CC BY
28Ученые записки Таврического национального университета им. В.И. Вернадского
Серия «Философия. Культурология. Политология. Социология». Том 22 (61). 2009. № 2. С. 56-61.
УДК 128/129
ПОВСЕДНЕВНАЯ ЖИЗНЬ ЧЕЛОВЕКА В ФИЛОСОФСКОЙ И ХУДОЖЕСТВЕННОЙ АНТРОПОЛОГИИ.
Гончаренко Е.В.
В статье рассматривается повседневность как фундаментальная философско-эстетическая категория. На примере творчества писателя-постмодерниста Дугласа Коупленда исследуются художественные средства изображения повседневности, которые раскрывают основные мировоззренческие ориентиры современного человека.
Ключевые слова: повседневность, художественная антропология, постмодернизм.
Современная западная философская антропология сформировалась в период всеобщего кризиса современного мира, глобального кризиса разума и гуманности. Человек почувствовал себя беспомощным и растерянным перед мировыми потрясениями. Это обострило интерес к коренным проблемам человеческого существования, которые потребовали своего нового философского осмысления.
Так называемый «антропологический ренессанс» (П. Гуревич) коснулся всего корпуса гуманитарных наук. Как утверждает современная исследовательница М. Козьякова, «качественно иная эпистема формируется в настоящее время. Для современной науки характерно выдвижение на первый план человека - субъекта и творца истории, ориентация на изучение его предметно-материальной и духовной деятельности, его образа жизни и мировосприятия» [3, с. 39-40].
Целью данной статьи является исследование основных философских направлений, которые оказали влияние на формирование нового подхода к изучению человека в его естественном окружении, в повседневной жизни, а также художественных средств ее изображения в современной литературе на примере романов писателя-постмодерниста Дугласа Коупленда.
Повседневное долгое время противопоставлялось научному, обыденное сознание - теоретическому. Антисциентистский характер современного знания, а также постмодернистский плюрализм, не принимающий никаких парадигм и авторитетов, поставили под сомнение основные абстракции философского рационализма в подходе к проблеме человека: познаваемость, линейность, прозрачность и разумность.
Огромное значение для философии и искусства ХХ века имеют открытия психоанализа, осуществленные З. Фрейдом и К. Юнгом. Ученые пришли к выводу, что жизненно важные процессы не всегда находят свое рациональное объяснение, и, как правило, осуществляются именно в повседневной жизни, их следует относить к сфере культурного бессознательного. В повседневности проявляются наши привычки, обычаи и традиции, правила поведения и стереотипы, все это функционирует на уровне подсознания, ведь именно в суматохе повседневной
жизни действия человека, ежедневно повторяясь, доходят до автоматизма и он часто не дает себе в этом отчета. Это приводит к крушению мифа о человеке разумном, к отказу от его схематизации и идеализации, а также стремлению создать его современную модель с вниманием к сфере «коллективного бессознательного». Речь идет о переоценке человека как феномена антропологического [8. с.93].
Философы-прагматисты считали всю прежнюю философию слишком абстрактной, далекой, оторванной от реальной жизни. Спецификой прагматической антропологии является рассмотрение человека в процессе его практической деятельности, направленной на удовлетворение его непосредственных жизненных нужд и потребностей. Важную роль в исследовании «жизненного мира» человека сыграла феноменология Э.Гуссерля, который одним из первых обратил внимание на оторванность науки от реальной жизни, подчеркивал важность субъективного подхода к изучению человека, провозгласил исследовательскую максиму феноменологии «к самим вещам», а также методологический принцип феноменологии - принцип эвиденции (достоверности, очевидности). В результате человек начинает рассматриваться в своей естественной среде, окружении и обстановке, имя которой «повседневность».
В эпоху постмодернизма повседневность получила статус фундаментальной философско-эстетической категории. По мнению Б.В. Маркова, «в свете таких перспектив представляется разумным обращение к повседневным практикам жизни, в которых разнородное уживается вопреки теоретическим, моральным, политическим и т. п. дилеммам и оппозициям. Порядок истории и человеческих действий не определяется однозначно рациональными структурами, а реализуется в форме уклада повседневности, характеризующейся собственными масштабами и ритмами. Общество стремится утвердить как «порядок природы», так и «порядок сердца», и это достигается преобразованием естественной реальности и конституированием искусственной...Поэтому непременно должен учитываться подход к повседневности как массовому творчеству форм жизни, как социогенетическому процессу цивилизации, включающему порядок господства и подчинения, воспитания и образования, труда и отдыха. При исследовании повседневных структур проявляются своеобразные "трансцендентальные" предпосылки жизнедеятельности, на которые философия не обращала должного внимания» [7, с.244].
