CC BY
104С. Н. Кистерев
ВОЗМОЖНОЕ ОБЪЯСНЕНИЕ ОРИГИНАЛЬНЫХ ИЗВЕСТИЙ РАФФАЭЛЕ ВОЛАТЕРРАНА О МОСКОВСКОЙ РУСИ
В последние десятилетия круг доступных в новых или даже первых переводах на русский язык известий итальянских авторов XV-XVI столетий о Руси значительно расширился, прежде всего, благодаря трудам О. Ф. Кудрявцева.1 Естественно, что сообщения иноземцев всякий раз нуждаются в комментарии, помимо прочего, поясняющем степень соответствия их представлений о стране на окраине Европы географическим и историческим реалиям. Сказанное, безусловно, относится и к краткому фрагменту в сочинении Раффаэле Маффеи из Вольтерра, впервые изданном в 1506 г., но создававшемся на протяжении длительного времени с юношеских лет находившимся при папском дворе тосканцем, в конце жизни вернувшимся в родной город и организовавшим там кружок единомышленников, в котором, вероятно, справедливо видят «своего рода академию».2 Опубликованный в русском переводе два десятилетия назад О. Ф. Кудрявцевым текст теперь стал предметом рассмотрения в специальной статье того же автора, предложившего свои замечания ко всему написанному Маффеи о рутенах, как тот называл русских. Отдельные положения работы О. Ф. Кудрявцева, на наш взгляд, могут быть дополнены некоторыми гипотетическими, но не лишенными основания соображениями.
Первым замечанием Раффаэле о современных ему жителях Руси, в коих он видел потомков древних роксоланов, является констата-
1 Перечень этих работ см.: Мальков В. Л. О. Ф. Кудрявцев: гармония личности и таланта // Ars historica. Сборник в честь Олега Федоровича Кудрявцева. М.; СПб., 2015. С. 8-9. Примеч. 2, 3.
2 Кудрявцев О. Ф. Русские заметки Раффаэле Волатеррана // СВ. Вып. 77 (3-4). М., 2016. С. 310.
© С. Н. Кистерев, 2017
ция их конфессионального отличия от итальянцев: «...Сейчас они христиане, однако греческой веры, язык [у них] полудалматский, почти как в Литве и Польше».3 О. Ф. Кузнецов справедливо считает, что этим рутены причисляются к славянским народам, а наличие противительного союза «однако» в тексте Волатеррана, по мнению исследователя, отражает западное мнение о неполноценности исповедуемого русскими христианства.4
Далее итальянец пишет, что называемые «белыми» рутены соседствуют с Литвой, имеют столицей Москву и подвластны князю Иоанну, «у которого от [жены] Елены, сестры деспота Андрея Палеолога, родилось много детей».5 Комментируя данное место, О. Ф. Кудрявцев отмечает допущенную тосканцем ошибку в имени московской великой княгини, но не предпринимает попытки найти ей объяснение,6 хотя таковое и может быть предложено.
Иван III был женат дважды, и его вторую жену, действительно, сестру аморейского деспота Андрея Палеолога, звали Зоя в греческом варианте и Софья — по-русски. Ее отец Фома Палеолог, судя по сведениям Сфрандзи и Перо Тафура, был участником греческой делегации на соборе в Ферраре и Флоренции,7 более того, имел репутацию активного сторонника унии.8 Тем самым, имеются все основания считать, что в политических и церковных кругах он был известен в Италии конца 1430-х годов. Следствием этой известности стало внимание, проявленное к иноземцу видевшими его современниками из числа художников, запечатлевшими образ Фомы в своих творениях. Полагают, хотя и не все, что исполненное Беноццо Гоццоли изображение деспота можно видеть на фреске западной стены дворцовой капеллы Козимо Медичи Старшего, где он предстает в образе всадника с гепардом из свиты царя-волхва Мельхиора.9 Во Флорен-
3 Россия в первой половине XVI в.: взгляд из Европы. М., 1997. С. 208. Примеч. 15. Поправка к переводу: Кудрявцев О. Ф. Русские заметки Раффаэле Волатеррана. С. 311.
4 Кудрявцев О. Ф. Русские заметки Раффаэле Волатеррана. С. 311.
5 Россия в первой половине XVI в. С. 208. Примеч. 15.
6Кудрявцев О. Ф. Русские заметки Раффаэле Волатеррана. С. 312.
7Матасова Т. Софья Палеолог. М., 2016. С. 22.
8 Ломизе Е. М. Морейский деспотат и Флорентийская уния // Византия. Средиземноморье. Славянский мир. К XVIII Международному конгрессу византинистов. М., 1991. С. 111.
9 Хартман Г. М. Значение греческой культуры для развития итальянского гуманизма // ВВ. Т. 15. М., 1959. С. 118. Примеч. 61; Матасова Т. Софья Палеолог. С. 39; Ачидини Лукинат К. Беноццо Гоццоли. М., 1996. С. 37. Иного мнения придерживался В. Н. Гращенков (Гращенков В. Н. Портрет в итальянской живописи раннего Возрождения. М., 1996. С. 136-138).
ции в 1439 г. находился Пьеро делла Франческа, вместе со своим учителем Доменико Венециано расписывавший фресками хоры церкви Сант Эджидио.10 Именно там, вопреки мнению Т. Матасовой,11 он мог видеть Фому Палеолога, чтобы потом изобразить его на картине «Бичевание Христа» в образе белокурого молодого человека, одетого в пурпурные одежды.12
Однако известность сменилась забвением, что явствует из допущенной Раффаэле ошибки весьма своеобразного свойства. Нельзя не заметить удивительного совпадения имен в московской великокняжеской семье: у Ивана III старшего сына звали Иваном, а женат он был на дочери молдавского воеводы Стефана, именовавшейся Еленой. Поэтому можно допустить, что тосканец был осведомлен о женитьбе Ивана Васильевича на дочери дома Палеологов, но не помнил точно ее имени, и знал о браке московского Ивана с некоей Еленой, не имея сведений о ее происхождении и не подозревая в ее муже сына государя всея Руси. В его представлении имена сына и отца смешались, почему женой Ивана III оказалась вдруг Елена Воло-шанка, которой было приписано родство с византийскими императорами. У Ивана Васильевича и Софьи, действительно, было много
10 Гращенков В. Н. Портрет в итальянской живописи раннего Возрождения. С. 129; Анджелини А. Пьеро делла Франческа. М., 1997. С. 3-4.
