CC BY
226
ИСТОРИЧЕСКИЕ НАУКИ
УДК 94/99 Ю. Н. КРЯЖЕВ
Курганский государственный университет
ПОСЛЕДНЯЯ РОССИЙСКАЯ ИМПЕРАТРИЦА—АЛЕКСАНДРА ФЁДОРОВНА (ПРАВДА И ВЫМЫСЕЛ В ОТЕЧЕСТВЕННОЙ ИСТОРИИ)____________________________
Статья посвящена жизни и деятельности последней императрицы Дома Романовых— Александре ФЁдоровне, навсегда связавшей свою жизнь с судьбой России и прочно вошедшей в ее историю. Возможно, не со всеми подходами к проблеме, оценками и трактовками исторических фактов, явлений, событий здесь можно согласиться, однако содержательная часть работы, несомненно, представляет научный интерес не только для специалистов в области истории августейших семейств династии Романовых, но и для всех тех, кто интересуется отечественной историей.
Ключевые слова: Российский императорский дом, императрица Александра Фёдоровна.
Последняя российская императрица, Александра Федоровна, как историческая личность до сих пор не получила всестороннего, достаточно глубокого и объективного отражения в отечественной историографии. Современные знания о ее роли и месте в историческом круговороте событий первых десятилетий ХХ столетия в России во многом неполны, односторонни, иногда недостоверны, часто противоречивы. На протяжении более ста последних лет разные авторы дореволюционного, советского, постсоветского периодов, историки так называемого русского зарубежья, мемуаристы в своих работах
вели спор, высказывали диаметрально полярные суждения относительно личности императрицы Александры Федоровны, ее влияния на ход российской истории в начале ХХ века. Сегодня Россия на пороге второго десятилетия ХХ! века, однако данная проблема остается дискуссионной по настоящее время.
Вполне определенное и достаточно полное и объективное представление о личности императрицы, ее отношении к Николаю II, понимании ею политической ситуации в России, оценках событий, фактов, отдельных политических деятелей дают письма
ОМСКИЙ НАУЧНЫЙ ВЕСТНИК №1 (95) 2011 ИСТОРИЧЕСКИЕ НАУКИ
ИСТОРИЧЕСКИЕ НАУКИ ОМСКИЙ НАУЧНЫЙ ВЕСТНИК №1 (95) 2011
Александры Федоровны к Николаю II, написанные в критические для царствовавшей династии годы (с июля 1914 по декабрь 1916 г.). Эти четыреста писем, конфиденциальных по своему характеру, не предназначавшихся для широкой огласки, не оставляют сомнений в искренности рассуждений и взглядов императрицы.
Значительное место в этих письмах, вполне естественно, занимают личные и семейные мотивы. Почти в каждом письме говорится о глубоких и нежных чувствах, которые она испытывает к любимому супругу, благодарит его за то, что на протяжении всех совместно прожитых лет никогда и ни о чем не сожалела. Этими чувствами проникнуты почти все письма императрицы. В письмах и телеграммах в Ставку во время Первой мировой войны она не могла высказать все, что чувствовала, «так как они проходят через столько военных рук, но ты между строками прочтешь мою любовь и тоску по тебе» [1, с. 3].
В каждом письме императрица старалась поведать Николаю II о всех членах семьи. Но, конечно, больше всего рассказывает она о наследнике Алексее, о состоянии его здоровья, которое так беспокоило и волновало всех Романовых. Александра Федоровна жила постоянными думами о семье, уделяла ей все свое время и силы, видела в этом свое главное предназначение. Сосредоточенность императрицы на семейных делах, и особенно на уходе за больным сыном, часто воспринималась придворными как ее надменность и высокомерие. Фрейлина Анна Вырубова вспоминала: Александра Федоровна «страдала и была больна, а о ней говорили, что она холодная, гордая и неприветливая: таковой она осталась в глазах придворных и петербургского света даже тогда, когда все узнали о ее горе» (т.е. о неизлечимой болезни сына). Но и после этого клевета и слухи принимали, по словам Вырубовой, «чудовищные размеры» [2].
