CC BY
104
37. См: Smyser W. R. From Yalta to Berlin: The Cold War Struggle Over Germany. N.Y., 2000. P. 10.
38. Ulam A. Few Unresolved Mysteries About Stalin and the Cold War in Europe: A Modest Agenda for Research // Journal of Cold war Studies. 1999. Winter. Vol. 1. № 1. P. 110-113. См. также: Ulam A. Stalin: The Man and His Era. L., 1974; Ulam A. B. Expansion and Coexistence. The History of Soviet Foreign Policy, 1917-1967. N.Y.; Wash., 1968; Ulam A. B. The Rivals. America and Russia since World War II. N.Y., 1976.
39. См.: Уэйтц P. Западные теории происхождения «холодной войны» // Холодная война: новые подходы, новые документы. М., 1995.
40. Bemis S. F. Op. cit. P. 423; Ulam A. Expansion and Coexistence. P. 120.
41. Fisher L. The Road to Yalta: Soviet Foreign Relations, 1941-1945. N.Y., 1972. P. 215; Lukas J. A History of the Cold War. N.Y., 1961. P. 60; Burnham J. The Struggle for the World. N.Y., 1947. P. 188; См. также: Fischer L. Russia, America and the World. N.Y., 1966; Sheldon Ch. The Bolshevization of the USA. N.Y., 1980; Horovitz D. Imperialism and Revolution. L., 1969.
42. Фулбрайт Дж. У. Самонадеянность силы. М., 1967. C. 84, 87.
43. Morgenthau H. American Foreign Policy. A Critical Examination. N.Y., 1952. P. 31.
44. Гартхофф P. А. Почему возникла «холодная война» и почему она закончилась? // Международная жизнь. 1992. Март - апрель. C. 124.
45. См. например: Alperovitz G. Atomic Diplomacy: Hirosima and Potsdam. The Use of the Atomic Bomb and the American Confrontation with Soviet Power. N.Y., 1965. P. 13, 62-63.
46. Kolko G, Kolko J. The Limits of Power. P. 709714.
47. Шлезингер А. M. Циклы американской истории. М., 1992. С. 83. См. также: Paterson T. G. On Every Front: The Making of the Cold War. N.Y.; L., 1979. P. 73.
48. Gati Ch. Op. cit. P. 10.
49. Цит. по: Арбатов Г. А. Идеологическая борьба в современных международных отношениях. М., 1970. C. 46-47.
УДК 94(73+438)"1941/1945"
П. А. Самоделкин
ПОЛЬСКИЙ ВОПРОС В РУКОВОДСТВЕ ГОСДЕПАРТАМЕНТА США в 1941-1945 гг.: ПРОБЛЕМА ПРЕЕМСТВЕННОСТИ ВЗГЛЯДОВ С. УЭЛЛЕСА, К. ХЭЛЛА, Э. СТЕТТИНИУСА
В статье рассматриваются взгляды руководства Госдепартамента США в отношении польского вопроса и польского государства в годы Второй мировой войны. На протяжении 1939-1945 гг. эти взгляды менялись по политическим, сугубо американским, и военным причинам. Особое внимание уделено динамике отношения американского руководства к вопросам польского правительства и границ.
The opinions of the US's State Department management toward to polish question and polish state in time of the Second World War are considering in this article. On the length of 1939-1945 they were changed on political, especially American, and military reasons. The special attention is devoted to the dynamics of the relations American management to questions of polish government and borders causes historical interest.
Ключевые слова: Госдепартамент США, регионализм, универсализм, политический реализм, Атлантическая хартия, идея Четырех полицейских, президентские выборы 1944 года, граница Керзона, польский вопрос, Люблинское и Лондонское правительство.
Keywords: U.S. Department of State, regionalism, universalism, political realism, the Atlantic Charter, the Four Policemen conception, the Curzon Line, the "Polish Problem", the Lublin and London Government.
В течение Второй мировой войны смена лиц в американском внешнеполитическом ведомстве, влияющих на процесс моделирования послевоенного устройства мира, происходила три раза. Выделяются следующие периоды: конец 1939 -середина 1943 г. характеризуется преобладанием активности и авторитета Самнера Уэллеса; середина 1943 - конец 1944 г. - Корделла Хэлла; с конца 1944 г. - Эдварда Стеттиниуса [1]. Образ будущей Польши и определение ее места на международной арене в связи с этим также претерпевали изменения в своем формировании.
Заместитель госсекретаря Уэллес, друг Ф. Д. Рузвельта и сторонник вовлечения США в войну в 1939-1941 гг., в 1942-1943 г. уделял немало внимания проблеме организации международного мира. Во время визита польского премьера Владислава Сикорского в Вашингтон в декабре 1942 г. ему было поручено подготовить проект - модель отношений польского правительства в эмиграции с советским правительством. 9 декабря 1942 г. начальник отдела по европейским делам Госдепартамента Р. Атертон вручил
© Самоделкин П. А., 2009
Хэллу меморандум, передающий содержание американских взглядов на этот счет. Тогда впервые прозвучала цель создания «сильной и независимой Польши» [2].
Полагалось, что Польша должна получить выход к морю за счет включения в ее состав территорий Восточной Пруссии. По поводу восточной границы выражалось мнение, что любой возврат к границе по Рижскому трактату 1921 г. приведет к напряжению отношений с СССР. В связи с этим вспоминалась более правильная в этническом плане линия Керзона. Кроме того, в меморандуме не было конкретных предложений по поводу создания каких-либо конфедераций в ЦЮВЕ. Нельзя было допустить изоляции СССР, с одной стороны, и не содействовать безопасности целой Европы - с другой.
В самом отделе по европейским делам отмечали, что на данном этапе войны США не могут вести дискуссии на тему территориальных проблем. Тем самым Сикорскому давали понять, что США дистанцируются от роли посредника в советско-польских отношениях, предлагая полякам объективные, на их взгляд, пути достижения согласия с СССР. 4 января 1943 г. Уэллес резюмировал эти положения Сикорскому при личной встрече, добавив, что некоторые польские силы не служат интересам стабильности [3].
5 февраля 1943 г. польскому послу в США Я. Чехановскому он объяснял, что «польское правительство должно пойти на уступки Советскому Союзу в вопросе территорий» [4]. Очевидным было стремление Вашингтона улучшить отношения с СССР, что отражалось на заявлениях и проектах по поводу границ послевоенной Польши.
Визит Антони Идена в марте 1943 г. выявил точки зрения Англии и США на установление польско-советской границы. Речь шла о серьезных приращениях польских земель за счет Восточной Пруссии и использовании при определении советско-польской границы «линии Керзона» [5]. Данный разговор прошел 15 марта 1943 г. при участии Рузвельта, Идена и Г. Гопкинса. Информация о нем была опубликована Уэлле-сом в книге «The time of decision» в 1944 г., что говорит о причастности автора к формированию позиции американской стороны и в то же время не позволяет сделать вывод, что этот «план в отношении Польши» [6] появился в Вашингтоне только в 1944 г.
