CC BY
80
Вестник Челябинского государственного университета. 2011. № 17 (232).
Филология. Искусствоведение. Вып. 55. С. 95-99.
т. А. ленкова
понятие смысла в текстах сми и условия его постижения (на материале немецкого языка)
Процесс передачи и восприятия информации может быть одинаково трудным. В настоящее время существует довольно много теорий восприятия информации и постижения смысла. Тексты массмедиа, подчиняясь общим закономерностям, имеют ряд своих особенностей, присущих только им как дискретным единицам медиадискурса.
Ключевые слова: смысл, восприятие, понимание, фоновые знания, социокультурная ситуация.
Важнейшей задачей медиалингвистики является рассмотрение текстов массовой информации в когнитивно-культурологическом аспекте. Рамки медиалингвистики позволяют изучить медиатекст в единстве трёх его составляющих - медийной, вербальной и экстралинг-вистической. Постижение смысла любого текста СМИ невозможно вне владения компетенциями в соответствующих областях культуры.
Медиатексты являются дискретными единицами медиадискурса и позволяют упорядочить и структурировать стремительное движение информации в условиях глобализированного общества [6. С. 197].
В германо-австрийской школе дискурсивного анализа (У. Маас, З. Егер, Ю. Линк, Ю. Хабермас, Р. Водак) дискурс рассматривается как языковое выражение определённой общественной практики, упорядоченное и систематизированное особым образом использование языка, за которым стоит идеологически и исторически обусловленная ментальность.
Медиадискурс - это совокупность процессов и продуктов речевой деятельности в сфере массовой коммуникации во всём богатстве и сложности их взаимодействия [6. С. 198].
Вопрос о том, передают ли тексты СМИ читательской аудитории информацию об элементах реальности, транслируют ли журналисты единственно существующую реальность и насколько верно и точно осознаётся она реципиентами, остаётся открытым. Возникает двусторонняя проблема: с одной стороны, каким образом журналист может передать информацию, с другой стороны, как читателю извлечь из полученной информации именно тот смысл, который был заложен автором.
В современной научной литературе прослеживаются несколько тенденций в определении понятия ‘смысл текста’. Так, А. Н. Леонтьев [9] говорит о том, что при создании текста проду-
цент фиксирует своё отношение или личностный смысл к реальности в тексте, а реципиент, извлекая из текста некий авторский смысл, преломляет его через призму своего мировосприятия и формирует свой собственный личностный смысл.
Р. П. Мильруд и А. А. Гончаров [11] оперируют понятием ‘коммуникативный смысл текста’, определяя его как отношение содержания текста и достигаемой цели коммуникации. Понимание коммуникативного смысла заключается в соединении степени совпадения смысла, вкладываемого в текст как автором, так и реципиентом.
По нашему мнению, то, что в процессе понимания должны рассматриваться две стороны, то есть адресант и адресат, несомненно. Мы полагаем, однако, что в основе создания практически любого текста заложена какая-либо авторская интенция или совокупность интенций. Текст пишется с расчётом на потенциального получателя, с учётом многих его характеристик. Безошибочное вычленение из текста хотя бы одной авторской интенции - это и есть, на наш взгляд, постижение смысла.
В настоящее время существует достаточно много моделей постижения или восприятия смысла текста, мы остановимся лишь на некоторых. В модели Р. П. Мильруд и А. А. Гончарова понимание текста проходит 3 фазы: идентификацию, ассимиляцию и аккомодацию. Идентификация - буквальная фотография текста, её сличение с имеющимися представлениями. Ассимиляция - усвоение той части смысла текста, которая представляется наиболее важной. Аккомодация - приспособление извлечённых из текста знаний к новой ситуации.
Относительно текстов массовой информации целесообразно, вероятно, говорить не просто о смысле как реализованной интенции автора, а о медиасмысле. Журналист не всегда
облекает в языковую форму свой индивидуальный замысел, поэтому не правильно было бы отождествлять авторский и личностный смысл. Журналист, выполняющий чей-то заказ, не всегда разделяет точку зрения инициатора текста.
