-►
Актуальные проблемы языкознания
УДК 372.881.111.1
Н.Э. Аносова
ПРОБЛЕМЫ ПЕРЕВОДА АНГЛОяЗЫчНОГО политического ДИСКУРСА СМИ
N.E. Anosova
PROBLEMS OF MASS MEDIA POLITICAL DIScOuRSE TRANSLATION
FROM ENGLISH INTO RUSSIAN
Аннотация
Статья посвящена анализу политического дискурса, его жанровой структуры и основных подтипов. Рассмотрены функциональные и стилистические особенности материалов политического дискурса СМИ, а также лексические и стилистические приемы перевода текстов политического дискурса с английского языка на русский.
Ключевые слова
ПОЛИТИЧЕСКИЙ ДИСКУРС, ПОЛИТИЧЕСКАЯ КОММУНИКАЦИЯ, ЛИНГВОКУЛЬ-ТУРОЛОГИЯ, КУЛЬТУРОСПЕЦИФИЧНОСТЬ, СРЕДСТВА МАССОВОЙ ИНФОРМАЦИИ, ПЕРЕВОД ТЕКСТОВ ПОЛИТИЧЕСКОГО ДИСКУРСА, ПАРАДИГМА ПОЛИТКОРРЕКТНО-СТИ В ПЕРЕВОДЕ.
Abstract
The article deals with the analysis of political discourse in mass media, its genres and types. The purpose of the article is to consider functional and stylistic features of political discourse in mass media as well as stylistic and lexical techniques of English-Russian political translation.
Keywords
POLITICAL DISCOURSE, POLITICAL COMMUNICATION, CULTURAL LINGUISTICS, CULTURAL IDIOSYNCRASY, MASS MEDIA, POLITICAL TRANSLATION, PARADIGM OF POLITICAL CORRECTNESS IN TRANSLATION.
Общественно-политическая ситуация и ее изменение играют существенную роль в развитии языка. Политический дискурс — это явление современной повседневной жизни. Чем более открыта и демократична жизнь общества, тем больше внимания уделяется языку политики, причем политический дискурс интересует как профессионалов, занятых в политике, журналистов и политологов, так и самые широкие массы граждан. Умение понимать язык политики и вести дискуссию на общественно-политические темы входит и в круг значимых
компетенций студентов — магистрантов гуманитарного, экономического и технического направлений.
Студенты, изучающие иностранный язык в магистратуре, все чаще сталкиваются с проблемами перевода лексических единиц политического дискурса в рамках курса профессионально ориентированного перевода и в рамках дисциплины «Иностранный язык для специальных целей». В связи с этим возникает необходимость уделять особое внимание таким областям знания, как политический дискурс средств мас-
совой информации (СМИ), лингвокультурная составляющая общественно-политического дискурса и особенности перевода статей общественно-политической тематики.
Политический дискурс — неотъемлемая часть социальных отношений, поскольку он формируется ими и в то же время сам формирует их, являясь сложным единством языковой формы, знания и действия [3, с. 123]. Таким образом, в реализации политического дискурса участвуют не только языковые средства, но и экстралингвистические факторы, которые определяют общение, а также когнитивные структуры, обусловливающие существование самого дискурса [4, с. 320].
В лингвистике обозначены два основных типа дискурса: персональный (личностно ориентированный) и институциональный (статусно ориентированный) [8]. В первом случае говорящий выступает как личность во всем богатстве своего внутреннего мира, во втором — как представитель определенного социального института. Статусно ориентированный дискурс представляет собой институциональное общение, т. е. речевое взаимодействие представителей социальных групп и институтов друг с другом, с людьми, реализующими статусно-ролевые возможности в рамках сложившихся общественных институтов, число которых определяется потребностями общества на конкретном этапе его развития.
Наряду с такими видами институционального дискурса, как юридический, медицинский, деловой, рекламный, исследователи выделяют политический дискурс, изучением которого занимаются многие политологи, социологи, психологи, лингвисты. Основы теории политического дискурса были заложены представителями кембриджской и оксфордской философских школ в 50-е годы XX века, занимавшимися анализом лингвистического контекста общественной мысли. В 1970-х годах термин «дискурсы» широко применялся при анализе политических процессов, в 1980-х возник центр семиотических исследований, связанных с анализом дискурсов [2, с. 230].
