СЕМАНТИЧЕСКИЕ ПРОЦЕССЫ В ЯЗЫКЕ И ОБЩЕСТВЕ
УДК 81'282
ПОЛЬСКИЙ ЯЗЫК КАК ПОСРЕДНИК ИНОЯЗЫЧНОГО ВЛИЯНИЯ НА РУССКИЕ ГОВОРЫ ЛАТГАЛИИ*
Е.В. Матейкович
Кафедра русистики и славистики Гуманитарный факультет Даугавпилсский университет ул. Виенибас, 13, Даугавпилс, Латвия, 5400
В речи русских старожилов Латгалии встречаются иноязычные лексемы, которые появились через посредство польского языка, что объясняется историей этого региона, который был в течение длительного времени в составе Польско-Литовского государства. В статье анализируется лексический материал, который извлечен из двух источников: картотеки Даугавпилсского университета и «Материалов для словаря русских старожильческих говоров Прибалтики».
Ключевые слова: диалектология, русские говоры, язык-посредник, лексика, польский
язык.
Исследованием русских говоров в Прибалтике занимались многие лингвисты: В.Н. Немченко (Литва), А.И. Синица (Латвия), Т.Ф. Мурникова (Эстония).
Результатом научной деятельности стал региональный словарь русских старожильческих говоров трех прибалтийских республик — Литвы, Латвии, Эстонии [1].
Исследованием русских говоров в Латвии занимались: М. Новгородов [2; 3], М.Ф. Семенова [1; 4—6], А. И. Синица [7—11], Е. Королева (исследования продолжаются и по настоящее время) [12—19] и др.
Так, исследователь М.Ф. Семенова выделяет три основные группы русских говоров Латвии: первая группа — это говоры обрусевших белорусов по южной и юго-восточной окраине Латгалии (с XVI в.); вторая группа — это старообрядческие говоры с псковско-новгородской основой (с конца XVII в.); третья группа — говоры переселенцев с соседних псковских земель (со второй половины XIX в.).
* Рец. асс. проф. Е.Е. Королева (Даугавпилс, Институт компаративистики), асс. проф. А.М. Кузнецов (Даугавпилсский университет).
Таким образом, речь русских старожилов Латгалии не представляет единого говора [6. С. 13].
Как отмечает Б. Лаумане, до XVI в. на территории Латвии не было засвидетельствовано крупных массивов славянского населения, усиление произошло после присоединения большей части Латвии к Польско-Литовскому государству (1561 г.), а потом — Латгалии к России (1772 г.) [20. С. 50]. Э. Екабсонс в связи с этим отмечает: «...В Латгалии влияние польской культуры было более длительным, а польские помещики как основная часть землевладельцев продолжали существовать и после включения Латгалии в состав Российской империи» [21]. Об особом статусе Латгалии как о 33-й провинции Польско-Литовского государства писал Е. Дунсдорфс [22. С. 179].
Исторические события, разворачивающиеся на этой территории, переселение и смешение населения разных национальностей и вероисповедания не могло не отразиться на языке. Н. Ананьева в своем исследовании «Балтизмы в говорах балто-славянского пограничья» отмечает: «С середины XIX в. происходит процесс формирования обширного массива польских говоров на территории бывших западных губерний Российской империи» [23. С. 354].
Польский периферийный диалект (рокгетугпа kresowa) образовался в результате исторического взаимодействия поляков с коренным населением на территории бывшего Польско-Литовского государства. Распространение польского языка в Украине, Белоруссии, Литве и частично Латвии было обусловлено рядом причин: политика, идеология, культура. Процесс полонизации проходил с разной интенсивностью начиная с XV в. и до XX в. [24. С. 5—7]. Польский периферийный диалект на территории Латвии до сих пор не изучен в полной мере, хотя этому вопросу посвящены работы таких исследователей, как М. Паршута [25; 26], М. Острувка [27—29], Д. Рембишевская [30], К. Куницкая [31].
Исследователь латгальских говоров А. Рекена в статье «Славянизмы в названиях кушаний в южнолатгальских говорах» рассматривает вопрос взаимодействия трех славянских языков — русского, белорусского, польского в Латгальском регионе [32].
