УДК 008
М.В.Амгаланова
ПОНЯТИЙНО-КАТЕГОРИАЛЬНЫЙ АНАЛИЗ КОНЦЕПТА «РЕПРЕССИРОВАННАЯ КУЛЬТУРА»
Разнообразие общественных социально-культурных отношений породили множество уникальных культурных явлений, в том числе и репрессированную культуру. С одной стороны, не возникает непонимания в ее прочтении, но с другой - понятие и сущность репрессированной культуры остаются дискуссионными, не отреф-лексированным гуманитарным сознанием. Рассмотрение указанного проблемного поля требует понятийно-категориального анализа, которому посвящена данная статья.
Ключевые слова: культура, репрессия, официальная культура, репрессированная культура, репрессированная наука, личность.
M.VAmgalanova CONCEPTUAL-CATEGORIAL ANALYSIS OF THE CONCEPT «REPRESSED CULTURE»
The diversity of social and cultural relations has created many unique and specific cultural phenomena, including the so-called repressed culture. On the one hand, there is no misunderstanding in reading this definition, but on the other - the concept and essence of the repressed culture remain controversial, not reflected by the humanitarian consciousness. Consideration of this problem field, in our opinion, requires conceptual-categorical analysis. This article is devoted to this aspect.
Keywords: culture, repression, state culture, repressed culture, repressed science, person.
В социально-гуманитарных изысканиях последних десятилетий появился новый вектор исследований, объектом которого стали репрессированная культура, репрессированная наука, репрессированная музыка и т.п., являющиеся производными от терминов «репрессия» и «культура» и тесно связанные с концептами «деятельность», «государство», «власть», «ценность», «личность». В большинстве научных направлениях репрессия трактуется как насильственные действия, применяемые государством, а культура - как вся социальная практика человечества. Исходя из такого понимания исходных терминов, попытаемся дать анализ имеющейся в социально-гуманитарном дискурсе рефлексии искомого концепта.
Российский культуролог Л.Л.Штуден под репрессированной культурой понимает «катастрофизм культуры», связанный с репрессивным воздействием, нацеленным на уничтожение той или иной традиции. В результате этого воздействия «сильно сужается механизм культурной трансляции, что приводит к губительным искажениям» [12, с.127.]. Относительно отечественной культуры к подобным культурным катастрофам он относит, например, принятие христианства, которое, не смотря на свой прогрессивный эффект, тем не менее, был насильственным актом. Введение христианства на Руси, по мнению Л.Л. Штудена, послужило началом длинной цепи культурных репрессий: разгром «нестяжателей», опричная реформа Ивана Грозного, искоренение скоморошества в 1648 году, Никонианский раскол Церкви, а появление нового класса просвещенного дворянства породило раскол внутри самой российской культуры. Таким образом, под репрессированной культурой он понимает ту культуру, отдельные элементы, части, явления которой либо исчезли совсем, либо ушли в «подполье» [12, с. 125133.]. Мы согласны с данным пониманием репрессированной культуры в том контексте, что государство является инструментом, регулирующим культурные ценности, а, следовательно, налагающим запрет на все, что репродуцирует иные ценности, идущие вразрез с политикой государства.
К.Н. Анкудинов, российский филолог, выделяет параллельноую культуру, той, что в иерархии культуры находится внизу. Эту параллельную культуру исследователь определяет как «всегда репрессированную, униженную культуру», находящуюся «на периферии, на задворках и в низинах». В качестве примера автор приводит неоромантическую поэзию, которая, по его мнению, в современной отечественной литературе является репрессированной или параллельной культурой по ряду чисто эстетических причин [1]. Также в работе отмечается, что в советскую послевоенную эпоху репрессированной культурой было творчество диссидентов, поскольку по своей природе советская система была идео-кратической и подвергала репрессиям те культурные явления, которые идеологически ей противостояли. Что касается современной России, то по мнению автора, «идеологические механизмы формирования репрессированной культуры работают плохо, поскольку само государство по своей сути не является идеократией» [1]. В данном примере он говорит именно о репрессированной культуре, но не развивает эту мысль глубже, затрагивая проблему лишь вскользь.
В отличие от Л.Л. Штудена, К.Н. Анкудинов полагает, что механизмы репрессирования культурных явлений далеко не всегда носят идеологический или административный характер, чаще она [репрессированная культура) формируется эстетическими механизмами. Тем самым исследователь рас-
ширяет понятие репрессии, с чем мы не совсем согласны. Мы понимаем репрессию исключительно как механизм государственного регулирования жизнедеятельностью общества, в котором эстетические аспекты не являются репрессий. Невостребованность неоромантической поэзии вызвана не распоряжением государства, а писательскими желаниями и потребительским интересом публики. В данном случае, наверное, имеет смысл говорить об «ангажированности» литературы, но и искусства в целом, когда создатели культурного продукта учитывают интересы и желания, а также уровень культурного развития потребителя.
