CC BY
376МЕЖДУНАРОДНОЕ СОТРУДНИЧЕСТВО,
ГЛОБАЛЬНЫЕ И РЕГИОНАЛЬНЫЕ СИСТЕМЫ
Андрей ГРОЗИН
ПОЛИТИКА И ИНТЕРЕСЫ ИРАНА В ЦЕНТРАЛЬНОЙ АЗИИ С УЧЁТОМ ЭНЕРГЕТИЧЕСКОГО И ЛОГИСТИЧЕСКОГО ФАКТОРОВ
В статье анализируются основы политики и круг основных интересов Ирана в Центральной Азии. Оценивается содержание и влияние на иранскую стратегию в регионе энергетического и транспортно-логистического фактора в отношении сотрудничества Тегерана и центральноазиатских стран.
Уделяется внимание геополитическим и экономическим аспектам политики Ирана в Центральной Азии в контексте современного состояния международных отношений. В частности, рассматриваются перспективы экономического взаимодействия Ирана и постсоветских республик Азии в условиях нарастания мировой геополитической турбулентности, усиления внешнего давления на Иран и общего ухудшения мировой экономической обстановки.
Отдельным значимым сюжетом является влияние на региональную политику Тегерана фактора поступательно растущего ирано-китайского партнёрства в условиях реализации Пекином его глобальной инициативы «Один пояс и один путь».
В статье также рассматриваются геополитические и экономические аспекты сотрудничества Ирана и России в регионе Центральной Азии. Делается вывод о том, что пять центральноазиатских государств к настоящему времени в явно неполной мере реализовали свои интересы в партнёрстве с Тегераном. Вероятно, данное положение в сочетании с высокими ожиданиями иранской стороны, связанными с реализацией ряда масштабных транспортно-логистических проектов, ставят перед Ираном вопрос о необходимости корректировки его политики в Центральной Азии.
ГРОЗИН Андрей Валентинович, кандидат исторических наук, заведующий отделом Средней Азии и Казахстана Института стран СНГ, старший научный сотрудник Института востоковедения Российской академии наук. Адрес: Российская Федерация, Московская обл., г. Химки, 141410, пр. Мельникова, д. 2/1. E-mail: andgrozin@yandex.ru. SPIN-код: 5621-8571.
Ключевые слова: Иран, Центральная Азия, Туркмения, Таджикистан, Россия, Китай, трубопроводы, транспортный коридор, газ.
Дата поступления в редакцию 1.09.2020. DOI: 10.48137/2687-0703_2020_11_3_106
О политике Исламской Республики Иран (ИРИ) в Центральной Азии (ЦА) пишется и говорится немного, и создаётся впечатление, что эта страна не является активной в регионе. Иран не имеет столь внушительных ресурсов (разного рода), какими располагают ведущие игроки на центральноази-атском поле (Китай, Россия, объединённый Запад — США и Европейский Союз), и традиционно сталкивается с существенными политическими ограничителями в условиях многолетнего режима санкций. Также стоит отметить, что с одной из стран региона у Ирана имеется протяжённая граница (Туркмения), а с двумя другими странами региона его связывают близкие исторические и языковые отношения (Таджикистан и Узбекистан).
Центральноазиатская политика Ирана и энергетический фактор
Получение странами Центральной Азии независимости предоставило внешним игрокам возможность расширить сферы своего геополитического влияния в новом для них регионе и получить материальные дивиденды от установления торгово-экономических связей. Иран не стал исключением и в первые годы после распада СССР связывал с завоеванием позиций в Центральной Азии даже, как представляется, большие надежды, чем другие страны Ближнего и Среднего Востока (за исключением, пожалуй, лишь Турции). На фоне напряжённых отношений с рядом арабских монархий и трений с Западом, «прорыв» в ЦА означал для ИРИ компенсацию издержек изоляции за счёт приобретения новых партнёров, налаживания новых экономических связей. В начале 1990-х годов Иран сделал акцент на этническую и языковую близость, начав проведение активной политики в регионе с культурно близкого ему Таджикистана. Однако затем централь-ноазиатские связи Тегерана вышла за узкие «таджикские рамки» и сейчас включает в разной мере все государства региона.
Сами страны Центральной Азии также заинтересованы в Иране в первую очередь постольку, поскольку ИРИ способна решать транспортные (выход к Заливу) и энергетические проблемы, предоставляет технологии и развивает торговые отношения, имеет влияние в образованной в 1985 г. Организации экономического сотрудничества (ОЭС), Организации исламского сотрудничества (ОИС), Организации стран-экспортёров нефти (ОПЕК).
Укрепление позиций в Центральной Азии даёт Ирану возможность решить ряд важных взаимосвязанных задач.
Первая — добиться выхода из изоляции. Это направление внешней политики ИРИ работает на международный имидж страны. Причём в отличие от Ближнего Востока, где иранская политика по усилению влияния воспринималась как претензия на оказание решающего военно-политического воздействия на региональную ситуацию, в Центральной Азии Иран традиционно действовал и действует более взвешенно. Это позволило ему раз-
вивать отношения (хотя и в разной степени) со всеми государствами ЦА, которые воспринимают его как самостоятельного и значимого игрока в регионе. Сотрудничество с Ираном даёт им дополнительные возможности диверсифицировать свои внешние связи, вписывается в общую для всех центральноазиатских стран политику многовекторности и балансирования между мировыми центрами силы.
В Центральной Азии Иран установил отношения с новыми государствами, международные позиции которых имеют для него определённое значение. По мнению ряда экспертов, основные тактические установки иранской дипломатии в странах ЦА направлены на постепенное инсталлирование во все сферы, которые могли бы способствовать преодолению внешнеполитической и экономической изоляции Ирана. Тегеран позиционирует себя в качестве надёжного партнёра, имеющего параллельные интересы с ведущими государствами мира. В отличие от Ближнего Востока, в Центральной Азии речь не идёт о конфессионально мотивированных действиях (подавляющее большинство мусульманского населения региона составляют сунниты). Здесь Иран не претендует на лидерство и на первом месте у него заявляются и реализуются на практике прагматические интересы, а не ценностные установки.
Иранский курс в Центральной Азии всегда был рациональным и сдержанным. На него в минимальной степени влияла смена центральноазиат-ских лидеров, он не изобиловал резкими поворотами и избегал конфронтации. Например, в ходе гражданской войны в Таджикистане Тегеран, симпатизировавший исламской оппозиции, сделал выбор в пользу политического урегулирования на базе предложенного в рамках межтаджикского диалога раздела власти.
В отличие от Ближнего Востока, где иранская политика по усилению влияния воспринималась как претензия на оказание решающего военно-политического воздействия на ситуацию, на доминирование, в Центральной Азии ИРИ традиционно действовала взвешенно и осторожно.
Вторая задача — обеспечить экономические дивиденды, получить реальные выгоды от торгово-экономического сотрудничества с регионом.
Правительство Ирана во главе с президентом Рухани несколько лет назад сформулировало обновлённую региональную концепцию, в рамках которой ИРИ заявила намерение увеличить влияние в соседних регионах, и в Центральной Азии в частности, целенаправленно устраняя имеющиеся препятствия с целью расширения потенциала обеих сторон, в области торговли, инвестиций и взаимного влияния [Асанов, 2014]. При этом ключевым пунктом данной стратегии заявлена реализация крупных инфраструктурных проектов, таких как китайская инициатива «Один пояс — один путь» (ОПОП) или Belt and Road Initiative (BRI), который в полной мере соотносится со стремлением Тегерана усилить автомобильную и железнодорож-
ную взаимосвязь с Центральной Азией с последующим выходом на китайские рынки.
