CC BY
260
В. А. Малахов (Москва)
«Польские» и «руские» евреи 50-80-х гг. XIX в. глазами современников
Статья посвящается образу польских евреев в 50-80-е гг. XIX в. в глазах современников. Анализируется, как евреи Царства Польского воспринимались различными группами населения Российской империи, каково было понимание термина «польский еврей» и в чем состояла разница между евреями польскими и русскими.
Ключевые слова: польские евреи, Царство Польское, Российская империя.
Вплоть до конца XVIII в. евреям запрещалось селиться на территории России. Ситуация изменилась после разделов Речи Поспо-литой, когда вместе с новыми территориями Российская империя приобрела и самое многочисленное в мире еврейское население. Количество евреев — подданных российского императора — возросло еще больше в 1815 г., после присоединения к России Царства Польского. Таким образом, абсолютное большинство евреев западной части империи являлись евреями бывшей Речи Посполитой или их потомками. Все они были восточноевропейскими ашкеназами, воспринимавшимися в Западной Европе, особенно в Германии, как единая общность, противопоставленная евреям западноевропейским1.
Тем не менее среди евреев Российской империи существовали региональные различия, осознаваемые современниками. Так, о существовании особого «новороссийского типа» еврея писали журналы 1860-х гг.2, различиям между евреями Юго-Западного края, Северо-Западного края и Левобережной Украины немало места отвел в своих мемуарах Г. Б. Слиозберг3. Однако наиболее значимой в представлении современников была разница между евреями Царства Польского («польскими евреями»), с одной стороны, и евреями черты оседлости («русскими евреями»), с другой. Подобное разделение перешло и в историографию. Во многих трудах, посвященных евреям Российской империи, этнически польские территории обходятся стороной даже после восстания 1863-1864 гг., когда Царство окончательно потеряло свою автономию и превратилось в Привислинский
край4. То же можно наблюдать в работах историков польских евреев, где евреям Западного края уделяется значительно меньше внимания, чем евреям Царства Польского5. Несмотря на общность происхождения и проживание в одном государстве, на ментальных картах современников между Западным краем и Царством проходила важная граница, разделяющая еврейское население империи на польских и русских евреев.
Различия между двумя названными группами начинают все более осознаваться в 50-80-е гг. XIX в. В статье мы рассмотрим отношение к польским евреям представителей польского и русского обществ, евреев черты оседлости (в первую очередь, русско-еврейской интеллигенции), а также бюрократии. Следует отметить, что в понятие «польские евреи» современники вкладывали различное содержание. «Польские евреи» могли обозначать этнокультурную группу российского еврейства, отличную от литваков (евреев Северо-Западного края) или евреев Малороссии по диалекту идиша, традициям и обычаям; тяготевших к польской культуре евреев (в отличие от евреев русской культурной ориентации); это мог быть также сугубо географический термин, обозначающий всех евреев Царства Польского. Намного более акцентированным, особенно в русско-еврейской публицистике, было противопоставление русских и польских евреев по признаку принадлежности к двум различным культурам. Подобное употребление термина сужает группу до небольшой части просвещенного еврейства, игнорируя огромные массы иудеев-традиционалистов. То, как определялось понятие «польские евреи», дает возможность разобраться в отношении к ним.
К 1850 г. в Царстве Польском проживало 600 тыс. евреев, что составляло 25% от общей их численности в Российской империи6. К 1865 г. эта цифра возросла до 719 тыс. человек (13,5% общей численности населения Царства). При этом рост численности евреев происходил не только за счет естественного прироста: с 1840-х гг. начинается приток евреев из Галиции, находившейся в составе Австрийской империи7. Официально польские губернии не входили в черту оседлости, и евреям Царства запрещалось переселяться в губернии черты и наоборот. Только в 1857 г. ряду групп еврейского населения Царства (купцам, фабрикантам, учителям, раввинам, медикам и др.) было разрешено переселяться в империю8. Царство Польское обладало уникальной правовой системой: на ее территории действовали гражданский кодекс Наполеона и собственное законодательство о евреях. В 1862 г. Александр II утвердил проект маркиза А. Велеполь-
ского, руководителя гражданской администрации Царства Польского. Евреи получили практически равные права с остальным населением: право владения земельной собственностью, повсеместного жительства в пределах Царства, выступления свидетелями в суде.
