CC BY
61
раздел ПРАВОВЕДЕНИЕ
УДК 1200.01
ПОЛИТИКО-ПРАВОВАЯ МЫСЛЬ НАКАНУНЕ ПЕРВОЙ РОССИЙСКОЙ РЕВОЛЮЦИИ
© М. М. Утяшев
Башкирский государственный университет Института права Россия, Республика Башкортостан, г. Уфа, ул. Достоевского, 131.
Тел.: + 7 (347) 252 78 07.
E-mail: [email protected]
В статье анализируются политические и правовые воззрения Б. Н. Чичерина,
В. О. Ключевского и А. Ф. Кони, сформулированные этими учеными накануне первой российской революции. Автор излагает взгляды видных мыслителей на события, происходившие более ста лет тому назад, оценки и отношение к явлениям, очевидцами которых они были. Основное внимание уделяется политическим и правовым явлениям, зафиксированными отечественными учеными.
Ключевые слова: земство, свобода, государство, право, Б. Н. Чичерин, В.О. Ключевский,
А. Ф. Кони, независимый суд, бюрократия, манифест 17 октября, Николай II.
Если политическую идеологию Великой Французской революции сформировали Ш. Монтескье, М. Ф. Вольтер и Ж. Ж. Руссо, то в формировании политико-правовой идеологии первой российской революции, случившейся спустя столетие, основной вклад внесли народовольцы и земцы, а индивидуально множество замечательных и неординарных людей. В рассматриваемом нами аспекте сюда относятся юристы А. Ф. Кони и Б. Н. Чичерин, П. И. Новгородцев и Б. А. Кистяковский, юрист и социолог М. М. Ковалевский, историк В. О. Ключевский и другие ученые и публицисты. В различной степени и различными формами и методами они несли в массы прогрессивные идеи, понимание социальной ценности человеческой личности, уважение его чести и достоинства, элементарных прав и свобод человека и гражданина.
1. Крупным государствоведом был популяр -ный этатист и эстет Борис Николаевич Чичерин, автор множества оригинальных публикаций и авторитетный ученый.
Правовые и социально-политические воззрения Б. Н. Чичерина, претерпевшие значительную эволюцию, базировались на естественно-правовой концепции права, согласно которой индивид обладает элементарными врожденными правами, такими как частная собственность или свобода экономического поведения.
В обширных и капитальных трудах «Философия права» и «Собственность и государство» он, верный своим принципам, высказывался «до дна, с ясностью, исключающей возможность двух толкований, без умолчаний и смягчений, называя вещи своим именами, не заботясь о том, какое впечатление производит... Ни одной фальшивой ноты» [1] - так охарактеризовал характер ученого его современник.
Исследователь Г егеля Чичерин всегда и везде отстаивал ценность государства, яростно выступал против материализма и социализма, критиковал индивидуализм и социальное равенство. Но это был тот случай, когда критика осуществляется не
ради критики, а ведется глубоко умный и научный дискурс о путях общественного развития, о разумном соотношении индивидуальных и общественных интересов, о функциях государства и гражданского общества.
По Чичерину, свобода - сущность человека. Сторонник этого принципа признает за человеком право самому определять свое поведение, не нарушая прав других - в этом суть права. Свободное существо есть вместе с тем и гражданское существо.
Позитивисты называют правом то, что санкционирует сложившиеся социально-экономические отношения. Отмечая эту особенность позитивистской концепции права, Чичерин писал: «Третьего дня оно санкционировало право собственности на рабов, вчера - право собственности на крепостных, сегодня на прибавочную ценность. Почему, например, капиталист «строитель жизни?». Потому, что он организатор производства, сбыта продуктов, рабочего найма. Призвание капиталиста - содействовать общественному объединению [2].
По мысли ученого, если все для свободы и через свободу, то государство и есть охрана свободы. К государству, а не к обществу относится понятие
о целом, владычествующим над частями.
Г осударственник Чичерин не хочет видеть каких-либо «темных пятен» ни в государстве, ни в капитализме. Чичерин резко и непримиримо критикует А. И. Г ерцена. Идеализируя и приукрашивая положение России перед великими реформами Александра II, Чичерин пишет Г ерцену резкое критичное письмо: «Отворились двери, общество встрепенулось, стало очевидным, что прежним путем идти невозможно. И вот беда: общество незрелое, вдруг выпущенное на волю, всегда хватает через край. И в этих условиях, по мнению Чичерина, «Колокол» Г ерцена дает людям не слово разума, а слово страсти. Палка сверху и топор снизу - по словам Чичерина, которые предлагает Г ерцен,- вот обыкновенный конец политической проповеди, действующей под внушением страсти»[3].