Во время встреч с членами английской делегации Уэллесу было поручено курировать вопросы создания ООН и международной безопасности. 16 марта в разговоре с Иденом и британским послом Э. Галифаксом о создании двух конфедераций (балканской и в центрально-восточной Европе) заместитель госсекретаря, согласившись
с представленными английским проектами, уточнил, что в последнюю должны входить Австрия, Чехословакия и Польша.
Уэллес уделял большое внимание региональным аспектам в планировании послевоенного порядка. Ему определенно думалось, что целью внешней политики СССР является достижение и сохранение безопасности его западных границ. В 1944 г., будучи в отставке, он отмечал, что советское государство имеет право создать «региональную систему в Восточной Европе», состоящую из «сотрудничающих друг с другом... независимых государств, тяготеющих к России.» [7] Такие суждения, опубликованные в 1944 г., не противоречили некоторым заявлениям Стеттини-уса в июне 1944 года, о чем речь пойдет ниже.
Это не была идея воссоздания в ЦЮВЕ прототипа малой Антанты, вынашивание которой шло, например, в Великобритании [8]. Это было конкретное предложение, реализующее идею «четырех полицейских», и с ним соглашался президент Рузвельт, считавший, что необходимо обезоружить не только агрессоров, но и страны от Франции до Польши [9].
Разрыв польско-советских отношений в 1943 г. поставил конкретную внешнеполитическую задачу перед американским руководством и заставил искать особые пути ее решения. 26 апреля 1943 г. Уэллес, принимая у себя Чехановского, критично оценивал действия польского правительства, поверившего заявлениям Германии о расстрелах польских офицеров советскими органами безопасности. Он считал, что Международный комитет Красного Креста не может делать объективную экспертизу, находясь на территории, контролируемой немцами [10]. Кроме того, он отмечал, что польское правительство, ссылаясь на это заявление, увидело в нем повод для разрыва дипломатических отношений, что только уменьшило возможности Вашингтона способствовать решению польской проблемы.
Политический кризис, возникший в связи с Катынской трагедией (апрель 1943 г.) и выводом польской армии генерала Андерса из СССР в Иран (июль - сентябрь 1943 г.), подорвал авторитет польского правительства и усложнил процесс польско-советского сближения, что негативно отразилось на политическом весе польского правительства в Лондоне. Это было замечено в английском руководстве, в Кремле и в Вашингтоне.
Польской стороне предлагалось обратиться за разрешением всех польско-советских противоречий непосредственно к Советскому правительству, а не искать посредничества у США и Великобритании. Однако разрешить конфликт между СССР и польским правительством в эмиграции таким путем не удалось. Уэллес вспоминал, что неучас-
тие во время войны в соглашениях с СССР и Чехословакией было со стороны Сикорского близорукой авантюрой [11]. Таким образом, вариант создания некоего союза государств как основы для реализации в будущем программы «четырех полицейских» проваливался. Это обстоятельство усиливало напряжение в отношениях Уэллеса с Хэллом.
Ценность отношений Польши с каждой из стран Большой тройки при таких обстоятельствах должна была зависеть от того, с какими польскими политическими силами они сотрудничали и как эти силы представлены в формирующихся польских органах власти. С осени 1943 г. необходимо констатировать усиление роли различных польских институтов власти и групп лобби, влияющих на главных участников международных отношений, что позволяет говорить о существовании и действии фактически нескольких польских центров власти, помимо правительства в эмиграции.
Избегая каких-либо заявлений перед выборами, фактически до октября 1944 г. руководство США передало инициативу в деле восстановления советско-польских отношений Англии. Следовательно, исходя из ряда объективных и субъективных причин, отставка Уэллеса была необходима и для сохранения status quo президента.
Согласно точке зрения Хэлла, причиной отставки была критика госсекретаря и всего внешнеполитического ведомства США, причем об этом шаге Рузвельта попросил сам Хэлл. 25 сентября на место заместителя госсекретаря был назначен Э. Стеттиниус [12]. Давно существующий конфликт Хэлла и Уэллеса разрешился, и Рузвельт принял такой исход. Идея регионализма была ослаблена.
Известно, что Хэлл был последователем Вуд-ро Вильсона, чьи «14 пунктов» оставили свой след на его собственных универсалистских взглядах, характеризовавшихся верой в неделимый мир, мощную международную организацию по поддержанию мира, универсальность законов и принципов, применяемых в международных отношениях. С августа 1943 г. госсекретарь лично занялся укреплением связей между Госдепартаментом и Администрацией [13].
Хэлл, в отличие от Рузвельта и Уэллеса, никогда не был сторонником регионализма, но это не мешало ему сотрудничать с президентом и его окружением. Сам президент США проявлял заинтересованность в достижении согласия с Госдепартаментом по многим ключевым вопросам внешней политики.
Еще 23 марта 1943 г., во время визита Идена в Вашингтон, госсекретарь встречался с Чеханов-ским, который сообщил ему, что Сикорский, со-
лидаризировавшись с позицией США и Великобритании, может потерять доверие в польской армии и в правительстве. Поэтому он и соглашается на установление границ по линии Керзона. Хэлл ответил, что не считает необходимым быть посредником между Сикорским и Кремлем в данном вопросе [14]. Обещание поговорить об этом с президентом он не выполнил. Позднее, в беседе с Галифаксом, Хэлл подчеркнул, что польско-советские отношения нарушили не Рузвельт, Черчилль и Сталин [15]. Позиция Госдепартамента в данном вопросе была последовательной.
С целью улучшения польско-советских отношений, в Госдепартаменте был разработан план помощи полякам в СССР в вопросах пребывания или выезда из страны. Британский Форин Офис принял участие в его подготовке [16]. Польская сторона к сотрудничеству не привлекалась.
12 июня 1943 г. Хэлл проинформировал об этом плане посла США в Москве У. Стендли. Последний в ответ указал, что в инструкциях ничего не говорится о пожеланиях польского правительства и не уделяется внимание мотивам разрыва отношений со стороны СССР. Посол подчеркнул, что, не затрагивая вопросов реорганизации польского правительства и восточной границы Польши, невозможно разрешить проблему отношений между этими странами. Поэтому, по его мнению, следовало склонить Сикорского к тому, чтобы тот обратил внимание на эти вопросы и решил их.
Хэлл ответил, что США не могут решать частные проблемы (а в данном случае ими оказались вопросы границ, реорганизации польского правительства и гражданства польского населения к востоку от линии Керзона) в ущерб фундаментальным. Польская сторона должна была пойти на значительные уступки, в связи с чем ей надлежало самостоятельно разрешить проблему сильного сопротивления в польском правительстве [17]. Кроме того, вопрос гражданства населения, проживающего к востоку от линии Керзона, необходимо было оставить до будущих времен.
