CC BY
93
УДК 73.04
Портрет доктора г.а. захарьина работы скульптора
а.с. голубкиной
И.А. КАПРАНОВА,
научный сотрудник
Государственная Третьяковская галерея, г. Москва
E-mail: dorset2@yandex.ru
Статья посвящена истории создания мраморного портрета выдающегося русского клинициста, виртуозного мастера диагностики, профессора, почетного академика императорской академии наук Г.А. Захарьина (1829-1897), выполненного знаменитым скульптором А.С. Голубкиной (18641927). Сегодня имя Захарьина известно только в профессиональной среде. А ведь в нашей жизни используются его открытия, ставшие уже привычными, привитыми обществу именно ученым Захарьиным, нормы гигиены и здорового образа жизни. В 1910 г. русский скульптор Анна Голубкина выполнила портреты Григория Антоновича и его супруги, Екатерины Петровны. Была ли Голубкина знакома с этими людьми? Кто был заказчиком портретов, как сложилась судьба этих произведений? В чем особенность построения художественных образов доктора Захарьина и его супруги? Автор статьи впервые осуществляет попытку ответить на эти и другие вопросы.
Ключевые слова: Захарьин Григорий Антонович, ученый, педагог, медицина, портрет, скульптор, Голубкина Анна Семеновна.
The article is dedicated to a marble portrait of Grigory Zakharyin (1829-1897) — a prominent Russian clinician and Professor, a brilliant expert in the field of diagnostics, and an honorable member of the Russian Academy of Science. The portrait was executed by Anna Golubkina (1864-1927), a famous Russian sculptor. G. Zakharyin was well-known to his contemporaries. Leo Tolstoy was his permanent patient. Anton Chekhov, a Russian writer and medical doctor, learned medicine from Zakharyin's lectures. «Clinical Lectures» by Zakharyin were translated into many languages, published in his lifetime and are still important in the modern people's life. Unfortunately, nowadays the name of G. Zakharyin is known only in the professional circles though it was he who worked out and instilled the standards of everyday life hygiene and a way of healthy lifestyle to the society. In 1910 Anna Golubkina executed the portraits of G. Zakharyin and his spouse. Was the sculptor an acquaintance to the couple? Who commissioned the portraits? What fate did the pieces of art suffer? What were the main peculiarities of the portraits composition? The author of the article is pioneering the attempt to answer these and some other questions.
Keywords: Grigory Zakharyin, scientist, teacher, medicine, portrait, sculptor, Anna Golubkina
Мраморный портрет Григория Антоновича Захарьина (рис. 1), — гениального клинициста, виртуозного мастера диагностики, профессора, почетного академика императорской академии наук занимает в художественном наследии крупнейшего русского скульптора-символиста Анны Семеновны Голубкиной (рис. 2) особое место.
Рис. 1. А.С. Голубкина. Г.А. Захарьин, бюст, 1910, мрамор
Рис. 2. А.С. Голубкина. Фотография. 1882
Так сложилось, что в практике художницы только два раза моделью портрета был избран не деятель культуры, литературы или искусства, а выдающийся
учёный*. Редкостью является и тот факт, что портрет выполнен посмертно (спустя почти десятилетие после кончины доктора). Были ли знакомы художник и модель? Если нет, то почему Голубкина пренебрегла обстоятельством, противоречащим ее творческому методу, и согласилась выполнить портрет незнакомого и уже умершего человека? Кто был заказчиком, каковы художественные особенности этого произведения и как сложилась история его бытования?