Китайская инициатива была дополнена фактом запуска в эксплуатацию железнодорожной ветки Казахстан — Туркмения — Иран, а также началом реализации Ашхабадского соглашения о создании транспортного и транзитного коридора Узбекистан — Туркмения — Иран — Оман — Катар [Меморандум... по реализации соглашения о создании международного транспортного и транзитного коридора, 2014]. Вторя ранее заявленным приоритетам Тегерана по глобализации транспортной инфраструктуры, ОПОП открывает перед ИРИ возможность непосредственной трансформации страны в транспортно-логистический хаб, где бы пересекались международные транзитные магистрали.
В конце июня 2020 г. Тегеран и Пекин подписали 25-летнее соглашение об экономике и безопасности на сумму 400 млрд долл. китайских инвестиций в Иран. Официально оно называется «Китайско-иранское всеобъемлющее стратегическое партнёрство» [Zhang, 2020]. Индийская Financial Express пишет, что Китай должен инвестировать 120 млрд долл. в модернизацию транспортной инфраструктуры Ирана: начиная с дороги протяжённостью 2300 км, которая соединит Тегеран с Урумчи, в Синьцзяне [Юзик, 2020]. Дорога будет соединена с линией Урумчи — Гвадар, разработанной в рамках китайско-пакистанского экономического коридора (CPEC, China Pakistan Economic Corridor), являющегося одним из ключевых элементов «Одного пояса — одного пути», и соединит воедино Казахстан, Киргизию, Узбекистан, Туркмению, а затем через Турцию выйдет в Европу [Замарае-ва, 2020].
Безусловно, появление Китая как инициатора глобального экономического проекта не гарантирует реализацию иранской инфраструктурной стратегии в её изначальном виде.
Возобновление и ужесточение американского санкционного давления дополняется тем, что иранская экономика находится в тяжёлом положении. Тегеран остро нуждается в притоке иностранных инвестиций, которые бы стимулировали развитие ключевых отраслей экономики. В подобных обстоятельствах реализация крупных инфраструктурных проектов может быть существенно затруднена как ввиду отсутствия необходимых объёмов финансирования, так и ввиду различных геополитических обстоятельств.
Государства региона рассматривают строительство коммуникаций как необходимый элемент диверсификации транспортных маршрутов. Но давление США на страны региона и акцентирование внимания на том, что всё должно быть «без Ирана», заставляет руководителей стран региона вести себя крайне осторожно в любой области взаимодействия с ИРИ, будь то культурное, политическое или экономическое сотрудничество.
Например, крупнейшим торговым партнёром Ирана в регионе за годы независимости стал Казахстан, который осуществлял поставки нефти на своповой основе.
Как указывает казахстанский аналитик Л. Пархомчик, до 2010 г. через порт Актау на Каспии в ИРИ в рамках своп-операций ежегодно уходило до 5 млн тонн казахстанской нефти. Однако под давлением санкций Запада подобная практика была прекращена, что в значительной степени повлияло на объёмы двустороннего товарооборота. Если в 2008 г. его показатель превышал 2 млрд долл., то по итогам 2015 г. товарооборот составил 650 млн долл., из которых 570 млн составил экспорт Казахстана [Пархомчик, 2016].
До 2016—2017 гг. по восходящей развивались экономические связи Тегерана с Ашхабадом. Ещё в 1997 г. был построен трубопровод в ИРИ и туркменским газом снабжались северные районы Ирана, на тот момент слабо связанные с южными месторождениями. Стоит заметить, что ещё в 2014 г. министр нефти Ирана Б. Н. Зангане заявлял, что его страна теперь добывает достаточно собственного газа и закупки у Туркмении производятся только для поддержания политических отношений [Зверинцева, 2019].
В конце 2016 г. между Ираном и Туркменией разгорелся скандал после того, как «Туркменгаз» потребовал от Национальной иранской газовой компанией (НИГК) выплатить долг в размере 1,8 млрд долл.
Иранская сторона оспаривает существование задолженности, утверждая, что в своё время Тегеран переплатил значительные суммы при закупках дополнительных объёмов туркменского газа [Иванов, 2019а]. Как сообщали иранские СМИ, после длительных переговоров стороны пришли к взаимному соглашению. Несмотря на это, 1 января 2017 г. Туркмения прекратила подачу газа в Иран. В середине августа 2018 г. иск против НИГК в Международный арбитраж направил «Туркменгаз». В октябре 2018 г. иранская сторона направила ответный иск.1 Спор заключается в цене, накопленных долгах и методах их исчисления сторонами. Конкретным выражением указанного конфликта стало прекращение ИРИ закупок туркменского газа с 2017 г. Трубопроводы в иранском направлении простаивают, хотя были рассчитаны на 20 млрд куб. м газа [Панфилова, 2020б].
Более того, решая проблему замещения туркменского газа, Иран протянул в северные районы страны новый газопровод мощностью 14,6 млрд куб. м в год [Смирнов, 2019а]. При том, как считает профессор Школы международных отношений Эллиота при Университете Дж. Вашингтона (США) С. Пейруз, «Из-за своего непредсказуемого поведения Бердымухамедов
1 Арбитраж рассмотрел газовый спор Ирана и Туркмении. Решение не подлежит распространению // https://www.hronikatm.com/2020/06/iran-despute-resolution/, дата обращения 01.07.2020.
потерял по меньшей мере часть своего авторитета, особенно в глазах Ирана» [Косолапова, 2019].
Экономика Туркмении продолжает сильно зависеть от экспорта природного газа, который в лучшие годы его поставок в Иран, Россию (и через РФ) и Китай обеспечивал до 90% экспортной выручки. Однако за последние годы Ашхабаду удалось лишь в некоторой мере вернуться к партнёрству с российским бизнесом. При этом основным покупателем природного газа остаётся Китай, от которого Туркмения стал сильно экономически зависима, особенно с учётом того, что выручка от торговли газом в основном идёт на погашение китайских кредитов.
За последние 20 лет, по данным BP Statistical Review, Туркмения многократно нарастила доказанные запасы газа — с 2,5 трлн куб. м в 1998 г. до 19,5 трлн куб. м на конец 2017 г. Это четвёртый в мире показатель после Катара, Ирана и России [BP Statistical Review, 2019].
Однако туркменские успехи в газодобыче оставляют желать лучшего. С 2008 г. производство колеблется в пределах 63—66 млрд куб. м. Так, в 2016 г. в Туркмении было добыто 66,8 млрд куб. м, что стало на 4% меньше, чем в 2015 г. (69,6 млрд куб. м — по данным статистического обзора мировой энергетики BP) [Медведев, 2017]. В 2018 г. уровень добычи составил 61,5 млрд куб. м. [Фролов, 2019].
Текущие в мире экономические и политические события продолжают оказывать негативное влияние на перспективу диверсификации экспорта туркменского природного газа, а значит и на экономику Туркмении в целом.
Затянувшийся спор с Ашхабадом заставляет Иран окончательно отказаться от туркменского газа и заменить его собственным (проблема в необходимости строительства инфраструктуры) или российским (может поставляться транзитом через Азербайджан).
В сложившихся условиях туркменское руководство с завидным упорством продолжает строительство участка газопровода Туркмения — Афганистан — Пакистан — Индия (ТАПИ/ТАPI) на своей территории и периодически в последние два года заявляет о том, что оно уже завершено.
