CC BY
8Н. Н. ПЕТРУНИНА
ПОРТРЕТ, ПРИЛОЖЕННЫЙ А. С. ПУШКИНЫМ К «ИСТОРИИ ПУГАЧЕВА»
В 1834 г. под названием «История Пугачевского бунта» вышла в свет пушкинская «История Пугачева». К ней была приложена специально изготовленная гравюра, изображающая Пугачева в оковах после пленения его правительственными войсками. Эта гравюра получила позднее широкое распространение как в виде отдельных оригинальных оттисков, так и в виде воспроизведений при последующих переизданиях «Истории Пугачева» и даже в свою очередь послужила оригиналом для гравюры Л. А. Серякова.1 Какова же история этого «пушкинского» портрета Пугачева?
10 апреля 1834 г. историк Д. Н. Бантыш-Каменский писал Пушкину: «...Не нужен ли вам портрет Пугачева для сочиняемой Истории его? Я видел гравированный у Платона Петровича Бекетова и могу достать верный рисунок с оного. Подлинный принадлежит к тому времени, когда самозванец был пойман... При сем прилагаю рисунок с печати самозванца».2 В. благодарственном ответном письме Пушкин сообщал, что «снимок с печати» он тотчас «отдал гравировать», и (относительно портрета Пугачева): «Портрет его у меня есть и также гравируется».3 Из позднейшей переписки поэта4 видно, что гравировался порт-
1 См.: «Русская старина», 1870, кн. 2, между стр. 352—353.
2 Акад., XV, № 913.
3 Акад., XV, № 927. — Н. П. Смирнов-Сокольский, опираясь на цитированное письмо Бантыша-Каменского и не учитывая ответного письма Пушкина, ошибочно считал, что «оригинал портрета предоставил Пушкину Д. Н. Бантыш-Каменский из собрания известного П. Бекетова» (см. его кн.: О прижизненных изданиях Пушкина. Изд. Всесоюзной книжной палаты, М., 1962, стр. 368).
4 См. его письма к И. И. Дмитриеву от 14 февраля 1835 г. и к А. А. Фукс от 15 августа 1835 г. (Акад., XVI, №№ 1037 и 1086).
сг с
С/5
¡у 3'
С/5
К
И С Т О Р I Я ПУГАЧЕВСКАГО БУНТА.
НАСТЬ ПЕРВАЯ.
САНКТПЕТЕРБУРГЪ. 18 5 4.
Портрет Пугачева, приложенный к «Истории пугачевского бунта».
Е. И. Пугачев. Копия начала XIX в. С портрета работы неизвестного художника.
рет в Париже. Это подтверждает, оставляя неизвестным имя гравера, счет на гравировку, печатание и доставку портрета, предъявленный Пушкину и сохранившийся в делах опеки над его детьми и имуществом.5 Кроме того, из самого счета и из сопроводительного письма Ф. М. Беллизара следует, что заказ свой Пушкин направил через книжный магазин Ф. Беллизара и К0, что тираж гравюры, превышая тираж издания в целом, составлял 3200 экземпляров и был получен в Петербурге около 18 июля 1835 г., т. е. почти через семь месяцев после выхода в свет «Истории Пугачева».6 Этим исчерпываются дошедшие до нас сведения об истории «пушкинской» гравюры, не давая ответа на вопрос, какой из портретов Пугачева послужил для нее оригиналом и как он попал в руки Пушкина.
Сразу же после поимки Пугачева, уже в Симбирске, главнокомандующий П. И. Панин поручил неизвестному художнику «приступить к созданию портрета самозванца» в оковах, предназначенного для Г. А. Потемкина и самой императрицы.7 Но еще «до отсылки в столицу „симбирского" подлинника было исполнено с него несколько, по всей вероятности авторских, повторений».8 Как установила А. Л. Вейнберг, одно из них было изготовлено для самого П. И. Панина (и впоследствии хранилось в смоленском имении Паниных селе Дугине), другое —для генерал-губернатора Сибири Д. И. Чичерина и т. д. С этих портретов уже тогда и позднее в свою очередь снимались копии.9
5 Акад., XVI, № 1085.