Целесообразно привести здесь полностью информацию о Захарьине из Большой Медицинской Эн-**
циклопедии :
«Захарьин, Григорий Антонович (1829-1897), директор Факультетской терап. клиники Моск. ун-та, выдающийся рус. профессор-терапевт второй половины XIX в. Окончил мед. факультет Моск. ун-та в 1852 г. Получил после защиты докторской диссертации «De puerperii morbis» ДО., 1854) заграничную командировку и работал в Берлине у Вирхова, Траубе, Фрерихса, а затем в Париже у Клод Бер-нара, Труссо и др. Пребывание за границей (18581859) было использовано 3. для ознакомления не только с внутренней медициной, но и с общей патологией, физиологией, а также с гинекологией, урологией, сифилидологией и кожными б-нями и с отолярингологией — дисциплинами, еще не существовавшими в виде отдельных кафедр в Московском ун-те. Вскоре по возвращении в Москву 3. был назначен ^860) адъюнктом Факультетской терап. клиники ун-та и приступил к чтению лекций по общей терапии. В 1862 г. 3. назначается ординарным профессором диагностики и терапии, а вскоре (после смерти Овера) — директором и проф. Факультетской терап. клиники, где и работал почти до самой смерти. Человек с самобытным, оригинальным умом, европейски образованный в мед. отношении, 3. не мог примириться с незавидным в то время положением русской клиники и сразу по получении самостоятельной кафедры приступил к коренной реорганизации постановки клин. дела. Вместе со своими современниками Боткиным и Остроумовым Захарьин по праву должен быть назван основоположником русской клин. медицины вообще. От них ведет начало не только русская, внутренняя медицина как научная клин. дисциплина, но от нее при активном участии гл. обр. Боткина и Захарьина отпочковались и другие дисциплины: педиатрия, неврология, ларингология и даже гинекология. Так, 3. выделил для детских и женских б-ней в своей клинике ряд кроватей, впоследствии послуживших ядром для
*В 1898 году в Париже А.С. Голубкина выполнила портрет Эдуарда-Жерара Бальбиани (1825-1899), французского профессора зоологии. Портрет доктора Захарьина стал вторым по счету портретом ученого в творчестве скульптора. В настоящее время гипсовый портрет Бальбиани хранится в Музее-мастерской скульптора А.С. Голубкиной (Отдел исследования творчества А.С. Голубкиной Государственной Третьяковской галереи) в Москве.
**Сокращения даны в соответствии с принятыми в энциклопедической медицинской литературе.
организации соответствующих клиник. По его же инициативе и за его личный счет были отправлены за границу для получения специального образования два московских врача, впоследствии первые по времени в Москве специалисты по б-ням уха, горла и носа и по нервным б-ням. 3. в своей деятельности должен быть охарактеризован, прежде всего, как врач и как преподаватель. Научно-изыскательская сторона в медицине его меньше привлекала. В своей врачебной деятельности 3. боролся с рутиной, всюду проводя мысль о необходимости индивидуализирования б-ного человека. Этот метод индивидуализирования 3. внедрял и своим слушателям. «Усвоение слушателями метода и уменья индивидуализировать должно быть главной целью преподавателя». В порядке исследования индивидуальности случая. 3. придавал большое значение расспросу б-ного, доведя расспрос до высоты искусства. 3. был тонкий наблюдатель семиотики б-ного, внося в оценку последней свой сильный критический ум и не расплываясь поэтому в частностях. 3. был убежденным терапевтом, верящим в силу лекарственной и климатической терапии, и относился враждебно к нередко встречавшемуся в его время терап. нигилизму. В свою врачебную деятельность 3. вносил значительный элемент здоровой, необходимой практику-врачу, не по шаблону и формулам проводимой психотерапии. Отмечая своим слушателям значение внушения в леч. деятельности, 3. говорил о том, что нередко «предсказание, делаемое б-ному, совпадает с лечением». Огромное значение 3. придавал изучению быта и условий труда б-ного. Будучи чрезвычайно талантливым врачом и педагогом, 3. все же был гл. обр. эмпириком. В последние годы своей жизни 3. подчас отрицательно относился к различным новым научным течениям и методам исследования в клинике, с которыми он и не был в достаточной мере знаком (напр. с бактериологией). В связи с этим, а также вследствие нежелания 3. считаться с Советом факультета, студенчество не пожелало в 1895-96 г. посещать его лекции, что вынудило 3. покинуть ун-т (1896). Главный труд 3. — его клин. лекции в четырех томах, выдержавшие несколько изданий на русском языке и переведенные на английский, немецкий и французский языки» [1].