11 Матасова Т. Софья Палеолог. С. 40.
12 Анджелини А. Пьеро делла Франческа. С. 18, 19. В пользу этой версии говорит изображение головных уборов византийских сановников на фреске «Воздвижение Креста господня» в церкви Сан Франческо в Ареццо, работа над которой относится ко времени после 1452 г. (Там же. С. 26, 28). Хотя, по мнению М. В. Алпатова, отъезд из Флоренции спас Пьеро «от патрицианских вкусов» и позволил всегда оставаться художником без добавления «придворный» (Алпатов М. В. Художественные проблемы итальянского Возрождения. М., 1976. С. 110), В. Н. Лазарев подчеркивал особое положительное значение пребывания Пьеро во Флоренции в 1439 и последующие годы для всего его творчества (Лазарев В. Н. Старые итальянские мастера. М., 1972. С. 85).
Интересно, что на выполненной во второй половине 1450-х — середине 1460-х годов Пьеро делла Франческа и входящей в тот же цикл «История животворящего креста» фреске «Встреча царицы Савской с царем Соломоном» в той же церкви Сан Фран-ческо в Ареццо присутствует «скрытое» изображение и другого видного участника Ферраро-Флорентийского собора — Виссариона Никейского, черты которого приданы Соломону, что может свидетельствовать об особом интересе художника к самому событию и причастным к нему персонам, хотя программа росписи, возможно, создавалась при непосредственном участии Виссариона (Махо О. Г. Кардинал Виссарион и итальянская живопись XV в. // Культурные связи в Европе эпохи Возрождения. М., 2010. С. 65-68). В. Н. Гращенков отрицает возможность видеть в центральной фигуре переднего плана «Бичевания Христа» чье-либо портретное изображение (Гращенков В. Н. Портрет в итальянской живописи раннего Возрождения. С. 212, 393-394. Примеч. 68).
детей, старшинство среди которых после смерти двух ее сестер-младенцев принадлежало дочери Елене (19 мая 1476 г.).13 Следующим был родившийся 26 марта 1479 г. будущий Василий III,14 за которым последовали еще сыновья Юрий (23 марта 1480 г.)15 и Дмитрий (6 октября 1481 г.),16 дочери Евдокия (февраль 1483 г.),17 Елена (8 апреля 1484 г.)18 и Феодосия (29 мая 1485 г.),19 сын Семен (21 марта 1487 г.),20 а самым младшим 5 августа 1490 г. появился на свет князь Андрей.21
Иван Иванович женился на Елене Стефановне 12 января 1483 г. и в этом браке имел единственного наследника — Дмитрия, рожденного 10 октября 1483 г.22
Следовательно, можно считать, что возможность говорить о нескольких или даже многих детях Софьи появилась не ранее середины 1480-х годов, когда в кремлевском дворце уже росли три сына и столько же или больше дочерей Ивана III.
Великий князь, насколько был осведомлен Раффаэле, владычествовал над всеми проживавшими «вплоть до Венедского моря», вследствие чего, писал итальянец, еще Страбон утверждал, «что за роксоланами никто не обитает».23 Непосредственно за этим Волатерран продолжает: «Там [находятся] огромные леса, и люди, живущие в лесах, облачены лишь в шкуры медведей, на которых они охотятся; вообще, по природе они — люди простые, питающиеся медом и обменивающие купцам, которые туда приезжают, ценные меха на [различного рода] плоды».24 О. Ф. Кудрявцев полагает, что, судя по контексту, в лесных людях следует видеть все тех же рутенов, хотя последователи тосканца в описании Руси таким образом представляли народы дальнего Севера, а подчеркивание их простоты означало указание на грубость и нецивилизованность именно рутенов.25
На наш взгляд, в данном случае вряд ли стоит ориентироваться на контекст, поскольку у итальянца прямо сказано, что речь идет
13 Иоасафовская летопись. М., 2014. С. 95.
14 Там же. С. 118.
15 Там же. С. 119.
16 Там же. С. 123.
17 ПСРЛ. Т. 25. М., 2004. С. 330.
18 ПСРЛ. Т. 24. Пг., 1921. С. 204.
19 Иоасафовская летопись. С. 125.
20 Там же. С. 126.
21 Там же. С. 128.
22 ПСРЛ. Т. 6. Вып. 2. М., 2001. С. 318; Иоасафовская летопись. С. 123-124.
23 Россия в первой половине XVI в. С. 208. Примеч. 15.
24 Там же. С. 208-209. Примеч. 15.
25Кудрявцев О. Ф. Русские заметки Раффаэле Волатеррана. С. 312.
о проживавших в лесу, на пространствах же Руси, по его же словам, произрастают огромные леса, но они, насколько можно судить буквально по выражению <аЫ т£епв вПиа»,26 не покрывают всей русской земли. Следовательно, в лесных людях можно усматривать не собственно рутенов, а именно подвластных им или соседствующих с ними северных жителей, к которым и ездили упоминавшиеся купцы за мехами. В противном случае в этих купцах необходимо видеть чужих для Руси иноземных торговцев, а в определении местности как «туда» усматривать указание на всю Русь белых рутенов. Более того, если видеть во всей территории, занимаемой рутенами, местность, покрытую лесами, то придется допустить, что в данном случае уже отрицается существование Рифейских гор, в которых брали истоки величайшие, известные еще древним авторам реки Восточной Европы — Танаис и Борисфен, хотя эта гипотеза об их существовании была отвергнута впервые только в трактате Матвея Меховского.27
Кажется, в пользу ограниченного толкования лесных людей как северных народностей говорит и последующий текст Волатеррана: «Кроме того, они удерживают огромный город, который на их языке называется Новгород, что означает новая крепость; и в нем церковным владыкой обыкновенно бывает грек. В наше время им был Исидор, произведенный [папой] Евгением в кардиналы рутенов».28 Начальное «кроме того», вероятно, должно сочетаться с чем-то, что помимо Новгорода удерживали за собой или сохраняли белые рутены, а в этом нельзя увидеть кого-нибудь, кроме подвластных им лесных жителей.