В последние десятилетия теория политического дискурса стала объектом пристального внимания лингвистов. Если на Западе проблемы языка и власти, языка и идеологии, языкового манипулирования, роли мифа в
политической коммуникации находились в фокусе исследовательского интереса достаточно давно — примерно с послевоенных лет, то в нашей стране лингвисты стали активно разрабатывать эту проблематику преимущественно с начала перестройки, когда политическая коммуникация перестала носить сугубо ритуальный характер. В первую очередь политический дискурс является предметом изучения политической лингвистики, основанной в середине XX века Дж. Оруэлом и В. Клемперером. В настоящее время это отдельное направление, успешно развиваемое как зарубежными, так и отечественными исследователями. Политическая лингвистика находится на стыке наук (лингвистики, политологии, культурологии и др.) и активно использует методы социолингвистики, лингвистики текста, когнитивной лингвистики, стилистики и риторики.
Политический дискурс пересекается с другими типами дискурса—юридическим, научным, массово-информационным, педагогическим, рекламным, религиозным, спортивно-игровым, бытовым и художественным. Современный язык политики отличает среда его существования — СМИ, и в силу ориентации политического общения на массового адресата этот язык лишен корпоративности, присущей любому специальному языку [12, с. 386]. Политический дискурс, как и всякий другой, имеет полевое строение. В центре его находятся те жанры, которые максимально отражают основное назначение политической коммуникации — борьба за власть. Жанровая структура политического дискурса весьма богата. Это прежде всего парламентские дебаты, общественно-политические речи, голосование. В составе политического дискурса выделяют такие жанры, как манифест, предвыборная платформа, персональное общение, интервью, политическая реклама и др. Вследствие «размытости» границ дискурса нередко происходит наложение характеристик разных видов дискурса в одном тексте. Так, например, интервью с политологом сочетает в себе элементы масс-медиа, научного и политического дискурсов. Политический и рекламный дискурс пересекаются в жанре политической рекламы. Таким образом, можно сделать вывод, что любой материал в СМИ, в котором речь идет о политике и автором которого является политик (или, наобо-
рот, адресованный политику), следует относить к полю политического дискурса.
Важнейшая характеристика политического дискурса — это культурная специфика. Политический дискурс СМИ, являясь предметом интереса лингвокультурологии, представляет собой сиюминутный срез языкового и культурного состояния общества. Медиатексты насыщены культурозначимой информацией, в них фиксируются и отражаются как общие, так и специфические особенности функционирования национальных языков и культур. Именно поэтому выявление и описание культурозначимых компонентов медиаречи оказывается сегодня одной из важнейших исследовательских задач.
Анализ непосредственно языковой составляющей медиадискурса позволяет составить представление о функционировании языка на современном этапе его развития: проследить за образованием новых единиц, заметить исчезновение существовавших ранее. Лингвокультурная специфика реализуется в семантике, синтакти-ке, прагматике языковых знаков, наполняющих текст, что в совокупности составляет культро-логическую маркированность медиадискурса [6, с. 264]. При этом категория культуроспеци-фичности представлена совокупностью единиц культорологического контекста, относящихся ко всем его четырем уровням: денотативному, коннотативному, ассоциативному и метафорическому [7]. Лингвистическую основу данной категории составляют слова, обозначающие реалии и артефакты, слова и словосочетания с культуроспецифичными коннотациями, лексические единицы с устойчивыми ассоциативными связями.
Культурные характеристики политического дискурса тесно связаны с другой его важнейшей характеристикой — прецедентностью. Перевод прецедентных текстов всегда представляет сложную переводческую задачу. Прецедентность — это одно из проявлений важнейшей категории дискурса, интертекстуальности. Прецедентные феномены в широком понимании — любые широко известные имена, высказывания, тексты, ситуации, имеющие хождение и легко узнаваемые в данном лингвокультурном сообществе, — представляют собой интерес с точки зрения теории и практики перевода. Являясь своеобразной проекцией лингвокультурного пространства, их порождающего, тексты, относящиеся к дис-
курсу масс-медиа, содержат реалии, ссылки на исторические события. Лингвокультурное пространство понимается как совокупность оязы-ковленных культурных феноменов, широко известных в данном ЛКС и составляющих культурную грамотность среднего его представителя. Соответственно использование прецедентных феноменов повышает степень аутентичности высказывания, способствует созданию «своей» атмосферы, закрытости от «коммуникативных чужаков» и, таким образом, является эффективным средством обращения к культурной идентичности аудитории [12].