Как указывал востоковед А. Князев, «19 ноября 2018 г. глава госконцерна „Туркменгаз" М. Арчаев доложил президенту Г. Бердымухамедову о заключении контракта с саудовской Global Pipe Company на поставку труб для участка газопровода протяжённостью 35 км, в то время как протяжённость туркменского участка составляет 214 км, о финансировании ещё 179 км пока неизвестно. Но официально строительство туркменского участка завершилось в феврале 2018 г., и тогда же было торжественно объявлено о начале строительства афганского участка. Вот так с февраля 2018 г. руководство Туркмении сознательно дезинформировало весь мир об успешном строительстве туркменского участка ТАПИ... вопрос о строительстве ТАПИ
остаётся дискуссионным и по-прежнему может уверенно рассматриваться только в мифологической плоскости» [Князев, 2019].
Как указывает туркменский эксперт С. Айтаков, Туркмения, начиная активно продвигать строительство TAPI, вступила в зону серьёзных конфликтов интересов. «Газовые рынки Пакистана и Индии являются зоной интересов Катара и Ирана. Если Катар уже поставляет сжиженный газ на эти рынки, то Иран ожидает продолжения строительства газопровода „Мир", который он уже довёл до границы с Пакистаном*, но строительство застопорилось из-за американских санкций. Появление проекта TAPI прямо противоречит интересам как Катара, так и Ирана. Стоит отметить, что два года назад президент Г. Бердымухамедов пытался договориться с руководством Катара о совместном присутствии на рынке Индии и Пакистана и даже обращался за инвестициями для строительства TAPI во время личного визита в Катар, но визит закончился ничем» [Панфилова, 2020а].
У ТАПИ существует конкурент — недавно реанимированный Тегераном проект газопровода Иран — Пакистан — Индия. Сейчас, когда ИРИ демонстрирует стремление расширить своё влияние, в том числе в Южной Азии, власти страны заявили намерение вернуться к этому проекту. По мнению казахстанского аналитика М. Лаумулина, поддержку ему готовы оказать российские компании, в первую очередь «Газпром» [Иванов, 2019b]. Одновременно Тегеран периодически указывает на перспективы развития других газовых маршрутов, потенциально конкурирующих с туркменскими проектами. В частности, Национальная иранская газовая компания заявила, что рассматривает возможность поставок газа в КНР, а также через Турцию в ЕС. Что делать с проектом ТАПИ дальше, неясно. Объявленный же США курс на вывод своих воинских подразделений с афганской территории создаёт «новую неопределённость» в отношении хода реализации этого газопровода.
Проект Транскаспийского трубопровода (ТКГП), несмотря на его политическое лоббирование со стороны Евросоюза, по-прежнему остаётся мифическим проектом из-за несогласия с ним Тегерана и Москвы, а также его малой привлекательности для Баку.
Многолетнее затягивание реализации проекта ТАПИ, конкурирующего с проектами Ирана и Катара, не позволяет туркменским властям улучшить ситуацию в стране. Кроме того, 1 ноября 2017 г. министерство энергетики России и министерство нефти Ирана подписали меморандум о поддержке проекта поставок газа из Ирана в Индию [Меморандум... о сотрудничестве в сфере реализации проекта морского трубопровода, 2017]. Этот масштабный проект протяжённостью 1200 км по морскому дну призван стать
* Ранее Тегеран и Исламабад заявили о намерении достроить газопровод „Мир" через порт Гвадар и далее в центральные районы Пакистана [Панфилова, 2019].
альтернативой проекту газопровода Иран — Пакистан — Индия, который давно «буксует» по политическим причинам, как между Тегераном и Исламабадом, так и между Исламабадом и Дели. Традиционно, всем иранским проектам жёстко противостоят США [Логинов, 2017].
Для Ирана сотрудничество с Туркменией — это шанс усилить свою роль и влияние, прежде всего в сфере экспорта энергоносителей. Причём в Тегеране считают, что и для Ашхабада это не менее важно. ИРИ может служить главным коридором, через который Туркмения получит выход к Мировому океану. Для туркменского энергетического сектора Иран может иметь значение не только как потребитель и рынок сбыта, но и как партнёр, способный сыграть важную роль в обеспечении туркменского топливно-энергетического сектора необходимыми техническими знаниями и компетенциями [Иванов, 2019b].
В ирано-узбекских отношениях ограничители первоначально были связаны с влиянием американского вектора во внешней политике Ташкента. Однако по мере постепенного снятия санкций и попыток иранской стороны обеспечить реинтеграцию страны в мировое хозяйство этот фактор ослабевал, как и идейная настороженность Ташкента в отношении Ирана. После смерти И. Каримова и прихода к власти Ш. Мирзиёева появились надежды на серьёзную интенсификацию экономических отношений двух стран.
Эту надежду подпитывает серьёзное намерение узбекского руководства перестроить свою экономическую систему. Ташкент намерен увеличивать собственную линейку производимых обрабатывающей промышленностью высокотехнологичных товаров.
В частности, расширение мощностей нефтехимической промышленности является одной из главных задач для снижения сырьевой зависимости страны. Это позволит, перерабатывая сырьё, увеличить выпуск химической продукции с высокой добавленной стоимостью, экспортировать не сырьё, а готовую продукцию и, сократив импорт, обеспечивать ею национальных потребителей. Таким образом, для обеспечения эффективной политики диверсификации Узбекистану необходим технологически развитый нефтегазовый сектор. В республике уже введён в строй Шуртанский газохимический комплекс (ГХК), завершено строительство крупнейшего в Центральной Азии Устюртского ГХК. В этом плане для Ташкента, как представляется, может оказаться востребованным опыт Тегерана, сумевшего, несмотря на жёсткое западное экономическое давление, в 2000—2015 гг. нарастить мощности нефтехимических производств в 7 раз [ Смирнов, 2019b].
Отношения Ирана с Киргизией, где активно и успешно действуют другие игроки, прежде всего, Россия и Китай, не получили к настоящему времени существенного развития.
В экономических отношениях Ирана и центральноазиатских государств наряду с объективными есть и субъективные трудности в экспортно-импорт-
ных операциях, которые во многом связаны с международной изоляцией ИРИ и чрезмерной бюрократизацией. В их числе можно назвать отсутствие налаженного иранского банкинга на территории ЦА (за исключением Казахстана), что серьёзно затрудняет обслуживание торговых операций.
Транспортно-коммуникативная составляющая иранской политики
в Центральной Азии
В последние годы основной объективно существующий экономический интерес Тегерана в регионе ЦА связан не столько с его энергетическим, сколько с транспортно-коммуникативным потенциалом. В этой сфере у Ирана и стран Центральной Азии существуют долгосрочные совпадающие интересы. Например, Иран построил транзитную железную дорогу Теджен — Серахс — Мешхед, которая обеспечила центральноазиатским государствам доступ к портам Персидского залива, к рынкам Ближнего Востока, Южной и Юго-Восточной Азии, а также стала важным источником валютных поступлений для Туркмении.
Также уже реализованы и другие крупные проекты:
• железнодорожный мост через Амударью Керки — Керкичи;
• железнодорожная линия Ашхабад — Каракумы — Дашогуз;
• вторая железнодорожная линия Туркменабат — Керки.
Существуют и более масштабные проекты. К основным из них можно
отнести планы связать международный транспортный коридор (МТК) «Север — Юг» от Казахстана через Туркмению до провинции Гулистан с иранской сетью железных дорог, открывая путь в порты Персидского залива.
