95ЛИЧНОСТЬ
В ИНТЕЛЛИГЕНТОВЕДЧЕСКОМ ДИСКУРСЕ
ББК 74.03(4Ита)4-8
Н. В. Ревякина
ПОРТРЕТ ВИТТОРИНО ДА ФЕЛЬТРЕ, ИТАЛЬЯНСКОГО ГУМАНИСТА И ПЕДАГОГА XV ВЕКА
Витторино да Фельтре (1375(или 1378) — 1446), итальянский гуманист и педагог, создатель знаменитой школы «Радостный дом», не оставил о себе никаких свидетельств, кроме нескольких писем и трактата по орфографии. Но сохранились восхищенные отзывы его учеников. «Сократ нашего времени, краса и гордость своего века, хвала и слава Мантуанской Академии», — так писали о нем благодарные питомцы, не позволившие, чтобы имя учителя исчезло со страниц истории.
Ценнейшим источником по воссозданию его словесного образа служат воспоминания учеников — Сассоло да Прато, Франческо Прендилаквы, Франческо ди Кастильоне, Джованни Андреа Бусси, Грегорио Коррер1, а также Бартоломео Платины2, учившегося у Оньибене да Лониго, ученика Витторино. Ученики из семей разного социального статуса (городских, благородных,
© Ревякина Н. В., 2017
Ревякина Нина Викторовна — доктор исторических наук, профессор Межвузовского центра гуманитарного образования Ивановского государственного университета. nvrevyakina@yandex.ru
бедных) дружно славят своего наставника. В отличие от биографий, надгробных или похвальных речей, где содержатся часто общие оценки, выработанные (если речь идет о гуманистах) гуманистической идеологией, в воспоминаниях учеников много сведений индивидуального характера, конкретных и реальных. К тому же они пишут о том, что сами видели и слышали. Кас-тильоне, например, говорит: «То, что напишу, беру не из рассказов других, но сообщаю вещи очень надежные и правдивые, которые сам видел» (Каст., 91). Иногда ученики ссылаются на мнения других — «говорят», «я слышал»; порой чувствуется, что информация идет от самого Витторино, который рассказывал ученикам о некоторых моментах своей жизни. В результате образ учителя со страниц воспоминаний предстает не в виде абстрактной гуманистической модели, а более конкретно и объемно.
И всё же чрезмерное восхваление Витторино, приписывание ему порой необыкновенного дара предвидения и сверхчеловеческих качеств («не зря говорят, будто в добрых мужах есть нечто божественное») порой затрудняет попытку представить его истинное лицо. В таком случае целесообразно сравнивать между собой данные воспоминаний, выявляя в них схожие факты и расхождения. К письмам учеников полезно привлекать и свидетельства современников (книгоиздателя и писателя Веспасиано да Бистиччи, гуманиста и деятеля церкви Амброджо Траверсари3 — и тот и другой знали Витторино лично). Для уточнения оценок учеников важно использовать письма самого Витторино и маркизов Гонзага4, хотя таких писем немного. Наконец, появившиеся за последние десятилетия архивные материалы тоже могут помочь в прояснении некоторых фактов жизни Витторино5 и способствовать более точному воссозданию его образа.
Воспоминания учеников — главный источник. В них содержатся сведения о том, откуда Витторино родом, где получил образование и где трудился, но прежде всего ученики пишут о его человеческих качествах, о хорошо запомнившихся его поступках, высказываниях, о том, как он одевался, что ел, как выглядел. Поскольку ученики общались с ним в Мантуе, они сообщают в основном о мантуанском периоде жизни и работы учителя и знают гораздо меньше и часто неточно о его обучении в Падуе, о работе в Падуе и Венеции.
Ученикам известно, что он родился в Фельтре (область Ве-нето) в благородной, но обедневшей семье Рамбальдони, родители были до такой степени бедными, что нуждались в самом необходимом (Пренд., 121); отец его служил писарем (Плат.,185). Витторино получил первое образование в родном городе6. Затем учился в Падуанском университете, где потом читал риторику и философию, но вскоре уехал в Венецию. Там занимался частным преподаванием и имел пансионат. Получив приглашение от правителя Мантуи Джанфранческо Гонзаги стать наставником его детей, согласился на это далеко не сразу, но всё же в 1423 г. перебрался в Мантую, где воспитывал детей Гонзаги и затем создал собственную школу. В Мантуе оставался до конца жизни. Таковы краткие вехи биографии Витторино да Фельтре.