Во время Квебекской конференции 18 августа Хэллу были вручены три меморандума - проекты польских границ в районе Восточной Пруссии и Гданьска, Горной Силезии (в контекстах польско-немецкой и польско-чешской границ). Проекты были подготовлены совещательным комитетом по правам послевоенной внешней политики (Ф. Мосли) и отделом политических исследований (У. Коувин, Дж. Кэмбелл) при Госдепартаменте. Вопрос о западной границе Польши активно не обсуждался, а вопрос о восточной границе был уже согласован с англичанами. Восточная граница Польши должна была проходить по линии Керзона или на основе этнических кри-
териев [18], но об этом открыто американская сторона говорить не могла.
На Московской конференции министров иностранных дел в октябре 1943 г. Хэлл по личным убеждениям сторонился какого-либо обсуждения польского вопроса [19]. Такая линия поведения госсекретаря заслужила одобрение Рузвельта и американского посла в СССР Гарримана. Дело в том, что перед президентскими выборами 1944 г. ФДР не мог давать каких-либо конкретных обещаний и заявлений по польскому вопросу, поскольку это могло стать одной из существенных причин разобщения мира «на враждующие военно-политические группы» [20]. Хэлл был удобен тем, что в принципе не мог говорить о каких-либо деталях построения послевоенного мира.
Безусловно, госсекретаря необходимо рассматривать как самостоятельного политика. В то же время с определенной долей вероятности можно предположить, что ответственность за решение вопросов о судьбе целого региона ЦЮВЕ и Польши в частности он возлагал в итоге на президента.
К такому заключению приводит интерпретация мемуаров Хэлла, которые, несомненно, являются одним из важных источников изучения польской проблематики, использование которых требует аналитического подхода. При этом следует учитывать, что к моменту публикации воспоминаний бывшего госсекретаря в 1948 г. уже были сформулированы принципы внешней политики США, основанные на концепции политического реализма [21], что могло повлиять на содержание двухтомного труда.
Интересующая нас проблема затрагивается в главе «Россия против Польши» второго тома мемуаров. При ее чтении следует обратить внимание на местоимения, которыми оперирует бывший госсекретарь.
Главу условно можно поделить на пять частей. Она начинается с подготовки госсекретаря к вылету в Москву. Первая часть - первый абзац определенно указывает, что К. Хэлл до отъезда в Москву имел три совещания с президентом и другими лицами. Он так и пишет: «...совещался с президентом.» [22]. Ясно и понятно: кто и с кем совещался.
Вторая часть - второй абзац указывает на некоторое условие общения и преследуемую цель: «мы согласились. сделать всё возможное, чтобы заручиться английским и русским согласием на участие Китая в предлагаемой Декларации четырёх государств» [23]. Этот посыл подчеркивает существование общего дела, что определило последующее поведение и стиль повествования госсекретаря. Однако Хэлл в данном случае не упомянул тот факт, что в официальном доку-
менте - меморандуме этой беседы от 5 октября 1943 г., подготовленном Стеттиниусом, говорилось также о стремлении создать необходимые условия, освобождающие «Россию от участия в решении вопросов, касающихся Тихоокеанской области до окончания войны с Японией» [24]. Возможно, что Хэлл упускал этот факт с целью показать, что он не был запланирован. По крайней мере, ФДР так и не увидел атомной бомбардировки Японии, а Стеттиниус просто делал свою работу.
Третья часть - собственно пересказ самого совещания от 5 октября 1943 г., а по сути, представление видения основных проблем и их решений Рузвельтом в изложении Хэлла. Далее не упоминается «я» [25], а используются термины «президент», «мистер президент», «он», «мы». Последнее местоимение можно трактовать как «все собравшиеся», или «мы как американцы», стремящиеся к общему результату (как некий императив президента, а возможно, уже как нар-ратив для политиков послевоенного времени).
Четвертая часть посвящена встрече Хэлла с польским послом в США Чехановским 6 октября 1943 г., где он продолжил воспоминания от своего имени («я»). В этой части госсекретарь оперировал выражениями: «для нас» (в вопросе важности польской проблемы), «американское правительство» (о необходимости налаживания советско-польских отношений), «американцы и англичане» (могут помочь СССР и полякам в реставрации отношений), «президент», опять «мы» (и как союзники, и как представители Госдепартамента, и как США - субъект международных отношений, и как Хэлл и ФДР).
Госсекретарь объяснял, что американское правительство совместно с британским примет все необходимые меры, чтобы «восстановить отношения между Россией и Польшей» [26]. Он также подчеркивал, что «русские, будучи очень подозрительными людьми, не расположены идти на уступки союзникам», но американцы и англичане могут многое сделать для Объединенных Наций, а также для восстановления отношений между СССР и Польшей, предостерегая «Россию, от чего она должна воздерживаться в будущем».
Он не давал конкретных обещаний Чеханов-скому. В данном месте мемуаров прослеживается интерес Хэлла к принципиальным вопросам -проблемам взаимоотношений между союзниками в интересах общего дела. В конце разговора он сказал Чехановскому, что США «хотели восстановления нормальных дипломатических отношений между Россией и Польшей. хотели, чтобы Советское правительство согласилось с широкими принципами международного сотрудничества после войны ради создания организации по поддержанию мира. Но. не собирались на-
стаивать на урегулировании во время войны таких специфических вопросов, как определение границы между Польшей и Россией». Логика понятна: попытка коснуться проблемы границ могла вызвать волну дискуссий по другим вопросам, сделать процесс неуправляемым, бесконечным, бессмысленным, несущим вред общему делу. Поэтому госсекретарь пообещал только побудить советскую сторону принять меры по восстановлению польско-советских отношений.
Интересен факт сожаления Хэлла о гибели генерала Сикорского (4 июля 1943 г.), которого он считал единственным человеком в польском правительстве, способным восстановить отношения с СССР [27]. Госсекретарь высоко оценивает деятельность Сикорского по налаживанию дипломатических связей между Кремлем и правительством Польши в изгнании. Однако в мемуарах он ничего не говорит о том, возможно ли было положительное решение этой проблемы в 1943 г. или последующие годы? Также без ответа остается вопрос об основе польско-советского сближения. Состояла ли она в двусторонних контактах или в сотрудничестве в рамках коалиции, в том числе и по вопросам европейского урегулирования и создания ООН? И какой могла бы быть роль США в этом случае?
Интересен и другой момент. Документы показывают, что Рузвельт относился к СССР как к союзнику в войне и партнеру в деле создания ООН. Гегемония Советского Союза в Восточной Европе им предполагалась уже в 1943 г. (если вспомнить содержание разговоров с Иденом и совещания от 5 октября в Белом доме). Однако в мемуарах госсекретаря мы видим иное отношение к проблеме [28].
