CC BY
103Право
УДК 34(091) +1
Куляскина Ирина Юрьевна
Амурский государственный университет г. Благовещенск, Российская Федерация E-mail: ihandoshko@mail.ru Титлина Елена Юрьевна Амурский государственный университет г. Благовещенск, Российская Федерация E-mail: etitlina@mail.ru Irina Y. Kulyaskina Amur State University Blagoveschensk, Russia E-mail: ihandoshko@mail.ru Elena Y. Titlina Amur State University Blagoveschensk, Russia E-mail: etitlina@mail.ru
ПОЛИЦЕЙСКОЕ ГОСУДАРСТВО: ПОНЯТИЕ И ФЕНОМЕН POLICE STATE: CONCEPT AND PHENOMENON
Аннотация. Статья посвящена анализу понятия и феномена полицейского государства, выявлению его соотношения с правовым и социальным государством и исторического места в политико-правовом развитии европейского общества.
Absteact. The article is devoted to the analysis of the concept and phenomenon of the police state, identification of its relationship with the constitutional and social state and its historical place in the political and legal development of the European society.
Ключевые слова: П.И. Новгородцев, Х. Вольф, полицейское государство, правовое государство, патернализм, суверенитет.
Key words: P.I. Novgorodtsev, H. Wolf, police state, constitutional state, paternalism, sovereignty.
Среди наиболее популярных политико-правовых тем отечественной науки следует назвать тему правового государства. Информацию о правовом государстве можно найти в энциклопедиях и словарях, справочниках и учебниках. Ему посвящены многочисленные диссертации и монографии, не говоря уже о статьях в научных и популярных изданиях.
Наряду с понятием «правовое государство» существует понятие «полицейское государство». Причем для поборников правового государства и массового читателя понятие «полицейское государство» имеет негативную коннотацию, идущую от традиции, возникшей и укоренившейся в сознании так называемой прогрессивной общественности, для которой полиция - это оплот самодержавия и политической реакции. В то же время большинство людей, включая специалистов, затруднится дать определение этому понятию. В исторической литературе дается его описание, но никак не определение, а в публицистике оно употребляется все в том же негативном ключе, без какой-либо попытки
раскрыть его сущность. Между тем у замечательного русского философа и правоведа П.И. Новгород-цева встречается характеристика полицейского государства, хотя и не в прямой постановке: в его лекциях по истории философии права содержится несколько емких и содержательных высказываний по поводу сущности полицейского государства и его отношения к государству правовому.
Новгородцев рассматривает концепт полицейского государства в контексте истории формирования идеи правового государства и в связи с реальными процессами развития европейских стран. Обращаясь к процессу политико-правового становления европейского общества, он выделяет в нем несколько этапов. При этом исходным положением для него служит тот факт, что в средневековой Европе государство не обладало суверенитетом. С одной стороны, оно имело договорную природу: это были договоры, фиксирующие отношения между сюзеренами и вассалами. Они могли соблюдаться, но их могли и нарушать. Правовое содержание этих отношений было минимальным, а что еще важнее - оно не было единым для всех. С другой стороны, суверенитет светского государства в католических странах - а в Средние века вся Европа была католической - был ограничен властью Церкви во главе с Римским папой.
Нельзя не согласиться с тем, как Новгородцев описывает договорную природу средневекового государства. Однако он ограничивает свой обзор только Европой. Между тем в средневековой Руси понимание государственного суверенитета имело несколько иной характер. Для русского человека суверенитет означал политическую независимость данного государства от других государств. Суверенными в его глазах были Византия и Золотая Орда. Термин «самодержец», или «царь» использовали для обозначения не государя с неограниченной внутренней властью, а властителя «независимого ни от какой сторонней внешней власти, никому не платящего дани» [1, с. 191]. Православная церковь в отличие от католической признавала приоритет светской власти в делах «земных», в том числе политико-правовых и социально-политических. За собой она оставляла только миссию «духовного водительства» паствы, в составе которой были как простой народ, так и правители. Поэтому с этой стороны суверенитету русского государства ничего не угрожало. А вот договорный характер политических отношений присутствовал, но, во-первых, только в период раздробленности, т.е. до создания централизованного Московского государства (хотя отдельные элементы договорных отношений сохранялись вплоть до создания империи), и, во-вторых, до освобождения от ига Золотой Орды, договорный процесс проходил под надзором завоевателей.
