CC BY
66как интегральные связи между ними укоренены на уровне глубинных структур, восходящих к универсальной «праструктуре» картины мира человека. В искусствоведении существует давняя традиция фиксации и теоретического обобщения таких попыток и («Синтетическая стория искусства И. И. Иоффе (1933), «Изобразительное искусство и музыка» В. В. Ванслова (1977), «Взаимодействие и синтез искусств» (1978), «Содружество чувств и синтез искусств» Б. М. Галеева (1976), «Видовая специфика и синтез искусств» В. П. Михалева (1984) и мн.др.). Но, безусловно, первыми искусствоведами и теоретиками становились сами творцы искусства. Способность ощущать мир целостным, нерасчлененным есть по существу одно из важнейших свойств общей одаренности личности. Высокий уровень сопричастности ко всему происходящему способствует установлению множественных связей между явлениями действительности. Чем многообразнее ощущаются эти связи, тем выше вариативность и возможность установления неожиданных соотношений, парадоксальных взаимодействий в процессе поиска и достижения поставленной художественной задачи. Этот процесс накапливания множественности связей, который обусловливается, обогащается миром впечатлений, работой воображения, аккумулирует работу интеллекта, создает важнейшие условия для формирования «фонда подсознания» (выражение А. С. Шведерского), который является основным источником творчества. Важно заметить, что фонд подсознания в значительной части формируется бессознательно: он «способен выдать в светлое пятно сознания такое яркое видение какого-либо давно возникшего впечатления, что мы приходим в изумление от его сохраненной яркости, подробности и даже памяти переживаний далеких лет» [8. С.70]. Соединение явлений бессознательного и подсознательного уровней, закрепленных в стойких ассоциативных связях (звуко-цветовых, цвето-слуховых, цвето-тактильных, цвето-обонятельных и под.) может косвенно свидетельствовать о расширении сенсорных ассоциативных связей в сознании человека. То, что мы видим, слышим, осязаем, помним, обоняем, чувствуем, - все это синтезирует единую и неразрывную картину мира. Эстетически осмысленное эмоциональное переживание межсенсорных ассоциаций становится источником синтеза в сознании человека, а потом и в акте творчества.
ССЫЛКИ НА ЛИТЕРАТУРУ
1. Пирс Ч. Элементы логики: Grammatica speculative // Семиотика. - М.: Радуга, 1983. - 636с.
2. Каражаев Ю.Д., Джусоева К.Г. Прагматическая направленность синтаксической экспрессии // Проблемы экспрессивной стилистики. - Ростов-на-Дону: Изд-во РГУ, 1987. - С.18-23.
3. Воронин С.В. Английские ономатопы: Фоносемантическая классификация. Изд.2./ Под ред.проф. О.И.Бродович. - СПб.: Геликон-плюс, 2004. - 190 с.
4. The Dictionary of English Phonesthemes by Benjamin K. Shisler // www.geocities.com/ SoHo/Studios/
9783/phondict.html
5. Левицкий В.В. Звуковой символизм: Основные итоги // Sound symbolism: Principal results. -Черновцы, 1998. - 129с.
6. Перловский Л. Сознание, язык и математика // Звезда. - 2003. - № 2. - С.192-223.
7. Набоков В.В. Американский период. Собр. соч. в 5 томах. - СПб.: «Симпозиум», 1999. - 704с.
8. Шведерский А.С. Можно ли учить тому, чему нельзя научить? // Диагностика и развитие художественной одаренности. - СПб.: СПбГИТМИК, 1992. -171с.
Т. М. Рогожникова
ПОТЕНЦИАЛ ЗВУКОЦВЕТА И ЗВУКО-ЦВЕТОВАЯ ОРГАНИЗАЦИЯ ТЕКСТА
Заявленная тема является составной частью исследований, направленных на изучение законов действия слова и увязанных с проблемами экологии коммуникации.
Галерея ассоциативных портретов в различных интерьерах, созданная как результат работы коллектива единомышленников, работающих на кафедре языковой коммуникации и психолингвистики Уфимского государственного авиационного технического университета, в настоящее время пополняется изучением потенциальных возможностей звукоцвета, анализом цветовой организации текста и функциональных возможностей цветовых моделей текста. Сопоставительный анализ «цветового наполнения» текстов, выявление общих тенденций значимости звуко-цветовых соответствий для данного типа текста, обнаружение специфики, отличающей фоносемантическую организацию текста одного жанра от звуко-цветовой организации
дискурсов других жанров, потребовали интенсивного поиска методологических предпосылок для изучения семантики цвета с психолингвистических позиций.
