобождён от др[угих] работ. Буду укрываться в библиотеках и даже в отъездах. Славян[ские] страны (Загреб, Белград, София) теперь за «жел[езным] занавесом». Но есть, сл[ава] Б[огу], Ватиканские наилучшие теперь собрания русс[ких] богосл[овских] книг. Вот туда и устремлюсь прежде всего. Это будет и а) прямое дело, и в) хирургический отрыв от кабалы поденщины здесь, и с) попутно психологич[еский] отдых. Вместо мирных идиллических вакаций.
Но... Конечно, это упирается в нехватку, как говорят хохлы, «грошей». «Грошей» весьма скромных, напр[имер], в объёме оплаты только жилища (которое теперь везде дорого). А кормиться мы привыкли экономно. Получаю я 22.000 frs., т. е. меньше младшей машинистки бюро (30.000 frs.), но при дешёвой («готовой») квартире мы - сыты. Значит, для поездки в Рим надо набросить на эту минимальную сумму квартирную плату. Русские благожелатели уже сделали
мне справку. Со всеми протекциями можно добыть комнату за 10.000 frs. в мес[яц]; т. е. нужно 30 долл[аров] лишних в мес[яц]. Прибавить к этому 10.000 frs., на дорогу (=30 дол[ларов]), да ещё 5000 frs. передержек на чужбине ежемесячно (15 дол[ларов]). Всего - по 50 долл[аров] в месяц понадобится сверх моего пайка в 22.000 frs. Откуда взять? Будь бы менее трагич[ное] время, Академия, мож[ет] б[ыть], и могла бы дать. Я ещё никогда не получал от неё никаких командировочных. В Грецию в 1937-38 г. я съездил целиком на своё жалованьишко (на удивление Андерсона). В Америке я побывал благодаря Вам. И теперь Лаури (не без негодования) спрашивает: «На какие это средства?». И дерзаю думать поехать в Рим. 100 дол[ларов], привезённых из Америки, я сохранил до сего дня. Этого мне хватит продержаться месяца два. А дальше или «сдаться», или смиренно вернуться в Париж, или кричать S.O.S. к Вам, к Вашему посредству о займе у имущих: у Бахметьева, у Сергеевского7, у ...? а гарантия уплаты? В лучшем случае - получение стипендии. Тогда расплата легка и мгновенна. В худшем - уплата ежемесячными каплями и, конечно, с отдачей всей авторской части от продажи книги. Вы назовёте это безумием, но я всё-таки решаюсь на этот «вызов судьбе» не по мальчишеской романтике, а по инстинкту моего возраста: м[ожет] б[ыть], Бог даст мне ещё и не последнюю пятилетку жизни?
Сейчас сижу в Париже, чтобы написать необходимые главы истор[ического] оч[ерка] Академии, подготовить кое-что для нашего писания последнего V-го тома моего курса синодального периода. С него думаю начать. Как раз он у меня, кроме 1ой главы, совсем не писан. Но он -общеинтересный с экуменич[еской] точки зрения особенно, и желателен Андерсону и Лаури для УМСА-Press. Если Бог даст благополучия, то в конце августа двинемся, сентябрь пробудем в Ментоне (в сент[ябре] римские библиотеки закрыты) и в октябре двинемся дальше в Рим. Бездействовать больше не могу, предаюсь фатализму активному, а не пассивному. Вот это всё Вам лично спешу поведать не для громкого поведания «всем - всем», но, конечно, и не для полной утайки. Кому ведать надлежит - тому и следует.
Сейчас надо писать записку для адвоката о наших собственнич[еских] правах на церковь русского кладбища в St. Geneviève, захваченную, по нашему зевательству, попом-большевиком -Л. Липеровским.
Всё время нет покоя от случайных дел. Вы это великолепно знаете по своему столичному положению.
А вот если бы не Ваши 500 дол[л]аров и не совершенно случайно grant Константинопольского] п[артиар]ха Афинагора в 2000 дол[ларов] (надеемся получить их до 10 авг[уста]), то мы не имели бы надежды получить июльское жалованье и августовское (июньское только что получено). С сентября опять положение станет натянутым.
Шлём Вам обоим привет и пожелание летн[его] отдыха! Ваши А. и П. Карташёвы.
P.S. Итак, за мной записка для Мосли.
5
29/16. VII. 1950. 93, rue de Crimée Paris - 19.
