CC BY
47
Польша начала ХХ в.: кризис власти или кризис демократии?
2003 г. польские политики, публицисты и аналитики, следящие за развитием политических процессов в Польше, довольно единодушно заговорили о кризи-
се власти и кризисе государства. Доказательством существования такого рода позиции служили, в частности, результаты социологических исследований, свидетельствующие о падении рейтинга правительства, снижении доверия к нему, сообщения о все новых и новых экономических аферах с участием высокопоставленных должностных лиц, передаваемые польскими СМИ, непрекращающийся рост безработицы и трудности в экономике.
Некоторые политические силы в Польше (в частности, правая партия Право и справедливость) выступают даже с идеей IV Речи По-сполитой, которая сменила бы переживающую кризис III Речь Поспо-литую. Это означает принятие новой конституции и создание нового политического порядка.
Правомерность лозунга IV Речи Посполитой вызывает в стране по меньшей мере неоднозначное отношение: ведь институциональные структуры польской демократии работают, в принципе, совсем неплохо, что самым причудливым образом сочетается с тем несомненным фактом,
что III Республика «обросла патологией» (по выражению Я. Парадовской) (17, с.20).
Согласно исследованиям ЦИОМ, осенью 2003 г. 50% населения страны полагало, что политическая система плоха и нуждается в серьезных переменах, примерно столько же считало, что их частная жизнь не зависит от того, живут ли они в тоталитарном или в демократическом государстве (4, с. 12).
Уместно в данной связи поставить вопрос о том, а как вообще поляки относятся к демократии, этому ключевому фактору трансформации и формирования политической системы.
Совершенно очевидно, что это отношение определяется главным образом функционированием не просто демократии, где-то там, в идеальном мире, а польской демократии.
Самые высокие оценки польская демократия получила в 1996-1998 гг., а самые низкие - в 2002 и 2003 гг. Причем оценка демократии зависит от политических убеждений респондентов: от того, идентифицируют ли они себя с правящей в данный момент элитой. Низкая оценка демократии в 2002-2003 гг. сочеталась с убежденностью в стабильности демократической системы (73% в 2002 г.) и поддержкой самих «правил демократической игры». Только 14% респондентов было бы довольно роспуском парламента и прекращением деятельности политических партий.
По данным Института Пентор чаще всего демократию поддерживают люди молодые, обладающие высокими доходами, а реже - люди старше 50 лет, живущие в деревне и обладающие низким образовательным уровнем. Поляки мало ценят сейм, не уважают политиков, не любят политические партии, мало интересуются политикой (более 50% декларируют отсутствие интереса к политике), но вместе с тем признают значимость мира политического и институтов, с ним связанных (5, с. 380).
Можно констатировать, что, осознавая недостатки демократии, польское общество в принципе не видит ей альтернативы.
Очевидно, что оценки демократии и ее реально действующих институтов могли быть выше, если бы не специфика польского политического класса, которая, по мнению известного польского социолога Я. Станишкис, состоит в тесной связи политики и капитала. «В нашей стране, - полагает она, - нельзя
сколотить капитал, если ты не связан с властью. Именно этот механизм стирает границы между экономикой и государством» (19, с. 19).
Таким образом, применительно к Польше можно говорить о политическом капитализме, где государство рассматривается политиками как средство обогащения, а естественные механизмы рыночной экономики не действуют.
Один из ведущих политиков левой партии Союз труда Т. Сырыйчик заметил: «Возможно, власть можно просто купить. Я сам посчитал, что мою партию теоретически можно купить за 100 тыс. злотых. Это немного за 50 голосов в Сейме. За сколько можно купить воеводский съезд левых? Два автобуса, немного пива - 3,5 тыс. злотых, не больше. Простой расчет показывает, что не нужно быть олигархом, чтобы купить 1/10 Сейма» (9, с. 37).
Возможно, прав президент А. Квасьневский, полагающий, что III Речь Посполитая просто прошла некий цикл своего развития и наступает время перемен. Президент считает, что после выборов 2005 г. польская политическая сцена должна принципиально измениться. Возможно, появятся новые партии, европейски ориентированные, обладающие мировоззренческой открытостью. Страна устала от нынешних партий и от давно известных политиков, которые, кажется, «были всегда». Тем более, что сегодняшние польские политики не имеют четкой идейной ориентации, причем это касается и правых, и левых (10, с.26).