О контактах латышского языка со славянскими языками (русский, белорусский, польский) пишет Ю. Лаумане в статье: «Лексический материал диалектологического атласа латышского языка, отражающий латышско-русско-белорусско-польские контакты». Автор отмечает сложность определения языка-источника русского, белорусского или польского заимствования. Разграничение русских и белорусских форм затрудняется тем, что исторически русские (псковские) и белорусские северо-западные говоры характеризуются наличием некоторых общих фонетических явлений [20].
В данной статье мы придерживаемся мнения о том, что заимствование происходит из польского языка, даже если в белорусском языке есть соответствующие лексемы, из-за престижности польского языка как языка культуры и проводника западного культурно-языкового влияния.
В данном случае мы опираемся на точку зрения польского исследователя М. Янковяка, который выделяет польские слова, такие, например, как: крыж, па-тэльня, кашуля, коудра, которые давно вошли в белорусский язык из польского
и функционируют в говорах Браславского и Миорского районов Белоруссии до сих пор.
Заимствования из польского языка объясняются тем, что Западная Белоруссия входила в состав Польши, крестьяне работали на «панов», а также посещали польские школы. Исследователь говорит о роли польского языка в религиозной жизни: мессы в костелах проводились на польском языке [33. С. 159]. Особый престиж польского языка был связан с тем, что он был государственным языком.
Пересечение польского и белорусского языков в русских говорах объясняется их родством, наличием общеславянских корней. Исследователь Г. Пальцев проанализировал 2500 корневых слов и дериватов праславянского происхождения, около 400 корневых производных лексем ограниченного/локального распространения, 150 полонизмов, 90 белоруссизмов, 6 тысяч общих заимствований, около 7 тысяч параллельных образований. В результате ученым было выявлено около 20 тысяч общих черт польского и белорусского языков в словаре из 50 тысяч слов [34. С. 23].
Предметом нашего рассмотрения является исследование роли польского языка как языка-посредника иноязычного влияния на русские говоры Латгалии. В работе используются данные картотеки русских говоров Латгалии кафедры русистики и славистики Даугавпилсского университета и «Материалы для словаря русских старожильческих говоров Прибалтики» 1963 г. под редакцией М.Ф. Семеновой, латгальский материал был записан А.И. Синицей в Прейльском районе [1].
Перейдем к конкретным примерам, отражающим роль польского языка в качестве языка-посредника в пополнении говоров заимствованиями.
гвалт — gwalt 'крик, шум': Стали йану дусить, а йана в гвалт (Большие Дзеркали). Согласно словарю М. Фасмера, является заимствованием через польское посредство из немецкого Gewalt [Ф. T. 1. C. 398]. Слово встречается в разговорной речи литературного языка;
жебрак — zebrak 'нищий': Тут Навицкий живет, жабрак такой (Прейль-ский р-н. МСГП). Это слово есть у всех западных славян, от поляков пришло на Русь. Заимствование 15 века из стар. нем. Seffr 'нищий', 'бродяга' [Б. C. 663]. В польском языке слово оформляется при помощи славянского суффикса -ак. Белорусский — жабрак; латгальский — zabraks. В белорусском языке и русских говорах Латгалии слово получает новое ударение (суффикс -ак всегда ударный у восточных славян);
канапка — kanapka 'маленький диван': Кала стяны канапка стайала. Лягит на канапку, ляжыт работать ня хочыт (Прейльский р-н. МСГП). Польский язык слово заимствовал из француз. Canapé [Ф. Т. 2. С. 177]. Белорусский — канапа; латгальский — kanopka. В польском языке славянское оформление, используя суффикс -к с уменьшительным значением;
