CC BY
290ЛИЧНОСТЬ В ИСТОРИИ ПОВСЕДНЕВНОСТИ
УДК 316.728
А.В. Белова, П.В. Волошун
Императрица Александра Федоровна в контексте семейной жизни: супруга и мать
В статье рассматриваются аспекты повседневной жизни императрицы Александры Федоровны Романовой в контексте семейных социальных ролей жены и матери. На основе исследования источников личного происхождения - мемуаров, писем, дневников - анализируются различные мнения родственников, фрейлин, министров, представителей интеллигенции о повседневных аспектах частной и публичной жизни Александры Федоровны. Субъективные взгляды современников сопоставлены с письмами самой императрицы как выражением пережитого ею опыта женской повседневности. Авторы уделяют особое внимание причинам появления фаворитов (Ф. Низье, Г. Распутин, А. Вырубова), увлечения мистикой, оказания влияния на мужа, императора Николая II, отношению к материнству. Методологические подходы истории повседневности и гендерной истории позволили по-новому осмыслить личность последней российской императрицы, проникнуть в мотивы ее неоднозначного и непонятного другим повседневного поведения. Авторы пришли к выводу о неприятии патриархатным общественным сознанием ее слишком активной жизненной позиции как жены и как матери, в наибольшей степени проявившейся в повседневной жизни замужней женщины.
The article is devoted unstudied problem of everyday life of the Tsarina Alexandra Feodorovna Romanovin the context of family social roles of wife and mother. Based on the study of sources of personal origin - memoirs, letters, diaries - analyzes the various opinions of relatives, maid of honour, ministers, intellectualsabout everyday aspects of private and public life of Alexandra Feodorovna. Subjective opinions of contemporaries and letters of the Tsarina were compared as a manifestation of women's experience in everyday life. Authors gave particular attention to the reasons to the appearance of favorites (Ph. Nizier, Rasputin, A. Vyrubova), the mystical interest, the impact on husband, the Tsar Nicholas II, the relation to motherhood. The history of everyday life and of the gender history methodological approaches allowed torethink the person of the last Tsarina of Russia, and to penetrate the motives of her everyday behavior is ambiguous and incomprehensible. Authors to arrive at conclusion that patriarchal public consciousness didn't accept her too active position in life as a wife and as a mother manifested in the daily life of a married woman to the greatest extent.
Ключевые слова: история повседневности, женская повседневность, женская история, дворянки, материнство, Романовы, императорская семья, императрица Александра Федоровна.
Key words: history of everyday life, women's everyday, women's history, noblewomen, motherhood, the Romanovs, the Imperial family, the Empress Alexandra Feodo-rovna, the Tsarina Alexandra Feodorovna.
© Белова А. В., Волошун П. В., 2016
Изучение повседневной жизни императрицы Александры Федоровны Романовой невозможно вне контекста ее семейной жизни, отношений с мужем и детьми, восприятия ею самой и ближайшим окружением этих отношений. Для понимания причин приближенности к ней Г. Распутина и других личностей, пользовавшихся ее расположением, обвинений в мистицизме следует обратиться к ее характеру, интересам, супружеству, материнству и тем самым определить действительную потребность в фаворитах (месье Ф.А. Низье, Г. Распутин) и фаворитках (А. Вырубова), их значимость для императрицы и те роли, которые они исполняли в ее повседневной жизни, что позволит либо подтвердить бытовавшие среди современников слухи о распутстве и оккультизме Александры Федоровны, либо опровергнуть их.
В. И. Чеботарева, урожденная Дубягская, старшая сестра в дворцовом лазарете императрицы, жена генерал-майора П.Г. Чеботарева, писала в своем дневнике: «Волосы дыбом встают: в чем только ее не
^ и и ^ и ^ и
обвиняют, каждый слой общества со своей точки зрения, но общий, дружный порыв - нелюбовь и недоверие» [1, с. 205]. При этом сама она изменила отношение к Александре Федоровне под давлением революционных событий и нового уклада повседневности, называя ее в первой части дневника «благородной, чудной женщиной» [2, с. 175], а во второй -«ужасным виновником всех бед родной земли» [1, с. 235]. По выражению В.И. Чеботаревой, «она погубила и всю семью, несчастная, больная душой, больная мистицизмом и гордыней» [1, с. 235]. Справедливости ради стоит отметить, что отношение к императрице на страницах дневника менялось в контексте переосмысления автором и себя, своей жизни, мировоззрения в условиях переживаемых ею ужасов и лишений повседневной жизни в 1917-1918 гг.
При том, что, по меткому выражению З.Н. Гиппиус, «задавленная правда растет криво, вкось - сплетнями» [3, с. 60], нельзя игнорировать мнений об императрице представителей научной и творческой интеллигенции, собственно «просвещенной части русского общества» [4, с. 114], к которой, по словам А.Ф. Кони (1917), она относилась «презрительно и высокомерно» [4, с. 113-114]. Главный же их укор в адрес Александры Федоровны состоял в необоснованном «воздействии на личные назначения (Николая II. - А.Б., П.В.), дошедшие до следования указаниям Распутина» [4, с. 113]. Вспоминая в 1923 г. «печальную зиму» 1915-1916 гг., З.Н. Гиппиус писала «не для осуждения» [3, с. 58], имея в виду «троих: царицу, верную слугу ее, Анну Вырубову ("Аню", как обычно звала ее царица, да и мы, бессильные, невольные участники совершавшегося), а третьего - сибирского мужичонку Распутина» [3, с. 58], вершивших судьбы страны и многих людей узким кругом уполномочивших себя в частном алькове: «В Петербурге жизнь шла странная, - стыдная. Все чувствовали, что наваливается что-то на плечи и тяжелеет. Думу созывали редко, с вечными отсрочками. Когда созовут, наконец - думское
колесо вертится в пустоте. Дела делаются там, за стенами маленького аниного домика. И немножко на Троицкой, где Гришка принимает министров, облеченный в белую хламиду» [3, с. 77]. Важно подчеркнуть, что и другие женщины - авторы мемуаров (Ю. Ден, Е.А. Нарышкина) испытывали неприязнь к А.А. Вырубовой, которая была наиболее приближена к Александре Федоровне, и относились к ней не без оснований либо настороженно, либо откровенно нетерпимо: «Дама эта оказалась Анной Вырубовой, чье имя впоследствии неизменно связывали с именем Распутина и чья дружба с Императрицей послужила причиной для множества ни на чем не основанных слухов и скандальных историй» [5, с. 40].
Известно, что многие авторы воспоминаний (С.Ю. Витте, А. В. Бельгард), не будучи участниками повседневной жизни императрицы, часто оказывались теми, чьи амбиции и ожидания сталкивались с семейными ценностями императрицы, а их собственное влияние на императора было минимальным. Сведениям от данных лиц следует в большей степени доверять лишь тем, которые касались непосредственно рабочих вопросов, связанных с политикой и военными действиями, но в меньшей степени - отзывам о частной жизни императорской семьи, анализе их внутренних мотивов, о которых министры и дипломаты имели такое же представление, как и обыватели. Именно этот круг современников отличается особенной критичностью и категоричностью по отношению к императрице Александре Федоровне. Следует отметить, что в него вошли преимущественно мужчины, занимавшие посты в правительстве, кроме А.В. Богданович, супруги генерала от инфантерии Е.В. Богдановича, хозяйки салона, который посещали государственные чины из окружения ее супруга. По мнению представителей интеллигенции, в частности А.Ф. Кони, Александра Федоровна была «психопатической женой» [4, с. 105] Николая II, «пребывавшего под ее немецким башмаком» [4, с. 105], которая как царица, говоря словами З.Н. Гиппиус, «никому не нравилась» [3, с. 59].
Методология истории повседневности - «пережитая история», собственная версия осознания каждым человеком общего исторического прошлого, субъективное восприятие происходивших политических и частных событий. Для решения данной научной проблемы необходимо изучить источники личного происхождения, содержащие сведения об императрице, а именно: дневники, письма, мемуары, с учетом личностей их авторов, их отношения и степени приближенности к императрице, вовлеченности в ее повседневную жизнь и тем самым информированности о внешних событиях и внутренних переживаниях. Информационные возможности источников личного происхождения для исследования истории повседневности, в частности повседневной жизни женщин знатного происхождения XVIII - начала XX в. от провинциальных дворянок до революционерок и великих княгинь, раскрываются в многочисленных работах А.В. Беловой [6, с. 49-55; 7, с. 116-118; 8, с. 179-199; 9, с. 299
30, 68-70; 10, с. 45-48; 11, с. 64-69; 12, с. 42-50] и П. В. Волошун [13, с. 87-92; 14; 15, с. 3, 9, 10, 17]. Не менее важно расслышать и голос самой Александры Федоровны, «интимнейших писем женщины, жены к мужу» [3, с. 59]. По словам З.Н. Гиппиус, ее современницы и подданной, мнение которой о ней вовсе не отличалось лояльностью, без обнародования этих писем «никогда не знали бы правды, отныне твердой и не-
и ^ и и ^ и
оспоримой, об этой женщине, как верной и любящей женщине, как верной и любящей жене, как самоотверженной матери» [3, с. 59].
Изучение переписки царственных супругов, изданной Центрархи-вом, показывает, что количество писем Александры Федоровны (они все пронумерованы согласно их собственному желанию [16, с. 136-137, 201]) в два раза превышает количество писем и телеграмм Николая II. В этом просматривается и гендерный аспект эпистолярного жанра как женской прерогативы, и привычки самих императора и императрицы: «Государь же писал очень медленно. Помню случай (как раз в Крыму): он ушел писать письмо матери в два часа и, вернувшись в пять часов к чаю, сказал, что еще не окончил письма» [17, с. 42-43], в то время как «императрица писала чрезвычайно быстро, лежа на кушетке; она в полчаса могла ответить на несколько писем» [17, с. 42]. Письма имели большое значение в жизни Александры Федоровны, что также стало предметом пересудов [1, с. 206]. Известно, что некоторые письма императрицы к Г. Распутину были украдены у него [5, с. 102], опубликованы и стали новым поводом для обвинений [5, с. 102; 18, с. 414]. По словам З.Н. Гиппиус, во время «грандиозно-безобразных» кутежей «Распутин выхватывает из кармана кучу смятых бумажек - письма царицы» [3, с. 74]. Правда, для нее как для современницы несомненно, что «грубые и грязные сплетни о его отношениях к царице - порождение самого Распутина» [3, с. 74].
