CC BY
120
Позиция
Олег БЕЛЬКОВ
ПОНЯТИЕ «ВОЙНА» И ЕГО АБЕРРАЦИИ В ОТЕЧЕСТВЕННОМ ДИСКУРСЕ
В статье отстаивается традиционное понимание войны как вооружённого противоборства государств или социальных групп внутри них в политических целях. Назы/ваются различны!е концепции «невоенным войн» и показывается их деструктивны/й характер.
This article insists on traditional notion of war as military conflicts between states or social groups within states which have political aims. Concepts of nonmilitary conflicts are enumerated, and their destructive character is shown.
Ключевые слова:
война, вооружённая борьба, оборона, вооружённый конфликт, комбатант; war, military conflict, defense, combatant.
БЕЛЬКОВ
Олег
Алексеевич —
д. филос. н., профессор
belkovoleg@umail.ru
«Всё зло кроется в наших неразумных понятиях и в наших преступных желаниях. И поэтому надо зорко и опасливо глядеть за тем, как образуются в нас наши понятия и желания. В этом важном деле никогда нельзя быть слишком строгим и осторожным» (Эпиктет).
«Теоретик не может сделать больше, нежели сохранение понятий и называние вещей своими именами» (Карл Шмитт. Теория партизана).
В недавно утверждённой президентом РФ Д. Медведевым Стратегии национальной безопасности в числе её основных приоритетов наряду с государственной и общественной безопасностью названа национальная оборона. При этом под обороной понимается система политических, экономических, военных, социальных, правовых и иных мер по подготовке к вооружённой защите и вооружённая защита Российской Федерации, целостности и неприкосновенности её территории1. В полном соответствии с этим в названном документе стратегическими целями совершенствования национальной обороны заявлены предотвращение глобальных и региональных войн и конфликтов, а также в осуществление стратегического сдерживания в интересах обеспечения военной безопасности страны. Таким образом, на самом высоком официальном уровне признано, что война не канула в Лету и сегодня значение военной силы остаётся существенным.
Во-первых, идёт нарастающая милитаризация мира, гонка вооружений приняла невиданный прежде размах. Ядерное оружие расползается по всему миру. Создаются новые виды оружия, в том числе на физических принципах, не использовавшихся ранее в этих целях. Набирающая обороты торговля оружием ведёт к существенному накоплению современных вооружений в разных точках и разных, в том числе тиранических, режимах.
Во-вторых, вооружённые конфликты протекают во многих точках всех континентов. Многие из них развертываются в непосредственной близости от российских границ, в том числе на постсоветском пространстве или в зонах жизненных интересов России, что создаёт риск её втягивания в них в качестве миротворческой силы или даже воюющей стороны, как это было в Южной Осетии. Многие исследователи констатируют увеличение количества вооружённых конфликтов. В октябре 2008 г. директор национальной разведки США Макконнелл заявил, что в ближайшие 17 лет вероятность
1 Об обороне: Федеральный закон от 31 мая 1996 г. № 61-ФЗ // Сборник нормативно-правовых актов по вопросам обороны. — М.: РИЦ МО РФ, 2005, стр. 5.
возникновения крупномасштабных вооружённых конфликтов в мире будет не столько уменьшаться, сколько возрастать.
В-третьих, война в Осетии показала, что возможны ситуации, когда даже для самого миролюбивого государства военная сила становится единственным действенным аргументом. В условиях конкурентной борьбы за ресурсы не исключены решения возникающих проблем с применением военной силы. Как сказал Д. Медведев, угроза нашей безопасности носит не виртуальный характер, она может воплотиться в полноценные военные действия1.
Обоснованность вывода К. Шмитта о том, что война как реальная возможность есть всегда наличествующая предпосылка, которая уникальным образом определяет человеческое мышление и действование и тем самым вызывает специфически политическое поведение, находит своё подтверждение в наши дни. В этом контексте принципиальное значение имеет тот факт, что в Концепции внешней политики РФ (2008 г.) военная мощь названа в числе главных факторов влияния государств на международную политику. По-шмиттовски понимаемое «специфически политическое поведение» предполагает чёткое про-говаривание ситуации и вытекающей из неё задачи.