Действительно, по наблюдениям социологов, элита все более консолидируется и дистанцируется от общества, становится более гомогенной в социальном смысле.
Так ли велика, однако, пропасть между правыми и левыми в Польше? Исследования показывают, что в польской элите периода конца 90-х годов (а речь идет как о политической, так и административной и экономической элитах) весьма немного людей, совершивших некий беспрецедентный социальный взлет, революционной смены кадрового состава не произошло. Среди новой элиты преобладают люди так называемого «второго эшелона» прежней системы, причем каждый четвертый представитель новой элиты принадлежал к таковой и до 1989 г. Исторически сложившееся деление на «мы» и «они», так часто употребляемое в полити-
ческой публицистике, не имеет применительно к элите «серьезного социологического обоснования» (если под этим делением понимать «леви-цу-правицу»).
Это, скорее, пишет польский политолог Е. Василевский, «элемент политико-пропагандистской игры, рассчитанной на воскрешение черно-белого мира добрых шерифов и злых бандитов» (22, с.98).
В реальности деление на «левицу» и «правицу» основано на политической генеалогии и отношении к религии и в значительно меньшей степени на разнице позиций в экономических и политических вопросах.
Между членами элиты нет серьезных расхождений в вопросе об основных параметрах существующей системы. В качестве таковых признаются демократия и рынок. Это не исключает, однако, споров о том, какими должны быть демократия и рынок. Даже достаточно серьезные расхождения в сфере мировоззрения не переходят существующих границ системы. Этот факт, несомненно, свидетельствует о принятии демократических принципов политической элитой страны.
При всех проблемах и сложностях бытия последней правомерно констатировать, что закон политического маятника отчетливо проявился в жизни страны на рубеже ХХ-ХХ1 вв.
Осенью 2001 г. на очередных парламентских выборах польские левые -Союз демократических левых сил (СДЛС) - набрали более 40 % голосов избирателей и стали лидерами парламентской гонки. Политический маятник в стране решительно качнулся влево. Поражение прежних хозяев польского сейма стало воистину сокрушительным: они даже не вошли в парламент. А ведь это были политические силы, связанные с «Солидарностью» (Избирательная акция «Солидарность» - ИАС), с системными реформами и их лидером - Л. Бальцеровичем (Союз Свободы - СС). Победа левых ни для кого в Польше не явилась неожиданностью: ее предсказывали, ее ждали.
Итоги выборов 2001 г. стали «вторым пришествием» левых во власть: первое произошло в 1993 г., когда социал-демократы в союзе с Польской крестьянской партией образовали правящую коалицию в сейме.
Новый век Польша встретила с президентом «социал-демократического происхождения» и с парламентом, где первую скрипку играют предста-
вители той же политической формации. Казалось, все благоприятствует успеху левых и, соответственно, успеху страны.
Однако объективные условия, в которых приходится действовать социал-демократам, достаточно сложны, что связано в первую очередь с серьезными экономическими и социальными проблемами, переживаемыми Польшей в начале XXI в.
Триумфальный полет «польского орла» к вершинам экономического развития в конце 90-х годов заметно осложнился. В 2000 г. темпы экономического роста Польши резко снизились (до 1% ). Это был самый низкий показатель среди стран, стремившихся вступить в ЕС. В 2003 г. положение дел несколько изменилось: экономический рост повысился до 3%, но население этого пока не ощутило.
Современный среднестатистический поляк в два с половиной раза беднее, чем средний гражданин в странах ЕС. Уровень благосостояния в Польше в два раза ниже, чем в самых бедных странах ЕС - Португалии и Греции. Между тем в Словении уровень жизни составляет 72 % от среднего по ЕС, в Чехии - 60, в Венгрии - 52, в Словакии - 48 %. Чтобы достичь уровня Словении, Польше, согласно расчетам Комиссии ЕС, потребуется 33 года (Чехии - 15, а Венгрии - 11 лет).
Заметно сократились иностранные инвестиции: если в предшествующие годы они составляли около 10 млрд. долл. ежегодно, то в 2001 г. - лишь 6,7 млрд. долл., а в 2002 - не более 6 млрд. долл. Причем это сокращение происходит на фоне роста иностранных инвестиций у соседей Польши - Чехии и Венгрии. Печальный рекорд принадлежит Польше и по уровню безработицы, которая в 2002 г. составила 19,3 %, тогда как в среднем в странах - кандидатах в ЕС эта цифра около 12,5, а в самих странах ЕС -около 8,5 % (1.с.59).