При сопоставлении характеристик Александры Федоровны и Николая II, становится очевидно, насколько их гендерные роли им не соответствовали. По воспоминаниям окружения, Николай неизменно предстает безвольным, «безусловно подчиненным жене» [4, с. 105], а Александра - помыкающей им: «Если бы государь имел волю, то такая жена, как Александра Федоровна, была бы соответственная. Она - жена императора, и только. Но несчастье в том, что государь безвольный. Кто может иметь на него прочное и непрерывное влияние? Конечно, только жена. К тому же она красива, с волею, отличная мать семейства. Может быть, она была бы неприятна для царя с волей, но не для нашего царя. В конце концов она забрала в руки государя. Несомненно, что она его любит, желает ему добра - ведь в его счастии ее счастие. Может быть, она была бы хорошею советчицею какого-либо супруга - немецкого князька, но является пагубнейшею советчицею самодержавного владыки Российской империи» [19, с. 596]. Вопреки распространенным ожиданиям твердости воли и жесткой решительности от Николая как
императора, мужчины, главы семьи, он производил на современников впечатление человека ведомого, в том числе женой, и внушаемого.
С.Ю. Витте высказывал такое, близкое к скабрезному, мнение: «Нужно заметить, что наш государь Николай II имеет женский характер. Кем-то было сделано замечание, что только по игре природы незадолго до рождения он был снабжен атрибутами, отличающими мужчину от женщины» [19, с. 577]. В то время как про императрицу говорили обратное: «Возвращаясь от юной государыни после докладов, мой отец делился с нами своими впечатлениями... Необычайная застенчивость императрицы его поражала, «но, - говорил он, - ум у нее мужской» [17, с. 14], что, в свою очередь, формировало отношение к Александре Федоровне не как к «женщине». Так, например, во время церемонии представления царице «одна m-me Дешанелль поцеловала ей руку, остальные все ей делали shake-hands (рукопожатие. - англ.), мужчины тоже трясли ей руку» [20, с. 272]. Что касается самой Александры Федоровны, она могла удивить супруга, одевшись в офицерский мундир и произведя осмотр уланского полка [21, с. 345]. Современницы свидетельствуют, что императрица считала себя большим мужчиной, чем некоторые представители этого пола, в частности держатели министерских портфелей: «"Все эти мужчины - трусы! - воскликнула она. - Думаю, что я единственный мужчина среди них. Под юбками у меня надеты брюки!"» [21, с. 379]. О себе императрица не раз говорила: «... je sens que j'ai la culotte sous ma jupe» [2, с. 192] («.я чувствую, что у меня штаны под юбкой». - пер. с фр. наш. - А.Б., П.В.). Напротив, З.Н. Гиппиус считала царицу «немужественной, робкой, даже трусливой», однако «уверившейся, что за ней стоит "высшая сила"» [3, с. 64], материализующаяся в снах и пророчествах Распутина, который поэтому и был «ей необходим» [3, с. 64]. Зарубежные исследователи считают, что подобное увлечение мистикой, характерное для женщин привилегированного класса во второй половине XIX - начале XX в., связано непосредственно с «женским вопросом» и использовалось как средство агитации за права женщин [22, с. 1].
Ближайшие родственники и окружение императорской четы утверждали, что император Николай Александрович был сдержан и нерешителен, слабоволен, доверчив, обладал множеством комплексов [23, с. 89; 21, с. 345; 5, с. 84; 17, с. 45; 24, с. 207, 210; 19, с. 577]. Однако А. В. Бельгард предлагал иное объяснение: «Он всегда искренно хотел передать каждому только все те добрые чувства, которые он таил в своем сердце» [18, с. 399]. По его мнению, «Государь был воплощенная доброта, переходившая, может быть, за пределы допустимого в правителе государства» [18, с. 399-400]. На то же указывала и фрейлина императрицы Ю. Ден: «- Его обвиняют в слабоволии, - проговорила Она с горечью. - Он самый сильный, а не самый слабый. Уверяю Вас, Лили, какого громадного напряжения воли стоит Ему подавлять в себе вспыш-
ки гнева, присущие всем Романовым. Он преодолел непреодолимое -научился владеть Собой, - и за это Его называют слабовольным» [5, с. 84, 85]. Подобные суждения позволяют различать внешние впечатления и внутреннее видение человека, основанное на повседневном общении.
Фрейлина Е.А. Нарышкина запомнила высказывания великого герцога Гессенского Эрнста о своей сестре: «Моя сестра? Она великолепна. Только вы все не понимаете, как нужно с ней себя вести. Царь -ангел, но он не знает, как нужно с нею обходиться. Она нуждается в более сильной воле, которая могла бы над ней господствовать и, так сказать, подчинять ее себе» [21, с. 372]. Великая княгиня Мария Павловна (младшая) в своих воспоминаниях заметила об императрице, которая приходилась ей кузиной и тетей одновременно: «Я не собираюсь злословить или смаковать эти мелкие, но фатальные недостатки несчастной женщины» [25, с. 171]. Однако те характеристики, которые все-таки сделала великая княгиня в своих мемуарах, носят чаще осуждающий, нежели сочувствующий тон [25, с. 169-172]. Про императора великая княгиня писала о его «полном равнодушии к власти» [25, с. 195].
О собственном участии императрицы в деятельности мужа можно судить по ее письмам 1915 г.: «Ты меня, наверное, считаешь назойливой, но женщина порою яснее видит и чувствует, чем мой слишком кроткий друг» [16, с. 143]. Она призывает и наставляет его: «Будь более самодержавным, мой дорогой друг, покажи свою волю!» [16, с. 213], «позволь мне помочь тебе, мое сокровище. - Наверное, есть дела, в которых женщина может быть полезной. - Мне так хочется облегчить тебя во всем, а министры все ссорятся между собою в такое время, когда все должны бы работать дружно, забыв личные счеты, и работать лишь на благо царя и отечества. - Это приводит меня в бешенство.<...> Если б ты только мог быть строгим, мой родной, это так необходимо, они должны слышать твой голос и видеть неудовольствие в твоих глазах. - Они слишком привыкли к твоей мягкой, снисходительной доброте. Они должны научиться дрожать перед тобой. <...> Где есть воля, там найдется и способ ее осуществления. Они должны все понять, что ты настаиваешь на том, чтоб твои приказания немедленно исполнялись. Ты знаешь, как даровит наш народ, только ленив и лишен инициативы. Двинь их на работу, и они все смогут сделать, - только не проси, а приказывай, будь энергичен, на благо твоей родины» [16, с. 199]. Все это императрица пишет, даже несмотря на опасения, что раздражает мужа, поскольку у нее «ведь честные и благие намерения», и «другие никогда ничего <...> не скажут, так что старой женушке приходится писать <...> откровенно свое мнение, когда долг ее к этому побуждает» [16, с. 238].
Крайнее недовольство браком любимой внучки изначально выражала королева Виктория, которая писала 21 октября 1894 г. старшей из принцесс Гессенских, Виктории, эмоциональные письма в ходе разгово-
ров о замужестве «Алики»: «Все мои страхи о ее будущем замужестве сейчас показываются так сильно, и моя кровь холодеет, когда я думаю о ней, такой молодой на столь небезопасном троне, о ее дорогой жизни и предыдущих постоянных угрозах ее мужу, и не смогу видеть ее, разве что изредка; это отлично добавило мне беспокойства в моем преклонном возрасте! О! Как я желаю, чтобы это было не так, и я не теряла свою милую Алики (выделено в письме. - прим. и пер. с англ. наш. - А.Б., П.В.)» [26, с. 126]. Через пару недель, 7 ноября 1894 г., королева, вероятно, смирившись с фактом, писала: «Все равно очень и очень сильно разочарована от того, что не увижу снова мою милую чистую нежную Алики - но, увы, я уверена, что потом это будет могущественная Императрица!! (выделено в письме. - прим. и пер. с англ. наш. - А.Б., П.В.)» [26, с. 127].
Что касается мужской части дома Романовых, оставивших дневники и воспоминания, то имеется подтверждение отношения Николая к обязанностям императора как к навязанному бремени. Например, великий князь Константин Константинович писал в своем дневнике: «Высказал предположение, что Государю пришлось сильно волноваться из-за грозившего министерского кризиса; он ответил отрицательно, прибавив, что "это было оч<ень> скучно". У меня получилось впечатление, что он не придает всему произошедшему значения, которое служит всему обществу причиной глубокой тревоги; к ней он, по-видимому, равнодушен» [27, с. 69]. Что касается великого князя Михаила Александровича, младшего брата Николая II, то он был поглощен собственной личной жизнью [28, с. 213, 352, 363, 369, 497] и ставил ее выше других (политических, военных)проблем.
Великая княгиня Ольга Александровна в своих воспоминаниях, записанных Я. Ворресом, о невестке Александре Федоровне замечала: «Я сразу же полюбила ее» [29, с. 62]. О брате Николае она писала: «Даже будучи подростком, я инстинктивно понимала, что одной чувствительности и доброты недостаточно, чтобы быть монархом» [29, с. 65]. Поддержку императрицей своего мужа она не только не осуждала, но и считала важной: «Ее мужество спасло его» [29, с. 73].