Дисциплины, изучающие закономерности цветовых ощущений, цветопередачи и цвето-различий, как правило, не анализируют феномен цвета как психологического и психолингвистического явления. К счастью, сегодня к уникальным исследованиям А.П. Журавлева добавились не менее уникальные работы, о которых хотелось бы поговорить.
В первую очередь отметим авторов, чьи идеи близки нашим замыслам в этой области исследований: С.В. Воронин [1], В.Ф. Петренко [2], Ф.Е. Василюк [3], Р.М. Фрумкина [4], П.В. Яньшин [5], О.И. Бродович [6], Е.Ю. Артемьева [7], Л.П. Прокофьева [8, 9, 10], О.В. Опреде-леннова [11]. Рассмотрим некоторые авторские позиции подробнее.
П.В. Яньшин [5] объясняет цвет как психологический феномен, анализирует структуру цветового значения и создает экспериментально выверенную семантическую модель цветового образа. Отправной точкой для исследования стал тезис о существовании у цветов естественных (натуральных) значений. Главная методологическая предпосылка развиваемого подхода увязана с осознанной автором необходимостью выхода за пределы строго механистического каузального подхода, сформулированного в классической физике, и введением онтологического допущения о существовании цвета не столько в форме субъективных ощущений и образов, но и как объективного аспекта реальности, предметного свойства объектов. Рассуждая об уникальности феномена цвета, автор напоминает, что он адресован не рассудку (конкретный цветовой оттенок не имеет и не может иметь рационального определения), а всецело — нашему восприятию и переживанию. Предметом психосемантики цвета обозначены сущность Цвета как естественного семантического объекта и семантическая структура цветового образа [5. С. 15].
О главной проблеме психосемантики цвета — проблеме существования, источниках (причинах) и структуре цветовых значений, — П. В. Яньшин говорит как о не только не решенной, но даже четко не поставленной. В работе фокус рассмотрения переносится с причин и закономерностей возникновения цветовых ощущений на причины и закономерности существования цветовых значений: правила их порождения и функционирования. Любой символ преображает значение только в определенном контексте. Не существует неких универсальных значений цветов, проявляющихся во всех ситуациях одинаково. «Этот закон, известный каждому лингвисту, до сих пор не принимается во внимание большинством исследователей цветовой семантики» [Op.cit.: 23]. Значение цвета понимается автором как набор потенциальных признаков, способных актуализироваться в конкретном контексте. Формулируется важный методологический принцип поиска значений цветов. Одним из ключевых вопросов психосемантики цвета, при признании конечного количества «фокусных» цветов, называется поиск конечного набора «фокусных» контекстов их символической интерпретации: «только при условии существования конечного набора контекстов есть надежда создать исчерпывающий «словарь» потенциальных семантических признаков цветов, актуализирующихся в соответствующих контекстах» [Ibid.]. Отдельной и важной задачей исследований становится поиск этих базовых контекстов.
Принципиальной представляется нам попытка автора ответить на вопросы: Что есть Цвет? Что есть Цвет в психофизике восприятия и психосемантике Цвета? Должны ли мы соотносить цветовое ощущение исключительно с волновыми характеристиками светового потока (как это принято в настоящий момент в силу механистической традиции) или можем рассматривать цвет как одно из качеств, присущих объективной действительности? Иными словами: «Цвет- это всего лишь субъективный образ электромагнитного спектра или, напротив, само электромагнитное изучение — лишь одно из проявлений Цвета? Очевидно, что от ответа на этот вопрос зависит очень многое» [Ibid.].
Последователи И.Ньютона и представители современной физики, по мнению автора, рассматривают Цвета как только субъективные ощущения. И в этом смысле он «меньше» этого излучения, он вторичен, и чтобы понять его природу, нам следует изучать физику, а не психологию. Но если главное — сам Цвет, а электромагнитное излучение — лишь одно из его проявлений (альтернативная позиция И.В. Гете), то он «больше» этого излучения, он первичен, поэтому следует изучать Цвет, а не физику.
