CC BY
22№ 3 (28), 2008
"Культурная жизнь Юга России" ^
тии» (там же, с. 180). Текст повествования изобилует сценами ужаса, тления, разложения и извращения падшего мира. Беря во внимания «и море крови, и мат, и извращения», К. Кокшенева справедливо, с нашей точки зрения, недоумевает, как «проза, изображающая "нечто адовое", может быть отнесена критиками в разряд "православной прозы"»?
Среди обилия жестких, нередко аморальных превращений, сравнений и метафор М. Замшев находит некоторые из них «просто великолепными», но сам их не цитирует. Завершая разговор о романе А. Проханова «Крейсерова соната», мы, в некоторой степени противореча самим себе, приведем слова М. Замшева о произведении: «Человек - творец жизни. Автор - творец текста» (12).
Литература
1. Фанталов А. «Крейсерова соната» Александра Проханова // http: // fox.ivlim.ru/showarticle. asp?id=2908.
2. Замшев М. По воле русского Бога // http: // www.moswriter.ru/proza/archiv/02_2004/proza2.htm.
3. Фанталов А. «Крейсерова соната» Александра Проханова...
4. Ильин И. Сущность и своеобразие русской культуры // Москва. 1996. № 1. С. 179.
5. Проханов А. Крейсерова соната: роман. М.,
2003. С. 215-216.
6. Проханов А. «Личность - это экспансия.» / Беседу записал Ю. Курьянов // http: // www.opt-kniga.ru/kv/interview.asp?id=154.
7. Проханов А. Крейсерова соната. С. 134.
8. Фанталов А. «Крейсерова соната» Александра Проханова.
9. Фефелов А. Отблеск русского рая // Завтра.
2004. № 1. С. 2.
10. Бондаренко В. Литература как восстание, или Партийность и модная игра в антибуржуазность // Независимая газета. 2004. 6 окт. С. 7.
11. Кокшенева К. Как измерить себя человеку? // Москва. 2005. № 1. С. 178.
12. Замшев М. По воле русского Бога.
M. P. YEVD0KIM0VA. PLUZHNIKOV'S IMAGE IN THE NOVEL «THE CRUISER'S SONATA» BY A. PR0HAN0V
A. Prohanov introduces Pluzhnikov's image into the text episodically, that's why critics examine this character as a «secondary theme». The main character's personality represents «Russian righteous man» and is characterized by the author from orthodoxial positions.
Key words: A. Prohanov, the novel «The cruiser's sonata», the concept of the personality, Pluzhnikov's image.
Г. Д. БАЗИЕВА
ПОСТМОДЕРНИЗМ В ЛИТЕРАТУРЕ КАБАРДИНО-БАЛКАРИИ
В статье рассматриваются проблемы развития современной литературы Кабардино-Балкарии в контексте влияния постмодернизма. В центре внимания автора - творчество прозаиков «новой волны».
Ключевые слова: постмодернизм, литература, мифологизм, цитирование, интертекст, современный герой.
Современный этап развития культуры (начиная с 80-х годов ХХ века) принято определять как «постмодернизм». Если несколько лет тому назад это направление в культуре воспринималось как дань литературно-художественной моде, то сегодня оно стало уже академической классикой. Модернизм в целом характеризуется «аутизмом мышления», стремлением абсолютизировать мир своего внутреннего бытия (1). Постмодернизму, напротив, присуще стремление стать частью общего мира, разомкнуть себя «вовне». Если вектор модернизма - центростремительный, то вектор постмодернизма - центробежный (2). «Разомкнутость» пространства в эпоху постмодернизма позволила виртуальное воспринимать как реальное и наоборот. Человек становится психологически, эмоционально и интеллектуально вовлеченным в различные культурные пласты. Ценность личности в эпоху постмодернизма определяется не только ее интеллектом и самодостаточностью, что характерно
для модернизма, но и гибкостью мышления, «ра-зомкнутостью в мир», способностью быстрого и немедленного реагирования.
Постмодернизм на Западе стал развиваться в 20-30-е годы ХХ века. Первым литературным произведением постмодернизма считают роман Дж. Джойса «Улисс» (1922), в котором широко используются приемы цитирования, иронии, пародии. В одном ряду с ним стоят также романы Ф. Фаулза, романы и повести Х. Кортасара, новеллы Х. Борхеса и позднего англоязычного В. Набокова. В советский период произведения этих писателей были неизвестны широкому кругу читателей. В 80-е годы ХХ века, в период перестройки, выходят в русском переводе собрания сочинений ведущих писателей постмодернизма. Одновременно начинается перестройка стилистики литературных произведений на территории СССР.