Описывая домантуанский период жизни своего наставника, ученики порой расходятся в фактах. Так, о получении докторской степени в Падуе у них имеются разные данные. Одни пишут, что он стал доктором свободных искусств (Каст., 89; Плат., 185), другие о том, что отказался от докторского звания (Пренд., 123). Равно расходятся и относительно контуберния (пансионата) в Падуе и Венеции: Прендилаква пишет, что он принимал туда бесплатно детей бедных родителей, а дети богатых платили (Пренд., 123—126), Платина подтверждает это только относительно Венеции (Плат., 185—186), другие ученики молчат. Об изучении Витторино греческого языка в Венеции у Гуарино да Верона они не пишут, за исключением Прендилак-вы (Пренд., 124).
Быстрый уход из Падуи ученики объясняют высокомерием учителей и пороками воспитанников в публичных гимназиях, отвращением к распущенности и позорным делам тех, кто занимается науками (Плат., 185—186; Каст., 90). В Венеции же Витто-рино сам отобрал для обучения способных и скромных детей, других отправил обратно к родителям. Посвятив свою жизнь воспитанию и образованию детей, он хотел полной свободы в осуществлении этого главного дела своей жизни.
И всё же некоторые вещи из раннего периода жизни наставника крепко запомнились ученикам. Может быть потому, что об этом им говорил сам учитель, или потому, что произвели
на них, подростков и юношей, сильное впечатление. От Виттори-но ученики узнали и о его любви к физическим занятиям — бегу, прыжкам, верховой езде, игре в мяч, ходулям, с чем они связывают хорошую физическую форму учителя, выносливость, крепкое здоровье до старости. Обо всем этом, особенно о ходулях, учитель, вспоминая о раннем возрасте, рассказывал ученикам, «чуть ли не хвастаясь», и «в некоторых из них он вызывал жажду и стремление к этому трудному занятию как к вещи новой и разжигал в них желание и пыл подражать его ловкости не столько ради наслаждения юношей, сколько ради сохранения тела достойными упражнениями» (Пренд., 122).
Наверняка от Витторино они узнали о его самообразовании в области математики (Каст., 89; Пренд., 124; Плат., 185), о чем учитель рассказывал в основном в воспитательных целях, вдохновляя на занятие любимым делом вопреки трудностям. Математику в Падуе преподавал частным образом Пелакани, и Виттори-но, не имея денег, пришел к нему, надеясь заплатить за образование своим услужением, выполняя все обязанности в доме вплоть до мытья посуды. Но учитель долго медлил с занятиями, и Вит-торино, негодуя на суровость и высокомерие этого человека, через 6 месяцев ушел от него, самостоятельно изучил 10 книг «Начал» древнегреческого математика IV—III вв. до н. э. Евклида и стал в этой области большим знатоком. Пелакани, сообщают ученики, очень сокрушался, потеряв такого ученика, то ли из-за зависти к его успехам, то ли от сознания собственной алчности. Сам Витторино (его слова ученики приводят часто, сохранив их в памяти), подшучивая над алчностью этого человека, говорил: «Сколь многим я обязан Пелакани, который захотел сделать из меня математика даром, щедрый только в одном этом деле!»
Учеников, естественно, интересует переезд Витторино из Венеции в Мантую, где он стал их любимым учителем. Почему он согласился, хотя не любил дворы и нравы государей, как впоследствии часто признавался (Каст., 90)? Авторы воспоминаний дают этому свое объяснение в духе распространенных в гуманизме платоновских идей о воспитании государя. Сассоло ссылается на Платона, говорившего, что государства счастливы мудростью государей. В таком же духе высказываются Кастильоне
и Платина (по образу правителей воспитываются народы). Возможно, так думал и учитель.
Но ученики обращают внимание на то, что Витторино в разговоре с Гонзагой ни слова не сказал о вознаграждении, что было вещью необычной для того времени. «Что ты думаешь, — спрашивает Сассоло, — он выговорил себе? Золото, которое он всегда презирал и считал ничтожной вещью? Слушай внимательно, он только потребовал дать ему возможность пользоваться в отношении детей правителя отеческими правом и властью» (Сас., 66; см. также Пренд., 127), то есть он потребовал полной свободы в воспитании детей. И правитель согласился.
Называется и еще одна причина согласия Витторино — с помощью щедрого правителя он надеялся помогать многим, «как он всегда хотел, в пропитании, одежде, обучении». Ученики делают такой вывод исходя из реальной ситуации. Сначала Витто-рино обучал старших сыновей Джанфранческо Гонзаги — Лудо-вико (1414—1478) и Карло (1417—1456). Для обучения было выделено здание, служившее прежде для отдыха и увеселений; там была устроена школа, ставшая знаменитым «Радостным домом». После того как старшие сыновья закончили обучение, Витторино в 1435 г. приобрел дом, где создал школу для обучения детей горожан и детей из других регионов Италии и других стран; в этот период он обучал и младших детей правителя. Именно здесь Вит-торино смог осуществить свое желание.