Одним из первых на это обратил внимание французский философ Ж. Бодрийяр. В своей работе «Система вещей» (1968) он обращается к исследованию непосредственного материального окружения человека: «Бытовые вещи стремительно размножаются, потребностей становится все больше, процесс производства заставляет вещи рождаться и умирать все быстрее, в языке не хватает слов, чтобы их именовать. Так возможно ли расклассифицировать этот мир вещей, меняющийся у нас на глазах, возможно ли создать его дескриптивную систему? Нас интересуют не вещи, определяемые в зависимости от их функции или же разделенные на те или иные классы для удобства анализа, но процессы человеческих взаимоотношений, систематика возникающих отсюда человеческих поступков и связей. В повседневном быту мы практически не отдаем себе отчета в
том, какова технологическая реальность наших вещей. Однако эта абстракция и есть глубочайшая реальность - именно ею определяются радикальные перемены в нашем бытовом окружении» [1, с.10].
По мнению российского исследователя В.Д. Лелеко, следует говорить о тотальной эстетизации повседневности в 70-90-е гг. ХХ в. Эстетизация повседневности, несомненно, отражает реалии и интеллектуальную парадигму культуры постмодерна. Таким образом, в философской антропологии делается попытка разобраться в этой сложнейшей проблеме - сущности повседневности. Ведь повседневность - это то, что присуще большинству, осуществляемое, повторяющееся изо дня в день, само собой разумеющееся (а поэтому его так сложно уловить, а тем более описать и объяснить), обычное, постоянное, устойчивое, стабильное, нормальное. Как утверждает В. Бычков, «повседневность стала рассматриваться как бесконечное поле возможностей для современных арт-проектов, неограниченное пространство приложения творческой энергии художника. Любой произвольно взятый фрагмент повседневности (конкретный эпизод из жизни обычного человека или самый незначительный предмет утилитарного назначения типа стула, унитаза, писсуара, автомобиля, обломка машины или прибора) изымается из потока обыденной жизни и переносится практически в нетронутом виде в пространство, понимаемое как художественное» [2, с.33]. Вот почему так популярны сериалы и мыльные оперы, которые изображают повседневную суету семьи в пределах одного дома или картины, изображающие предметы домашнего обихода.
Как утверждает Т.Маркова, «действительно, сознание и самоощущение человека конца ХХ века формулируется философией, анализируется и объясняется психологией, но открывается в полной мере именно в художественном творчестве. Картиной, ситуацией, житейскими подробностями художник «схватывает» и угадывает больше (глубже), чем аналитическим словом...Человеческая личность таит в себе непредугадываемое и непознанное, сложное соединение противоречивых состояний и возможностей. Подобные психологические феномены исследует, по преимуществу, «новая» проза [8, с.96]. Особый интерес вызывает концепция повседневного существования человека, представленная в творчестве современного канадского писателя Дугласа Коупленда. В его романах начала ХХ1 века («Нормальных семей не бывает» (2001), «Эй, Нострадамус!» (2003), «Элеанор Ригби» (2006)) прослеживаются основные мировоззренческие ориентиры современного человека, его экзистенциальные страхи, тревоги и заботы. Художественная антропология современной литературы заключается в поиске экзистенциальных констант, трансцендентального, метафизического основания человеческого существования. Поиск человеком смысла жизни является одним из ключевых в романе «Эй, Нострадамус!»: «В голове крутились мысли о смерти. Мало того, что я умру скорее раньше, чем позже; я еще умру в полном одиночестве. Потом я вспомнил про родителей: они ведь тоже умрут одинокими. Такая же перспектива вырисовывалась у большинства моих знакомых. Это что, какой-то вселенский закон? Или, сам того не подозревая, я привлекаю к себе отчаявшиеся души? Везет ведь животным, думал я, глядя на спящий скот. Везет космическим
пришельцам. Везет всем, кроме человека: им не приходится страдать от мысли, насколько мерзок и невезуч их род» [5, с.156].