Добавим, что родился Григорий Антонович в селе Вирга Саратовской губернии в старинной, дворянской семье. Его отец был отставным ротмистром, героем войны 1812 года. По материнской линии Григорий Захарьин приходился внуком лейб-медику, надворному советнику Гейману и правнуком президенту Московской медико-хирургической академии Фишеру фон Вальдгейму. А также добавим то, что в 1897 году, через год после его добровольного ухода из Московского университета, Захарьин скончался.
Захарьин был неординарным и противоречивым человеком. Его заслуги и вклад в науку вызывали уважение и восхищение, но одновременно про его
сложный и неуживчивый характер распространялись легенды. Трудно представить, что заслуженный ученый и педагог Захарьин славился среди своих современников больше не как труженик науки, а как участник бесчисленных анекдотов. Следует отметить, что при этом А.П. Чехов говорил, что из всех врачей признает только его одного, а по величине таланта писатель Захарьина уподоблял Толстому. И сам Лев Толстой, давний пациент Захарьина, рассказывал, что каждое общение с этим человеком оставляет в его душе очень сильное впечатление. Однако, если именем их современника, лейб-медика С.П. Боткина названы улицы и больницы, имя доктора Захарьина сразу после его кончины было почти забыто. А ведь и в нашей сегодняшней жизни мы пользуемся его открытиями и не мыслим своего существования без ставших, например, уже привычными, но именно ученым Захарьиным привитыми обществу, норм гигиены и здорового образа жизни.
Несомненно, несколько приукрашенные истории о нем были более популярны и известны, чем факты, свидетельствующие, например, о реальной благотворительной деятельности доктора. «Гигантскую по тем временам сумму в 500 тыс. руб. Григорий Антонович пожертвовал на церковноприходские начальные школы Пензенской и Саратовской губерний, с которыми были связаны его детство и юность (впрочем, ему и это поставили в вину как радетелю «реакционного» министерства народного просвещения). Узнав о бедственном положении с водоснабжением в Даниловграде (Черногория), Григорий Антонович посылал туда деньги на строительство водопровода, за что в Черногории его почитали едва ли не святым. Жертвовал он немалые суммы и на оснащение медицинского отряда в помощь сербам, воевавшим с турками. Профессорское жалованье Захарьина шло в пользу нуждающихся студентов, за свой счёт он отправлял молодых врачей стажироваться за границу, выделял средства на издание журнала, на нужды физико-медицинского общества» [2].
Кроме того, после смерти доктора вдова и дети осуществили его желание помочь денежными средствами создававшемуся тогда Музею изящных искусств в Москве (ныне — Музей изобразительных искусств им. А.С. Пушкина). Старшая дочь Захарьина — Александра Григорьевна Подгорецкая — даже являлась членом-учредителем музея.
Подгорецкая была большой поклонницей творчества Анны Голубкиной [3, С. 304]. Однако известно, что скульптор отказала богатой заказчице в просьбе выполнить по фотографиям портрет её брата Сергея* безвременно скончавшегося от туберкулеза. Анна Семеновна сказала, что «по одним только карточкам, никогда не видев его живым, она лепить не может» [3, С. 304]. А на возмущение Подгорецкой отвечала, что если она (Голубкина) находит, что этого сделать невозможно, то ее никто не заставит это сде-
*Сергей Захарьин умер в 1908 г.
