CC BY
103
А.Н. Хохлов ПОЗИЦИЯ ПРЕЗИДЕНТА ЮАНЬ ШИКАЯ В ОТНОШЕНИИ КОНФУЦИАНСТВА И ЕГО ПОПЫТКА РЕСТАВРАЦИИ МОНАРХИИ В КИТАЕ (Окончание. Начало в № 1, 2009)
Период президентства Юань Шикая (1912-1916) - один из наиболее сложных периодов истории республиканского Китая. В политическом плане он характеризовался острыми коллизиями борьбы президента, стремившегося к установлению личной диктатуры, с республиканской оппозицией1. Эта борьба позволила ему на гребне широкой пропаганды конфуцианства провозгласить себя императором.
Из-за привычного приоритета, отдаваемого исследователями разных стран политическим играм, вопрос о роли конфуцианства в Китае после Синьхайской революции 1911-1912 гг. до сих пор оставался наименее изученным в отечественной и зарубежной историографии. Между тем благодаря осторожной, выжидательной позиции Юань Шикая в данном вопросе сторонникам этого традиционного учения удалось путем усиления пропаганды конфуцианства создать в стране благоприятную почву для движения в пользу реставрации монархии. Ее установление, как свидетельствуют факты, вызвало недовольство и открытые протесты даже среди умеренных радикалов, не говоря уже о вооруженных выступлениях республиканцев на юге Китая и в его центральной части.
Чтобы полнее представить данную ситуацию в рассматриваемый период достаточно обратиться к материалам прессы, а также к донесениям иностранных дипломатов, в том числе российских, в Пекине и провинциальных центрах, ранее порой недоступных отечественным авторам.
В политике президента Юань Шикая важное место занимал вопрос о конфуцианстве, который приобрел особую остроту из-за статьи 6-й Временной Конституции Китайской Республики. Она гласила о том, что «все китайские граждане пользуются
правом свободы совести». Чтобы снять напряжение, создавшееся у населения разными толками по поводу данной статьи, Юань Шикай как Временный Президент 16 апреля 1912 г. выступил на сессии Палаты представителей со следующим разъяснением: «Согласно началу религиозной свободы все существующие в Китае религии должны рассматриваться как равные. Поэтому все граждане Китайской Республики, независимо от того, являются ли они свободомыслящими или же исповедуют ту или иную религию, должны прилагать все усилия к устранению всяких распрей между собою на религиозной почве, дабы совместно пользоваться благами мира»2. Это заявление, в искренности которого сильно сомневались многие иностранные миссионеры, жившие в разных районах Китая, произвело громадное впечатление на китайцев. Оно было подкреплено в 1913 г. просьбой китайского правительства к христианским проповедникам помолиться о благополучии Республики.
После таких актов главы государства многим стало казаться, что культ Конфуция теряет свое значение. В результате некоторые государственные деятели заговорили о необходимости уничтожения этого культа, а министр народного просвещения в первом республиканском кабинете Цай Юань-пэй даже заявил о намерении внести в этой связи предложение в Палату представителей. Но идея эта не встретила поддержки из-за энергичных протестов воинствующих ретроградов, выступивших против возможного уничтожения культа Конфуция. Шанхайская газета «Синьвэнь-бао» в номере от 1/14 августа 1912 г. писала, например, по этому поводу: «Учение Кун-фу-цзы в течение веков поддерживает мораль и нравы Китая, и если в один прекрасный день
уничтожить это учение, то, без всякого сомнения, китайцы сделаются безнравственными и нравы [населения] испортятся».
В связи с тем, что последовавшее за революцией учреждение республики принесло с собой новые идеи и понятия, способные привести к подрыву традиционных устоев китайского общества, известный революционер Хуан Син, активно боровшийся за свержение маньчжурской династии, в сентябре 1912 г. направил Юань Шикаю доклад о необходимости поддержания морали и старых добрых нравов путем сохранения и внедрения в умы населения 8 основных добродетелей Китая: сыновней почтительности, братства, преданности, доверия, вежливости, справедливости, честности и стыдливости, иначе говоря, «религии ученых» (жу-цзяо), или учения Конфуция. На это последовало согласие президента Республики в виде указа от 20 августа/7 сентября, ставшего знаменательным событием.
В ноябре того же года бывший инспектор народного просвещения Шэнь Цзэнчжи в Международном институте в Шанхае прочитал лекцию «Религия - всеобщий факт», в которой доказывал необходимость конфуцианства как религии для Китая.