Филолог АААствацатуров свою работу «Феноменология текста. Игра и репрессия» посвятил исследованию новых векторов в истории литературы XX века, которые прежде не были замечены исследователями. Так, особое внимание им уделяется проблемам борьбы с литературной формой как определенным видом репрессии [2].
Некоторые теоретики и проектировщики в архитектуре ХХ века, пытаясь отделить себя от недавнего прошлого, любое упоминание возвышенного или прекрасного, считают принудительно репрессированным. Например, Вайлдер и Эйзенман, следуя логике психоаналитических и деконструкти-вистских моделей, полагают, что «источник обновленной теории требует обнаружения ее репрессированных аспектов, например, гротеска и безобразного как составляющих частей возвышенного» [9]. Выставка «Репрессированная культура» (Москва, 2006) была посвящена показу различных подходов к сохранению архитектурного наследия авангарда на примерах памятников конструктивизма Москвы и построек «Современного движения» 1920-х годов в Германии. В рамках выставки была подготовлена целая серия фотовыставок, которая «наглядно демонстрировали плачевное состояние ярчайших построек этого времени» [5].
Другими словами, речь идет о проявлении финансового, административного, потребительского и т.п., но не идеологического интереса со стороны государства или общества. Исследователи культуры в данном контексте апеллируют к специфической особенности культуры, которая заключается в том, что культурная ситуация не является статичной или неизменной. Для культурологии, на наш взгляд, этот тезис является первостепенными, поскольку в культурном процессе маргинальные жанры могут «канонизироваться», а культурные явления высокого уровня будут невостребованными обществом. Вполне закономерно, что многие из этих явлений, которые находясь на вершине иерархии, со временем теряют свою актуальность и, наоборот, многие из «низших» могут подняться наверх в системе культурных ценностей. Это происходит в силу разных объективных причин, связанных с требованием времени и интересами правящей элиты. Оценивая негативно, многие исследователи сами упрощают те или иные культурные явления. В этом случае определить причины доминирования или репрессирования каких-либо явлений культуры в социокультурном пространстве будет достаточно сложно. С нашей точки зрения, эти высказывания представляются второстепенными, поскольку они никак не связаны с механизмом применения репрессий со стороны государства, а, следовательно, и появления репрессированной культуры.
Российский социолог культуры АБ.Есин рассматривает наличие в структуре социума иных систем ценностей, которые не совпадают с ценностями официальной культуры. Результатом наличия двух разных систем ценностей становится открытое их противостояние и появление субкультур и контркультур. Последствия такого противостояния не только оказывают влияние на важнейшие стороны жизни общества, но и вносит подобные суб- и контркультур в разряд запрещаемых и преследуемых государством [3]. Действительно, не только носители субкультур, например, хиппи в США или стиляги в Советском Союзе, но также атрибутика и символика, особенности внешнего вида и эстетические предпочтения становились объектом преследования и репрессий со стороны государства. На наш взгляд, социологический дискурс более широко рассматривает концепт репрессированной культуры, т.к. определенная субкультура может существовать без ограничений со стороны государства или быть незамеченной государством, или не только противостоять официальной культуре, но и быть санкционированной и даже продвигаемой властью.
Вызывает исследовательский интерес работа российского философа и культуролога И. Яковен-ко, несмотря на то, что он занимается исследованием репрессивной культуры, что не является тождественным рассматриваемому нами концепту. Под репрессивной культурой он понимает культуру, акцентирующую наказание, которую он полагает первичной, а репрессивность - существенной характеристикой любой традиционной культуры, особенно отечественной. На наш взгляд, такое понимание искажает понятие репрессия, расширяя его содержание до любого вида ограничения, которое может и не иметь репрессивного смысла.
Так, например, жизнь и воспитание в соответствии со строгими общественными или семейными
нормами, понимаемая как тирания отца, репрессией не является, хотя и определяется некоторыми исследователями как культурная репрессия [8]. Или приведенные в пример И. Яковенко «древневосточная толпа побивает камнями нечестивца, бросившего вызов базовым ценностям общества, мы имеем дело с репрессией... Я уже не говорю о таких, случаях, когда мать шлепает ребенка, назвавшего бабушку "дурой"» [13] также не являются репрессией. В данных случаях, на наш взгляд, речь идет об ограничениях и запретах и последующим наказанием за их несоблюдение, но не репрессии, поскольку репрессия является исключительно инструментом государственного управления.