Именно здесь у него учились и с ним общались его ученики, оставившие свои воспоминания. Каким они его увидели? Витторино был невысокого роста, худощав (Каст., 94), с живым и крепким телом (Плат., 198), со смуглым цветом лица, с немного выступающей нижней губой (Пренд., 121). «Лицо не безобразное и исполненное серьезности, так что его можно было счесть за философа» (Пренд., 121). Но в то же время он «веселый и любящий пошутить старик» (Пренд., 153), «очень веселый от природы, так что казалось, что он всегда смеется» (Бист., 233). «Голос у него был звучный, приятный, ораторский, он особенно наслаждал слушателей, каждый жест и каждое движение — достойные, соразмерные, уравновешенные» (Пренд., 121). Одевался в темные одежды, длинный до земли плащ с маленьким капюшоном — таким увидел его Бистиччи в Риме. Внешне он действительно
походил на монаха, и в годы молодости даже думал оставить мир, но, к счастью для будущих учеников, передумал.
У авторов воспоминаний более всего содержится сведений о самом Витторино, его душевных качествах, характере, привычках. В этих данных много общего, что неудивительно, ведь пишут ученики, которые ежедневно общались с учителем. Они понимают и главное дело его жизни, о чем точно говорит его любимый ученик Сассоло, по словам Прендилаквы, «весь как бы сделанный из Витторино»: «Весь его досуг и работа, все усилия и помыслы обращаются и тратятся на то, чтобы помочь людям (в их стремлении) к добродетели и чтобы побудить их к добрым наукам. И эти славные и в то же время трудные установления жизни он так постоянно и сурово соблюдает, что я никогда не вижу его не похожим на самого себя, хотя уже 6 лет живу в его доме» (Сас., 69). Емкую характеристику Витторино дает Кас-тильоне: «Он обладал тонким и очень острым умом, весьма подходящим для любой науки и для исполнения любого дела, большим красноречием в словесных вещах и еще большими волей и усердием в исполнении дел, безмерным благочестием и благоговением по отношению к Богу, высшей милостью и щедростью по отношению к людям» (Каст., 88). То есть он называет качества учителя, подходящие и для работы в школе, и для дел милосердия и благочестия, и для осуществления задуманных планов.
Все ученики единодушно пишут о бескорыстии, милосердии, щедрости, великодушии Витторино. Он бесплатно содержал в своем доме и обучал бедных учеников (40 или 70 человек) (Сас., 67; Каст., 92; Пренд., 133, 153; Плат., 200; Бус., 222; Бист., 230), щедро расходовал на них деньги, которые надо было найти у государя или выпросить у добрых людей, вырвать у граждан или заполучить взаймы под большие проценты; поэтому он часто был вынужден делать много долгов. Дважды в год он раздавал ученикам все свои одежды, и ему приходилось каким-то образом снова добывать их или просить у кого-то (Пренд., 155).
Поэтому Пизанелло изобразил на медали Витторино пеликана (у Прендилаквы ошибочно названа птица Феникс) — птицу, которая, по преданию, разрывает себе грудь, чтобы с помощью крови накормить птенцов. Со времен раннего Средневековья пеликан был символом самого Христа, его жертвы ради людей.
Этой птице подобен Витторино, «который проявлял в отношении учеников такую любовь и щедрость, что не жалел никаких трудов или расходов, так что казалось, будто расточал собственную кровь, чтобы воскресить занятия добрыми искусствами» (Пренд.,
154). Витторино испытывал невероятную любовь к ученикам, которые были его семьей. Со способными бедными учениками он занимался индивидуально и, чтобы они не отвлекались от занятий для помощи родителям, сам помогал им (Пренд., 153).
Щедрость и милосердие Витторино проявлялись и в отношении к учебным нуждам учеников. У Витторино была хорошая библиотека (Трав., 225—226), книгами которой пользовались как гуманисты, так и его ученики. После того как они заканчивали обучение в школе и начинали самостоятельную жизнь преподавателями, он давал им книги для работы, возможно, на время. Известно, что 43 рукописи, большей частью греческие, были пересланы ученику Джан Пьетро да Лукка, который начал преподавать в Венеции риторику7. Получал от наставника книги и другой ученик — А. Беккария.