Но суверенитет государства - это даже не первая ступень на пути формирования правового государства. Первой ступенью, как считает Новгородцев, стало правовое самоограничение государством своего собственного произвола. Здесь еще отсутствует как суверенитет народа, так и суверенитет личности.
Описывая становление и развитие учения о государстве в Италии, Великобритании и Франции, Новгородцев подчеркивал, что данный процесс не просто шел в тесной связи с политико-правовой практикой в этих странах, но и являлся прямым откликом на запросы реальной жизни. Иными словами, два процесса - построение теорий и практические преобразования по внедрению правовых отношений в жизнь - тесно переплетались.
В то же время и в раздробленной Германии, где еще не возникли практические запросы на разработку теоретических основ суверенного государства, немецкие философы также обращались к данной теме. Одним из них был Христиан Вольф, которого Новгородцев называет теоретиком полицейского государства. Последователь Лейбница и его идеи постоянного и непрерывного совершенствования мира, происходящего благодаря деятельности монад, Вольф положил эту идею в основу своей практической философии. Стремление к совершенствованию как общий принцип мировоззрения немецкого философа в сочетании со «свойственным ему духом мелочной заботливости», по мне-
нию Новгородцева, «приводит его к построению теории так называемого полицейского государства» [2, с. 145]. Здесь необходимо обратить внимание на специфическое содержание, которое Вольф вкладывает в понятие полицейского государства. «Главной чертой этой теории является требование неусыпной правительственной опеки над жизнью и личностью подданных» [там же]. При этом «государство должно стремиться к тому, чтобы сделать подданных добродетельными и этим путем обеспечить их счастье» [там же].
Очевидно, что концепция Вольфа не имеет никаких оснований в реальной жизни. Это целиком умозрительное построение, и в этом смысле оно вполне подпадает под категорию утопии.
С точки зрения содержания понятия, такое государство, обладая всей полнотой власти, лишает какого бы то ни было суверенитета своих подданных. И это вполне совпадает с распространенным в современном сознании представлением о полицейском государстве. Чем же в таком случае полицейское государство Х. Вольфа отличается от государства Т. Гоббса? В обеих моделях государство присваивает себе всю полноту власти, подменяя законом мораль, вторгаясь в частную жизнь людей. Между тем отличие есть, и оно составляет другую сторону соотношения вольфовского и современного понимания полицейского государства. Если с современной точки зрения полицейское государство вовсе не озабочено благополучием, а тем более счастьем людей, то Вольф приписывает этому государству «отеческую заботу» о подданных, платой за которую будет отказ от личного суверенитета.
Закономерно возникает вопрос, насколько этически оправданным является политико-правовой идеал, созданный немецким философом? Названная проблема имеет мощную традицию в истории философской мысли: кратко ее можно сформулировать как проблему «хлеба или свободы». В яркой художественной форме она была представлена общественному сознанию Ф.М. Достоевским в его знаменитой «Легенде о Великом инквизиторе», которая стала толчком к появлению целого ряда работ русских религиозных философов, отразивших их глубокие размышления на эту тему [3]. «Сочетание... хлеба и свободы, - писал, в частности, по этому поводу Н.А. Бердяев, - есть самое трудное задание и высшая правда. Оно оказалось непосильным для нашей эпохи, когда человеческим массам предлагают хлеб за отказ от свободы духа» [4, с. 268].