МТК «Север — Юг» — сеть, объединяющая морские, железнодорожные и автомобильные маршруты, которая используется для доставки грузов в Индию, Россию, Иран, Европу и Центральную Азию и представляет собой совокупность транзитных сухопутных, морских и транскаспийских паромных магистралей через Иран, Азербайджан и Россию. Основным преимуществом МТК «Север — Юг» является уменьшение расстояния и сроков доставки грузов в два-три раза по сравнению с другими маршрутами.
Казахстанский эксперт М. Лаумулин в работе «Современный Туркменистан в поисках выхода из транспортно-коммуникационной ловушки», указывает: «Успешное завершение строительства и запуск в эксплуатацию инфраструктуры железнодорожного сообщения между Ираном, Туркменией и Казахстаном через восточное побережье Каспийского моря (...) открывает также дополнительные возможности для углубления их сотрудничества. Они могут выступать как маршруты для доставки нефти и газа на мировые рынки» [Лаумулин, 2018].
Особое место в транспортной стратегии Тегерана в увязке с центрально-азиатской политикой ИРИ выступает «фактор Чабахара». Создание между-
народного транспортного и транзитного коридора, связывающего Индию и Афганистан через территорию Ирана, находится на повестке дня трёхстороннего межгосударственного сотрудничества более пяти лет. При этом ключевым пунктом данного маршрута должен стать порт Чабахар, расположенный у юго-восточного побережья ИРИ. Это единственный океанский порт Ирана, имеющий около 300 км водной границы с Оманским заливом, входящий в десятку самых важных стратегических портов мира.
Договор о совместном развитии порта Чабахар был подписан между Тегераном и Дели в мае 2015 г.2 Тогда сообщалось, что Индия будет инвестировать средства в строительство двух доков (контейнерный и смешанный) в порту Чабахар, которые позволят обрабатывать 9 млн т грузов в год. Планировалось, что Чабахар разгрузит основной иранский порт Бендер-Аббас в работах по перевалке сырой нефти и мочевины. Индия же за счёт иранского порта снизит текущие транспортные расходы только по текущим грузоперевозкам примерно на 30%3.
Впоследствии стороны подписали ряд соглашений по данному вопросу. В 2016 г. Индия, Иран и Афганистан подписали соглашение о создании транспортного и транзитного коридора с использованием Чабахара, связывающего регион с Центральной Азией, и далее. В 2017 г. Индия отправила через этот порт свою первую партию экспортной пшеницы, а в 2018 г. в Нью-Дели президент ИРИ Х. Рухани подписал соглашение о сдаче Индии в аренду одного из двух чабахарских портов — Шахид-Бехешти. Для Индии, блокированной на Западе Пакистаном, Чабахар является важнейшим каналом экспорта в Иран, Афганистан и Центральную Азию риса, пшеницы и пр.
23 октября 2018 г., в Тегеране Иран, Индия и Афганистан подписали соглашение о транзите товаров через Чабахар. Церемония подписания состоялась в ходе первого заседания Координационного совета соглашения о создании нового евразийского МТК между Ираном, Индией и Афганистаном (Чабахарского договора). В июле 2020 г. порт Чабахар был интегрирован в иранскую свободную экономическую зону.
Участники Чабахарского соглашения неоднократно заявляли о планах по использованию порта Чабахар в грузоперевозках по МТК «Север — Юг». Сообщалось, что в ближайшей перспективе часть грузов, предназначенных для поставки в страны Европейского Союза по этому маршруту, будет доставляться из Индии до Чабахара, далее на автомобильном транспорте отправляться либо до морских портов ИРИ на Каспии, либо до железнодо-
2 Порт Чабахар в Иране начнёт работу в 2016 г. // https://ria.ru/20150821/1199357083. html, дата обращения 17.07.2020.
3 Иранский порт Чабахар сделают крупным транзитным хабом Евразии // http://casp-geo.ru/iranskij-port-chabahar-sdelayut-krupnym-tranzitnym-habom, дата обращения 17.07.2020.
рожных станций на ирано-азербайджанской и ирано-туркменской границах, откуда индийские товары будут доставляться потребителям в странах Европы по транспортным путям стран Прикаспия и России. В перспективе Чабахар может быть соединён с транспортной системой Каспия посредством строящейся железной дороги Чабахар — Захедан и восточной железнодорожной ветки коридора «Север — Юг» — «Казахстан — Туркмения — Иран», которая достаточно активно функционирует.
Как представляется, «фактор Чабахара» имеет особое значение и для Пекина: ценность Ирана для Китая не только в его уникальном геополитическом положении и в том, что Тегеран контролирует «Хезболлу» и всю «шиитскую ось» в мире [Юзик, 2020]. ИРИ, поддерживающая хорошие отношения с Дели, способна играть роль модератора и посредника в сложных китайско-индийских отношениях, опираясь при этом на важнейшую и чувствительную точку — порт Чабахар.
При всём вышеуказанном, однако, не стоит забывать, что серьёзным ограничителем возможностей ИРИ масштабно использовать свой транс-портно-логистический потенциал является состояние иранской транспортной инфраструктуры, которая не отвечает требованиям времени.
Стратегический порт Ирана Бендер-Аббас располагает всеми видами терминалов: от контейнерных и зерновых до угольных и нефтяных. Через него в страну ежегодно поступает около миллиона 20-футовых китайских контейнеров. Однако практически ни один из этих контейнеров не поступает на железнодорожные платформы для отправки на густонаселённый иранский север, где расположен Тегеран. Все товары из контейнеров перегружают в автотранспорт. Порожние контейнеры возвращаются контейнерным судоходным компаниям в Бендер-Аббасе.
В Иране торговые компании не рискуют осуществлять контейнерные перевозки внутри страны. По данным страховщиков, риск потерь достигает 30% для порожних контейнеров и 5% для гружёных (для сравнения, средний уровень риска для развитых контейнерных стран не превышает тысячных долей процента). Иранская железнодорожная сеть не в состоянии сегодня принимать контейнеры, даже при условии минимизации рисков потерь. В Иране нет контейнерных терминалов и платформ. Из 8 с лишним тысяч километров железных дорог электрифицировано лишь 2,5%, второй путь есть только у 19% железнодорожных маршрутов [Прохватилов, 2018]. Серьёзная проблема и в том, что большая часть железных дорог пролегает в условиях высокогорья.
Железнодорожный транспорт в Иране пока дороже автомобильного. Относительное невнимание иранских властей к развитию своей железнодорожной инфраструктуры ряд экспертов склонны объяснять концентрацией Тегерана на создании «шиитского коридора» для трубопроводных энергетических магистралей к Средиземному морю, но в сегодняшних геополити-
ческих и геостратегических условиях, перспективы выхода иранских газопроводов к берегам Средиземноморья выглядят не слишком реалистично.
Ирану в настоящее время крайне необходимы значительные ресурсы для коренной модернизации транспортной инфраструктуры страны.
Идеологическая основа центральноазиатской политики Ирана
Следует отметить, что, выстраивая отношения с государствами Центральной Азии, Тегеран фактически исключил возможность т. н. «экспорта исламской революции» в регион, осознавая недальновидность действий, которые вызвали бы открытое противодействие со стороны элит центральноазиатских стран. Не подвергая сомнению важность государств ЦА для полномасштабной реализации региональной политики, Иран будет целенаправленно проводить линию на приоритетное усиление экономических позиций в регионе. Безусловно, ряд геополитических и экономических «потрясений» в Иране привели к тому, что конкретные механизмы сотрудничества на центрально-азиатском векторе внешней политики всё ещё находятся в стадии разработки.