келишечка — kieliszek 'рюмочка': Келишечку выпил (Даугавпилсский р-н д. Лавцесы). Слово заимствовано польским языком из немецкого Kelch, а немецким из латыни Calyx [Ф. Т. 2 C. 222]. Белорусский — ктшак; латгальский — keliseks. В польском языке слово приобретает славянский суффикс -ек, в русских говорах ему соответствует суффикс -ечк с уменьшительным значением;
камин — mmin 'печная труба': Комина не было, дым в избу. Доченька, закрой комин (Даугавпилсский р-н, Краславский р-н, Лудза, Резекненский р-н). В польский язык пришло из нем. Kamin, из романского (латин.) Caminus, из греч. Kaminos. Польское о- из а [Б. C. 250]. М. Фасмер считает тмин заимствованием из польского, а слово камин из немецкого языка [28. T. 2. C. 302]. В русском литературном языке функционирует слово камин, появившееся из немецкого. Заимствование камин сохраняет польское ударение. Белорусский — комш; латгальский — komins; литовский — kaminas;
люстерка — lusterko 'зеркало': Да в люстерку на себя поглядись. (Даугав-пилсский р-н, Краславский р-н, Лузденский р-н). М. Фасмер приводит две точки зрения появления слова в русском языке: 1. через нем. посредство Lüster; 2. непосредственно из француз. Lustre, от латин. Lustrare — 'освещать' (Ф. Т. 2. С. 546). Отметим, что в русском говоре слово имеет польское значение — зеркало. А. Брюк-нер высказывает мнение, что в польском слово появилось из итал. Lustro, Lustrina — 'блеск', из латин. Lustrare — 'показ, просмотр' [Б. C. 304]. Белорусский — люстЭрка 'зеркало';
мару да — maruda 'медлительный человек', 'копуша': Хозяин, бывало, скажет: у маруда, крути нитку шипко, что ты закешкалась (Прейльский р-н. МСГП);
марудить — marudzic 'медлить': Он марудит, кешкается, как здохлый (Прейльский р-н. МСГП). По мнению А. Брюкнера, это заимствование или из французского Maraudeur, или из испанского Maraud — негодяй, или из немецкого Marode (о солдатах мародерах), но все они от латинского Male ruptus 'плохо схваченный'. В польском — maruda, marudzic, marudny — о скуке и возне [Б. C. 324]. Этимология, на наш взгляд, не является убедительной, но заложенная в заимствовании отрицательная коннотация сохраняется. Белорусский — марудзиць, ма-рудны;
мур — mur 'стена каменная': Просьба мур пробивает. (Резекне); муравать — murowac 'строить': Дядька мой мало дома был, муровал у всех (Краславский район, п. Калниеши). Слово в русский язык пришло из немецкого Mur через польское посредство [Б. C. 348]. Белорусский — мураваны 'каменный'; латгальский — podmurovka 'фундамент'; латышский — müret 'укладывать фундамент', mürnieks 'каменщик, печник';
акуляры — okulary 'очки': Сыми окуляры, табе фсе время не надо носить (Краславский р-н, п. Ковалёво; Аглона; Демене). Согласно А. Брюкнеру польское слово восходит к латинскому Oculatus [Б. C. 378]. Белорусский — акуляры;
пантдфель — pantofel 'туфля': Ай, брасал я патофель. Аденеш пантофель, так идти на сенакос нагам вальней (Субате). Слово пришло в польский язык в XVI в. из немецкого Pantoffel [26. C. 394]. Белорусский — пантофлц
патерки — paciorek -ki 'бусы': Патерки носили мало (Краслава). В польский язык слово пришло в X—XI вв. из латин. названия молитвы Pater noster. Слово имеет второе значение 'бусы' [Б. C. 390]. Белорусский — пацерю; литовский —
poteriai. Уточним, что в белорусском и литовском языках данные лексемы имеют значение 'католические молитвы', в русском говоре употребляется в значении 'бусы';