Дорогой Георгий Исакиевич,
Не могу ещё опомниться от Вашего нечаянного мной юбилейного подарка! Прямо чудо милости Божьей. Письмо с чеком пришло как раз в день моего рождения, утром, до обедни. Т. е. 11 июля ст[арого] ст[иля], в Ольгин день, 24.VII, а не 26.VII, как перепутала здешняя газета.
Ещё накануне я послал Вам простое письмо, в котором писал о моей решимости не откладывать моего предприятия и совершить нужную поездку в римские библиотеки в этом же учеб[ном] году со всем риском оказаться денежно несостоятельным и уже из Рима взывать через Вас к американским друзьям: S.O.S.! А Вы, как ясновидящий, мою смету в точности реализовали по другую сторону океана. Сердце сердцу весть подаёт! Из письма моего Вы увидите, как Вашим даром разрешается моё безбедное годовое обеспечение в экстренных условиях путешествия. Давно не испытывал такого чувства успокоения после великого напряжения. Могу сравнить только с незабвенным моментом блаженства, когда в 1894 г. смиренный провинциал я прибыл в страшный загадочный С[анкт]-П[етер]бург, выдержал, казалось неодолимый, конкурсный экзамен в Дух[овную] Академию на казённую стипендию и ... почувствовал себя как король, получивший трон и цивильный лист. Так Вы меня «омолодили»!
В нашем «апатридском» положении нет ни пенсий, ни выслуг, ни рент. Ваш великодушный жест даёт мне реальное ощущение (увы, вместе с государством потерянное!) опоры на великий коллектив: нацию. Вы вашим моральным усилием сотворили некое чудо: заменили эту опору трогательной лаской малого круга друзей нашего старшего поколения, верного прежнему всероссийскому идеализму. Им мы жили и дышали, хотя и мало сделали.
Не заслужил я ваших похвал, но разрешая себе вместе с вами по-братски полюбоваться, как в зеркале, тем, что грезилось нашим сердцам смолоду и что нам хотелось бы передать и нашим преемникам и потомкам...
Шлю друзьям мою несказанную сердечную признательность за жертвенную солидарность. А. Карташёв.
6
31. VII. 1950. 93, rue de Crimée Paris -XIX
Дорогой Георгий Исакиевич,
С вопросом о профес[сорских] стипендиях с нашего конца произошла «катастрофа». Загадка - в Д. И. Лаури. Лаури за последний год неузнаваем. Потерял нервное равновесие. «Раз-цапался» с самыми близкими сотрудниками из нашей среды: сначала с Зандером, затем с о[тцом] Вас[илием] Зеньковским. Вообще, вспыльчив, самодержавен, резок.
Чувствовалось с самого начала, что данное предприятие ему не по вкусу. Почему? Потому что не от него исходило? Он знал, что выдвинули вопрос Вы с Мосли и затем уже привлекли П. Ф. Анд[ерсона] и в последн[юю] очередь Лаури. Его, видимо, обижала роль только передаточной инстанции. А Ваша роль ещё грозила ему тем, что, благодаря Вам, ему не удастся устранить из числа кандидатов меня. В таком случае всё приобретало для него даже обидный смысл: быть толкачом враждебного его чувству предприятия. Поэтому он саботировал. Как на грех, наш многодельный и скородельный декан о[тец] Вас[илий] З[еньковский] давал Л[аури] оч[ень] краткие данные. Л[аури] молчал, а при случае говорил, что этого ему мало, что надо ещё что-то. О[тец] Вас[илий] прибавлял. И материал опять лежал без движения.
Наконец, пришло Ваше письмо «для меня». Я счёл нужным познакомить с ним декана. Он решил, что надо не скрывать от Л[аури] самого факта письма. Что, узнав об этом позднее через Америку, Л[аури] «взбесится». Что нужно на словах познакомить Лаури с общей мыслью Мосли о большой записке. Мотивировать Вашу активность соревнованием с П. П. Зубовым, который уже опередил нас.
Наша дипломатия оказалась близорукой и глупой. Лаури именно взбесился. Видимо, он взбесился бы всё равно, во всех случаях от одного прикосновения к этому делу. Л[аури] даже не заинтересовался спросить: что же именно в частности желает Мосли? Он просто вынул из стола материалы, вручённые ему деканом, и заявил кратко и обиженно: «Я не хочу более заниматься этим делом. Пишите сами Новицкому и Мосли!!!».