Ещё в начале 1990-х гг. иранские власти открыто демонстрировали, что коммерческая основа не будет являться доминирующей при выстраивании отношений с новыми азиатскими республиками. Безусловно, страны региона были крайне заинтересованы развивать с ИРИ преимущественно экономическое взаимодействие.
Однако, по понятным причинам, Тегеран уделил серьёзное внимание культурной составляющей своей центрально-азиатской политики, делая ставку на наиболее действенный механизм того, что сейчас принято называть «мягкой силой», а именно, апеллирование к общему историческому наследию и культурной общности.
При этом важно подчеркнуть, что в основе избранной ИРИ стратегии по расширению своего влияния на регион исламский фактор выступает скорее фоном для распространения и пропаганды памятников иранской культурной традиции [Лаумулин, 2011]. Таким образом, нельзя отрицать, что, выстраивая свою внешнеполитическую концепцию в отношении стран ЦА, Иран провёл глубокий анализ культурного взаимодействия с регионом, создав идеологический базис для последующего утверждения своих позиций в Центральной Азии. И хотя предлагаемые Ираном идеи исторической близости не были в должной мере реализованы на центральноазиатском пространстве в силу различных объективных причин, сам факт его появления свидетельствует о наличии долгосрочных иранских интересов в регионе.
Нельзя также не отметить, что наибольшего эффекта от проводимой политики культурного единения Тегерану удалось добиться в отношении Таджикистана, который исторически тяготеет к персоязычному сообще-
ству ввиду того, что страна связана с Ираном в первую очередь общностью языка, истории, культуры и традиций. Иранская сторона реализовала в Таджикистане ряд крупномасштабных проектов, в число которых входят гидроэлектростанция «Сангтуда-2», тоннель «Истиклол», Шурабадская ГЭС, сооружения ЛЭП Рогун-Мазари Шариф-Герат-Мешхед и другие объекты.
С 2016 г в ирано-таджикских отношениях развивается кризис (формально он начался после встречи рахбара с руководством запрещённой в Республике Таджикистан Исламской партии возрождения Таджикистана (ПИВТ), но всё указывает на более сложную подоплёку кризиса в отношениях двух стран), и на сегодняшний день именно с «братским» Таджикистаном отношения у ИРИ складываются хуже, чем с остальными центральноазиатскими республиками. Душанбе, ранее поддерживавший идею полноценного членства Ирана в Шанхайской организации сотрудничества (ШОС), по причине появившихся разногласий в последнее время выступает против принятия Ирана в организацию.
Правительство Таджикистана получало довольно внушительные иранские финансовые вливания в разные сферы во времена правления в ИРИ М. Ахмадинежада (2005—2013 гг.), правительство действующего президента Х. Рухани существенно сократило данную практику. Таджикское правительство использовало случай с приглашением и участием в форуме в Тегеране главы запрещённой в Таджикистане ПИВТ М. Кабири для того, чтобы заставить Иран продолжить финансовую помощь Душанбе. В то же время, по утверждениям ряда экспертов, Таджикистан получает деньги от Саудовской Аравии. У Ирана есть рычаги влияния на Таджикистан, но Тегеран предпочитает избегать конфронтационной риторики в двусторонних отношениях, рассчитывая на постепенный отход таджикского руководства от антииранской позиции.
Россия и Иран в регионе Центральной Азии
Россия и Иран активно действуют на пространстве Центральной Азии и имеют как общие, так и конкурирующие интересы. Наличие общих угроз сближает две страны, побуждает действовать согласованно или двигаться параллельными курсами. Санкционное давление Запада на Тегеран и Москву также объективно способствует сближению позиций двух стран.
В первую очередь речь идёт о борьбе с международным терроризмом, являющемся инструментом внешних сил. Действия ИРИ и РФ против радикальных террористических группировок, не только сохранили Сирию как государство, уничтожили проект т. н. «Исламского государства», но и существенно сблизили геополитические позиции Москвы и Тегерана.
Идентичны подходы РФ и ИРИ и в отношении проблемы наркотрафика. Общая граница с Афганистаном, которую физически невозможно пе-
рекрыть полностью, увеличение объёма производства наркотиков в этой стране и их контрабанда наносят серьёзный удар по безопасности Ирана. По имеющимся данным, иранские власти ежегодно выделяют 50 млн долл. на борьбу с наркоторговлей, а в укрепление границы уже вложено более 700 млн долл. На этом направлении у России и Ирана есть большое поле для взаимодействия, к которому могут быть привлечены и центральноази-атские государства.
Действующие в Центральной Азии исламские экстремисты также представляют общую угрозу для России и Ирана. Перспектива их активизации связана как с действиями ИГИЛ/ДАИШ * и иных незаконных вооружённых формирований на Ближнем Востоке, так и с ситуацией в Афганистане.
В целом можно говорить об общей заинтересованности России и Ирана в сохранении стабильности в Центральной Азии, предотвращении формирования недружественных альянсов с участием внешних сил.
Для всех постсоветских республик ЦА (как и для России) конфликт «коллективного Запада» против Ирана, вероятность которого сохраняется и периодически актуализируется, является крайне нежелательным геополитическим фактором, несущим многочисленные, трудно просчитываемые угрозы. Первой и самой очевидной из них является перспектива серьёзного и, как представляется, острого и долговременного конфликта у рубежей ЦА. В случае активных попыток свержения Соединёнными Штатами нынешнего иранского руководства, высока вероятность дезинтеграции ИРИ по ливийско-иракскому сценарию. Это предполагает, как минимум, потоки беженцев, расползание по региону оружия и, что особенно важно, экстремистской идеологии и практик.
Следует отметить, что российско-иранское взаимодействие по вопросу о Каспии способствовало заключению Конвенции о правовом статусе моря (14 августа 2018 г.), согласовывающей общие принципы разграничения водных пространств, дна и недр, режима судоходства и рыболовства на Каспии и, главное, заявляющей о недопущении размещения на Каспии военной инфраструктуры некаспийских государств [Конвенция... 2018]. Конвенция может рассматриваться как часть более широкой тенденции современного мирового развития, включающей инициативу «Один пояс — один путь» и российский проект «Север — Юг» через Иран и Центральную Азию в Индию. Однако для реализации этих концепций потребуются годы многосторонних политических, экономических и технологических усилий.
Тегеран изначально настаивал на том, чтобы разделить Каспий на пять равных долей — по 20% каждому из прикаспийских государств, что увели-
* Запрещена в России. (Примеч. ред.)
чило бы его долю по сравнению с протяжённостью побережья (около 12%) почти вдвое.
Как отмечал эксперт Центра постсоветских исследований Института мировой экономики и международных отношений имени Е. М. Примакова РАН Фархад Ибрагимов, «По сути, Ирану принадлежит не более 13% Каспия, к тому же иранская часть Каспийского моря не самая нефтеносная и не так богата природными ресурсами, как сектор Казахстана и Азербайджана. Поэтому в Тегеране хотели разделить Каспий как море, соответственно по международному морскому праву каждой стране достаётся одинаковая территория. С таким принципом не согласны остальные прибрежные страны. Следует помнить, что позиция России по Каспию в последние годы в основном не соответствовала пожеланиям Ирана». При этом эксперт считает, что «если Иран согласился подписать тот или иной договор, то он будет ему следовать, как бы выгодно или невыгодно ему ни было. В Тегеране привыкли держать слово, там стараются не нарушать подписанные им самим договоры. Жизнеспособность этих принципов продлится до тех пор, пока все пять стран будут придерживаться условий конвенции» 4.