Последнее процитированное место интересно и точным переводом названия русского города,29 и неверным указанием на обычай иметь грека новгородским архиепископом, и совсем невероятным причислением к таким иерархам Исидора, хотя и бывшего природным греком,30 но на Русь явившимся в сане митрополита Киевского и всея Руси.
26 Россия в первой половине XVI в. С. 209. Примеч. 15.
27 Кудрявцев О. Ф. Отвержение древних: полемика по поводу физической географии Восточной Европы в конце XV — начале XVI в. // ДРВМ. 2015. № 3. С. 66-67.
28 Россия в первой половине XVI в. С. 209. Примеч. 15.
29 Не для всех итальянцев смысл названия «Новгород» был понятен. Иоасаф Бар-баро в своем описании Руси придал ему значение «девять замков» (Скржинская Е. Ч. Барбаро и Контарини о России. К истории итало-русских связей в XV в. Л., 1971. С. 159).
30 В латинских и греческих источниках, с одной стороны, и в русских, с другой, имеются разногласия в определении национальности Исидора (Акишин С. Ю. Митрополит Исидор Киевский и проблема церковной унии в поздней Византии // Вестник Екатеринбургской духовной семинарии. Вып. 1. 2011. С. 71-72), но для итальянцев он был греком.
Эти несообразности отмечает О. Ф. Кудрявцев и добавляет: «Больше об Исидоре ничего, но говорить о нем как о современнике, или даже почти современнике, никак невозможно, ибо с Руси Исидор сбежал почти за семьдесят лет до публикации сочинения Волатеррана».31 Разумеется, все указанные неточности наличествуют, но нельзя ограничиться их простой констатацией, не обращая внимания на некоторые опять-таки странные совпадения.
Исидор, конечно же, не был новгородским церковным владыкой, но в свое путешествие на Ферраро-Флорентийский собор проследовал из Москвы через Новгород, будучи торжественно встречен там 9 октября 1437 г.32 Следовательно, в Италии могли найтись люди, в свое время полюбопытствовавшие о маршруте передвижения Исидора на его пути из русской столицы, а Волатеррану оставалось лишь счесть один из пунктов на этом маршруте за место его пастырства. Что же касается суждения об обычае замещения новгородской кафедры греками, то это могло быть домыслом самого Раффаэле, ориентировавшегося на национальность Исидора.
Выражение «в наше время», разумеется, должно относиться не к самому Волатеррану, а к его информатору, тому, кто назвал Новгород местом расположения владычной кафедры Исидора и знал о производстве иерарха папой Евгением IV в кардинальское звание. Тем самым, «нашим» это время было для автора текста, устного или письменного, использованного Раффаэле в качестве источника сведений об Исидоре и греках во главе Новгородской епархии. Не исключено, что этим осведомителем был некто из жителей Тосканы, даже собственно Флоренции, принявшей у себя созванный папой собор. Однако возможно, что им был и один из непосредственных участников этого значимого церковного мероприятия, воочию лицезревший русского митрополита и его свиту.
На первый взгляд, этот же информатор вряд ли мог сообщать Во-латеррану сведения о составе семьи Ивана III, и в таком случае следует учитывать использование тосканцем, как минимум, двух источников, один из которых предоставил сведения о некоторых русских реалиях конца 30-х годов XV в., а другой — о положении Московской Руси спустя половину столетия. Однако нельзя отрицать вероятности, что кто-то из современников Флорентийского собора дожил до середины 80-х годов, чтобы, будучи сам осведомлен о составе семейства московского великого князя, поведать о том же и проявлявшему интерес к далекой стране Раффаэле.
31 Кудрявцев О. Ф. Русские заметки Раффаэле Волатеррана. С. 313.
32 ПСРЛ. Т. 43. М., 2004. С. 178; Абеленцева О. А. Митрополит Иона и установление автокефалии Русской Церкви. М.; СПб., 2009. С. 96-100.
Волатерран родился в 1455 г. и лично знать умершего в 1463 г. Исидора не мог. Зато он, состоя при дворе папы Павла II в должности апостолического писца, проходил обучение греческому языку у выходца с Крита, видного греческого ученого Георгия Трапезунд-ского, несколько десятилетий прожившего в Италии, участвовавшего в Ферраро-Флорентийском соборе,33 занимавшегося филологическими трудами,34 подвергшимися суровой, но справедливой критике со стороны Виссариона Никейского35 и Лоренцо Валлы,36 уехавшего из Рима в 1452 г. и вернувшегося туда с папского позволения в 1460 г.37 Следовательно, обучался Раффаэле у Георгия именно тогда, когда тот вновь оказался в Риме, и обучение длилось не очень долго. В 1472 или 1473 г. Георгий умер.38
Стоит заметить, что первоначально Георгий учился латинскому языку у Джованни Гуарино да Верона,39 который был одним из первых итальянцев, побывавших в Византии ради изучения греческого языка, и в 1403-1408 годах жил в доме своего учителя Мануила Хри-солоры, а позднее, когда Мануил приехал во Флоренцию, приютил его у себя.40 Мануил, благодаря стараниям Никколо Никколи, Пал-ла Строци и, возможно, Колюччо Салютати, стал преподавать греческий язык и литературу в местном университете,41 написал учебник
33 Георгий был секретарем папы Евгения IV (Хартман Г. М. Значение греческой культуры... С. 118).
34 В частности, он составил пособие к урокам риторики (Кущ Т. В. На закате империи: интеллектуальная среда поздней Византии. Екатеринбург, 2013. С. 397).
35 Хартман Г. М. Значение греческой культуры. С. 120, 122; Рязанов П. А. Византийский ученый Феодор Газа и его речь о пользу изучения греческой словесности // СВ. Т. 73 (3-4). М., 2012. С. 209.
36О полемике вокруг работ Георгия Трапезундского см.: Иванова Ю. В. Греки в Италии // История литературы Италии. Т. 2. Кн. 1. М., 2007. С. 93-96. Версии о совершенном Георгием и замеченном современниками плагиате при комментировании «Альмагест» придерживается В. А. Бронштейн (Бронштейн В. А. Георгий Трапезундский // ВИ. 1995. № 9. С. 173-174).