Стремление китайского правительства к признанию конфуцианства государственной религией наряду с преследованием этических целей нередко воспринималось как акт противодействия распространению христианства, против чего энергично выступал американский миссионер Джильберт Рейд, которого иностранцы считали лучшим знатоком тогдашнего Китая. Он опровергал точку зрения о том, что поддержка конфуцианства может повредить распространению христианства, и горячо приветствовал движение в пользу конфуцианства3. Совершенно иного мнения в связи с высказываниями Дж. Рейда придерживался автор статьи, опубликованной еженедельной газетой «Норс Чайна Геральд» (Шанхай) 30 августа 1913 г. на английском языке под заголовком «Государственная религия для Китая. Движение в пользу принятия конфуцианства». По заявлению автора данной статьи, вожаки этого движения выступали за то, чтобы в постоянную конституцию Китай-
ской Республики был включен параграф, согласно которому конфуцианство объявлялось государственной религией с учетом религиозной свободы граждан. Это, по его мнению, не только угрожало распространению христианства, но и могло вызвать неприязненные отношения между адептами других вероисповеданий: магометанами
(мусульманами), буддистами и даосами. Как указывалось в статье, во главе движения стояли академик Чэнь Хуанчжан (родом из провинции Гуандун), получивший ученую степень доктора философских наук в Колумбийском университете США и избранный вице-президентом Общества Конфуция в Пекине, а также видный философ Янь Фу, бывший товарищем (заместителем) министра народного просвещения при династии Цин.
11/24 сентября 1913 г. вице-президент и губернатор провинции Хубэй Ли Юаньхун телеграфировал в Пекин высшему руководству страны о необходимости признания конфуцианства государственной религией. Тем временем губернаторы провинций по инициативе членов Общества Конфуция Чэнь Хуанчжана, Янь Фу, Лян Цичао, Ся Цзэнъю, Ван Шитуна, вполне одобряя действия Ли Юаньхуна, разослали уездным начальникам предписания о необходимости внедрения в сознание населения идеи о том, что вне конфуцианства нет спасения для Республики. Примером такого распоряжения провинциальных властей российский консул в Кантоне (Гуанчжоу) А.Т. Бельченко называл предписание губернатора провинции Гуандун Лун Цзигуана, появившееся в местной губернской газете4.
На усиление пропаганды конфуцианства в Китае указывали многие иностранцы, в том числе дипломаты. Тот же российский консул А.Т. Бельченко 24 сентября 1913 г. в донесении российскому посланнику в Пекине В.Н. Крупенскому: «Совершенно незаметный 30 лет тому назад день рождения Кун-фу-цзы... по-видимому, делается национальным праздником5, а самое учение Конфуция общей национальной религией. Громадная разница в отношении, например, кантонской прессы к культу Конфуция несколько лет назад и ныне. Тогда газеты называли Кун-фу-цзы весьма способным, ста-
рательным и добросовестным человеком, великим толкователем своим соотечественникам искусства управления и способа, каким должны управляться семейства, чтобы жить в согласии. Ныне [наблюдается] другая картина: Конфуций - благой, мудрый, святой. Как водыг покрыгвают моря и звез-дыг блещут над всем земныгм шаром, так и влияние Конфуция самое совершенное, самое полное и блестящее. Конфуцианство -только одна религия (здесь и далее курсив мой. -. А.Х.). Оно не опирается на бормотание духов и демонов, не верит в силу Бога, не имеет никакого отношения к басням, которые говорят о подземном царстве, алчных демонах, жертвенных животных и о таких делах, которые по исследованиям ученых людей найдены принадлежащими к другим религиям. Кун-фу-цзы по [всей] справедливости герой среди героев прошлого, основатель одной из древнейших религий в свете, по отношению к которой все другие религии и системыг морали должны занимать подчиненное место.
Все указанные мною факты, - подчеркивал российский дипломат, - свидетельствуют о желании китайского правительства создать в противовес христианской религии свою собственную в виде конфуцианства. Но мне кажется, на стремление создать собственную [государственную] религию нужно смотреть гораздо глубже. Нет никакого сомнения в том, что создание [ее] имеет в виду полное [политическое] объединение всего Китая вокруг культа Конфуция»6.