Особенностью цвета как объекта научного изучения становится не только признание
объективных значений Цвета, но и необходимость отнесения его к феноменам объективной действительности « наряду с прочими агентами, закономерно изменяющими физическое и психическое состояние человека» [Op.cit.: 24]. Объективное значение может быть только у того, что само, объективно существует. Данный тезис, как признает автор, противоречит принятым в настоящее время естественнонаучным установкам. Именно поэтому исследователь взял на себя труд дополнительно обосновать его в ходе теоретического анализа фактов, полученных в биологии (эволюция цветового анализатора), физиологии (физиология цветового зрения), физике (спектография), химии (хроматография), в ходе критического анализа философских (онтологических, гносеологических) теоретических формулировок ньютоновского подходов.
Главным общеметодологическим принципом (который мы разделяем), объединяющим теоретический анализ как в аспекте восприятия Цвета человеком, так и при исследовании конкретной цветовой семантики (структуры и содержания цветового значения) является следующий: «семантические закономерности, выявляющиеся в частных психологических экспериментах, отражают общие закономерности и механизмы репрезентации субъекту целостного образа мира. Сами эти механизмы и закономерности являются превращенной формой закономерностей объективного мира, органичной частью которого является и воспринимающий субъект» [Op.cit.: 25]. Автор поясняет этот тезис следующим образом. У человека есть цветовое зрение потому, что мир цветной. Для представителя естественнонаучного направления — наоборот: мы видим мир цветным, потому что у нас есть цветовое зрение. Мы не можем быть уверены в том, что другой человек видит Цвет так же, как мы, даже если он называет его тем же названием. В данном случае П.В. Яньшин говорит не о конвенциональных знаках, каковыми являются названия цветов, а о субъективных образах одного и того же цвета. Вопрос не в том, «желтым» или «лимонным» называют два человека данный цвет, а в том, имеют ли они одинаковые цветовые образы. «До тех пор пока мы не научимся «заглядывать в голову», мы не сможем разрешить эту дилемму: соотнести внешний стимул и психический образ» [Ibid.].
Автор намечает возможный путь разрешения проблемы соотношения между стимулом и психическим образом, указывая на объективные характеристики субъективного образа мира, идентичные базовым системным качествам самого объективного мира. В аналитической психологии К.Г. Юнга они носят названия «архетипы» и имеют равное отношение как к «психическому», так и к «не психическому», «природному» в человеке, как «отпечатки» мира, объединяющие человека с миром и «предшествующие и преформирующие на глубинном уровне формирование как образов восприятия, так и воображения» [Ibid]. Исследователь признает, что гипотеза о существовании цветового значения проявляется во всех исследованиях по ассоциированию, шкалированию или воздействию цвета на человека. Этот тип значений может иметь культурную «составляющую», но не является предметным значением в указанном выше смысле, развиваемом представителями московской культурно-исторической школы (Л.С. Выготский, А.Н. Леонтьев, В.П. Зинченко, А.Г. Асмолов и др.). Цвет как семантический феномен предполагает некую «специфическую категориальную систему и , следовательно, некий специфический тип значения, ее образующий, и особые «правила порождения» этих значений [Ibid].
Первый важный признак такой семантической системы — это целостный организм. Второй — эмоциональность в самом широком смысле этого слова. Третий — органичность и экологичность. Четвертый признак — «вплетенность» этого значения в чувственную ткань психического образа, т.е. непосредственная данность.
«Цвета сами являются естественным средством классификации объектов, явлений и событий» [Op.cit.: 31], и цветовые значения представляют собой не наборы признаков, а гешталь-ты, способные непроизвольно и закономерно модифицировать психическое состояние субъекта. Автор не исключает существования у цветового значения определенной предметной составляющей в форме эмоции или чувства, связанных с соответствующими предметными словесными значениями. Исследователю удается, на наш взгляд весьма удачно, проложить мостик между центром предметного поля отечественной психологии, занимавшейся главным образом проблемами «культурного» предметного значения, моделью которого со времен Л.С. Выготского являлось словесное значение, и феноменологией, остававшейся на периферии этого предметного поля. П.В. Яньшин обозначил указанный тип значения термином «естественное (натуральное) значение» с целью отличить его от словесного значения.
Явная аналогия с предложенным И.П. Павловым разделением первой (безусловно-рефлекторной) и второй (условно-рефлекторной) сигнальных систем позволяет исследователю увязать описываемый тип значений с подобным типом значений, который изучается в рамках психолингвистики и экспериментальной психосемантики сознания. Относя цвет к разряду семантических объектов в методологическом и общетеоретическом планах, автор обосновывает свое онтологическое допущение о правомерности наделения цвета самостоятельным значением. Исходя из общих теоретических положений, справедливых для всех типов значений (естественных и предметных), для всех уровней категориальной сложности, он особо выделяет, ссылаясь на работы В.Ф. Петренко, А.Г. Шмелева, следующие частно-методологические утверждения.