Фрейлина Александры Федоровны Е.А. Нарышкина, напротив, писала о недостаточной помощи Николаю со стороны супруги: «Будучи наследником престола, он никогда не проявлял даже самого слабого интереса к государственным делам и в свои двадцать шесть лет оказался совершенно неподготовленным к управлению гигантской страной. Единственным и незыблемым принципом, усвоенным им с молоком матери, был принцип его абсолютной власти. Он не имел ни малейшего представления о революционном движении, которое всегда подавлялось железной рукой. И хотя степень его подготовки к управлению страной была достойна сожаления, все можно было бы исправить, имей он в супруге
более подходящего советника, а в качестве окружения более опытных и надежных чиновников» [21, с. 345].
Тем не менее в обществе верили, что Александра Федоровна имела влияние на императора: «Брат Марии Алексеевны со слов человека, лично говорившего с Гурко, передавал, что Гурко, приезжавший сюда около 20-го с докладами, отказывался показать схему плана военных действий, так как были не вдвоем, а втроем (намек на присутствие императрицы. - А.Б., П.В.). Он (Николай II. - А.Б., П.В.) покраснел и не настаивал. Какой кошмар! Какой ужас! Не верю и не верю» [1, с. 206]. С.Ю. Витте вспоминал: «О том, какое она имеет влияние на государя, приведу следующий факт, несколько раз повторявшийся. Когда после 17 октября государь принимал решения, которые я советовал не принимать, я несколько раз спрашивал его величество, кто ему это посоветовал. Государь мне иногда отвечал: "Человек, которому я безусловно верю". И когда я однажды позволил себе спросить, кто сей человек, то его величество мне ответил: "Моя жена"» [19, с. 596].
Балерина Матильда Кшесинская писала в воспоминаниях: «Для меня было ясно, что у Наследника (Николая Александровича. - А.Б., П.В.) не было чего-то, что нужно, чтобы царствовать. Нельзя сказать, что он был бесхарактерен. Нет, у него был характер, но не было чего-то, чтобы заставить других подчиниться своей воле. Я не раз ему говорила, что он не сделан ни для царствования, ни для той роли, которую волею судеб он должен будет играть» [30, с. 72]. Следует отметить, что сам факт того, что Николай выслушивал подобные замечания от своей любовницы, уже представляет его в невыгодном свете. Правда, поскольку воспоминания М. Кшесинской написаны в эмиграции, после трагической гибели императора, женщиной, для которой было важно ее признание в императорской «семье» [30, с. 3], то не исключено, что данный пассаж является вымыслом.
Можно говорить о том, что в своих воспоминаниях политические деятели противопоставляли себя Александре Федоровне и яростно сопротивлялись любому напоминанию о том, когда их предложения были отклонены императором в пользу идей этой «странной особы». Вероятно, сами того не замечая, они испытывали ревность к императрице или вполне объяснимое раздражение, в первую очередь из-за возможности влияния ее на Николая II. Ввиду чего они занимались ее «развенчанием», обязательно намекая при этом на ее «не-женственность». Императрица, движимая внутренними и внешними мотивами, а также, руководствуясь своим образованием и представлением о всевластии царя (по ее мнению, «государь все может») [19, с. 430; 24, с. 196], словно Цербер, охраняла самодержавие и мужа, не оставляя никакого шанса просочиться настроениям и идеям, которым не доверяла. С
М V ■ и и и и
Александрой Федоровной ни как с царицей, ни как с чужой женой тя-
гаться величайшие умы России не могли [20, с. 181, 218, 322, 324-325, 326, 341, 343].
Императрица разделяла глубоко христианские представления о браке и семейной жизни, основанные на любви, взаимном уважении и поддержке. В ее дневнике [31] сохранились выписки из книги Дж. Р. Миллера «Домостроительство, или Идеальная семейная жизнь», сделанные ею в сентябре 1899 г. через пять лет после замужества и рождения троих дочерей [32]. Содержание цитат, включенных Александрой Федоровной в свой дневник, бесспорно, имело корреляцию с ее повседневной жизнью и теми ценностными приоритетами, которые она для себя выделяла. Возможно, она выписывала именно те максимы супружества, в претворении которых в собственной жизни чувствовала неудовлетворенность.
С другой стороны, распространение слухов об императрице стало одним из главных увлечений общества. А. Вырубова вспоминала: «Типичный случай мне рассказала моя сестра. Как-то утром к ней влетела сестра мужа, Дерфельден, со словами: "Сегодня мы на заводах распускаем слухи, что императрица спаивает государя, и все этому верят". Я рассказываю об этом типичном случае, так как дама эта была весьма близка к великокняжескому кругу» [17, с. 83]. Действительно ли Николая II удерживали, мешали, оберегали от министров, и он был игрушкой в руках императрицы? В самом ли деле министров отдаляла от императора Александра Федоровна как жена, оберегающая податливого супруга от сомнительных друзей, или же саму Александру Федоровну пытались разлучить с мужем: «Аликс же говорила д. Павлу, что "ставка" хотела разлучить ее с Ники» [17, с. 89]? В таком случае можно предположить, что главная вина Александры Федоровны была в том, что на фоне своего супруга она «несомненно обладала всеми данными для того, чтобы быть настоящей Императрицей» [18, с. 414].
Возникает вопрос, а что сделал Николай для своей супруги? Как защищал ее от этих нападок и сплетен? Как поддерживал? В. Чеботарева вспоминала слова Александры Федоровны: «"Получаю прямо оскорбительные письма от высшего общества, но государь за меня заступится", - сказала государыня» [2, с. 241]. Французский посол в Петрограде М. Палеолог в своем дневнике описывает следующий случай: «Так, я узнаю из очень верного источника, что адмирал Нилов, генерал-адъютант императора и один из самых преданных его приближенных, имел недавно мужество открыть ему всю опасность положения; он дошел до того, что умолял удалить императрицу, как единственное остающееся еще средство спасти империю и династию. Николай II, обожающий свою жену и рыцарски благородный, отверг эту идею с резким негодованием: - Императрица, - сказал он, - иностранка; у нее нет никого, кроме меня, для того, чтоб защитить ее. Ни в коем случае я ее не покину... Впрочем, все, в чем ее упрекают, неверно. На ее счет рас-
пространяют гнусные клеветы; но я сумею заставить ее уважать.» [33, с. 215].
И все же, «как мало пользовался он (Николай II. - А.Б., П.В.) властью, и как легко было бы в самом начале остановить клевету на государыню!» [17, с. 45] Однако ни как император, ни как муж Николай этого не сделал, потому что считал, что «никто из благородных людей не может верить или обращать внимание на подобную пошлость» [17, с. 45]. Да, по словам А. Вырубовой, «человек всегда надеется на лучшее: их величества скрывали болезнь Алексея Николаевича от всех, кроме самых близких родственников и друзей, закрывая глаза на возрастающую непопулярность императрицы» [17, с. 18]. Однако сегодня известно, насколько он ошибался. И это привело к тому, что «некоторые члены крайней правой государственного совета говорили о расторжении ее брака с царем и о заключении ее в монастырь» [33, с. 189]. Это замышляли не только министры, но обсуждали даже сотрудники лазарета Царского Села: «Уже пробежал слух, что правые поднимают вопрос о бывших случаях развода царей» [2, с. 211, 212]. Заговор великих князей не представляется выдумкой [17, с. 98-99; 33, с. 213]. Доходило до крайностей: «Даже в высшем обществе обсуждалась возможность государственного переворота с целью изгнать императрицу или потребовать, чтобы император отправил ее в Крым, откуда она не сможет влиять на ход событий» [25, с. 226]. В непростое историческое время Александра Федоровна становилась воплощением ответственной за сумятицу и катаклизмы фигурой, на которую проще всего было списать вину за все политические просчеты и издержки многовековой цивилиза-ционной модели.
Изучение переписки царской четы позволяет предположить, что императрица относилась к мужу по-матерински. Как вспоминала Ю. Ден, «она была очень нежна с Ним: материнское чувство проявлялось даже в любви к Своему Супругу» [5, с. 86]. Вероятно, отношения в императорской чете строились по типу мать-и-сын, где женщина играет роль матери по отношению к мужчине [34, с. 172-173; 35], подтверждение чему имеется в переписке: «Бог да благословит и защити тебя, дорогой Ники, мой большой мальчик!» [16, с. 40]; «Прощай, мой маленький, жду тебя с распростертыми объятиями» [16, с. 108]; «.Ночи так тоскливы, - но ведь ты еще более одинок, мой бедный малютка!» [16, с. 116]; «Спокойной ночи, мой малютка, спи спокойно» [16, с. 226]. Николай признавался: «Если бы не она, я бы ничего не вынес» [17, с. 22], о том же свидетельствуют члены семьи [29, с. 73]. Следует отметить, что «мамой» императрицу называли не только супруг и дети, но и Г. Распутин, и др. Это была привычная для нее «материнская роль», исполняя которую, она чувствовала себя адекватно.
Вместе с тем временами пренебрежительное отношение к супруге императора обесценивало Александру Федоровну как мать наследника,
т. е. фактически ставило под сомнение будущее империи, которая должна была перейти в руки ее сына.
Страстное желание женщины родить ребенка мужского пола, что на протяжении всего имперского периода неизменно встречалось в дворянских семьях [36, с. 110-113] ввиду поощряемых общественных ожиданий, порой приводило к непредвиденным и драматичным последствиям. Особенно если эта женщина являлась императрицей в стране, где примогенитура носила агнатическо-когнатический характер и в изучаемый период времени (начало ХХ в.) при наличии других многочисленных наследников мужского пола угрожала переходом императорской власти из семьи Николая II и его супруги Александры Федоровны в руки другой ветви Романовых.