Немецкая линия в романовской династии постоянно и активно эксплуатировалась противниками Романовых, которых нередко именовали «Голштинской династией» [3]. Немецкая линия ведет свое начало от внука Петра Великого — Петра III, который по отцу принадлежал к династии герцогов Голштинских немецко-скандинавского происхождения. У всех последующих российских императоров матери были немецкими принцессами. И только мать последнего российского царя Мария Федоровна была датской принцессой Дагмар, но из того же голштинского рода. Супруга Николая II — принцесса Аликс была дочерью великого герцога Гессенского Луи IV и внучкой английской королевы Виктории (нынешняя королева Великобритании Елизавета II приходится Александре Федоровне двоюродной сестрой). Принцесса Аликс, в шесть лет лишившаяся матери, в детстве воспитывалась у своей английской бабушки. Отсюда ее великолепное знание английского языка, на котором она часто объяснялась и переписывалась с Николаем II, также превосходно им владевшим.
То, что императрица была немкой, не может служить основанием для утверждения, будто она не воспринимала все русское. Достаточно вспомнить Екатерину II, тоже немку по происхождению. Немногие русские государственные мужи выдержат сравнение с этой императрицей по части не показной, а действительной любви к России и заботы о ее благополучии и процветании.
Об отношении императрицы Александры Федоровны к России в литературе можно встретить самые разноречивые мнения. Лучше всего обратиться к ее письмам. В них она довольно часто затрагивает эту тему.
«Эта злосчастная война, когда же она кончится! — пишет она Николаю II в первые дни войны. — Я уверена, что William (Вильгельм II. — Ю.К.) должен временами переживать ужасные минуты отчаяния, когда он сознает, что это он и, особенно, его антирусская клика начали войну и тащат его страну к гибели». Она признавалась мужу: «Ты знаешь, как я люблю твою страну, которая стала моей. Ты знаешь, что для меня эта война во всех отношениях» [1, с. 13; 134].
Уважение к российским обычаям во многом определялось ее благоговением перед православием. Новую религию она приняла в трудные и неспокойные для Дома Романовых дни, после кончины Александра III. Нужны были срочные и неординарные меры для того, чтобы успокоить страну и укрепить положение монархии. К этим мерам относилось и бракосочетание Николая и гессенской принцессы Аликс, а значит, и принятие ею православия. На последнем особенно настаивал обер-прокурор Святейшего Синода К.П. Победоносцев, уже в день смерти Александра III 20 октября 1894 г. обратившийся к будущему императору со следующим письмом: «Скорби нашей и плачу о возлюбленном государе нет меры и пределов. Но в эту страшную минуту надобно думать о России и о Вашем императорском величестве. Вся Россия давно жаждет видеть невесту Вашу православною. Она сама жаждет этого; этого желал в Бозе почивший родитель Ваш. Вы этого желали всей душою. В его болезненном состоянии трудно было приступить к нему с решением этого великого дела, — и оно не успело состояться до кончины его. Теперь — какое было бы счастье, какое утешение для народа, если бы можно было приступить к нему немедленно — пускай посреди горя, но на самом пороге нового царствования. Завтрашний день — день восшествия на престол считается днем — не траурным. Что препятствует завтра же совершить священнодействие? Оно не требует ни оповещения, ни присутствия многочисленных официальных свидетелей, может совершиться просто и тихо: вся семья собрана теперь в Ливадии. Приготовлений никаких не нужно. Но в тот же день последовал бы от имени Вашего манифест о сем, который поднял бы дух во всей России и для Вашего величества был бы великим актом вступления, так сказать, в народную душу. В манифесте можно было бы все это объяснить прекрасно. Чувствую, как больно в такие минуты о чем бы то ни было спрашивать императрицу. Но, повторяю, в этом случае не требуется никаких особых церемоний, которые смутили бы душу ее» [4].
Мемуары, посвященные Александре Федоровне, неизменно подчеркивают мысль о том, как трудно складывалась ее жизнь, сколько страданий выпало на ее долю. Один из мемуаристов пишет: «Я не выражусь сильно и буду прав, если определю государыню Александру Федоровну как самую несчастную и самую непонятую не только у нас в России, но и за границей женщину. То, что ей пришлось перенести и перестрадать, является величайшей трагедией, которая когда-либо падала не только на женщину, но и вообще на человека за время его земного существования» [5]. Сказано, возможно, слишком сильно, но немалая доля правды в этих словах присутствует.