37 Бронштейн В. А. Георгий Трапезундский. С. 174.
38 В изданной в 1578 г. в Базеле в типографии Пьетро Перна книге «Описание мужей, прославленных ученостью» находится, наряду с другими, гравюра с портретным изображением Георгия Трапезундского, правда, носящим характерные черты «осовременивания» персонажа «в русле протестантских вкусов» (Соловьев С. В. Знаки ума. Как выглядели гуманисты раннего Возрождения // Cursor mundi. Человек Античности, Средневековья и Возрождения. 2011. № 4. С. 27-28).
39 Его профиль запечатлен на медали, изготовленной Маттео де Пасти в 1446 г. (Гращенков В. Н. 1) Портрет в итальянской живописи раннего Возрождения. С. 210; 2) Портрет в итальянской живописи раннего Возрождения. Таблицы. М., 1996. № 183).
40 Кущ Т. В. На закате империи. С. 368, 386.
41 Хартман Г. М. Значение греческой культуры. С. 104-105; Пшизова С. Н. Флорентийский университет и развитие гуманизма в XIV-XV вв. // СВ. Т. 56. М., 1993.
греческой грамматики в форме ответов и вопросов «Вопросы греческого языка», впервые изданный лишь в 1475-1476 годах в Ви-ченце.42 Нельзя исключить, что от этого своего преподавателя латыни Георгий мог знать о существовании учебника, созданного Мануи-лом, почему можно задаваться вопросом о возможности использования его самим Георгием при обучении греческому собственных учеников, в том числе и Раффаэле. Это тем более вероятно, что Георгий Трапезундский в 1441 г. начал чтение лекций о поэзии в том же университете Флоренции.43 Последнее обстоятельство тем более важно, что там же на основанной еще в 1373 г. Джованни Боккаччо кафедре вел занятия Франческо Филельфо, в 1420-1427 годах обучавшийся греческому языку в Константинополе, живший в доме Иоанна Хри-солоры, племянника Мануила, и женившийся на его дочери.44 Это — второй из возможных путей получения Георгием составленного Ма-нуилом учебника.45 Стоит учитывать, что сам Гуарино переработал учебник Хрисолора для использования при самостоятельном изучении языка,46 и его творение также могло быть доступно Георгию Тра-пезундскому, как позднее Димитрию Халкокондилу, приспособившему его для своих нужд.47
Другим наставником Георгия в постижении латыни был Витторино да Фельтре, сам обучавшийся у Гуарино да Верона и с 1423 г. дер-
С. 159-160. П. А. Рязанов пишет об адресованном Мануилу личном приглашении канцлера синьории (Рязанов П. А. Изучение греческой словесности во Флоренции от Боккаччо до Мануила Хрисолора // Вестник Нижегородского университета им. Н. И. Лобачевского. История. 2007. № 2. С. 209).
42 Хартман Г. М. Значение греческой культуры. С. 109; Кущ Т. В. На закате империи. С. 386. Ю. В. Иванова без пояснений называет грамматику Мануила «скучной книжкой» (Иванова Ю. В. Греки в Италии. С. 79). Об особенностях учебника Хрисолоры см.: Рязанов П. А. Изучение греческой словесности во Флоренции. С. 209-210.
43 Пшизова С. Н. Флорентийский университет и развитие гуманизма в XIV-XV вв. С. 163.
44 Хартман Г. М. Значение греческой культуры. С. 108; Пшизова С. Н. Флорентийский университет и развитие гуманизма в XIV-XV вв. С. 159; Кущ Т. В. На закате империи. С. 368.
45 Франческо Филельфо 23 февраля 1473 г. завещал личную библиотеку своему сыну, после которого она должна была принадлежать собору и библиотеке Миланского капитула (Хоментовская А. И. К истории книги и библиотек по завещаниям гуманистов и ученых итальянского Возрождения (1320-1574 гг.) // СВ. Т. 24. М., 1963. С. 220).
46 Хартман Г. М. Значение греческой культуры. С. 110; Рязанов П. А. Изучение греческой словесности во Флоренции. С. 209.
47 Рязанов П. А. Речи Димитрия Халкокондила о значении греческой словесности (Из истории греческих штудий в ренессансной Италии XV века) // СВ. Т. 75 (1-2). М., 2014. С. 221-222.
жавший функционировавшую по программе семи свободных искусств школу в Мантуе.48 О. Ф. Кудрявцев считает, что «конкретным результатом деятельности Витторино в Мантуе стала подготовка значительного числа людей разного звания и состояния, воспитанных в духе требований, выдвигавшихся ренессансной культурой», среди которых был и Георгий Трапезундский.49 Н. В. Ревякиной был предпринят опыт реконструкции его использовавшейся в учебном процессе библиотеки, от которой не сохранилось даже каталога.50 Среди книг Витторино, отправленных в июне 1445 г. из Мантуи для его ученика Джан Пьетро да Лукка, находилась «Егоита1а quedam», греческая грамматика, возможно, та, что в свое время составил Ма-нуил Хрисолор.51 Может быть, и Георгий ранее ею же пользовался, обучаясь в школе Да Фельтре. Со своей стороны, Георгий Трапезунд-ский помогал Витторино, который, по словам Феодора Газы, «соединил латинскую словесность с греческой, благодаря чему многим принес пользу», ознакомиться с греческими текстами диалога Платона «Горгий» и трактата Гермогена Тарсийского.52
Можно предполагать весьма сложные пути, которыми сведения о географии Руси, Новгороде и Исидоре попали к Волатеррану. Однако оптимальным кажется допущение, что все это он мог усвоить из рассказов, скорее всего, устных, но записанных уже самим Раф-фаэле с сохранением особенностей прямой речи («в наше время»), своего учителя греческого — Георгия Трапезундского, лично знавшего русского митрополита и кардинала Исидора и вращавшегося в одной с ним среде многие годы. Как и Георгий, Исидор был непо-
48 Ревякина Н. В. Дело жизни Витторино да Фельтре, гуманиста и педагога // Итальянский гуманист и педагог Витторино да Фельтре в свидетельствах учеников и современников. М., 2007. С. 15, 18-27; Кущ Т. В. Византийские ученые в Италии: К вопросу об интеллектуальных связях Византии и Запада // АДСВ. Вып. 28. Екатеринбург, 1997. С. 121, 124.