Милосердие учителя не ограничивалось помощью бедным ученикам. Будучи глубоко благочестивым человеком, Витторино соблюдал христианские предписания, утешал несчастных, помогал нуждающимся. Он посещал приюты для бедняков, тюрьмы, из которых порой выкупал сидельцев, находил лекарства для больных; передавал в монастыри зерно, вино, дрова и даже предлагал свой труд (Сас., 67; Каст., 92; Пренд., 151—152, 155). Его щедрость была обращена на дела других, от него не получал ничего только тот, кто ничего не просил (Каст. 92); но он даже разыскивал по городу тех, кто нуждался в его помощи (Пренд.,
155). И делал это столь охотно, «словно убедил себя, что весь род человеческий — его семья и что он отец для всех, предназначенный к этому самой природой» (Сас., 67).
Наблюдения и оценки учеников относительно милосердия учителя и его заботы о людях находят подтверждение в немногих дошедших до нас письмах самого Витторино. В одном из них патрицию Андреа Коррер он защищает права мальчика Якопо Скуделли, у которого отнимают законное наследие (235); в другом — тому же Коррер, просит поддержать посылаемого к нему, видимо для службы, Джованни Фальконе, которому дает
прекрасную характеристику и обещает заплатить за него, если нужно, 100 золотых (236). Еще в одном письме пытается помочь Амброджо Траверсари в возвращении земель камальдуленскому монастырю (236); в другом — по просьбе Д. Доцце требует от Никколо де Пустерло вернуть тому деньги, обещая в противном случае пожаловаться маркизу (240—241).
Любопытны в этом отношении и письма Гонзага к Вит-торино. В одном из них Джанфранческо Гонзага сообщает Витторино об удовлетворении его ходатайства о женщине из Брешии и ее спутниках, которые пришли без ночной грамоты — они освобождаются от всякого осуждения и наказания. В доказательство этого Гонзага, видимо, зная характер Виттори-но и его настойчивость, приложил к своему письму письмо к официалу грамот (244).
Впечатляет последнее письмо Джанфранческо Гонзаги от 2.9.1444, написанное перед смертью в том же сентябре. Он сообщает Витторино о своем состоянии и просит молить Бога за его здоровье, «поскольку твоим молитвам у меня очень много веры». Даже это письмо не обходится без упоминания о просьбе Витторино: он просил за пресвитера Кастиони, и маркиз разрешает ему действовать по своему усмотрению и воспользоваться помощью Франческо де Фоленгис, которому он поручил это дело (244—245).
Наконец, уже новый правитель Мантуи, ученик Виттори-но — Лудовико Гонзага, в письме учителю сообщает о продлении на месяц пропуска для еврея Моисея, о чем просил Витторино, и поручает канцелярии выписать его вовремя (245).
Дела милосердия, содержание и обучение неимущих воспитанников требовали немалых денег. Ученики же подчеркивают бедность Витторино: он «никогда ничего не имел, ничего не накопил и не пожелал накопить, хотя мог бы сделать это наилучшим образом; умирая, он не оставил после себя ничего, кроме славы добродетели» (Пренд., 154). И это действительно так, хоронили его за счет Гонзага и города. Написавший эти слова Прендилаква всё же сообщает о маленьком винограднике в пригороде, в тех местах, где было когда-то жилище Вергилия и куда учитель вывозил своих учеников, чтобы почтить поэта.
Однако у Витторино, как показывают архивные документы, были еще земельные участки, взятые в аренду на срок жизни (от аббата Сант'Андреа) и на 9 лет (от Джованни дель Оролод-жо)8. Кроме того, его ученик Карло Гонзага подарил своему учителю довольно большой участок земли9, но через месяц Виттори-но передарил эту землю своим родственникам10. Доходы с арендованной земли, как и все вознаграждения за свой труд от Гонза-ги, он тратил на своих учеников, на дела милосердия (Бист., 233) и, возможно, на книги (у него ведь была хорошая библиотека). Но денег всегда не хватало. Известно, что после смерти Виттори-но остались долги.
Он не любил деньги и никогда не стремился к богатству. В письме супруге маркиза Паоле Малатеста он пишет: «...не думай, что я претерпел столь долго и с таким упорством и усердием столько трудов, чтобы уготовить себе богатства и почести; другой был бы путь, более многообещающий, если бы я захотел приложить к нему душу» (239). Так и было в действительности, ведь в Венеции, как известно ученикам, Витторино хорошо зарабатывал (Пренд., 125—126). Но он оставил Венецию.
Его взгляд на богатство основан на принципиальной бедности. Он выбрал для себя как бедность, так и безбрачие. И хотя Витторино был глубоко религиозным человеком, молился, регулярно постился и даже бичевал свое тело, этот выбор не был продиктован религиозными соображениями, бедность давала ему свободу, возможность принадлежать самому себе. Ученики приводят его рассуждения о бедности: бедный по собственному желанию уже богат, принадлежащий сам себе приобретает большие богатства, у него нет ничего чужого, жалок не тот, кто не имеет никаких богатств, а тот, кем владеют богатства. «Что может быть сказано значительнее этого?» (Пренд., 155)11. Но свобода, которую дают бедность и безбрачие, для него были не самоцелью, а условием для наилучшего осуществления дела его жизни.