В жизни императрицы Александры Федоровны, связавшей свою судьбу с многострадальной Россией, и в самом деле было немало драматического. Целых десять лет мучительно и тягостно ожидала она рождения наследника. Но появление его на свет не принесло успокоения и семейного счастья: вскоре у него обнаружилась тяжелая, неизлечимая болезнь —
гемофилия (несвертываемость крови), передаваемая по наследству от матери и только к мужскому потомству. Александра Федоровна чувствовала себя виноватой в болезни сына и это еще больше ее мучило. Собственно носителями этой болезни были мать Александры Федоровны — Алиса, дочь британской королевы Виктории, сама английская королева, а также родная тетка Александры Федоровны — Беатриса и две ее сестры: двоюродная — Евгения и родная — Ирэн, а один из племянников императрицы — Генри, страдавший этой же болезнью, прожил на свете всего четыре года.
Страну сотрясали войны и острые социальные конфликты. В правящей династии не прекращались интриги, сплетни, пересуды. Они будоражили петербургские великосветские салоны, создавали вокруг императрицы отрицательную ауру. Императрица искала утешение в уединении, вела замкнутый образ жизни, сократила общение с придворной камарильей, а также с членами императорской фамилии. Но и это оборачивалось против нее. Определенную роль в замкнутости и обособленности императрицы сыграло и то обстоятельство, что она не вполне свободно изъяснялась на русском языке, да к тому же с сильным английским акцентом.
Стали нарушаться и некоторые традиции Дома Романовых, строго соблюдавшиеся при прежних императорах, в частности, семейные обеды у государя. В первые годы царствования Николая II эту романовскую традицию более или менее соблюдали, но постепенно от нее стали отходить, а потом вообще предали забвению, чему в немалой степени способствовали конфликты и ссоры внутри романовской фамилии.
При том постоянно нервном напряжении, в котором пребывала не отличавшаяся крепким здоровьем императрица (она часто жаловалась на сердце), она не должна была, казалось бы, заниматься другими, не семейными, делами и вмешиваться в такую сложную сферу, как политика и государственные дела. Однако будучи властной натурой, она лучше чем кто бы то ни был видела слабости, присущие Николаю Александровичу, его вечные колебания и нерешительность, особенно там и тогда, где и когда следовало проявить решительность, силу воли и применить власть. По свидетельству гувернера цесаревича Алексея П. Жильяра, Николай II «слишком сомневался в самом себе: отсюда все его неудачи. Его первое движение бывало всего чаще верным, но несчастье заключалось в том, что, сам себе не доверяя, он редко ему следовал. Он искал совета у людей, которых считал более сведущими, чем он, и с той минуты переставал владеть положением — оно ускользало из его рук; он колебался между противоположными мнениями и часто кончал тем, что присоединялся к мнению, наиболее противоречившему его собственному чувству». Как считает мемуарист, влияние легко возбудимой по природе Аликс на государя было «очень велико, но почти всегда гибельно. Она сделала из политики вопрос чувства и личного предпочтения и слишком часто руководилась симпатиями или антипатиями — своими собственными, или своих окружающих». Особенно усилилось это влияние после того, как государь принял на себя верховное командование, а императрица стала принимать все большее участие в государственных делах [6, с. 194— 195; 132].
Императорскую чету объединяло еще одно обстоятельство. Некоторые мемуаристы определяли это как мистическую покорность судьбе, как готовность последнего императора «скорее подчиниться обсто-
ятельствам, чем руководить ими» [6, с. 195]. Не случайно ко двору тянулись спириты, всевозможные медиумы, разного рода «целители душевных мук»«, а заодно и всякие авантюристы и просто мошенники. У императрицы это упование на чудо, склонность к мистике питались ощущением постоянной тревоги за жизнь наследника, что стало едва ли не главной причиной столь стремительного роста ее доверия к малообразованному мужику из далекой сибирской деревни Покровская Тобольской губернии Григорию Ефимовичу Распутину.
О Распутине написаны многие тома. И тем не менее остается еще масса загадок и неясных моментов, связанных с этой личностью. В начале XXI столетия Распутин по-прежнему остается в поле общественного внимания и не только в нашей стране, но и за рубежом. Некоторые авторы пытаются представить его этаким ясновидцем, обладавшим пророческими способностями, умевшим предсказывать ход событий. При этом утверждается, что многие его предсказания сбылись (ссылаются обычно на слова Распутина о том, что в случае его смерти в России начнутся великие волнения и все будет залито кровью).