По мнению многих экономистов, причина трудностей польской экономики в низкой конкурентоспособности, обусловленной незавершенностью экономических реформ и структурной перестройки экономики. Бесконечная реформа угольной и горнодобывающей промышленности, монополия в газово-энергетическом комплексе, обусловливающая высокие цены на энергоносители - вот главные беды польской экономики. Эти беды усугубляются слабым развитием рыночных отношений в
сельском хозяйстве, где 80 % бюджетных дотаций идет на выплату пенсий и пособий.
Весьма неблагополучна структура польского экспорта: польский экспорт в Германию, являющуюся основным внешнеторговым партнером страны, лишь на 31 % составляют продукты высокой технологии (тогда как в Венгрии аналогичный показатель - 72, в Словакии - 56, в Чехии - 50 % (там же). Замедление темпов экономического роста и в целом достаточно сложные условия развития польской экономики происходят на фоне довольно острых демографических и социальных проблем.
Один из лидеров Союза труда (партии, выступающей в коалиции с СДЛС) А. Малаховский, очевидно, под влиянием свалившихся проблем, писал на страницах «Политики»: «Трансформация нам не удалась. Я говорю так в качестве депутата Сейма Х созыва, который голосовал за эту трансформацию... Несомненно, победа либеральной доктрины стала катастрофой, недоразумением. Может потому, что реализовали ее зараженные американским либерализмом бывшие коммунисты. например, Бальцеро-вич... очень умный человек...Они поверили, что применение законов либеральной экономики к заблудшей социалистической экономике даст хорошие результаты. Не дало» (16, с.9).
Наверное, А. Малаховский слишком пессимистичен. Однако по данным ЦИОМ 75 % поляков в 2001 г. полагали, что правительство Е. Бузека -предшественника Л. Миллера - не оправдало возлагавшихся на него надежд. Причин много: и неудачные реформы, и коррупция, и отсутствие должного контакта с обществом, и т.д.
С очень резкими оценками предшественников выступали и пришедшие к власти левые. Л. Миллер заявил, что со времен Т. Мазовецкого ни одно правительство не было в столь тяжелом положении. Премьер всячески подчеркивал мысль о том, что для его правительства стал неожиданным масштаб экономического кризиса, в котором оказалась страна после ухода предшествующего кабинета.
Ведущие экономисты и аналитики нового кабинета в январе 2002 г. обнародовали «Рапорт открытия», где подробно описывалось положение польской экономики в момент прихода к власти кабинета Л. Миллера. Авторы документа основную причину кризиса усматривали в неверной, по
их мнению, концепции предшественников, суть которой в «охлаждении» польской экономики путем снижения внутреннего спроса (как потребительского, так и инвестиционного), что должно было привести к снижению инфляции (23, с.6).
Оценив ситуацию (на страницах прессы, оппозиционной правительству, эту оценку признали, отметив, правда, что она не очень содержательна и над ней слишком долго работали), новое правительство предложило свои меры по выходу из кризиса.
При этом, как подчеркивал Л. Миллер, социал-демократы исходили из того, что экономика и государство - это не враги. Основой как эффективной экономики, так и эффективного государства должны быть свобода личности, социальная справедливость и экономическая эффективность. «Социальная рыночная экономика требует присутствия государства. Мы отвергаем либеральную концепцию государства, сводящую его роль к функциям ночного сторожа» (14, с.4).
По истечении 100 дней работы своего кабинета Л. Миллер полагал, что главное сделано, и польский «Титаник» благополучно миновал айсберг.
В действительности положение в Польше достаточно непростое, и, как это ни парадоксально, правомерным представляется мысль обозревателя «Политики» Я. Парадовской: «Трагедия левого правительства состоит в том, что потенциальный экономический успех Польши зависит от того, сколько предвыборных обещаний не будет выполнено...» (17, с.19).
Экономика требует ограничения расходов государства, рационализации системы социального обеспечения, ограничения всевластия профсоюзов - всего того, что никак не вписывается в рамки программы левой ориентации. По сути, правительство должно проводить либеральную политику, иногда для маскировки называемую прагматической.