лать даже за миллион [3, С. 304]. Этот разговор имел место в 1912 г.**, т.е. через два года после исполнения в мраморе портретов Григория Антоновича и Екатерины Петровны*** Захарьиных и, соответственно, ответ-отказ Голубкиной не мог бы звучать убедительно и быть последовательным, если б парные портреты семейной четы были бы вырублены из камня до того по фотографиям, как людей, не знакомых художнице. Таким образом, появляется уверенность, что скульптор все-таки была знакома с обоими портретируемыми.
Последние годы жизни Екатерина Петровна, вдова Захарьина, была серьезно больна, скончалась она в марте 1910 г. Местонахождение ее портрета в мраморе работы Голубкиной неизвестно, но в Музее-мастерской Анны Семеновны Голубкиной в Москве хранится предварительный вариант этого портрета в гипсе (рис. 3).
Рис. 3. А.С. Голубкина. Е.П. Захарьина, бюст, 1910, гипс тонированный, 38х25х21
Живая, уверенная манера лепки, деликатная и одновременно убедительная моделировка формы, преобладание в образном строе индивидуального и характерного, а не типичного и обобщенного позволяют рассматривать это произведение как портрет с натуры. След былой красоты и неизбежность наступившей старости — мотив, интересовавший и волновавший художницу на протяжении всего ее творческого пути. Но впервые в своем искусстве, исполняя парные портреты, скульптор размышляет одновременно о судьбах двух людей, соединяет их, разлученных смертью, вместе.
Скорее всего, инициатором создания парных портретов Захарьиных была Подгорецкая, любящая дочь, меценат, ценитель искусства и, особенно, скульптуры.
**Письмо из Москвы в Зарайск к своей сестре Александре Семеновне Голубкиной, в котором скульптор пишет, что А.Г. Подгорецкая «для своего брата Захарьина хочет поискать мрамора в Питере», датировано 1912 г. [3, С. 84].
***Екатерина Петровна Захарьина (урожденная Апухтина) — 1841-1910 гг.
Посвятив много времени делам по оснащению Музея изящных искусств скульптурой (изготовлению и заказам гипсовых слепков с мраморов античности и эпохи Возрождения), она прекрасно понимала смысл и значимость увековечивания культурных ценностей, необходимость формирования мемориального наследия. Думается, что угасающая с каждым днем тяжело больная Екатерина Петровна поддержала дочь в отношении заказа Голубкиной и согласилась позировать для портрета, но вряд ли была инициатором этого заказа. О личностных качествах этой женщины современник оставил красочное воспоминание: «Вдова же Григория Захарьина — палата образования и ума — маленькая, ласковая старушка, теперь медленно умирала от сахарной болезни и, несмотря на уход дочерей и советы учеников своего знаменитого мужа, очень страдала и тайком от дочерей тянула руку к сахарнице...» [4, С. 415].
Заметим, что в самом акте согласия на позирование угадывается наличие неких особых доверительных отношений между пожилой женщиной и скульптором. Об этой доверительности каждый раз напоминает сам портрет Захарьиной — уставшей тихой женщины, много повидавшей и испытавшей рядом со своим неординарным талантливым супругом. Думается, что во время рабочих сеансов Голубкина о многом успела побеседовать с Захарьиной. Мелодия такого неспешного разговора, неразгаданной тайны их общения всегда будет притягивать взгляд зрителя к этому портрету. Следует отметить, что в 1910 г. скульптор, наконец, обретает собственную мастерскую в Москве, в Большом Лёвшинском переулке, которая располагалась буквально в десяти минутах ходьбы от дома Захарьиных, проживавших в Нащокинском переулке (дом № 4), так что оба мраморных портрета были выполнены именно в этой мастерской.