В 2019 г. Ашхабад инициировал и провёл первый Каспийский экономический форум, на котором глава Туркмении заявил о заинтересованности в долгосрочной совместной работе с соседями по Каспию, в особенности в энергетической сфере. В то время как ранее самым последовательным оппонентом проекта была Россия, теперь против него решительно выступил Иран. Бехруз Намдари, представитель Национальной иранской газовой компании ^ЮК), сказал, что «Иран выступает против каких бы то ни было трубопроводов через Каспий. Строительство Транскаспийского газопровода может нанести серьёзный ущерб экологии» 5.
К настоящему времени стало ясно, что принятие конвенции по Каспию не снимает вопросов, связанных со строительством газопроводной инфраструктуры.
Во-первых, она до сих пор не ратифицирована всеми прикаспийскими государствами, а в Иране, например, подписание конвенции, по данным азербайджанских СМИ, было встречено неоднозначно. Часть депутатов парламента считает договор невыгодным, и его ратификация может затянуться [Шустов, 2019]. Иранские аналитики отметили, что их законодательный орган сможет ратифицировать Конвенцию только после согласования границ.
4 Недопущение третьих стран на Каспий — главное достижение саммита «пятёрки» // https://zen.yandex.ru/media/ritmeurasia/nedopuscenie-tretih-stran-na-kaspii-glavnoe-dostijenie-sammita-piaterki-5b7e7a31623a5400ad0b3935, дата обращения 20.08.2020.
5 Туркмения: Добро пожаловать в Авазу, или Посторонним вход воспрещён // https:// russian.eurasianet.org/туркменистан-добро-пожаловать-в-авазу-или-посторонним-вход-вос-прещен, дата обращения 20.08.2020.
Во-вторых, Тегеран, Ашхабад и Баку так и не пришли к какому-либо соглашению о разграничении дна в южной части Каспийского моря, что означает, что с прокладкой маршрута ТКГП могут возникнуть проблемы. Для прокладки газопровода не нужно получать разрешение всех пяти стран, достаточно согласия страны, через сектор дна которой пройдёт магистраль. В то же время вопросы о недропользовании в районе Южного Каспия не урегулированы. Поэтому для прокладки газопровода Туркмения и Азербайджан в действительности должны получить согласие Ирана.
Как пишет бывший старший научный сотрудник Американского совета по внешней политике, а ныне научный сотрудник военного колледжа армии США С. Бланк, «за год, прошедший после подписания Каспийской конвенции, практически ничего не произошло. ...Более того, Каспийская конвенция не вывела из тупика ситуацию относительно перспектив строительства подводного газопровода, поскольку Россия и другие прибрежные государства сохраняют право вето на проекты, проходящие по дну Каспия. Действительно, совершенно не ясно, согласится ли Азербайджан обеспечить транзит туркменского или казахстанского газа за счёт уменьшения транспортировки собственных ресурсов»6.
В-третьих, даже общая ратификация конвенции не означает, что прибрежные страны автоматически получают право прокладывать магистральные газопроводы по дну моря. Проекты трубопроводов, в соответствии с текстом документа, должны отвечать закреплённым в международных договорах экологическим требованиям. Одновременно с конвенцией был подписан протокол по оценке воздействия на окружающую среду.
По мнению заместителя директора информационно-аналитического центра Альпари Н. Мильчаковой, страны ЕС заинтересованы в казахстанском и туркменском газе с целью диверсификации поставок, а «один Азербайджан не может обеспечить столь крупные объёмы, сколько обеспечивает Россия, занимающая 35% европейского рынка газа. Ранее рассчитывали на иранский газ, однако, в условиях американского эмбарго, скорее всего, этот источник поставок для Европы будет исключён» [Муминов, 2019].
Кроме того, некоторые западные эксперты указывают на риски долгосрочных изменений на энергетическом рынке ЕС, создающие проблемы и для газового импорта. Например, координатор проекта «ЕС — Центральная Азия мониторинг» Центра европейских исследований безопасности (CESS) Й. Бунстра считает, что сейчас интерес Европы к туркменскому газу несколько угас, в том числе под влиянием изменения климата и перехода на возобновляемые источники энергии [Косолапова, 2019].
6 Новые перспективы транскаспийских проектов: ожидания и реальность // http:// casp-geo.ru/novye-perspektivy-transkaspijskih-proektov-ozhidaniya-i-realnost/, дата обращения 16.07.2020.
Россия, как и Иран, традиционно против строительства газопроводов из Туркмении в Европу через Каспийское море. Логика мировых геополитических и геоэкономических процессов привела к тому, что схожую с российской и иранской точкой зрения на перспективы вывода углеводородного сырья на европейские рынки будет иметь и КНР. Для российского бизнеса, работающего с глобальными энергетическими рынками, давно существует серьёзная заинтересованность в участии в иранских энергетических и транспортных проектах. Например, «Газпром» ещё несколько лет назад объявил о намерении участвовать в строительстве газопровода по дну Персидского залива и в разработке газовых месторождений в ИРИ. Кроме того, российский газовый гигант может начать поставлять газ на север Ирана через Азербайджан, а в обмен Иран обещал предоставить «Газпрому» эквивалентные объёмы своего газа для экспорта в Индию по новому газопроводу.
Политика Ирана в Афганистане, давно вышедшая за рамки поддержки исключительно этнически близких групп (таджиков и хазарейцев), играет позитивную роль для России и стран Центральной Азии. То, что ИРИ делает в Афганистане, объективно способствует стабилизации ситуации в этой стране.
Немаловажный ресурс имеют совместные действия в рамках ШОС: в качестве государства-наблюдателя Иран разделяет подходы этой организации к принципам экономического сотрудничества и основным международным проблемам.
Конкурирующие интересы ИРИ и России обусловлены сходством структуры хозяйства с упором на экспорт энергоносителей. Борьба за маршруты их транспортировки и рынки сбыта, в которую непосредственно вовлечены центральноазиатские республики, делает в перспективе возможным появление трений между Москвой и Тегераном. На фоне режима антироссийских санкций и декларируемого Европейским союзом стремления сократить зависимость от поставок газа из России Иран, несмотря на американские ограничители, может представляться достаточно привлекательной альтернативой, хотя и не в ближайшем будущем.
Сам же Иран активно ищет пути сближения с Европой, особенно в области торговли углеводородами. Привязать ЕС к себе газотранспортными мощностями, а в будущем начать поставки своего газа было бы для Тегерана крайне желательным развитием ситуации. Очевидно, что, исходя из данного подхода, ИРИ в последнее время, возражая против прокладки транскаспийского газопровода, предлагает использовать для транспортировки туркменского (и шире — центральноазиатского) газа в Европу свою инфраструктуру [Фролов, 2019]. Пока, впрочем, у Ирана не хватает мощностей для обеспечения сколь-нибудь значимых объёмов транзита, и для создания соответствующей инфраструктуры необходимы значимые ресурсы и усилия.
В целом, потенциал сотрудничества России и Ирана в Центральной Азии можно оценить как достаточно значимый. Элементы соперничества не снижают взаимной заинтересованности, а, скорее, акцентируют проблемы,
требующие дальнейшей совместной проработки.
* * *
В целом можно сделать вывод, что Тегерану удалось создать первичную основу для дальнейшего развития отношений с государствами Центральной Азии. Он, выстроив достаточно сбалансированную систему отношений с государствами ЦА [Князев, 2008], смог занять свою нишу, стать важным партнёром, расширить возможности местных политических режимов по диверсификации внешнеэкономических и внешнеполитических связей.