Очевидно, маскировка не удалась. Во всяком случае, в конце 2003 г 83% поляков считали, что СДЛС не заботится о бедных и слабых; 72% полагали, что левые не слышат голоса общества, не помогают предприятиям, переживающим трудные времена, не облегчают старт молодежи из бедных семей, 63% респондентов считали партию социал-демократов партией нечестных людей. Только 40% поляков считали, что левые -это действительно левые (11, с.1). Таким образом, очевидно, что в гла-
зах общества партия в значительной степени утратила свою левую идентичность.
Левые не сумели (также как и их предшественники) избавиться от коррупции. Ряд громких скандалов, свидетельствующих о наличии этого порока во властных структурах, потрясли польское общество. После двух лет пребывания у власти Л. Миллер стал едва ли не самым большим разочарованием польской политики. Между тем, придя к власти, он был одним из самых популярных лидеров в Польше.
Сейчас никто в Польше не говорит, как это было в 2001 г., об «эпохе Миллера», не называет его «канцлером». Однако, возможно, рано ставить крест на этом политике и социал-демократии в целом.
Поле для потенциального маневра может быть связано с созданием новой «проевропейской» партии, облик которой пока не очень ясен, но сама идея такой партии активно проводится А. Квасьневским. Не исключено, что новым президентом Польши станет И. Квасьневска - жена нынешнего президента. Это, конечно, усилит позиции левых. Возможность избрания Квасьневской отнюдь не невероятна: во всяком случае, в начале 2004 г именно эта кандидатура имела наибольшее число сторонников в Польше.
Но это - лишь потенциальная возможность. Осенью же 2003 г впервые после парламентских выборов левые в опросах общественного мнения уступили место правым. Левых поддерживали 20%, а такие правые партии, как Гражданская платформа (ГП) и Право и справедливость (ПиС), соответственно 22 и 9% (12, с.1).
Высокий рейтинг ГП и ПиС свидетельствует, по мнению социолога и политолога Т. Жуковского, что «политический ветер в Польше начал дуть вправо» (25, с.4).
Нынешние польские правые представлены прежде всего партиями Гражданская платформа (ГП), Право и Справедливость (ПиС), а также Лига польских семей (ЛПС).
ГП и ПиС имеют достаточно целостные программы. ГП делает акцент на либеральную экономическую программу, ПиС - на сильное государство, жесткие законы и борьбу с преступностью. Экономическая программа ПиС менее жестко-либеральная, чем у ГП, и явно имеет оттенок некоторой социальности. Обе группировки имеют сходные позиции в области внешней
политики и если несколько различаются в нюансах отношений с Европой, то совершенно едины в проамериканской ориентации.
ЛПС придерживается совершенно иной внешнеполитической ориентации, выступает против европейской интеграции, видя в ней угрозу национальной идентичности. В сфере экономики ЛПС выступает с позиций протекционистских и антикапиталистических. Эти программные особенности партии не позволяют ей органически вписаться в правый спектр и войти в коалицию с другими правыми силами. Скорее, ЛПС обречена на изоляционизм (18, с.89-1 26; 1 73-208; 239).
Потенциально ГП и ПиС могут быть союзниками на предстоящих в 2005 г парламентских и президентских выборах. Но в настоящее время эти партии конкурируют между собой, борясь за доминирующее положение.
На фоне кризиса государства, падения авторитета политики и политиков, девальвации многих, казалось, незыблемых ценностей, коррупции, разъедающей все несущие конструкции польской политической системы, очевидно, наибольшие шансы имеют не идеологические, если можно так выразиться - партии, а партии, призывающие к «исправлению» государства, своеобразной санации, очищению. Именно такими партиями и являются ГП и ПиС.
По мнению социолога П. Спевака, скорее всего именно они окажутся способными преодолеть некий «кризис рациональности», переживаемый сейчас Польшей (20, с. 20).
С преодолением этого кризиса достаточно тесно связана весьма острая в стране проблема популизма.
В современном политическом дискурсе популизм - едва ли не самое широко употребляемое слово. Вместе с тем, попытки научного описания, изучения этого понятия достаточно сложны, хотя и существует целый массив литературы, посвященной данному предмету.