Также неверно было бы приписывать журналисту то мировосприятие, ту оценку событий, которые просматриваются в статье. Иногда читатель даже не представляет, кто его визави в действительности. Журналисты выполняют порой роль не адресанта, а банального инструмента, способного облечь смысл, предназначенный для передачи в удачную языковую форму, основываясь, разумеется, на знании экстралингвистических характеристик потенциального читателя.
Сегодня очевидна тенденция к отказу от поиска единственно правильного смысла текста. Текст рассматривается как задающий веер возможностей своей интерпретации. Текст обладает принципиальной множественностью, которая заключает в себе несколько разных смыслов. Вместе с тем обыденное сознание читателя противится тезису о «множественности смыслов» журналистского текста. В обществе существуют рамки интерпретации текста. Толкование текста, выходящее «за рамки», отвергается обществом, воспринимается как неправильное.
Центральный вопрос, возникающий, когда мы имеем дело с текстом, состоит в выяснении того, какая информация в этом тексте содержится. Журналист как субъект текста всегда учитывает определённую пространственновременную перспективу, а также оценивает структуру своего окружения в терминах ‘существенное/несущественное ’.
Т. А. ван Дейк [5] отмечал необходимость существования единого семиотического пространства автора и аудитории, все участники ситуации должны иметь семиотический опыт, то есть знания о мире.
Чем богаче у реципиента модель мира в конкретной предметной области, тем глубже проникновение в смысл текста. Читатель прочитывает текст, выбирает из него только то, что соответствует его коммуникативному намерению в данный момент или интересу.
Если у реципиента нет необходимого жизненного опыта, то он не способен понять то, о чём говорится в статье. Равно так же неважно. как хорошо подан материал, реципиент может понять нечто совсем не относящееся к теме, но
актуальное для него самого в данный момент.
По мнению А. И. Новикова, восприятие текста имеет свои особенности, обусловленные самой природой текста, который представляет собой объект в виде последовательностей смыслов. Восприятие распадается на два этапа: первый заключается в непосредственном восприятии материальных знаков, на втором этапе осуществляется переход от образа языкового знака как материального объекта к образу содержания. Оба этапа сопровождаются осмыслением и пониманием воспринимаемого материала [12. С. 35].
Однако практически любой массмедийный текст - это особая семиотическая система, для понимания которой необходимы не только лингвистические знания. Известный исследователь средств массовой информации М. Мак-клюэн говорил о том, что канал СМИ определяет сообщение - «the media is the message», и подразумевал он под этим следующее: концепция медиатекста выходит за пределы знаковой системы вербального уровня, представляя собой последовательность знаков различных семиотических систем - языковых, графических, звуковых, визуальных, специфика сочетания которых обусловлена конкретным каналом массовой информации. В СМИ технологические особенности каждого конкретного канала распространения оказывают огромное влияние на форму и содержание сообщения.
Современная психология понимает восприятие как непосредственное отражение предмета, явления или процесса в совокупности его свойств. Основными свойствами восприятия принято считать предметность, целостность, константность и категориальность [1. С. 18-19].
Восприятие текста, как показали исследования психолингвистов, сводится к следующему исходному постулату: во всяком тексте, если он относительно закончен и последователен, высказана одна основная мысль, один тезис, одно положение. Всё остальное подводит к этой мысли, развивает её, аргументирует, разрабатывает.
Основным условием коммуникации считается фоновое знание, то есть знание реалий и культуры, которым взаимно обладают говорящий и слушающий. Фоновые знания - «совокупность сведений, которыми располагает каждый, как тот, кто пишет, так и тот, для кого текст создаётся» [1. С. 7]. Синонимичным понятию ‘фоновые знания’ можно считать понятие пресуппозиции. «Пресуппозиция - это те
условия, при которых достигается адекватное понимание смысла...» [3. С. 44].