В этом письме Чичерина ярко выступило недоверие и неуважительное отношение рафинированного аристократа к народным массам, к их рациональному и здравому поведению.
Выступая с осуждением социалистической идеологии, либерал по убеждению, Чичерин не мог удержаться в этой колее и превращался в либерального консерватора.
«Дворянство,- пишет он,- единственное сословие в России, которое имеет сознание своих прав, вырабатывавшееся у него исторически. Это в соединении с образованием делает дворянство единственным возможным политическим деятелем России» [4].
Это был один из нескольких гимнов, посвященных дворянству высокопрофессиональным интеллигентом. Но всяческие мысли обогащают слушателя и читателя. Своеобразным для «западника» и юриста было отношение Чичерина к земству, всеобщей воинской повинности, суду присяжных. «Хаос - вот единственное возможное, по его мнению, последствие господства пресловутого земства» [4].
Всеобщая воинская повинность представляется ему мерой очень смелой, а суд присяжных -утопией [5].
С возрастом люди чаще становятся консервативнее. Иное происходит с Б. Н. Чичериным. Всякое изменение, реформы не по нутру Чичерину. Застой - идеал его. И тем не менее третья часть курса государственной науки, названной автором «Политика», сохраняя особенность мыслительного аппарата автора, является ярким публицистическим явлением политической мысли конца XIX в. [6]. В это время собственным и верным орудием государства является чиновничество и бюрократия.
«В культурной стране бюрократия - несомненно, полезный орган. Но если какую-нибудь страну «хотят превратить в запертую клетку, в которой невозможно дышать, то для этого нет лучшего средства, как отдать ее в жертву бюрократии. Широкое развитие местного самоуправления одно в состоянии обуздать бюрократический произвол и поддержать в государстве живой общественный дух, без которого оно превращается в мертвую машину» [7]. И это заявляет человек, который был противником местного самоуправления.
«Но признание человека свободным, величайший шаг исторического движения, совершился у нас позднее, чем у других европейских народов, и это служит несомненным признаком нашей отсталости» [7].
Но жизненный опыт разительно меняет человека. После краткого пребывания на посту городского головы Москвы Чичерин иначе начинает оценивать и роль земства. Теперь он склоняется к мысли, что «уменьшить зло можно лишь развитием местной, земской городской самодеятельности» [8].
Из этатиста Чичерин становится правозащитником. Теперь он склоняется к мысли, что более
того наличие независимого суда, свободы личности и науки, свободы совести и слова, участие общественных сил в управлении - в них состоит истинная правда, в признании за всеми равного человеческого достоинства, в каких бы условиях человек не находился и какие бы положения он не занимал. И тут им прилагается общее понятие правопорядка, что все, что не запрещено законом, то дозволено в силу естественной свободы человека [9].
Что касается политики народностей, как называет это Чичерин, то здесь ничего не может быть опаснее стремления к насильственной ассимиляции подвластных народностей с господствующей национальностью. Только живое единение свободных сил на почве уважения ко всякой национальности может служить неиссякаемым источником государственной жизни. В частности, еврейский вопрос показывает, до какого одичания могут доходить люди, и не только принадлежащие к темной массе» [10].
Важнейшей задачей государственной политики, с точки зрения Чичерина, является просвещение, тесно увязанное со свободой мысли и слова. Нет более превратной политики как та, которая всякую самостоятельную мысль считает революционной и осуждает независимость наравне с возмущением. Основным принципом политики в области законодательства юрист Чичерин называет следующий: не в избытке законодательной деятельности, а в установлении твердых начал, дающих широкий простор свободной деятельности граждан, состоит истинная польза государства. Самыми благодетельными были те законы, которые разрешали, а не запрещали - добавим мы к мысли ученого.
Не многие воззрения Б. Н. Чичерина были приняты как аксиомы, как истина, изреченная маститым ученым. Многие известные юристы и политики критиковали точку зрения Чичерина на ту или иную проблему. Но в этих спорах и дискуссиях ученых у людей вырабатывались правовые и политические воззрения, политическая культура и политическое сознание, формулировались предложения и требования.