Если до 1862 г. экономическое и правовое положение евреев в Царстве Польском считалось хуже, чем в Западном крае9, то в 1870 г. И. Оршанский на страницах журнала «День» писал: «Польские евреи пользуются вообще большим благосостоянием, чем западнорусские их единоверцы, в умственном же отношении первые стоят гораздо ниже последних»10. Под «умственным отношением» Оршанский, конечно, подразумевал степень обрусения польских евреев. Если в 1850-е гг. евреи стремились переселяться из Царства в империю, то в 1870-80-е гг. наметилась обратная тенденция.
Процесс аккультурации евреев на этнически польских землях начался раньше и к началу рассматриваемого периода достиг большей глубины, чем в губерниях черты оседлости. Так, первые «поляки Моисеева закона» (то есть евреи, полностью воспринявшие польскую культуру и быт, сохранив лишь приверженность иудаизму) появились здесь еще в конце XVIII в., когда часть евреев поддержала восстание Т. Костюшко11. Больших успехов в Польше, по сравнению с чертой оседлости, добились и деятели Гаскалы (еврейского Просвещения). К середине XIX в. еврейская община Варшавы представляла собой одну из наиболее светских и аккультурированных общин империи, служила в глазах имперских чиновников и маскилов (еврейских просветителей) примером для губерний черты12. Сторонники ассимиляции продолжали сохранять свои позиции и в 1860-70-е гг. Одним из их важнейших печатных органов этого направления была газета «Israelita», выходившая в Варшаве с 1866 г.13. Впрочем, не стоит преувеличивать степень аккультурации польских евреев. Даже в Царстве Польском «поляки Моисеева закона» по сравнению с традиционным еврейством составляли меньшинство. Более того, огромное влияние имел хасидизм — течение иудаизма, которое маскилы считали наиболее вредной и противной прогрессу сектой.
Однако для поляков в конце 1850-х и 1860-е гг. именно большая «образованность» евреев Царства была важнейшей их отличительной чертой по сравнению с евреями других регионов империи. Подобно тому, как «цивилизованные» немецкие евреи противопоставлялись «закостенелым» традиционалистам — восточным евреям, в рамках империи польские евреи противопоставлялись евреям черты оседлости. Известная польская писательница и общественный дея-
тель Э. Ожешко, жившая в Гродно и немало работ посвятившая еврейскому вопросу, в письме соредактору газеты «Israelita» отмечала в 1877 г.: «Евреи Царства Польского, и в особенности Варшавы, резко и во многом отличаются от своих литовских братьев, причем первые стоят во всех отношениях выше. У нас невежество гораздо глубже и носит более общий характер»14. Интересно, что вплоть до 1860-х гг. польские евреи редко воспринимались в качестве эталона «цивилизованности» и примера для подражания. Ситуация начала меняться только после Январского восстания 1863-1864 гг., причем «цивилизованность» евреев Царства всегда связывалась поляками с прополь-ской политической и культурной ориентацией. В упомянутом выше письме Э. Ожешко следующим образом описывает «отсталость» евреев Северо-Западного края: «Отношения между евреями и местным населением гораздо хуже с обеих сторон, если, конечно, под местным населением понимать поляков. Что же касается русских, то по отношению к ним евреи заняли положение, которое раздражает и не может не раздражать даже тех из местных поляков, которые — поверьте — питают к евреям самые лучшие чувства. Только низшие слои еврейского населения, да и то лишь в старшем поколении, относятся к нам с некоторой симпатией или, по крайней мере, держатся нейтрально по отношению к обеим сторонам. Но более или менее богатые и влиятельные евреи все, без исключения, безусловно, отреклись от нас, как Петр от Христа, в годину несчастья. Во всех домах слышишь только русскую речь, дети одеваются в национальный русский костюм, носят имена: Володя, Иван и т. п. Нам приходится мириться с тем, что они в наших собственных домах говорят с нами на чужом языке»15.
