CC BY
222
УДК 821.161.1(092)
ББК Ш5(2Р)6-8
Исаковская Алла Юрьевна
аспирант
кафедра истории русской литературы ХХ века МГУ им. М.В. Ломоносова г. Москва Isakovskaya Alla Yurievna Post-graduate Chair of the Russian Literature of XX Century Moscow State University named after M.V. Lomonosov
Moscow
Pooh studies: подходы к исследованию текста А.А. Милна Pooh Studies: Methodology
В данной статье автором рассматриваются все существующие на данный момент трактовки текста Милна «Винни-Пух» и образов его персонажей. Сделана попытка собрать воедино иследования как российских, так и зарубежных ученых и объединить результаты их работы, выявить - какие подходы (в принципе) используются при изучении текста сказки и назвать их. Зарубежные исследователи-члены американской ассоциации MLA интерпретируют сказку Милна под углом зрения разных смежных дисциплин, среди российских исследователей можно назвать имена Д.М. Урнова и В. Руднева.
Winnie-the-Pooh by A.A. Milne has been studied by prominent members of the American association MLA through all different perspectives: they discovered philosophical, psychological, historical and biblical ideas, postmodern art and deconstruction in a children’s fairy tale. All possible interpretations exist in different scholarships all over the world. Here, we have made an attempt to classify all known theories to describe the methodology of international studies of A.A. Milne’s text.
Ключевые слова: детская литературная сказка, методы исследования и интерпретации текста Милна, социальная проблематика и психологические трактовки.
Key words: children’s fairy tale, Pooh studies, teaching the conflicts, philological, philosophical, historical aspects of Pooh studies.
Сказка-повесть А.А. Милна стала ключевым текстом в жизни писателя, это во всех смыслах уникальный феномен, самостоятельно существующий от своего родоначальника. Удивительно, но текст на первый взгляд заурядной детской сказки, вышедшей в Англии в 1926 году по сей день является одним из ключевых текстов постмодернистской культуры, затмившим своей популярностью и самого автора. Пожалуй можно перечислить немногие тексты исконно детской литературы, заслужившие такую популярность среди мировых
исследователей, филологов, семиотиков, философов, психологов, историков. История создания сказки тривиальна, а сам Милн, вполне преуспевающий английский писатель и журналист саркастического журнала Punch не мог и предположить, насколько доморощенная сказка окажется популярной. Кристофер Милн, сын писателя, намного позже напишет о смешанных чувствах, преследующих его отца спустя некоторое время после публикации сказки: «could it be jealousy? Today’s Milne feeling jealous of the Milne that wrote those books five - ten - years ago?» [6:26] Текст Милна сыграл ключевую роль в жизни его семьи и в историко-литературном процессе.
Так в чем же кроется залог этой бессмертной популярности сказки и почему она вызывает такой интерес со стороны исследователей-интерпретаторов. Безусловно, можно попытаться отбросить все нанизанные в процессе глубинного анализа текста философские, исторические, психологические и политические интерпретации, и попытаться объяснить как зарождалась эта сказка, какие явления внеязыковой действительности, чаяния эпохи оказали непосредстенное влияние на формирование внутренного мира произведения, атмосферы зачарованного леса: «we must first establish what the text is trying to say».[1:4] Если подойти к тексту с точки зрения ключевых понятий постмодернизма - реминисцентности и интертекстуальности, то сама атмосфера эпохи 20-30-х годов прошлого столетия и является ключом к разгадке секрета текста Милна - литературные процессы и исторические события находят непременное отражение в детской сказке, каждая фраза которой представляет собой отголосок минувших эпох, реминисценцию на предыдущие тексты мировой художественной литературы, а Милн является непосредственным скриптором (в терминах Ролана Барта). Попытка апеллировать терминами постмодернизма при анализе текста сказки уже была сделана выдающимися литературоведами-членами Американской ассоциации MLA, только задача была несколько иная - за обилием разного рода популярных интерпретаций Винни-Пуха трудно было отделить их от того исконного смысла, который был первоначально вложен в текст самим автором. Разнородные и подчас весьма своеобразные интерпретации практически