По мнению философа и историка общественной мысли Е.Шацкого, одна из основных и, пожалуй, самая характерная черта популизма - убежденность в том, что народ - это оплот всяких добродетелей, коллективной мудрости, позволяющей отличать добро от зла (vox populi - vox Dei). Без этого нет популизма, хотя отнюдь не всегда, если речь идет о народе, можно говорить о популизме. Идеализация народа - это еще не популизм.
Для популистов, - отмечает Е.Шацкий,- народ - это категория, которую невозможно описать при помощи объективных критериев (экономических, социальных, культурных), некий монолит, противостоящий элитам. Последние - тоже монолит, совершенно не связанный с реальностью. Это нечто враждебное народу, привилегированное и живущее за счет народа: богачи, интеллигенты, управленцы. Элиты - это те, кто имеет то, чего не имеет народ (власть, имущество, образование, влияние).
Популизм не приемлет представительную демократию, он стремится к прямой демократии либо к авторитарному правлению, когда «воля народа» могла бы выражаться без посредников в виде политических партий. Популизм охотно использует неконвенциональные методы политической борьбы: демонстрации, забастовки, блокады дорог и т.д.
Враждебность к элитам утверждает представление о существовании заговора, направленного против «простых людей». Виноватыми в бедах простого народа в представлении популистов являются некие «другие», «чужие», «они». Иногда - богатые, иногда представители иной национальности, иногда (в случае аграрного популизма) просто «город».
Популизм несовместим с либерализмом, он не допускает свободной конкуренции. Популизм с подозрением относится к защите прав человека, расценивая ее как защиту неких привилегий.
Трудно назвать популизм идеологией, хотя в нем можно обнаружить некие элементы таковой. Популизм не может стать самостоятельной политической силой. Не потому, что не обладает разработанной идеологией (ее нет и у многих партий). Проблема популизма в том, что он не может создать организации. Он, по сути своей, противится организации, вообще всякой институционализации (21, с.32-34).
Заметим, что в настоящее время популизм проявляется как способ артикуляции противостояния периферии и центра, богатых и бедных, управляющих и управляемых, причем как в международном, так и в страновом масштабе.
В современной Польше термин «популизм» применяется чаще всего по отношению к партии Самооборона Речи Посполитой.
По мнению политолога В.Маркса, эта партия занимает в политическом спектре некое особое место. Если исходить из классического (хотя и ос-
париваемого многими политологами) деления партий на правые и левые, то Самооборона может быть отнесена и к тем, и к другим.
Лидер партии А.Леппер выступает с программой «третьего пути». Но это не тот «третий путь», о котором говорят Т.Блэр и Г.Шрёдер и который поддерживает А.Квасьневский. А.Леппер весьма критически относится ко многим либеральным постулатам, принимаемым левыми (таким, как жесткая финансовая политика, реформа системы социального обеспечения, ограничение интервенционизма государства).
В основе программы Самообороны лежат слова Иоанна Павла II, согласно которым «неприемлемо утверждение, что после падения коммунизма единственной альтернативой является капитализм»(13, с. 21)
«Левое измерение» (если можно так сказать) Самообороны проявляется, прежде всего, в экономической и социальной частях программы этой партии, в которой, в частности, содержатся постулаты о сохранении стратегически важных отраслей, естественных монополий в руках государства, борьбе с безработицей, введении социального минимума, выплате пособий по безработице в течение неограниченного срока, бесплатном образовании, пересмотре итогов приватизации и т.д. (18, с. 85-88).
Однако позиция по важнейшим проблемам внешней политики и иностранных инвестиций сближают А. Леппера с крайне правыми политическими партиями. Особенно ярко позиция Самообороны проявилась в вопросе о присоединении к ЕС. Партия решительно выступала против европейской интеграции, усматривая в ней угрозу польской идентичности.
Самооборона негативно оценивала интервенцию НАТО в Косове, участие Польши в войне в Ираке, решительно критиковала президента за его позицию по вопросу о Едвабне (речь идет об участии поляков в убийстве евреев в местечке Едвабне в годы Второй мировой войны); А.Квасьневский принес извинения за это трагическое событие, но не все польские политики поддержали президента).