Первое положение — «значение предполагает интерпретацию». Второе положение — «интерпретация обеспечивается наличием категориальных структур, осуществляющих классификацию». Третье положение — «значение в сознании каждого отдельного индивида «записаны» как правила их порождения. Четвертое положение — «актуальное порождение значения можно представить как последовательный переход от коннотативной нерасчлененности к предметно-категориальной организации, включающий обогащение содержанием на каждом уровне порождения». Пятое положение — «значение представляет собой набор потенциальных признаков, избирательно актуализирующихся в определенных контекстах» [Op.cit.:37]. Цвет является естественным знаком, или символом, поскольку обозначаемое и обозначающее в нем неразрывно слиты, что не противоречит возможности его интерпретации [Ibid]. Слитность плана выражения (формы) и плана содержания позволяет говорить об одном «смысловом изваянии» эйдоса. Это означает, что элементами объема цветового значения являются элементы его содержания. Весь спектр реакции на цвет: физиологических, эмоциональных, поведенческих, интеллектуальных, при условии их константности, и представляет собой искомое содержание цветового значения. Следовательно, «под естественным значением цветов нужно понимать любую феноменологию, связанную с восприятием, воздействием или использованием цветов при условии ее (феноменологии) устойчивости»[Ор.а!:38].
Поиск конкретной методологии изучения цветовых значений привел нас к необходимости исследования взаимодействия этой естественной формы цветового значения с другими категориальными структурами сознания в различных контекстах. Речь пойдет об исследовании звуко-цветового ассоциирования и семантического индивидуального шкалирования цветов. Различные аспекты ассоциативных значений цветов рассматриваются в ряде работ [12 — 20].
В издании новой книги А.П. Журавлева (аналогов «Компьютерному звукоцвету» в мире нет) приводятся художественно — компьютерные интерпретации звуко-цветовых соответствий в целом ряде поэтических произведений [21]. В основу исследований А.П. Журавлева положена подтвержденная впоследствии экспериментально гипотеза о том, что звуки речи в подсознании каждого из нас вполне определенно и в целом одинаково для всех окрашены, хотя мы этого совершенно не осознаем. Идея психологических экспериментов проста: на определенный стимул регистрируются реакции многих испытуемых, полученные ответы затем статистически обрабатываются. В реакциях выявляются основные, ведущие тенденции. Техника предъявления стимулов и регистрация реакций разнообразна: «либо предъявляются звуки речи — требуется подобрать к ним цвета, либо наоборот, подбираются звуки к предъявляемым цветам, либо предлагается расположить звуки на цветных полосках спектра» [Op.cit.: 22.]. Статистическая обработка обширного экспериментального материала показала, что в области звуко-цветовых соответствий различные звуки языка ведут себя по-разному. Согласные имеют световую символику и лишь подчеркивают интенсивность окраски гласных звуков, добавляя им слабо выраженные цветовые оттенки. «Яркие колористические ореолы присущи главным образом гласным звукам» [Ibid.].
А.П. Журавлев полагает, что это необычное свойство звуковой ткани языка вызывать в подсознании впечатления, сходные с впечатлениями от восприятия цвета, талантливые поэты интуитивно чувствуют и используют в своем творчестве для «звуковой подсветки» цветовых образов и картин, рисуемых словами. Звуко-цветовой эффект создается путем особой организации звуковой ткани текста, которую компьютер может обнаружить, осуществляя тем самым перевод звукового рисунка в цветовой.
Проявленные основные тенденции в реакциях информантов позволяют оценить как
особенно устойчивые цветовые ассоциации, связанные со звуками А, О, И. По световым характеристикам они светлые и яркие. По цветности звук А увязывается с густо-красным, О — белым или светло-желтым, И — интенсивно синим цветами. Е ассоциируется с зеленой гаммой, Я — с очень ярким красным цветом. Для У испытуемые выбирают темно-синие, темные сине-зеленые, темно-лиловые оттенки. «Если О — звук света, то Ы — звук мрака, тьмы. Он самый темный из всех гласных, и ему информанты приписывают только темные цвета — темно-коричневый, темно-фиолетовый и даже черный» [Op.cit.:22]. Автор отмечает, что существование звуковых соответствий не означает замещение цвета в нашем подсознании. Реакция испытуемого на звук как на цвет указывает на сходство впечатлений от восприятия звука речи с впечатлениями от восприятия цвета.