Дело в том, что жизнедеятельность людей развёртывается не только в предметном мире, но и в мире понятий, которые явно или не явно определяют её. Простой пример. Представьте себе застрявший в безлюдной глухомани автобус, к которому бегут «крепкие ребята в камуфляже». Думается, понятно, что реакция и поведение его пассажиров будут разниться в зависимости от того, воспримут (назовут) они их как банду террористов, команду военных или группу туристов.
Деятельность по обеспечению безопасности тоже строится с использованием развернутой системы терминов, понятий и категорий. Эту систему называют дискурсом — отложившимся и закреплённым в языке способом упорядочения действительности и видения мира. Он выражается в разнообразных (не только вербальных) практиках, а следовательно, не только отражает мир, но проектирует и сотворяет его. Давно сказано: «В начале было слово». Дизраэли принадлежит изречение: «Люди правят посредством слов».
1 http://www.vesti.ru/doc.htmГ?id=257838.
Чёткость и ясность дискурса, заложенных в нём положений является, с одной стороны, показателем теоретической зрелости его творцов и носителей или — шире — состояния науки и общественного сознания, а с другой — становится фактором, определяющим последовательность и действенность государственной политики обеспечения военной безопасности. И наоборот: использование общепризнанных терминов не по назначению, смешение понятий или известная в логике подмена тезиса становятся инструментом манипуляции общественным сознанием, способны дезориентировать власть, общество, армию. Дж. Оруэлл очень чётко описал значение «новояза» для формирования сознания и поведения граждан вымышленного им общества ангсоца (английского социализма). В наши дни в этой связи говорят о нейролингвистическом программировании.
К сожалению, в нашем дискурсе есть немало ставших расхожими выражений, фраз, которые способны не просто дезориентировать власть, общество, армию, но именно вследствие этой дезориентации стать причиной дисфункциональности социальной и государственной систем, включая военную организацию и её ядро — Вооружённые силы России.
Скажем, в середине 90-х гг. прошлого века А. Козырев, будучи министром иностранных дел, убеждал всех, что «ключевым фактором для России является отсутствие у неё потенциального противника»2. И надо сказать, что он преуспел в этом. Именно в те годы стало возможным не только публично обсуждать вопрос «зачем нам армия», но и на деле вести курс, в результате которого, как говорил В. Путин, «армия была фактически деморализована и небоеготова»3.
Совсем не безобидны и нынешние утверждения некоторых экспертов, будто «при нынешней слабости и аморфности НАТО расширение этой организации на Восток, включая даже Грузию и Украину,
2 Красная звезда, 1994, 19 января.
3 О стратегии развития России до 2020 года: выступление Владимира Путина на расширенном заседании Государственного Совета. Россия 2020. Главные задачи развития страны. — М.: Изд-во «Европа», 2008, стр. 7. «Было время, — говорил В. Путин вскоре после первого избрания его президентом, — когда казалось: и флот России не нужен, и армия не востребована. Теперь все поняли, что это глубокое заблуждение» (Независимое военное обозрение, 2000, № 13, стр. 1).
серьёзной опасности для России не представляет»1. Но вот вопрос: слабость и аморфность НАТО — абсолютный критерий или относительный по сравнению с силой и чёткой слаженностью Вооружённых сил России? Если согласиться с такой «шапкозакида-тельской» позицией, то не вернемся ли мы к практике военного строительства приснопамятных 90-х годов?
Впрочем, и в официальных документах порою превалирует нарочитое подчеркивание гуманизации международных отношений. Так, в них можно найти совершенно верную констатацию того, что «снижена опасность развязывания крупномасштабной войны, в том числе ядерной», «сведена к минимуму угроза глобального ядерного конфликта». Однако такая формулировка микширует сохраняющуюся — хотя бы и на минимальном уровне — опасность ядерной войны. Шутливая перифраза «стакан наполовину пустой или наполовину полный» показывает, что к одному и тому же факту дискурсивно может быть сформировано разное отношение.