2. Признанный знаток истории России профессор Василий Осипович Ключевский посвятил множество замечательных строк почти всем сторонам общественно-политической жизни страны, в том числе менталитету, сознанию, политической и правовой культуре своих сограждан.
Я, ограниченный годами, предшествовавшими первой российской революции и озабоченный освещением идеологии прав и свобод человека и гражданина того периода, обрисую ситуацию такой, какой она представлялась Ключевскому. Для большей убедительности и достоверности буду использовать личные записи ученого, его дневники и письма, обоснованно полагая, что в них автор более всего искренен, а высказывания не вызываются политическими и иными соображениями. Однако из более ранних и весьма противоречивых сужде-
ний Ключевского, относящихся к политологии, он записал в 1892 г., когда прогрессивная мысль сформулировала идею необходимости ограничения абсолютизма.
«Самодержавие,- писал историк,- нужно нам пока как стихийная сила, которая сможет своей стихийностью сдержать другие стихийные силы, еще худшие» [11].
В те времена многие уже признавали, что беды страны проистекают от самодержавного режима. Но ведь даже и сейчас в России XXI в. находятся монархисты, которые, правда, озабочены не проблемами обеспечения прав и свобод, повышения благосостояния граждан, а желанием подчеркнуть и выпятить свою оригинальность. И, как бы предвидя такую кашу в головах россиян, историк заметил: «Наша история идет по нашему календарю, в каждый век мы отстаем от мира на сутки» [11].
Про назревающий политический кризис, приведший к первой революции, Ключевский замечает еще в 1898 г., записывая в этом же дневнике: «Россия на краю пропасти. Каждая минута дорога. Все это чувствуют и задаются вопросы, что делать? Ответа нет»,- пессимистически заключает автор.
При этом Ключевский был уверен, что уровень политического развития народа непосредственно определяется политическими формами жизни каждой страны. В России выработалась самая низшая форма государства - вотчина, которая означала феодальную зависимость, как в средневековье, то есть полное бесправие крестьян. Это, считает Ключевский, и не форма даже государства, а его суррогат. Многие могут возразить, что этой формой целые века жил великий народ и ее неудобно признать созданием народа. Но такова действительность. Фактическая власть издает распоряжения, носящие вид и название законов, на самом деле таковыми не являющиеся [11].
Познакомившись с конфиденциальной запиской министра финансов и статс-секретаря С. Ю. Витте, напечатанного «Зарей» в Штутгарте, Ключевский сформулировал такую государственную сентенцию: «Всякое общество вправе требовать от власти, чтобы им удовлетворительно управляли, сказать своим управителям: «правьте нами так, чтобы нам удобно жилось». Но бюрократия думает обыкновенно иначе и расположена отвечать на такое требование: «нет, вы живите так, чтобы нам удобно было управлять вами, и даже платите нам хорошее жалование, чтобы нам весело было управлять вами, и если вы чувствуете себя неловко, то в этом виноваты вы, а не мы, потому что не умеете приспособиться к нашему управлению и потому, что ваши потребности несовместимы с образом правления, которому мы служим» [11].
В России, в отличие от западных держав, по мысли Ключевского, идеи права, справедливости, свободы были роскошью ума, доступной
немногим головам, как дорогой кафтан или парик был доступен совсем немногим.
Общий критический взгляд Ключевского на историю России распространялся и на предреволюционные события 1904 г. Суть событий он выстроил в такую закономерность: после Крымской войны русское правительство поняло, что оно никуда не годится; после болгарской войны и русская интеллигенция поняла, что ее правительство никуда не годится; теперь в Японскую войну русский народ начинает понимать, что и его правительство, и интеллигенция равно никуда не годятся. Остается заключить такой мир с Японией, чтобы и правительство, и интеллигенция, и народ поняли, что все они одинаково никуда не годятся, и тогда прогрессивный паралич русского национального самосознания завершит последнюю фазу своей эволюции [11].
Его отстраненный взгляд на проходящие политические процессы лишь фиксирует события, которые все-таки помогают людям быть в курсе событий и понимать их суть. В массе событий кризисного года он выделяет в дневнике такие:
6-9 ноября съезд городских и земских деятелей в Петербурге. Пункты резолюции против самодержавия.