Даже в обычных дворянских семьях ожидание наследника рода сопровождалось конкуренцией боковых ветвей именно за символическое первородство. Так, мемуаристка М.П. Бок, урожденная Столыпина (дочь П.А. Столыпина), вспоминала о дискредитирующем и эмоционально непозитивном влиянии, которое оказала на ее родителей одна из устойчивых родовых традиций, символизировавшая легитимизацию каждого следующего поколения дворянского рода посредством своеобразного ритуала благословения первого ребенка мужского пола в семье: «Когда после пяти дочерей родился у моих родителей первый сын, радость наша была огромная. Как нас, девочек, ни любили родители, их большим желанием, конечно, было иметь сына. Мечта эта осуществилась лишь на двадцатый год их семейной жизни. До моего брата родился сын моего дяди Александра Аркадьевича Столыпина. С грустью послали тогда мои родители образ, переходящий в роду Столыпиных первенцу нового поколения, моему двоюродному брату. Зато когда им Бог послал сына, были они счастливы и горды необычайно» [37, с. 49]. Не стоит забывать, что «дворянский род и в генеалогическом, и в социокультурном плане "прочитывался" как филиация мужских поколений. Именно поэтому наличие исключительно женского потомства воспринималось как его фактическое прекращение, угасание» [36, с. 113], что в условиях сохранения родовой организации дворянства, разумеется, считалось нежелательным. Еще более важным, переходящим с частно-родового на политический и даже геополитический уровень, считалось рождение наследника престола в императорской семье.
С самого начала раздавалось недовольство в адрес императрицы, а именно обвинения в том, что у нее рождаются только дочери, что не имеет под собой медицинского обоснования. Следует подчеркнуть, что это волновало именно аристократическое общество [17, с. 56], в то время как простой народ не видел «никакой разницы между рождением великого князя или великой княжны» [38, с. 158], поскольку, независимо от пола ребенка, «каждое новое прибавление в императорской семье означало амнистии заключенным и прочие блага, дарованные императором
в честь такого события» [38, с. 158], и для них не было существенной разницы «будет ли наследником императора его брат или его сын» [38, с. 158]. Сам император «ни разу не высказал видимого неудовольствия при объявлении пола ребенка» [38, с. 157], однако нельзя сказать, что он не переживал: «Когда родилась великая княжна Мария, было замечено, что император совершил долгую прогулку в полном одиночестве, однако вернулся он таким же невозмутимым и спокойным, как и всегда» [38, с. 157].
Женщина теряет здоровье при попытках родить династии наследника, за шесть лет производит на свет четырех дочерей, т. е. постоянно либо вынашивает очередную беременность, либо оказывается с новорожденным младенцем на руках: почти весь 1895 год она ходит беременная [38, с. 99] своим первым ребенком Ольгой (рожает в ноябре), через год она носит второго ребенка [38, с. 133] - Татьяну (рожает летом 1897 г.), еще через год беременеет третьим [38, с. 145] - Марией (рожает летом 1899 г.), и через полтора года она уже беременна Анастасией (рожает летом 1901 г.). Фрейлина С. Буксгевден вспоминала: «Все ее дети, за исключением старшей дочери, появились на свет весной или в начале лета, поэтому она, как правило, была недееспособна именно зимой - во время петербургских "сезонов" - балов и увеселений» [38, с. 133-134]. Помимо беременностей и родов, при ее и без того слабом здоровье [38, с. 134] императрица сама кормила детей грудью [38, с. 134].Таким образом, времени и ресурсов женского организма на то, чтобы родить еще детей, особенно в свете возрастающих проблем с сердцем у императрицы [29, с. 83; 2, с. 179; 17, с. 33], оставалось немного.
Желание произвести на свет наследника было настолько сильным [38, с. 158], что у Александры Федоровны, после рождения четвертой дочери, вскоре (в 1902 г.) произошла беременность, которая, вопреки всем ожиданиям, не разрешилась родами: «После двух месяцев лечения он (месье Филипп Низье. - А.Б., П.В.) объявил, что Императрица находится в ожидании ребенка. Все придворные празднества были отменены. Европейские газеты писали о приближении великого события в семье русского Царя. Прошло шесть месяцев.» [24, с. 213]. Следует отметить, что и другие члены семьи, и участники ближайшего окружения, описывая данную трагедию, неизменно винили в ней княгинь-черногорок и француза: «Выяснилось, что под внушением доктора Филиппа Царица возомнила себя беременной» [21, с. 351]. На протяжении всей беременности Александра Федоровна «не допускала к себе врачей» [21, с. 351], однако прошли все возможные сроки родов, и, «несмотря на упорные протесты д-ра Филиппа, к постели больной были приглашены врачи» [24, с. 213], которые «быстро и решительно поставили диагноз; они не нашли и следов беременности у Александры Федоровны» [24, с. 213]. Великий князь Сергей Александрович записал в своем дневнике: «17 августа. Петергоф. Большой дворец. <.> прямо к
Ники и Alix - она не пополнела, хотя ждут роды ежедневно - все это непонятно, странно - всякого вранья на сей счет слишком много, увы! <...>18 августа. Петергоф. После 4 ч. к Alix - встретились с Ники - объявил мне, что у Alix оказалось, что никакой беременности нет!! 9 мес. Не было регул!! и теперь все насмарку» [39, с. 592].
Слухи о мистической беременности быстро распространились во многом ввиду неосторожности сестры императрицы, великой княгини Елизаветы Федоровны, а также усилиями зятя великого князя Сергея Александровича, который не только информировал пребывающих в неведении членов семьи [39, с. 594-595], но и сообщил отцу Иоанну (Кронштадскому) [39, с. 592], который, в свою очередь, был удивлен, но диагностировал: «Действует от духа прелести, нехороший человек, его молитвы не годны <...> "от таких молитв плод жить не может"» [39, с. 593-594]. Не поддержала невестку и свекровь, императрица Мария Федоровна [39, с. 592], вместе с дочерью Ксенией Александровной [39, с. 593]. Что касается Елизаветы Федоровны и ее реакции, то Александра Федоровна писала о ней мужу: «Иногда с самыми лучшими намерениями говоришь какие-то вещи, чтобы они получили огласку, именно так она и делала (однако - кому и что было сказано, она не упомянула, но я уверена - предмет все тот же), а теперь она вдруг ужасно испугалась, что ее слова могут быть переданы превратно. Ну что ж, посмотрим» [39, с. 590]. Чуда не произошло. Высшее общество вскоре узнало о случившемся, сделав это предметом обсуждений и в Петербурге, и в Москве [39, с. 594].
Сомнениям относительно «ложности» беременности супруги положил конец Николай II, записав в дневнике: «20 августа. Утром у Аликс случился выкидыш при совершенно нормальных условиях. После этого грустного события окончилась естественным образом та неизвестность, в которой мы жили за последнее время» [39, с. 593]. Таким образом, можно предположить, что императрица пережила такое явление как замершая беременность. Однако точно установить это мог бы только анализ специалистов.
Произошедшее действительно могло стать следствием нервного истощения императрицы [21, с. 351], а также ее острого желания родить мальчика, поскольку месье Низье «утверждал, что обладает силой внушения, которая может оказать влияние на пол развивающегося в утробе матери ребенка» [24, с. 213], что стало ударом для Александры Федоровны не только в связи с потерей мнимого или настоящего ребенка, но и из-за вскрывшегося отношения самых близких ей людей, членов семьи, которые своей убежденностью в гипнотической природе беременности женщины нанесли удар по ее «главной функции» - материнству. Справедливости ради следует отметить, что слухи относительно явления ложной беременности под влиянием иностранного «доктора» сами
по себе говорят о допущении оппонентами веры в реальное воздействие гипноза на человека.
Не стоит забывать, что подобные случаи ожидания исхода беременности у женщин, принадлежавших к правящему дому, встречались и раньше, в частности в конце XVII в. оно могло длиться от 1 года до 15(!) лет [9, с. 402]. Царица Прасковья Федоровна, урожденная Салтыкова (1664-1723), обсуждая в 1722 г. в письмах с дочерью герцогиней Мек-ленбургской Екатериной Ивановной, матерью Анны Леопольдовны, ее возможную беременность, апеллировала к назидательным примерам из собственной жизни и жизни своей сестры в прошлом веке: «И я при отц^ (царь Иван V Алексеевич (1666-1696). - А.Б., П.В.) такъ была, годъ чаяла - брюхата, да такъ изошло» [40, с. 232]; «Сестра моя, княгиня Настасья, больше 15 л^тъ все чаяла брюхата и великую скорбь им^ла.» [41, с. 234]. Естественно, прожив жизнь, родив пятерых дочерей и давно преодолев верхнюю границу детородного возраста, женщина приобретала определенный практический опыт распознавания состояния беременности, который готова была обсуждать со взрослой дочерью: «А что пишешь себ^ про свое брюхо, и я по письму вашему не чаю, что ты брюхата: живутъ этаюе случаи, что не познается» [40, с. 232]. Действительно надежным подтверждением беременности для дворянок служило только наступление ее середины - «живой половины». Примерно в середине беременности женщина чувствует первые движения плода, по времени которого дворянки не только окончательно удостоверялись, что беременны, но и, как и крестьянки, определяли вероятный срок родов. Сохранение консервативных способов распознавания беременности и восприятие последней как своего рода провокации замедленного действия вне зависимости от субъективного отношения позволяет рассматривать ее в ряду исторически «долговременных» практик, определявших женскую антропологию и женскую повседневность.
После рождения долгожданного сына императрицу ожидало новое потрясение, а именно: наследование им гемофилии. Можно предположить, что ни одна из потомков королевы Виктории, которая и передала ген дочерям и внучкам, а вовсе не «больная кровь Гессен-Дармштадских» [24, с. 214], не подвергалась нападкам так, как это было в случае с Александрой Федоровной.
На ситуацию с болезнью наследника Александра и Николай реагируют по-разному: император уходит в себя [24, с. 207, 215], императрица ищет решение [24, с. 215; 18, с. 418]. Великая княгиня Ольга Александровна делилась воспоминаниями: «Сначала обвиняли мою бедную невестку в том, что она передала сыну болезнь, а затем принялись укорять ее за то, что она выбивалась из сил, чтобы как-то этот недуг вылечить. Разве это справедливо?» [29, с. 154]. Действительно, в сложившейся ситуации у императрицы не было выбора, на ее руках был не только неизлечимо больной сын, но и муж, который, будучи неподго-
товленным к роли монарха, оказался в условиях военного и предреволюционного времени.