Вместе с тем Самооборона выступает против декоммунизации и люстрации, не занимает ясной позиции в столь важной для нынешней польской политики проблеме абортов. Не ясна и позиция партии по отношению к церкви: декларируя себя человеком верующим, а свою партию как политическую силу, основывающуюся на социальном учении церкви, А. Леппер
тем не мене часто критикует церковную иерархию, особенно за неодобрение ею организуемых Самообороной крестьянских протестов.
Отсутствие идеологической целостности программы позволяет партии находить союзников в самых разных сегментах политического спектра и апеллировать к самым разным кругам польского электората.
Среди избирателей Самообороны в 2001 г. на предыдущих выборах (т.е. в 1997 г.) 35,2% голосовали за ИАС, а 24,2% - за СДЛС (13, с. 29).
В 2001 г. за Самооборону голосовали почти 30% крестьян, 17,3 - жителей села, 14,4 - безработных, 14,2 - рабочих, 4 - руководителей; 7,3 -работников администрации, 7,1% - учащихся и студентов и каждый десятый частный предприниматель (там же, с. 24).
И лево- и правоориентированный электорат отдает свои голоса Самообороне. Это позволило партии на выборах 2001 г. добиться весьма серьезного успеха, получив более 10% голосов. После этой победы Самооборона переживает свой своеобразный «звездный час» - растет численность партии, число ее организаций на местах.
В данной связи представляется правомерным обратиться хотя бы кратко к истории Самообороны. А начало ее истории восходит к 1991 г., когда никому не известный в Польше деятель крестьянского движения А. Леппер был замечен Л. Валенсой и получил его поддержку. Именно А.Леппер олицетворяет и по сей день Самооборону, являясь, по сути, единственным широко известным политиком в этой партии. Лидер Самообороны имеет крестьянское происхождение, среднее специальное образование. В свое время он был членом ПОРП, возглавлял одно из государственных сельскохозяйственных предприятий.
В 1991 г. Леппер возглавил движение протеста крестьян в окрестностях Дарлова, запутавшихся в своих долговых обязательствах по взятым кредитам и оказавшихся на грани банкротства. Именно тогда возникает крестьянский профсоюз Самооборона, действующий решительно и бескомпромиссно, организуя блокады дорог, оккупацию правительственных учреждений, в том числе министерства сельского хозяйства в Варшаве и т.д. Усилия Самообороны увенчались успехом: был изменен закон о предоставлении кредитов и создан фонд реструктуризации крестьянских долгов.
На выборах 1997 г. Леппер и его движение не имели значительного успеха, получив только 0,08% голосов. После этих выборов Самооборона заключает союз с двумя другими крестьянскими профсоюзами, действовавшими тогда в Польше, и успешно проводит в 1998-1999 г. акции протеста, связанные с кризисом перепроизводства свинины. Эти акции поддержало 96% поляков. Именно тогда Леппер выдвигается на первый план в качестве вождя «крестьянского бунта», а его организация приобретает статус не выразителя интересов только узкой группы крестьян, но всего крестьянского движения.
Самооборона выступает за приоритетное развитие средних хозяйств, производящих экологически безопасную продукцию, за уважение традиционной крестьянской этики как основы польской национальной идентичности (13, с. 17).
Самооборона с ее скандальными выходками во время заседаний Сейма, постоянным эпатажем и вызовом общепринятым нормам политического бытия, с шокирующими, а нередко грубыми высказываниями А. Леп-пера в адрес других политиков - это некий «enfant terrible» польской политики. Тем не менее, успехи Самообороны в ее движении на пути к политическому Олимпу несомненны, а ее откровенный популизм и антиэлитизм при определенных обстоятельствах могут сделать эту партию достаточно грозной и серьезной силой, небезопасной для польской демократии.
Преодоление кризиса в стране напрямую связано с успехами интеграции Польши в ЕС, с «европеизацией» (по выражению Л. Станишкис) польского государства. Внутренние механизмы оздоровления страны на данном этапе не действуют с должной эффективностью.
Между тем процесс интеграции, в принципе поступательно развивающийся, сталкивается в настоящее время с определенными сложностями. Это вполне отчетливо проявилось во время обсуждения проекта Конституции ЕС в 2003 г.
В проекте предполагалось изменение некоторых условий, на которых Польша вступала в ЕС в соответствии с договором 2000 г., принятом в Ницце.