6 Как видно из официального письма Пушкина к директору типографии II отделения собственной е. и. в. канцелярии М. Л. Яковлеву от 3 июля 1834 г., тираж «Истории Пугачева» был определен в 3000 экземпляров (Акад., XV, № 867). Расхождение между тиражом гравюры и книги, а также и то, что первые семь месяцев, когда «История Пугачева» пользовалась сравнительно большим спросом, она продавалась без портрета, объясняют, почему в обращение попало довольно много отдельных оттисков гравюры. Задержкой портрета объясняется, видимо, отчасти и то, что в начале сентября 1835 г. значительная часть тиража «Истории Пугачева» находилась в листах и только еще готовилась к переплету (см. записку М. Л. Яковлева к А. С. Пушкину от 5 сентября 1835 г.— Акад., XVI, № 1089). Сам поэт в ряде писем 1835 г. оправдывал запоздалую отправку своим корреспондентам дарственных экземпляров «Истории Пугачева» долгим отсутствием портрета (см.: Акад., XVI, №№ 1037, 1086, 1107).
7 Н. Дубровин. Пугачев и его сообщники, т. 3. СПб., 1884, стр. 309.
8 А. Вейнберг. Материалы к иконографии Емельяна Пугачева. В кн.: Памятники Пугачевского восстания,-хранящиеся в Государственном историческом музее. Изд. «Советская Россия», М., 1961, стр. 8. («Труды Государственного исторического музея», вып. 32).
9 Там же, стр. 9—10. — До нас дошел и более ранний портрет Пугачева, изготовленный по его собственной воле в начале восстания, 21 сентября 1773 г., и написанный поверх портрета Екатерины II (см.: М. Б а-бенчиков. Портрет Е. Пугачева. «Литературное наследство», т. 9—10, М., 1933, стр. 499—500). В настоящей заметке этот последний портрет не рассматривается, поскольку он никак не связан с гравюрой пушкин-
1/44 Временник 49
В настоящее время известны два портрета, которые, по мнению исследователей, исполнены непосредственно в Симбирске тем же «панинским» художником. Один из них — это рисунок тушью, приложенный к списку «Летописи» П. И. Рычкова, принадлежавшему П. И. Панину, другой — масляный портрет, написанный по заказу майора О. фон Матиаса, который служил под начальством И. И. Михельсона и участвовал в поимке Пугачева. Первый из них ныне находится в Отделе рукописей Библиотеки СССР им. В. И. Ленина, второй — в Таллинском историческом музее Академии наук Эстонской ССР.10 Оба портрета, как и «пушкинский», поясные; Пугачев изображен на них в тулупе, прикованным цепью к стене. Остальные известные ныне изображения Пугачева этого типа восходят или к названным, или к другим, недошедшим до нас симбирским портретам.
Впервые вопрос об источнике портрета, гравированного для пушкинской «Истории Пугачева», затронул в 1870 г. А. И. Мак-шеев. Описав Таллинский (Ревельский) портрет Пугачева и сопоставив его с недошедшим до нас вышеупомянутым портретом, находившимся в Дугине, Макшеев справедливо отнес их к одному типу. «С одного из этого типа современных портретов Пугачева, — писал он далее, — сделана была, как известно, по заказу А. С. Пушкина для его „Истории Пугачевского бунта" гравюра на стали».11
Выводов Макшеева, по-видимому, не учел Д. А. Ровинский, через несколько лет иначе определивший источник «пушкинской» гравюры. В своем словаре гравированных портретов среди портретов Пугачева он описал под № 1 старейшую гравюру с погруд-ным изображением Пугачева, восходящую, как нам теперь очевидно, к одному из его симбирских портретов. Эту гравюру, ошибочно охарактеризованную им как портрет Пугачева «в том виде, как он сидел в секретном нумере в Пугачевской башне Московского острога», Ровинский счел оригиналом «пушкинского» портрета, помещенного им под № 10.12 Это указание Д. А. Ровинского было повторено в сочинениях Пушкина под редакцией С. А. Венгерова.13 В последнее время к интересую-
ского издания (как и другой, уже позднейший, апокрифический портрет Пугачева во весь рост, выполненный также по заказу П. И. Панина. — См.: А. Вейнберг. Матер, к иконографии Пугачева, стр. 13—16; там же, на стр. 33 и 36, см. воспроизведение обоих названных портретов).