Именно подъем польского национального движения первой половины 1860-х гг., в котором евреи Царства, в основном ассимилированная интеллигенция, приняли довольно активное участие, стал своеобразным водоразделом, после которого евреев империи стали разделять на русских и польских. Еще в 1861 г. еврейское духовенство Варшавы, руководимое главным раввином города Д. Майзель-сом, обратилось к единоверцам с призывом быть солидарными с поляками16. В действовавших в Польше накануне восстания тайных кружках и обществах состояло немало евреев. Только за первые несколько месяцев восстания в Царстве было повешено более 40 евреев-повстанцев17. В числе видных еврейских деятелей, поддержавших польское движение, помимо Майзельса были И. Крамштык, варшавский раввин, переведший Талмуд на польский язык, извест-
ный синагогальный проповедник доктор М. Ястров. Сочувствующие восстанию находились и среди хасидов. Одного из них, реб Исроэля, радовавшегося любым победам поляков и оплакивавшего их поражения, но при этом действенного участия в восстании не принимавшего, описал в своих воспоминаниях Е. Котик18. В целом же далеко не все еврейское население Царства поддерживало повстанцев. Многие из проявлявших сочувствие к движению в 1861-1862 гг. отказались поддержать вооруженную борьбу.
Включение евреев в польское движение не могло произойти без перемен в сознании поляков. Если раньше под «слиянием» евреев с христианами подразумевалась исключительно полная ассимиляция первых, то на рубеже 1850-1860-х гг. растет число поляков, готовых принять евреев в качестве соотечественников без их крещения или полной ассимиляции. Религиозная идентичность отходит на второй план. Для многих поляков стало допустимым наличие определенного культурного и даже религиозного разнообразия в пределах национального единства19, что явилось своеобразным приглашением евреев пополнять ряды польского народа. В 1861-1862 гг. на волне патриотических настроений ряд видных польских деятелей, включая вождя польской эмиграции А. Чарторыйского, призвал евреев и христиан объединиться в борьбе за общую родину20.
В 1860-70-е гг. антисемитизм был непопулярен в польском обществе. Юдофобия, конечно, не исчезла, однако она все больше отделялась от польского национализма. Обстановка начинает меняться к концу 1870-х гг., когда громко зазвучали антисемитские высказывания. В середине 1870-х гг. О. Еленский выпустил книгу «Евреи, немцы и мы», пропагандировавшую полонизацию торговли и про-мышленности21. Он призывал поляков овладеть теми отраслями хозяйства, которые находятся в руках чужеродных групп — немцев и евреев. Еленский видел в еврейской буржуазии элемент, не несущий никаких обязанностей по отношению к Польше, а еврейскую массу, численность которой росла, по его мнению, угрожающими темпами, укорял за невежество, паразитизм и враждебное отношение к польской культуре. При этом Еленский все же не отказывался окончательно от идеи ассимиляции евреев, считая единственной группой еврейского населения, полезной для Польши, ассимилированную интеллигенцию. Впрочем, уже в 1880-е гг. он окончательно отказывает евреям в возможности интегрироваться в польское общество22.
Немалую роль в усилении антисемитских настроений в польском обществе 1880-х гг. сыграло переселение в Царство большого числа
евреев из империи, которых поляки называли литваками. Между ними и «представителями польской ассимиляции» разгорается борьба. Более того, по воспоминаниям Слиозберга, «прилив в Варшаву и Лодзь русско-еврейских элементов, говоривших по-русски, давал полякам повод, несмотря на все старания польских евреев проявлять солидарность с польскими политическими интересами, обвинять еврейство в измене польской культуре»23. Поляки обвиняли литваков в захвате польских предприятий и в том, что, чуждые всему польскому, они помогают властям проводить русификацию Польши, насаждая в стране русскую прессу, литературу и язык. Подобная реакция показывает, насколько различалось отношение поляков к польским и русским евреям.
Если в Царстве Польском еврейская интеллигенция поддержала Январское восстание, то в Западном крае она выступила с его осуждением. Л. О. Леванда, выпускник Виленского раввинского училища, заявлял в разгар борьбы, что Литва — исконно русская земля, а «пресловутое польское восстание это гнилая лихорадка, которая парализовала и парализует очень много хорошего и существенно полезного в нашем крае»24. О том, что евреи Западного края не поддерживали восстание, писал Оршанский, четко противопоставляя их польским евреям: «Западнорусских евреев по чувству к России в период демонстраций не следует смешивать с евреями польскими, которые в большинстве своем были вовлечены поляками в агитацию. Польские евреи и через раввинов, и воззваниями настойчиво и даже с угрозами требовали от западнорусских содействия мятежу, но всегда встречали упорный отказ»25.