В данной статье нас интересует проблема проявления характерных черт постмодернизма в ли-
тературе Кабардино-Балкарии конца ХХ - начала XXI века. Как известно, в литературе советского периода человек выступал как социальное, сословное существо, а его жизнь и сущность раскрывались в контексте марксистской идеологии. Литература 1980-1990-х годов, напротив, стремилась к новому пониманию человека как индивидуальности, сложной и социально недетерминированной личности. С началом перестройки в обществе в целом и в литературе, в частности, наблюдаются процессы несоответствия внешнего оптимизма глубокому внутреннему кризису духовных ценностей. Проза начинает отвергать стилистику рационального и последовательного повествования стилистикой ассоциаций. По этому пути шли многие течения модернизма - проза потока сознания, сюрреализм, дадаизм и др. В прозе постмодернизма отсутствие единого стиля приводит, с одной стороны, к отказу от фетишизации и мистики стиля, свойственных модернизму, а с другой - к его мифологической мистификации. Известно, что даже самые признанные мастера прозы потока сознания (например, Д. Джойс) считали свои произведения, скорее, мифологическими, чем психоаналитическими.
Повесть М. М. Емкужева «Всемирный потоп» (1989) тоже мифологична, но не в обычном плане. В ней нет нормального полноценного героя, очень мало внешнего действия. Писатель попытался изобразить духовный опыт жителей кабардинского села, осмысленный в социальном и философском контекстах. В начале повести он знакомит читателя с древним преданием о людях, пресыщенных изобилием и наказанных за это, - земля разверзлась и поглотила их. Приведенная в начале повествования мифологема подчеркивает гуманистическую, нравственно-философскую направленность произведения. Бродит по селу одинокий старик Бекмурза, единственный друг которого - старая собака, а дом - холодная сторожка. Лишенный родными сыновьями собственного дома, он удостаивается чести быть приглашенным в дом, только выиграв по лотерее «Москвич». Люди в жажде наживы раскапывают курганы на кладбище и не понимают, что они лишаются не курганов, а веры. Духовное обнищание ведет к неминуемому возмездию. «В жизни все взаимосвязано. Часто одно явление с другим эхом перекликается. И как бы ни был человек непростительно забывчив и несправедлив к прошлому, как бы ни старался сослаться на то, что все проходит, наступает момент, когда за все приходится отвечать» (3), - утверждает автор, противопоставляя культурному и моральному нигилизму собственную духовно-нравственную позицию.
Современный герой свободно движется по дорогам истории, литературы, мифологии. В новую прозу приходит энциклопедизм. Путь героя начинается с осознания разъятости мира - пространственной, временной, метафизической. Свойственное художественному сознанию ХХ века ощущение глубины мира сменяется чувством его безмерности и «вглубь и вширь», бездонность образа и слова превращается в графически точную систе-
му информационного поля. Пересечение плоскостей прошлого и настоящего вызывает у различных писателей разнообразные интеллектуальные ассоциации и реминисценции. В связи с этим пространственно-временная организация становится не только каркасом произведения, но и одним из средств анализа его содержания.
К. Елевтеров в своемромане «Выныривающий» легко «играет» с пространством и временем. Пространство здесь достаточно конкретно (город Нальчик), но одновременно достаточно условно (автор ни разу не упоминает его названия). Время (1967-1996 годы) тоже обладает двойственностью. Конкретные даты вперемешку с разновременными мыслями и рассуждениями создают ощущение безвременного полета в прошлое, настоящее и будущее, которое помогает объемному воссозданию внутренней реальности. Значение настоящего корректируется через его связь с прошлым и будущим. Создается впечатление максимальной приближенности любых событий, происходящих с героем. «Время, уходящее от тебя. Оно остановленное. Тени подрагивают, и хранится время. Утром тени обратятся в предметы, горнолыжники станут прищепками, и звезды исчезнут. Они исчезнут поэтому. Ты будешь тянуть проволоку пальцем, касаться лбом, разговаривать с предметами до темноты. Зачем? Чтобы замедлить остановленное в них время. Потом разбежаться и посмотреть ему в спину» (4). В духе эстетики постмодернизма автор признается, что «линейное время бессмысленно» (5) и что «мир постоянно меняется, и непрерывно изменяется, и непрерывно делает прошлым живую боль и живую радость» (6). Он вынужден констатировать, что «время здесь сразу прошлое, настоящее и будущее, и законы просты, как игра, и боль не эта» (там же).