Он старался быть свободным и самостоятельным в делах и в словах. Прендилаква пишет о свободе слова Витторино, о его честности и величии души. Иметь эти качества в условиях придворной жизни было определенным мужеством. Но Витторино так сумел выстроить свои отношения с маркизом и его семьей, что сохранял собственное достоинство и уважение к себе.
Это показала уже первая встреча с Джанфранческо Гонзагой, который приглашал его быть воспитателем своих детей: «Я принимаю приглашение с тем, чтобы по доброй воле делать вещи, достойные нас обоих, если ты пожелаешь этого от меня; и я останусь у тебя до тех пор, пока будут похвальны твои нравы и добродетель» (Пренд., 126). Конечно, этих слов сообщающий их Пренди-лаква не слышал (он еще не родился), он пишет «говорят» — слова запомнились теми, кто их слышал, передавались из уст в уста, и ученики их повторяют.
Начав работу в Мантуе, Витторино по собственной воле, не предупредив Гонзагу, удалил из «Радостного дома» тех учеников, которые, на его взгляд, оказывали дурное влияние на детей правителя. И Гонзага с этим согласился. Но Витторино был зависим от Гонзаги, который материально поддерживал школу, предоставил привилегии и иммунитеты земельным владениям Витторино, помог освободить из плена в Венеции и перевести в Мантую племянника Витторино. Отношения с Гонзагой строились на полном доверии, он даже позволял Витторино брать из казны без его разрешения недостающие деньги. Мнением учителя правитель очень дорожил, иначе бы не задал ему вопрос, как Виттори-но его, маркиза Гонзагу, оценивает, и честный Витторино ответил, что видел многих людей и получше (Пренд., 155).
Учеников поражает мужество учителя: он стойко переносил удары судьбы, смерть близких, с другой стороны, несправедливость не только со стороны недругов, но и дружественных лиц. Легко забывал как оказанные благодеяния, так и нанесенные обиды ^аа, 68), не позволял себе мстить, а порой его местью было оказание обидчикам еще больших благодеяний (Пренд., 162).
Поистине надо иметь много мужества, чтобы отстаивать перед правителем его детей — Лудовико, который отправился служить миланскому герцогу, в тот период врагу Мантуи, и Че-чилию, пожелавшую отказаться от брака и уйти в монастырь. Ярость отца была неописуема. Старшего сына он лишил права наследования, дочь пытался отклонить от намерения угрозами и побоями. Город скорбел, домашние трепетали, весь двор приходил в волнение от криков и ругани. Только Витторино мужественно бился за детей. Он даже сказал Гонзаге такие слова: «Мою
душу ты можешь поразить мечом и тело забить камнями, но даже с его уничтожением моя душа не потерпит твоего бесчестия. Ты можешь погубить меня, о государь, изменить не сможешь; если ты не хочешь быть отцом, я хочу остаться Витторино». Он действительно всегда хотел оставаться самим собой. Удивительно, но у него это получалось, чему свидетели — ученики. Через некоторое время отец простил сына (Прендилаква видит в этом заслугу своего наставника), дочь всё же отказалась от брака, ее жених Оддантонио Монтефельтре, правитель Урбино, из-за своего безудержного разврата был убит гражданами в 1444 г. После смерти отца Чечилия ушла в монастырь, что дает основание Пре-ндилакве сказать, что через Витторино Бог как бы предупреждает и сохраняет непорочной девушку для родины, родителей, граждан (Пренд., 156—158; Бист., 232, у него другие данные о времени ухода Чечилии в монастырь).
О поразительном здравомыслии, да и мужестве тоже, говорит предупреждение Витторино, сделанное Гонзаге, против войны Мантуи с Венецией. Маркиз не внял ему и жестоко проиграл.
Мужество сочеталось у Витторино с мягкостью, его нрав отличался отходчивостью и добросердечием. Из-за мягкости и нежности души он был расположен к слезам (Трав., 227). Витто-рино плакал от самой малости, сказанной или сделанной учеником, в которой ощущался аромат добродетели, или если видел славное деяние или читал о нем. Ученики знали и пользовались этим: совершив проступок, спешили к учителю, признавали вину, просили прощение, обещали быть лучше. Витторино всё понимал и позволял себя провести не из-за снисходительности, а из педагогических соображений: приученные длительной привычкой, юноши добровольно удержатся от лжи, с годами привычка превратится в природу (Пренд., 152—153).