На фоне растущего интереса в Китае к судьбе конфуцианства весьма симптоматичным выглядит появившийся 9/12 июля 1913 г. указ Временного Президента Республики, в котором сказано: «После изучения истории Китая и мнения ученых людей я, Президент, уверен, что Кун-фу-цзы должен быть и оставаться учителем десять тысяч веков. Но в Республике власть принадлежит народу и право свободы совести должно быть уважаемо. Поэтому циркулярная телеграмма была послана Кабинетом в провинции по поводу [выяснения] мнения большинства нашего народа в отношении жертвенных церемоний, [связанных с] Кун-фу-цзы, и мы еще не получили их ответов. Ныне мы имеем лишь телеграмму от Инь
Чанхэна [комиссара по усмирению окраин в провинции Сычуань], советующего, чтобы училищам и школам по всей стране было предписано соблюдение жертвенных церемоний относительно Конфуция, и это является правильной мыслью. Настоящим предписывается: коль скоро будут получены ответы из провинций, тщательно выработать правила для жертвенных церемоний Конфуцию как знак глубокого [к нему] почитания. При нынешней безнравственности, когда народ считает неповиновение равенством и своеволие свободою, прочность и существование страны зависит от применения четырех добродетелей; и мы надеемся, что преданность Кун-фу-цзы вообще может возродить умы народа так, что существование Республики будет обеспечено на-всегда»7.
Активная пропаганда конфуцианства, заметно усилившаяся в 1912-1913 гг., в последующие годы создала в Китае благоприятную почву для развертывания в стране управляемой сверху кампании в пользу реставрации монархии. Об этом позволяют судить донесения российского посланника в Пекине В.Н. Крупенского, из которых одно, от 26 августа 1915 г., приводится ниже (в сокращенном виде):
«Монархическое движение в Китае, о развитии коего я имел честь доносить. 12 сего августа за № 44, пошло ... за истекшие две недели еще более ускоренныгм темпом. По почину Общества “Чоу-ань хуэй” (“Устроение порядка”) из разных мест Китая стали поступать в Пекин телеграммы с изложением пожеланий о восстановлении монархического строя. В том же смысле поступили заявления от имени большинства провинций, как Собственного, так и Застен-ного Китая, причем ... в большинстве случаев в качестве представителей этих провинций, особенно наиболее отдаленныгх, самозванно выгступили не имевшие на то ни малейшего права проживавшие в Пекине либо уроженцыг этих мест, либо лица, прежде занимавшие в них административные должности. Наконец, Президенту недавно была представлена вновь назначенным цзянцзюнем [правителем, генерал-губернатором] трех маньчжурских провинций Ду-ань Чжигуем петиция, подписанная всеми
цзянцзюнями и военными губернаторами, с ходатайством о скорейшем разрешении вопроса об окончательной форме правления путем восстановления монархии. Подобная же петиция подана Совещательной палате (Цаньчжэнюань. - А.Х.) от имени всех торговых палат Китая.
Столь быстрый и неосмотрительный образ действий поощряемых свыше заправил монархического движения возбудил, однако, живейшие опасения среди наиболее опытных и осторожных китайских деятелей. Несмотря на свою беспредельную преданность Юань Шикаю, они сочли долгом высказаться перед ним в том смысле, что не считают настоящий момент благоприятным для осуществления, признаваемой, впрочем, в принципе желательной, перемены формы правления в Китае»8. Столь осторожная позиция наиболее опытных и зрелых китайских политиков отчасти объяснялась недовольством китайского населения, особенно торговцев, результатами уступок, сделанных Японии, предъявившей в январе 1915 г. правительству Китая «21 требование». Подписание китайской стороной в мае 1915 г. соглашения в соответствии с этими требованиями (согласно которым в руки Японии фактически перешла значительная часть приморской провинции Шаньдун, а также полуостров Ляодун) вызвало протесты среди патриотически настроенных китайцев. Об этом сообщал, например, консул в Харбине В. Траутшольд в Петербург Г.А. Козакову в донесении от 22 мая 1915 г. Касаясь митинга, устроенного в Фуцзядяне, предместье Харбина, российский дипломат остановился на выступлении на этом собрании Ли Цзяао, бывшего консульского агента во Владивостоке в период русско-японской войны, который заявил, что он «ликвидирует свой дом в Фуцзядяне, а деньги, вырученные от продажи своего имущества, жертвует в фонд Лиги спасения Китая».