Александра Федоровна, «издерганная, измученная до невозможности, не видя ниоткуда поддержки, в конце концов Алики вообразила, что "старец" является и спасителем России» [29, с. 155]. При этом великая княгиня Ольга Александровна говорила: «Повторяю, ни мой брат, ни Алики не верили, что Распутин наделен какими-то сверхъестественными способностями. Они видели в нем человека, искренняя набожность которого сделала его орудием Божиим, но лишь для помощи Алексею. Алики ужасно страдала от невралгических болей в ногах и пояснице, но я ни разу не слышала, чтобы Распутин помогал ей» [29, с. 154]. Ту же мысль, о том что именно «болезнь» наследника «вызвала влияние Распутина» [42, с. 8], проводил в своих воспоминаниях о жизни в царской семье учитель французского языка П. Жильяр, много лет близко знавший всех ее членов и бытовавшие в ней настроения. Это же утверждал и А.В. Бельгард: «Всеми своими помыслами и надеждами она ухватилась за признанную даже врачами чудодейственную силу Распутина одним своим взглядом останавливать болезненные припадки Наследника. Как же можно этого не понять?» [18, с. 418].
Помимо блаженных, гипнотизера месье Ф.А. Низье, Г. Распутина, некоего Сормовского [19, с. 566], был еще один человек, к тому моменту уже умерший, к которому императорская чета обращалась в мольбах о наследнике. Речь идет о святом Серафиме Саровском, чья канонизация в то время также вызывала споры и имела противников [19, с. 429-431]. Известна роль, которую царская семья сыграла в прославлении преподобного [19, с. 429-430; 43]. Именно с этими мероприятиями было связано еще одно предсказание о рождении будущего наследника: «Ехали к Преподобному молиться о даровании наследника. Прасковья Ивановна (блаженная, канонизированная РПЦ как св. Параскева Дивеевская. -А. Б., П. В.) имела обычай все показывать на куклах, и тут она заранее приготовила куклу-мальчика, настелила ему мягко и высоко платками и уложила: "Тише, тише, он спит." Повела им показывать: "Это ваш"» [44, с. 143]. Как передает С.Ю. Витте, «императрица ночью купалась в источнике целительной воды. Говорят, что были уверены, что саровский святой даст России после четырех великих княжен наследника. Это сбылось.» [19, с. 430]. И св. Серафим Саровский, и Г. Распутин являются субъектами не столько религиозного искания и мистического опыта личности, сколько поиска матерью средств и помощников в спасении ребенка. Тем более, что за «продвижением» мсье Филиппа и Распутина стояли такие почитаемые отцы, как Иоанн Кронштадтский [19, с. 429; 45, с. 171; 46, с. 9].
Более того, увлечение мистицизмом было свойственно не только Александре Федоровне. Император Николай, «как и его предок Александр I, был всегда настроен мистически» [17, с. 105]. У государя была
заговоренная палка (рыба, держащая птицу) от Г. Распутина и еще одна от месье Филиппа [16, с. 213], а также икона с колокольчиком, который начинал звонить при приближении «злых людей» [16, с. 220]. Интересно, что осуждение в мистицизме и спиритизме не касалось тех, кто был русским и православным по происхождению, но обращалось в адрес Аликс, рожденной за пределами России, сформировавшейся как личность в протестантизме. Современники императрицы негативно высказывались в адрес философских и мистических представлений несчастной матери, в то время как общество вполне допускало проведение подобных ритуалов [33, с. 215-216]. Гадания и вера в приметы были традиционными для русского народа, и к ним скорее относились как к забаве, нежели видели опасность для православного вероисповедания.
В чудодейственную силу Г. Распутина верила великая княгиня Ольга Александровна, характеризуя ее как «существенную помощь» больному цесаревичу [29, с. 150]; верила фрейлина Ю. Ден, которая впервые познакомилась с Григорием в связи с болезнью собственного ребенка, и именно скорейшее его выздоровление после визита «старца» сделало ее его последовательницей [5, с. 99]. К Г. Распутину обращался С.Ю. Витте, один из критиков императрицы Александры Федоровны, который видел в Григории человека, способного повлиять на политическую обстановку в стране, и отзывался о нем следующим образом: «Вы не знаете, какого большого ума этот замечательный человек. Он лучше, нежели кто, знает Россию, ее дух, настроение и исторические стремления. Он знает все каким-то чутьем.» [23, с. 87]. Свои воспоминания С.Ю. Витте писал с 1909 г. [20, с. 478] и до 1912 г. [19, с. 650], Распутин был убит в конце 1916 г., а запись в дневнике великого князя Андрея Владимировича была сделана в сентябре 1915 г., то есть когда Г. Распутин был еще жив. Или С.Ю. Витте действительно стал общаться с Г. Распутиным, несмотря на свое осуждение приверженности императрицы всякого рода кликушам и «истинно русским людям» [19, с. 594], в целях собственной выгоды, то ли сам стал жертвой сплетен [47, с.498; 20, с. 484-485]. Тем не менее, это свидетельствует о том, что независимо от положения и мировоззрения к «старцу» обращались и по меньшим поводам, нежели «материнский инстинкт», направленный на спасение жизни не просто ребенка, но наследника престола Российской империи.
В действительности ли Россия была «несчастной» из-за Александры Федоровны, или наоборот, - Александра Федоровна, оставшаяся без короны российская императрица, обесцененная как супруга и мать, -она была бы гораздо счастливее, не выходя замуж за цесаревича Николая Александровича, не окажись она в стране с нестабильной политической обстановкой; женщина, за свой ум и твердый характер, преданность семье и упорный поиск решений, безжалостно убитая со своими детьми теми, кто уродовал ее образ на протяжении всей ее жизни в России? Нельзя не согласиться со словами современника импера-
трицы: «При этом естественно напрашивается вопрос: что же было сделано в свое время для того, чтобы облегчить этой несчастной женщине хоть сколько-нибудь ее в создавшихся условиях чрезвычайно трудное положение с первых же шагов ее царственного служения?» [18, с. 413]. Не исключено, что, окажись на ее месте другая, с ней поступили бы точно так же, нашлись бы «фатальные» недостатки, развратные фавориты, каждое ее слово искажалось бы. Это была одинокая борьба женщины против своего времени и придворного окружения, не оставившего ей ни единого шанса, чтобы выжить.
Великий князь Андрей Владимирович писал в своем дневнике: «Почти вся ее жизнь была окутана каким-то туманом непонятной атмосферы. Сквозь эту завесу фигура Аликс оставалась совершенно загадочной. Никто ее в сущности не знал, не понимал, а потому и создавали догадки, предположения, перешедшие впоследствии в целый ряд легенд самого разнообразного характера. Где была истина, трудно было решить. Это было очень жалко. Фигура императрицы должна блестеть на всю Россию, должна быть видна и понятна, иначе роль сводится на второй план, и фигура теряет необходимую популярность» [23, с. 82]. В этом смысле повседневная жизнь императрицы, даже при исполнении ею традиционных социальных ролей жены и матери, становилась объектом пристального внимания и предметом общественных пересудов, что слабо соотносилось с ее собственной «пережитой» историей.
Негативные отзывы об императрице исходили от тех, кто не желал признавать в ней прежде всего женщину: «Я помню, как теперь, как подошел поезд; на вокзале была масса лиц<...> мне было интересно видеть нашу будущую императрицу, и так как я раньше ее никогда не видел, то, увидав одну очень красивую, с совершенно молодым телосложением даму, я был уверен, что это именно и есть принцесса Дармштадская - будущая императрица Александра Федоровна, и был очень изумлен, когда мне сказали, что это не она, а что та, которую я принял за будущую императрицу, - это королева Англии Александра (ныне уже вдова). Меня поразила тогда ее моложавость, так что, когда я сейчас же после нее увидел нашу будущую императрицу, она мне показалась менее красивой и менее симпатичной, нежели тетка императора -королева Англии. Но тем не менее и новая императрица была красива -и до сих пор красива, хотя у нее всегда было и до настоящего времени есть нечто сердитое в складке губ» [19, с. 298]. Надо понимать, что в 1894 г., когда состоялся въезд царской невесты, Александре Датской, королеве Англии, через несколько месяцев исполнялось 50 лет. Насколько, действительно, можно было спутать увядающую женщину с юной девушкой человеку, самому, бывшему всего на пять лет младше английской королевы? Интересно, что о самом министре финансов С.Ю. Витте говорили, будто он щедро заплатил за свою будущую жену
ее первому мужу: «За свою жену ее бывшему мужу Лисаневичу он заплатил 20 тыс., да развод стоил 6 тыс. руб.» [20, с. 181].
Родственные связи также не имели большого значения, если их не дополняли заботы о детям: «Как ни покажется малоправдоподобным, но мои отношения с Императрицей были далеки от сердечности по причине той же разницы пола наших детей!» [24, с. 213]. В то же время фрейлины больше пользовались ее вниманием не только из-за их обязанностей при дворе: «Пожалуй, я не ошибусь, если скажу, что наша дружба с Государыней приобрела особенно тесный характер после рождения моего Титти. Именно тогда Ее Величество впервые назвала меня Лили» [5, с. 55]. На том же основании продолжалась переписка Александры Федоровны с подругой детства Тони Бекер [48]. Также великий герцог Эрнест Гессенский, будучи заботливым отцом своим детям, до конца оставался любимым братом и близким другом Аликс, ввиду их общей любви к детям: «I am too happy for you, who adore Children so» [49, с. 181; 38, с. 169]. Что касается сестры Эллы, великой княгини Елизаветы Федоровны, то, несмотря на наличие племянников под ее опекой, она так и не стала для них матерью [25, с. 25], что явилось главной причиной для непонимания и в результате разрыва отношений между ними. То же касается неприязни к невестке со стороны свекрови, императрицы Марии Федоровны, которая также не обладала ярко выраженным «материнским инстинктом» [29, с. 34].