Но мягкость Витторино не была всепрощением. Из его писем можно узнать о некоей Ксантиппе (возможно, гувернантке детей Гонзаги), которую он не любит («не могу больше терпеть и не хочу, если бы мог»), кажется, просит маркизу удалить ее как можно скорее, иначе ему самому придется об этом позаботиться (238).
Прендилаква с удовольствием приводит его разговоры с жителями Мантуи и придворными, в которых видны и остроумие
Витторино, и его умение постоять за себя. Недоброжелателю, порицавшему Витторино за то, что у него нет детей, он отвечает так: «Если бы у меня были свои дети, я бы столь тщательно не заботился о твоих (а сыновья того человека были в числе худших учеников Витторино); полезнее, видимо, воспитывать неудачливых твоих, чем мне рождать других, может быть, еще хуже; ведь для государства несомненное благо — исправление нами плохих. Каковых же я произведу — неизвестно». И в ответ на крики недоброжелателя: «Если бы ты был добрым, то и детей имел бы добрых!» — ответил: «Значит и ты, если бы не был дурным, не произвел бы негодных детей». «Наилучший и строгий ответ» (Пренд., 149).
Умение постоять за себя, самоуважение не приводили к развитию у Витторино честолюбия. Хотя он был сведущ в любой науке, но не стремился писать, «чтобы не разжигать себя (желанием) пустой славы». Он не жаждал почестей и славы, не был побуждаем никаким честолюбием (Каст., 93), далекий от жажды славы, он краснел, когда его хвалили (Пренд., 163). И очень переживал, когда ссорились соперничавшие друг с другом ученые (в частности, его ученики Георгий Трапезунд-ский и Феодор Газа).
Да, Витторино действительно ничего не написал, возможно, целиком занятый своей школой и делами милосердия. Но он был весьма образованным человеком, прекрасно знал античную культуру, имел прекрасную библиотеку, следил за археографическими находками, заказывал повсюду, в том числе и в Византии, нужные ему рукописи, вместе с Гуарино готовил к изданию Плиния Старшего.
Ученики отмечают у Витторино такие качества, как страсть и гнев, к которым его склоняла его пылкая природа. Он научился их сдерживать. В молодости он не был чужд любви и создал в похвалу влюбленным много стихов не только на латыни, но и на вольгаре (староитальянском). Но в более зрелом возрасте он усвоил нравы более строгие. Ученики пишут о соблюдении им целомудрия (Каст., 91) и девственности, ссылаясь на молву (Пренд., 149).
Целомудрие было важной чертой занятий в школе — как при чтении античных авторов, у которых непристойные вещи
наставник так сдерживал скромной речью, что даже Таис не казалась слушателям распутной (Пренд., 146), так и в физических занятиях, во время которых ученики не были обнаженными: середина их тела опоясывалась льняной завесой, которая прикрывала тело до колен (Пренд., 150).
Витторино умел справляться и с гневом. Как наблюдали ученики, распаляясь, он обычно поднимался на цыпочки, лицо его краснело сильнее обычного. Чувствуя приближение гнева, Витторино замыкался в себе, ни на кого не обращал внимания и едва осмеливался говорить, он считал, что разгневанный человек не может ничего правильно ни сказать, ни сделать.
Поэтому уличив кого-то из учеников в бесчестном поступке, он откладывал наказание на некоторое время, чтобы душа успокоилась (Пренд., 150). Правда, не всегда это получалось, о чем свидетельствует случай с Карло Гонзагой, который, играя в мяч, выругался в адрес святых. Витторино ударил его и долго трепал за волосы, к богохульству Витторино был особенно нетерпим. Но наказывали в школе (ставили на колени, секли, последнее применялось редко) только за безнравственные поступки (богохульство, ложь, воровство, драку), а не за учебные недоработки и ошибки.
Ученики, которые видели учителя практически ежедневно, много пишут о распорядке его дня и бытовых вопросах — о еде, одежде и др. И здесь много общих наблюдений. Тщательно распределяя свое время, Витторино каждому занятию выделял определенные часы и не позволял себе никакого бездействия. А наслаждения, удовольствия, удобства он, словно рожденный из дуба, по словам Гомера, отвергал (Сас., 69).
Сну Витторино уделял очень мало времени (Пренд., 146). В пище был умерен «выше всяких слов», пил вино только разбавленное водой «сверх меры», соль не использовал, говорил, ссылаясь на Саллюстия, что она разжигает аппетит (Пренд., 147—149). От этого порядка он никогда не отступал, говоря, что если с принятием пищи он будет чувствовать себя как и до принятия, то сможет выдержать и занятия наукой, и исполнение любых дел, и никакая пища ему не помешает. И потому телом крепкий и в занятиях неустанный он мог работать ночами (Каст., 91). Как отмечает Сассоло, даже в 70 лет у него нет свободного
от работы времени, и он может выдерживать напряжение, читая 6 часов без перерыва (Сас., 69). В старости Витторино трудился с прежним напряжением (Пренд., 165).