Заключительная часть - последний абзац главы, который повествует, как мемуарист отправился в Москву и какие обещания он дал польскому послу, используя местоимение «я». Возникает единственная проблема, кому принадлежат те или иные мысли? В каких случаях Хэлл откровенно соглашался с мнением президента, а в каких, под маской конформиста, просто передавал косвенную речь ФДР, ставшую впоследствии общепринятой политической установкой?
Определенно можно сказать, что косвенная речь президента принадлежит именно президенту и никому другому. Однако по контексту видно, что решения главы государства, по сути, были императивными инструкциями госсекретарю к предстоящей поездке в Москву, и с огромной долей вероятности можно сказать, что последний их принимал, так как четвертая и пятая части главы подтверждают содержание второй ее части - содействовать общему делу установления мира и безопасности объединенных наций. Это обстоятельство объясняет, почему Хэлл такое
большое внимание уделял принципиальным вопросам военного и послевоенного сотрудничества, включая свободу выбора форм правления в государстве и невмешательство во внутренние дела. Эти проблемы в совокупности перекликались с 14 пунктами Вильсона, из-за которых госсекретаря считали либеральным интернационалистом [29]. Более точно его воззрения можно отнести к универсализму - вере в единый мир, крепкую международную организацию по поддержанию мира, универсальность законов и принципов, используемых в международных отношениях. Его не интересовали конкретные вопросы. В своих мемуарах он изображал себя проводником идей президента перед польским послом. Совпадающие мысли, видимо, подчеркивались фразами «мы с президентом». Думается также, что к 1948 г. местоимение «мы» приобрело смысл сотрудничества Госдепартамента с Администрацией и оттенок оправдания собственной персоны за проявившиеся к тому моменту некоторые результаты Второй мировой войны [30].
В итоге можно сказать, что К. Хэлл в мемуарах инициативу проведения политики в отношении Польши отдал президенту, как правило, соглашаясь с его общими высказываниями. Но это согласие в 1943 г. могло быть следствием одинаковых взглядов на одну проблему. Выборный 1944 год служил основой сотрудничества Рузвельта и Хэлла в вопросе о Польше. Связано это было с нежеланием первого давать какие-либо конкретные обязательства полякам и с универсалистскими принципами второго. Думается, правда, что сближение было выгодно больше Рузвельту, чем Хэллу, так как позволяло президенту находить мягкие и нейтральные формы политических заявлений.
Отправляя госсекретаря на Московскую конференцию, Рузвельт «несколько беспокоился по поводу того, что Хэлл говорил от имени Соединенных Штатов на встрече министров иностранных дел» [31], поскольку тот не входил в его близкое окружение. Поэтому у нового американского посла США в Москве А. Гарримана была инструкция - присматриваться к тому, что делал глава внешнеполитического ведомства США. Но в Москве Хэлл не подвел ФДР.
Изучая повестки дня американцев и англичан на конференции в Москве, можно заметить одну особенность: английский вариант предполагал рассмотрение конкретных проблем. Польше в нем уделялось три пункта [32]. Американский вариант был более пространным. На третьем заседании 21 октября Хэлл сообщил, что «сотрудничество всех Объединенных Наций надо рассматривать не только с точки зрения общих интересов в этой войне, но и с точки зрения интересов послевоенного мира» [33]. Это означало, что ведение
конструктивной политики и поддержка добрых отношений должны создать прецедент - пример для послевоенного сотрудничества. Следовательно, Польша и СССР должны были наладить между собой дипломатические отношения, объединить свои усилия в деле разгрома общего врага, а не рассматривать вопросы приграничного урегулирования. На восьмом заседании, 26 октября, он заявил, что, не имея «принципиальных основ» [34], можно затруднить процесс обсуждения более конкретных проблем. На одиннадцатом заседании, 29 октября, при обсуждении польского вопроса в узком составе, Хэлл держался в стороне от дискуссии Идена и В. М. Молотова, заявив только, что в Соединенных Штатах имеются «лица, относящиеся дружественно как к советскому, так и к польскому народу», которые надеются, что «две соседние страны снова восстановят отношения между собой» [35]. Более конкретных заявлений по этому поводу и не могло быть, так как Госдепартамент подходил к решению польского вопроса «негибко до конца 1944 г.» [36]
В. Печатнов отмечает, что Гарриману не удалось «подтолкнуть Хэлла и Идена к обсуждению с русскими вопроса о Восточной Европе», особенно вопроса о Польше [37]. И в то же время акцентирует внимание на итоговом отчете президенту от 5 ноября 1943 г., в котором американский посол сообщает, что англичане «негласно согласились» с советскими западными границами 1941 г. Это и была та самая база для дальнейшего сотрудничества Большой тройки. Речь в данном случае шла о констатации растущего доверия между СССР и Великобританией, что могло бы быть использовано американцами в решении польского вопроса. Но они не были готовы открыто обсуждать этот вопрос. Возможно, Гарриман сообщил Рузвельту, что тот желал бы услышать, или, наоборот, резюмировал итоги пробы нового подхода к польской проблеме, которую потом испытает сам президент на Тегеранской конференции, тогда как Хэлл просто выражал свое мнение, не противоречащее целям общего дела. Дж. М. Бернс считает, что поездка в Москву главы внешнеполитического ведомства США «стала полезным средством дипломатического зондажа президента и чем-то вроде триумфа для государственного секретаря» [38].
В связи с этим Ч. Болен на совещании дипломатического состава посольства США в СССР 9 ноября 1943 г. выделил, что «создана основа для обсуждения любых, в том числе и спорных проблем между союзниками без ущерба для основополагающего единства цели между ними.» [39]
Реакция польского правительства была абсолютно противоположной. В ответ на обвинения в адрес Госдепартамента Хэлл 19 ноября заявил
Чехановскому, что есть только один способ решить все проблемы между СССР и Польшей -через восстановление их дипломатических отношений. Далее он отметил, что публичные обвинения американского руководства ad hoc не отвечают польским интересам [40].
В Госдепартаменте понимали, что пересечение польской границы советскими войсками означало потерю польским правительством в эмиграции каких-либо рычагов управления польскими землями. Сам Сталин и не собирался восстанавливать польско-советские отношения на основе польских требований. Когда Рузвельт участвовал в Каирской конференции (22-26 ноября
1943 г.), Хэлл обратил его внимание на эту проблему, а также на ресурсы и мощь польского правительства в Лондоне.
23 ноября 1943 г. в телеграмме он сообщал Рузвельту, что «польское Правительство находится в безнадежном положении» [41]. Это могло означать, что оно стало терять свои позиции как единственный представительный политический орган поляков. Этот момент не отражен в мемуарах, но сама идея слабости лондонского польского правительства присутствует, о чем свидетельствует, к примеру, его разговор с Чеха-новским 6 октября 1943 г., тогда как у Болена в это время зародилось лишь беспокойство за действия Рузвельта по польскому вопросу [42].