Как раз сейчас момент безлюдия. Декан уехал. Лаури - тоже. Приедет перед 16.VIII, когда нам предстоит с ним свидание о ремонтах, и в тот же день опять уедет.
Я всё-таки думаю, надо сдержанно, деловито идти мимо нервных капризов. Из материалов декана и подсказов Мосли я набросал записку, пошлю декану на просмотр, и пусть он опять пошлёт её к Лаури. Если и тогда закапризничает, останется направить дело, помимо его - в руки Мосли или, по его указанию, куда-то прямо.
Не хочу верить, что от нервов Л[аури] зависит наша академич[еская] работа. Чувствую себя виноватым и пред Вами. Ваше бескорыстное и огромное напряжение как будто провалено нашим простофильством. Однако спешу отравить Вам отдых этой неприятной вестью, чтобы не вышло ещё большей какой неловкости. Чтобы Вы (и если нужно и Мосли) были вполне зрячими в этой воспалённой и ненормальной атмосфере. Атмосфера такова, что, как ни повернись, всё равно не угодить.
Моя гипотеза: на Л[аури] отражается кризис мировой амер[иканской] политики. Ставки на большевизанов проваливаются. А в его privy council8 сидят два сноба «сов-патриотизма»: Ели-
9 10 11
та-Вильчковский и Энден . Inde irae !..
Так или не так, но жизнь не ждёт. Надо жить и действовать. Жду от декана письма. Жаль, что разделены. Других советников около нет.
Простите за тревогу. Желаю, вопреки всему, Вам и Марии Георгиевне набраться сил и здоровья. Ваш А. Карт[ашёв].
7
7. VIII. 1950. Paris - XIX
Дорогой Георгий Исакиевич,
Вот написанный мной проект нашего представления в Rockfeller's Foundation применительно к пожеланиям Мосли. Составлен он наполовину из материалов, уже представлявшихся нашим деканом о[тцом] Вас[исилием] Зен[ьковски]м Д[ональду] И[ванови]чу Лаури. Я посылаю его декану на просмотр и одобрение. А там на отдыхе, оказывается, о[тец] Василий увидит и Лаури. Надеюсь, что Лаури уже перебесится, о[тец] Василий его усмирит, и они в совместном чтении установят текст представления. Затем встанет вопрос о переводе текста на англ[ийский] и отсылке его нормально самим Лаури. По какому адресу? Мне не ясно. Опять опасность проволочки.
Во всяком случае, спешу переслать Вам текст в Торонто. Сегодня 7е; до 17го, я думаю, дойдёт. Посмотрите, если хотите - осведомьте Мосли. Обижать Лаури ни Вы, ни он, конечно, не собираетесь. Поэтому подскажите нам и дальнейшую тактику действий.
Пока всего доброго! Поклон от нас обоих вам - обоим.
Ваш А. Карташёв.
8
10. VIII. 1950. Париж.
Дорогой Георгий Исакиевич, Сейчас я получил письмо от о[тца] Вас[илия] Зеньк[овско]го. Он - на вакациях, я - здесь. Всё время переписываемся о текущих, срочных делах.
По вопросам «тактики» он пишет мне след[ующее]: «По моему Г. И. Нов[ицк]ий должен поговорить с П. Ф. Анд[ерсон]ом, а не с Мосли, ибо официально всё дело пошло через Анд[ерсона]на. Это уже дело Анд[ерсо]на посвящать или не посвящать Мосли в глупости Ьошпе».
Мне кажется, это верно. Считаю нужным безотлагательно сообщить Вам. Но Вам ещё виднее.
Я день ото дня молодею от Вашего дара. Великое облегчение и окрыление!.. «Гляжу вперёд я без боязни!..».
Хочется поскорее убраться из пекла парижской суеты и. писать, писать, сузив внимание на одном!... Даже мировая гроза не наводит уныния!
Дай Бог и Вам с М[арией] Г[еоргиевной] хорошего, бодрящего отдыха! Ваш А. Карт[ашёв].