Банкет многолюдный и беспорядочный с лозунгами «долой самодержавие». Уличные беспорядки с избиением участников дворниками, несмотря на распоряжение полиции отводить манифестантов в участок без побоев.
9 января 1905 г. движение рабочих с требованиями отделения церкви от государства, введения представительного правления, неприкосновенность личности, право обращения граждан, прекращение войны и т. д. От царя получено оповещение, что он не будет говорить с рабочими, как они требовали в своей петиции.
Опубликован Манифест и положения о Государственной Думе (6 августа 1905 г.) Равнодушие в народе.
Портсмудский мир. Возвращение Витте и его речь о свободе печати и о необходимости положить конец произволу. 17 октября Манифест. 18 октября Витте - премьер [11].
Эти краткие заметки историка о кровавых событиях и их причинах привели его к следующим выводам о политической системе царской России. Все элементы политической системы от нечего делать или неумения сделать что-нибудь принялись играть, одни в конституцию, другие в революцию, превращая в куклы идеи, идеалы, интересы, принципы. Одна верховная власть, как постоянная кукла, ни во что не играет, даже в самое себя, а благовоспитанно-послушно сложив руки, притворилась, что ее нет. Она повела себя весьма логично: поскольку она всегда отрицала свободу и никогда не могла понять, что сама же
и должна была бы быть ее опорой, то даровав свободу своим подданным, она умозаключила, что этим упразднила себя, то есть сложила с себя всякую ответственность за то, что происходит в стране.
По мысли Ключевского, представительному органу России придется выбирать между реакцией, революцией и собственной ненужностью, то есть анархией, ибо его будут слушаться еще меньше, чем самодержавного Витте или Трепова. Это жандармы хоть и дряхлой, но привычной власти, а народные избранники ходоки притязательной власти, рекламисты народовластия -товара, не находящего покупателей [11].
На самом деле депутатов царской «Государевой» Думы никто не слушался, но свой путь они выбрали очень отчетливо: забота о благосостоянии народа и защита его прав и свобод. И вечный скептик заслуженный профессор и участник сверхсекретных совещаний под Личным Его Императорского Величества председательством в Петергофе 1 июля 1905 г. [11] Василий Осипович Ключевский в своих дневниках отмечает такие события в сфере прав и свобод человека и гражданина:
4 марта закон о свободе собраний;
8 июля Указ о роспуске Государственной Думы;
12 августа передача земель Крестьянскому банку для продажи малоземельным крестьянам;
27 августа передача казенных земель для той же цели;
19 - 20 августа учреждение военно-полевых судов;
14 октября понижение платежей заемщиков Крестьянского банка;
22 октября совершенно атеистическая мысль из сферы свободы совести: «местные православные церкви теперь суть полицейско-политические учреждения, цель которых успокоить наивно верующие совести одних и зажать крикливо протестующих других. Русской церкви как христианского установления нет и быть не может, есть только рясофорное отделение временно-постоянной государственной охраны.
Политический облик знаменитого юриста Анатолия Федорович Кони сложился еще со времен и под влиянием знаменитого судебного процесса 1877 г. по делу Веры Засулич, отданной под суд за покушение на убийство градоначальника Трепова.
Кони был председательствующим, а свое резюме присяжным завершил такими словами: «Указания мои - не более, чем советы. Вы произнесете решительное и окончательное слово по этому важному делу. Вы произнесете его по убеждению вашему глубокому, основанному на воли, что вы видели и слышали и ничем не стесненному, кроме голоса вашей совести».
Портрет гуманиста и мудреца получился устойчивым, хотя, может быть, несколько и приукрашенным и мифологизированным, ибо В. Засулич была оправдана все-таки не судьей, а присяжными. Но в любом случае заслуги А. Кони в деле правосудия, в формировании правовой и политической культуры, политического и правового мировоззрения невозможно переоценить.
А. Ф. Кони был прежде всего человеком долга. Всем было также известно, что он человек большого ума и исключительных дарований, благодаря которым он стяжал себе репутацию выдающегося судебного оратора и первоклассного писателя.
Исключительная честность во всем, в суждениях по делу, в оценке юридических фактов, в т.ч. в формулировке резюме по делу Засулич? вызывали гнев и раздражение власти.