Стремление акцентировать позитивные тенденции в мире и объективная оценка реальной ситуации порою рождают причудливые обороты с взаимоисключающими положениями. В Военной доктрине РФ, например, можно прочитать: «В современных условиях угроза прямой военной агрессии в традиционных формах против Российской Федерации и её союзников снижена... Вместе с тем сохраняются, а на отдельных направлениях усиливаются потенциальные внешние и внутренние угрозы военной безопасности Российской Федерации и её союзников»2.
Вот ещё относительно частный пример. Ядерное оружие, говорят некоторые, является политическим средством сдерживания, а не военным средством поражения. Но можно ли разрывать и противопоставлять эти функции ядерного оружия? По этой логике получается, что само наличие ядерного оружия, даже с «нулевым полётным заданием для ракет», даже просто складированного, то есть без реальной возможности его применения, сдерживает потенциального агрессора. Более того, другая сторона этой формулы декларирует, что ядерное оружие не бу-
1 Время новостей, 2009, 5 февраля.
2 Военная доктрина Российской Федерации (утв.
Указом Президента РФ от 21 апреля 2000 г. № 706) // Правовые акты Российской Федерации в сфере военно-гражданских отношений: сборник документов. - М., 2002, стр. 85.
дет (не может, не должно) применяться для его поражения. Такая интерпретация, как бы помягче сказать, обессмысливает работу по совершенствованию ядерного оружия, тем более — средств его доставки, боевую службу (боевое дежурство) ракетчиков, подводников, авиаторов, обеспечивающих высокую степень готовности его применения. Между тем, именно эта готовность к нанесению удара, эта функция быть военным средством поражения выводит ядерное оружие в ранг политического орудия сдерживания.
Невозможно согласиться с широко тиражируемой идеей о новой сущности войны, которая якобы утрачивает характер вооружённой борьбы. «Мир изменился, — пишет М. Делягин, — и войны на уничтожение наций, получившие в последнее время название глобальной конкуренции, ведутся уже не конницей или танками, но преимущественно информационными и финансовыми потоками. В начале 90-х годов мы на собственном чудовищном опыте убедились: от того, что они стали менее кровопролитными, они не стали менее жестокими и разрушительными». «Современная война, — пишут другие авторы, — это политическая борьба без применения вооружённого насилия. Война будущего не только вполне может быть без вооружённого столкновения, но и, вероятнее всего, будет происходить в информационном пространстве, а не на поле боя». Вот ещё один вид аберрации войны (аберрация — отклонение от нормы). «Война в классическом определении мыслится в непосредственном единстве с физическим вооружённым насилием. Классическая война — это война с применением физического вооружённого насилия. Характер оружия тоже физический — от меча до атомной бомбы. Объектом поражения здесь выступают физические структуры на уровне общества (материальнотехническая база, инфраструктура и т. п.) и личности (тело). Все другие виды деятельности в классическом понимании войны — обеспечение физического вооружённого насилия. Но разве насилие является только физическим? И если его нет, то и войны нет? А если насилие носит косвенный, опосредованный характер?»3
3 Делягин М. Наша задача — создание российской цивилизации // Вестник аналитики, 2006, № 2, стр. 51; Военно-философский вестник, 2008, № 1, стр. 38; Курочко М.М. Неклассические войны современной эпохи: к постановке проблемы // Проблемы безопасности: бюллетень научно-исследовательского центра «Наука —XXI», 2008, № 3, стр. 4.