Этот вопрос является особо актуальным в наше время. Поиск самого себя, идентификация себя в мире, где стандарты, стереотипы превращают людей в массы, повинующиеся зову моды, рекламы и общественному мнению. Господство сомнения, как универсальная характеристика постмодернизма, также присутствует в размышлениях главных героев романа: «Даже после того, как я уверовала в Бога, меня продолжали терзать мысли и сомнения. Почему, например, единственная цель верующего человека - попасть в рай, думала я, ведь это так эгоистично. Девчонки из нашей обеденной группы говорили про рай с такой же беспечностью, как про краски для волос» [5, с.43]. Центром «экзистенциальной коммуникации» (К. Ясперс) является любовь, при которой любящие стороны стремятся не уничтожить друг друга, а завоевать, когда другой воспринимается как экзистенциальная зависимость. Через это и раскрывается экзистенция. Такая экзистенциальная коммуникация присутствует в отношениях главных героев романа «Эй, Нострадамус!» Шерил и Джейсона. Как признается Шерил, «Для меня, испытывавшей обычную людскую гордыню, Джейсон был неповторим» [5, с.26]. «И, несмотря на внешнюю религиозность, мы в любой момент могли впасть в тяжкий грех, обречь себя на вечную тьму. Поэтому, наверное, я всех и сторонилась: зная, как близки мы к пропасти, я просто не могла никому доверять. Хотя нет, неправда, я доверяла Джейсону» [5, с. 43]. Таким образом, любовь представляется писателем как уникальное чувство, в котором раскрываются герои его романов как самоценные и неповторимые личности.
Как известно, основными составляющими жизни современного человека является работа и дом. Как правило, работа в современном мире является способом выживания, средством обеспечения повседневного существования. Редко у кого в наше время работа вызывает положительные эмоции. Так, для Лиз Данн в романе «Элеанор Ригби» она утомительна и однообразна:
«Во всяком случае, если бы вам довелось побывать в нашем «конторском муравейнике», «Системе наземных коммуникаций», то вы бы скорее всего меня там и не заметили, будь я в мечтах или за работой. Я давно научилась «растворяться в пространстве»: ухожу в себя, изображаю бессмысленный, отсутствующий взгляд» [6, с.8].
И поэтому автор подчеркивает, что именно дом с его повседневными хлопотами является средством достижения комфортного существования в мире:
«Стало совестно оттого, что я бесцельно извожу столько невидимой кинопленки, и стыдно, что живу в таком унылом месте. А с другой стороны, и скука бывает умиротворяющей: покой отлично вписывается в мое новое видение мира» [6, с.12].
«Единственное, что иногда меняется в моей квартире, - филодендрон на кухонном окне. Я нашла его двенадцать лет назад на автобусной остановке, и с тех пор он прочно пустил у меня корни. Мне нравится, какие у него листья ближе к верхушке, и, глядя на филодендрон, не так тоскливо вспоминать о прошлом и думать о настоящем» [6, с.15].
Для изображения современного мира писателю, углубленному в сферу повседневного быта, важны подробности. Нанизывание подробностей, синонимы и перечисления нужны ему для того, чтобы запечатлеть многообразие неиерархизированного мира. Такие подробные описания встречаются в романах Коупленда достаточно часто:
«Дженет взглянула на стоявшие рядом с мотельной койкой часы: 7. 03 утра. Пилюльное время. Она взяла две капсулы из специальной коробочки и проглотила, запив налитой еще вчера вечером из-под крана водой, выдохшейся и теперь отдающей металлом, как мелкие монетки» [4, с. 7].
Как отмечает Т. Маркова, «нанизывание подробностей, их «приращения», призваны передать впечатление пестроты и обыденности окружающего мира и одновременно - значимости его «мелочей» и «сора», внутри которого складываются человеческие судьбы. Насыщенность современной прозы «мелочами» мотивируется двумя - противоположными - основаниями. Первое из них - преимущественная направленность внимания сегодняшних художников к приватной сфере жизни, состоящей из бесконечного множества малых ее компонентов. Второе - отсутствие доминирующей, собирающей распавшийся на куски мир «силы», отсутствие конструктивного начала, цементирующего художественное сознание рубежной эпохи» [8, с.29].
Кроме того, важным компонентом произведения является художественная речь героев, раскрывающая специфику их повседневного общения.
Разговорная, даже просторечная лексика представлена в романах Коупленда очень ярко. В лексику обиходно-разговорной речи героев помимо нейтральных, включаются слова, которые характеризуются экспрессивностью, оценочностью. Среди них - слова разговорной и просторечной окраски: отрываться; вырубилась; бахнет по башке; сопляк; давай, двигай; шмотки; уболтаю; строила гримаски; перебиваюсь; подцепил несчастье; не ломай кайф.