О знакомстве Голубкиной с самим Захарьиным документальных свидетельств не найдено, но, тем не менее, существует мнение, как в Музее истории медицины Первого МГМУ им. И.П. Сеченова, где в настоящее время хранится мраморный портрет Григория Антоновича, так и в Музее-мастерской скульптора А.С. Голубкиной, в чьем владении числится гипсовый портрет Е.П. Захарьиной, что художница лечилась у него по возвращению из первой парижской поездки. Известно, что Голубкина сразу же после возвращения из Парижа «в конце 1896 г. вернулась в Москву, где была помещена в клинику профессора С.С. Корсакова. В клинике она пробыла недолго. Через две недели, по настоятельной просьбе Анны Семеновны, ее забрала сестра и увезла сначала в Зарайск, а затем в Сибирь» [3, С. 27]. Весной 1897 г. художница вернулась в Москву [3, С. 27]. В декабре того же года Г.А. Захарьин скончался. Как в конце 1896 г., так и с весны до осени 1897 г. (осенью 1897 г. скульптор снова едет в Париж) Голубкина могла обратиться к Захарьину. Несомненно, поис-
ком врачей для Анны Семеновны занималась ее сестра, Александра Семеновна Голубкина, фельдшер по образованию. Именно благодаря ее грамотному руководству в этот сложный для ее сестры период стали возможным такое быстрое выздоровление Голубкиной и новый отъезд в Париж. Не исключено, что и советы доктора Захарьина здесь сыграли свою положительную роль.
Хорошо известны истории нескольких неосуществленных Голубкиной скульптурных заказов, в том числе на портреты Ф. Шаляпина и М. Горького. Не является также секретом, что скульптор проявляла особую требовательность и щепетильность при выборе портретируемого и непосредственно в работе над портретом. По итогам реконструкции событий интересующей нас истории, с полной уверенностью можно сказать, что Анна Семеновна относилась к той части современников, которая оценила величину личности Захарьина еще при его жизни. Кроме того, в Григории Антоновиче, вероятно, она смогла увидеть то, что всегда искала в своих моделях — талантливого внутренне богатого человека. В противном случае, мы никогда бы не увидели мраморный бюст (70x60x45) этого выдающегося ученого, в настоящее время украшающий зал портретов самых известных ученых-медиков разных поколений в Музее истории медицины Первого МГМУ им. И.П. Сеченова.
Не всегда это произведение Анны Голубкиной находилось в стенах Музея. Только в 1930-м году оно было приобретено М.П. Кончаловским* у хранившей его в течение двадцати лет А.Г. Подгорецкой. Даже серьезные трудности, обрушившиеся на семью богатейшей благотворительницы после 1917 г., не помешали в течение многих лет бережно хранить дорогой для своей семьи портрет. «В 1919 г. она была арестована и сослана в Рязанскую губернию. Но затем по коллективной просьбе крестьян деревни Куркино (там находилась больница, созданная ее отцом, профессором Г.А. Захарьиным, местным крестьянам Подгорецкая постоянно оказывала благотворительную помощь), ей разрешили вернуться в Москву»** [5, С. 79]. Тогда же в 1930-м году Кончаловский передал портрет в дар Первому МГМУ им. И.П. Сеченова. В 1990 г. в медицинском университете открылся Музей истории медицины, и портрет обрел нынешнее свое местонахождение.
Первое, на чём концентрируется внимание зрителя, знакомого с искусством Анны Семеновны, но впервые увидевшего портрет Захарьина, — это вну-
* Кончаловский Максим Петрович (1875-1942) — выдающийся клиницист, основатель школы клиники внутренних болезней, заслуженный деятель науки. В 1929-1942 гг. заведовал кафедрой факультетской терапевтической клиники сначала 1-го МГУ, а затем 1-го МОЛ МИ.
** В этой цитате есть неточность — туберкулезная больница в Куркине построена на фамильные средства после смерти Сергея Григорьевича, сына Захарьина. Руководил строительством больницы, разрабатывал проекты и делал планы И.Э. Грабарь. Строительство началось в 1910 г., и в 1914-м корпуса больницы приняли первых пациентов.