К сожалению, история подтвердила справедливость слов русского философа. XX век явил миру негативный опыт массового отказа от личной свободы во имя материального благополучия -опыт тоталитаризма. Но как соотносятся между собой тоталитарное государство и государство полицейское? Можно ли считать тоталитарное государство разновидностью полицейского государства?
И еще один нюанс: Новгородцев считал, что просвещенный абсолютизм, возникший как идеал философов-просветителей и переживший опыт неудачных попыток его воплощения в истории XVIII в., «осуществлял в действительности идеал полицейского государства» [2, с. 147]. Значит ли это, что, по мнению русского философа, просвещенный абсолютизм реализовал утопию Вольфа? Или это следует понимать таким образом, что исторический опыт реализации идеала полицейского государства разоблачил его утопический характер? Представляется, что все-таки Новгородцев придерживался второй точки зрения, поскольку он упоминает разочарование сторонников просвещенного абсолютизма в идеале полицейской утопии за стремление «слишком много управлять, т.е. всюду вмешиваться, не давая ни малейшего простора частной и общественной инициативе» [там же].
А если рассматривать просвещенный абсолютизм и тоталитарное государство советского типа как разновидности полицейского государства, как его понимал Вольф, то различие будет состоять в том, что первый возник до появления идеи правового государства, т.е. государства, которое само себе устанавливает ограничения, а тоталитарное (советское) государство - после того, как появились и теория, и практика правового государства. Объединяет же их то, что, во-первых, оба ставили целью благополучие подданных (формальный характер советского гражданства в данном контексте значе-
ния не имеет) и, во-вторых, это благополучие достигалось ценой присвоения государством всей полноты суверенитета и значительной утраты суверенитета обществом и личностью.
Но если забота о благе подданных выступает как черта полицейского государства, то чем тогда является социальное государство? Иначе говоря, как соотносятся полицейское государство и социальное государство? Представляется, что различие между ними состоит в следующем: социальное государство берет на себя обязательства социального обеспечения людей, но при этом признает суверенитет не только общества, но и личности. Иначе говоря, социальное государство, чтобы не быть полицейским, должно быть правовым. И тогда говорить о «подданных» уже не приходится. Они становятся гражданами. Полицейское же государство, беря на себя обязательство материально обеспечить подданных, лишает людей автономности, прежде всего нравственной.
Различение полицейского и социального государства в теории сравнительно просто. Но возникают серьезные трудности, когда речь заходит о реальных границах полномочий государства. К примеру, для социального государства есть проблема: должно ли оно вмешиваться в вопросы культуры, если оно финансирует учреждения культуры? Если да, то до какой степени? Если нет, то какой социальный или политический субъект возьмет на себя функцию наблюдения и контроля за деятельностью «творцов» культуры и не приведет ли отсутствие такового к господству массовой культуры в ее худших проявлениях? Негативный опыт советской цензуры привел к тому, что российская художественная творческая элита стала панически бояться любой цензуры. В результате на сцены, экраны и страницы массовых литературных изданий хлынул поток не просто низкопробной, а разрушительной продукции. Представляется, что применительно к российской действительности сбалансированный контроль со стороны государства в лице Министерства культуры и гражданского общества в лице творческих союзов способствовал бы решению названной проблемы.
Такая скоординированность усилий государства и гражданского общества могла бы стать общим принципом решения проблем в самых разных сферах жизни общества, - например, при разработке и реализации национальных проектов. К сожалению, в разработке принятых государством национальных проектов гражданское общество участие не принимало. Примером может служить ситуация с национальным проектом «Образование»: в правовом государстве в разработке подобного проекта должны принимать участие все участники образовательного процесса. Между тем проект был разработан силами только государственных образовательных структур. Мнение профессионального педагогического сообщества страны, которое не менее компетентно, чем руководителей и сотрудников соответствующих министерств и ведомств, не было востребовано. Не нашло отражения в проекте и мнение родителей учащихся как стороны образовательного процесса.