9
29 августа 1950. Ментона
Дорогой Георгий Исакиевич,
Получил Ваше авионное от 21-го авг[уста] и жалею, что Вы на него потратили свои усилия
главным образом по моей вине. По-видимому, тоже в первом моём отклике на Ваш «томос» я пропустил слона. А был спокоен, что я всё сделал. Ваш новый дополнительный чек в 25 д[олларов] я, конечно, благополучно получил, и он благовременно принёс нам великое облегчение в нашем летнем плане. Вообще Ваш юбилейный дар принёс мне на старости лет громадное нервное и духовное облегчение. Живу второй год, вдохновляясь главной моей работой, как будто Державин12 в своей Званке, осыпанный милостями Фелицы13. Если бы реализовались и все Ваши героические усилия на счёт стипендии, то для меня создались бы условия психологически ещё небывалые за весь период эмиграции. И для Вас лично, как финансового попечи-
теля нашей Академии, и для облегчения её бюджета это было бы большим достижением на пользу всех, в смысле реализации назревающих прибавок к содержанию всей братии. Таким образом, для предполагаемой Вами зависти фактически и психологически нет места. Это я Вам свидетельствую объективно, как Вам верно засвидетельствовал это о[тец] Шмеман. Когда вначале поднялся вопрос о стипендии, то и мысли не было ни у кого о нескольких лицах. А затем как-то сбились чуть не на целый десяток. И это было и невероятно, и несколько противоестественно. Что касается в частности Спасского, то он с момента войны, оккупации и вообще всего этого периода голодовки получал и до сих пор получает за всю совокупность своих обязанностей, как преподавателя, как секретаря и бухгалтера больше всех нас. А сверх того, вот уже три года как он получает и другое жалованье, работая в издательском отделе у Лаури. Это лишает нас в течении трёх дней в неделю его присутствия в концелярии и составляет, конечно, минус в технике деловой жизни Академии. Но, как известно, аппетит приходит вместе с едой. Вероятно, увлечение увеличением своего заработка и побудило Сп[асско]го подбросить Вам, в тайне от меня, в проект Вашего ходатайства о стипендиях ту - откровенно скажу фальшивку, которую я с огорчением увидел, когда получил присланные Вами копии английской переписки по этому вопросу. Если Спасский, человек скромных учёных возможностей, и накопил кое-какую мелочную археологическую эрудицию, без возможности построить на ней какие-нибудь широкие обобщения, то только в области наших литургических текстов. Соваться ему в область древней русской доистории, посильную только Нидерле14-Ростовцевым, а, может быть, и Тойнби15, вещь безумная, неподлинная, повторяю фальшивка, опасная для репутации нашей Академии. Мои коллеги, узнав об этом, тоже вздохнули и прикусили язык. Насколько ограниченно понимание Лаури видно из того, что он не видит опасности для репутации Академии в своём преданном ему слуге - Сп[асс]ком, а усмотрел её во мне...
И для оценки нашей академической жизни и вместе епархиальной я должен посвятить Вас, не то чтобы секретно (здесь это не секрет), а пока лично, для Вашей ориентации и даже для понимания некоторых акцентов в деятельности о[тца] Флоровского и Шмемана. Последние заинтересованы перекачать от нас большое количество молодых учёных сил. И, надо сказать, мы смотрим на это с спокойной, царской щедростью. Но, к сожалению, стимулируется этот благородный «товарообмен» и некоторым комплотом молодого поколения нашего, настроенным против ректора еп[ископа] Кассиана. Факт очень близорукий и печальный, невыгодный для чести Академии. Есть два мира: мир идеалистический, возвышающий весь уровень нашей церковной жизни, это мир Академии, и мир епархиального быта, по природе прозаический и обременённый мелкими помыслами и маленькими людьми. Не всем дано искусства синтезировать эти два мира. Но тех, кто неспособен погружаться в прозу, пусть не любят люди нижнего этажа, а никак не члены самой Академии. Еп[ископ] Кассиан по природе однобокий носитель только академического идеализма и идеализма вообще, не обладающий искусством носителя власти, администратора и устрашающего педагога. Его доверчивость хорошо эксплуатируется пронырливыми людьми и в студенчестве и в епархиальном направлении. Если за это простофильство его не любят и презирают такие прожжённые