Очевидно, что те источники, авторство которых принадлежит женщинам, представляются более содержательными и достоверными при описании жизни и личности императрицы Александры Федоровны, в то время как информация от авторов-мужчин, отдаленных от ее повседневной жизни, забот и мировоззрения, не всегда адекватно передает женский образ. Однако причина этого кроется не только в гендерной принадлежности авторов источников, но и в одной из сторон женской повседневности - материнстве, которое было основой жизни Александры Федоровны.
Таким образом, императрица Александра Федоровна предстает в контексте своей семейной жизни не только жертвой политических обстоятельств, но и своеобразной заложницей синдрома «женщины, которая слишком сильно любила». Именно эта интенсивность ее переживаний и действий, ее эмоциональной и акциональной активности и как жены, и как матери, превратно истолкованная общественным мнением, привела к тому, что, в одном случае, ей инкриминировали подчинение своей воле императора, в другом - приближение к себе сомнительных авантюристов, уход в мистицизм. Ее деятельный характер, скованный рамками и предписаниями социальной роли императрицы и придворного этикета, прорывался в ее повседневной жизни замужней женщины, пытавшейся повлиять на мужа, придать ему твердости принятия решений, и на детей -сначала родить наследника, затем излечить его от тяжелейшего недуга.
Однако стереотипы патриархатного общественного сознания в России сопротивлялись духу деятельного протестантизма, в котором была воспитана будущая императрица. Неприятие ее слишком активной жизненной позиции, которую, как и много веков назад, считали неуместной для женщины, повлекло за собой досадные и ложные обвинения и в «неженственности», и в оккультизме, и в антипатриотизме.
Список литературы
1. Чеботарева В. В дворцовом лазарете в Царском Селе. Дневник: 14 июля 1915 - 5 января 1918 // Новый журн. - Кн. 182. - Нью-Йорк: The New Review Publishing, 1991. - 400 с.
2. Чеботарева В. В дворцовом лазарете в Царском Селе. Дневник: 14 июля 1915 - 5 января 1918 // Новый журн. - Кн. 181. - Нью-Йорк: The New Review Publishing, 1990. - 400 с.
3. Гиппиус З.Н. Маленький Анин домик (Вырубова) // Живые лица: Воспоминания / сост., предисл. и коммент. Е.Я. Курганова. - Тбилиси: «Мерани», 1991. Кн. II. -384 с. (Сер. Век XX. Россия - Грузия. Сплетение судеб).
4. Кони А.Ф. Николай II // Избр. / сост., вступ. ст. и примеч. Г.М. Миронова и Л. Г. Миронова. - М.: Сов. Россия, 1989. - 496 с.
5. Ден Ю. Подлинная царица. - М.: Вече, 2013. - 304 с.
6. Белова А. В. Женская эпистолярная культура и дворянская повседневность в России конца XVIII - первой половины XIX века // Российские женщины и европейская культура: материалы V конф., посвящ. теории и истории женского движения (С.-Петербург, 7-9 июня 2001 г.) / сост. и отв. ред. Г.А. Тишкин. - СПб.: С.-Петерб. филос. об-во, 2001. - С. 49-55.
7. Белова А. В. «Женское письмо» как источник по истории российской дворянской повседневности // Источниковедение и историография в мире гуманитарного знания: докл. и тез. XIV науч. конф. (М., 18-19 апреля 2002 г.) / сост. Р.Б. Казаков; редкол.: В.А. Муравьев (отв. ред.), А.Б. Безбородов, С.М. Каштанов, М.Ф. Румянцева. -М.: РГГУ, 2002. - С. 116-118.
8. Белова А.В. Письма А.М. Коллонтай и традиции «женского письма» в русской дворянской культуре // Александра Коллонтай: Теория женской эмансипации в контексте российской гендерной политики: материалы междунар. науч. конф. (Тверь, 11 марта 2002 г.) / под ред. В.И. Успенской. - Тверь: Золотая буква, 2003. - С. 179199.
9. Белова А.В. Повседневная жизнь провинциальной дворянки Центральной России (XVIII - середины XIX в.): дис. ... д-ра ист. наук. - М.: ИЭА РАН, 2009. - 616 с.
10. Белова А.В. Источники по изучению женской и мужской повседневности: содержательные и дискурсивные отличия // Женщины и мужчины в контексте исторических перемен: материалы Пятой междунар. науч. конф. РАИЖИ и ИЭА РАН, 4-7 октября 2012 г., Тверь: в 2 т. / отв. ред. А.В. Белова, Н.Л. Пушкарева. - М.: ИЭА РАН, 2012. Т. 1. - С. 45-48.
11. Белова А.В. Дискурсы «женского письма» в русской дворянской повседневности конца XVIII - первой половины XIX в. // Патриотизм и гражданственность в повседневной жизни российского общества (XVIII-XXI вв.): материалы междунар. науч. конф. 14-16 марта 2013 г. / под общ. ред. проф. В.Н. Скворцова, отв. ред. В.А. Веременко. - СПб.: ЛГУ им. А.С. Пушкина, 2013. - С. 64-69.
12. Белова А.В. Женский автодокументальный дискурс в источниках личного происхождения XVIII - середины XIX в. // Документы личного происхождения в теории и практике научных исследований: материалы Всерос. науч. конф., посвящ.
90-летию со дня рождения медиевистов А.Я. Гуревича и М.М. Фрейденберга (г. Тверь, 30-31 мая 2014 г.) / отв. редактор Н.В. Середа. - Тверь: Твер. гос. ун-т, 2014. - С. 42-50.
13. Волошун П. В. Письма великой княгини Елизаветы Федоровны как источник сведений о повседневной жизни личности // Личное есть историческое: сб., посвящ. юбилею профессора Т. Г. Леонтьевой / сост. А. В. Белова; под ред. А. В. Беловой. -Тверь: Твер. гос. ун-т, 2012. - С. 87-92.
14. Волошун П.В. Письма великой княгини Елизаветы Федоровны // Портал «Православие и мир». - URL: http://www.pravmir.ru/pisma-velikoj-knyagini-elizavety-fedorovny/ (дата обращения: 01.08.2013).
15. Волошун П.В. Благотворительная деятельность как сфера повседневной жизни великой княгини Елизаветы Федоровны в России конца XIX - начала ХХ века: автореф. дис. ... канд. ист. наук. - Тверь: ТвГУ, 2014. - 22 с.
16. Переписка Николая и Александры Романовых / пред. М.Н. Покровского. Т. III, 1914-1915. - М.-Петроград: Государственное издательство, 1923. - 524 с.
17. Вырубова А. Воспоминания. - М.: Захаров, 2012. - 432 с.
18. Бельгард А.В. Воспоминания. - М.: Нов. лит. обозр., 2009. - 688 с.
19. Витте С.Ю. Избранные воспоминания, 1849-1911 гг. - М.: Мысль, 1991. -708, [11] с.
20. Богданович А.В. Три последних самодержца. Дневник. - М.: Новости, 1990. -608 с.
21. Нарышкина Е.А. Мои воспоминания. Под властью трех царей. - М.: Новое литературное обозрение, 2014. - 688 с.
22. Owen A. The Darkened Room: Women, Power, and Spiritualism in Late Victorian England. - Chicago: University of Chicago Press, 2004. - 344 p.
23. Дневник б. великого князя Андрея Владимировича. - Л.-М.: Гос. изд-во, 1925. - 112 с.
24. Романов А.М. Книга воспоминаний. - М.: АСТ; СПб.: Полигон, 2009. - 382 с.
25. Воспоминания великой княгини Марии Павловны. - М.: Захаров, 2004. - 512
с.
26. Advice to My Grand-daughter. Letters from Queen Victoria to Princess Victoria of Hesse. Selected and with a commentary by R. Hough with a foreword by The Princess's grand-daughter The Lady Brabourne. - New York: Simon and Schuster, 1976. -156 p.
27. Дневник великого князя Константина Константиновича (К. Р.): 1911-1915. -М.: ПРОЗАиК, 2013. - 624 с.
28. Дневник и переписка великого князя Михаила Александровича: 1915-1918. -М.: ПРОЗАиК, 2012. - 800 с.
29. Мемуары великой княгини Ольги Александровны / Запись Я. Ворреса. - М.: Захаров, 2004. - 272 с.
30. Кшесинская М. Воспоминания. - М.: ЗАО Центрполиграф, 2010. - 415 с.
31. Государственный архив Российской Федерации (ГАРФ). Ф. 640. Оп. 1. Д. 301.
32. Государыня Императрица Александра Феодоровна Романова. О браке и семейной жизни / предисл. иерея А. Владимирова, пер. с англ. Л. Васениной. - М.: Изд. отдел Валаамского об-ва Америки в России, 1996. - 31 с.
33. Палеолог М. Царская Россия накануне революции. - М.: Междунар. отношения, 1991. - 336 с.
34. Ильин Е.П. Психология взрослости. - СПб.: Питер, 2012. - 469 с.
35. Каган В. Искусство жить: Человек в зеркале психотерапии. - М.: Альпина но-фикшн: Смысл, 2010. - 420 с.
36. Белова А.В. «Займусь опять. моим счастливым детством.»: Детство дворянских девочек XVIII - середины XIX века // Родина. - 2008. - № 4. - С. 110-113.
37. Бок М.П. П. А. Столыпин: Воспоминания о моем отце. - М.: Современник, 1992. - 316 с.
38. Буксгевден С. К. Венценосная мученица: жизнь и трагедия Александры Фео-доровны, Императрицы Всероссийской / пер. с англ. Н.Б. Лебедевой. - М.: Руссюй Хронографъ, 2006. - 528 с.
39. Великая княгиня Елизавета Федоровна и император Николай II: документы и материалы (1884-1909 гг.) / авт.-сост. А.Б. Ефимов, Е.Ю. Ковальская; подгот. текстов П.В. Волошун. - СПб.: Алетейя, 2009. - 848 с.