Неологизм «репрессированная наука» был введен М.Г.Ярошевским и его соавторами в книге «Репрессированная наука», которые определили, что «.объектом репрессий оказалось научное сообщество в целом . Одни дисциплины запрещались. Другие - извращались. Третьи - деформировались... В «незапрещенных» науках каралась приверженность теориям, на которые падало подозрение в идеализме» [10, с. 5].
Мы разделяем точку зрения автора, рассматривающего термин «репрессированная наука» в более широком смысле, который подразумевает деформацию научного сообщества под давлением государственной идеологии и ее карательного аппарата. Следует отметить, что Гумбольдт провозглашал свободу обязательным фактором научной деятельности, подчеркивая, что государство не должно вмешиваться в нее административно-управленческими резолюциями, оказывая лишь финансовую поддержку.
И.И.Мочалов в статье «Репрессированная наука: становление феномена (1917-1922)» отмечает, что понятие «репрессированная наука» точнее и полнее должна быть рассмотрена в контексте репрессированной культуры, хотя определения последней он в своей работе не дает. Автор полагает, что репрессированная наука представляется «как социальный феномен - как явление, охватившее собой не только отдельных ученых или их коллективы, а целые науки и научные направления и даже науку в целом» [6, с. 189]. Под репрессированной культурой И.И. Мочалов, вероятно, понимает жизнь и деятельность отечественной интеллигенции, которая была вплетена в сложнейший, полный контрастов и противоречий контекст исторической эпохи, когда происходила глобальная трансформация политической, экономической, социальной культурной сфер страны.
Мы частично согласимся лишь с таким расширительным толкованием «репрессированной науки», поскольку за два-три последних десятилетия исследователи посчитали закономерным писать о «репрессированной лингвистике», «репрессированной тюркологии», «репрессированной психологии», «репрессированной геологии» и т.п. М.Г. Ярошевский, обосновывая феномен репрессированной отечественной науки, отмечал, что некоторые из его оппонентов возражали против этого термина, считая возможным говорить лишь о репрессированных ученых, деятелях культуры, изъятых книгах, рукописях и т.п. Следует отметить, что в содержательном плане исследовательские работы последних десятилетий таковыми и являются, поскольку приводят перечень репрессированных деятелей науки, причины преследования их идей и т.п. Эти работы являются, несомненно, важными и необходимыми в накоплении фактологического материала и объективного анализа репрессивной политики советского государства, но в них не дано теоретического обоснования феномена репрессированной культуры и науки, не дано дефиниций этого культурного явления.
Кроме того, мы не разделяем мнение И.И. Мочалова о том, что репрессированная наука как соци-культурный феномен представляет собой «исключительное «достояние» нашей отечественной истории» [6, с.189]. В нацистской Германии, например, возможность существования тех или иных направлений науки оценивались с точки зрения не только «важности» и «нужности» политического курса, но и расово-биологических вопросов. Также показательными в этом плане являются невероятные масштабы и формы деятельности маккартистов в США, основанной на коммунистической фобии, против культурной и научной элиты страны.
Понятийно-категориальный анализ концепта репрессированной культуры, демонстрирует, что на ее появление в социальной практике оказывает влияние установление матрицы ценностей официальной культуры, во внедрении которой важнейшую роль играет идеология. С незапамятных времен идеология стала необходимым составным элементом общественной жизни, важнейшей целью которой является создание монообщества посредством формирования необходимых общих ценностей и идеалов. Осуществление данной цели достигается посредством разработки мировоззрения и системы руководства, контроля и введения санкций. Установление иерархической вертикали, когда одни позиции доминируют и признаются более ценными, чем другие - одна из важнейших регулятивных функций культуры.
Идеология является ведущим фактором в целенаправленном и активном внедрении необходи-
мой системы ценностей в массовое сознание. Последнее является отправной точкой в правовой науке в понимании концепта репрессированной культуры. На наш взгляд, он связан с проблемой необходимости формирования «нового» человека и «нового» правосознания вследствие насаждения и внедрения определенных правовых принципов, новой системы ценностей, нового типа мышления и поведения в массовое сознание. Властными структурами используется целый комплекс методов, включающий распространение популярных изданий, создание пропагандистских органов, привлечение народных масс к отправлению правосудия и т.п. [7, с.4.]. Применение репрессивных мер, к сожалению, зачастую полагались необходимой мерой в контексте идеологической или классовой борьбы. Мировая история предоставляет достаточное количество доказательств применения репрессий и даже террора на государственном уровне. По мнению правоведа Е.В. Сосновских, репрессии, сопровождающие установление тоталитарного режима, формируют в обществе так называемое «репрессированное сознание» [11, с. 3].