В другом донесении от 10 июня 1915 г. Траутшольд представил в МИД России нижеследующую информацию: «Антияпон-ское движение, вопреки газетным сведениям, нисколько не утихает, а, наоборот, все более разрастается. В фонд Лиги спасения Китая в одном Фуцзядяне собрано более 30
тыс. долларов. В Коммерческом обществе снова состоялось закрытое заседание китайских купцов, посвященное вопросу об установлении самого действенного надзора за китайскими фирмами, чтобы никто не смел нарушать [антияпонского] бойкота. Члены патриотической лиги даже учредили надзор на улицах Фуцзядяня... Один китаец был избит, когда вышел из японской парикмахерской, причем толпа, узнав, в чем дело, за него не заступилась. Из Пекина получено от Коммерческого общества воззвание с предложением признать на будущее время годовщину принятия [японского] ультиматума [21 требования] “днем национального позора”, в каковой ... торговля не должна производиться. Одна китайская фирма выпустила кондитерский товар в обложках, на которых напечатано, что китайцы должны вечно помнить об унижении, [нанесенном] нации»9.
Тем временем промонархическая агитационная кампания продолжала набирать темпы. Когда у В.Н. Крупенского приближенные к Юань Шикаю лица попытались выяснить его мнение относительно возможного возвращения Китая к монархическому строю, российский дипломат высказался в более или менее одинаковом смысле с английским посланником Дж. Джорданом. Это видно из текста цитируемого ниже его донесения от 26 августа 1915 г. «Я высказал мнение, что в настоящее время общее международное политическое положение не благоприятствует каким-либо переменам, могущим создать для Китая внутренние или внешние осложнения, и что мне казалось бы поэтому предпочтительным как в интересах Китая вообще, так и Президента отложить до окончания [мировой] войны осуществление мысли о восстановлении монархии. Мои слова тотчас были переданы Президенту, и два дня назад Юань Шикай прислал ко мне доверенное лицо, чтобы выразить его искреннюю благодарность за откровенно высказанное мною мнение. и сообщить, что он намерен отложить до окончания европейской войны решение вопроса о перемене государственного строя в Китае. Вместе с тем Президент поручил своему посланцу объяснить мне, что он не принимал никакого участия в воз-
никновении монархического движения и готов исполнить лишь то, что от него потребует народ во имя блага страны»10.
В тот же день, когда российскому посланнику было сделано от имени президента вышеупомянутое сообщение, Юань Шикай обратился к Совещательной палате с посланием, в котором он высказывался против изменения в настоящую минуту формы государственного правления. В этом же смысле им был послан по телеграфу ответ на петицию цзянцзюней и военных губернаторов Маньчжурии. «Уже говорят, -как сообщал В.Н. Крупенский, - что в их среде произошел раскол. Некоторыми из них ныне распространяется мысль о возможности. компромисса, который выразился бы в провозглашении Юань Шикая “императором Китайской Республики” либо в объявлении его “наследственным президентом”»11.
Чтобы убедиться в попытках Юань Шикая для вида занять «нейтральную» позицию в вопросе замены республиканского образа государственного управления на монархический, достаточно обратиться к тексту его послания, направленного Совещательной палате. Судя по публикации этого важного документа в газете «Ясия жибао» от 25 августа 1915 г., Юань Шикай заявлял: «Вследствие того, что за последнее время на имя Совещательной палаты, заседающей ныне в качестве законодательной палаты, поступило прошений более чем от 20 провинций касательно изменения государственного устройства, Президент Республики вчера через посредство старшего советника Государственного департамента Ян Шици отправил на имя названной палаты послание следующего содержания: “Будучи облечен доверием населения, я уже в течение четырех лет занимаю пост Президента Китайской Республики. То обстоятельство, что за последние дни одна провинция за одной подает в Совещательную палату. петиции об изменении государственного строя, является явлением, трудно совместимым с занимаемым мною положением Президента Республики. С другой стороны, однако, будучи избран в президенты волей всех граждан Республики, я, конечно, обязан постоянно прислушиваться к их голо-
су. По моему мнению, с вопросом об изменении государственного устройства связаны многочисленные подробности [процедуры], к коим надлежит относиться со всевозможной осторожностью; всякий необдуманный шаг в этом направлении грозит серьезными затруднениями, посему я в качестве Президента Республики, на коем лежит обязанность защиты высших государственных интересов, отношусь к этому вопросу отрицательно. Что же касается петиций от населения, то важно, чтобы они были вызваны желанием укрепить основу государства и поднять государственное могущество. Если будет выяснено настроение большинства населения, то, само собой разумеется, будет найден и наилучший выход из создавшегося положения. Кроме того, в данное время как раз происходит выработка проекта постоянной конституции для Республики, а потому, если будут приняты во внимание и подвергнуты подробному обсуждению все обстоятельства, то будут придуманы и наиболее подходящие к нынешнему положению вещей меры”»12.