Д. С. Лихачёв писал о том, что литературные произведения воспринимаются на фоне реальности и в связи с ней, реальность - это комментарий к произведению, его объяснение [10. С. 221]. Для целостного и адекватного восприятия текста необходимы вертикальный контекст и фоновые знания. И. В. Гюббенет отмечала, что вертикальный контекст - это весь социальный уклад, все понятия, представления, воззрения, знание которых необходимо для того, чтобы произведение могло бы быть воспринято читателями разных стран и эпох [4. С. 39]. Категорию глобального вертикального контекста как раз и составляют фоновые знания и внутритекстовый вертикальный контекст. Понятие внутритекстового вертикального контекста отображает один очень важный экстралингвистический параметр текста - его связь с культурой, погружённость в культуру.
Язык не просто отражает мир человека и его культуру. Важнейшая функция языка заключается в том, что он хранит и передаёт её из поколения в поколение. Поэтому язык играет ведущую роль в формировании не только отдельной личности, но и национального характера, этнической общности.
Как правило, в идиоматике языка хранятся система ценностей и общественная мораль, отношение к миру и другим людям.
Другими текстовыми свойствами, необходимыми для правильного восприятия информации, можно считать категорию интертекстуальности, языковой личности и прецедентных текстов.
Понятие внутритекстового вертикального контекста и интертекстуальности несомненно тесно взаимосвязаны: первый термин определяется принадлежностью текста и создаётся разного рода историческими ссылками, аллюзиями, цитатами. Второй термин говорит о том, что смысл текста полностью или частично формируется посредством ссылки на иной текст. Это значит, что практически любой текст, являясь атрибутом той или иной культуры, включает в себя опыт предшествующий, конденсирует информацию, приобретает память и способность передавать заложенный в нём смысл, трансформируя его уже в совершенно новые сообщения.
Как полагает основатель теории интертекстуальности Ю. Кристева [7], текст существует только как точка пересечения множества ин-
тертекстуальных связей. Интертекстуальность понимается ею как наличие в тексте элементов других текстов. Данное свойство присуще любому тексту, но если оно начинает доминировать, то текст теряет свою цельность и индивидуальное.
С точки зрения читателя, интертекстуальность - это установка на более углубленное понимание текста или разрушение непонимания текста за счёт многообразных связей с другими текстами. Чем больше связей удаётся установить и обосновать, тем лучше для интерпретации произведения.
Следующим моментом, необходимым для восприятия смысла в массмедийном тексте, является его прецедентность. О прецедентных текстах упоминается обычно в связи с художественной литературой. К сожалению, с бурно развивающимся техническим прогрессом в обществе наблюдается тенденция к постепенному снижению общего образовательного уровня. Объём хрестоматийной, энциклопедической информации, общезначимой для всего или почти всего общества, уменьшается с каждым годом. «Национальная память», запечатлённая в прецедентных текстах, неуклонно сходит на нет: это относится и к классическим литературным произведениям, и к театральным представлениям, кино, даже к сказкам.
С одной стороны, жаль терять элементы культурного наследия, но, с другой стороны, видимо, без этого не обойтись. Общество развивается, и вместе с ним культура: место прежних прецедентных текстов непременно должны занять другие, более современные, но уже успевшие стать неотъемлемой частью национальной культуры и памяти.
В каждый историко-временной период существуют свои прецедентные тексты, наиболее значимые именно на данном этапе развития социума. Вероятно, в какой-то момент они обретают абсолютную прецедентность (если о таковой можно говорить), то есть в определённый промежуток времени они известны большинству членов общества.
При восприятии текстов СМИ возникает, как правило, ещё одна довольно серьёзная проблема. Ещё несколько десятилетий назад мир не был настолько сильно глобализирован, как мы наблюдаем это сейчас. В современном обществе сотрудники ведущих качественных изданий должны помнить о том, что их продукция выходит в международный медиапоток. Это касается не только и, наверное, не столько
интернет-изданий, а именно традиционной печатной прессы. Таким образом, автор при создании материала вынужден ориентироваться не только на среднестатистического представителя своей этнической группы, но и на иностранного читателя.