Очевидно, столь стремительное утверждение Распутина при дворе было обусловлено определенными качествами, ему присущими. Не только фрейлина Вырубова, испытывавшая к нему особое расположение, но и другие современники свидетельствуют, что при своей заурядной внешности Распутин производил на людей сильное впечатление. От него исходила какая-то властная сила, в чем-то напоминавшая действие гипноза. С ее помощью он воздействовал на наследника в моменты обострения у него болезни. У больного наступало заметное облегчение и нередко останавливалось кровотечение. Разумеется, все это еще больше усиливало влияние Распутина на весьма импульсивную и набожную императрицу, доверявшую чудодейственным возможностям этого человека и не замечавшую всего скверного и гнусного, что связывалось с его именем.
В.Э. Шуленбург рассказывает (со слов Жильяра) о таком весьма любопытном случае. Гостивший в Ставке цесаревич Алексей направлялся вместе с отцом в поезде на очередной войсковой смотр. По пути следования у наследника внезапно началось столь сильное и опасное кровотечение, что было решено немедленно отправиться в Царское Село. Находившийся при цесаревиче Жильяр каждые два часа телеграфировал императрице о состоянии сына, которому становилось все хуже и хуже. Но за несколько часов до прибытия в Царское Село кровотечение остановилось. Передать эту новость императрице Жильяр уже не мог, так как поезд шел без остановок. Когда состав подошел к перрону, вышедший из вагона Николай II сообщил встречавшей их бледной и измученной тревогой императрице, что кровь остановилась, Александра Федоровна тихим и слабым голосом спросила Жильяра, не заметил ли он, в котором часу это произошло. «В шесть часов двадцать минут», — был ответ. «Я знала об этом», — произнесла императрица по-французски и показала телеграмму, полученную от Распутина: «Бог поможет, будет здоров». Телеграмма эта была отправлена в 6 часов 20 минут. Для императрицы это не было простым совпадением, поскольку касалось любимого сына. К тому же подобные совпадения случались не единожды. Поверив в чудодейственную силу Распутина, она уже не могла расстаться с этой верой.
Жильяр завершает свое повествование следующими словами: «Я — швейцарец и держусь взглядов
ОМСКИЙ НАУЧНЫЙ ВЕСТНИК №1 (95) 2011 ИСТОРИЧЕСКИЕ НАУКИ
ИСТОРИЧЕСКИЕ НАУКИ ОМСКИЙ НАУЧНЫЙ ВЕСТНИК №1 (95) 2011
демократических, но мне бывало всегда стыдно, когда мне приходилось защищать государыню императрицу от нападок на нее лиц высшего русского общества, считавших себя монархистами [7, с. 47 — 48].
Александра Федоровна, а в какой-то мере и сам Николай II стали жертвами одной из самых чудовищных мистификаций, которая имела тяжелейшие последствия не только для царствующей династии, но и для всей России. На религиозную императрицу большое влияние, несомненно, оказало и то, что перед личностью Григория Распутина не устояли и иерархи Православной церкви, проявив к нему неоправданно высокое внимание и почтение. Возможно, на них произвел сильное впечатление тот факт, что Распутин совершил паломничество в Иерусалим, преодолев в веригах долгий и трудный путь из Сибири в Петербург пешком. Но пока священнослужители решали для себя вопрос, кто он: «бес или ангел» [8], Распутин стремительно ворвался в петербургские великосветские салоны и очень скоро занял в них, благодаря покровительству двора и особенно императрицы, исключительное положение.
Императрица готова была исполнить любые его просьбы и советы. Она называла Распутина не иначе, как «божий человек» или «святой старец» и очень скоро причислила к кругу самых близких и преданных друзей трона. Более того, по тому, как тот или иной российский государственный деятель относился к Распутину, она определяла, насколько тот лоялен к короне. Эту мысль она постоянно и не безуспешно внушала императору. «Враги нашего друга, — писала Александра Федоровна Николаю II, имея в виду Распутина, — наши собственные враги». Она свято верила в то, что если «мы дадим преследовать нашего друга, и мы и наша страна от этого пострадаем» [1, с. 133; 146]. Те, кто выступал против «друга» и тем более пытался преследовать его, подлежали смещению с занимаемых ими постов. При этом ее не смущали ни чины, ни звания, ни положение подозреваемых в нелояльном отношении к Распутину. Императрица постоянно и категорически настаивала на том, чтобы Николай II прежде чем принять какие-либо серьезные решения, осведомлялся у Распутина, получал на них благословение.