вжились в текст сказки и поэтому критикам при анализе трудно было определить, какие из выдвинутых интерпретаторами подтекстов явлются непосредственно авторскими, а какие из них закреплены за интерпретаторами. В этом смысле, текст сказки про Винни-Пуха - одно из наиболее сложных произведений детской художественной литературы для анализа. Абсолютно верно заявляет профессор Марронез - текст полностью выходит из-под авторского контроля и даже поглощает сознание Милна: «The text, chewing away like an army of termites beneath Milne’s conscious mind»[1:9]. Идея применить основополагающий термин европейской теории постмодернизма, автором которого был Ж. Деррида, - деконструктивизм - возникает неслучайно. Профессор Фелисия Марронез, с одной стороны, прекрасно понимает, что применять какие-то новые интерпретации к тесту бессмыслено, а, с другой стороны, разгадка необъяснимой почти вековой популярности текста, который был задуман по меркам мировой литературы заурядным английским писателем, пока не найдена. Попытка деконструкции текста, в первую очередь, поможет отбросить несуществующие в тексте трактовки и определить, какие из задумок были непосредственно авторскими. Текст Милна сыграл ключевую роль как в жизни самого автора и его сына Кристофера -прототипа сказки, так и в мировом процессе интеграции научных теорий и междисциплинарных исследований. На примере данной сказки как российские, так и зарубежные исследователи поднимают важные вопросы - проблемы глобализации и поиска самоидентификации, социальные проблемы XX тысячелетия, поблемы унификакции образования. Также текст Милна весьма широко используется для трактовок или разъяснения философских идей и литературоведческих течений: древнегреческая философская традиция,
протовоборство конфуцианства и даосизма, экзистенционализм, а некоторые зарубежные литературные критики видят в образе мишки марксисткие идеи о построении коммунизма и даже проявления гомосексуализма. К самым ярким и неоднозначным интерпретациям теста можно отнести применение теории речевых актов Серля, теорию перинатальной травмы, Эдипов комплекст на примере философского учения Фрейда.[5] Например, Джон Тайерман Уильямс
приписывает меду из бочонка Винни-Пуха практически сокральный смысл: это библейская метафара из гимна Иерусалиму,который описан как «with milk and honey blest: honey a symbol either of some spiritual quest, or the reward of the successful questor». [14:7] Мед олицетворяет собой истину в последней инстанции, которая порой оказывается ложной (неправильный мед от неправильных пчел). А идея Платона об исключении всех поэтов из его идеальной республики по причине отсутствия правды в их речах, практически красной нитью проходит через все повествование сказки- пренебрежительное отношение к поэзии Пуха (шумелки, пыхтелки и сопелки) символизирует не что иное как изгнание поэтов из древнегреческих полисов: «as soon as he realizes the last line is not true, he turns it into a hum. He dropped the offending line the moment he saw it was no longer true». [14:21] Выводы, к которым приходят американские исследователи-деконструктивисты о тексте Милна: он живет своей самостоятельной от автора жизнью и видимо, поэтому остается так популярным у абсолютно разных аудиторий в абсолютно разные эпохи.[11:166] Безусловно теория деконтсруктивизма и постмодернистский подход к тексту Милна имеет свои сильные стороны, но полностью апеллировать термином скриптор, отрицая при этом мастерство самого создателя текста, кажется невсегда верным. Автор-создатель не может не присутсвовать в тексте, особенно если этот текст в некотором смысле автобиографичен: сказка начинается с диалога автора с сыном, прототипом главного героя. Таким образом представляется трудным не учитывать колорит эпохи, в которую рос и воспитывался как сам Милн, так и его сын и другие факты внеязыковой действительности. Для поиска и обоснования причин популярности Алисон Лурье «a prominent member of MLA of America was stuck by ‘the paucity of biographical connections between Winnie-the-Pooh and the lives of A.A. Milne, Christopher Robin, and the historical personages»,[9:248] использует историкобиографический подход: все события, смысловые зарисовки, образы героев сказки следует трактовать сквозь призму жизни и творческой деятельности писателя и его сына.