В настоящее время, поскольку Иран серьёзно вовлечён в дела на Ближнем Востоке, Центральная Азия не является его главным приоритетом. Тегеран ищет свои долгосрочные интересы на западе Азии. Это и является разницей между политикой правительства Ахмадинежада и политикой Х. Рухани. Ахмадинежаду пришлось столкнуться с обширными санкциями Запада, поэтому он предпочёл рассматривать страны ЦА как «окно» в условиях изоляции. Но правительство Рухани после достижения соглашения «Барджама» (сокращённое от персидского соглашение о ядерной программе ИРИ, известное в РФ, как «Совместный всеобъемлющий план действий») смогло на некоторое время выйти из-под давления санкций. Поэтому своё основное внимание правительство Рухани уделяет возобновлению (а после одностороннего выхода США из договора — сохранению) разрушенных отношений с Европейским Союзом, Японией, Южной Кореей, и Восточной Азией. В данном случае, Центральная Азия и Кавказ занимают вторичные места в иранской внешнеполитической повестке.
Вне зависимости от того, кто в перспективе будет находиться у власти в ИРИ, представители реформаторского или консервативного крыла, взаимодействие с ЦА с большой долей вероятности сохранит тренд на постепенное укрепление экономического, торгового и культурного сотрудничества [Пархомчик, 2016].
Подобный подход позволил ИРИ занять определённое место в системе приоритетов внешнеполитического взаимодействия государств Центральной Азии, однако в среднесрочной перспективе и в силу объективных обстоятельств иранский вектор не будет фигурировать в регионе как приоритетный. Мировая пандемия СОУШ-19, в свою очередь, привела к существенному «проседанию» в текущем году ранее сложившегося ирано-центральноазиатского товарооборота. Иран уже проявляет признаки беспокойства по поводу того, как долго Туркмения держит свои границы закрытыми. Ранее озвучивалась информация о том, что грузовикам разрешат пересекать ирано-туркменскую границу с 1 сентября, но неясно, про-
изошло ли это на самом деле. Железнодорожное сообщение полностью заморожено. Tehran Times отразила неудовольствие иранской стороны, отметив, что «несмотря на несколько раундов переговоров и обещаний, Туркмения ещё не приняла решение вновь открыть свои сухопутные границы с Ираном»7.
Для Ирана отношения с государствами Центральной Азии — это, прежде всего, возможность ослабить политическую и транспортную изоляцию. Он не ведёт борьбу за экономическое лидерство и не выступает конкурентом России, Китая или США. Иран способен предложить новые транспортные возможности, инвестиции и технологичные товары, но это не может серьёзно изменить сложившийся за без малого три десятилетия расклад сил в регионе.
7 Туркмения: «пыльный» (читай: «коронавирусный») август // https://russian.eurasianet. о^/туркменистан-«пыльньш»-читай-«коронавирусньш»-август, дата обращения 07.09.2020.
Список литературы
Меморандум о взаимопонимании между правительствами Исламской Республики Иран, Султаната Оман, государства Катар, Туркмении и Республики Узбекистан по реализации соглашения о создании международного транспортного и транзитного коридора (Ашхабадское соглашение). Маскат, 6 августа 2014 г. // https://lex.uz/docs/2933092, дата обращения 01.07.2020.
Москва и Тегеран подписали меморандум по поставкам газа из Ирана в Индию // https://ria.ru/20171102/1508076154.html, дата обращения 18.03.2020.
Конвенция о правовом статусе Каспийского моря (12 августа 2018 г.) // http://kremlin.ru/supplement/5328, дата обращения 20.07.2020.
BP Statistical Review of World Energy 2019 // https://www.bp.com/content/ dam/bp/business-sites/en/global/corporate/pdfs/energy-economics/statistical-review/ bp-stats-review-2019-full-report.pdf, дата обращения 01.07.2020.
Замараева Н, 2019. КНР на Ближнем и среднем Востоке и в Южной Азии (Проект китайско-пакистанского экономического коридора) — Китай в мировой и региональной политике. История и современность. № 24. С. 207—224. DOI: 10.24411/2618-6888-2019-10012.
Лаумулин М. Т., 2011. Центральная Азия и Pax Iranica: взаимодействие и взаимовлияние — Центральная Азия и Кавказ. № 2 (14). С. 125—149.
Асанов А, 2014. Новая политика Ирана в Центральной Азии // http://polit-asia.kz/politika/348, дата обращения 06.06.2020.
Зверинцева Т., 2019. Искусство продавать по-туркменски. Поможет ли «Газпром» Ашхабаду справиться с экономическим кризисом // https://fergana. agency/articles/106852/, дата обращения 20.06.2020.
Иванов Р., 2019a. Туркмения спасалась от российских долгов и набрала китайских // https: // 365info.kz/2019/03/turkmenistan-spasalsya-ot-rossijskih-dolgov-i-nabral-kitajskih-issledovanie, дата обращения 28.03.2020.
Иванов Р., 2019b. Туркмения: Бердымухамедов стремится в региональные лидеры // https: // 365info.kz/2019/03/turkmenistan-berdymuhamedov-stremitsya-v-regionalnye-lidery-issledovanie, дата обращения 18.03.2020.
Князев А., 2008. Региональная стратегия Ирана в Центральной Азии — эволюция и приоритеты // https://ia-centr.ru/experts/1670/, дата обращения 20.07.2020.
Князев А, 2019. Мифология трансафганских проектов. В центральноазиатских столицах перманентно мечтают выйти к Индийскому океану // https://www. ng.ru/dipkurer/2019-01-27/11_7492_mythology.html, дата обращения 27.06.2020.
Косолапова Е, 2019. Каспийское сотрудничество как способ решения экономических проблем Туркмении // https://cabar.asia/ru/kaspijskoe-sotrudnichestvo-kak-sposob-resheniya-ekonomicheskih-problem-turkmenistana/, дата обращения 08.08.2020.
Лаумулин М. Т., 2018. Современная Туркмения в поисках выхода из транс-портно-коммуникационной ловушки // https://isca.kz/ru/analytics-ru/3218, дата обращения 17.07.2020.
Логинов В. Ю, 2017. О проекте газопровода из Ирана в Индию // http://www. iimes.ru/?p=39200, дата обращения 18.03.2020.
Медведев А, 2017. Туркмения: баланс над пропастью экономического краха // https://kz.expert/ru/materials/praktika/139_turkmenistan__balansirovanie_
nad_propastyu, дата обращения 07.07.2020.
МуминовА., 2019. Станет ли Казахстан газовой державой? // https://camonitor. kz/32618-stanet-li-kazahstan-gazovoy-derzhavoy.html, дата обращения 16.07.2020.
Панфилова В., 2019. Ашхабад рассчитывает на политическую поддержку Бахрейна // http://www.ng.ru/cis/2019-03-19/5_7534_turkmenistan.html, дата обращения 19.06.202020.
Панфилова В., 2020b. Бердымухамедов пробивает коридор в Европу. Транзитный маршрут через Каспий могут использовать военные США // https://www. ng.ru/cis/2020-03-12/5_7816_azerbaijan.html, дата обращения 12.03.2020.
Панфилова В., 2020а. Туркмения укрепляет границу с Афганистаном. Под угрозой боевиков оказалось строительство газопровода TAPI // https://www.ng.ru/ cis/2020-02-11/5_7791_turkmenistan.html, дата обращения 11.07.2020.
Пархомчик Л., 2016. Модификация внешнеполитических ориентиров Ирана в Центральной Азии // https://cabar.asia/ru/lidiya-parhomchik-modifikatsiya-vneshnepoliticheskih-orientirov-irana-v-tsentralnoj-azii/, дата обращения 22.08.2020.