Язык СМИ «устаревает» быстрее, чем язык художественной литературы. Таким образом, даже внутри своей родной культуры возможен разрыв, когда изменения в жизни общества достигают такого уровня, что следующие поколения не помнят, не знают и не понимают культуры своих предков. Чем разительнее перемены, тем нужнее специальные разъяснения, чтобы восстановить «связь времён» и специальный комментарий, восполняющий пробелы в культурных знаниях.
С. Г. Тер-Минасова [13] обосновывает необходимость объяснения социокультурного фона классических произведений. Социокультурный комментарий имеет своей целью обеспечить наиболее полное понимание текста, восполнить недостаток фоновых знаний у читателя, разрешить конфликт культур и перевести его в диалог. На наш взгляд, о социокультурном комментарии уместно говорить не только применительно к художественной литературе, но и относительно языка СМИ. Подобный комментарий необходим и полезен не только иностранному читателю, но и отечественному.
К сожалению, при создании материалов, особенно информационных жанров и потенциально предназначенных не только и не столько для своей аудитории, возникают моменты клишированной подачи сообщения, ситуации манипулирования не только собственной аудиторией, но и идеологически обусловленного преподнесения данных противоположной стороне.
Т. Г. Добросклонская упоминает о лингвомедийных технологиях создания образов и стереотипов [6. С. 252]. Одним из результатов взаимодействия культур в сфере массовой информации является распространение устойчивых образов и стереотипов о жизни других стран и народов. Технологии подобного рода тесно связаны с концепцией информационной цепочки, для создания которой огромное значение имеет первое звено - отбор фактов для последующего освещения. Отбор фактов всегда обусловлен и определённой идеологией, и особенностями национального мировосприятия. В чужой культуре мы ищем то, что соответствует нашему традиционному знанию о той или иной стране.
Т. Г. Добросклонская предлагает выделение в концепции культурологического контекста следующих уровней [6. С. 226]:
1) денотативного, когда культурозначимые сведения выражены в прямой эксплицитной форме;
2) коннотативного, на котором культуроспецифичная информация содержится в экспрессивно-эмоционально-оценочных коннотациях;
3) ассоциативного, когда культуроспецифичные компоненты представлены в ассоциативных связях лексических и фразеологических единиц;
4) метафорического, объединяющего культуроспецифичные сведения, отражённые в метафорах, сравнениях, образах, присущих тому или иному языковому коллективу.
Денотативный культурологический аспект представлен словами и словосочетаниями, обозначающими реалии, свойственные той или иной культуре, это могут быть имена известных людей, исторических мест, памятников архитектуры. Значение подобных лексических единиц, относящихся к денотативному уровню, разъясняется в страноведческих словарях, составляя основу знания о быте того или иного этноса. Понимание одних культуроспецифических единиц в текстах массмедиа не вызывает затруднений, на них часто базируются, например, новостные или рекламные ролики. Другие же слова и словосочетания могут быть адекватно поняты только при наличии соответствующего фонового знания. Попадая в сферу международного медиапотока, некоторые лексические единицы денотативного уровня снабжаются разъяснениями, предназначенными именно для международной аудитории.
Уровень коннотативного контекста предполагает, что культуроспецифический компонент содержится не в денотативном, а коннотатив-ном значении слова: единицы данного уровня обозначают понятия, зачастую общие для различных культур, однако при переводе на другой язык может обнаруживаться несовпадение семантических границ понятия. Например, немецкое слово ‘Reform’ имеет значения ‘Wieder-herstellung oder emeuemde Umgestaltung eines Zustandes’, то есть то же значение, что и в русском. Но в сложных словах в качестве первого компонента ‘Reform’ приобретает уже совсем иные значения: ‘Reformkost’ - ‘диетическая пища’, ‘Reformbett’ - ‘волосяной матрац’.