«Разомкнутость» вовне позволяет автору подмечать и искусно воспроизводить ассоциативный механизм перескакивающего от одного мотива к другому мышления, увлекаться всевозможными аллюзиями и ассоциациями. При этом он много и подробно размышляет о пространстве и времени, со скрупулезностью топографа и художественным вкусом поэта воссоздает аромат главной улицы Нальчика - Кабардинской. Кинотеатр «Победа», магазин «Ландыш», парк... «Улица идет прямо и ровно освещена с высоких, метров под восемь, шершавых и живых ночью телеграфных столбов. Город балансирует на линии двумя полусферами, как глобус» (7). И далее писатель так описывает его: «Он курортный и круглый. О нем можно, как о людях, говорить что угодно, и все будет в свое время правдой. Красивый, тусклый, тихий, скрежещущий, чистый и снежный, пыльный и слякотный, дурацкий, как флаг, пластичный, как лес, простой, разный» (там же).
Автор пишет обо всем, не задаваясь целью постановки сверхзадачи, а тем более выстраивания сюжетной канвы произведения. Жизнь, чувства, ощущения, образы, дороги, мосты, дома, двор, гаражи. Улица, на которой он вырос, выписана настолько ярко, что становится почти равно-
№ 3 (28), 2008
"Культурная жизнь Юга России"
значной жизненной дороге. Но конечно же автор осознает различное значение данных архетипов: дорога - знак развития, динамики, улица - связь отдельной личности с обществом, дом - ограниченность пространства. Суггестивно-оценочная функция хронотопов улицы, дороги, дома, моста раскрывает ценностный смысл современных реалий. Материальные и нематериальные объекты перетекают друг в друга так же, как свет перетекает во тьму, а тьма превращается в свет. «Я неверно сказал про сегодняшнюю власть тьмы, это инерция тьмы. Я во власти света, за который уплачено чужой смертью, пробираюсь ячейками и ни черта не вижу» (8).
«Мужественное сошествие в хаос» (Г. Гессе) герой предпринимает в одиночку. Хаос, когда мир теряет четкие очертания и противоположности сходятся, соотнесен писателем с внутренней жизнью современного человека. При этом он не только означает распад, но и понимается как дисгармония, не исключающая возможность гармонии. Там, где обесцениваются одни истины, должны возникнуть новые, но какие? «Нервозность. Хаос. Шаги напролом во взрослую, черт ее побрал, жизнь. Убеждение все более ясное, что жизнь эта устроена в скотном дворе» (9).
В романе В. Пелевина «Омон Ра» герой так же признается: «Мне вдруг стало противно от мысли, что я сижу в этой маленькой заплеванной каморке, где пахнет помойкой, - обидно оттого, что именно в этих вонючих чуланчиках и горят те бесчисленные разноцветные огни, от которых у меня по вечерам захватывает дух, когда судьба проносит меня мимо какого-нибудь высоко расположенного над вечерней столицей окна» (10).
В романе К. Елевтерова тоже есть свои «разноцветные огни» - это разноцветная бабочка из рассказа А. Платонова, который автор приводит полностью, опять же в духе постмодернистской традиции цитирования. Мальчик, бегущий за бабочкой и замурованный в пещеру, в течение долгих лет пытающийся выбраться из этого состояния,
- это сам автор, ныряющий и выныривающий в бездну и из бездны. Множественность и противоречивость окружающего мира находит выражение в головокружительных смещениях, положениях. Именно эта множественность ставит автора перед гносеологическим вопросом о существовании некоей силы - одновременно мистической и реальной. Истина ирреальна, а мир - чей-то вымысел или умысел?
Сосредоточенность на том, чтобы через дьявольский огонь выйти к божественному свету, выливается в романе К. Елевтерова в диалоги с самим собой, с теми, кто любим, кто рядом и кого рядом нет. Таким образом, автор выстраивает своеобразную лестницу к небу. «Всякое возвышенное чувство или положение внушают к себе почтение и любовь, пока они далеки от нас и являются нам почти лишь в воображении, но не воплощены вот здесь, в этом живом человеке» (11),
- отмечал Н. Лосский.
Обожествление предмета долгой любви превращается в монологичные диалоги. «И между
глубоко монологическими речевыми произве-денииями всегда наличны диалогические отношения» (12), - отмечал М. Бахтин. Внутренняя эмоция и речь - доминирующий дискурс романа, так же как в «Улиссе» Дж. Джойса. Но в отличие от него, не признающего религиозного экстаза, называющего его «йогобогомуть», внутренние реминисценции в конце концов приводят К. Елевтерова к диалогу с некоей таинственной силой.