Выборный 1944 год не выявил каких-либо отклонений от заданного курса по отношению к польской проблеме. Британский посол в США Э. Галифакс в своих отчетах Идену писал, что в первой четверти 1944 г. «американцы вообще и Государственный департамент в частности отказываются брать во внимание проблему польских границ» [43].
Рузвельт и Хэлл действительно не торопились принять С. Миколайчика в Белом доме в первой половине 1944 г., надеясь, что польский премьер сам проявит инициативу в вопросе урегулирования отношений с СССР и не будет искать посредничества в Вашингтоне. Они не могли себе позволить принять сторону Польши в данном вопросе [44].
Июньские встречи (7, 12, 14 июня) Миколай-чика с Рузвельтом, Хэллом и Стеттиниусом выявили полное отсутствие у американцев желания говорить о будущих границах Польши. Американской стороной выражалась заинтересованность в восстановлении отношений между польским правительством и СССР. Такие действия всего американского руководства привели к ухудшению американо-польских отношений.
Согласно польской историографии, в июле
1944 г. начинается их новый этап, связанный с подготовкой и осуществлением Варшавского восстания. П. Матусак называет его протестом про-
тив политики союзников по отношению к Польше. Он считает, что западные страны, включая США и их президента, «проявили малодушие» [45] и пошли на уступки Советскому Союзу.
Возникает вопрос, о каких польско-американских отношениях идет речь? Логично будет предположить, что только об отношениях США с эмигрантским правительством (единственным признанным Вашингтоном субъектом международного права) и связанными с ним подпольными Армией Крайовой (АК), Радой Национального Единства (РЕН), которые с июля 1944 г. начали активно готовиться к восстанию. При таком подходе сразу же отбрасываются другие польские организации: во-первых, действующие под покровительством СССР Польский Комитет Национального Освобождения (ПКНО) и Крайова Рада Народова (КРН), и, во-вторых, Национальный Комитет Американцев Польского Происхождения (НКАПП) и Польский Американский Конгресс (ПАК).
Польский Американский Конгресс, учредительный съезд которого состоялся 28-30 мая 1944 г. в Буффало, в значительной степени оказал непосредственное влияние на формирование отношения США к польскому вопросу. Его принципами стали: во-первых, тесное сотрудничество с американским правительством для ускорения победы «возлюбленной Америки и ее союзников», во-вторых, поддержка американской внешней политики, основанной на Атлантической хартии и четырех свободах [46].
Спустя неделю после съезда, когда председатель конгресса Ч. Розмарэк пожелал встретиться с президентом, Рузвельт ему отказал [47]. Эксперт Госдепартамента по польским делам Э. Дур-броу посчитал, что отказ от встречи был связан с антисоветским содержанием учредительного статута конгресса (Buffalo Convention, 1944 [48]), однако признал, что если президент откажется от встречи с поляками, то, вероятно, будет подвергнут критике со стороны большинства польских американцев. В связи с этим был разработан план: если президент примет делегацию польского Конгресса в США, то он должен принять и представителей американского польского Трудового Совета, который был настроен про-рузвельтовски. Но в итоге президент не захотел видеть ни тех, ни других, а принял Миколайчика.
Нежелание руководства США быть посредником между СССР и польским правительством было связано с уверенностью в том, что «Сталин не стремится к советизации Польши» [49], хотя Данн в обращении к Хэллу от 20 июля 1944 г. с опаской отмечал, что «Красная Армия перешла границу Керзона» и что теперь в каждый момент могут возникнуть новые обстоятельства в польско-советском споре» [50].
Реакция госсекретаря на образование Крайо-вой Рады Народовой была определенной: он, как представитель США, не принимал иных дипломатических отношений, кроме как с польским правительством в эмиграции. А в визите О. Лан-ге и С. Орлеманьского [51] в апреле - июне 1944 г. в Москву увидел шаг американского правительства в сторону умаления статуса польского правительства [52].
В ноябре 1944 г., на завершающем этапе своей карьеры, он отмечал, что США не могли давать какие-либо гарантии во время войны Польше по поводу новых границ, но при этом стремились сохранить добрые отношения между союзниками. Недобрыми они получились только у СССР и Польши вследствие слабости правительства Миколайчика. Уход Хэлла с поста госсекретаря США (30 ноября 1944 г.) официально по причине ухудшающегося состояния здоровья, а также по необходимости реализации Соединенными Штатами конкретных проектов послевоенного устройства мира и отставка Миколайчи-ка с поста премьер-министра польского правительства в эмиграции (24 ноября 1944 г.) завершили очередной рубеж польско-американских отношений.
Стеттиниус, довольно активно включившийся в работу Госдепартамента после отставки Уэлле-са, 5 октября 1943 г. уже присутствовал на собрании перед Московской конференцией, а на Тегеранской - принимал непосредственное участие. Он довольно часто замещал Хэлла на посту госсекретаря ввиду болезни последнего, и под его руководством готовился перечень вопросов и проблем для их обсуждения президентом на конференции. В этой же роли он разрешил проблему антисоветской пропаганды в Китае, проводимой по инициативе польского правительства в эмиграции.
Известно, что еще до Московской конференции министров иностранных дел Сталин дал согласие на подписание Китаем Декларации четырех государств, безусловно являвшейся творением Хэлла. 22 января 1944 г. госсекретарь телеграфировал поверенному в делах США при польском правительстве Р. Шоэнфельду, чтобы тот негласно заставил польских политиков прекратить подобные акции [53].
Заменяя Хэлла в начале 1944 г., он сыграл роль посредника в общении Рузвельта и Чехановско-го. Президентские выборы, болезнь Хэлла заставляли брать все бремя польского вопроса на себя. Кроме того, подготовка к операции «Овер-лорд» снимала напряженность в обязательствах Вашингтона перед Польшей.
В Вашингтоне не торопились принять Мико-лайчика. Однако в Госдепартаменте принимали тот факт, что польское правительство в Лондо-
не - единственный признанный польский субъект международного права. Стеттиниус, как и Хэлл, считал, что Ланге и Орлеманьский не могли представлять интересов и взглядов Польши в вопросе польско-советских отношений, мнения американской Полонии и американского общества в целом.
Во время визита польского премьер-министра (9 июня 1944 г.) Стеттиниус предлагал, чтобы для разрешения ряда польских проблем со Сталиным встретился Э. Бенеш, а не сам Миколайчик, как бы он этого ни хотел [54]. Видимо, уже тогда в Госдепартаменте, а в отделе по европейским делам особенно (Х. Мэттьюз и Э. Дурброу присутствовали на этой встрече), видели в этом наиболее перспективный способ налаживания отношений между Польшей и СССР. В отличие от Хэлла, Стеттиниус строил свою тактику на поиске конкретных мер для преодоления разрыва польско-советских отношений. Ссылаясь на предстоящие президентские выборы в США, он отмечал, что необходимо взвешенно оценить возможности вмешательства ФДР в этот процесс. Миколайчику, по мнению Стеттиниуса, предстояло самому активно взяться за урегулирование отношений с СССР, принимая во внимание тот факт, что ситуация на восточном фронте в скором времени может существенно измениться [55].