О подобного рода трениях между русскими и польскими евреями свидетельствовал литовский еврей Э.-Б. Ливерант. Вспоминая расправы польских повстанцев над евреями, которых те считали русскими шпионами, он следующим образом описывал реакцию польских евреев: «...эти так называемые коренные польские евреи, всегда ненавидящие почему-то еврея русского, еще будут рады всему случившемуся.»26. В конце 1860-х гг. на страницах журнала русских евреев «День» появляются статьи с призывами проводить более активную русификацию евреев не только в Западном крае, но и в Царстве Польском, а польские евреи характеризуются как «сырой материал, из которого можно еще вылепить, что угодно»27. Впрочем, абсолютизировать указанные противоречия не следует. Из мемуаров известны случаи, когда евреи Западного края помогали польским евреям, осужденным за участие в восстании. Когда И. Крамштык,
признанный виновным «в возбуждении проповедями своими здешнего еврейского народонаселения против правительства и в преднамеренном закрытии еврейских синагог с вредною для правительства целью»28, был вместе с польскими повстанцами заключен в крепости под Бобруйском, благодаря усилиям местной еврейской общины жилось ему там совсем неплохо29. С активной поддержкой как польского национального движения, так и российских властей по обе стороны от Буга выступила лишь небольшая часть наиболее образованного и аккультурированного еврейства. Традиционалистски же настроенная масса оставалась в большинстве своем нейтральной, дистанцированной от конфликта.
Таким образом, начиная с 1860-х гг. границей, делившей еврейскую интеллигенцию на польскую и русскую части, служила ее культурная принадлежность. Интересной в этом плане представляется статья «Дня», автор которой задается вопросом, почему «орган русских евреев» так мало внимания уделяет евреям Царства Польского. По его мнению, евреи этого региона делятся на две группы: одни «погружены в ярый фанатизм», другие — «совершенно натурализованные поляки». Следовательно, собственно русских евреев в Царстве нет30. Один из редакторов «Дня», Е. Соловейчик, говоря о неприятии евреями польских идей, писал: «Мы, имея в виду евреев западных губерний России, оставляем без внимания Царство Польское, так как, по нашему убеждению, евреи Царства Польского должны, хотя позже, стать такими же, какими станут их соплеменники в сопредельных губерниях»31.
Важно отметить, что в данный период у еврейской интеллигенции еще не сложилось четкого представления о том, каковы допустимые пределы аккультурации и ассимиляции, можно ли быть русским, оставаясь евреем. Соответственно, различия между польскими и русскими евреями трактовались по-разному.
Во-первых, они воспринимались как представители двух славянских народов, сохранившие, однако, свою древнюю веру. К подобной точке зрения в 1860-е гг. склонялся Леванда, утверждая на страницах «Виленского вестника», что евреи, «рассеянные по всему лицу земли, не имеют собственно между собою ничего общего, кроме своей веры, да и та не практикуется ими по однообразной форме»32.
Во-вторых, польские и русские евреи воспринимались как представители одного народа, говорящие на разных языках. Это мнение утвердилось в среде русско-еврейской интеллигенции только после погромов 1881-1882 гг. Так, миссию еженедельного журнала «Рус-
ский еврей» редакция видела «в служении интересам наших единоверцев», оберегая «все условия нашей племенной индивидуальности, все то, что делает нас в расовом и религиозном отношении отдельной народностью в стране, исключая оттуда всякий гражданский и политический элемент»33. В статье «Нечто о принципе еврейской национальности» автор осудил сторонников ассимиляции и констатировал, что «принцип еврейской национальности есть исторический и антропологический факт, не подлежащий никакому сомнению»: у евреев есть общий язык (иврит), религия (несмотря на различные течения), национальная культура (особенно активно развивающаяся в последние годы) и общая самоидентификация34. В программной статье «По поводу вступления „Русского Еврея" во второй год своего существования» редактор журнала Л. О. Кантор писал об обособленности различных групп российского еврейства, являющих собой «как бы отдельные мирки, из которых каждый мало знал или даже мало интересовался евреями другого мирка». Эти различия необходимо преодолевать: «Для нас... нет ни хасидов, ни миснагедов, ни литовцев, ни южан, а есть только — русский еврей». При такой постановке вопроса польские евреи делались единственной группой еврейства империи, за которой признавалось право быть нерусской.