Чтобы понять, насколько двусмысленным было по существу это послание Юань Шикая, мечтавшего о неограниченной императорской власти, достаточно обратиться к его реальным закулисным действиям и переговорам. Об этом писали иностранные дипломаты, в том числе В.Н. Крупенский в своей депеше от 12 августа 1915 г., в которой он сообщал: «Ссылаясь на донесения мои от 1-го минувшего июля и 5-го сего августа за № 34 и 41 касательно вероятного возвращения Китая к монархическому строю, считаю долгом сообщить, что вопрос этот продолжает весьма быстро продвигаться к разрешению в утвердительном смысле и ныне является здесь главнейшей злобой дня. Как я узнаю из близких к Президенту кругов, сам Юань Шикай все более и более открыто высказывается в пользу монархической формы правления, сторонниками которой, по его словам, являются 9/10 политических деятелей Китая (нужно заметить, что все теперешние эти деятели - ставленники Юань Шикая). При этом Президент не только выказывает себя теперь, в тесном кругу приближенных к нему лиц, готовым вступить согласно “всена-
родному желанию”, на китайский престол, но проявляет даже по временам стремление вернуться ко временам прежней неограниченной императорской власти. Доверенным его советникам удалось, однако, кажется, убедить его в целесообразности оставления в силе хотя бы внешних признаков конституционного строя»13.
Упомянутое выше послание Юань Шикая вместе с другими его мерами по укреплению личной диктатуры практически развязало руки его сторонникам-монархи-стам. 28 ноября палата Цаньчжэнюань (Совещательная палата), наделенная президентом полномочиями законодательного органа (лифаюань), представила Юань Шикаю доклад о результатах голосования относительно выбора формы государственного правления и кандидата на высший административный пост в новой системе государственного управления. В ходе выборов Юань Шикай был единогласно избран императором в связи с установлением монархического строя в Китае. Первым декретом он заявил, что не может отказаться от клятвы, данной им на верность Республике, а вторым - изъявил готовность подчиниться воле народа при сохранении прежнего порядка управления страной. 30 ноября во дворце Юань Шикая состоялся прием для высших сановников, принесших ему поздравления в связи с принятием императорского титула. Во время приема гостей Юань Шикай в форме верховного главнокомандующего стоял впереди императорского трона, а сановники по очереди совершали принятый при цинском дворе обряд «коу-тоу», заключавшийся в трех земных поклонах с коленопреклонением.
В день Нового года во дворце Юань Шикая состоялся парадный прием для высших военных и гражданских чинов, представителей маньчжурского дома и монгольских князей, иностранных советников и дипломатического корпуса столицы в полном составе. Юань Шикай вышел к гостям в мундире фельдмаршала китайской армии. Присутствовавшие на новогоднем приеме китайцы приветствовали его тремя поясными поклонами, а иностранцы - наклоном головы.
В последний час уходящего старого года - 31 декабря 1915 г. (по н. ст.) Юань Шикай подписал указ о наименовании следующего года девизом Хун-сянь, что означало «великое устроение», которое, однако, не оказалось столь благоприятным из-за острой политической борьбы, разгоревшейся между Юанем и его противниками-республикан-цами. О влиянии этой борьбы на провинциальное чиновничество позволяет судить донесение российского генконсула в Харбине В. Траутшольда от 8 января 1916 г., отправленное в МИД России Г.А. Козакову. В этом донесении российский дипломат, в частности, сообщал: «Местные китайские
власти получили предписание во всех внутренних сношениях придерживаться нового монархического порядка, а старый республиканский сохранить лишь при сношениях с иностранцами. Однако поступающие к нам для визы китайские паспорта, а также [официальные] бумаги уже все помечены первым годом правления Хун-сянь. Интересно, что здесь наблюдается среди чиновничества и купечества единодушное сочувствие юннаньским событиям [связанным с вооруженным выступлением против Юань Шикая]. Чувствуется, что и Юань Шикай потерял здесь всякую популярность. Говорят, что увлекаются чтением революционной газеты “Миньгобао”, которая получается здесь из Шанхая по русской поч-те!»14
Оставляя в стороне перипетии и детали правления Юань Шикая в качестве императора в течение 83-х дней15, наполненных ожесточенной борьбой с противниками монархии, отметим, что на почве неудач он тяжело заболел и скончался, о чем иностранные дипломаты, находившиеся в китайской столице, поспешили сообщить руководителям своих стран. В их числе был и представитель России Н.А. Кудашев, прибывший в Пекин на смену В.Н. Кру-пенского.