49 Кудрявцев О. Ф. Рец. на кн.: Итальянский гуманист и педагог Витторино да Фельтре в свидетельствах учеников и современников. М., 2007 // СВ. Т. 69 (1). М., 2008. С. 180. См. также: Ревякина Н. В. Дело жизни Витторино да Фельтре, гуманиста и педагога. С. 23-28.
«Вымышленный» портрет Витторино в 1474 г. был написан Иосом ван Гентом для Палаццо Дукале в Урбино, зато профиль гуманиста нанесен на медаль, изготовленную около 1446 г. Пизанелло (Гращенков В. Н. 1) Портрет в итальянской живописи раннего Возрождения. С. 169, 208; 2) Портрет в итальянской живописи раннего Возрождения. Таблицы. № 45, 221).
50 Ревякина Н. В. Библиотека Витторино да Фельтре // Книга в культуре Возрождения. М., 2002. С. 129-137; Воскобойников О. С., Уварова О. А. К истории книги в эпоху Возрождения // СВ. Т. 63. М., 2002. С. 474.
51 Ревякина Н. В. Библиотека Витторино да Фельтре. С. 136.
52 Рязанов П. А. Византийский ученый Феодор Газа. С. 201. Примеч. 13; С. 226.
средственно знаком с Гуарино да Верона и состоял с ним в переписке.53 Оба они — Георгий и Исидор — участвовали в работе Ферраро-Флорентийского собора, где отстаивали позиции Рима. Как латинизировавшийся, но все же грек, получивший в молодые годы достойное образование,54 и товарищ Исидора Георгий должен был располагать хотя бы поверхностными знаниями о географических особенностях Русской равнины. Тем самым, его кандидатура, на наш взгляд, отвечает всем требованиям, которые можно было предъявить к одному из предполагаемых информаторов Волатеррана. Необходимо учитывать, что византийская традиция взаимоотношений учителя и ученика не подразумевала формального ограничения рамками изучае-
53Акишин С. Ю. Митрополит Исидор Киевский. С. 73-74; Соловьев С. В. Три града Исидора Киевского: византийский гуманист между Москвой и Римом // Европейское Возрождение и русская культура XV — середины XVII в.: контакты и взаимное восприятие. М., 2013. С. 21.
Примечательно, что учеником приглашенного в Феррару маркизом Николо III д' Эсте Гуарино был его сын и наследник, будущий синьор Феррары Леонелло, с которым учитель в 1430-х годах, включая время собора, где был переводчиком, состоял в переписке (Хартман Г. М. Значение греческой культуры. С. 110; Бернадская Е. В. Синьория и гуманистическая культура (по материалам Феррары XV-XVI вв.) // Проблемы культуры итальянского Возрождения. Л., 1979. С. 20; Ревякина Н. В. Идеи согласия и мира в итальянском гуманизме (Гуарино да Верона) // Проблемы социальной истории и культуры Средних веков и раннего Нового времени. Вып. 5. СПб., 2005. С. 315-319). Впоследствии Леонелло восстановит университет в Ферраре, кафедру греческой словесности в котором в 1446 г. займет Феодор Газа, через три года возглавивший весь университет (Бернадская Е. В. Синьория и гуманистическая культура. С. 21; Рязанов П. А. Византийский ученый Феодор Газа. С. 202). О неприязненных отношениях Газы и Георгия Трапезундского см.: Рязанов П. А. Византийский ученый Феодор Газа. С. 204-205, 214. Правда, это не мешало Фео-дору пользоваться трудами оппонента, в том числе и раскритикованным переводом сочинения Аристотеля (Воробьев Г. М. Рукописи из библиотеки Феодора Газы и источники его перевода <^е аштаИЪив» Аристотеля // ВИД. Т. 33. СПб., 2015. С. 287-288). Не выглядят неожиданными следующие замечания о Феодоре Газе: «Несмотря на явные расхождения во взглядах, кардинал Виссарион покровительствовал ему. Причиной тому, вероятно, был добрый нрав и честность Газы: даже с большим ученым Франческо Филельфо, продажность, заносчивость и злоба которого были известны всей Европе, ему на протяжении многих лет удавалось сохранять самые теплые отношения» (Иванова Ю. В. Греки в Италии. С. 92). Со своей стороны, и Георгий Трапезундский враждовал даже с Гуарино да Верона (Ревякина Н. В. Дело жизни Витторино да Фельтре, гуманиста и педагога. С. 50). Общей характеристикой Георгия является неуживчивый и злобный нрав (Иванова Ю. В. Греки в Италии. С.93).
54 См.: Медведев И. П. Византийский гуманизм XIV-XV вв. СПб., 1997. С. 87-88. О причинах перехода византийских интеллектуалов в католичество и их приверженности церковной унии, совмещающейся иногда с пренебрежением к латинянам как варварам, см.: Кущ Т. В. На закате империи. С. 336-338, 345-347, 350.
мого специального предмета,55 и вряд ли изначально воспитанный в этой традиции Георгий Трапезундский строил свои отношения с Раффаэле иначе и не старался не только передать ему знание греческого языка, но и поведать о некоторых событиях, свидетелем которых был сам. Ко времени обучения у него Раффаэле Георгий достиг весьма солидного возраста, почему, вспоминая о минувшем, мог говорить «в наше время».
Было бы интересно понять, кому подражал Раффаэле, называя жителей Руси рутенами. Пристрастие именовать современные им этносы античными эквивалентами было свойственно византийским авторам Х1У-ХУ вв.56 Возможно, в этом стоит видеть влияние его информатора, выходца из византийской интеллектуальной среды.
Не противоречит высказанному предположению о роли Георгия Трапезундского в передаче Раффаэле сведений о Руси и то обстоятельство, что в рассмотренном выше отзыве о христианстве рутенов наличествует союз «однако», расцениваемый О. Ф. Кудрявцевым как отражение мнения об ущербности веры сторонников восточной схизмы, тогда как в историографии было принято считать Георгия Трапезундского сторонником широкой межконфессиональной терпимости и чуть ли не выразителем суждения о тождестве христианства и ислама.57 Во-первых, оговорка «однако» может принадлежать не самому Георгию, а его ученику, то есть Волатеррану, и отражать мнение именно тосканца. Во-вторых, хотя ученый грек и признавал право на идентичность за иноверцами, в частности, за теми же турками, и даже осуждал военные конфликты между ними и христианами,58
55 Поляковская М. А. К характеристике византийской образованности: учителя и ученики // АДСВ. Вып. 23. Свердловск, 1987. С. 114-116; Кущ Т. В. 1) Наставничество как форма интеллектуального общения // АДСВ. Вып. 40. Екатеринбург, 2011. С. 352-354; 2) На закате империи. С. 123-124.