Отмечается и его способность стойко переносить холод и жару (Сас., 69); к огню не подходил, согревался частыми движениями и прогулками (Пренд., 121—123). К этому Витторино приучал и своих учеников. От сурового холода руки его казались жесткими, почти безжизненными; пальцы не действовали, и он их растирал, чтобы они стали мягче.
Естественно, и одежда учителя была ученикам известна. Нижняя туника из льна была почти жесткой, средняя — из кожи дикой козы, дешевая, но прочная, зимой — овечья шкура. Более дорогих видов одежды он избегал, а башмаки носил такие, какие носит простой народ (Пренд., 121).
Далеко не все любили Витторино. Будучи благородного происхождения, он своей жизнью в бедности и безбрачии как бы бросал вызов знатным. Отношение к ним у него было сложным, детей обедневших благородных он очень поддерживал, обучал, ценил выше, чем остальных. А со знатью и придворными не любил общаться и ради этого в церкви всю службу простаивал на коленях, как пишет его ученик.
В последний день жизни Витторино на вратах церкви появились три стихотворные строчки без имени автора: «Я, Мантуя, процветаю и давно процветала такими значительными людьми, у которых Витторино. недостоин был развязывать башмаки, и он не должен числиться среди них, благородных». Тщательно расследуя это дело, ученик Витторино Карло Гонзага так негодовал, что никто из-за страха перед последствиями, или убоявшись низости содеянного, не осмелился признать себя автором. А Прендилаква в память о замечательном наставнике прибил на том же месте несколько строк от имени Мантуи, страдающей от потери «моей красы и славы» — Витторино.
Итак, какой же словесный портрет Витторино может быть нарисован на основе воспоминаний учеников и современников? Выбрав жизнь в миру и отказавшись от жизни в монашестве, Витторино поставил своей целью служение людям, будь это образование и воспитание детей, включая и детей Гонзаги, или помощь людям. От этой главной цели, ставшей делом его жизни, он
никогда не отступал. Витторино был предельно сосредоточен, отринул от себя всё внешнее, отказавшись от семьи, встав на позицию принципиальной бедности, дающей ему свободу и возможность тратить все свои средства на дела образования и милосердия. Осуществлению избранной цели он подчинил свой характер: научился побеждать природные страсть и гнев, воспитал терпимость, трудолюбие, сделал себя физически крепким вплоть до старости, умерил до минимума свои жизненные потребности. В непростых условиях придворной жизни Витторино сохранил уважение к себе, свободу в речах и независимость в действиях, мужество, здравомыслие; его отличало умение постоять за себя, самоуважение, исключавшее честолюбие.
Результат подвижнического труда Витторино — его ученики, ставшие правителями городов-государств, военачальниками, деятелями церкви, учеными, переводчиками, школьными учителями. Неоспоримо его влияние и на элиту общества, и на более широкие слои населения. Благодаря таким людям, как Витторино да Фельтре, эпоха, вступившая на стезю предпринимательства и накопления капитала, сумела не утратить нравственных ориентиров, сохранить высокое уважение к знанию и культуре.
Примечания
1 Воспоминания учеников опубликованы Э. Гарэном вместе с итальянским переводом в издании: Garin Е. II pensiero pedagogico dell'umanesimo. Firenze, 1958. Р. 503—712. Русский перевод воспоминаний см.: Итальянский гуманист и педагог Витторино да Фельтре в свидетельствах учеников и современников / сост., пер., вступ. ст. и коммент. Н. В. Ревякиной. М., 2007. Ссылки на это издание приводятся в тексте статьи с указанием имени автора воспоминаний и страниц.