Будучи на практической работе, А. Ф. Кони благодаря своей высокой эрудиции по достоинству получил звание ученого-правоведа. В 1890 г. Московский и Харьковский университеты избирают его своим почетным членом. Несколько лет спустя А. Ф. Кони, не принадлежа к профессиональным литераторам, но завоевав славу первоклассного оратора, получает признание и как тонкий художник слова - мемуарист, его перу принадлежит немало образцовых очерков воспоминаний и портретов-характеристик, в которых отображена целая эпоха с ее выдающимися деятелями. В 1896 г. он избирается почетным членом Академии наук как выдающийся юрист, а в 1900 - почетным академиком по разряду изящной словесности. Среди юристов лишь он один был удостоен двух избраний в Академию наук. К этому времени вышли его очерки: «Нравственный облик Пушкина», «Константин Дмитриевич Кавелин», «Иван Александрович Гончаров», «Тургенев», «Лев Николаевич Толстой» и др.
В основе учения А. Ф. Кони о так называемом «справедливом праве» лежит идея о том, что право и нравственность не суть чуждые или противоположные одно другому понятия. Он приходит к выводу, что источник у них общий и в этом - связь правовых воззрений с нравственными идеалами Но Кони не останавливается на этой мысли и идет дальше: чем теснее взаимосвязаны правовые и нравственные воззрения, тем больше обеспечено и разумное развитие общества.
Он настаивал на том, что правосудие не исчерпывается голой «правомерностью», оно должно базироваться на «нравственном законе», на принципе справедливости. Наряду со служебным долгом судебного деятеля у судьи есть его нравственный долг, который предписывает ему никогда не забывать, что объектом его деятельности является неотъемлемое право человека на уважение к его человеческому достоинству.
Но при всем недоверии к формальному правосудию у Кони всегда оставалась глубочайшая вера в человека, хранящего в тайниках своей души веч-
но живое понимание истины, а отсюда - и его вера в добрые свойства нравственного существа человека, заложенного в нем самой природой. Анатолий Федорович полагал, что это доброе семя нравственного закона, присущего социальной природе человека, неистребимо в нем и является той естественной предпосылкой, на которой должна восторжествовать вечная справедливость. Но лишь с освобождением человеческой личности от подавляющих ее условий жизни, в которой человек человеку волк, утвердится всемирное братство и восторжествует святая вольность.
Анатолий Федорович участвовал в разработке многочисленных законопроектов, выступал в роли эксперта по ним и во всякой роли он ратовал за гражданские и политические свободы, и особенно за свободу слова и печати, с проблемами которой он постоянно сталкивался в своей деятельности.
С 1907 г. Анатолий Федорович стал членом Государственного Совета. В этом представительном органе власти по своему назначению часто звучали речи и доклады о праве, правосудии, правах и свободах граждан.
После Октябрьской революции Кони отдает все свои силы правовому просвещению народа.
Для нас самой важной вехой в жизни Кони представляется его отношение и его мировоззрение, связанные с деятельностью первого в России представительного органа. В основу взяты личные воспоминания автора. Вот как описывает он открытие
I Государственной Думы: «Комендантский подъезд Зимнего Дворца запружен военными и гражданскими мундирами и на каждом повороте лестницы приходится показывать свой входной билет. Все довольно неимпозантно. Скачущий на коне Великий Петр является каким-то диссонансом в тот день, когда его жалкий слабовольный потомок дает вынужденную и омраченную мятежами и казнями конституцию через полгода после неслыханных поражений и небывалого позора России.
Через час, во время которого царская фамилия и прибывшие представляться завтракали в разных помещениях, произошло представление. Александр III вышел грузный и огромный с чрезвычайно развитым сиденьем, с неприветливым видом. Я был старшим по званию, и ко мне он обратился к первому, посмотрев на меня недобрым взглядом.
«Вы опять заняли прежнее место,- сказал он. -Оно ведь гораздо труднее сенаторского». Зная его нелюбовь к сенату вообще, я попытался заступиться за моих недавних сослуживцев, выразив мнение, что и кассационным сенаторам приходится много трудиться и в особенности много писать. «Да,- сказал государь,- это так, но все-таки ваша должность важнее. Вы ведь должны считать себя ответственным за верное понимание каждого дела, которое находится в вашем рассмотрении, чтобы его причины были объяснены согласно с тем, что было в действительности». «Я именно так и смотрю, ваше
величество, стараясь уяснить для себя настоящие причины каждого преступления, чтобы избежать заблуждений, вызываемых ложным слухами, неосновательными догадками или умышленным искажением истины»,- отвечал я. Государь сказал что-то неопределенное и, бросив на меня еще раз холодный и неприветливый взгляд, перешел к моему соседу». Невольно с горечью думается, что во всей этой напрасно пролитой крови можно было избежать и давным давно двинуть Россию на путь политической свободы, если бы не считать ее «бессмысленным мечтанием», которое все-таки пришлось признать действительностью, и если бы поменьше заботиться об охранении собственной особы и власти.