40. Письмо царицы Прасковьи к герцогине Екатерине Ивановне от мая 1722 г. // Семевский М.И. Царица Прасковья. 1664-1723: Очерк из русской истории XVIII века. Репринт. воспр. изд. 1883 г. - Л.: Худож. лит., Ленингр. отд., 1991. - 272 с. Приложения: I. Переписка царицы Прасковьи Федоровны. 1716-1723. № XXV. - С. 232-233.
41. Письмо царицы Прасковьи к герцогине Екатерине Ивановне от 15 мая 1722 г. // Семевский М.И. Царица Прасковья. 1664-1723: Очерк из русской истории XVIII века. Репринт. воспр. изд. 1883 г. - Л.: Худож. лит., Ленингр. отд., 1991. - 272 с. Приложения: I. Переписка царицы Прасковьи Федоровны. 1716-1723. № XXVII. - С. 234.
42. Жильяр П. Император Николай II и его семья: Петергоф, сентябрь 1905 -Екатеринбург, май 1918 г.: по личным воспоминаниям бывшего наставника Наследника Цесаревича Алексея Николаевича / предисл. В. Солоухина. Репринт. изд. 1921 г. -Л.: Наука, Ленингр. отд., МГП «Петрополис», ПТО «Ковчег», 1990. - 284 с.
43. Преподобный Серафим, Царь и народ: Чудо прославления. Саров - Дивее-во, 1903 год. - М.: Изд. Совет Русской правосл. церкви, 2003. - 256 с.
44. Монахиня Серафима. Дивеевские предания. Рукопись. 1980-е гг. Об открытии мощей преподобного Серафима // Угодник Божий Серафим. 2-е изд. - М.: Изд-во Спасо-Преображенского Валаамского монастыря, 1996. - С. 141-145.
45. Юсупов Ф.Ф. Князь Феликс Юсупов. Мемуары: в 2 кн. До изгнания, 18871919. В изгнании / первый полн. пер. с фр. Е. Кассировой. - М.: ИП Богат, 2007. -432 с.
46. Палеолог М. Распутин. Воспоминания. Репринт. изд. 1923 г. - М.: СП «Интеркиноцентр», 1990. - 120 с.
47. Нестеров М.В. О пережитом. 1862-1917 гг. Воспоминания. - М.: Мол. гвардия, 2006. - 589 с.
48. Hoffmann-Kuhnt L. Briefe der Zarin Alexandra von Russland: an ihre Jugendfreundin Toni Becker-Bracht. 1. Auflage. - Norderstedt: Books on Demand GmbH, 2009. - 176 S.
49. The Correspondence of the Empress Alexandra of Russia with Ernst Ludwig and Eleonore, Grand Duke and Duchess of Hesse. 1878-1916. - Norderstedt: Books on Demand GmbH, 2010. - 404 p.
References
1. Chebotareva V. V dvortsovom lazarete v Tsarskom sele. Dnevnik: 14 iyulya 1915 -5 yanvarya 1918 [In the palace hospital in Tsarskoye Selo. The diary: July 14, 1915 - January 5, 1918] // Novyi zhurnal [The New Review]. - Vol. 182. - N'yu-Iork: The New Review Publishing, 1991. - 400 p.
2. Chebotareva V. V dvortsovom lazarete v Tsarskom sele. Dnevnik: 14 iyulya 1915 -5 yanvarya 1918 [In the palace hospital in Tsarskoye Selo. The diary: July 14, 1915 - January 5, 1918] // Novyi zhurnal [The New Review]. - Vol. 181. - N'yu-Iork: The New Review Publishing, 1990. - 400 p.
3. Gippius Z.N. Malen'kii Anin domik (Vyrubova)[The little house of Anya (Vyrubova)] // Gippius Z.N. Zhivye litsa: Vospominaniya [Live faces: memoirs] / sost., predisl. i komment. E.Ya. Kurganova. - Tbilisi: «Merani», 1991. Vol. II. - 384 p. (Seriya: Vek XX. Rossiya -Gruziya. Spletenie sudeb).
4. Koni A.F. Nikolai II [Nickolas II] // Koni A.F. Izbrannoe [Selected Works] / sost., vstup. st. i primech. G.M. Mironova i L.G. Mironova. - M.: Sov. Rossiya, 1989. - 496 p.
5. Den Yu. Podlinnaya tsaritsa. [The Genuine Tsarina]. - M.: Veche, 2013. - 304 p.
6. Belova A.V. Zhenskaya epistolyarnaya kul'tura i dvoryanskaya povsednevnost' v Rossii kontsa XVIII - pervoi poloviny XIX veka[Women's epistolary culture and daily life of the nobility in Russia in the late XVIIIth - the first half of the XIXth cent.] // Rossiiskie zhenshchiny i evropeiskaya kul'tura [Russian women and European culture]: Materialy V konferentsii, posvyashchennoi teorii i istorii zhenskogo dvizheniya (Sankt-Peterburg, 7-9 iyunya 2001 g.) / Sost. i otv. red. G.A. Tishkin. - SPb.: Sankt-Peterburgskoe filosofskoe obshchestvo, 2001. - P. 49-55.
7. Belova A.V. «Zhenskoe pis'mo» kak istochnik po istorii rossiiskoi dvoryanskoi pov-sednevnosti["Woman's Letter" as a Source on a Russian Nobiliary Everyday-life History] // Istochnikovedenie i istoriografiya v mire gumanitarnogo znaniya [Source study and Historiography in the world of the humanities]: Doklady i tezisy XIV nauchnoi konferentsii (Moskva, 18-19 aprelya 2002 g.)/ Sost. R.B. Kazakov; Redkol.: V.A. Murav'ev (otv. red.), A.B. Bezborodov, S.M. Kashtanov, M.F. Rumyantseva. - M.: RGGU, 2002. - P. 116-118.
8. Belova A.V. Pis'ma A.M. Kollontai i traditsii «zhenskogo pis'ma» v russkoi dvoryanskoi kul'ture[Letters of A.M. Kollontai and traditions of "women's writing" in Russian noble culture] // Aleksandra Kollontai: Teoriya zhenskoi emansipatsii v kontekste rossiiskoi gendernoi politiki [Alexandra Kollontai: The theory of women's emancipation in the context of Russian gender policy]: Materialy mezhdunarodnoi nauchnoi konferentsii (Tver', 11 marta 2002 g.) / Pod red. V.I. Uspenskoi. - Tver': Zolotaya bukva, 2003. - P. 179-199.
9. Belova A.V. Povsednevnaya zhizn' provintsial'noi dvoryanki Tsentral'noi Rossii (XVIII - serediny XIX v.): Diss... d-ra ist. nauk. [The everyday life of a provincial noblewoman in Central Russia (the XVIIIth - the middle of the XIXth cent.]. - M.: IEA RAN, 2009. - 616 p.
10. Belova A.V. Istochniki po izucheniyu zhenskoi i muzhskoi povsednevnosti: soderzhatel'nye i diskursivnye otlichiya [Historical sources on astudy of womens and mens everyday life: thoughtful and discursive differences] // Zhenshchiny i muzhchiny v kontekste istoricheskikh peremen [Women and men in the context of historical changes]: materialy Pyatoi mezhdunarodnoi nauchnoi konferentsii RAIZhI i IEA RAN, 4-7 oktyabrya 2012 g., Tver': v 2 t. / otv. red. A.V. Belova, N.L. Pushkareva. - M.: IEA RAN, 2012. Vol. 1. -P. 45-48.
11. Belova A.V. Diskursy «zhenskogo pis'ma» v russkoi dvoryanskoi povsednevnosti kontsa XVIII - pervoi poloviny XIX vv.["Women's writing" discourses in the Russian nobility everyday life at the late 18th- early 19thcenturies] // Patriotizm i grazhdanstvennost' v pov-sednevnoi zhizni rossiiskogo obshchestva (XVIII-XXI vv.) [Patriotism and citizenship in the everyday life of Russian society (the XVIIIth - the XXIth cent.)]: materialy mezhdunar. nauch. konf. 14-16 marta 2013 g. / pod obshch. red. prof. V.N. Skvortsova, otv. red. V.A. Veremenko. - SPb.: LGU im. A.S. Pushkina, 2013. - P. 64-69.
12. Belova A.V. Zhenskii avtodokumental'nyi diskurs v istochnikakh lichnogo pro-iskhozhdeniya XVIII - serediny XIX v. [Woman auto-documentary discourse in sources of a personal origin at the 18th - the middle of the 19th century] // Dokumenty lichnogo pro-iskhozhdeniya v teorii i praktike nauchnykh issledovanii [Personal documents in the theory and practice of scientific research]: Materialy Vserossiiskoi nauchnoi konferentsii,
posvyashchennoi 90-letiyu so dnya rozhdeniya medievistov A.Ya. Gurevicha i M.M. Frei-denberga (g. Tver', 30-31 maya 2014 g.) / otv. redaktor N.V. Sereda. - Tver': Tver. gos. un-t, 2014. - P. 42-50.
13. Voloshun P.V. Pis'ma velikoi knyagini Elizavety Fedorovny kak istochnik svedenii o povsednevnoi zhizni lichnosti[Letters of Grand Duchess Elizabeth Feodorovna as a source of information about the everyday life of the individual] // Lichnoe est' istoricheskoe [A private is historical]: sbornik, posvyashchennyi yubileyu professora T.G. Leont'evoi / sost. A.V. Belova; pod red. A.V. Belovoi. - Tver': Tver. gos. un-t, 2012. - P. 87-92.
14. Voloshun P.V. Pis'ma velikoi knyagini Elizavety Fedorovny [Letters of Grand Duchess Elizabeth Feodorovna] // Portal «Pravoslavie i mir». [Web portal "Orthodoxy and peace"]. URL: http://www.pravmir.ru/pisma-velikoj-knyagini-elizavety-fedorovny/ (data obrashcheniya: 01.08.2013).