Подобные «смелые новации» в интерпретации войн являются ярким примером смешения понятий. Толковые словари русского языка дают двойное определение войны: как организованной вооружённой борьбы между государствами или общественными классами и, с пометкой — в переносном значении, как состояния вражды, борьбы с кем- и даже с чем-либо. Это переносное значение вполне уместно в обыденной речи, художественном произведении, публицистическом тексте. Так, говорят о войне амбиций и законов, войне разведок и ведомств, куриной и сталелитейной войнах, торговой, дипломатической и информационной войнах, войне с преступностью и коррупцией, холодной войне и четвёртой мировой войне и т.д., и т.п. Со времён Августа Стриндберга, шведского писателя XIX столетия, известно выражение «война полов», в процессе и результате которой происходит перераспределение ролей и влияния полов в семье и обществе.
Но нельзя согласиться с тем, что ряд авторов стремятся придать ему статус научной категории. Война представляет собой одно из двух состояний общества, противоположное миру. Она есть использование средств физического насилия для достижения политических целей. Ведь ясно же, что «война законов», «война суверенитетов», как её вели Татарстан и Ичкерия, — совершенно разные явления не по целям, мотивам и результатам, а именно по средствам и формам борьбы, которыми она велась.
Понимая, что всякое сравнение уязвимо, приведу такую аналогию. Лишиться состояния человек может в результате пожара, кражи, мошенничества, мотовства, государственного дефолта, мирового кризиса и множества других самых разных причин в отдельности или их различной комбинации. Но нельзя же любое из этих событий квалифицировать как грабёж. Наивно полагать, что абсолютной и надёжной гарантией сохранности богатства является, скажем, индивидуальный сейф в мощно охраняемом банке. Да и всё состояние в сейф не поместить. Но, имея в виду множество опасностей, было бы близорукостью отказаться от его физической защиты. Точно так же дело обстоит с национальными суверенитетом, мощью, богатством. Их защитить только военными средствами и методами не удастся. Но без
них защищённость нации является зыбкой, эфемерной.
Противоположность войны миру состоит в том, что в условиях войны общество подвергается военному насилию и само применяет его. При этом вся жизнь социума подчиняется интересам ведения вооружённой борьбы, которая ведётся в форме согласованных и систематических военных действий. Без этого войны не бывает по определению. Не стану ссылаться на Клаузевица. К. Шмитт отмечал: «Тут надо отрешиться от всех случайных, подверженных историческому развитию изменений в технике ведения войны и изготовления оружия. Война есть вооружённая борьба между организованными политическими единствами... Существенно в понятии оружия то, что речь идёт о средстве физического убийства людей»1. Русский философ В.С. Соловьёв в начале прошлого века писал: «Каково бы ни было историческое значение войны, она есть, прежде всего, убийство одних людей дру-гими»2. Вот свидетельство из другой эпохи, другого социально-политического мира и другого менталитета. В декабре 2008 г. Командование объединённых вооружённых сил США в специальном докладе о войнах, которые могут произойти в обозримой перспективе, сочло должным подчеркнуть: сердцем любой войны по-прежнему будет вооружённое столкновение двух «группировок военнослужащих».
Рассуждения же о «невоенной войне» (военный, объясняет толковый словарь, означает: связанный с войной и армией, относящийся к войне и армии) не просто алогичны в лингвистическом смысле, являются оксюмороном, не только теоретически несостоятельны. Паче чаяния кто-то, поверив им, попытается перевести их на язык практики, то очень скоро окажется в ситуации абсурда, которую описал Дж. Оруэлл в романе-антиутопии «1984», разъясняя новоязовский лозунг: «Война — это мир» (два других лозунга: «Свобода — это рабство», «Незнание — сила). «Когда война становится буквально бесконечной, она перестаёт быть опасной. Когда война бесконечна, такого понятия, как военная необходимость, нет. Технический прогресс может прекратить-
1 Шмитт К. Понятие политического // Вопросы социологии, 1992, т. 1, № 1.
2 Соловьёв В.С. Смысл войны // Русские философы о войне. — М.: Кучково поле, 2005, стр. 49.
ся, можно игнорировать и отрицать самые очевидные факты. . Исследования, называемые научными, ещё ведутся в военных целях, но, по существу, это своего рода мечтания, и никого не смущает, что они безрезультатны. Дееспособность и даже боеспособность больше не нужны».