В постоянном разделе этого журнала «Привислянская хроника» Леванда следующим образом характеризовал различия между двумя группами евреев: «Конечно, привислянские евреи — евреи польские, а мы — евреи русские, т. е. на них фыркают поляки, а от нас открещиваются русские; они, когда встречается надобность, огрызаются по-польски, а мы, когда Бог нас сподобит, огрызаемся по-русски. В этом и вся существующая между нами разница»35. Евреи Царства Польского аккультурируются в польскую культуру, евреи черты оседлости — в русскую. Однако при этом, по мнению Леванды, и те, и другие остаются евреями, которых объединяет не только вера, но также общность интересов. Он напоминает, что «перед сводом законов и польские, и русские евреи — одно племя»36. Само существование подобного раздела в журнале, позиционируемом как «орган русских евреев», говорит о том интересе, который русские евреи проявляли к положению своих собратьев в Польше. На страницах «Привислянской хроники» в основном пересказывались статьи «Israelita», освещавшие важнейшие события из жизни еврейской общины в Варшаве. С тревогой сообщалось о популярности юдофобской книги Я. Еленского «Немцы, евреи и мы»37 и осуждалась усилившаяся в польском обществе антисемитская пропаганда. В то же время в
«Русском еврее» начинают проскальзывать упреки в адрес польских евреев и «Israelita» за их излишнюю обособленность от евреев русских и равнодушие к общееврейским интересам38.
Этот взгляд на обособленность польских евреев от евреев русских нашел свое отражение также в мемуарах юриста и еврейского общественного деятеля Г. Б. Слиозберга. В отличие от Леванды, Слиозберг полагал, что разница между польскими и русскими евреями была далеко не только в ориентации на русскую или польскую культуры. Более того, по его мнению, само понятие «польский еврей» лишено культурного смысла: Слиозберг предпочитал говорить о «поляках Моисеева закона». Феномен русских евреев нельзя смешивать с «ассимиляторством» в Царстве Польском, которое «знаменовало собой, вместе с отходом от еврейства, сопричисление себя польскому национальному коллективу без принятия католичества, — усвоение польских национальных идеалов, внешней и внутренней культуры»39. Разница между русскими и польскими евреями заключается в степени ассимиляциии. «Мы, не сионисты, — пишет Слиозберг, — признавали еврейскую национальность и считали себя не русскими Моисеева закона, а русскими евреями»40. В российской государственной жизни, согласно Слиозбергу, евреи не составляли чужеродного элемента: в России «уживались многие национальности, объединенные в русской государственности без попыток поглощения всех прочих со стороны господствующей национальности»41. Иная ситуация в Польше, где интегрироваться в общество евреи имели шанс, лишь полностью отказавшись от своей национальности, то есть еврей мог либо стать поляком, либо оставаться евреем, но быть «польским евреем» не представлялось возможным. Понятие «польский еврей» для Слиозберга чисто географическое, лишенное культурного смысла. Именно поэтому, считал мемуарист, польские евреи (поляки-иудеи) держались обособленно, явно не желая отождествлять своих интересов с интересами русских евреев.
Если поляки и русско-еврейская интеллигенция выделяли польских евреев в особую группу, то для чиновников значимой разницы между двумя еврейскими общностями не существовало, несмотря на вариативность региональной политики в отношении к евреям. Даже в оценках вовлеченности евреев в Январское восстание зачастую не было заметной их дифференциации на польских и западнорусских. Хотя в мемуарах отдельных государственных деятелей и проскальзывали утверждения, что в Западном крае евреи более пассивно от-
42
неслись к «польским крамолам»42, в целом в донесениях чиновников
участие евреев в восстании в Царстве Польском и Западном крае трактовалось примерно одинаково. Как правило, утверждалось, что большинство из них преследовало свои корыстные цели, занимало выжидательную позицию, оказывало услуги обеим сторонам конфликта и т. д. Так, в докладе Варшавского губернского жандармского управления говорится: «Еврейское сословие, столь многочисленное по городам и местечкам Царства Польского, суеверное и безусловно повинующееся своим раввинам, вообще предано своим корыстолюбивым видам... Евреи ровно ненавидят как русских, так и поляков — покоряются тому, кто сильнее. Это продажное сословие привязанности к русским не имеет»43. Начальник Радомского губернского жандармского управления доносил, что евреи «в целой массе больше преданы нам, чем полякам», но при этом «готовы служить и той, и другой стороне»44. Близкие характеристики исходили от жандармов Северо-Западного края: «Евреи по природной своей трусости заметно придерживаются стороны поляков, как из опасения потерять торговлю, так в особенности из чувства самосохранения, боясь за свою жизнь»45. «Евреи, преданные только своим интересам — и никому более, — сообщал один из чиновников края, — распространяют за деньги революционные медальоны и промышляют, где только можно, запрещенными книгами. Поляки стараются их бунтовать посредством воззваний, но это напрасно, доколь на стороне нашего правительства оставаться будут власть и сила»46.