дельцы, как Савва (разлучивший своими внушениями и наветами наших епископов), то присоединяться в этой критике нам - академикам, к стану житейских насмешников и пошляков, есть непростительная безвкусица и преступление! Между тем панибратство с Саввой заразило нашу «молодёжь» (не огульно, конечно, а в разной степени) этим антиакадемическим и потому предательским настроением. Думаю, что по отцу своему насмешливый Шмеман является типичным носителем этого антикассиановсого настроения. Может быть Вы это заметили и заметите. Я хочу, чтобы Вы знали о порочности для существа нашей академической жизни этого греховного душка. Позвольте быть до обнажённости откровенным. В борьбе низовых, житейских пошляков против нашей академической вершины не место нам валить и предавать высококачественную, учёную, высококультурную фигуру еп[ископа] Кассиана. Ни культурно, ни церковно, ни просто лично-морально сотни савв не стоят и ногтя еп[ископа] Кассиана. Дай Бог, чтобы над серенькой низиной измельчавшего русского епископата могли возвышаться и возглавлять его такие вершины. Да, еп[ископ] Кассиан неискусный администратор. Ну, так дайте ему искусных помощников, искусных секретарей, а не ставьте во главу, вместо него, недостойную и прошлого и будущего великой русской церкви мелкоту. Одна полумысль о том, что заместителем нашего м[итрополита] Владимира может оказаться не под-
линно достойный того морально, интеллектуально, национально, экуменически еп[ископ] Кас-сиан, а какой-то чумазый кретин Н[икон], приводит в ужас: неужели мы так одурели, так опустились, так не понимаем, что позорно даже помышлять об этом! На личности еп[ископа] Кассиана сейчас исторически и духовно перекрестились судьбы и экзархата и нашей Академии. Если через Лаури и одряхлевший Мотт будет клонить, чтобы умопомрачилась и светлая голова патриарха и склонилась к затиранию духовно высокой фигуры еп[ископа] Кассиана и замене его представителем мелкой прозы, то это станет концом морального первенства нашего экзархата среди фракций эмигрантской русской церкви. Поразительно как заражают и помрачают сознание банальные лозунги для толпы: «долой Кассиана и да здравствует Савва!». Увы, к этому свелась в настоящий момент общая картина. Не хочу верить, чтобы эта низость восторжествовала. Итак, гниль в церкви, безволие и низкий вкус, господствует не только у Вас, но и у нас.
Всё, что я от Вас получил, передано о[тцу] Василию. Мы с ним в постоянной переписке. Теперь буду писать Вам не авионными, а простыми письмами. Наш привет А.+П. К[арташёвы].
10
29. VIII. [19]50.
Дорогой Георгий Исакиевич,
Посылаю коллекцию благодарств[енных] писем на Ваше попечение. Думаю, по именам-отчествам не ошибётесь в адресатах. Только Бахмет[ьеву], Сергеевск[ому] и Евг[ению] Ис[аевичу] я послал отдельно.
Не упрекайте, что с приветствием съезду FROC мы безнадёжно опоздали. Не было для подписи ни ректора (он ещё в Испании), ни декана. Только вчера приехал о[тец] Василий и сегодня утром его для этого поймали. Нет под рукой и знатока англ[ийского] яз[ыка]. Поэтому ограничились краткой формулой. Лучше всё-таки поздно, чем никогда.
О[тец] Василий решил отдать наш текст записки в Rockefell[er] Foundation в англ[ийском] переводе так, как он есть, боясь безмерного опоздания. Он не надеется уломать Д. И. Лаури взять на себя пересылку. И тогда мы вынуждены будем слать через Вас прямо П. Ф. Андерсону.
Переписывайтесь пока со мной. Предполагаю, что числа 8-9 сент[ября] мы двинемся в Ментону до таких же чисел октября (а там, если угодно Богу, если найдено будет жилище, то в Рим). Но пишите в Академию, а мне уже перешлют.
Но, с конца сентября пишите прямо о[тцу] Василию.
О политической теме пока скажу кратко. Задача величайшей важности - идеология и организация центра. И столь же трудный шаг. Толпы идут всегда за демагогическими крыльями. И позор буржуазии и интеллектуалов, что они самоубийственно связываются с крайними, а не поддерживают спасающий их центр.
Послал Ваш текст С. П. Мельгунову. М[ожет] б[ыть] через 2 дня увижу его.
Сейчас спешу дописать свои главки для «Истории Акад[емии]». Надо же как-то вырваться и уехать.
О докторатах: Scaify, Hardy16, West'y17 с приездом еп[ископа] Касс[иана] вопрос будет пересмотрен. Ваш А. Карт[ашёв].