56 Кущ Т. В. На закате империи. С. 188.
57 Одно из сочинений Георгия — трактат «О вечной славе самодержца и его мировом владычестве» (апрель 1466 г.) — и адресованные султану Мехмеду II письма стали причиной предпринятого особого расследования организованной папой Павлом II комиссии под главенством кардинала Виссариона, по результатам которого он был заключен в тюрьму (Медведев И. П. Падение Константинополя в греко-итальянской гуманистической публицистике XV в. // Византия между Западом и Востоком. Опыт исторической характеристики. СПб., 1999. С. 308-309; Лобовикова К. И. Христианство, иудаизм и ислам в трактате Георгия Трапезундского «О вечной славе самодержца и его мировом владычестве» // АДСВ. Вып. 34. Екатеринбург, 2003. С. 400-401). Следовательно, не только позднейшие историки склонны были видеть в нем не совсем ортодоксального и политически благонадежного христианина.
58 Лобовикова К. И. Проблемы турецкого завоевания и ислама глазами Георгия Трапезундского (XV в.): Автореф. дис. ... канд. ист. наук. Екатеринбург, 2005. С. 18. В своих рассуждениях об обращении турка в христианство Георгий следовал за Николаем Кузанским и, возможно, Пием II (Медведев И. П. Падение Константинополя.
новейшие изыскания показывают, что Георгий был приверженцем организации крестового похода против захвативших Константинополь турок,59 а в своих трактатах, адресованных турецкому султану Мех-меду II, написанных в 1453-1467 годах, он проводил идею не просто унии католичества и ислама с последующим созданием вселенской империи,60 а обращения турка в христианство как непременного условия обретения тем мирового господства.61 Предпринятые Георгием в сочинениях, адресованных Мехмеду II, попытки свести к минимуму различия между христианством и исламом являлись не более, чем средством склонить султана к переходу в первое с отказом от второго.62 В трактате же «Об истинности христианской веры» ост-
С. 306-307). К. И. Лобовикова считает, что, напротив, многие идеи Георгия, хотя и в несколько усеченном виде, были восприняты папой Пием II и воспроизведены в его неотправленном письме Мехмеду II (Лобовикова К. И. Письмо Римского папы Пия II Мехмеду II Завоевателю и его прототип // Море и берега. К 60-летию Сергея Павловича Карпова от коллег и учеников. М., 2009. С. 161-165). В суждениях о заимствованиях, как кажется, следует учитывать лексическую новацию Пия II, писавшего о христианах как «европейцах» (Соловьев С. В. Мусульмане глазами интеллектуалов эпохи Возрождения // Cursor mundi. Человек Античности, Средневековья и Возрождения. 2010. № 3. С. 72), чего нет у Георгия Трапезундского.
59 Медведев И. П. Падение Константинополя. С. 298-299.
60 Там же. С. 309-310, 312.
61 Лобовикова К. И. Проблемы турецкого завоевания и ислама. С. 18. Подробнее см.: Лобовикова К. И. Эсхатология Георгия Трапезундского и проблема отношения к «чужому» // Культурные связи в Европе эпохи Возрождения. М., 2010. С. 29-37.
Участник последней обороны Константинополя Исидор Русский видел в Мех-меде II, как отмечает С. В. Соловьев, бесчеловечного и нетерпимого мусульманина, альтер-эго идеального правителя (Соловьев С. В. Три града Исидора Киевского. С. 28), совмещая это мнение с представлением о нем как обладавшем глубокими познаниями и неподдельным интересом к античности (Медведев И. П. Падение Константинополя. С. 304). На распространенность в последующие десятилетия взгляда на султана как высококультурного человека, мудреца на троне, образец правителя особое внимание обращает С. В. Соловьев (Соловьев С. В. Мусульмане глазами интеллектуалов эпохи Возрождения. С. 70-71). Дж. Вазари рассказывает об отправке властями Венеции нескольких портретов султану, после чего тот потребовал прислать ему художника, коим стал Джентиле Беллини, который написал в 1480 г. портрет Мехмеда II, восхитивший правителя и его окружение (Вазари Джорджо. Жизнеописания наиболее знаменитых живописцев, ваятелей и зодчих. Т. 2. М., 2001. С. 355-356). Вероятно, это может свидетельствовать об интеллектуальном уровне турецкого правителя, сумевшего по достоинству оценить произведение мастера, решившегося именно теперь внести в свое творчество элементы, выработанные новой эпохой. В. Н. Гращенков отмечает, что сохранение некоторых приемов, присущих старой традиции и нашедших отражение в портрете султана, может быть обусловлено вкусами восточных заказчиков (Гращенков В. Н. Портрет в итальянской живописи раннего Возрождения. С. 273).
62См.: Лобовикова К. И. Георгий Трапезундский и Мехмед II Завоеватель // ВВ. Т. 64 (89). М., 2005. С. 152-155. Мнение К. И. Лобовиковой воспринято Т. В. Кущ: Кущ Т. В. На закате империи. С. 330.