И.Ю. Черепанова сделала еще более смелый шаг, установив не просто сходство впечатлений, а цветность различных суггестивных текстов. Автор анализировала молитвы, заговоры, заклинания, мантры, формулы аутотренинга, гипноза, тексты психотерапевтического воздействия, проповеди, самонастрои. Так, основной фоносемантический признак проанализированных 35 основных молитв, соответствующих христианскому типу мифологии, — «светлый». Цветовая гамма — голубой, синий цвета, вкрапления желтого, красного, сиреневого [16, 17].
Известно, что существует закономерность, в соответствии с которой разные звуки употребляются в речи с различной частотой. Рассчитана «нормальная» частотность звуков в русском языке. Следует отметить, что носитель языка на уровне интуиции правильно оценивает звуковую частотность. Человек при восприятии текста «как бы «ожидает» встретить в нем тот или иной звук нормальное число раз» [21. С.23]. Если это подсознательное ожидание оправдывается, то данный звук не останавливает на себе внимание. «Если же частотность какого-либо звука в некотором тексте резко возрастает, то его символика, в том числе и его цвет, становятся заметными, как бы вспыхивают в подсознании воспринимающего, окрашивая соответствующим образом весь текст» [Ibid.]. Автор останавливается на еще одном важном обстоятельстве. Речь идет о взаимном влиянии цветов звуков в тексте друг на друга. При доминировании темных звуков затемняются и цвета светлых звуков, и наоборот обилие светлых звуков будет высветлять краски темных звуков.
Анализ звуко-цветовых гамм имеет, на наш взгляд, важный прикладной аспект. Узкое понимание прикладного потенциала звукоцвета заключается в возможностях создавать гармоничные в визуальном, аудиальном, кинестетическом отношениях тексты. Широкая трактовка прикладного потенциала увязывается с проблемой экологии коммуникации в целом. Психологические основы символики цветов, разработанные И.В. Гете, устанавливают две группы цветов по психическому воздействию: положительные и отрицательные. Мы умышленно сейчас опускаем описание цветов положительной и отрицательной сторон. Это тема для отдельной публикации. Сошлемся здесь на исследования М. Люшера, называющего гармоничного человека «цветным» или четырехмерным [22, 23], а также на работу А.Эткинда [15] по изучению эмоционального значения цветов. А. Эткинд пришел к выводу о том, что существуют однозначные и сильные связи между цветом и эмоциональным состоянием человека, которые, по высказанному предположению, принадлежат к глубокому и невербальному по природе уровню эмоциональных значений. Серия экспериментов, описанная в цитируемой выше монографии П.В. Яньшина, подтвердила эти выводы.
Анализируя экспериментальные данные О.В. Сафуановой, П.В. Яньшин отмечает, что феноменология сознательных интерпретаций цвета заметно богаче феноменологии его физиологического воздействия! Сознательный уровень ассоциаций на цвет требует упорядочения. В наших исследованиях мы неоднократно подчеркивали важность поиска оснований для классификации реакций, что значительно уменьшает количество противоречивых и неоднозначных интерпретаций. П.В. Яньшин сравнивает данные Ф. Биррена и О.В. Сафуановой. Ф.Биррен предупреждал о существовании субъективной и объективной установок испытуемых при исследовании ассоциаций на цвета. Не вполне ясной представляется интерпретация П.В. Яньши-ным работы самого Фабера Биррена. Мы не смогли найти оригинал исследования на английском языке (Birren, 1961), поэтому допускаем, что неясность толкования связана с переводом. П.В. Яньшин пишет, что в «исследовании Фабера Биррена выделены четыре типа ассоциации на цвета. Под «умственными ассоциациями» (mental associations) предполагаются ассоциации в форме существительных или то, что близко по смыслу (но не совпадает) с понятием «предмет-
ное значение». Под «объективными» (objective) и «субъективными» (subjective) ассоциациями предполагаются ситуации, когда испытуемые соотносят цвета с внешним объектом или внутренним душевным состоянием» [5. С. 156].
Группировка ассоциаций на слово-стимул КРАСНЫЙ по Ф. Биррену имеет следующий
вид.