Таким образом, полицейское государство представляет собой, с одной стороны, утопию патерналистского характера, основанную на недопущении или устранении суверенитета народа и личности в обмен на материальное благополучие, а с другой, - форму общественного и политического устройства, основанного на тех же самых принципах, которые названы в утопии, но без той отеческой заботы государства о населении, которая привлекает в полицейской утопии. Кроме того, полицейское государство, понимаемое как суверенное государство, в котором отсутствует суверенитет общества и личности, исторически выполняло роль первой ступени на пути формирования правового государства. Ступень необходимая, но не завершающая.
1. Ключевский, В.О. О русской истории: Сборник / сост., авт. предисл. и примеч. В.В. Артемов; под ред. В.И. Буганова. - М.: Просвещение, 1993. - 576 с.
2. Новгородцев, П.И. Лекции по истории философии права // П.И. Новгородцев. Сочинения / сост., вступит. статья и прим. М.А. Колерова, Н.С. Плотникова. - М.: Раритет, 1995. - 448 с.
3. Куляскина, И.Ю. Два облика одного соблазна. Образы Великого инквизитора Ф.М. Достоевского и Антихриста В.С. Соловьева: опыт сравнительного анализа // Вестник АмГУ. - 2020. - Вып. 88. - С. 3-7.
4. Бердяев, Н.А. Опыт эсхатологической метафизики. Творчество и объективация // Н.А. Бердяев. Царство Духа и царство кесаря / сост. и послесл. П.В. Алексеева; подгот. текста и прим. Р.К. Медведевой. - М.: Республика, 1995. - С. 164-288.
УДК 343.1
Швец Александр Витальевич
Амурский государственный университет г. Благовещенск, Россия E-mail: shvetssasha@mail.ru Гайдук Вячеслав Александрович Амурский государственный университет г. Благовещенск, Россия E-mail: shvetssasha@mail.ru Shvets Alexander Vitalievich Amur State University Blagoveshchensk, Russia E-mail: shvetssasha@mail .ru Gaiduk Vyacheslav Alexandrovich Amur State University Blagoveshchensk, Russia E-mail: shvetssasha@mail.ru
ПРОБЛЕМЫ И ОСОБЕННОСТИ ВЫЯВЛЕНИЯ, ДОКУМЕНТИРОВАНИЯ И ПРАВОВОГО РЕГУЛИРОВАНИЯ КИБЕРПРЕСТУПНОСТИ В РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ
PROBLEMS AND FEATURES OF DETECTION, DOCUMENTATION
AND LEGAL REGULATION OF CYBERCRIME IN THE RUSSIAN FEDERATION
Аннотация. Статья посвящена уголовно-правовому пониманию и проблемам регулирования киберпреступности в российском законодательстве. Авторы статьи характеризуют ки-берпреступность как противоправное деяние с использованием информационно-телекоммуникационных сетей, в том числе в Интернете. В работе дан правовой анализ киберпреступности, указаны причины роста данного вида преступлений в период COVID-19, раскрыты способы реализации преступлений в Интернете и предложены пути решения проблем регулирования киберпреступности в Уголовном кодексе Российской Федерации.
Adsttact. The article is devoted to the criminal legal understanding and the problems of regulating cybercrime in Russian legislation. The author of the article characterizes cybercrime as an illegal act with the use of information and telecommunications networks,including the Internet. In the work, a legal analysis of cybercrime was given, the reasons for the growth of this type of crime were indicated. Including during the period of COVID-19, the methods of implementing crimes on the Internet were revealed and ways to solve the problems of regulating cybercrime in the Criminal Code of the Russian Federation were proposed.
Ключевые слова: киберпреступность, киберпреступник, информационно-телекоммуникационные сети, Интернет, преступление, Уголовный кодекс РФ, правовое регулирование кибер-