15. Voloshun P.V. Blagotvoritel'naya deyatel'nost' kak sfera povsednevnoi zhizni velikoi knyagini Elizavety Fedorovny v Rossii kontsa XIX - nachala XX veka: Avtoref. diss, kand. ist. nauk. Spetsial'nost': 07.00.02 - Otechestvennaya istoriya. [Charitable activities as a sphere of everyday life of Grand Duchess Elizabeth Feodorovna in Russia in the late XlXth - early XXth cent.]. - Tver': TvGU, 2014. - 22 p.
16. Perepiska Nikolaya i Aleksandry Romanovykh [The Correspondence of Nickolas and Alexandra Romanov] / pred. M.N. Pokrovskogo. Vol. Ill, 1914-1915. - M.-Petrograd: Gosudarstvennoe izdatel'stvo, 1923. - 524 p.
17. Vyrubova A. Vospominaniya [Memoirs]. - M.: Zakharov, 2012. - 432 p.
18. Bel'gard A.V. Vospominaniya [Memoirs]. - M.: Novoe literaturnoe obozrenie, 2009. - 688 p.
19. Vitte S.Yu. Izbrannye vospominaniya, 1849-1911 gg. [Selected memoirs, 18491911]. - M.: Mysl', 1991. - 708, [11] p.
20. Bogdanovich A.V. Tri poslednikh samoderzhtsa. Dnevnik [The last three of the autocrat. The diary]. - M.: Novosti, 1990. - 608 p.
21. Naryshkina E.A. Moi vospominaniya. Pod vlast'yu trekh tsarei [My memoirs. Under the reign of three tsars]. - M.: Novoe literaturnoe obozrenie, 2014. - 688 p.
22. Owen A. The Darkened Room: Women, Power, and Spiritualism in Late Victorian England. - Chicago: University of Chicago Press, 2004. - 344 p.
23. Dnevnik b. velikogo knyazya Andreya Vladimirovicha [The diary of ex. Grand Duke Andrei Vladimirovich]. - L.-M.: Gosudarstvennoe izdatel'stvo, 1925. - 112 p.
24. Romanov A.M. Kniga vospominanii [The book of memoirs]. - M.: AST; SPb.: Pol-igon, 2009. - 382 p.
25. Vospominaniya velikoi knyagini Marii Pavlovny [Memoirs of the Grand Duchess Maria Pavlovna]. - M.: Zakharov, 2004. - 512 p.
26. Advice to My Grand-daughter. Letters from Queen Victoria to Princess Victoria of Hesse. Selected and with a commentary by R. Hough with a foreword by The Princess's grand-daughter The Lady Brabourne. - New York: Simon and Schuster, 1976. - 156 p.
27. Dnevnik velikogo knyazya Konstantina Konstantinovicha (K.R.): 1911-1915 [The diary of the Grand Duke Konstantin Konstaantinovich (K.R.): 1911-1915]. - M.: PROZAiK, 2013. - 624 p.
28. Dnevnik i perepiska velikogo knyazya Mikhaila Aleksandrovicha: 1915-1918 [The diary and the correspondence of the Grand Duke Mikhail Alexandrovich: 1915-1918]. -M.: PROZAiK, 2012. - 800 p.
29. Memuary velikoi knyagini Ol'gi Aleksandrovny / Zapis' Ya. Vorresa [Memoirs of the Grand Duchess of Olga Alexandrovna]. - M.: Zakharov, 2004. - 272 p.
30. Kshesinskaya M. Vospominaniya [Memoirs]. M.: ZAO Tsentrpoligraf, 2010. -415 p.
31. Gosudarstvennyi arkhiv Rossiiskoi Federatsii (GARF) [State Archive of the Russian Federation (SARF)]. F. 640. Op. 1. D. 301.
32. Gosudarynya Imperatritsa Aleksandra Feodorovna Romanova. O brake i se-meinoi zhizni [About marriage and family life] / Predisl. iereya A. Vladimirova, per. s angl. L. Vaseninoi. - M.: Izd. otdel Valaamskogo Obshchestva Ameriki v Rossii, 1996. - 31 p.
33. Paleolog M. Tsarskaya Rossiya nakanune revolyutsii [Tsarist Russia on the eve of the revolution]. - M.: Mezhdunarodnye otnosheniya, 1991. - 336 p.
34. Il'in E.P. Psikhologiya vzroslosti [Psychology of adulthood]. - SPb.: Piter, 2012. -469 p.
35. Kagan V. Iskusstvo zhit': Chelovek v zerkale psikhoterapii [Art of Living: The person in the mirror therapy]. - M.: Al'pina no-fikshn: Smysl, 2010. - 420 p.
36. Belova A.V. «Zaimus' opyat'... moim schastlivym detstvom...»: Detstvo dvoryan-skikh devochek XVIII - serediny XIX veka ["I'll occupy again... my happy childhood..." Childhood of noble girls in the XVIIIth - the middle of the XIXth cent.] // Rodina [Motherland]. - 2008. - № 4. - P. 110-113.
37. Bok M.P. P.A. Stolypin: Vospominaniya o moem ottse [P.A. Stolypin: Memoirs about my father]. - M.: Sovremennik, 1992. 316 p.
38. Buksgevden S.K. Ventsenosnaya muchenitsa: zhizn' i tragediya Aleksandry Feodorovny, Imperatritsy Vserossiiskoi [Imperial Martyr: The Life and Tragedy of Alexandra Feodorovna, Empress of All-Russia] / per. s angl. N.B. Lebedevoi. - M.: Russkii Khronograf", 2006. - 528 p.
39. Velikaya knyaginya Elizaveta Fedorovna i imperator Nikolai II: dokumenty i mate-rialy (1884-1909 gg.) [Grand Duchess Elizabeth Fyodorovna and Tsar Nicholas II: documents and materials (1884-1909)] / avt.-sost. A.B. Efimov, E.Yu. Koval'skaya; podgot. tekstov P.V. Voloshun. - SPb.: Aleteiya, 2009. - 848 p.
40. Pis'mo tsaritsy Praskov'i k gertsogine Ekaterine Ivanovne ot maya 1722 g. [The letter to the Duchess Catherine Ivanovna from tsarina Praskovya in May 1722] // Semev-skii M.I. Tsaritsa Praskov'ya. 1664-1723: Ocherk iz russkoi istorii XVIII veka [The tsarina Praskovya. 1664-1723: Outline of Russian History of the XVIII cent.]. Reprint. vospr. izd. 1883 g. - L.: Khudozh. lit., Leningr. otd., 1991. - 272 p. Prilozheniya: I. Perepiska tsaritsy Praskov'i Fedorovny. 1716-1723. № XXV. - P. 232-233.
41. Pis'mo tsaritsy Praskov'i k gertsogine Ekaterine Ivanovne ot 15 maya 1722 g. [The letter to the Duchess Catherine Ivanovna from tsarina Praskovya in May 15 1722] // Semevskii M.I. Tsaritsa Praskov'ya. 1664-1723: Ocherk iz russkoi istorii XVIII veka [The tsarina Praskovya. 1664-1723: Outline of Russian History of the XVIII cent.]. Reprint. vospr. izd. 1883 g. - L.: Khudozh. lit., Leningr. otd., 1991. - 272 p. Prilozheniya: I. Perepiska tsaritsy Praskov'i Fedorovny. 1716-1723. № XXVII. - P. 234.
42. Zhil'yar P. Imperator Nikolai II i ego sem'ya: Petergof, sentyabr' 1905 - Ekaterinburg, mai 1918 g.: po lichnym vospominaniyam byvshego nastavnika Naslednika Tsesare-vicha Alekseya Nikolaevicha[The Emperor Nicholas II and his family: Peterhof, September 1905 - Ekaterinburg, May 1918: personal memoirs of former mentor Tsarevich Alexei Ni-kolaevich] / predisl. V. Soloukhina. Reprint. izd. 1921 g. - L.: «Nauka», Leningr. otd., MGP «Petropolis», PTO «Kovcheg», 1990. - 284 p.
43. Prepodobnyi Serafim, Tsar' i narod: Chudo proslavleniya. Sarov - Diveevo, 1903 god [St. Seraphim, the Emperor and people: The miracle of glorification. Sarov - Diveevo 1903]. - M.: Izdatel'skii Sovet Russkoi Pravoslavnoi Tserkvi, 2003. - 256 p., ill.
44. Monakhinya Serafima. Diveevskie predaniya. Rukopis'. 1980-e gg.Ob otkrytii moshchei prepodobnogo Serafima [Diveevskaya tradition. Manuscript. 1980s. On the discovery of the relics of St. Seraphim] // Ugodnik Bozhii Serafim [Servant of God, Serafim]. 2-e izd. - M.: Izd. Spaso-Preobrazhenskogo Valaamskogo monastyrya, 1996. - P. 141— 145.
45. Yusupov F.F. Knyaz' Feliks Yusupov. Memuary: v 2 kn. Do izgnaniya, 18871919. V /'zgnan/'/'[The Prince Felix Yusupov. Memoirs: 2 volums. Prior to the expulsion, 1887—1919. In exile] / pervyi poln. per. s fr. E. Kassirovoi. — M.: IP Bogat, 2007. — 432 p.
46. Paleolog M. Rasputin. Vospominaniya [Rasputin. Memoirs]. Reprint. izd. 1923 g. — M.: SP «Interkinotsentr», 1990. — 120 p.
47. Nesterov M.V. O perezhitom. 1862-1917 gg. Vospominaniya[About bygones. 1862—1917. Memoirs]. — M.: Molodaya gvardiya, 2006. — 589 p.
48. Hoffmann-Kuhnt L. Briefe der Zarin Alexandra von Russland: an ihre Jugendfreundin Toni Becker-Bracht. 1. Auflage. — Norderstedt: Books on Demand GmbH, 2009. — 176 S.
49. The Correspondence of the Empress Alexandra of Russia with Ernst Ludwig and Eleonore, Grand Duke and Duchess of Hesse. 1878-1916. — Norderstedt: Books on Demand GmbH, 2010. — 404 p.