Впрочем, говорить о том, что русские власти не разделяли польское еврейство на различные группы, тоже не стоит. Интересный взгляд на польских евреев и их солидарность с польским движением можно обнаружить в донесениях генерал-адъютанта А. Н. Ли-дерса военному министру. Характеризуя напряженные отношения между поляками и евреями в декабре 1861 г., он свидетельствовал, что «уже еврей не хочет назваться поляком Моисеева исповедания или жидовским поляком, а остается по-старому при своем „польский жид"»47. «Евреи, — писал Лидерс, — чувствуют смешную сторону наброшенного им названия „поляков Моисеевой веры". они взваливают всю вину мнимого братства на реформистов и новомодные божницы, что на Данеличевской улице и на Наливках»48. Из данных донесений видно, что русские власти различали традиционное еврейство и «поляков Моисеева закона». Описывая умонастроения польских евреев после восстания, чиновники не могли не отметить особую поддержку польскому движению со стороны наиболее европеизированной их части: «Что же касается евреев, принявших ко-
стюм европейский, то они сочувствовали бывшему восстанию, явно оказывали пренебрежение законным властям и принимали участие во всех беспорядках»49.
До 1860-х гг. культурная ориентация евреев мало заботила правительство. В раввинских училищах Западного края преподавание шло на немецком и польском языках. Существовавшие в 1840-50-е гг. проекты унификации еврейского законодательства Царства и черты оседлости50 не содержали обрусительных интенций. В 1860-е гг. российские чиновники все больше осознают необходимость борьбы с польским культурным влиянием на евреев Царства. В 1872 г., когда наместник Царства Польского Ф. Ф. Берг составлял отчет о последствиях реформы А. Велепольского десятилетней давности, большинство губернаторов доносило о провале реформы, поскольку, по их мнению, евреи пользуются новыми правами исключительно для извлечения материальных выгод и сближаться с местным христианским населением не хотят51. В то же время высказывались опасения о том, что сближение иудеев с христианами в Польше «поведет к большей солидарности евреев к местному городскому населению, следствием чего много евреев ополячится едва ли не ко вреду общего нашего здесь положения». Губернатор Радомской губернии Д. Ану-чин приходил к заключению, что следует, «стараясь обрусить евреев, жительствующих в прочих губерниях империи, принимать меры к меньшему их ополячиванию в Привислинском крае»52. Несмотря на особенности политики властей по отношению к евреям в различных регионах империи, говорить о том, что польские евреи каким-либо образом выделялись в отдельную категорию, было бы неправильным. Для русского правительства понятие «польский еврей» имело сугубо географический смысл, и если еврей, например, переезжал из Польши в Новороссию, он становился новороссийским евреем и наоборот.
Что касается русского общества, то его представителей, как правило, мало заботили польские евреи. Куда большее внимание привлекали евреи черты оседлости. В 1860-х гг. о евреях Царства вспоминали в основном в связи с польским вопросом. Как и представители власти, российские публицисты в большинстве своем не видели существенной разницы между польскими и русскими евреями, для них это были представители одного народа, проживающие в разных регионах. В большинстве работ русских авторов, посвященных евреям Польши, использовался чисто географический термин «евреи Привислинского края» 53. В 1870-80-е гг., когда вызванные
восстанием волны затихли, в высказываниях по еврейскому вопросу в Польше возобладали либо переложения польских антисемитских опусов, либо призывы к русификации евреев Царства Польского. Так, историк-славянофил В. И. Ламанский в 1879 г. настаивал в кат-ковском «Русском вестнике» на том, что Россия должна заботиться, чтобы «евреи Привислинского края в низших, средних и высших училищах получали свое образование исключительно на одном русском языке: оставаясь при своей вере, они должны быть гражданами и подданными русской империи, а не поляками Moyzeszowego wyz-паша („Моисеева закона")»54.
В то же время Ламанский доказывал, что все разговоры о евреях-патриотах Польши не более чем мифотворчество. Польша никогда не сможет ассимилировать евреев, ибо даже просвещенные и интегрированные в польское общество евреи остаются врагами славянохристианского мира, продолжают эксплуатировать местное население в своих корыстных интересах, тормозя развитие края. «Борьба поляков с евреями есть борьба начал, идеалов, историко-культурных типов»55, — пишет Ламанский. В разговоре с О. Еленским в 1880 г. М. Н. Катков сказал: «Если пустить вас свободно с товарами на Волгу и вообще в русские губернии, через год, много через два, поляки „Моисеева закона", как вы их величаете, заполонят нас своими фабрикатами и сами полезут, как саранча, а такое нашествие хуже голода и чумы»56.