КРАСНЫЙ: общее впечатление, блестящий, интенсивный, непрозрачный (плотный), чистый; умственные ассоциации, жар, огонь, кровь; объективное впечатление, страстный, возбуждающий, активный; субъективное впечатление, интенсивность, ярость, прожорливость, свирепость. Конечно, спорными представляются основания для подобного рода группировок. К слову сказать, что они были сделаны для 8 цветов (красный, оранжевый, желтый, зеленый, синий, фиолетовый, белый, черный).
О.В. Сафуанова анализировала «фокальные цвета» (13 основных цветов и соответствующих им цветонаименований в предварительной серии исследования были выявлены методом подбора из 260 наименований к большому количеству цветовых образцов, определяемых по атласу системы (NCS). Идентификация цветовых образцов дана по системе NCS (Швеция). Ассоциативное поле на слово-стимул КРАСНЫЙ по О.В. Сафуановой: КРАСНЫЙ — тревога, страх, опасность, агрессия, предупреждение, раздражение, смерть, убийство, активность, задор, воля, ранимость, динамика, живой, сильный, приятный, возбуждающий, страсть, тепло, жаркий, ясный, хороший.
Мы видим, что О.В. Сафуанова не группировала ассоциативные реакции. Количество испытуемых в эксперименте — 32 человека, в ходе эксперимента регистрировались как первая, пришедшая в голову реакция (свободный ассоциативный эксперимент), так и другие ассоциации (цепочка ассоциаций). В качестве стимулов выступали как цвета, так и их наименования, что составило две независимые серии эксперимента. Полученный автором материал, безусловно, интересен. Но его интерпретация с психолингвистических позиций затруднена по нескольким причинам. Для выявления устойчивой тенденции недостаточно указанного количества испытуемых. Смешение разных типов психолингвистического эксперимента не позволяет выбрать непротиворечивое основание для группировки реакций. В реакциях просматривается результат от воздействия на психическое состояние человека цветовой составляющей, о которой мы говорили выше — явно обозначены полюса положительного и отрицательного воздействия. Но для оценки таких реакций как динамика, сильный, яркий одной шкалы явно мало.
Исследования Л.П. Прокофьевой звуко-цветовой ассоциативности художественных произведений на русском языке продемонстрировали специфические многоаспектные отношения между смысловой структурой текста в денотативной основе и его фоносемантическим уровнем. Обнаружено «несколько уровней сложного взаимодействия универсальных законов восприятия, национальных особенностей цвето-звуковой ассоциативности и индивидуальных проявлений синестетических феноменов восприятия и репродукции» [19. С.70]. Автор приводит пример переводов на русский язык стихотворения Эдгара Алана По «Ворон». Из-за сложной символики инструментовки на «темные» звуки это произведение практически не поддается адекватному переводу. При переводе эти «темные звуки» либо не учитываются переводчиком, либо копируются без учета национальной специфики, что ведет к утрате качеств воздействия на русского читателя.
Интересной представляется идея автора через фоносемантический анализ оригинального текста, через выявление доминантных звуковых повторов, эмоциональных и ассоциативно-коннотативных и символических реакций, запрограммированных в том числе и на уровне зву-ко-цветовой ассоциативности, оптимизировать процесс формирования максимально адекватного базового звукового фона перевода. Нельзя не согласиться и с заявлением автора о том, что эти идеи требуют тщательной теоретической проработки, определения существенных и несущественных факторов, уточнения исследовательских методик.
Следует назвать также публикацию Л.П. Прокофьевой [20], в которой дается системное описание европейских исследований звуко-цветовых ассоциаций периода XIX — начала XXI вв., не представленных в отечественных работах по фоносемантике. Автор отмечает, что «универсальная основа способности человека к полимодальному восприятию оставляет широкие возможности для индивидуального проявления феномена и одновременно формирует базу для создания национальной матрицы, обусловленной конкретным языком» [Op.cit.:261]. Много-
численные исследования звуко-цветовой ассоциативности на материале различных национальных языков, проанализированные Л.П. Прокофьевой, позволили обнаружить явную национально мотивированную специфику проявления данного типа ассоциативности. Анализируя результаты массового исследования звуко-цветовой ассоциативности, проведенного в Великобритании осенью 2006 года, Л.П. Прокофьева выделяет вывод об общем мозговом механизме синестетов и несинестетов, при этом отмечается, что синестеты отличаются лишь интенсивностью ощущений.