10 Анализ и воспроизведение указанных портретов см. в работе А. Вейнберга (стр. 10—13, 34, 35).
11 А. И. М<акшее>в. О портретах Пугачева. «Русская старина», 1870, т. II, кн. 10, стр. 417—418.
12 Д. А. Ровинский. Подробный словарь русских гравированных портретов, т. III. СПб., 1888, стлб. 1836—1838.
13 А. С. Пушкин, Сочинения, под ред. С. А. Венгерова, т. 5. СПб., 1911, стр. 53; ср. вклейку между стр. 192—193.
щему нас вопросу вернулся в обзоре пугачевской иконографии В. В. Мавродин, воспроизведший суждение Макшеева.14
Д. А. Ровинский признал гравюру, которую мы вслед за ним условно назовем гравюрой № 1, оригиналом «пушкинского» портрета. Отметим сразу же, что среди русских и иностранных гравированных портретов Пугачева, учтенных в словаре Ровин-ского, по степени сходства с гравюрой пушкинского издания только гравюра № 1 заслуживает с нею подобного сопоставления. Однако, ограничив круг привлекаемых материалов лишь гравированными портретами Пугачева, Ровинский не проанализировал их соотношения с другими (графическими и живописными) его изображениями. Кроме того, сосредоточив внимание на общей композиционной близости гравюры № 1 и «пушкинского» портрета, он упустил иа вида их расхождение в психологической трактовке образа Пугачева и в ряде деталей. Продольные морщины, бороздящие лоб узника на гравюре № 1, сменились на «пушкинской» поперечными; изменился рисунок бровей; с переносицы исчезла крупная бородавка; аккуратным кружком подстриженная борода превратилась в окладистую, слегка заостренную книзу; на рубахе вместо сборок — полоски, и т. д. Большинство отмеченных деталей гравюры № 1 сближает ее с графическим портретом Пугачева, приложенным к «Летописи» Рычкова, а соответствующие детали «пушкинской» гравюры совпадают с деталями таллинского портрета маслом. Таким образом, представляя общий тип «симбирского» портрета Пугачева, сопоставленные нами гравюры принадлежат к разным его вариантам, и предположение о преемственной связи между ними отпадает.
Рассмотрение «пушкинской» гравюры в ряду других изображений Пугачева возвращает нас к мысли Макшеева о том, что ее оригиналом был масляный портрет, близкий к таллинскому портрету Пугачева. Но им, естественно, не мог быть сам таллинский портрет, находившийся в пушкинское время в Прибалтике, в имении Матиаса.15 Следовательно, Пушкину был известен какой-то другой портрет, повторяющий основные детали таллинского.
Таким портретом, как нам представляется, был портрет Пугачева, находящийся ныне в Государственном историческом музее
14 В. В. Мавродин. Крестьянская война в России в 1773—1775 гг. Восстание Пугачева. Т. 1. Изд. ЛГУ, 1961, стр. 233.
15 Гравюра на дереве Л. А. Серякова, воспроизводящая этот портрет, впервые была опубликована в журнале «Русская старина», 1876, кн. 7, после стр. 510. (Отметим попутно, что в помещенной здесь же (стр. 509— 510) редакционной заметке публикуемый портрет решительно противопоставлен «пушкинской» гравюре, причем автор заметки ссылается на расхождение этих портретов в психологической характеристике Пугачева). К этому времени неизвестный ранее широкой публике портрет был пожертвован дочерью Матиаса в Эстонский провинциальный музей, а в 1870 г. даже экспонировался на выставке в Петербурге.