Изменение содержательного наполнения привычного понятия требует переосмысления производных от него и связанных с ним терминов. Так, если война утрачивает связь с вооружённой борьбой, становится «невоенной», то требуют переосмысления или упразднения многие понятия, в том числе закрёпленные в международном праве, такие как комбатант, воюющая сторона, гражданское население, агрессия, театр военных действий, оккупация, военная политика, военная безопасность, военные действия, военнопленный, военная операция, боевая подготовка, военное положение, законы военного времени, мирный договор, защита Отечества, военное строительство, военная организация, военная экономика, военный бюджет и военные расходы, финансирование вооружённых сил и т.д.
Все они теряют смысл или получают совершенно иное, противоположное содержание. Например, комбатант — человек, входящий в состав вооружённых сил воюющей стороны, который имеет право применять оружие (убивать) и сам становится объектом военного насилия (может быть убит). Глубоким недоразумением являются наукообразные попытки разделить или противопоставить право убивать и возможность быть убитым в войне. «Суть войны, — пишет, например, М. Кревельд, — заключается не в том, что представители одной группы людей убивают представителей другой, а в том, что они, в свою очередь, готовы быть убитыми в ответ, если это будет необходи-мо»1.
Вопрос: если сейчас идёт война, война без армий и фронтов, то все люди являются комбатантами? и гражданского населения нет? Но тогда террористов, захватывающих заложников или взрывающих жилые дома, впору объявлять «героическими борцами за правое дело». И наоборот: коль скоро идущая сейчас «четвёртая мировая война» не требует применения военной силы, а её сражения развертываются не на поле боя, а в информационном пространстве, то вновь
1 Кревельд М., ван. Трансформация войны. — М.,
2005, стр. 329.
следует реанимировать вопрос «зачем нам армия»? Кроме того, если согласиться с тем, что нынешнее глобальное противоборство является войной, то надо вводить новый термин для обозначения той его стадии, когда «заговорят пушки».
Есть немало других сюжетов, которые — независимо от того, делается это по добросовестному заблуждению или злому умыслу, — получают в отечественном дискурсе искажённое толкование. Уже на самом высоком уровне говорится о целенаправленных усилиях подвергнуть ревизии победу советского народа в Великой Отечественной войне, о настороженной или даже критической коннотации в определённых кругах в отношении военно-патриотического сознания.
Возражение вызывает тезис о том, что ныне предназначение армии — не вести войну, а предотвратить её. Ведь на предупреждение войны работают многие: дипломаты, масс-медиа, учёные, экономисты — каждый своими средствами и методами. Вклад армии в это дело определяется её способностью и умением вести войну. Как говорил Ортега-и-Гассет, «перед взором людей, отдавших жизнь военному делу, должен неизменно маячить хотя бы смутный призрак будущей войны. Сама мысль, что некое орудие или средство однажды придётся пустить в ход, заставляет держать его наготове, проявляя о нём ежедневную заботу. Если из сознания армии изъять возможность войны, падёт боевой дух, рухнет дисциплина, исчезнет надежда на сколько-нибудь эффективное применение военной силы».
Не буду наивным: в краткой статье всесторонне и полно раскрыть заявленную проблему невозможно. Не буду самоуверенным: нельзя полагать, что разовое выступление способно в одночасье изменить дискурс. Цель данной публикации много скромнее — привлечь внимание к тому, что современный мир пронизан насилием, в том числе в его крайней форме — вооружённого насилия. И этот факт, а также необходимые формы реагирования на него должны иметь адекватное отражение в теоретических изысканиях и в политических заявлениях. В противном случае страна может оказаться не способной к «выполнению задач военной безопасности военными методами»2.
2 Военная доктрина Российской Федерации (утв. Указом Президента РФ от 21 апреля 2000 г. № 706) // Правовые акты Российской Федерации в сфере военно-гражданских отношений: сборник документов. — М., 2002.