За рамками статьи остались многие исследования, но задача данной публикации весьма скромная: попытаться найти методологические предпосылки для изучения семантики цвета с психолингвистических позиций. Следующий этап — обозначить возможные подходы к исследованию проблемы в рамках указанной парадигмы и самое главное — приблизиться к прикладному потенциалу, с помощью которого и возможно приоткрывать тайны законов действия слова.
ССЫЛКИ НА ЛИТЕРАТУРУ
1. Воронин С.В. Основы фоносемантики.- Л.: Изд-во ЛГУ, 1982.- 244 с.
2. Петренко В.Ф. Основы психосемантики. — 2е издание доп. — СПб.: Питер, 2005.-480 с.
3. Василюк Ф.Е. Структура образа (К 90-летию со дня рождения А.Н. Леонтьева) // Вопросы психологии, — 1993. 5. — С. 5 — 19.
4. Фрумкина Р.М. Цвет, смысл, сходство. Аспекты психолингвистического анализа. — М.: Наука, 1984. — 175 с.
5. Яньшин П.В. Психосемантика цвета. — СПб: Речь, 2006. — 368 с.
6. Бродович О.И. Звукоизобразительность и звуковые законы // Язык.- Сознание. -Культура. — Социум / Сб. докл. и сообщ. международ. научн. конф. памяти проф. И.Н. Горелова. — Саратов: Издательский центр «Наука». — С.485-489.
7. Артемьева Е.Ю. Основы психологии субъективной семантики. — М.: Смысл, 1999. — 350 с.
8. Прокофьева Л.П. Звуко-цветовая ассоциативность: универсальное, национальное, индивидуальное. — Саратов: Изд-во Сарат. мед. ун-та, 2007. — 280 с.
9. Прокофьева Л.П. Звуко-цветовая ассоциативность: сознательное и бессознательное // Язык. — Сознание. — Культура. — Социум. — Саратов: Изд. центр «Наука», 2008.- С. 520-526.
10. Прокофьева Л.П. Звуко-цветовая картина мира в речи // Вестник Челябинского гос. ун-та. Филология. Искусствоведение. Вып.19. №№9(110), 2008. — С. 102-108.
11. Определеннова О.В. Звуко-цветовая ассоциативность фольклорного текста для детей: к постановке проблемы // Язык. — Сознание. — Культура. — Социум. — Саратов: Изд. центр «Наука», 2008. — С.510-516.
12. Лутошкин А.Н. Цветопись как прием эмпирического изучения психологического климата коллектива // Социально-психологический климат коллектива: Теория и методы изучения. — М., 1979. — С. 162 — 175.
13. Иванов Л.М., Урванцев Л.П. Экспериментальное исследование цветовых ассоциаций // Психологические проблемы рационализации деятельности. Вып.2. — Ярославль: ЯГУ, 1978.- С. 55 — 64.
14. Сафуанова О.В. Формы репрезентации цвета в субъективном опыте: Дис. ...канд. психол. наук. — М., 1994. — 270 с.
15. Эткинд А. Цветовой тест отношений // Общая психодиагностика: Основы психодиагностики, немедицинской психотерапии и психологического консультирования. — М.: МГУ, 1987. — С. 221 — 227.
16. Черепанова И.Ю. Вербальная суггестия: теория, методика и социально — лингвистический эксперимент: Дис. ... д-ра филол. наук. — Пермь, 1996. — 426 с.
17. Черепанова И.Ю. «Ангельский огонь»: Красные PR России. — М.: КСП +, 2003. — 928с.
18. Дымшиц М.Н., Пугачева Т.Н., Кулакова С. Звуко-цветовая синестезия и методы ее исследования 2003 http: // www.vaal.ru /show.php?author =2.
19. Прокофьева Л.П. Индивидуальные особенности звуко-цветовой ассоциативности в творчестве Эдгара Алана По http://www.slavica.org/journals/index.php/als/article/viewPDFInerstitial/103/91.
20. Прокофьева Л.П. Изучение звуко-цветовой ассоциативности в европейских языках: история и современность http://www.unn.ru/inco/?main=issues&sub=vestnik&anum=2230
21. Журавлев А.П. Компьютерный звукоцвет: Альбом. — Калининград: ФГУИПП «Янтар. сказ», 2004. — 108 с.