Любопытное свидетельство о реакции провинциальных властей на смерть Юань Шикая находим в донесении В. Траутшоль-да от 1 июня 1916 г.: «Известие о кончине Юань Шикая было принято. в китайских сферах с чувством полного удовлетворения. Все верят, что это лучшая развязка пе-
кинскои трагедии, что теперь конец междоусобицы и что при Ли Юаньхуне, которыИ так же популярен на юге, как и на севере, наступит новая эра. прогресса в Китае. Телеграмма [дипломатической] миссии в Пекине о смерти Президента была получена мною 25 мая. когда я. собирался на ипподром на спортивно-гимнастическии праздник коммерческих училищ.
Ли Хунмо и Мачжунцзюнь, узнав, что я имею официальную телеграмму, немедленно покинули ипподром. Они надели траур, приспустили флаги и объявили в газетах, что с 30 мая по 1 июня ежедневно от 10 до 11 час. утра в помещении Пекинского Бюро состоятся. панихиды. Сегодня, проводив в 10 час. утра квантунского генерал-губернатора, мы все: чины КВЖД с генералом Хорватом, чины Заамурского округа с генералом Переверзевым во главе и др. отправились с вокзала в Бюро. Церемония была до краИности проста: она в сущности состояла из троекратного поклона портрету покоИного Президента и продолжалась не более 3-х мин. Ли Хунмо тем не менее успел прослезиться»16.
ЛюбопытноИ характеристикоИ Юань Шикая как крупноИ политической фигуры в истории республиканского Китая откликнулся на его смерть известныИ в Харбине китаевед И.А. ДоброловскиИ, опуб-ликовавшиИ под своими инициалами «И.А-ч» (Илья Амвлихович) статью
«Смерть президента Юань Шикая» в газете «ХарбинскиИ вестник» (№ 3786 от 28 мая 1916 г.). Об его оценке китаИского политического деятеля позволяют судить приводимые ниже пассажи из упомянутоИ статьи: «Телеграфное сообщение из Пекина о смерти Юань Шикая произвело во всем Китае огромное впечатление своеИ неожиданностью в момент наибольшего напряжения его борьбы со своими активными и пассивными противниками. Правда, уже около двух недель до этого печать сообщала о недомогании президента, замк-нутоИ его жизни, прекращении приемов, изменении его делового режима и проч. Но все эти слухи принимались за скрытыИ ход политическоИ борьбы.
По некоторым сведениям, Юань ШикаИ умер от смешения методов и рецептуры ев-
ропейской и китайской медицины. Его лечили французские и китайские врачи, причем больной по собственному выбору исполнял или игнорировал их указания, или, наконец, глотал сразу все снадобья латинской и восточной “кухни”, вызвав по этому поводу злорадное замечание одной из пекинских газет о сомнительной пользе такого лечения17.
Так прервалась жизнь, несомненно, крупной исторической личности, ловкого царедворца, временщика, либерального (?) президента, а затем диктатора с сильной и твердой волей, императора в течение [почти] 100 дней и опять президента-дик-татора...
Для всех иностранцев, кроме японцев, Юань Шикай был символом всего Китая; его считали настоящим китайцем, продуктом [традиционного] уклада китайской жизни, ее политическим барометром».
Среди сообщений российской печати по поводу смерти Юань Шикая особенно ценной представляется депеша Н.А. Кудашева от 25 мая 1916 г. (№ 23), в которой говорилось: «Приезд мой в Пекин совпал с резким ухудшением во внутреннем положении Китая. Возлагавшиеся Центральным правительством большие надежды на благоприятные для него результаты трудов нанкинской конференции рухнули, не найдя никакого другого выхода из кризиса, кроме отставки Юань Шикая, которой, однако, пока не сочувствовали генералы Фын, Ни и Чжан [Фэн Гочжан и др.] - инициаторы конференции. Последовавшее затем объявление независимости Сычуани, Шэньси и части Шаньси доказало, что движение перешло и на север Китая и что таким образом абсолютно верными Юань Шикаю остались лишь две провинции Чжили и Хэнань, так как в прочих беспорядки также начались. Наконец, полное отсутствие денежных средств у правительства, заставившее его бросаться во все стороны, выпрашивая у различных иностранных фирм ничтожные ссуды в несколько сот тысяч долларов, и то, как говорят, под залог драгоценностей национального музея, лишь бы иметь возможность в конце концов уплатить жалованье солдатам, не оставляло сомнений, что конец Юань Шикая близок...