шительные размеры бюста, а особенно головы Григория Антоновича и редкая для творчества художницы подробная и тщательная проработка одежды доктора. У исследователя же наследия мастера четыре пронзительно выступающие вперед пуговицы, несомненно, вызовут сначала недоумение, а затем массу вопросов. Второго случая такого буквального и натурального изображения деталей одежды в портретах, выполненных Голубкиной, нет. Однако объяснение столь неожиданного художественного решения отыскивается просто. В памяти современников образ Захарьина выступает в единстве знаменитого врача, известного всем своими строгими принципами, и весьма своеобразной внешне личности. Так, Захарьин всегда носил одну и ту же специфическую одежду. Эту важную подробность скульптор не могла упустить и не могла пренебречь ею. Захарьин «и во дворцы ходил в своем длинном наглухо застегнутом френче ниже колен, в мягкой некрахмаленой рубашке и в валенках. (Крахмальное белье его стесняло, а больная нога заставляла и летом надевать валенки). Поднимаясь по лестнице, он присаживался на каждой междуэтажной площадке на стул, который за ним несли»* [2].
Зато с другой, казалось бы, не менее важной деталью образа, а именно, очками, скульптор смело расстается, как будто разрушая невидимую преграду, открывает возможность общения с незаурядной личностью Захарьина каждому, кто в этом нуждается. Следует отметить, что, сокращая таким образом дистанцию между зрителем и моделью, скульптор все же сохраняет необходимое для восприятия парадного портрета расстояние. Такое «мерцание» образует изменчивое эмоциональное поле этого образа: то это тихие мысли, словно рожденные в камерной беседе с обычным человеком Григорием Антоновичем; то восторженный возглас, природа которого — близкое приближение к важной и недоступной личности, вызывавшей у своих современников на протяжении многих десятилетий такие неоднозначные реакции. Однако эти ауратические колебания никак не влияют на генеральное впечатление, создаваемое тяжеловесным, белоснежным (с едва заметными тонировками по фактуре одежды) мрамором.
Захарьин Голубкиной погружен в размышления (рис. 4). Слегка наклоненная вниз голова подчеркивает это состояние. Зрительное впечатление усиливается контрастом глубоких теней, выявляющих выразительные черты крупного лица доктора, и мягкостью струящихся тканных изгибов любимого френча. При правильном освещении портрета неожиданным открытием становится обнаружение живописных эффектов сфумато в моделировке головы Григория Антоновича, соседствующих с жестким
* Он тяжело болел ишиасом (неврит седалищного нерва), который часто обострялся и не оставлял его до самой смерти; появились предвестники атрофии ноги, преследовали приступы упорной боли. Свой ишиас он часто сравнивал с пушечным ядром, прикованным к ноге каторжника» [2].
Рис. 4. А.С. Голубкина. Г.А.Захарьин, бюст, фрагмент, 1910, мрамор
четким абрисом общего силуэта при отсутствии каких-либо следов так любимого Голубкиной вслед за Микеланджело non-finito.
Несомненно, в художественной задаче скульптор вышла далеко за условные рамки парадного портрета, презентуя богатство и сложность внутреннего мира доктора Захарьина. Художественная образность этого произведения как будто находится в постоянном развитии, обогащаясь новыми характеристиками и качествами, балансируя между миром реальным, бренным и миром красоты и вечности.
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
1. Большая Медицинская Энциклопедия. Захарьин // http://bigmeden.ru/article/Захарьин
2. Коростелев Н.Б. Григорий Антонович Захарьин (1829-1897) // Сайт Московского Государственного Университета: http://www.fbm.msu.ru/about/history/Zaxarin.php
3. А.С. Голубкина Письма. Несколько слов о ремесле скульптора. Воспоминания современников / Сост. Н.А. Корович. — М.: Советский художник, 1983. — 424 с.
4. Цветаева А.И. 1898-1911 годы. В 2 т. — М.: Бослен, 2008. — Т. 1. — 816 с.
5. Демская АА., Смирнова Л.М. И.В. Цветаев создает музей. — М.: Галарт, 1995. — 448 с.
М 43