Смысл историко-политического подхода к объяснения популярности текста заключается в следующем: для читательской аудитории этот текст остается популярным по причине возникающих ассоциаций между героями сказки и историческими событиями и политическими деятелями. Например, профессор Виктор Фассел говорит об очевидной связи Винни-Пуха и Уинстена Черчеля, а бездумная игра в Пушишки напоминает Дарданельскую военную кампания и ее неисправимые последствия.[7:24] Интересно, что об уже вполне закрепившейся ассоциации между образами Черчеля и Винни-Пуха говорит и автор единственной биографии Милна Анна Твейт. Противостояние капитализма и коммунизма исследователь Мерфи Свит видит в протовоборстве свободных лесных обитателей и Кролика с его друзьями и родными [12:72]. Российский филолог и семиотик Вадим Руднев, впервые сделавший попытку альтернативного перевода текста Милна, проводит свою ассоциативную параллель: русский Винни-Пуха - это Пушкин, а мед -это мед поэзии. [5]
Если учитывать все вышеперечисленные точки зрения, но все-таки придерживаясь идеи наличия автора и непосредственное влияние его личностных особенностей и атмосферы, в которой он рос и воспитывался на творческий процесс создания сказки и на ее дальнейшую судьбу, то необходимо обратится к трем фундаментальным книгам, которые помогут разобраться в витиеватой истории Винни-Пуха. Многие исследователи жизни и творчества Милнов полагают, что раз эта история, главным действующим лицом которой является Кристофер Милн - сын писателя, то разгадки следует искать в автобиографии Кристофера. Книга «Enchanted places» впервые вышла в 1974 году, нарушив таким образом долгое молчание Кристофера Милна. В предисловии сын писателя говорит о том непосильном багаже, который оставил отпечаток на всем его жизненном пути: до сих пор он получает письма от преданных почитателей таланта его отца, которые скурпулезно ищут соответствия между реальной жизнью Милнов и детством Кристофера и выдуманным миром фантасмагории сказки. [6:18] Безусловно, существует ряд соответствий между реальными местами и событиями в жизни семьи Милнов и выдуманным миром самой сказки: игрушки из детской Кристофера, стоакровый
лес, долгие прогулки и пикники с няней, знаменитый мост, где была изобретена игра в Пушишки. Из автобиографических источников становится ясно, что отношения Кристофера Робина с Аланом Милном были не такими уж теплыми, в основном, сказочный мальчик с рисунков Шепарда воспитывался няней, а когда той пришлось уходить - произошли необратимые изменение, взросление Кристофера. Состояние внутреннего мира сына писателя в момент его взросления находит отражение в самом конце 2 части: в самой высокой части Леса всегда остается Зачарованное место, где играют маленький мальчик и его плюшевый медвежонок.[8:345]
Хотя автобиография Кристофера Милна переплетается с текстом сказки, следовать трактовке текста как зеркального отражения детства сына автора не следует. Автобиография Милна-старшего, непонятая и раскритикованная за свое название It was Too Late можно считать золотым ключиком, отпирающим дверь в мир сказки. Писатель вкладывает глубинный смысл в непонятое критиками название - все в жизни человека изначально заложено в нем самом его природой и его родителями, и менять на протяжении жизни что-либо не представляется возможным. Вот поэтому название автобиографии звучит именно так - все, что движет Милном при создании его произведений было заложено в нем при рождении и в первые годы детства.[9:50] Так если судить автора по законам им самим над собой написанным, то можно сделать вывод: одно из феноминальных произведений XX века является отражением внутреннего мира автора, его alter ego. Развивая эту мысль можно сделать вывод о том, что, вероятнее всего, сам Милн не принял бы никакие последующие интерпретации своего текста.
Единственная в своем роде, насыщенная фактами и сокровенными истинами, разрешенная сыном писателя, биография Милна вышла в 1990 году. До встречи с Анной Твейт, автором книги “A.A. Milne: his life”, Кристофер Милн задумывался о возможных авторах биографии его отца, и не сказать им нет он не мог: «would be in the end to open my private world to a complete stranger and to allow him to trample all over it, picking from it what he pleased and interpreting it how he wished» [6:9] Подобное негативное отношение сына
вполне объяснимо: семья Милнов всячески пыталась оградить себя от разрушительного и вездесущего влияния популярности сказки. В связи с этими обстоятельствами, биография, написанная Анной Твейт, представляет еще большую ценность для исследователей творчества Милна, которые руководствуются историко-биографическим подходом.
Винни-Пух является непосредственным зеркалом души своего автора. В данном случае из всех существующих трактовок одним из наиболее близких оказалась трактовка советского литературоведа Д.М.Урнова - в лапах медведя автор пытается сокрыться от бурь и неустроенности повседневности. [4] Спустя некоторое время Анна Твейт вторит Урнову: «it was apparently not only the child’s book but the adult’s book as well <...> the lost past for the adult looking back». [9:263] Действительно, книга во многом утопична: национальные черты британского характера и зарисовки из детства Алана Милна находят свое отражение в сказке. Сказка-повесть Милна изобилует зарисовками из детства писателя, к примеру, Анна Твейт говорит о большой любви маленького Алана Милна к завтракам и предвкушение их ожидания, а одна из самых известных черт Винни-Пуха - ходить в гости по утрам и завтракать. В тексте сказки запечетлена уникальная атмосфера детства писателя: «his early years had been full of affection, of freedom, independence and individuality» [9:50]. Дух свободомыслия превалируют в тексте, что и дает такую богатую почву для последующих трактовок.