Высоким уровнем прецедентности отличается политический дискурс США, и, поскольку необходимость перевода в политическом дискурсе прецедентных единиц возникает повсеместно, перед переводчиком встает дилемма: стоит ли такие единицы в переводе заменить, опустить или дать переводческий комментарий.
Как американские, так и российские политические деятели в своих речах неизменно используют ту прецедентную информацию, которая имеет отношение к ценностным ориентирам лингвокультурного сообщества и отражает современную проблематику. По мнению известного переводчика П.Р. Палажченко, существуют три текста, которые знакомы каждому американцу: это первые абзацы Декларации независимости, государственный гимн и Геттис-бергская речь президента Линкольна [9, с. 211]. Кроме того, большинству американцев известно содержание Билля о правах — первых десяти поправок к Конституции США. Выдержки из этих прецедентных документов либо аллюзии на них являются неотъемлемой частью публичных выступлений американских политиков, в особенности предвыборных агитационных речей. На русскоязычного читателя такие приемы не произведут никакого впечатления: ни упоминание речи Линкольна, ни цитирование знаменитой «I have a dream» М.Л. Кинга не вызовет у него патриотических чувств, поскольку данные прецедентные тексты не являются частью его культуры.
В вопросе передачи на иностранный язык прецедентных текстов интересно проследить алгоритм действий в устном переводе. В книге известного отечественного переводчика П.Р. Палажченко находим следующий эпизод из переводческой практики А.Д. Швейцера:
«Поскольку <...> анекдоты генерала были, по существу, непереводимыми, я обзавелся американским сборником, содержавшим шутки на все случаи жизни, и тщательно его проштудировал. Выслушав очередной образчик генеральского юмора, я пересказывал вместо него один из подходящих по ситуации анекдотов из сборника, причем с неизменным успехом» [11, с. 187]. Таким образом, замена прецедентного текста языка оригинала на прецедентный текст языка перевода оказывается оправдана, но лишь при условии сохранения коммуникативного эффекта высказывания.
В дискурсе американских президентских выборов трансформации подвергается незначительное число прецедентных феноменов. Причем часть из них носит формальный характер, например необходимые грамматические изменения для представления высказывания в косвенной речи. Для российского предвыборного дискурса характерны большая распространенность и вариативность видов трансформации прецедентных феноменов. Они подвергаются трансформации для того, чтобы вовлечь читателя в языковую игру с автором и вызвать, таким образом, заинтересованность. Участие в «создании» смысла высказывания, самостоятельное восстановление интертекстуальных связей влечет за собой эмоциональную вовлеченность, что создает благоприятную основу для оказания запланированного воздействия [5].
Перевод политического дискурса имеет ряд функциональных и стилистических особенностей, которые находятся в прямой зависимости от особенностей самого политического дискурса. Из общеязыковых функций наиболее актуальной для политического дискурса является функция воздействия на адресата. Теория перевода на современном этапе своего развития обращает внимание на взаимосвязь перевода и социолингвистических факторов. Делается вывод, что реципиент неизменно воспринимает текст перевода через призму своей национальной культуры и соответственно некоторые содержательные аспекты высказывания будут априори не поняты либо неверно истолкованы.
Существует несколько ключевых характеристик общественно-политического дискусра СМИ как отдельного функционального стиля. Во-первых, это высокая стандартизованность, выражающаяся в использовании публицисти-
ческих клише, штампов, лексикализованных метафор, что позволяет создать эффект беспристрастности автора: call for actions — призыв к действию; officially comment on — дать официальное заявление; a statement issued by — в заявлении, опубликованном; in the midst of political campaign — в разгар политической кампании; the agency reported that — в сообщении агентства говорится. Многие клише англоязычного политического дискурса СМИ имеют устойчивые эквиваленты в русском языке, принятые в переводе, их и следует придерживаться: to proceed from the assumption that... — исходя из того, что...; restricted information — информация для служебного пользования/секретная информация.