Глядя на депутатов, Кони - большой знаток русской литературы - пишет: «Какая смесь одежд и лиц, племен, наречий, состояний: из хат, из келий, из темниц сюда стеклись для совещаний», хочется пародировать слова Пушкина.
Я еду домой со смутным чувством, вспоминает он - сознавая, что присутствовал при не совсем ожиданном для многих участников погребении самодержавия. У его еще отверстой могилы и трех его наследников: государя, Совет и Думу. Первый держал себя с большим достоинством и порадовал мое старое сердце.
Второй - жалкое и нещадное сборище холопов -не обещает многого в будущем, несмотря на свою сословную и торгово-промышленную примесь. Но Дума, Дума - что даст она? Поймут ли ее лучшие люди, лежащую на них святую обязанность ввести в плоть и кровь русской государственности новые начала справедливости, порядка, как это успели сделать со своей задачей мировые посредники первого призыва? И пред этим роковым вопросом сердце сжимается с невольной тревогой и грустным предчувствием».
На взгляд мыслителя, на всем лежала печать пагубного недоразумения. Несчастная неосмыс-ленность монарха в связи с его упорством и непониманием своего положения сулила в будущем целый ряд неразрешимых разногласий для всякого министра, который хотел бы действовать прямодушно, а не как лукавый советник. Наконец, что-либо, хотя бы и в самом либеральном смысле, можно было сделать с непосредственным результатом, лишь явно вторгаясь в законодательную область народного представительства. Одними же обещаниями и программами ничего достичь невозможно, да это всегда могло бы сделать и обыкновенное министерство, имеющее, однако, преимущество состоять из опытных в техническом отношении людей, а не дилетантов, ненавидимых всеми левыми партиями, начиная с кадетов, и не имеющих ничего общего с партиями правых. Вот почему неуверенный в своих силах, смущенный торопливостью и растерянностью Столыпина, усомнившийся в государственном смысле моих предпола-
гаемых сотрудников, я думаю, что поступил правильно, подействовав, хотя и не без колебаний, по знаменитому правилу Мольтке: «Erst weigen - dan wagen!»
И, наконец, личные отношения А. Ф. Кони с самодержавным царем России Николаем II.
«Перебирая впечатления, оставленные во мне павшим так бесславно Николаем II и, быть может, обреченным на гибель, и воспоминания о его деятельности как человека и царя, я не могу согласиться ни с одним из господствующих о нем мнений.
По одним - это неразвитый, воспитанный и укрепившийся в безволии человек, соединявший упрямство с привлекательностью в обращении. По другим - коварный и лживый византиец, признающий только интересы своей семьи, человек неумный и необразованный. Большая часть этих определений неверна.
Этот фрагмент является частью большой работы об идеологии прав и свобод человека и гражданина в России накануне первой российской революции.
ЛИТЕРАТУРА
1. Мир божий. 1904. №»9. С. 3.
2. История политических учений. Т. 5. М, 1902. С. 130.
3. Чичерин Б. Н. Философия права. СПб: «Наука», 1998.
С. 368.
4. Мир божий. 1904. №»9. С. 14.
5. Чичерин Б. Н. Курс государственной науки. Ч. 3. Политика.
М., 1898.
6. Чичерин Б. Н. Вопросы политики. М., 1903.
7. Чичерин Б. Н. Указ. соч. С. 51.
8. Энциклопедический словарь Брокгауза и Эфрона. Статья
Чичерин. Т. 76. М., 1903. С. 891.
9. Философия права. СПб: Наука, 1998. С. 102.
10. Энциклопедический словарь Брокгауза и Эфрона. Статья
Чичерин. Т. 76. М., 1903. С. 895.
11. Ключевский В. О. Афоризмы. Исторические портреты и
этюды. Дневники. М., 1993.
Поступила в редакцию 25.06.2012 г.