Попытки интерпретировать текст сказки сквозь призму эпохи, в которую она была написана вполне законны - Алан Милн сам четко определял решающую роль контекста: «it’s not very interesting, he said, to read in a letter: it has been raining steadily all day. But if the letter is signed Noah and dated 3,000 BC, then it is different». [9:12] Литературный бестселлер Вадима Руднева, возникший на заре перестройки - филологическое исследование, не оставишее никого равнодушным, как раз базируется на принципах контекста эпохи и интертекстуальности. Из череды писателей рубежа веков и начала XX века, заявленных Рудневым как оказавшие непосредственное влияние на сказку, из биографии Милна Анна Твейт в основном упоминает Герберта Уэлса. Точки
зрения Твейт и Руднева касательно влияния Герберта Уэльса совпадают. Уэльс был другом отца Алана и одним из ярких учителей в частной школе Милна: «Alan himself years later would describe Wells as ‘a great writer and a great friend’»[9:39]. Если сопоставить произведение Герберта Уэльса «Зеленая дверь» и текст сказки Милна, то можно найти много сходств, перекликающихся лейтмотивов: это и одиночество мальчика, который ищет себя в мире иллюзий, и символика зеленой двери - как грани между реальным миром неустройств и социальных катаклизмов и вымышленной утопией. Обусловлены ли эти сходства веянием эпохи или же это плоды влияния Уэльса на творчество Милна - сказать трудно.
Известно, что концепция образа Винни-Пуха появилась задолго до публикации самого текста сказки, а именно в цикле стихов When we were very young и Now we are six, поэтому многие исследователи интерпретируют текст сказки через цикл ранее опубликованных стихов. К примеру, один из теоретиков так называемого Ursinology (пуховедения) профессор Уильямс выстраивает концепцию нерациональной подсознательной фобии медведей у Кристофера Милна, ее возникновение, развитие и исцеление не без участия Винни-Пуха: «here we have a marked case of Arktophobia (an irrational fear of bears)». [10:13]
Малоизвестный факт, что на небывало успешный цикл стихов Милна в Нью Йорке весной 1926 года выходит ошеломляющая пародия Милтона под названием «When we were rather older», в которой все внимание было приковано в поколению Алана Милна, «modern young thing with cocktails and Charleston’s and fast cars» [9:217], в этой пародии запечетлен шарм эпохи, представляющей для исследователей творчества писателя особый интерес. Но некоторые исследователи выделяют иной совершенно контрастирующий с образами представителей молодой элиты, образ эпохи. Образ Иа несет на себе смысловую нагрузку эпохи, он отождествляет собой голос послевоенного поколения [9:248], а Бенжамин Хофф видит в нем депрессивные настроения молодежи XX века [13].
Нельзя обойти вниманием и весьма специфическую тенденцию психологического подхода к трактовке текста Милна - интерпретация
некоторых сюжетных линий сказки через идеи подсознательно выраженной сексуальности. Один из ярких тезисов семиотика Руднева об истолковании некоторых эпизодов сказки через идеи Зигмунда Фрейда и его програмную статью «Анализ фобии пятилетнего мальчика», поиск сексуальных подтекстов и эдипова комплекса в сказке вызывает много сомнений. [5] Хотя попытки применить разные психологические теории на примере текста Винни-Пуха делались неоднократно профессором Уильямсом, а ключ к разгадке текста, заложенный самим Милном кроется по мнению исследователя в применении теории Зигмунда Фрейда. Автор аппелирует к ранне изданному стихотворению Us Two (из цикла Now Were Are Six) и к бессознательному и произвольному выбору цифр. Тезис Фрейда гласит: даже если перед нами произвольно выбранные цифры, выбор их - непосредственный отпечаток нашего подсознания. Уильямс доказывает, что перед нами зашифрованный код - дата выпуска детектива The Red House Mystery, предлагая интерпретацию текста Винни-Пуха посредством детектива. [10:8] Некоторые исследователи
усматривают даже во взаимоотношении Пуха и Пятачка гомосексуальный подтекст, но данная точка зрения не выдерживает критики. А эпизод с изгнанием Кенги из Леса трактуется как мужской шовинизм.
Итак, досконально изучив все официально существующие интерпретации и трактовки текста Милна, можно выделить следующие подходы в западной теоретической дисциплине Pooh Studies: филологический, лингвистический, литературоведческий, философский, психологический, социологический, историко-политический, историко-биографический. Следует отметить, что как показывает анализ биографии Милна, ни самим автором, ни мистической атмосферой начала XX века не был заложено какого-то глубинного смысла, который так и наровят исследователи всех времен и поколений найти в тексте. Профессор Джон Уильямс объясняет причину вечного поиска смыслов в тексте Милна: текст сказки имеет одну уникальную характеристику, которая и порождает такой глубинный анализ: «his openness to all kinds of theory and his flexibility in applying them is another example of his being ahead of his time».[10:4]
В своей заключительной статье «You don’t know what Pooh studies are about» профессор Хоббс провозглашает единственным истинным знатаком
творчества Милна - его сына Кристофера: «The real expert on Milne was his son, Christopher Robin, who tried to respect him but came to hate his guts and finally wanted nothing to do with him» .[11:165]
Библиографический список
1. Marronnez F. Why? Where for? Inasmuch as Which? [в:] Crews. F. Postmodern Pooh, New York: North Point Press, 2001. 4-17 cc.