Между тем Александра Федоровна пыталась по-своему объяснить причины министерской чехарды. «Где люди, я всегда это повторяю. Я просто не могу понять, как в такой великой стране случается, что мы никогда не находим подходящих людей, за редкими исключениями« [1, с. 205 — 206]. Но дело, разумеется, было не в отсутствии подходящих людей, а в той позиции, которую занимали сами император и императрица, приближая к себе и выдвигая на государственные посты исключительно тех людей, которые, по их мнению, поддерживали монархию безоговорочно. Верноподданничество — вот тот принцип, который перекрывал все остальные качества будущего государственного деятеля, в том числе и такие, как компетентность, порядочность и т.д. На этих то струнах и играл Распутин, рекомендуя своих избранников на тот или иной высокий государственный пост, превознося их благонадежность и беспредельную преданность трону.
Вмешательство императрицы в дела и политику государства принимало все более широкие масштабы и обуздать эту ее активность, как казалось многим, не представлялось уже возможным, если, конечно, не прибегать к крайним мерам. Оно вызывало вполне объяснимое недовольство тех, кто лучше других понимал, к каким тяжелым последствиям это способно
привести. Можно понять тех министров правительства Горемыкина, которые были не согласны с решением императора отстранить великого князя Николая Николаевича с поста верховного главнокомандующего и назначить себя на этот пост. Их волновало не столько само смещение с этой должности великого князя, сколько стоявшая за этим актом опасность для страны, поскольку в этом случае государю пришлось бы значительную часть своего времени проводить в действующей армии, что неизбежно вынуждало бы его все дальше отходить от государственных дел, которые перешли бы к императрице. У министров были все основания полагать, что в отсутствие императора Александра Федоровна попытается вести себя как его законный заместитель и требовать, чтобы министры являлись к ней с докладами. Видя всю опасность такого развития событий, они обратились к императору с письмом, в котором, в частности, говорилось: «Вчера в заседании Совета министров под Вашим личным председательством, мы повергли перед Вами единодушную просьбу о том, чтобы великий князь Николай Николаевич не был устранен от участия в верховном командовании армией. Но мы опасаемся, что Вашему величеству не угодно было склониться на мольбу нашу и, смеем думать, — всей верной Вам России. Государь, еще раз осмеливаемся Вам высказать, что принятие такого решения грозит, по нашему крайнему разумению, России, Вам и династии Вашей тяжелыми последствиями. На том же заседании воочию сказалось коренное разногласие между председателем Совета министров и нами в оценке происходящих внутри России событий и в установлении образа действий правительства. Такое положение во всякое время недопустимое, в настоящие дни — гибельно. Находясь в таких условиях, мы теряем веру в возможность с сознанием пользы служить Вам и Родине» [9].
Письмо это, подписанное восемью министрами, среди которых были такие известные государственные деятели, как министр иностранных дел С.Д. Сазонов, главноуправляющий землеустройством и земледелием А.В. Кривошеин, управляющий министерством внутренних дел Н.Б. Щербатов осталось без ответа. Впоследствии подписавшие его лишились должностей.
Необычайно высокая политическая активность императрицы не ограничивалась сферой государственных дел. Она распространялась и на дела церковные. Ни одно сколько-нибудь значительное назначение или перемещение по службе в Русской православной церкви не ускользало от ее внимания. Она следила за возведением служителей церкви в более высокий сан, влияла на решения Святейшего Синода, открыто демонстрировала свои симпатии или антипатии к тем или иным иерархам. Вмешательство императрицы лишь усиливало трения и разногласия в церкви, углубляло неразбериху и нарушало нормальный ход церковной жизни России, а также наносило значительный вред авторитету церкви, ее влиянию в российском обществе.
Императрица была убеждена в необходимости повсеместного ужесточения самодержавной власти. Александра Федор овна была пр отивницей конституционного строя, Государственной думы. «Никогда не забывай, — наставляла она Николая II, — что ты есть и должен остаться самодержавным императором. Мы не подготовлены к конституционному правлению. Это вина Н[иколаши] и Витте, что вообще существует Дума, и тебе она причинила более хлопот, чем радости» [1, с. 138]. Императрица злобно и язвительно
отзывалась о председателе Думы М.В. Родзянко, называла его «мерзавцем» [1, с. 53].