12 июня Рузвельт ясно дал понять, что между престижем правительства и отношениями с мощным соседом выбирать нужно последнее. Поэтому он рекомендовал польскому правительству, думая, видимо, что такой подход сохранит позиции польского правительства на международной арене, обоюдность разрешения проблемы дипломатических отношений.
Стеттиниус все же посчитал визит Миколай-чика успешным, хотя в том же месяце Чеханов-скому выразил мнение, что ситуация по поводу Польши выгодна СССР, и в Москве не торопятся начать переговоры с польским правительством. Может быть, именно такой тон Вашингтона подтолкнул поляков в Лондоне начать в июле 1944 г. активную подготовку к национальному восстанию, вспыхнувшему в августе - сентябре 1944 г. Однако и оно доказало, что главный союзник Польши находится на востоке, где польское правительство и должно было искать помощь.
Позиция президента и Госдепартамента по поводу отношений Москвы и правительства в эмиграции сохранялась до конца 1944 г. 13 декабря 1944 г. в инструкции Гарриману Стеттиниус подчеркивал, что США признают только одно польское правительство - в Лондоне, при этом они должны принять более жесткую позицию, «более жесткую, чем в прошлом» [56].
В заявлении от 18 декабря было сказано, что США стремятся создать сильное, независимое и
свободное польское государство, и они не будут против, если СССР и польское правительство в эмиграции смогут договориться о границах до окончания военных действий. Они также объявили о своей готовности предоставить помощь в экономическом восстановлении Польши и участвовать в организации переселения польского населения в связи с переносом границ. При этом оговаривалось, что США, проводя свою внешнюю политику, не могут давать какие-либо гарантии по поводу конкретных границ [57].
Уход премьера Миколайчика со своего поста в ноябре 1944 г. был встречен с большим сожалением в США. Понималось, что польские ресурсы, необходимые для восстановления польско-советских отношений, сократились. В связи с этим предполагалось, что в Москве быстро оценят свои преимущества в данном вопросе и признают за Люблинским комитетом право быть единственным представителем польского населения. Пока отчетливо понималось, что речь идет о поляках, живущих в Советском Союзе, и тех поляках, которые жили к востоку от линии Керзона. Основания бояться были, об этом писал в Вашингтон еще Гарриман в ноябре 1944 г., поэтому под руководством Стеттиниуса разрабатывались шаги возможных ответных действий на признание СССР иного польского правительства.
По поводу признания Соединенными Штатами только польского правительства в эмиграции Стеттиниус продолжал говорить на пресс-конференциях в начале января 1945 г. Эти же тезисы сохранялись в двух документах, подготовленных для Ялтинской конференции. В меморандуме для президента очередной раз перечислялись следующие положения: свободная, независимая, демократическая Польша; свободные выборы под контролем ООН; демократическое правительство; линия Керзона с возможностью включения Львова, горной Силезии, части восточной Пруссии, полосы Поморья. Тут же не признавалось включение в состав Польши Вроцлава и Шецина. Так называемая «Briefing book» ставила цели сохранить хорошие отношения с СССР и увеличить американское влияние в Польше и на Балканах [58].
В меморандуме от 1 февраля президенту Стет-тиниус все еще придерживался идеи непризнания Люблинского правительства, однако и здесь нельзя не отметить присутствие политического реализма, он посчитал, что в польское правительство национального единства должны войти представители разных политических сил как в эмиграции, так и на территории самой Польши. Принцип представительности отразился в идее создания Президентского Комитета, созданного великими державами для формирования этого Временного правительства [59]. Однако 9 февраля
Стеттиниус представил документ, в котором отмечалось, что американская сторона отказывается от идеи создания Президентского Комитета [60]. Причинами этому стали противоречия и разные взгляды Великобритании и СССР по данному вопросу. Если первая стремилась к организации нового правительства, то второй - к реорганизации польского Временного правительства в Люблине, т. е. включению в него представителей польского подполья и эмиграции. В связи с этим возникал вопрос: что выгоднее - созвать польских представителей вместе или просто кооптировать некоторых политических деятелей в уже существующее Временное правительство, заменив при этом его название, не слишком сильно раздражая советскую сторону?
Так или иначе, появление идеи создания нового правительства, что являлось компромиссным вариантом для всех сторон, объединяло и трансформировало различные польские представительства в единый орган управления будущего государства. Делегация польского правительства национального единства должна была участвовать в работе конференции в Сан-Франциско, о чем не раз объявлялось Стеттиниусом, но в реальности этого не произошло.
Создание нового польского правительства могло расцениваться американским руководством в качестве способа сохранения польского представительства в эмиграции - инструмента осуществления англосаксонской политики на международной арене по польскому вопросу. В Госдепартаменте в 1942-1945 гг. он рассматривался через призму существовавших внешнеполитических концепций, разрабатываемых в американском руководстве. Идеи регионализма Уэллеса были отвергнуты в 1943 г. в связи с необходимостью американо-советского сближения и проведением президентских выборов в 1944 г. Поэтому разговоры о конкретных разработках по поводу послевоенного устройства Польши нужно было на время прекратить. С этой ролью прекрасно справился политический идеалист Хэлл. Исследования польской проблематики в Госдепартаменте в это время не прекращались вовсе. Сменивший Хэлла на посту госсекретаря Стеттиниус продолжил сближение Госдепартамента и Администрации президента по поводу польского вопроса. В условиях формирования новой внешнеполитической концепции - политического реализма - Стеттиниус умело соединил конкретные разработки и планы послевоенного устройства Польши с общими принципами американской государственности и мира по-американски. Он разработал конкретный план трансформации польского представительства на международной арене, который, претерпев некоторые изменения, был реализован путем дипломатического призна-
ния Соединенными Штатами Польского Правительства Национального Единства, созданного на основе участия представителей различных политических польских сил.
Примечания
1. Юнгблюд В. Т. Внешнеполитическая мысль США. Киров, 1998. С. 52.
2. FRUS. 1942. Europe. Vol. III. P. 204-208.
3. Цит. по: Pastusiak L. Roosevelt a sprawa polska. Warszawa, 1981. S. 86.
4. Ciechanowski J. Defeat in Victory. N.Y., 1947. P. 141.
5. Шервуд P. Рузвельт и Гопкинс глазами очевидца. Т. 2. М., 1958. С. 375-379.