2. Crews F. The Pooh perplex. Chicago: The University of Chicago press N.Y, 1963, 150 c.
3. Crews F. Postmodern Pooh. New York: North Point Press, 2001, 175 c.
4. Урнов Д.М., Мир игрушечного медведя [в:] Milne A., Winnie-the-Pooh; The House at Pooh Corner; When we were very young; Now we are six. M., 1983, с. 15
5. Руднев. В. Винни-Пух и философия обыденного языка, серия XX век+. М: Аграф, 2000, электронная версия книги http://webreading.ru/sci /sci philosophy/vadim-rudnev-vinni-puh-i-filosofiya-obidennogo-yazika.html
6. Christopher Milne. The Enchanted Places. Penguin Books, 1976. 183 c.
7. Fassell V. A Bellyful of Pooh [в:] Frederick Crews. Postmodern Pooh. New York: North Point Press, 2001, 19-33 cc.
8. Milne A.A.. Winnie-the-Pooh. М.: Высшая школа, 2004, 345 c.
9. Thwaite. A. A.A. Milne: his life. Tempus, 2006, 419 c.
10. Williams J. T. Pooh and the Psychologists. Egmont, 2000, 199 c.
11. Hobbs N. M. You don’t know what Pooh Studies are about. [в:] Frederick Crews. Postmodern Pooh. New York: North Point Press, 2001, 163-175 cc.
12. Sweat M. A. Winnie and the cultural stream. [в:] Crews F. The Pooh perplex. Chicago: The University of Chicago press N.Y, 1963, 66-73 cc.
13. Хофф Б. Дао Пуха. Дэ Пятачка. http://daolao.ru/Texts1/de_pyat1.htm
14. Williams J. T. Pooh and the Philosophers. Methuen, 1995, 184 c.
Bibliography
1. Marronnez, F. Why? Where for? Inasmuch as Which? [In:] Crews, F. Postmodern Pooh [Text]. - New York: North Point Press, 2001. - P. 4-17.
2. Crews, F. The Pooh Perplex [Text]. - Chicago: The University of Chicago Press, N.Y, 1963. - 150 p.
3. Crews, F. Postmodern Pooh [Text]. - New York: North Point Press, 2001. - 175 p.
4. Urnov, D.M. The World of a Toy Bear [Text] [In:] Milne, A. Winnie-the-Pooh; The House at Pooh Corner; When We Were Very Young; Now We Are Six. - M., 1983. - P. 15.
5. Rudnev, V. Winnie-the-Pooh and Philosophy of Ordinary Language [Electronic Resource]. - М.: Agraph, 2000. Access Mode http://webreading.ru/sci /sci philosophy/vadim-rudnev-vinni-puh-i-filosofiya-obidennogo-yazika.html
6. Milne, Christopher. The Enchanted Places [Text]. - Penguin Books, 1976. - 183 p.
7. Fassell, V. A Bellyful of Pooh [Text] [In:] Frederick Crews. Postmodern Pooh. - New York: North Point Press, 2001. - P. 19-33.
8. Milne, A.A. Winnie-the-Pooh [Text]. - М.: Higher School, 2004. - 345 p.
9. Thwaite, A. A.A. Milne: His Life [Text]. - Tempus, 2006. - 419 p.
10. Williams, J. T. Pooh and the Psychologists [Text]. - Egmont, 2000. - 199 p.
11. Hobbs, N. M. You Don’t Know What Pooh Studies Are About [Text] [In:] Frederick Crews. Postmodern Pooh. - New York: North Point Press, 2001. - P. 163-175.
12. Sweat, M. A. Winnie and the Cultural Stream [Text] [In:] Crews, F. The Pooh Perplex. - Chicago: The University of Chicago Press, N.Y, 1963. - P. 66-73.
13. Hoff, B. Pooh’s Dao. Piglet’s D [Electronic Resource]. - Access Mode: http://daolao.ru/Texts1/de pyat1.htm
14. Williams, J. T. Pooh and the Philosophers [Text]. - Methuen, 1995. - 184 p.