рие похожей на проявление антисемитизма критики было направлено в сторону иудеев, и хотя позднее Георгий избегал крайностей в выражениях, он продолжал отстаивать превосходство христианства.63 Следовательно, говорить о проявлении излишней толерантности со стороны Георгия по отношению к чуждым верованиям нельзя, а одним из таких верований было православие, пусть и не столь далекое от католичества, как ислам, но и не такое же истинное, как проповедуемое Римом. Если в отношении к исламу автор обращенных султану трактатов, хотя и выступал за мирный диалог с мусульманами, все же следовал византийской и западноевропейской негативной традиции,64 то у него вряд ли находились достаточные основания не поступать таким же образом, отстаивая римскую позицию в отношении православия. Об этом говорят и проявленные им в трактате «О вечной славе самодержца и его мировом владычестве» возмущения по поводу позиции константинопольского патриарха в отстаивании права именоваться «вселенским», и осуждение там же восточных схизматиков. Критика же в адрес папы Павла II, в молодости еще под именем Пьетро Барбо проходившего обучение греческому и латыни в существовавшей в Венеции с 1427 г. частной школе Георгия Трапезунд-ского,65 кардинала Виссариона или католических священников вообще не затрагивала вероучения западной церкви.66
Естественно, что Георгий, скончавшийся почти одновременно с заключением брака Ивана III и Софьи Палеолог, не мог поведать своему ученику о семейной жизни московской великокняжеской четы. Таковые сведения тот мог обрести, как сказано, не ранее середины 1480-х годов. Теперь необходимо, как представляется, учитывать не только известие об изрядном числе детей Ивана III, но и путаницу его супруги с женой старшего сына, каковая не могла иметь места до весны-лета 1483 г., когда известие о женитьбе Ивана Молодого могли достигнуть Италии. Скорее всего, свои знания о Московской Руси Волатерран пополнял из случайных источников, каковыми могли быть рассказы приезжавших в Италию московских посланников или возвращавшихся из Москвы итальянцев, бывавших там по торговым и служебным делам, либо письма итальянских мастеров, служивших московскому государю.
Одним из рассказчиков об Иване III и его семействе в 1480-х годах мог стать Юрий Траханиот, как раз в 1486 г. посетивший ми-
63 Лобовикова К. И. Христианство, иудаизм и ислам в трактате Георгия Трапе-зундского... С. 409-413.
64 Лобовикова К. И. Проблемы турецкого завоевания и ислама. С. 25, 26.
65 Кущ Т. В. Византийские ученые в Италии. С. 120.
66 Лобовикова К. И. Христианство, иудаизм и ислам. С. 402-406.
ланского герцога Джан Голеаццо Мариа, с писмом которого к Аска-нио Сфорца он отправился в Рим к папскому престолу.67 Не менее вероятно, что соответствующие сведения в Риме сообщили другие послы Ивана III, о которых русская летопись под 6996 г. упоминает как отправленных в Италию: «Того же лета послал князь велики Ра-левых детеи, Дмитриа да Мануила, в Рим и в Венецею и в Медио-ланъ».68 Известие является последним в летописной статье, описывающей события года, а ему предшествует сообщение о большом августовском пожаре в Москве, то есть летописец отнес отъезд Дмитрия и Мануила к августу 1488 г., тогда как посольство было отправлено годом ранее. Сохранилась верительная грамота Ивана III, адресованная миланскому герцогу и датированная 19 августа 1487 г.,69 заставляющая относить отъезд Ралевых к осени этого года. Венеции достигли оба брата, но в Милане был только Мануил, добравшийся и до Рима.70
Именно с возвращавшимся на Русь посольством Дмитрия и Ману-ила Ралевых в Москву прибыл Пьетро Антонио Солари,71 занявшийся
67 Рутенбург В. И. Итальянские источники о связях России и Италии в XV в. // Исследования по отечественному источниковедению. М.; Л., 1964. С. 460-462. Миланские рассказы Ю. Траханиота о Руси были записаны как «Заметки, содержащие [рассказ] о делах и правителе России»: Гуковский М. А. Сообщение о России московского посла в Милане (1486) // Вопросы историографии и источниковедения истории СССР. М.; Л., 1963. С. 652-655. О возможности отождествлении посла с Юрием Траханиотом см.: Кудрявцев О. Ф. Ремесло дипломата, или умение послужить своему государю: Русь в описании московского посла в Милан 1486 г. // Русский сборник. Исследования по истории России. Вып. 18. М., 2015. С. 8-9. О Ю. Тра-ханиоте см.: Зимин А. А. Формирование боярской аристократии в России во второй половине XV — первой трети XVI в. М., 1988. С. 273.
68ПСРЛ. Т. 27. М.; Л., 1962. С. 288. Об этом посольстве см.: Скржинская Е. Ч. Кто были Ралевы, послы Ивана III в Италию (К истории итало-русских связей в XV веке) // Проблемы истории международных отношений. Л., 1972. С. 267-270.
69 Barbieri G. Milano e Mosca nella politica del Rinascimento. Storia della relazioni diplomatiche tra la Russia e il Ducato di Milano nell' epoca sforzesca. Bari, 1957. P. 48-49. Tav. 5. Об особенностях текста грамоты см.: Матасова Т. А. Итальянские политические реалии в русских источниках конца XV — начала XVI в. // Европейское Возрождение и русская культура XV — середины XVII в.: контакты и взаимное восприятие. М., 2013. С. 79-80. Т. А. Матасова, переведя «юлианскую» дату русского документа на григорианское исчисление, полагает, что грамота дана спустя восемь дней после присвоения 23 августа Джан-Галеаццо Сфорца титула графа Генуи. Однако до введения григорианского календаря оставалось еще почти столетие, почему следовало бы и дату провозглашения миланского герцога генуэзским графом перевести аналогичным образом или не пересчитывать ничего. Так или иначе, получается, что верительная грамота Ивана III дана за четыре дня до пополнения титулатуры Джан-Галеаццо Сфорца.
70 Хорошкевич А. Л. Русское государство в системе международных отношений конца XV — начала XVI в. М., 1980. С. 190.
71 ПСРЛ. Т. 18. СПб., 1913. С. 273.
возведением укреплений московского Кремля и составивший компанию ранее приехавшим Марку и Антону Фрязинам,72 а также с давних пор служившему Василию II и Ивану III мастеру монетного дела Джан Батиста Вольпе, известному русским нарративам под именем Ивана Фрязина.73 Помимо архитектора, в Москву приехала целая ватага мастеровых, и не только итальянцев.