Таким образом, в Российской империи польские евреи воспринимались как отдельная, во многом противопоставленная русским евреям группа. Этому способствовали особенности их правового статуса и большее распространение в Царстве Польском идей Га-скалы. Однако, на наш взгляд, главную роль сыграла их принадлежность к польской культуре. Если евреи черты оседлости аккульту-рировались в русскую культуру, то евреи Царства — в польскую. Даже такая юдофильски настроенная польская писательница, как Э. Ожешко связывает «невежество» евреев Западного края с их нежеланием приобщаться к польской культуре. О языке, как основном различии между двумя группами евреев, писали и русско-еврейские публицисты. Хотя для российских властей и общества разница между польскими евреями и евреями черты оседлости была преимущественно географической, проблема культурной ориентации евреев Польши начиная с 1860-х гг. тем не менее становится важной. При этом в Царстве Польском сколько-нибудь серьезных мер по русификации евреев не предпринимается.
ПРИМЕЧАНИЯ
1 См.: Hauman H. Geschichte der Ostjuden. München, 1990; Труде М. Западные евреи? Восточные евреи? Аккультурация как парадигма сравнительной истории евреев в Германии и Восточной Европе // Ab Imperio. 2003. № 4. С. 59-91.
2 Рабинович О. Одесса // Рассвет. Орган русских евреев. 1860. № 3. С. 35-37.
3 Слиозберг Г. Б. Дела минувших лет. Записки Русского еврея. Париж, 1933. Т. 1. С. 19-25.
4 См., например: Klier J. D. Imperial Russias's Jewish Question, 18551881. Cambridge, 1995; Haberer E. Jews and revolution in nineteenth century Russia. Cambridge, 1995.
5 См., например: Eisenbach А. The Emancipation of the Jews in Poland, 1780-1870. Oxford; Cambridge, 1991.
6 Россия. Демография еврейского населения Российской империи (17721917) // Электронная еврейская энциклопедия [Электронный ресурс] // Ассоциация по изучению еврейских общин. Иерусалим, 2009. URL: http://www.eleven.co.il/article/15443 (дата обращения 29.10.2011).
7 Piechotka M., Piechotka K. Polish Synagogues in the Nineteenth Century // Polin. A Journal of Polish-Jewish Studies. 1987. Vol. 2. P. 180.
8 Полный хронологический сборник законов и положений, касающихся евреев, от Уложения царя Алексея Михайловича до настоящего времени, от 1649-1873 гг.: извлечение из полных собраний законов Российской Империи. СПб., 1874. С. 880-881.
9 См., например: Weeks T. R. Nation and State in late Imperial Russia. Nationalism and Russification on the Western Frontier, 1863-1914. Dekalb, 1996. P. 101.
10 Оршанский И. Г. К вопросу о преобразовании владельческих городов в западном крае // День. Орган русских евреев. 1870. № 10. С. 157-158.
11 Porter B. A. When nationalism began to hate: Imagining modern politics in nineteenthcentury Poland. Oxford; N.-Y., 2000. P. 37.
12 Kieniewicz S. The Jews of Warsaw, Polish Society and the Partitioning powers. 1795-1861 // Polin. A Journal of Polish-Jewish Studies. 1988. Vol. 3. P. 102-121.
13 Steinlauf M. C. The Polish Jewish Daily Press // Polin. A Journal of Polish-Jewish Studies. 1987. Vol. 2. P. 219-245.
14 Письма Элизы Оржешко, в переводе и с предисловием С. Мстиславской // Еврейская Старина. 1914. Вып. 1. С. 50.
15 Там же.
16 Eisenbach А. The Emancipation of the Jews. P. 434.
17 ГАРФ Ф. 109. 1-я эксп. Оп. 38. Д. 234. Ч. 1. Л. 171.
18 КотикЕ. Мои воспоминания. СПб.; М.; Иерусалим, 2009. С. 109-112.
19 См.: Porter B. A. When nationalism.