Предполагалось, что Конституция будет принята в декабре 2003 г., на чем особенно настаивал С. Берлускони, стремящийся к тому, чтобы это
знаменательное событие произошло именно в то время, когда Италия председательствовала в ЕС. Как известно, этого не произошло, сроки принятия Конституции отодвинулись, но само обсуждение проекта высветило многие сложные проблемы ЕС, показало, как непросто строить общеевропейский дом в контексте серьезного несовпадения интересов его нынешних и будущих обитателей.
Многие страны, как из числа членов ЕС, так и из числа готовящихся стать таковыми в 2004 г., высказали ряд предложений по поводу проекта, выразили несогласие с некоторыми его положениями, но накал страстей нигде не был столь силен, как в Польше.
Договор, принятый в Ницце в 2000 г, действительно был весьма выгоден для Польши: достаточно сказать, что страна после вступления в ЕС имела бы при голосовании почти столько же голосов, что и Германия (Польша - 27, Германия - 29). Конечно, договор очень импонировал многим политикам в стране, заговорившим даже о неких «державных» амбициях Польши в Европе.
Согласно новому проекту, принцип исчисления голосов ставился в прямую зависимость от численности населения страны и, соответственно, Польша отстала от Германии в два раза.
Несомненный отказ от принципа эгалитаризма в сторону усиления влияния государств - основателей ЕС не вызвал особого энтузиазма у представителей польского политического класса. Однако немногочисленные голоса в пользу необходимости признания неизбежности идущего процесса, трезвой оценки реальных возможностей и потенциала Польши, поиска компромисса и попыток «отыграться» на другом поле в принципе утонули в хоре сторонников лозунга «Ницца или смерть». С умеренных позиций, склоняющихся скорее к принятию проекта Конвента, выступили прежде всего те политики, которые в 90-е годы придерживались активной проевропейской позиции. Лагерь же защитников договора Ниццы объединил людей самой разной политической ориентации.
Глава правительства Л. Миллер, несмотря на упреки правых, делал, кажется, все возможное и невозможное, пытаясь отстоять Договор Ниццы. Чудом уцелев в авиакатастрофе, Миллер отправился в Брюссель в декабре 2003 г. в инвалидной коляске и специальном корсете для позвоночни-
ка, проявив несгибаемое упорство в отстаивании интересов Польши. Не выражая решимости «умереть за Ниццу», но все же достаточно упорно выступал за нее и польский президент А. Квасьневский.
Дискуссия о проблемах Европейской конституции приобрела глубокий мировоззренческий смысл, свидетельствуя не только о чисто тактических разногласиях политических партнеров, но и о весьма ощутимых различиях в менталитете.
Споры польских политиков о Конституции ЕС, несомненно, содержат в себе различные подходы к глобальным проблемам, касающимся видения будущего Европы и места в ней Польши. Размышляя о правомерности лозунга «Ницца или смерть», авторитетный польский политик Б. Геремек заметил: «Умирать в Европе очень легко - кладбищ хватает. Трудно жить в Европе. Главный вопрос состоит в том: как жить в Европе?». Польша всегда боролась с опасностью стать периферией Европы. Эта опасность может реализоваться сейчас, ибо дело отнюдь не в числе голосов и способе их подсчета. Следует противопоставить «белому флагу неверия в свою страну голубой флаг надежды и уверенности в польских возможностях и польской силе» (7, с.17).
Однако «польские возможности и польская сила» в настоящее время стоят перед серьезным испытанием.
Во всяком случае, в этом уверен один из лидеров ГП и авторитетнейший человек в международных проблемах А. Олеховский. Он полагает, что Польша, проявив твердость в отстаивании договора Ниццы, на самом деле создала такую ситуацию, при которой польская внешняя политика оказалась между Сциллой и Харибдой. В отстаивании договора Ниццы поляков никто не поддержал. Даже ближайшие соседи, которые усмотрели в позиции Польши не заботу о благе ЕС, а отсутствие опыта и понимания того, что ЕС - это не только общий рынок, но и (пока, скорее, потенциально) политическое сообщество (15, с. 15).
Политическую изоляцию Польши после Брюсселя отмечает и Б. Геремек, полагающий, что польские политики не почувствовали, не поняли самого духа деятельности ЕС, использовав свое право вето. Опасен не сам факт непокорности поляков, а отсутствие позитивных плодов этой непокорности. «Наша непокорность, - отмечает Б. Геремек, - привела к анархии и
упадку государства, но и к сохранению духа свободы. Европа приемлет второе, но боится первого» (7, с. 12).