11
4 сент[ября] 1950. 93, r[ue] d[e] Crimée Paris - 19
Дорогой Георгий Исакиевич, Вчера здесь был Д. И. Лаури с молодым америк[анским] «руссоведом» Mr. Howell -посмотреть на Академию. Прощаясь, буркнул: «Я получил копию письма Павла Франциевича о стипендиях. Я совершенно с ним согласен и "благословляю", так действуйте». Что это значит, нам неясно. Если копия письма, то кому же оригинал? Сегодня встретились с о[тцом] Вас[илием] Зен[ьковским]. И он ничего не получал. Но, очевидно, план и инструкции как действовать, исходящ[ие] от П[авла] Фр[анциеви]ча, Вам скорее будут известны. Пишите об этом прямо о[тцу] Василию. Он, не откладывая, отдал текст нашего меморандума англ[ийской] переводчице. И вообще будет ускорять его отсылку к Вам.
Я уеду 8го, а 11го вернётся ректор - еп[ископ] Кассиан. Мы с о[тцом] Вас[илием] будем его убеждать быть щедрым на докторат для америк[анских] друзей. Я оставляю ему письмо о 4х: West, Hardy, Scaifе, Tomkins18.
Секретарь присылает Вам при сем расписку.
По статуту для неправославных у нас положен титул общепринятый: Dr. Theolagiae и только. А для православных: Dr. Scient. Ecclesia Sticarum - и только один титул. Так[им] обр[азом] и всяких историков (искус[ства], литерат[уры]) нужно подвести под историков христиан[ской] культуры, и философов - под философов христианской ф[илософ]ии.
Ваш меморандум о «центре и журнале» переслал С. П. Мельг[унову], но не имею отклика. Возможно, что по свирепой ревности о своём деле он будет «лаяться». Но будьте стоически спокойны. Факты важнее эмоций. Он и на меня «лается», не понимая моего долга перед наукой и церковью.
А вот существенная] деталь. Вы вставляете в числе писателей имя Бунина19. Это ошибка. Для европейских русских - это провал. Равно как и имя Маклакова. Они, как знамёна и символы, непоправимо провалились. Их надо покрыть молчанием. М[ожет] б[ыть] русские аме-рик[ан]цы этого ещё не чувствуют. Кроме того реально Бунин уже ничего не напишет. Он - развалина. Советую поправить, если можете. «Центр» может быть оч[ень] левым в программе и в привлечении левых персонажей, равно и правых, но «соглашательства» не должно быть ни атома.
Привет! Ваш А. Карташёв.
12
26 декабря 1950. Рим. Via Emilio Morosini - 10.
Дорогой Георгий Исакиевич,
Сто лет не писал Вам. Как бы ушёл от мира в затвор библиотечный. Живу на чужбине, по возможности спасаясь от русских людей. Отделён и от академических дел. Поэтому не могу и о них писать точно. В результате - естественное эпистолярное замирание.
Прежде всего, должен сказать Вам, как необыкновенно благоустроил меня Ваш американский дар. По моему финансовому невежеству я даже не предвидел, насколько без американского чека я был бы бессилен пробыть в Италии больше одного месяца, ибо только доллары здесь приемлются без ограничения. Франков можно ввести только 25.000 на человека. И уже дальнейший перевод ни жалованья, ни стипендий, иначе как в американской валюте, невозможен. Конечно, известная категория денегоделателей этим не стесняется. Но мы - частные люди в безвыходном тупике. В конце концов, даже у меня, практически беспомощного, нашлась временная комбинация с латинянами насчёт получения здесь лир вместо вносимых там Спасским франков. Но она ограниченна и вскоре кончится. И всегдашним избавителем для меня из всех затруднений и томительных ожиданий получек из Парижа является Ваш волшебный чек, разбитый на мелкие дроби. Иду по торговым артериям Рима, как некий Крез, с небывалым нервным спокойствием и в любой день получаю везде нужное количество и не только без затруднений, но и как бы с некоторой почтительностью и признательностью. Оглядываясь назад, я сознаю, что без Вашего чека я тут прогорел бы, и через месяц-два беспомощно бежал бы обратно. Отсюда делайте вывод, что хотя я и не писал Вам за это время, но дружески и с благодарностью вспоминал Вас неизмеримо чаще, чем когда-либо.