Просторечие и жаргон, канцеляризмы и экспрессионализмы и собственно книжная лексика образуют своеобразный «лексический коллаж», «речевую нонселекцию», «эстетизацию сора жизни» (Т.Маркова).
Также следует отметить частое использование автором диалогической речи, которая представляет собой яркое проявление коммуникативной функции языка. Из всех форм прямой речи, используемых в художественной прозе, диалог в наибольшей степени отражает особенности бытового разговорного языка. Диалог подразумевает установку на разговорную речь: большое количество разговорных выражений, просторечий, широкое использование эмоционально-экспрессивной лексики и синтаксических средств (простых и бессоюзных предложений), синтаксические конструкции, передающие живые интонации разговорной речи.
Философия и литература являются формами осмысления человека и его бытия, рассматривают человека как целостность в единстве всех его сторон, следовательно, делают неоценимый вклад в раскрытие сущности человека. Повседневная жизнь во всех своих проявлениях, так долго остававшаяся вне поля зрения научного интереса, становится одним из центральных феноменов современности, привлекает
все больший интерес ученых и писателей. Эти тенденции нашли свое отражение в творчестве современного канадского писателя Д. Коупленда начала ХХ1 века.
В результате исследования мы можем прийти к выводу, что реалии современного мира провоцируют обращение к изучению эстетики повседневной жизни, реалий быта, обыденного сознания, материально-предметной среды, окружающей человека. И поэтому повседневность как фундаментальная философская категория должна все в большей мере становиться естественным предметом эстетического исследования.
Список литературы
1. Бодрийяр Ж. Система вещей / Жан Бодрийар ; [пер. с фр. С.Зенкина]. - М. : Рудомино, 1995. -218 с.
2. Бычков В.В. После «КорневиЩа. Пролегомены к постнеклассической эстетике» / В.В. Бычков // Эстетика на переломе культурных традиций. - М., 2002. - С. 25-59.
3. Высшее образование для XXI века: V международная научная конференция. Москва, 13-15 ноября 2008 г. : Доклады и материалы. Секция 9. Высшее культурологическое образование. Часть II / отв. ред. Костина А. В. (изд. 2-е., исправленное) — М.: Изд-во Моск. гуманит. ун-та, 2008. — 94 с.
4. Коупленд Д. Нормальных семей не бывает : [роман] / Дуглас Коупленд ; [пер. с англ. В. Симонова]. - СПб. : Симпозиум, 2004. - 368 с.
5. Коупленд Д. Эй, Нострадамус! [роман] / Дуглас Коупленд ; [пер. с англ. А. Азова]. - М. : АСТ МОСКВА: Транзиткнига, 2005. - 285, [3] с. - (Альтернатива).
6. Коупленд Д. Элеанор Ригби : [роман] / Дуглас Коупленд ; [пер. с англ. М. Казанской]. - М. : АСТ МОСКВА: Транзиткнига, 2006. - 252, [4] с. - (Монохром).
7. Марков Б.В. Философская антропология: очерки истории и теории / Б.В. Марков. - СПб. : Изд-во «Лань», 1997. - 362 с.
8. Маркова Т.Н. Современная проза: конструкция и смысл: монография / Татьяна Маркова. - М. : Изд-во Моск. гос. обл. ун-та, 2003. - 268 с.
Гончаренко О.В. Повсякденне життя людини в фтософськш та художшй антропологи //
Вчеш записки Тавршського национального ушверситету iм. В. I. Вернадського. Серiя: Фiлософiя. Культурологш. Политологи. Сощологш. - 2009. - Т. 22 (61). - №2. - С. 56-61.
В стати розглядасться повсякденшсть як фундаментальна фшософсько-естетична категорш. На прикладi творчост письменника-постмодершста Дугласа Коупленда дослщжуються художш засоби зображення повсякденностп, яю розкривають основш свггоглядт орieнтири сучасно! людини.
Ключовi слова: повсякденшсть, художня антропологш, постмодершзм.
Goncharenko E. V. Everyday life in philosophic and art anthropology // Ученые записки Таврического национального университета им. В.И. Вернадского. Серия: Философия, Культурология, Политология, Социология. -- 2009. - Т. 22 (61). - № 2. - С. 56-61.
The article is concerned with everyday life as a fundamental philosopho-aesthetic category. By an example of postmodern writer Douglas Coupland's creative writing literary devices which reveal the main worldview key points of modern personality are revealed.
Keywords: everyday life, art anthropology, postmodernism.
Поступило в редакцию 15.10.2009