6. Американский историк Я. Чекаевский, ссылаясь на один из летних номеров журнала «Life» 1944 года, пишет, что в руководстве США (что потом и отразилось в книге С. Уэллеса) в 1944 г. был некий план в отношении Польши. Восточная Пруссия должна была отойти к послевоенной Польше. Познань и Горная Силезия должны были отойти к Восточной Германии (по плану были еще Северная и Южная). На востоке Польша отдавала территории восточнее линии Керзона. Это означает, что разбитая Германия по территории была бы больше Польши, и в то же время этот план не создавал каких-либо условий для СССР «уважать суверенитет поляков». Czekajewski J. Plany amerykanskie dla Polski w 1944 r. // Polonialife. 5 luty 2005 r. См.: http://polskiejutro.com/art.php?p=2915
7. Welles S. The time of decision. L., 1944. P. 257.
8. В. Сикорский видел федерацию только славянской, позже, под влиянием А. Мульштайна, эта идея трансформировалась в объединение государств ЦЮВЕ, с целью проведения общей внешней политики и обороны. Г. Гаррисон и А. Лутославский видели в федерации Центральную Унию отделяющей Германию от СССР. См. Matusak P. Misja integracji Europy Podziemnej 19391945 // Pro Memoria. 2003. № 2. S. 16-17. В Москве же, как известно, не принимали идею создания федерации, охватывающей Польшу, Чехословакию, Югославию, Грецию, Австрию и Венгрию (обращение В. М. Мо-лотова А. Кларк-Керру 7 июня 1943 г.), см: FRUS, 1943, General: Vol. 1. The Tripartite Conference in Moscow, October 18 - November 1, 1943. P. 515 // http:// digicoll.library.wisc.edu / cgi-bin/ FRUS/ FRUS-idx?type=turn&entity=FRUS.FRUS1943v01. p0525&q1=Poland
9. У. Буллит в 1943 г. называл это явление доминированием и призывал президента создать англо-американскую военную линию в Восточной Европе. См.: Harper J. L. American visions of Europe: Franklin D. Roosevelt, George F. Kennan, and Dean Acheson. Cambridge, 1997. P. 43.
10. Цит. по: Pastusiak L. Roosevelt a sprawa polska. S. 102.
11. Welles S. Seven Decisions that Shaped History. N.Y., 1951. P. 130-131.
12. Чехановский потом вспоминал, что Уэллес был не только соратником Рузвельта, но и искренним другом Сикорского, сторонником его политики. См.: Ciechanowski J. Defeat in Victory. N.Y., 1947. P. 223.
13. Hull C. The memoirs of Cordell Hull. Vol. 2. N.Y., 1948. P. 1255.
14. То же самое он повторил 3 мая Галифаксу, в результате чего миссию посредника между СССР и
польским правительством взяла на себя Великобритания.
15. Встреча прошла 24 апреля. См.: Pastusiak L. Roosevelt a sprawa polska. S. 99.
16. США и Великобритания за счет своей системы консульств и посольств решили взять всю проблему на себя.
17. FRUS 1943 - III. P. 437.
18. Pastusiak L. Roosevelt a sprawa polska. S. 135.
19. Печатное В. О. Сталин, Рузвельт, Трумэн: СССР и США в 1940-х гг.: документальные очерки. М., 2006. С. 116.
20. Юнгблюд В. Т. Внешнеполитическая мысль США. Киров, 1998. С. 59.
21. В 1948 г. Ганс Моргентау издал свой труд, ставший своеобразной библией теории международных отношений, «Politics Among Nations: The Struggle for Power and Peace». N.Y., 1948.
22. «.I had conferences with the President.». 4 и 5 октября ФДР провел совещания с К. Хэллом, причем на них присутствовали также Э. Стеттиниус (заместитель госсекретаря), Л. Пасвольский (специальный помощник госсекретаря), Дж. Данн (советник отдела координации экономической деятельности за рубежом), Фр. Мэттьюс (начальник отдела Госдепартамента по европейским делам), адмирал У. Леги (начальник штаба Главнокомандующего Армии и Флота), Г. Хакворт (юрисконсульт). См.: Memorandum of Conversation With President Roosevelt (Вашингтон, 5 октября 1943 г.), см: FRUS, 1943, General: Vol. 1. The Tripartite Conference in Moscow, October 18 -November 1, 1943. P. 541.
23. «We agreed at this conference that we should make every effort to secure both British and Russian agreement to China's participation in a four-power arrangement». Hull C. The memoirs of Cordell Hull. Vol. 2. N.Y., 1948. S. 1265.
24. «It should be possible to find a formulation which would clearly absolve Russia from participation in questions relating to the Pacific area until after the termination with the war with Japan». Memorandum of Conversation With President Roosevelt (Вашингтон, 5 октября 1943 г.), см: FRUS, 1943, General: Vol. 1. The Tripartite Conference in Moscow, October 18 -November 1, 1943. P. 541-542.
25. По словам Хэлла, ФДР собирался встретиться со Сталиным и обсудить вопрос о Польше «на основе высокой морали». Он также считал, что новая граница должна проходить несколько восточнее так называемой линии Керзона, с тем чтобы Львов отошел к Польше, и что плебисцит следует провести после того, как вызванные войной потрясения улягутся. Hull C. The memoirs of Cordell Hull. Vol. 2. N.Y., 1948. S. 1266.
26. Hull C. The memoirs of Cordell Hull. Vol. 2. N.Y., 1948. P. 1269.
27. Тогда как 10 июля 1943 г. в депеше Стендли отмечал, что трагичная смерть Сикорского может принести реорганизацию в польском правительстве и реставрацию польско-советских отношений. См.: FRUS 1943 - III. P. 442.
28. Известно, что ФДР был против воссоздания малой Антанты, одним из идеологов которых был сам Сикорский. Возможно, здесь Хэлл сожалеет по поводу возросшей роли СССР в ЦЮВЕ к 1948 г.
29. Harper J. L. American visions of Europe: Franklin D. Roosevelt, George F. Kennan, and Dean Acheson. Cambridge, 1997. P. 89.
30. Речь идет об отсутствии желания настаивать на урегулировании во время войны специфических вопросов, например определение границ между Польшей и СССР.
31. Данн Д. Между Рузвельтом и Сталиным. Американские послы в Москве. М., 2004. С. 313; В. Л. Мальков же считает, что К. Хэлл просто был против «обсуждения проблем послевоенного устройства» во время войны. См. Мальков В. Л. Путь к имперству: Америка в первой половине XX века. М., 2004. С. 415.
32. Пункт № 4 посвящался польско-советским отношениям и политике в отношении Польши вообще; пункт № 11 - будущему Польши, вопросу о конфедерациях; пункт № 14 - политике в отношении территорий союзных стран, освобожденных в результате наступления вооруженных сил союзников. См.: Советский Союз на международных конференциях периода Великой Отечественной войны 1941— 1945 гг. Т. 1. Московская конференция министров иностранных дел СССР, США и Великобритании (19— 30 октября 1943 г.). М., 1978. С. 48—49, 64. См.: FRUS, 1943, General: Vol. 1. The Tripartite Conference in Moscow, October 18 — November 1, 1943. P. 525— 526.