Сочетание кусков логичного рассуждения с навязчивыми мотивами и особая организация текста, стоящая на свободной интерпретации различных явлений, погружают автора в состояние, которое культурологи называют «эпистемологическая неуверенность», т. е. отрицание возможности обрести целостное и законченное знание. Незаконченность романа, возможность его продолжения в потоке разнообразных ассоциаций тоже являются своеобразной данью постмодернизму.
В. Мамишев, напротив, избегает причудливых ассоциаций и реминисценций. Его плотный текст насыщен метафорами, но за личностью его героев - конкретная и беспристрастная характеристика. Таким образом, если каждый из героев К. Елевтерова наделен некими обобщающими чертами, то герои В. Мамишева более жизненны и узнаваемы, и если К. Елевтеров - «выныривающий», то В. Мамишев - «стоящий на берегу» и трезво описывающий то, что происходит в «бурном жизненном потоке». А происходит вот что: «маленькие люди», будь то девушка-лимитчица или хронический алкоголик Нос, сохраняющие, несмотря ни на что, чувство собственного достоинства, трагично уходят, оставляя пустоту невоплощенных желаний и надежд.
Повесть «Хроника "хроника"» (2003) рассказывает о буднях Кабардино-Балкарского республиканского наркологического диспансера. У каждого пациента - своя сложная судьба, приведшая его на больничную койку. Главный герой, Владимир Носов, по кличке Нос, как и большинство пациентов, - постоянный «клиент» заведения, в котором строго прописаны обязанности и права больных, у каждого своя история болезни и свой путь к очередной «прописке» на лечение. Он добровольно ложится в больницу, стремясь под наизусть заученными процедурами забыться от личной травмы - измены любимой жены. За не очень приятной наружностью: «Глаза - пара картечин, вдавленных в углубления по обе стороны носа. Рот - короткая карандашная линия. Нос нависал не только надо ртом, но и над миниатюрным подбородком» (13) - скрывается трагедия жизни обыкновенного человека - неплохого плотника, отца двоих детей, сначала изредка выпивающего, потом пьющего.
В палате Носа ждали старые приятели: украинец Мигель, «кабардино-балкары» Смайл, Муха, Медуница, прибыл на лечение и молодой грек из Пятигорска. Этот пестрый этнический коллектив объединен пространством и временем, а может быть, и судьбой. Мифологизация
здесь осуществляется через миф о греческой богине Фрине. Так завязывается узел ассоциаций и с больной психоневрологического диспансера, обнажающей свое тело в оправдание причины своей измены мужу, и с другими историями кровавых измен. В этом мифе Нос одновременно жаждет мщения и ищет оправдания для измены собственной жены. Неспособность совместить и то, и другое приводит к ее идеализации. В воображении героя она приобретает нереальные черты - «раскрасавица-краса, домодельница, хлопотунья» (14). Таким образом, мифологизация в повести не остается чем-то ограниченно локальным: так или иначе с ней соотносится очень многое. С мифологизацией связано смешение реального и ирреального, возможность внезапных объединений разнородного, подвижность границ художественных образов.
О. Абакарова подчеркивает генетическую связь повести В. Мамишева с творчеством и личностью Н. В. Гоголя (15). Мифологизация его повести, так же как в цикле петербургских повестей, не лишена резкой социальной конкретности. Но в отличие от писателя, для которого миф растворяется в художественном пространстве суггестивно
- в форме намеков, подсказывающих ассоциации, наводящих на подразумеваемые или интуитивно угадываемые читателем смыслы, у В. Мамишева он выступает конкретно и зримо, являясь структурообразующим мотивом. И то, и другое способствует утверждению безусловности как мифологического подтекста, так и текста, открытию «мифологических первооснов <.> в самых обыденных бытовых вещах и представлениях» (16).