покоштовать — pokosztowaé 'попробовать': Нада будит пакаштавать теста (Краслава). Koszt — цена в XVI в., kosztowac имеет и другое значение 'пробовать'. В чешском только одно значение 'пробовать'. В немецком Kosten имеет два значения: одно из латинского Constare — цена, другое — о вкусе, может быть родственно латинскому Gustare — пробовать (?) [Б. C. 260]. Белорусский — па-каштаваць;
ратовать — ratowaé 'спасать': Ой, ратуйте меня! Двух парней ратовали (Резекненский р-н, Прейльский р-н). Белорусский — ратаваць; латгальский — ratavuot; литовский — retavoti;
ратунок — ratunek 'помощь': Я кричу с йим фсе ратунку (Малта). Что ты ратунку кричишь? (Краславский р-н). По мнению А. Брюкнера, оба слова восходят к немецкому Rettung. В чешском языке сохраняет гласный е-. [Б. C. 454]. Белорусский — помач; латгальский — ratunki;
раптом — raptem 'внезапно': Была пагода, а тут раптом дождь палиу (Прейльский р-н д. Капини). Слово восходит к латинскому Rapio 'хватать (-ю)' [Б. C. 454]. М. Фасмер относит это слово к латинскому Raptus 'ограбление', белорусский — раптам;
флянцы — flanea 'отростки, побеги клубники, рассада': Клубник пускаит многа флянцеф. Вясной фси флянцы абрывают. (Прейльский р-н МСГП); Флянцев была многа, а вырасла мала (Даугавпилс); 'помидорная рассада' — памидор-ные флянцы (Лудза). В польском языке из немецкого Pflanze, от латинского Planta 'растение' [Б. C. 123];
фоливарок —folwark 'усадьба': Фаливарок толькау багатых, в багачах, там жыли паньские работники (Прейльский р-н МСГП). В польском языке слово фунционирует с XIV в. и является заимствованным из немецкого языка Vorwerk [Б. C. 124]. Белорусский — фальфарак; латгальский — folvarka (polvarka). Обращает на себя внимение второе слово polvarka, в котором заложена народная этимология этого слова (поляк — латгал. polaks, латыш. polis). Название деревни Фольварк староверы называют Поливарок. Скорее всего, это фонетическая передача чуждого славянам [ф];
фурманка — furmanka 'повозка': На фурманках паноф вазили (Прейльский р-н МСГП). По мнению Брюкнера, слово является заимствованием из немецкого Fuhrmann, Fahren [Б. C. 129];
шпак — szpak 'скворец' Котик типлонка скушал, думал, што шпаки. Фсо вишенье съядут шпаки (Прейльский р-н МСГП). По мнению М. Фасмера, слово является заимствованием из немецкого Spatz 'воробей' [Ф. Т. 4. С. 469]. Белорусский — шпак; латгальский — spoks;
шпалеры — szpaler 'обои': КРажаству нада купить шпалэр, аклеить ту избу. Избу аклеивали шпалэрам (Прейльский р-н МСГП). Хатела шпалеры купить,
пока то да се, забыла, думала ремонт делать (Краславский р-н Дагда). М. Фас-мер приводит несколько языков, из которых возможно было заимствовано слово: немецкий Spalier, итальянский Spalliera [Ф. Т. 4. С. 470]. А. Брюкнер указывает только романские языки (итальянский Spalliere, французский Espalier) [Б. С. 552]. Оба исследователя приходят к одному языку-источнику — латинскому слову Spatula. Белорусский — шпалеры; латгалский — spaleri.
Лексемы бунтовать и бунтоваться в литературном русском языке имеют значения 'поднимать бунт, восстание, участвовать в бунте; возбуждать, возмущать; возмущаться'. В польском языке buntowac, buntowac siq имеют значения 'подстрекать к бунту; восстанавливать против кого; возмущаться'.
Согласно словарю М. Фасмера, этимологический путь слова бунт — 'мятеж', 'восстание', 'возмущение' проходит через посредство польского языка из немецкого языка [Ф. T. 1 C. 241]. В русских говорах Латгалии зафиксированы диалектизмы:
бунтовать — 1. мешать что-л. делать, перебивать: Пушчай пайот, а ты ни бунтуй йаво (Прейльский р-н МСГП) Тише! Не бунтуйте меня (Даугавпилс) (ситуация: при счете денег). 2. вводить в заблуждение. Васька, выхади, твая аста-нофка (автобусная). — Не бунтуй! (Прейльский р-н МСГП).