Ассоциативный культурологический кон-
текст отражает устойчивые ассоциативные связи, присущие лексическим единицам, обозначающим реалии того или иного языкового коллектива. Единицы этого уровня часто используются в информационно-аналитических текстах, например, такие качественные германские издания, как «Zeit», «Berliner Zei-tung», «Frankfurter Allgemeine Zeitung» неизменно ассоциируются у немцев с определённым стилем, они авторитетны и уважаемы. Не случайно, что описание каких-либо «горячих» событий именно в этих изданиях пользуются особым доверием.
Метафорический культурологический контекст наиболее сложен для понимания. Он объединяет культуроспецифичные единицы, заимствованные из текстов, ставших неотъемлемой частью национальной культуры: цитаты из литературных произведений, фразеологические обороты, слова из песен и так далее. Тексты СМИ содержат огромное количество единиц такого рода. Их можно встретить почти во всех типах медийных текстов, за некоторым исключением новостных. У культуроспецифических единиц метафорического уровня есть одна очень интересная особенность - они способны передавать основную идею в сравнительно короткой и яркой, запоминающейся форме. Это свойство используется журналистами в заголовках, разного рода слоганах. Одна однажды удачно написанная фраза может мгновенно распространиться на огромное число медийных материалов и использоваться в совершенно разных контекстах, абсолютно отличных от «оригинала».
О метафоричности в текстах массмедиа можно и нужно говорить не только на вербальном, но и на экстралингвистическом уровне [8].
Подводя итоги, следует подчеркнуть следующее. В современной науке прослеживаются несколько тенденций в определении понятия ‘смысл текста’. Для восприятия смысла медийного текста необходимо учитывать такие его свойства, как культурологический контекст, фоновые знания и интертекстуальность. Все участники коммуникативной ситуа-
ции должны владеть хотя бы приблизительно одинаковым семиотическим опытом. Практически любой текст массмедиа становится возможным понять только в рамках когнитивнокультурологического аспекта.
Список литературы
1. Бабенко, Л. Г. Лингвистический анализ художественного текста. Теория и практика / Л. Г. Бабенко, Ю. В. Казарин. М., 2009. 496 с.
2. Богуславская, В. В. Моделирование текста : лингвосоциокультурная концепция. М., 2008. 280 с.
3. Гальперин, И. Р. Текст как объект лингвистического исследования. М., 1981. С. 44.
4. Гюббенет, И. В. Основы филологической интерпретации литературно-художественных текстов. М., 1991. С. 39.
5. Дейк, Т. А. ван. Стратегии понимания связного текста / Т. А. ван Дейк, В. Кинг // Новое в зарубежной лингвистике. Вып. 23. Когнитивные аспекты языка. М., 1989.
6. Добросклонская, Т. Г. Медиалингвистика : системный подход к изучению языка СМИ. М., 2008. 264 с.
7. Кристева, Ю. К семиологии параграмм. М., 2000. С. 484-516.
8. Ленкова, Т. А. Интерпретирующий язык креолизованных текстов : семиотический аспект (на материале современной прессы Германии) // Вестн. Челяб. гос. ун-та. 2010. № 11. Филология. Искусствоведение. Вып. 42. С. 74-77.
9. Леонтьев, А. Н. Деятельность. Сознание. Личность. М., 1975. С. 7-28.
10. Лихачёв, Д. С. О филологии. М., 1987. С. 221.
11. Мильруд, Р. П. Теоретические и практические проблемы обучения пониманию коммуникативного смысла иноязычного текста / Р. П. Мильруд, А. А. Гончаров // Иностр. яз. в шк. 2003. № 1. С. 12-18.
12. Новиков, А. И. Семантика текста и её формализация. М., 1983. С. 35.
13. Тер-Минасова, С. Г. Язык и межкуль-турная коммуникация. М., 2008. 352 с.