«Гоголь в отличие от Архимеда нашел-таки точку опоры: уцепившись за собственный нос, перевернул мир. У него все аморфно, кроме колеса и лошадей, да и те, неведомо, доедут ли до Казани или хотя бы до Москвы», - размышляет балкарский писатель Б. М. Чипчиков (17). В его произведениях хаос чувств, логические неувязки - не недостатки стиля, а его достоинства. Рассказ-воспоминание Б. М. Чипчикова «Бэлла» посвящен судьбе поколения, выросшего на чужбине, для которого Кавказ был только загадочным и холодным словом. Плацкартный вагон
- место воспоминаний и своеобразная точка, вмещающая в себя прошлое и настоящее. В прошлом: ожидание встречи с родиной, теплое чтение книг, «оранжево-однородная Азия». Кавказ встретил «рваным туманом», «опавшими листьями», «скалами со всех сторон». Но продолжают «цвести» книги - «теплые островки средь бесконечного ненастья» (18). Авторское место в середине вагона - еще одно звено в цепи взаимосвязей - географических, исторических, литературных: Средняя Азия и Кавказ, Бэлла из повести М. Ю. Лермонтова и чеченская девочка Бэлла в модных джинсах.
Писатель стремится увидеть историю не как цепь однажды случившихся событий, а как систему, в которой настоящее соседствует с прошлым и будущим, один народ живет рядом с другим,
одна культура перетекает в другую. Автор превращает скрытую внутреннюю жизнь человека в большую реальность, чем всем очевидная действительность. Повествование ведется не от звена к звену, не логикой последовательного описания или рассуждения, но всевозможными сцеплениями или ассоциациями. Случайный взгляд или звук могут внезапно пробудить паутину воспоминаний. Любое сходство, мелькнувший образ, имя - все может послужить причиной обрыва одной словесной нити и начала другой.
Постмодернизм в литературе Кабардино-Балкарии охотно подчеркивает свою вторичность, постреальность, которую каждый писатель создает по-разному. Романное мышление К. Елевтерова выводит на первый план микроанализ своего «Я» в его межличностных взаимоотношениях. У М. Емкужева и В. Мамишева в прозе средних форм дан персонифицированный анализ человека в социуме. В рассказах Б. Чипчикова построение пост-реальности нашло отражение в философских микроэтюдах. Однако для всех этих писателей характерно методичное изучение человека в его бесчисленных взаимосвязях с прошлым, настоящим и будущим.
Таким образом, в различных жанрах литературы Кабардино-Балкарии проявляются отдельные стилистические особенности постмодернизма (цитирование, мифологизация, ирония и т. д.). Этой теме посвящены исследования Т. Б. Гуртуева «Маленький человек с большой буквы» (Поэзия Северного Кавказа в контексте постмодернизма. Нальчик, 2004), О. М. Абакарова «Современная русскоязычная проза Кабардино-Балкарии: поэтика стилей и жанров» (Нальчик, 2005). В этих трудах региональная литература рассматривается с точки зрения влияния различных стилистических особенностей западной и русской литературы. Современная литература Кабардино-Балкарии, являясь частью мульти-культурного пространства, формируется на пересечении западных и восточных традиций, религии и атеизма, национальной самобытности и интеллектуального космополитизма, развивая новый тип гуманитарного сознания.
Литература
1. Руднев В. П. Словарь культуры XX века. М., 1997. С. 31.
2. Тишунина Н. В. Современные глобализацион-ные процессы: вызов, рефлексии, стратегии // Глобализация и культура. СПб., 2003. С. 15.
3. Емкужев М. М. Всемирный потоп // Эльбрус. 1988. № 1. С. 41.
4. Елевтеров К. Выныривающий. М., 1996. С. 16.
5. Там же. С. 443.
6. Там же. С. 80.
7. Там же. С. 18.
8. Там же. С. 406.
9. Там же. С. 49.
10. Пелевин В. Жизнь насекомых. М., 1997. С. 40.
11. Лосский Н. О природе сатанинской // О Достоевском. М., 1990. С. 310.
№ 3 (28), 2008
жизнь Юга России"
-101
12. Бахтин М. М. Литературно-критические статьи. М., 1986. С. 497.
13. Мамишев В. М. Человеческое общежитие. Нальчик, 2004. С. 67.
14. Там же. С. 144.
15. Абакарова О. М. Интертекстуальное пространство современной русской прозы Кабардино-
Балкарии: к постановке вопроса // Литературная Кабардино-Балкария. 2005. № 5. С. 208.
16. Аверинцев С. С. Мифы // Краткая литературная энциклопедия. М., 1964. С. 881.
17. Чипчиков Б. Возвращайся свободным. Нальчик, 1998. С.32-33.
18. Там же. С. 95.
G. D. BAZIEVA. POSTMODERNISM IN THE LITERATURE OF KABARDINO-BOLKARIA
This article is dedicated to the problems concerning the development of literature of Kabardino-Bolkaria in the context of Postmodernism influence. The author pays attention to work of «new wave» writers.
Key words: Postmodernism, literature, mythologism, quotation, «intertext», modern hero.