20 Ibid. P. 39-40.
21 Горизонтов Л. Е. Польско-еврейские отношения во внутренней политике и общественной мысли Российской империи (1831-1917) // История и культура российского и восточноевропейского еврейства: Новые источники, новые подходы. Материалы международной научной конференции, 8-10 декабря 2003 г. М., 2004. С. 264-265.
22 Golczewski F. Anti-Semitic Literature in Poland before the First World War // Polin. A Journal of Polish-Jewish Studies. 1989. Vol. 4. P. 87-97.
23 Слиозберг Г. Б. Дела минувших лет. Т. 1. С. 291.
24 Цит. по: Бухбиндер Н. А. Л. О. Леванда по неизданным архивным материалам. Вып. 1. Л. О. Леванда в 60-х годах. Пг., 1918. С. 13.
25 Оршанский И. Г. Очерки экономического и общественного быта русских евреев. СПб., 1877. С. 261.
26 Ливерант Э. Б. Приключения еврея во время польского восстания // Еврейская старина. СПб., 1910. Вып. 3. С. 385.
27 Паперна А. И. К еврейскому вопросу в Привислянском крае // День. Орган русских евреев. 1869. № 13. С. 196.
28 ГАРФ. Ф. 109. 1-я эксп. Оп. 37. Д. 255. Л. 11.
29 Паперна А. И. Из Николаевской эпохи // Евреи в России: XIX век. М., 2000. С. 176.
30 Б-ъ. Письма из Варшавы // День. Орган русских евреев. 1869. № 49. С. 801-802.
31 Соловейчик Е. Передовая статья // День. Орган русских евреев. 1869. № 7. С. 99.
32 Цит. по: Бухбиндер Н. А. Л. О. Леванда. С. 127.
33 Кантор Л. О. По поводу вступления «Русского Еврея» во второй год своего существования // Русский Еврей. 1880. № 37. С. 1361.
34 Бранд Б. Нечто о принципе еврейской национальности // Русский Еврей. 1880. № 24. С. 946-950.
35 Леванда Л. О. Привислянская хроника // Русский еврей. 1880. № 52. С. 2065.
36 Там же. С. 2066.
37 Он же. Привислянская хроника // Русский еврей. 1880. № 6. С. 222.
38 Он же. Привислянская хроника // Русский еврей. 1880. № 52. С. 2065-2067.
39 СлиозбергГ. Б. Дела минувших лет... Т. 1. С. 91.
40 Там же. Т. 2. С. 301-302.
41 Там же.
42 Милютин Д. А. Воспоминания генерал-фельдмаршала Дмитрия Алексеевича Милютина. 1863-1864. М., 2003. С. 96.
43 ГАРФ. Ф. 109. 4-я эксп. Оп. 207. Д. 237. Л. 9.
44 Там же. Л. 41.
45 ГАРФ. Ф. 109. 1-я эксп. Оп. 36. Д. 303. Ч. 4. Л. 54об.
46 Там же. Л. 413-413об.
47 Состояние царства Польского в 1861 и 1862 гг. // Русская Старина. 1900. Т. 100. Кн. 12. С. 677.
48 Там же. С. 681-682.
49 ГАРФ. Ф. 109. 4-я эксп. Оп. 207. Д. 237. Л. 9.
50 РГИА Ф. 1269. Оп. 1. Д. 61. Л. 139-139об.
51 Материалы комиссии по устройству быта евреев (По Царству Польскому). СПб., [1879]. Разд. 1. С. 458.
52 Там же. Разд. 1. С. 262.
53 См., например: Ламанский В. И. Евреи и немцы в Привислинском крае // Русский Вестник. М., 1879. Т. 140. С. 398-412; Исаевич П. П. Евреи в Привислянском крае. Характеристика деятельности среди христианского населения этого края. СПб., 1892.
54 Ламанский В. И. Евреи и немцы. С. 394.
55 Там же. С. 404.
56 Еленский О. Мысли и воспоминания поляка // Русская старина. 1906. № 10. С. 212; См. подробнее: Горизонтов Л. Е. Польско-еврейские отношения.
Malakhov V. А.
«Polish» and «Russian» Jews of 1850-80-s through the Eyes of their Contemporaries
The article deals with the image of tPolish Jews in the eyes of their contemporaries in 1850-80-s. The author examines how the Jews of Congress Poland were perceived by various groups of population of the Russian Empire, what was the meaning of the term «Polish Jew», and what was the difference between Polish and Russian Jews. Keywords: Polish Jews, Congress Poland, Russian Empire.