Для многих, кто близко знал императрицу Александру Федоровну, исследовал ее жизнь и деятельность, так и осталось загадкой, почему при ее простоте, как считали некоторые мемуаристы, уме, кристальной душе, глубокой вере в Бога, при ее смирении и скромности [7, с. 6], ее не приняло российское общество. А между тем она, хотя знала откуда и от кого это исходило, и, более того, все это сносила молча, продолжала думать о том, чтобы для России наступили времена пробуждения. «Что-то будет после того, как кончится эта великая война, — писала она Николаю II, — будет ли пробуждение и возрождение во всем — будут ли еще идеалы, станут ли люди чище и поэтичнее, или они останутся сухими материалистами, так много хотелось бы знать. Но эти страшные страдания, которые перетерпел весь мир, должны очистить сердца и умы, и застоявшиеся мозги, и спящие души; ах, если бы можно было только мудро направить все в правильное и плодотворное русло» [1, с. 30].
Но кто, как не сама императрица, препятствовала тому, чтобы процесс обновления страны развивался в правильном и плодотворном направлении! Между тем, если бы Александра Федоровна могла своевременно осознать простую истину, что политика — не ее удел, намного сильнее и увереннее чувствовала бы себя и она сама, и Россия.
Библиографический список
1. Письма императрицы Александры Федоровны к императору Николаю II [Текст]. — Т. 1. — Берлин, 1929. — 239 с.
2. Вырубова, А. А. Страницы из моей жизни.—Фрейлина ее величества Анна Вырубова [Текст] / А. А. Вырубова. — М., 1996. — С. 244, 261.
3. Готье, Ю. В. Мои заметки [Текст] / Ю. В. Готье // Вопросы истории. — 1991. — № 6. — С. 160.
4. Государственный архив Российской Федерации (ГАРФ). Ф. 601. Оп. 1. Д. 1227. Л. 18-19.
5. Марков, С. Покинутая царская семья. 1917-1918. Царское село — Тобольск — Екатеринбург [Текст] / С. Марков. — Вена, 1928. - С. 17.
6. Император Николай II и его семья. По личным воспоминаниям П. Жильяра [Текст]. — Вена, 1921. — 346 с.
7. Шуленбург, В. Э. Воспоминания об императрице Александре Федоровне [Текст] / В. Э. Шуленбург. — Париж, 1928. — 487 с.
8. Илиодор [Сергей Труфанов]. Святой черт (Записки о Распутине) [Текст] / Илиодор [Сергей Труфанов]. — М., 1917. — С. 42, 43, 120.
9. Сазонов, С. Д. Воспоминания [Текст] / С. Д. Сазонов. — М., 1998. — С. 365.
КРЯЖЕВ Юрий Николаевич, доктор исторических наук, доцент (Россия), профессор кафедры отечественной истории и документоведения.
Адрес для переписки: e-mail: kryazheff1958@vandex.ru
Статья поступила в редакцию 06.04.2010 г.
© Ю. Н. Кряжев
УДК 370(09) И. В. НЕУПОКОЕВ
Курганский институт государственной и муниципальной службы Филиал ФГОУ ВПО «Уральская академия государственной службы»
ВНЕПРОФЕССИОНАЛЬНЫЕ «ОБЯЗАННОСТИ» ДОРЕВОЛЮЦИОННОГО УЧИТЕЛЬСТВА (НА ПРИМЕРЕ ТОБОЛЬСКОЙ ГУБЕРНИИ КОНЦА XIX—НАЧАЛА XX вв.)
Содержание настоящей статьи находится на стыке отечественной истории и истории народного образования. Написанная на основе архивных материалов, она посвящена различным видам деятельности дореволюционного учительства, которые выходили за рамки его чисто профессиональной компетенции.
Ключевые слова: учитель, школьное общежитие, сельскохозяйственные курсы, курсы пчеловодства.
Помимо собственно учительских функций дореволюционный учитель, в силу различных причин, был вынужден заниматься другими дополнительными видами деятельности. К одному из таких видов следует отнести заведывание ученическими общежитиями, которые с XIX века стали образовываться при
начальных сельских школах Тобольской губернии. Хотя известно, что школьные уставы, положения и инструкции вовсе не предполагали их официального существования. Так, в «Наставлении для управления сельскими приходскими училищами в селениях государственных крестьян» 1843 г. было записано, что
ОМСКИЙ НАУЧНЫЙ ВЕСТНИК №1 (95) 2011 ИСТОРИЧЕСКИЕ НАУКИ