22. Люшер М. Сигналы личности. — Воронеж: НПО «Модэк», 1993. — 159 с.
23. Люшер М. Цвет вашего характера. — М: Вече, Персей АСТ, 1996 — С. 11 — 245.
Э. А. Салихова
КРИТЕРИИ ВЫЯВЛЕНИЯ СТЕПЕНИ СЕМАНТИЧЕСКОЙ ОПУСТОШЕННОСТИ: НА ПРИМЕРЕ ЛЕКСИЧЕСКОГО НАПОЛНЕНИЯ АССОЦИАТИВНОГО
ПОЛЯ СТИМУЛА МИР1
В статье описывается ассоциативное поле исходного МИР1. Материал исследования — ассоциации на слово-стимул МИР1 по данным РАС и САС, а также данные свободного ассоциативного эксперимента (далее — САЭ). Испытуемые (далее — ии.), — дети дошкольного и младшего школьного возраста, носители русского и башкирского/татарского языков. САЭ проводился в 1996-1998 гг., с тем же контингентом участников эксперимента в 2005 г., в 2006-2007 гг. — с разновозрастными информантами трех групп: студентами вузов г. Уфы, ии. 25-60 лет и ии. 60-80 лет (всего участвовало 308 человек) Такое разграничение не противоречит мнению социологов о существовании «поколенческого разрыва», характеризуемого различными этнокультурными представлениями и социопсихологическими.
Ассоциативное поле слова — то пространство, где отношение одного его элемента к другому выступает в качестве механизма, который может генерировать теоретически бесконечное количество «прочтений». Ассоциативный материал дает возможность проследить «расщепление» значения слова на актуальные функциональные смыслы, вступающие в отношение дополнения или «вытесняющие» один из смыслов путем смещения ядерного значения на периферию ассоциативного поля.
Расширение и сужение значений и смыслов в языке - процесс перманентный; он задается целью использования того или иного значения и определяется лингвокультурным потенциалом участников общения.
Лексическое наполнение ассоциативного поля (далее — АП) МИР1 интересно с точки зрения «феномена семантической опустошенности», определяемого как «появление в языковом сознании понятий с размытым культурным смыслом» (цит. по: [4.С. 101]). В АП МИР1 актуализируются:
1) наименования а) астрономических объектов: Вселенная; б) учреждений/предприятий: в МГТУ [5 .С.92]; в) обозначения, входящие в сферу материальной культуры: книга такая; г) антропонимы: Дамир, Толстой; 2) научная информация: а) терминологизация: фауны, физики, флоры; б) систематизация видовых отношений: насекомых, подводный, природы, растительный, зверей; 3) информация из области культуры, искусства и пр.: а) прецедентные тексты: мирись-мирись и больше не дерись, наша армия сильна, охранят мир она (строка из песни), миру — мир, худой мир лучше плохой ссоры , мирный атом, мирный космос, труд, май, на всей земле, пустить по миру, дому твоему, внутренний, всему миру, перевернулся; б) названия произведений: «Война и мир»; 4) актуализация современного состояния со-циополитической, экономической жизни: а) стереотипизация понятий: дружба, завоевать, мирно жить, на всей земле, окружающий, охранять, спокойствие, покой, ссора; б) эвфемиза-ция: иной; 5) рефлексивные акты над языковыми фактами: а) словообразование: мирно, мировать, отмирать, помирить; б) звукоподражательные и звукобуквенные комплексы: Да-мир, Рим, пир, лир; 6) пресуппозиции: армия, душа, пир, умер, умирать; 7) наглядно-образные: в тумане, голубь, солнце, звездный; 8) эмоционально-оценочные: безжалостный, дурной, необыкновенный, страстей, тупой, яростный.
В некоторых случаях ассоциаты не являются логическим эквивалентом слова, так как не характеризуются целостностью и нерасчлененностью отражения объекта. Иногда они выступают языковым эквивалентом понятия: мир страстей, мир иной, мир дому твоему. Чем обусловлены отношения между компонентами данных конструкций, какие происходят изменения в семантике слов, выражающие идею «мира»1? В данных единицах носителем идеи мира является дополнительный элемент в форме родительного падежа (страстей, космоса, фауны, физики и т.п.). В служебном форманте «мира» нарушено равновесие между лексической и грамматической составляющими: лексическая составляющая убывает, грамматическое признаковое значение активизируется. Таким образом, функция морфокомпонента слова «мир» предполага-