33. Советский Союз на международных конференциях... Т. 1. Московская конференция министров иностранных дел СССР, США и Великобритании (19— 30 октября 1943 г.). М., 1978. С. 117.
34. Там же. С. 191.
35. Там же. С. 253; Summary of the Proceedings of the Eleventh Session of the Tripartite Conference, October 29. FRUS, 1943, General: Vol. 1. The Tripartite Conference in Moscow, October 18 — November 1, 1943. P. 668.
36. Мальков В. Л. Путь к имперству: Америка в первой половине XX века. М., 2004. С. 420.
37. Печатнов В. Указ. соч. С. 116—117.
38. Бернс Дж. М. Франклин Рузвельт. Человек и политик. М., 2004. С. 413.
39. Цит. по: Печатнов В. Указ. соч. С. 118.
40. FRUS 1943 — III. P. 485.
41. Телеграмма К. Хэлла Ф. Д. Рузвельту, 23 ноября 1943 г., см.: FRUS, 1943, II. The First Cairo Conference. P. 384.
42. Bohlen, Charles E. Witness to history, 1929—1969. N.Y., 1973. P. 151—153; Возможно, в этом сыграла свою роль критика Сталиным карт этнического состава восточной Польши, подготовленных самим Боленом в целях послевоенного планирования Госдепартамента. В своем меморандуме о Тегеранской встрече он подчеркнул наличие большого интереса у Сталина к этим картам. Они были созданы на основе статистических материалов 1920—1939 гг., что стало предметом критики советского лидера. См. Memorandum by the First Secretary of Embassy in the Soviet Union (Moscow, December 1943]). FRUS, The Conferences at Cairo and Tehran, 1943. P. 837— 838; Ч. Болен неодобрительно относился к шуткам ФДР над У. Черчиллем, целью которых было сближение президента со Сталиным. Данн Д. Между Рузвельтом и Сталиным. Американские послы в Москве. М., 2004. С. 320; бремя польского вопроса ФДР переложил на плечи Черчилля, который становился «объектом жалоб Сталина и адресатом гнева на поляков». См.: Eubank K. Summit at Teheran. N.Y., 1985. P. 446.
43. Confidential Dispatches. Analyses of America by the British Ambassador, 1939—1945 / ed. by Thomas E. Hachey. Evanston, 1974. С. 172.
44. Миколайчик должен был принять линию Керзона. См.: Hull C. The memoirs of Cordell Hull. Vol. 2. N.Y., 1948. P. 1441-1442.
45. Matusak P. Wst"p / Powstanie Warszawskie 1944. Wybor dokumentow. T. 1. Preliminaria operacyjne natarcie powstancow i opanowanie miasta 31 V - 4 VIII 1944. Warszawa, 1997. S. 6.
46. Цит. по: Lukas R. C. The strange allies: the United States and Poland, 1941-1945. Knoxville, 1978. S. 118. См. Polish American Congress, Records // http:// www.ihrc.umn.edu/research/vitrage/all/po/ POLpac.htm#scope
47. Lukas R. C. The strange allies ... S. 122-123.
48. Polish American Congress, Records. Режим доступа: http://www.ihrc.umn.edu/research/vitrage/all/po/ POLpac.htm#scope
49. FRUS 1944 - III. Р. 1289.
50. FRUS 1944 - III. P. 1296.
51. Профессор Оскар Ланге и ксендз Станислав Орлеманьский являлись представителями просоветской части американской Полонии.
52. Данные сведения черпаются из мемуаров Хэл-ла. См.: Hull C. The memoirs of Cordell Hull. Vol. 2. N.Y., 1948. P. 1442-1443. Тогда как тот же Данн официально заявлял Чехановскому, что Ланге и Ордемань-ский «едут в Москву как частные граждане, без каких-либо полномочий со стороны США». См.: FRUS 1944 - III. P. 1406-1407.
53. FRUS, 1944. Europe. Vol. IV. P. 760.
54. The diaries of Edward Stettinius, Jr., 1943-1946 / ed. by Thomas M. Campbell and George C. Herring. N.Y., 1975. P. 82.
55. Pastusiak L. Roosevelt a sprawa polska. S. 202.
56. The diaries of Edward Stettinius, Jr., 1943-1946. P. 198.
57. FRUS. The Conferences at Malta and Yalta. 1945. P. 218.
58. Ibid. P. 230-236.
59. Ibid. P. 510-511.
60. Ibid. P. 803-804.
УДК 94(470+73+492.2)"1939/41" P. К. Камилов
ОТНОШЕНИЕ СССР И США К УЧАСТИЮ БОЛГАРИИ ВО ВТОРОЙ МИРОВОЙ ВОЙНЕ (1939-1941 гг.)
В данной статье основной акцент в политике СССР и США делается на их отношении к вступлению Болгарии в военно-политический союз с Германией в марте 1941 г. Анализируется роль американской дипломатии в оказании сдерживающего влияния на прогерманский курс политики Болгарии. Отдельно характеризуется политика Советского Союза, направленная на вовлечение Болгарии в сферу советских стратегических интересов.
In given article the basic accent in the politician of the USSR and the USA becomes on a problem of the introduction of Bulgaria in the military-political union with Germany in March, 1941. The role of the American diplomacy in possibility of rendering of constraining influence on a pro-German course of a policy of Bulgaria is analyzed. The policy of Soviet Union directed on involving of Bulgaria in sphere of the Soviet strategic interests is separately characterized.
Ключевые слова: Нейиский мирный договор 1919 г., «болгарский вопрос», нейтралитет Болгарии, национально-исторический вопрос Болгарии, статус Южной Добруджи, Тройственный пакт.
Keywords: The Nejisky peace treaty of 1919 year, «the Bulgarian question», Neutrality of Bulgaria, National-historical question of Bulgaria, The status of Southern Dobrudja, The Triple pact.
Международное положение Балкан в 1930-е гг. было достаточно противоречивым в связи с углубляющимися разногласиями, вызванными итогами Первой мировой войны для отдельных стран региона. Значимым фактором в жизни народов Балканского полуострова было наличие неразрешённых территориальных, политических и национальных проблем. Ведущие мировые державы стремились принять активное участие в политических событиях балканских стран. Наиболее активная роль в этом регионе традиционно принадлежала Великобритании и Франции. После смены политического режима в Германии в 1933 г. последняя также заявила о своём участии в балканских делах.
Позиции на Балканах Советской России, в отличие от Российской империи, были слабы. Лишь со второй половины 30-х гг. советское руководство начинает стремиться к восстановлению российских интересов, в первую очередь -в Болгарии. А. О. Чубарьян писал в связи с этим: «Идеи так называемой славянской солидарности побуждали московских лидеров продолжать считать Болгарию, страной, где Советский Союз мог рассчитывать на использование своего влия-
© Камилов Р. К., 2009