Надо отметить, что основным стилистическим принципом организации языка в публицистике является сочетание стандарта и экспрессии. Для политического языка и дискурса США характерна экспрессивность, подчеркнутая обилием стилистических средств: From the House to the Senate, a demon lurks, luring the country's leaders to twist and mangle words into grotesque amalgamations. — Заседающие в конгрессе политические лидеры страны, поддавшись соблазну, коверкают слова, создавая порой нелепые, лишенные смысла фразы. Однако подобная «высокая» экспрессия в меньшей степени присуща русскому языку, поэтому в процессе перевода чаще всего используется прием снижения образности. Перевод метафорических выражений с английского языка на русский, как правило, также сопровождается снижением образности в языке перевода по сравнению с текстом оригинала: John McCain's admission to the Weekly Standard's Steve Hayes... that he would consider the possibility of choosing a pro-choice running mate is rightly seen as a trial balloon to gauge reaction among conservative base voters to such a move. — Заявление Джона Маккейна о том, что он готов рассмотреть возможность избрания в качестве кандидата на пост вице-президента политика — сторонника легализации абортов, которое он сделал в интервью корреспонденту Weekly Standard's Стиву Хейзу, стоит воспринимать скорее как попытку прозондировать почву с целью оценить реакцию консервативно настроенных избирателей на подобный ход.
Отечественные СМИ в последнее десятилетие активно увеличивают число немотивированных заимствований в русском языке, и на
страницах российских газет можно встретить такие варианты передачи реалий политического дикурса СМИ, как прочойс и пролайф. На наш взгляд, прием транскрипции в данном случае не позволяет раскрыть значение называемых понятий, а сами лексические единицы выглядят чужеродно и слишком экзотично в русском дискурсе. Pro-choice — всемирно известное общественно-политическое движение, возникшее сразу после того, как в 1973 году верховный суд США отменил запрет на аборты, существовавший в большинстве штатов. Ему противопоставлено движение pro-life — «в защиту жизни» («за жизнь»). Вопрос перевода этих реалий до сих пор является спорным. На наш взгляд, наиболее корректным вариантом перевода является описательный: a pro-choice running mate — кандидат в вице-президенты — сторонник легализации абортов.
Названия партий в США часто носят очень образный характер, и адекватный перевод такой лексики невозможен без наличия у переводчика фоновых знаний об американской партийной системе. Например, в статьях американских СМИ, посвященных предвыборной тематике, встречается словосочетание Blue Dogs. Тот факт, что оба слова написаны с заглавной буквы, должен навести переводчика на мысль, что это не просто политическое прозвище или ироничное сравнение с синими собаками, но название учреждения или государственного образования. В ноябре 1994 года в ответ на республиканский успех на выборах группы умеренных и консервативных демократов в палате представителей США объединились, назвав себя «Демократами синей собаки» (англ. Blue Dog Democrats). В качестве талисмана они выбрали синюю собаку, очевидно, намекая на старую шутку о том, что южанин проголосует за демократов, даже если кандидатом от демократов будет «желтая собака». «Желтая собака» превратилась в голубую, так как голубой цвет — это традиционный цвет демократов. Предпочтительным вариантом перевода в данном случае является описательный перевод со смысловым развитием, сопровождающийся снижением образности: Blue Dogs — партия консервативнъх южан. Название этой партии в последнее время все чаще появляется на страницах американских общественно-политических изданий, и в русскоязычных СМИ можно встретить варианты перевода «Партия
синих псов» или «Демократы синей собаки». В этом случае требуется переводческий комментарий, поскольку среднестатистический русский читатель не столь близко знаком с партийной системой США и подобный перевод без пояснения может вызвать непонимание.