Авторы воспоминаний. Сассоло да Прато (1416—1449) после смерти родителей (отец был медиком) учился бесплатно в школе Витторино с 1438 по 1444 г. Письма-воспоминания о Витторино написаны еще при жизни учителя в 1443 г. Погиб от болезни или, будучи заражен чумой, покончил с собой. Франческо ди Кастильоне (ум. в 1484 г.) из благородной семьи, учился в Мантуе в 1438—1446 гг. Пошел по церковной стезе, стал секретарем архиепископа Флоренции Антонина. Написал его житие, в начале которого вспоминал об учителе. Франческо
Прендилаква (1430 — после 1509) родился в Мантуе в семье бергам-цев. В школе Витторино с 1440 г. Потом был секретарем младшего сына маркиза Гонзаги Алессандро, после его смерти — при дворе Гонзаги. К 1470 г. написал воспоминание об учителе, это самое обширное свидетельство о Витторино. Грегорио Коррер (1409—1464) из знатной венецианской семьи, учился у Витторино в 1426—1428 гг. В 1431 г. принимает сан. Папа назначил его апостолическим прото-нотарием. Позже настоятель храма св. Зенона в Вероне. Джованни Андреа Бусси да Виджевано (1417—1475) из благородной, но, видимо, обедневшей семьи, обучался у Витторино бесплатно. Сделал церковную карьеру. Епископ Алерии на Корсике, референдарий и библиотекарь в Ватикане. Горячо поддерживал книгопечатание. О Витторино пишет в Предисловии к изданию Тита Ливия.
2 Бартоломео Сакки (Платина) (1421—1481) родом из местечка Пьядена около Кремоны (отсюда его латинизированное имя Платина). Сначала служил в армии Франческо Сфорцы, затем, оставив военное дело, пошел учиться в Мантую. Его наставником стал ученик Витторино, Оньибене да Лониго. После ухода учителя в Виченцу в 1453 г. Платина по приглашению Лудовико Гонзаги стал руководителем школы до 1457 г. Затем он отбыл во Флоренцию, где слушал лекции Аргиро-пуло, после этого — на службе в папской курии. Работу, посвященную Витторино, он написал между 1462—1465 гг. Воспоминания Платины, хотя они тоже включены Гарэном в сборник, имеют и отдельное издание: Platina B. Vita di Vittorino da Feltre / a cura di G. Biasuz. Padova, 1948. Здесь дан итальянский перевод и оригинальный текст. Русский перевод работы Платины сделан нами с этого издания. Ссылки на него также будут даны в тексте статьи с указанием имени автора и страниц.
3 Воспоминания Веспасиано да Бистиччи и Амброджо Траверсари использовались в издании Э. Гарэна; письма Траверсари, за неимением латинского их издания, были переведены нами с итальянского из книги: Tiraboschi A. Storia della letteratura italiana. Modena, 1779. Vol. 6, рars 2. P. 275—277. Все эти тексты в русском переводе помещены в кн.: Итальянский гуманист и педагог Витторино да Фельтре... С. 225—234 и соответственно ссылки на них даны в тексте статьи с указанием имени автора и страниц.
4 Семь писем Витторино из 10 опубликованы Э. Гарэном в изд. Il pensiero pedagogico, три других — у А. Беллоди (см.: BellodiA. Per l'epistolario di Vittorino da Feltre // Italia Medioevale e Umanistica. Padova, 1973. XVI. P. 337—338), в кн.: In traccia del Magister Pelicanus. Mostra documentaría su Vittorino da Feltre / a cura di R. Signorini.
Mantova, 1979. P. 71—72 и в ст.: ChambersD. C. An unknown letter by Vittorino da Feltre // Journal of the Warburg and Courtauld Institutes. L., 1989. Vol. 52. P. 219—221. Письма Гонзага опубликованы в кн.: In traccia del Magister Pelicanus. P. 74—76. Все письма переведены на русский и помещены в кн.: Итальянский гуманист и педагог Витто-рино да Фельтре... С. 235—243. Ссылки на них даны в тексте статьи с указанием страницы.
5 Фрагменты этих документов опубликованы П. Синьорини в кн.: In traccia del Magister Pelicanus. Р. 53—86.
6 Ученики, ничего не зная о Фельтре, расположенном «в глуши Вене-то», низко оценивают начальное образование Витторино, считая его малопродуктивным. Между тем его учителем мог быть Антонио ди Романья, учившийся, как предполагают исследователи, у известного гуманистического педагога Джованни Конверсини да Равенна и ставший канцлером Фельтре между 1380—1400 гг. Он мог посоветовать Витторино продолжать образование в Падуе.
7 См.: Cortesi M. Libri e vicende di Vittorino da Feltre// Italia Medievale e Umanistica. Padova, 1980. XXIII. 23. P. 82—88. См. также: Ревяки-на Н. В. Библиотека Витторино да Фельтре // Книга в культуре Возрождения. М., 2002. С. 129—137.
8 In traccia del Magister Pelicanus. P. 53.
9 Ibid. P. 53—54.
10 Ibid. P. 54.
11 Рассуждения Витторино о бедности любопытно сопоставить с мыслями трактата о бедности Антонио ди Романья, предполагаемого учителя Витторино в Фельтре. См.: Gianguzza BillanovichM. C. L'umanista feltrino Antonio di Romagna e il suo libro «De paupertate». Firenze, 1980. P. 64—81.