Такова была картина политического положения страны, когда неделю тому назад Юань ШикаИ почувствовал легкое недомогание, выразившееся в слабости всего организма, в отсутствии аппетита и бессоннице.
Под влиянием [политических] событиИ в понедельник в здоровье Юань Шикая произошло сильное ухудшение, и спешно вызванныИ д-р Бюссиер установил все признаки уремии, от котороИ президент и скончался во вторник, 24 мая, около 10 час. утра. ПомогавшиИ Бюссиеру ассистент не разделяет этого диагноза и на основании опыта, приобретенного долголетнеИ прак-тикоИ в Китае, видит причину смерти Юань Шикая в самоотравлении ядом, которыИ при введении в организм вызывает все признаки уремии.
Последняя версия смерти президента частным образом разделяется [и] в китаИских правительственных кругах.
Как только кончина президента стала известна, в его дворец прибыли все высшие сановники, и на состоявшемся там заседании Совета министров было решено, что в силу статьи 29-И Конституции власть должна переИти к вице-президенту Ли Юаньхуну.
Как я имел честь телеграфировать Вашему Высокопревосходительству, вчера (телеграммоИ № 341), об этом решении [китаИского] правительства председатель Совета министров Дуань ЦижуИ заявил посетившим его сообща всем союзным посланникам, прибавив, что правительство примет все меры к поддержанию спокоИ-ствия в стране и к обеспечению безопасности иностранцев. Мы выразили Дуаню наше соболезнование по случаю кончины президента и обещали нашу поддержку новому законному правительству во всех его начинаниях.
Хотя вчера в городе и наблюдалась паника среди более зажиточного населения, выразившаяся в массовоИ сдаче на хранение в [дипломатические] миссии и иностранные банки ценных вещеИ, ночь все же прошла вполне спокоИно.
Теперь еще рано делать оценку настоящему событию. Одно можно лишь сказать, что смерть Юань Шикая, принимавшего участие во всех крупных событиях Китая
за последние 30 лет, не может пройти безрезультатной в истории [этой] страныг. Китай теряет умного и энергичного деятеля, подобных которому в стране мало и которые ей крайне нужны в настоящее время...
В настоящую минуту кончина Юань Шикая имеет то непосредственное значение, что она облегчает разрешение многих вопросов, ибо главное яблоко раздора между Югом и Севером устранено. Принимая, однако, во внимание слабость характера Ли Юаньхуна и желание генералов, игравших роль в событиях последних месяцев, самим встать во главе Китайской Республики, нам следует быть готовыми к тому, что в Китае еще не так скоро утвердится прочный порядок и [появится] устойчивое правительст-во»18.
Последовавшие за смертью Юань Шикая политические события, связанные с приходом к власти слабовольного Ли Юаньхуна, лишь подтвердили прогноз российского посланника: в последующие годы в Китае, вернувшемся к республиканской форме правления19, развернулась ожесточенная борьба за власть между различными группировками милитаристов, продолжавшаяся не один десяток лет.
Примечания
1 Подробнее о служебной карьере Юань Шикая и оценках его действий (до и после назначения главой правительства в 1911 г.) см.: Российский государственный исторический архив (РГИА), ф. 323, оп. 4, д. 1314, л. 42-43; Архив внешней политики Российской империи (АВПРИ), ф. Китайский стол, оп. 491, д. 403, л. 94; «Новое время», 9/22 февраля 1912 г.
2 АВПРИ, ф. Китайский стол, оп. 491, д. 403, л. 200.
3 Дж. Рейд, в частности, указывал, что идея создания национальной религии в виде конфуцианства имела своею целью способствовать подавлению усиливающегося беззакония и распущенности китайской молодежи, но для этого не надо было объявлять конфуцианство государственной религией.
4 Следует отметить, что интерес к учению Конфуция, явно обозначившийся в период кампании за сохранение его культа в Китае, проявился и в соседней Японии. Еще в январе 1911 г. в Токио вышла книга о Конфуции, написанная Саванаягой,
бывшим помощником министра иностранных дел, впоследствии занявшим пост президента Императорского университета в Токио. В этоИ книге значение древнекитаИского философа рассматривалось во многих аспектах применительно к Японии, Китаю, Индии и странам Европы. В неИ во всеИ полноте излагался вопрос о сыновнеИ почтительности, поэтому она была разослана во все средние учебные заведения Японии. Как отмечала газета «Джапан викли кроникал», поместившая 26 декабря 1912 г. статью анонимного автора под названием «КитаИская мораль в Японии», в этоИ книге, несомненно, была представлена официальная точка зрения на мораль, изучение котороИ в японских школах считалось весьма желательным.