Следующий пример может служить иллюстрацией трудностей при переводе неологизмов, присущих политическому дискурсу: Conservatives are panning the president's performance. «This is another hype-and-blame trick from a president who thinks turning the economy around and solving our unemployment problem is everyone else's job but his own». — Консерваторы критикуют работу президента. «Это очередной пример политики очковтирательства, проводимой президентом Обамой, который считает, что управлять экономикой страны и решать проблемы безработицы должен кто угодно, но только не он сам». Посредством создания неологизма hype-and-blame представители республиканской партии во главе с М. Ром-ни, являющимся одним из главных соперников Б. Обамы на президентских выборах 2012 года, выразили критику в адрес Обамы и его политики в Белом доме. Параллельность конструкций неизменно вызывает у адресата сообщения, т. е. избирателей, ассоциацию со знаменитым слоганом «Hope and Change», который стал лейтмотивом президентской кампании Обамы в 2008 году. Лексема «очковтирательство» относится к сниженному стилю, что накладывает существенные ограничения в ее употреблении. Однако язык российской прессы в большинстве случаев допускает использование сниженной или даже бранной лексики, поэтому предложенный вариант «политика очковтирательства» будет уместен в переводе. Кроме того, реалия hype-and-blame trick также тяготеет к разговорному стилю; соответственно приведенный вариант перевода позволяет сохранить стилистическое оформление высказывания, а ярко выраженная оценочность и негативная коннотация прекрасно работают на создание необходимого коммуникативного эффекта.
В значительной степени денотативный культурологический контекст политического дискурса составляют общественные и политические реалии, аллюзии к прецедентным текстам, цитаты. Отличительная черта американского современного политического дискурса — аллюзии на сакральные тексты. Политический и
религиозный дискурсы могут «переплетаться». Так, в дискурсе Б. Обамы значительное место занимают мессианские мотивы (сейчас в меньшей степени, чем до прихода к власти), аллюзии на библейские сюжеты и речи М.Л. Кинга-мл. [1, с. 248]. Для правильной интерпретации и перевода аллюзий и цитат необходимо обладать общей эрудицией и фоновыми знаниями о культуре и стране происхождения исходного текста. Разумеется, невозможно помнить наизусть все прецедентные тексты — источники цитат и метафор, поэтому в тех случаях, когда интуиция или контекст подсказывают, что в тексте спрятана цитата, переводчику текста могут помочь англоязычные словари цитат (например, «Oxford Dictionary of Quotations» и «Penguin Dictionary of Modern Quotations»).
Еще один немаловажный аспект политического дискурса, который необходимо учитывать при переводе, — парадигма политкоррект-ности. Постколониальное западное общество, движения за права женщин и сексуальных меньшинств привели за последние десятилетия к значительным изменениям в лексическом составе английского языка. В гендерных политкорректных эвфемизмах наблюдается нейтрализация по признаку пола путем ухода от «сек-систских» суффиксов -man, -woman, -er и -ess:
• policeman, policewoman ^ police officer 'офицер полиции';
• chairman, chairwoman ^ a chairperson или даже chair 'председатель' (обращение Madam Chair звучит пикантно);
• air hostess ^ flight attendant 'бортпроводник';
• waiter, waitress ^ server;
• fireman ^ a firefighter 'огнеборец' и т. д.
Дискриминирующий «мужской» суффикс
-man и вовсе близок к искоренению. Само слово «women», по наблюдениям некоторых исследователей, все чаще пишется как womyn или даже wimmin во избежание ассоциации со словом man [10, с. 624].
Нужно ли отражать такие изменения в переводе? Отрицательный ответ, казалось бы, очевиден. Внутренняя форма слова вторична, носители русского языка вряд ли обращают особое внимание на сочетания преподаватель Иванова, врач Иванова и т. д. Напротив, в русском языке формы женского рода в названиях профессий чаще имеют оттенок пренебрежительности и разговорности.
Возникает вопрос и при передаче политкорректных эвфемизмов-словосочетаний. В английском языке, особенно в американском варианте, имеется множество таких слов. Одним из наиболее продуктивных в образовании новых эвфемизмов является суффиксоид -challenged:
• an invalid 'инвалид' ^ a physically challenged person, что можно попробовать перевести как «человек, преодолевающий физические трудности»;
• fat 'толстый' ^ horizontally challenged — «преодолевающий горизонтальные трудности»;
• bald 'лысый' ^ follicularly challenged — «преодолевающий фолликулярные трудности» или «фолликулярно отсталый».