Почему я решил предпринять эту экскурсию из Парижа, не дожидаясь выяснения вопроса о Рокфеллеровских возможностях? Во-первых, жизнь уже достаточно приучила к скепсису. Синица в руках надёжнее журавля в небе. Во-вторых, даже и при наличии стипендии, я чувствую, что «внеакадемические лица» склонны дать её кому угодно, но не мне, за то, что в самые идиотские минуты мировых братаний с Джугашвили я был бурным и портящим праздник раскольником. Я, понимая, что все люди имеют право на ошибки, на страсть, даже на ненависть, и ни от кого не требую натужных симпатий, если их нет в душе. Но просто не закрываю глаза на объективный факт...
П. Ф. Андерсон сравнительно недавно виделся с нашей Академией в Париже; он не мог не дать каких-нибудь сведений о движении дела о стипендиях и не удовлетворить любопытство
нашего быстроделательного декана о[тца] В. Зеньковского. А последний, просивший и меня бомбардировать Вас по этому делу запросами, вдруг замолчал и ни словом в своих письмах ко мне об этом больше не упоминает. Если, что естественно, всё дело отсрочилось до будущего учебного года, то почему бы и не сообщить мне об этом? Словом, в виду такой обстановки я решил не терять драгоценного времени и делать своё дело, как и раньше предполагал, независимо от всяких иллюзий.
Всё мне диктует моё теперешнее поведение: а) мировая угроза новых железных занавесей и новых разделений границ; б) мой возраст; в) естественно подошедшая в этом году грань в моём преподавании Ветхого Завета: я выпестовал о[тца] А. Князева, дал ему срок в течение четырёх лет составлять курс постепенно. И на этот год, хотя ещё и экзаменую IV курс по моей программе, но уже ответственность за весь предмет возложил на Князева; г) следовательно, ждать мне нечего. Приспел срок, когда я чувствую долг срочно вернуться к предмету моей академической юности, т. е. к истории Русской церкви. Курс мой требует большого обновления и переработки. Есть части, которые надо писать совсем заново. Строго говоря, работы хватит на целую новую жизнь. Но я не утопист. Знаю, что и в том виде, в каком мой курс служит для экзаменов в нашей Академии, уже выдержит критику, если будет отдан под печатный станок. Благоприятствует этому давнее отсутствие ещё в России новых курсов истории Русской церкви. Последний из них четырёхтомный проф[ессора] Доброклонского, вышел в 1893 г. Значит почти 70 лет!! Не с кем конкурировать. Всякий курс будет на этом голодном поле встречен признательностью. Даже соблазнительно с книжно-рыночной точки зрения.
Вот почему я и сосредотачиваюсь теперь на использовании римских католических собраний русских книг, самых теперь полных и тщательно подобранных, хотя, может быть, и без любви.
Не похвалюсь быстроходностью и объёмистостью пересмотренной пока здесь мною литературы, но всё-таки у меня уже больше, чем прежде, теперь уверенности дерзнуть положить на бумагу собранное и сопоставленное. Словом, пока атомные бомбы не мешают, устраняясь от многого, отвлекающего в сторону, буду упорно ускорять дополнения, поправки и новые добавления к неравномерно разработанной схеме моего курса.
Меня запрашивает декан о[тец] В. Зеньковский, не пишет ли чего-нибудь Новицкий о стипендиях? Я его упорно отсылаю к Вам и упорно Вас не беспокою. Знаю, что зря Вы этого дела не забросите. Замедлилось, стало быть, так неизбежно.
Как всегда в нашем беженском положении, многое зависит от ограниченности наших прав на всякие визы. Данная мне сейчас виза на Италию кончается 14 января. Хлопочу, и меня уверяют, что дадут продолжение визы и, может быть, на все три новые месяца. Мой идеал - продержаться тут елико возможно дольше. К весенним экзаменам я вернусь и учебный год закончу. И всё это - материально благодаря Вашему дару и его чековой форме!
Увы, ничего светлого не вижу на политическом горизонте. И также, как в вопросе жизни и смерти, пока живы - трудимся, как бы бессмертные, так и тут приходится углубляться в работу, не закрывая глаз, что завтра - «кончина мира». Итак, пока мы здесь, черкните что-нибудь и сюда. И о политических и журнальных проектах.
Как Ваше и Марии Георгиевны здоровье?
Я и П[авла] П[олуэктовна] шлём Вам теплейшие благопожелания на Новый, может быть страшный год. Да хранит Вас Бог.
Сердечно Ваши А. и П. Карташёвы.