5 Газета «Миньчжи-бао» в номере от 12 сентября по поводу торжественного празднования дня рождения Конфуция писала, что праздник этот не должен отличаться одним внешним видом, но должен сопровождаться сердечным восприятием тех идеИ, которые заключаются в книгах святого Конфуция.
6 АВПРИ, ф. КитаИскиИ стол, оп. 491, д. 865, л. 7, 12-13.
7 Там же, л. 11.
8 Среди таких деятелеИ россиИскиИ дипломат упоминал вице-президента Ли Юаньхуна, министра иностранных дел Лу Чжэнсяна, государственного контролера Сунь Баоци и советников при президенте адмирала ЦаИ Тингана и генерала Мунте, которые своИ взгляд на изменение формы государственного устроИства Китая основывали как на несочувствии китаИскоИ интеллигенции и большинства представителеИ прессы к старому монархическому строю, так и главным образом на опасении, что Япония может воспользоваться предпо-лагаемоИ переменоИ для более активного вмешательства во внутренние дела Китая с целью территориальных захватов. См.: АВПРИ, ф. 133, оп. 470, д. 41, л. 51.
9 АВПРИ, ф. КитаИскиИ стол, оп. 491, д. 218, л. 179, 195.
10 АВПРИ, ф. 133, оп. 470, д. 41, л. 51-52.
11 Там же.
12 Там же, л. 53.
13 Там же, л. 49.
14 АВПРИ, ф. КитаИскиИ стол, оп. 491, д. 219, л. 9.
15 Подробнее об этом см.: Хоу Ицзе. Юань Ши-каИ цюань чжуань (Полная биография Юань Шикая). Пекин, 1994; Баши сань тянь хуанди мэн
(Мечтания Юань Шикая в течение 83 дней своего императорского правления) // Сборник статей и воспоминаний под ред. У Чанъи. Пекин, 1983.
16 АВПРИ, ф. Китайский стол, оп. 491, д. 219, л. 101-102.
17 Аналогичной версии о причине смерти Юань Шикая придерживался и автор хроникальной заметки под заголовком: «Умер маститый президент Республики... экс-император Юань Шикай», опубликованной 27 мая 1916 г. в «Харбинском вестнике» (№ 3785). Это видно из следующего отрывка: «Лишь в последние дни политическая буря, разыгравшаяся на юге Китая, пошатнула железный организм Юань Шикая. К числу других болезней прибавилось сильнейшее нервное расстройство. Лишенный европейского образования, Юань Шикай не доверял европейской науке, но был настолько умен, чтобы знать истинную цену китайской медицины. Выход из этого тупика президент нашел весьма неудачный - он принимал как президент одновременно и лекарства французских врачей, и снадобья китайских медиков, питая надежду, что какое-нибудь лекарство поможет против грозного недуга. [Такое] своеобразное лечение приблизило роковой конец, и Юань Шикая не стало. В истории Китая перевернулась новая страница». Последняя фраза в цитированном отрывке наводит на предположение, что автором заметки был также харбинский китаевед И.А. Добролов-ский, перу которого принадлежит опубликованная
16 декабря 1915 г. (№ 3642) в «Харбинском вестнике» статья «Избрание Юань Шикая на царство» (за подписью «И. Доброловский»).
18 АВПРИ, ф. 133, оп. 470, д. 35, л. 22-23.
19 Для характеристики первых распоряжений администрации Ли Юаньхуна весьма симптоматично возвращение к празднику Республики - 10 октября, о чем сообщал В. Траутшольд Г.А. Козакову в донесении из Харбина от 14 октября 1916 г., в котором говорилось: «Местные китайские власти получили в этом году предписание отпраздновать день Республики - 10 октября - с особенной торжественностью, дабы подчеркнуть возвращение Китая к чисто республиканскому режиму. Как меняются времена! В прошлом году главное торжество было в день рождения Юань Шикая и все были уверены, что 10 октября уже больше никогда не будет праздноваться». См.: АВПРИ, ф. Китайский стол, оп. 491, д. 219, л. 227.