Политкорректные эвфемизмы рекомендуется передавать также эвфемизмами, делая максимально близкую кальку. Вместе с тем мы переводим не только с языка на язык, но и с культуры на культуру, а в нашей, русскоязычной культуре эвфемизмы распространены отнюдь не так широко. Проблему усугубляет то обстоятельство, что до сих пор далеко не все эвфемизмы, порожденные толерантностью, зарегистрированы толковыми словарями, не говоря уже о словарях двуязычных. Переводчику таких текстов приходится проявлять недюжинную изобретательность в переводе подобной лексики.
Функциональная специфика политического дискурса по отношению к другим видам дискурса проявляется в его базовой инструментальной функции — борьба за власть [12]. Одна из важных особенностей текстов СМИ практически всех жанров — сочетание в них элементов сообщения и воздействия. Хотя главной функцией массовой коммуникации принято считать передачу информации, эта передача довольно редко бывает полностью нейтральной, т. е. абсолютно свободной от элементов воздействия на аудиторию. В большинстве случаев передача информации сопровождается прямым или завуалированным выражением оценки, языковыми средствами и речевыми приемами, побуждающими аудиторию к определенной реакции на передаваемую информацию, средствами привлечения внимания к информации или к точке зрения, выражаемой в сообщении. Исследование функциональных и стилистических особенностей политического дискурса помогает осуществить перевод с сохранением необходимого коммуникативного эффекта, что является, безусловно, первостепенной задачей переводчика.
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
1. Будаев, Э.В. Метафора в политической коммуникации [Текст] / Э.В. Будаев, А.П. Чудинов. — М.: Флинта, 2008.
2. Ван Дейк, Т.А. Язык. Познание. Коммуникация [Текст] / T.A. Ван Дейк. - М., 1989.
3. Велединская, С.Б. Курс общей теории перевода [Текст]: учеб. пособие / С.Б. Велединская; Нац. исслед. Томск. политехи. ун-т (ТПУ). — Томск: Изд-во ТПУ, 2010.
4. Верещагин, Е.М. Лингвострановедческая теория слова [Текст] / Е.М. Верещагин, В.Г. Костомаров. — М.: Рус. яз., 1980.
5. Ворожцова, О.А. Прецедентные феномены в российском и американском предвыборном дискурсе 2004 [Текст] / О.А. Ворожцова // Полит. лингвистика. — 2007. — Вып. 3 (23). — С. 69—73.
6. Добросклонская, Т.Г. Медиалингвистика: системный подход к изучению языка СМИ (Современная английская медиаречь) [Текст] / Т.Г. Добросклонская. — М.: Флинта : Наука, 2008.
7. Иванова, С.В. Политический медиадискурс в фокусе лингвокультурологии [Текст] / С.В. Иванова // Полит. лингвистика. — 2008. — Вып. 1 (24). — С. 29-33.
8. Карасик, В.И. Структура институционального дискурса [Текст] / В.И. Карасик // Проблемы речевой коммуникации. — Саратов: Изд-во Сарат. ун-та, 2000. — С. 25—34.
9. Палажченко, П.Р. Мой несистематический словарь (Из записной книжки переводчика) [Текст] / П.Р. Палажченко. — 2-е изд. — М.: Р. Валент, 2002.
10. Тер-Минасова, С.Г. Язык и межкультурная коммуникация [Текст] / С.Г. Тер-Минасо-ва. — М., 2000.
11. Чужакин, А.П. Мир перевода, или вечный поиск взаимопонимания [Текст] / А.П. Чужакин, П.Р. Палажченко. — М.: Р. Валент, 1997.
12. Шейгал, Е.И. Семиотика политического дискурса [Текст] / Е.И. Шейгал. — Волгоград: Перемена, 2000.
СВЕДЕНИЯ ОБ АВТОРЕ / AUTHOR
АНОСОВА Наталия Эдуардовна — кандидат педагогических наук, доцент кафедры лингвистики и межкультурной коммуникации Института прикладной лингвистики Санкт-Петербургского государственного политехнического университета.
195251, Санкт-Петербург, ул. Политехническая, 29 тел. (812) 297-97-84 (кафедра) natalia-ed@mail.ru
ANOSOVA Natalia Е. — St. Petersburg State Polytechnical University. 195251, Politekhnicheskaya Str. 29, St. Petersburg, Russia natalia-ed@mail.ru
© Санкт-Петербургский государственный политехнический университет, 2013