Одним из самых продуктивных способов XX-XXI веков по внедрению необходимой системы ценностей становится пропаганда, которая в тоталитарных государствах не только представляет собой особую форму идеологии, но и обуславливает появление репрессированной культуры. Например, современная внешнеполитическая ситуация в странах Балтии, Украине и других демонстрирует силу пропаганды и институт государственных репрессий, искажающих историю и культуру России и других, поэтому в 2009 году была создана «Комиссия при Президенте РФ по противодействию попыткам фальсификации истории в ущерб интересам России».
Исходя из вышесказанного, приходим к следующим выводам. Во-первых, рефлексия репрессированной культуры напрямую связана с социальной природой репрессии, исходящей от государства. Государство является доминантной формой социальной организации, а идеология всегда и во все времена была тесно связанная с правящими структурами, выполняла легитимизирующую функцию. Таким образом, в поле репрессированной культуры попадают те культурные традиции, которые бытовали в обществе, но в силу изменения политического курса правящей элитой, эти нормы более не удовлетворяют потребностей новой власти, а потому подавляются и устраняются из социокультурного пространства и общественного сознания любыми средствами. Таким образом, репрессированной становится та часть культуры, которая по тем или иным основаниям не устраивает официальную государственную идеологию.
Во-вторых, «репрессированная культура» - это научный термин, который в отличие от публицистического дискурса, обращающего внимание лишь на внешние признаки, должен отражать внутренние причины появления репрессированной культуры в обществе. При этом в научно-публицистическом дискурсе искомые термины изначально несут негативную окраску с ярко выраженным субъективным характером, уделяющим внимание лишь применению физических расправ, моральному давлению, установлению диктатуры и т.п., то есть указывают лишь на внешние признаки. Причинно-следственные факторы, порождающие это явление, по мнению Жукоцкого В.Д., обусловлены защитной реакцией человека на нормативную официальную культуру, «когда ее становится слишком много» [4, с.8]. Т.е. репрессированная культура, бросает вызов официальным ценностям и нормам, продолжая сохранять и транслировать противостоящую им свою систему ценностей.
В-третьих, культура любого общества внутренне неоднородна, а противостояние официальной культуре всегда исходит от личности, которая либо воспринимает официальную культуру, либо противостоит ей в одиночку или группами. Матрицу ценностей, вопреки государственному давлению, продолжают сохранять и транслировать люди, поскольку именно личность является причастной к исторической памяти и культурному наследию. В онтологическом понимании культуры именно от человека зависит, творцом или разрушителем он является. Поэтому главной, на наш взгляд, причиной появления феномена репрессированной культуры являются не властные структуры, инспирирующие официальную систему ценностей и наказывающие за их несоблюдение, а люди, которые через научную и творческую деятельность сохраняют и продолжают транслировать отвергаемую матрицу ценностей.
Поэтому современный социально-гуманитарный дискурс, который предоставляет широкие возможности для методологических экспериментов, позволит восстановить и реабилитировать репрессированные явления культуры и сами эти культуры. Для культурологов, да и вообще для объективного исследователя, в культуре не должно быть ничего заведомо хорошего или плохого, поэтому любая система ценностей является частью всеобщей культуры, как всей совокупности достижений человечества, к каким бы положительным или отрицательным последствиям они не приводили.
Литература
1. Анкудинов К.Н. Современная неоромантическая поэзия как «параллельная культура» / К. Н.Анкудинов / / Вестник Адыгейского государственного университета. Серия 2: Филология и искусствоведение. - [Эл. ресурс]. -
Режим доступа: eLIBRARY.RU [email protected]. - [Дата обращения: 30.05.2011).
2. Аствацатуров А.А. Феноменология текста. Игра и репрессия / А. А. Аствацатуров. - М.: Новое литературное обозрение, 2007. - 288 с.
3. Есин А.Б. Введение в культурологию. Основные понятия культурологи в систематическом изложении /А. Б. Есин. - М.: Издательский центр «Академия», 1999. - 216 с.
4. Жукоцкий В.Д. Гуманистические ценности культуры / В.ДЖукоцкий, З.РЖукоцкая / / Ценности и смыслы. - 2010. - № 1 [4). - С. 6-18.