Р. Б. Живём здесь у старых рус[ских] эмигрантов. Комната с правом пользования] кухней. Кварт[иры] здесь дороги, особенно по случ[аю] юбил[ейного] года. Появилось на днях и отопление - электрич[ест]вом, довольно дорогое. Переживаем самый скверный сезон. Дожди-дожди и мокрый холод. Питание здесь дороже парижского. Но кое-что (овощи, фрукты, рис) - зна-чит[ельно] дешевле. В среднем подгоняем к прежнему уровню.
Р. Р. Б. Прилагаемая катол[ическая] иконка Свят[ителя] Николая лежала на алтаре над мощами Чудотворца. А. К.
ПРИМЕЧАНИЯ
1 Мосли (Mosely) Филипп (1905-1972) - президент Восточноевропейского фонда и профессор международных отношений Корнуэльского и Колумбийского университетов.
2 Карташев A. B. Непримиримость // Возрождение. 1947. Тетрадь 6. С. 7-14.
3 Доброклонский Александр Павлович (18561937) - историк церкви. Упоминалось его «Руководство по истории русской церкви». Вып. 4: Синодальный период, 1700-1890 гг. М., 1893.
4 Лосский Владимир Николаевич (1903-1958) -богослов, декан Французского православного института св. Дионисия в Париже (1945-1953).
5 Архиепископ Алексий (Альберт ван дер Мен-сбрюгге, нидер. Albert van der Mensbrugghe; 1899-1980) - епископ РПЗ, архиепископ Дюссельдорфский, профессор Французского православного института св. Дионисия в Париже (1946-1950).
6 Профессорские стипендии (англ.).
7 Сергиевский Борис Васильевич (1888-1971) -лётчик-испытатель, певец, общественный деятель.
8 Тайный совет (англ.).
9 Елита-Вильчковский Кирилл Сергеевич (1904-1960) - литературный критик, редактор.
Информация о статье
Дата поступления 21 сентября 2018 г.
Дата принятия в печать 12 ноября 2018 г.
Сведения об авторе
Антощенко Александр Васильевич - профессор кафедры отечественной истории Института истории, политических и социальных наук Петрозаводского государственного университета (Петрозаводск, Россия) Адрес для корреспонденции: 185910, Россия, Петрозаводск, ул. Ленина, 33
E-mail: ant@petrsu.ru Для цитирования
Антощенко А. В. «Позвольте быть до обнажённости откровенным». Письма А. В. Карташёва Г. И. Новицкому. 1950 г. // Вестник Омского университета. Серия «Исторические науки». 2018. № 4 (20). С. 283-294. DOI: 10.25513/ 2312-1300.2018.4.283-294.
10 Энден Михаил Николаевич (1901-1975) -экономист, статистик, член епархиального совета Западноевропейского экзархата Московской патриархии.
11 Отсюда гнев (лат.).
12 Державин Гавриил Романович (1743-1816) -поэт, государственный деятель.
13 Екатерина II.
14 Нидерле (Niederle) Любор (1865-1944) -чешский археолог, этнограф и историк-славист.
15Тойнби (Toynbee) Арнольд Джозеф (18891975) - британский историк, философ истории.
16 Гарди Эдуард Роше (1908-1981) - профессор церковной истории богословской школы Беркли в Йельском университете (1945-1969), член Всемирного совета церквей (1947).
17 Уэст Эдвард Насон (1909-1990) - священник епископальной церкви, ризничий в соборе Святого Иоанна Богослова в Нью-Йорке.
18Томкинс Оливер Стрэтфорд (1908-1992) -англиканский епископ.
19 Бунин Иван Алексеевич (1870-1953) - писатель, поэт, лауреат Нобелевской премии (1933).
Article info
Received
September 21, 2018 Accepted
November 12, 2018 About the author
Antoshchenko Aleksandr Vasil'evich - Professor of the Department of Russian History of the Institute of History, Political and Social Sciences of the Petrozavodsk State University (Petrozavodsk, Russia)
Postal address: 33, Lenina ul., Petrozavodsk 185910, Russia
E-mail: ant@petrsu.ru For citations
Antoshchenko A. V. "Let Me to Be Revealed as a Nude". Anton V. Kartashev's Letters to George I. Novitskii. 1950. Herald of Omsk University. Series "Historical Studies", 2018, no. 4 (20), pp. 283-294. DOI: 10.25513/2312-1300.2018.4. 283-294 (in Russian).