Один из Ралевых — Дмитрий — вместе с Митрофаном Федоровичем Карачаровым вторично был послан в Рим в 1499 г.74 Возвращаясь, они привезли с собой очередного мастера-строителя — Алевиза Нового русских летописей,75 на родине звавшегося Альвизе Ламберти, родом из г. Монтаньяно близ Виченцы, принимавшего участие в создании резных украшений фасада Скуолы ди Сан-Марко в Венеции и известного как мастер надгробий.76
Полагать, что кто-нибудь из названных или множества других итальянских мастеров окончательно утратил связь с родиной, никаких оснований нет, а переслать письмо с оказией, вероятно, особой сложности не составляло. Например, возвращавшимися из Италии и находившимися в Дерпте в мае 1483 г. послами Ивана III были
72 Матасова Т. Софья Палеолог. С. 219. А. Л. Хорошкевич относила приезд Марка и Антона Фрязинов к результатам посольства Дмитрия и Мануила Ралевых, а Пьетро, по ее мнению, прибыл позднее, хотя в 1491 г. заканчивал сооружение Грановитой палаты, начатой в 1487 г. Марком, как тут же пишет исследовательница (Хорошкевич А. Л. Русское государство в системе международных отношений. С. 243; ПСРЛ. Т. 27. С. 288, 291). См.: Лазарев В. Н. Византийское и древнерусское искусство. Статьи и материалы. М., 1978. С. 284-286. Воспроизведение строительной плиты с надписью о возведении Пьетро кремлевской башни в 1491 г. см.: Италия и московский двор. М., 2004. С. 38. № 44.
Б. Н. Флоря установил, что Антон прибыл в Москву в 1485 г. вместе с возвращавшимся посольством Федора Курицына (Флоря Б. Н. Русские посольства в Италию и начало строительства московского Кремля // Государственные музеи московского Кремля. Материалы и исследования. Вып. 3. М., 1980. С. 14), а Марк — с посольством Траханиота (Там же. С. 15).
73 Скржинская Е. Ч. Русь, Италия и Византия в Средневековье. М., 2000. С. 186-188.
74 ПСРЛ. Т. 28. М.; Л., 1963. С. 332. Сохранилась верительная грамота этого посольства от имени Ивана III папе Александру VI: Казакова Н. А. Грамота Ивана III папе Александру VI // АЕ за 1973 год. М., 1974. С. 26-28. См. также: Матасова Т. А. Известия о России Мариино Санудо: новые наблюдения над текстом старого источника // ДРВМ. 2015. № 3. С. 83-84.
75 Лазарев В. Н. Византийское и древнерусское искусство. С. 287.
76 Швидковский Д. О. Развитие русской архитектуры в эпоху Ренессанса и венецианская политика конца XV века // Вестник истории, литературы, искусства. Т. 5. М., 2008. С. 171. Отождествление двух Алевизов — Нового и Ламберти — вызывало сомнение у В. Н. Лазарева (Лазарев В. Н. Византийское и древнерусское искусство. С. 290).
Мануил Доксас (Ангелов) и Иван Лисицын Фрязин, отправленные в Италию к папе в августе предыдущего года.77 Б. Н. Флоря обратил внимание, что сочетание в именовании второго из послов слов «Лисицын Фрязинов» указывает на его национальность — итальянец — и на принадлежность к семье великокняжеского «денежника» Вольпе.78 Однако кажется верным в после Иване Лисицыне видеть самого Джованни Вольпе, имя и фамилия которого, действительно, были скалькированы. Если так, то Вольпе ездил на родину с официальной миссией в первой половине 1480-х годов, общался с соотечественниками, вполне вероятно, рассказывая им о жизни в русской столице.
Если допустить, что пополнение сведений производилось Раффаэле в виде кратких заметок на полях рукописи, содержавшей записанный рассказ его учителя, то станет понятным механизм смешения двух русских великих князей и возникновения путаницы с именами их жен, допущенной при окончательной доработке текста сочинения. Тем более, что сама эта доработка, видимо, не отличалась аккуратностью, поскольку не исключала неуместных выражений, вроде относящегося к Исидору указания на «наше время». Естественно, что такие известия, восполняющие знания Раффаэле о Руси, были случайными, а специального интереса к далекой окраине христианского мира, да еще и стране схизматиков, у тосканца, видимо, не было.
Рассмотренными текстами раздел сочинения Волатеррана, содержащий оригинальные сведения о Руси, и ограничивается. Приведя легендарное сказание о способе замещения высшей власти в Новгороде, читающееся, как заметил О. Ф. Кудрявцев,79 в сочинении Пия II и Нюрнбергской хронике 1493 г., тосканец повторил за ними и невнятное известие об использовании на новгородском рынке неклейменых монет («Сюда за мехами приезжает множество [купцов]; монету используют без клейма»).80 Из этого следует, видимо, заключить, что в основе «русского фрагмента» его труда лежали устные рассказы современника, в ком можно видеть Георгия Трапезундского, и известия, почерпнутые из случайных источников и из двух книг, авто-
77 Чумиков А. Неизданные русские акты XV-XVI вв. Ревельского городского архива // ЧОИДР. 1897. Кн. 2. Смесь. С. 3-4. № 5; Гильдебранд Г. Отчеты о разысканиях, произведенных в рижском и ревельском архивах по части русской истории. СПб., 1877. С. 58. № 336.
78 Флоря Б. Н. Русские посольства в Италию. С. 17. Примеч. 11.
79 Кудрявцев О. Ф. Русские заметки Раффаэле Волатеррана. С. 313-314.
80 Россия в первой половине XVI в. С. 209. Примеч. 15. О посвященном рутенам фрагменте в сочинении Пия II, написанном между 1450 и 1458 годами, см. также: Кудрявцев О. Ф. Калиф на час: политический быт Новгорода в изображении Пия II (Энея Сильвия Пикколомини) // ДРВМ. 2015. № 4. С. 55-57.
рами коих были папа Пий II и автор «Всемирной хроники» Х. Ше-дель, к которым нужно добавить «Географию» Страбона как источник сведений о роксоланах.81 Это обстоятельство обусловило тиражирование в его книге давно устаревших к моменту ее выхода в свет в 1506 г. сообщений, что и показано О. Ф. Кудрявцевым.82
81 Хартман Шедель был учеником находившегося в Риме под покровительством Феодора Газы Димитрия Халкокондила, написавшего трактат «О происхождении турок» с использованием сочинения Страбона (Рязанов П. А. Византийский ученый Феодор Газа. С. 214-215, 220-221).
82 Кудрявцев О. Ф. Русские заметки Раффаэле Волатеррана. С. 314.