5. Мартовицкая А. Авангард на руинах / А.Мартовицкая. - [Эл. ресурс]. - Режим доступа : http://www.maps-moscow.com. - [Дата обращения: 06.02.2012).
6. Мочалов И.И. Репрессированная наука: становление феномена [1917-1922) / И. И. Мочалов / / Подвластная наука? Наука и советская власть. - М.: Голос, 2010. - С. 189-227.
7. Нейстат А.А. Формирование правосознания и художественная литература в России 1917-1929 гг: уголовно-правовой и уголовно-процессуальный аспект А.А. Нейстат : Автореф. дис... к.юр.н., М., 2000. 24 с.
8. Парамонов Б. Мужчины и женщины / Б.Парамонов. - [Эл. ресурс]. - режим доступа : http//books.google.ru. -[Дата обращения: 6.04.2017).
9. Репина Е.А. Бинарное сознание как реабилитация репрессированных значений культуры в постнеклас-сической науке и постмодернистской архитектурной критике / ЕАРепина. - [Эл. ресурс]. - Режим доступа: eLI-BRARY.RU [email protected]. - [Дата обращения: 30.05.2011)
10. Репрессированная наука / Под. Ред. М.Г. Ярошевского. СПб. : «Наука», 1991. - 560 с.
11. Сосновских Е.В. Политические репрессии на Урале в конце 1920-х-начале 1950-х гг. в отечественной историографии / Е.В.Сосновских: Автореф.дис... канд.ист.наук - Екатеринбург, 2010. - 23 с.
12. Штуден Л.Л. Репрессированная культура / Л.Л.Штуден / / Вестник НГУЭУ: Философия и культура. 2010. -№ 2. - С. 125-133.
13. Яковенко И.Г. Россия и репрессия: репрессированная компонента отечественной культуры / И.Г.Яковенко / / [Эл.ресурс]. - Режим доступа : http: / /www.liberal.ru. - [Дата обращения: 12.09.2011)
УДК 130.1
ДМ.Коломыц
МИФ КАК ОТРАЖЕНИЕ СВОЙСТВ ЧЕЛОВЕЧЕСКОГО СОЗНАНИЯ
В предлагаемой статье предпринята попытка выяснить причины широкой распространённости мифа в общественном сознании в XXI веке. Задачами статьи являются, во-первых, прояснение связи содержания мифа с особенностями человеческого сознания; во-вторых, рассмотрение мифа как явления исторического сознания; в-третьих, попытка развития теории мифотворчества. Поскольку значение мифа в культуре не уменьшается, можно предположить, что он выполняет свою роль в соответствии с присущими человеку свойствами сознания.
Ключевые слова: миф, мифология, мифотворчество, сознание, общественное сознание, история России, культура России, православие, язычество.
Dmitry M.Kolomyts MYTH AS A REFLECTION OF THE PROPERTIES OF HUMAN CONSCIOUSNESS
The present article attempts to explain the reasons for the widespread prevalence of myth in the public consciousness in the 21st century. The objectives of the article are, first, to clarify the connection between the content of myth and the peculiar features of human consciousness; second, to consider myth as a phenomenon of historical consciousness; third, to attempt to develop the theory of myth creation. Since the importance of myth in culture does not decrease, it can be assumed that it fulfills its role in accordance with the inherent properties of human consciousness.
Key words: myth, mythology, myth creation, consciousness, public consciousness, the history of Russia, the culture of Russia, orthodoxy, paganism.
Цель предлагаемой статьи заключается в попытке выяснить причины широкой распространённости мифа в общественном сознании в XXI веке. Задачами статьи являются, во-первых, прояснение связи содержания мифа с особенностями человеческого сознания; во-вторых, рассмотрение мифа как явления исторического сознания; в-третьих, попытка развития теории мифотворчества.
Поскольку значение мифа в культуре не уменьшается, можно предположить, что он выполняет свою роль в соответствии с присущими человеку свойствами сознания. Аксеологическая составляющая мифотворчества состоит в сочетании поиска истины и собственного мировоззрения. В мифе ценность истины сочетается с выполнением нравственной задачи. В случае же летописаний истина имеет первостепенное значение. Сложность вызывает исторически различное понимание истины. Миф решает широкий круг задач. В течение тысячелетий миф объединял в себе всю духовную культуру народа. Политический, нравственный и исторический мифы вводятся в летопись для утверждения нужной общественной картины мира. В летописном мифе сложно понять передаются ли события так, как они происходили, или же события искажаются для достижения другой цели.
Онтологическая составляющая представляет собой отношение познанного - непознанного и, может быть, непознаваемого. В данном виде миф расширяет границы рассудочной оценки происхо-