Итак, «путь домой», в Европу, обретение европейской идентичности оказался для Польши непростым. Тем более непростым, что польские политики, как и все политики современности, вынуждены ответить на вызов глобализации. Можно самым решительным образом критиковать глобализацию, но следует осознавать при этом, что эта критика подобна (по выражению З. Баумана, философа, весьма неоднозначно оценивающего глобализацию) критике затмения солнца (2, с. 42).
Мир политического принципиально изменился. Современное государство и его институты сталкиваются с прежде не существовавшими проблемами, такими, например, как частичное ограничение суверенитета, выход экономики из-под контроля политики, возникновение благоприятной почвы для популистской идеологии как простого средства мнимого решения сложных проблем. Однако трудности, переживаемые Польшей, связанные как со спецификой ее собственного развития, так и с проблемами обще-еевропейского и общемирового масштаба - это трудности роста и развития демократической страны с достаточно эффективно работающими механизмами демократической системы и являющейся интегральной частью мирового сообщества.
Список литературы
1. Balicka M.Ogon, dawniej tygrys // Polityka. -W-wa, 2002. - N 3. - S.57-59.
2. Bauman Z. Handlarze strachu // Krytyka polityczna. - W-wa, 2003.- N 4.-S.39-45.
3. CBOS. Komunikat z badan. Lewica-prawica-populizm. - W-wa, 2003. - 27 s.
4. CBOS. Komunikat z badan. Grudzien-2003.Preferencje partyjne. - W-wa, 2003. - 27 s.
5. Fratczak-Rudnicka B. Demokracja w swiadomosci zbiorowej // Demokracja polska, 1989-2003. - W-wa, 2003. - 345 s.
6. Gottesman K. Zmierch ery Millera // Rzeczpospolita. - W-wa, 2003.- 30 pazd. - S.9.
7. Gieremek B. Polska nie ciotka rezydenta // Gaz. Wyborcza. - W-wa, 2003.-2 grud. -S.16-17.
8. Gieremek B. Gralismy bronia atomowa // Ibid. - 20/21 grud. - S.11-12.
9. Golec J. O demokracji w Polsce // Dzis.-W-wa, 2003. - N 10. -S.35-41.
10. Kwasniewski A. Jeszcze zatancze i zaspiewam // Ibid. - N 47. - S.24-26.
11. Lewicowosc na papierze // Rzeczpospolita. - W-wa, 2002. - 2 pazd. - S.1.
12. Lewica ustepuje prawicy // Ibid. - 2003. -19 list. - S.1.
/
U. flbiKOWMHa
13. Marks B. Trzy wymiary Samooborony, czyli zrodla suksesu partii Andrzeja Leppera // Studia polit. - W-wa, 2004. - N 14. - S.10-33.
14. Miller L. Po pierwsze przedsiebiorczosc / / Trybuna.-W-wa, 2002. - 25 list. - S.4.
15. Olechowski A. Polska w pulapce // Ibid.
- 2004. - 13 stycz. - S.14-15.
16. Opinie // Polityka. - W-wa, 2002. -N11. - S.9.
17. Paradowska J. Stodniowka Millera // Ibid.
- N5. - S.19-20.
18. Partie ich progpamy. - W-wa, 2002. -254 s.
19. Staniszkis J. Co sie stalo z nasza klasa // Politycy.-W-wa, 2003. - N 2. - S.19-20.
20. Spiewak P. Spadajaca kaczka // Wprost .-W-wa, 2004. - N2. - S.19-22.
21. Szacki J. Pytania o populism // Krytyka polityczna. - W-wa, 2003. - N 4. - S. 28-30.
22. Wasilewski J.Normatywna integracja polskiej elity postransformacyjnej // Jak zyja policy. - W-wa, 2001. - S.71-100.
23. Wiedziec zeby naprawic // Gazeta wyborcza. - W-wa, 2002. - 6-7 kwiet. - S.9-10.
24. Zakowski J. Zejscie smoka // Polityka. - W-wa, 2003. - N 43. - S.24-26.
25. Zukowski.Wiatr wieje w prawo // Rzeczpospolita. - W-wa, 2003. - 20 list. - S.4.