Голова бунтуется — о головокружении. Галава бунтуйьцца вримянами, бунтуйьцца майа галава, абида такайа (Прейльский р-н МСГП).
Приведем пример, который демонстрирует появление нового значения слова.
Шкода — 1. 'вред, убыток': Рябяты шкоды наделали, а што вы смотрите. (Прейльский р-н МСГП); Ты адну лишь шкоду ф дом нисешь (Даугавпилсский р-н Силене). 2. предикат. наречие 'жалко, жаль' Десять рублэй фтярял, вот шкода (Прейльский р-н МСГП); Шкода, што дети далико жывут, скучна зимами. (Краславский р-н д. Константиново). 3. 'грех' Яш хрёсная, шкода ня ехать. (Даугавпилс).
В польском языке слово szkoda имеет только два значения: 1. 'ущерб, убыток' 2. 'жаль, жалко'. По мнению Брюкнера, слово пришло на Русь из польского языка, а также связывает его с немецким словом Schaden [Б. C. 549]. Белорусский — шкода; латгальский — skode.
Таким образом, в речи русских старожилов Латгалии нами были выявлены иноязычные лексемы германского происхождения: гвалт, жебрак, келишечка, комин, мур (муровать), пантофель, покоштовать, ратунок (ратовать), флянцы, фоливарок, фурманка, шпак, бунтовать (бунтоваться), шкода; романского происхождения: канапка, люстерка, маруда (марудить), шпалеры; латинизмы: окуляры, патерки, раптом. Все рассмотренные слова иноязычного (неславянского происхождения) пришли в русские говоры Латгалии через посредство польского языка. Их сохранению, частотности и повсеместному употреблению в говорах Лат-галии способствует, по всей вероятности, использование их в белорусском, латгальском, а в некоторых случаях в латышском и литовском языках. А.И. Синица отметила в статье «О словаре Вышек и Московской», что сильнее всего «на русские говоры Латвии оказывали влияние близкородственные языки и диалекты —
белорусский и польский» [10. С. 25]. Только два слова заимствованы и литературным языком — «гвалт» и «кошт» (устаревшее). Таким образом, речь идет о посреднической роли польского языка в говорах.
ЛИТЕРАТУРА
[1] Материалы для словаря русских старожильческих говоров Прибалтики. Ученые записки. — Т. 51: Филологические науки. — Вып. 8А / Под ред. М.Ф. Семеновой. — Рига: ЛУ, 1963 (сокр.: МСГП).
[2] Новгородов М.А. Из наблюдений над фонетикой и морфологией говора русского старожильческого населения Дагдского района Латвийской ССР. Ученые записки Даугав-пилсского пединститута. — Вып. I. Серия гуманитарных наук. — Даугавпилс, 1958. — С. 351—369.
[3] Новгородов М.А. Из наблюдений над синтаксисом говора русского старожильческого населения Дагдского района Латвийской ССР. Ученые записки Даугавпилсского пединститута. — Вып. I. Серия гуманитарных наук. — Даугавпилс, 1958. — С. 291—335.
[4] Семенова М.Ф. Славяно-латышские этнолингвистические отношения. Ученые записки Даугавпилсского пединститута. — Т. 10. Серия филологическая. — Вып. 6. — Даугав-пилс, 1964. — С. 33—39.
[5] Семенова М.Ф. О региональном атласе русских старожильческих говоров Прибалтики. Ученые записки. — Т. 92. Материалы II диалектологической конференции. — Рига, 1968. — С. 5—14.
[6] Семенова М.Ф. О русских старожильческих говорах Латгалии // В кн.: Русский фольклор в Латвии / Составитель И.Д. Фридрих. — Рига, 1972.
[7] Синица А.И. Бытовая лексика в говоре русского старожильческого населения Прейль-ского района Латвийской ССР. Ученые записки Даугавпилсского пединститута. — Т. 8. Серия филологическая. — Вып. 5. — Даугавпилс, 1963. — С. 109—133.