4 Временник
51
(инвентарный номер И I 81758/5725; холст, масло) и поступивший туда из Остафьева, подмосковного имения кн. П. А. Вяземского, где не раз бывал Пушкин. Это копия начала XIX в. с одного из симбирских портретов Пугачева, близкая по своим основным деталям к таллинскому портрету, но в то же время имеющая ряд дополнительных черт, отсутствующих в последнем и находящих соответствие в «пушкинской» гравюре. Копия эта, не пред-1 ставляющая интереса для исследователей пугачевской иконографии, важна для изучающих пушкинскую «Историю Пугачева». Именно с нее был, очевидно, снят рисунок, отправленный Ф. Беллизаром по поручению Пушкина для гравировки в Париж. На остафьевском портрете взгляд Пугачева обращен как бы в себя (на таллинском он смотрит на зрителя), его образу придана большая сложность и психологическая углубленность; решительность Пугачева уступила здесь место состоянию рефлексии; свет на его лицо падает справа (на таллинском портрете — слева); тени у угла правого глаза образуют подобие знака >, обращенного острием к переносице; бороздка над верхней губой делит усы надвое; борода другой формы и короче. Так как правая сторона лица находится в тени, то резко обозначенная на других изображениях Пугачева симбирского типа растительность на виске и щеке передана здесь более неопределенно, что дало основание парижскому исполнителю «пушкинской» гравюры воспринять ее как тень. Цепь, к которой прикован узник, укреплена на стене квадратной скобой, а кисть руки Пугачева с наручником и цепью не опущена, а приподнята кверху, и т. д. Все эти детали остафьевского портрета находят соответствие в гравюре, приложенной к «Истории Пугачева».
Между «пушкинской» гравюрой и остафьевским портретом есть и некоторые различия. Автором симбирских портретов Пугачева был, по-видимому, местный художник-иконописец. При детальной разработке лица Пугачева, его фигура почти не выделена из плоскости, рука слабо моделирована. Исполнитель остафьевской копии устранил из нее черты подлинника, выдававшие связь его с иконописной традицией. Подчеркнув психологическую выразительность лица, он в то же время уничтожил световое пятно, выделяющее фигуру Пугачева из фона, и, усилив моделировку, придал изображению большую объемность. Однако проработка ряда деталей остафьевского портрета свидетельствует об ограниченности профессиональных навыков его исполнителя: Это сказалось в передаче правой руки узника и его уха, в стилизованном изображении волос и меховой оторочки тулупа, в неестественном расположении складок одежды, так что левый рукав кажется безжизненно пустым, и т. д. Все перечисленные признаки сглажены в «пушкинском» портрете, в котором чувствуется рука более грамотного художника. Но различия между остафьевским портретом и «пушкинской» гравюрой являются
второстепенными по сравнению с чертами, сближающими их и отличающими от других известных (как русских, так и иностранных) изображений Пугачева. Кроме того, они могли появиться уже в перерисовке, которой Пушкин располагал для отправки в Париж. Именно из этой перерисовки, а не из самого остафьев-ского портрета исходил в своей работе создатель «пушкинской» гравюры. Вывод об остафьевской копии как об источнике портрета, приложенного к «Истории Пугачева», находит косвенное подтверждение в том, что в работе над своим историческим трудом Пушкин использовал и другие материалы, полученные им от П. А. Вяземского.16 Портрет Пугачева, хранившийся в Остафьеве, не был единственным его изображением, попавшим в поле зрения Пушкина в пору работы над «Историей Пугачева». Так, он безусловно знал фантастическую гравюру,17 предпосланную французскому изданию книги «Ложный Петр III» и повторенную в ее русском переводе, которым пользовался Пушкин.18 Из известных поэту портретов Пугачева он выбрал портрет наиболее достоверный, который мог по праву занять место среди «исторических сокровищ»,19 приложенных к «Истории Пугачева».
16 См. четвертое примечание Пушкина к главе пятой «Истории Пугачева» (Акад., IX, стр. 110).
17 См.: Д. А. Ровинский. Словарь портретов..., стлб. 1839—1840, №№ 19—24.
18 Книга сохранилась в библиотеке поэта (см.: Б. Л. Модзалев-ский. Библиотека А. С. Пушкина. СПб., 1910, стр. 59, № 217). О степени и характере ее использования в «Истории Пугачева» см.: Г. Блок. Пушкин в работе над историческими источниками. Изд. АН СССР, М.—Л., 1949, стр. 81—89 (с воспроизведением портрета); ср.: Ник. Смирнов-Сокольский. Рассказы о прижизненных изданиях Пушкина. Изд. Всесоюзной книжной палаты, М., 1962, стр. 354—359.
19 Акад., IX, стр. 390.