[8] Синица А.И. Лексика, обозначающая предметы и явления природы, в говоре русского старожильческого населения Прейльского района Латвийской ССР. Ученые записки Даугавпилсского пединститута. — Т. 10. Серия филологическая. — Вып. 6. — Даугавпилс, 1964. — С. 39—58.
[9] Синица А.И. Лексика, дающая характеристику человеку, в говоре русского старожильческого населения Прейльского района Латвийской ССР. Ученые записки Даугавпилс-ского пединститута. — Т. 10. Серия филологическая. — Вып. 6. — Даугавпилс, 1964. — С. 58—70.
[10] Синица А.И. О словаре Вышек и Московской. Ученые записки. — Т. 92. Материалы II диалектологической конференции. — Рига, 1968. — С. 24—36.
[11] Синица А.И. Названия домашних животных и птиц в говорах русского старожильческого населения Прейльского и Даугавпилсского районов Латвийской ССР. Ученые записки Даугавпилсского пединститута. — Т. 21. Серия филологическая. — Вып. 8. — Рига, 1970. — С. 118—125.
[12] Королева Е. Влияние церковнославянского языка на речь старообрядцев. — Valoda-1996. Valoda dazadu kulturu konteksta. Humanitaras fakultates VI zinatniskie lasijumi Daugavpils Universitate. — Daugavpils, 1996. — Lpp. 84—90.
[13] Королева Е. Диалектные черты городского просторечия г. Даугавпилса. — Valoda-1998. Valoda dazadu kulturu konteksta. Humanitaras fakultates VIII zinatniskie lasijumi Daugavpils Universitate. — Daugavpils, 1998. — Lpp. 14—24.
[14] Королева Е. Личные существительные с отрицательной оценкой в говорах старообрядцев Латгалии. — Valoda-2002. Valoda dazadu kulturu konteksta. Humanitaras fakultates XII zinatniskie lasijumi Daugavpils Universitate. — Daugavpils, 2002. — Lpp. 113—119.
[15] Королева Е. Диалектная фразеология (на материале русских говоров Латгалии). — Valoda-2004. Valoda dazadu kulturu konteksta. Humanitaras fakultates XIV zinatniskie lasijumi Daugavpils Universitate. — Daugavpils, 2004. — Lpp. 213—219.
[16] Королева Е. Фразеологические сравнительные конструкции в латышском языке и русских говорах Латгалии. — Valoda-2005. Valoda dazadu kulturu konteksta. Humanitaras fakultates XV zinatniskie lasijumi Daugavpils Universitate. — Daugavpils, 2005. — Lpp. 271—279.
[17] Королева Е. Зимние гадания латышей и русских в Латгалии (этнолингвистический аспект). — Valoda-2009. Valoda dazadu kulturu konteksta. Humanitaras fakultates XIX zinatniskie lasijumi Daugavpils Universitate. — Daugavpils, 2009. — Lpp. 30—41.
[18] Королева Е. Словарь русской фразеологии и устойчивых словосочетаний Латгалии. — Valoda-2010. Valoda dazadu kulturu konteksta. Humanitaras fakultates XX zinatniskie lasijumi Daugavpils Universitate. — Daugavpils, 2010. — Lpp. 55—63.
[19] Королева Е. Церковная лексика в речи староверов Латгалии. — Valoda-2011. Valoda dazadu kulturu konteksta. Humanitaras fakultates XXI zinatniskie lasijumi Daugavpils Universitate. — Daugavpils, 2011. — Lpp. 18—27.
[20] Лаумане Б.Э. Лексический материал Диалектологического атласа латышского языка, отражающий латышско-русско-белорусско-польские контакты // Контакты латышского языка. — Рига, 1977.
[21] Екабсонс Э. Поляки и польские помещики на территории Латвии. URL: http://www.li.lv/ index.php?option=com_content&task=view&id=100&Itemid=598&lang=ru
[22] Dunsdorfs E. Latvijas vesture. 1710—1800. — Daugava, 1973.
[23] Ананьева Н. Балтизмы в говорах балто-славянского пограничья // В кн.: Latgale ka kulturas pierobeza. Humanitara fakultate Komparativistikas instituts. — Daugavpils, 2008. — С. 361—354.
[24] Вярэшч В.Л. Польсюя перыферыйныя гаворга на Усходзе. Польские говоры в СССР. — Ч. 1 (Исследования и материалы 1967—1969 гг.). — Минск, 1973. — С. 5—22.
[25] Паршута Ю. О диалектной лексике польских говоров на территории Латвийской ССР. Rieger J, Werenicz W. red Studia nad polszczyzn^ kresow^ III. — Wroclaw, 1984.
[26] Паршута Ю. Статистическое описание морфологии польской речи жителей деревни Дарвиниеки Мадонского района Латвийской ССР. Польские говоры в СССР. — Ч. 1. — Минск, 1973.
[27] Ostrowka M. Proba ustalenia miejsca "mowy prostej" w systemie komunikacji j^zykowej lotewskich polakow. Materialy badan w Latgalii. Acta Baltico-Slavica XXIX. — Warszawa, 2005.
[28] Ostrowka M. Teksty z Kraslawia i okolic na Lotwie z komentarzem j^zykowym. Rieger J. red. J^zyk polski dawnych Kresow Wschodnich II. — Warszawa, 1999.
[29] Ostrowka M. O j^zyku polskim w okolicach Indrycy. Acta Baltico-Slavica XXIV. — Warszawa, 1999.
[30] Rembiszewska D. Polonizmy w lotewskich gwarach Latgalii. Acta Baltico-Slavica XXXIII. — Warszawa, 2009.
[31] Kunicka K. Polu valodas ziemelu periferialajam dialektam raksturigas iezimes Daugavpils Polu gimnazijas skolenu radosajos darbos. — Valoda-2011. Valoda dazadu kulturu konteksta. Humanitaras fakultates XXI zinatniskie lasijumi Daugavpils Universitate. — Daugavpils, 2011. — Lpp. 27—34.
[32] Рекена А. Славянизмы в названиях кушаний в южнолатгальских говорах // Вопросы диалектной лексики. В 2 т. — Т. 2. — Рига, 1986. — С. 57—97.
[33] Jankowiak М. Gwary bialoruskie na Lotwie w rejonie Kraslwskim. Studium Sociolingwi-styczne. — Warszawa, 2009.
[34] Пальцев Г.В. Общие элементы белорусской и польской лексики: Автореф. дисс. ... канд. фил. наук. — Минск, 1973.
[35] Стыпула Рышард, Ковалева Г.В. Польско-русский словарь. Около 35 000 слов. — М.: Русский язык; Варшава: Ведза Повшехна, 1975.
[36] Bruckner А. Slownik Etymologiczny J^zyka Polskiego. — Warszawa: Wiedza Powszechna, 1985. [В сокращении: Б., страница]
[37] Фасмер М. Этимологический словарь русского языка. В 4 томах: 1986—1987 [В сокращении: Ф., том, страница]
[38] Шуба П.П. Беларуска — Русга слоушк. — Мшск, 1994.
[39] Lukasevics V. Latgaliesu-latviesu vardnica. Vina cylvaka specvuorduojs. — Daugavpils, 2011.
[40] Butkus A. Latviesu-lietuviesu vardnica. — Kaunas, 2003.
THE POLISH LANGUAGE AS AN INTERMEDIARY LANGUAGE FOR FOREIGN INFLUENCE ON RUSSIAN SUBDIALECTS IN LATGALE
E.V. Mateykovitch
The Russian and Slavic Studies Department Faculty of Humanities Daugavpils University Vienibas str., 13, Daugavpils, Latvia, LV-5400
The speech of Russian old-timers in Latgale reveals lexemes belonging to other languages which came into being through the Polish language. This fact could be explained by the history of the region, which for the very long period had been integrated in the Poland-Lithuanian statehood. The article analyses lexical material proceeding from two sources: card-catalogue of the Daugavpils University and "Work Materials for the Dictionary of Russian Old-Timers Subdialects in Baltics.
Key words: dialectology, Russian subdialects, intermediary language, lexis, the Polish language.