Прохватилов В., 2018. Северный широтный ход обещает стать драйвером экономического развития Евразии // https://www.ritmeurasia.org/news-2018-09-29-severnyj-shirotnyj-hod-obeschaet-stat-drajverom-ekonomicheskogo-razvitija-evrazii-38775, дата обращения 29.06.2020.
Смирнов С., 2019a. «Пузырь» газового счастья Туркмении // https://www. ritmeurasia.org/news-2019-03-21-puzyr-gazovogo-schastja-turkmenii-41705, дата обращения 21.06.2020.
Смирнов С., 2019b. Казахстан: разрыв в развитии регионов, увы, продолжает расти // https://www.ritmeurasia.org/news-2019-08-06-kazahstan-razryv-v-razvitii-regionov-uvy-prodolzhaet-rasti-44182, дата обращения 06.08.2020.
Фролов А., 2019. Под газом. Подвинет ли Туркмения Россию на газовом рынке ЕС // https://iz.ru/910284/aleksandr-frolov/pod-gazom, дата обращения 15.08.2020.
Шустов А., 2019. Насколько реальны шансы у транскаспийского газопровода? // https://www.ritmeurasia.org/news-2019-02-13-naskolko-realny-shansy-u-transkaspijskogo-gazoprovoda-41045, дата обращения 13.07.2020.
Юзик Ю, 2020. Китай и Иран начинают // https://russian.rt.com/opinion/ 776325-yuzik-kitai-iran, дата обращения 25.08.2020.
Zhang Sh, 2020. The 25-Year Agreement between China and Iran: A Continuation of Previous Policy // https://www.washingtoninstitute.org/fikraforum/view/25-year-agreement-china-and-iran-foreign-policy, дата обращения 01.07.2020.
Арбитраж рассмотрел газовый спор Ирана и Туркмении. Решение не подлежит распространению // https://www.hronikatm.com/2020/06/iran-despute-resolution/, дата обращения 01.07.2020.
Иранский порт Чабахар сделают крупным транзитным хабом Евразии // http://casp-geo.ru/iranskij-port-chabahar-sdelayut-krupnym-tranzitnym-habom, дата обращения 17.07.2020.
Недопущение третьих стран на Каспий — главное достижение саммита «пятёрки» // https://zen.yandex.ru/media/ritmeurasia/nedopuscenie-tretih-stran-na-kaspii-glavnoe-dostijenie-sammita-piaterki-5b7e7a31623a5400ad0b3935, дата обращения 20.08.2020.
Новые перспективы транскаспийских проектов: ожидания и реальность // http://casp-geo.ru/novye-perspektivy-transkaspijskih-proektov-ozhidaniya-i-realnost/, дата обращения 16.07.2020.
Порт Чабахар в Иране начнёт работу в 2016 г. // https://ria.ru/ 20150821/ 1199357083.html, дата обращения 17.07.2020.
Туркмения: «пыльный» (читай: «коронавирусный») август // https://russian. eurasianet.org/туркменистан-«пыльный»-читай-«коронавирусный»-август, дата обращения 07.09.2020.
Туркмения: Добро пожаловать в Авазу, или Посторонним вход воспрещён // https://russian.eurasianet.org/туркменистан-добро-пожаловать-в-авазу-или-по-сторонним-вход-воспрещен, дата обращения 20.08.2020.
ANDREY V. GROZIN,
candidate of historical Sciences, head of Department of Central Asia and Kazakhstan of Institute of the CIS countries, senior researcher, Institute of Oriental studies Russian Academy of Sciences. Address: 2/1 Melnikov Ave., Khimki, Moscow region, Russian Federation, 141410.
E-mail: andgrozin@yandex.ru SPIN-code: 5621-8571
IRAN'S POLICY AND INTERESTS IN CENTRAL ASIA, WITH REGARD TO ENERGY AND LOGISTICAL FACTORS
Keywords: Iran, Central Asia, Caspian Sea, Turkmenistan, Tajikistan, Russia, China, pipelines, transport corridor, gas
Abstract
The article analyzes Iran's policy and its main interests in the Central Asia. The author assesses influence of the energy, transport and logistics factors on the Iran's strategy in the region in relation to cooperation between Tehran and Central Asian countries.
Attention is paid to the geopolitical and economic aspects of Iran's policy in Central Asia in the context of the current state of international relations. In particular, the author considers the prospects for economic cooperation between Iran and the post-Soviet republics of Asia in the context of increasing global geopolitical turbulence, increasing external pressure on Iran and the General deterioration of the global economic situation.
Another significant part of the article is devoted to the impact of the growing Iranian-Chinese partnership in the context of Beijing's implementation of its global initiative «One Belt and One Road» on the regional policy of Tehran.
The article also examines the geopolitical and economic aspects of cooperation between Iran and Russia in the Central Asian region.
The author concludes that the five Central Asian States have not yet fully realized their interests in partnership with Tehran to date. This situation, combined with the high expectations of the Iranian side associated with the implementation of a number of large-scale transport and logistics projects, raise the question of the necessity to adjust Iran's policy in Central Asia.
Received 1.09.2020. DOI: 10.48137/2687-0703_2020_11_3_106
References
Memorandum of Understanding between the Governments of the Islamic Republic of Iran, the Sultanate of Oman, the State of Qatar, Turkmenistan and the Republic of Uzbekistan on the implementation of the agreement on the creation of an international transport and transit corridor (Ashgabat Agreement). Muscat, August 6, 2014 // https:// lex.uz/docs/2933092, accessed 07.01.2020. (InRuss.)
Moscow and Tehran signed a Memorandum on gas supplies from Iran to India // https://ria.ru/20171102/1508076154.html, accessed 18.03.2020. (InRuss.)
Convention on the legal status of the Caspian Sea (August 12, 2018) // http:// kremlin.ru/supplement/5328, accessed 20.07.2020. (InRuss.)
BP Statistical Review of World Energy 2019 // https://www.bp.com/content/ dam/bp/business-sites/en/global/corporate/pdfs/energy-economics/statistical-review/ bp-stats-review-2019-full-report.pdf, accessed 01.07.2020.
Zamaraeva N, 2019. The PRC In the Middle East and South Asia (China-Pakistan Economic Corridor Project) — China in world and regional politics. History and modernity. № 24. P. 207-224. DOI: 10.24411/2618-6888-2019-10012. (InRuss.)
Laumulin M. T, 2011. Central Asia and Pax Iranica: interaction and mutual influence — Central Asia and the Caucasus. № 2 (14). Pp. 125-149. (InRuss.)
Asanov A., 2014. Iran's new policy in Central Asia // http://polit-asia.kz/politika/ 348, accessed 06.06.2020. (InRuss.)
Zverintseva T, 2019. The Art of selling things Turkmen-style. Will Gazprom help Ashgabat cope with the economic crisis? // https://fergana.agency/articles/106852/, accessed 20.06.2020. (InRuss.)
Ivanov R, 2019a. Turkmenistan was saved from Russian debts and gained Chinese ones // https: // 365info.kz/2019/03/turkmenistan-spasalsya-ot-rossijskih-dolgov-i-nabral-kitajskih-issledovanie, accessed 28.03.2020. (InRuss.)
Ivanov R., 2019b. Turkmenistan: Berdimuhamedov aspires to become a regional leader // https: // 365info.kz/2019/03/turkmenistan-berdymuhamedov-stremitsya-v-regionalnye-lidery-issledovanie, accessed 18.03.2020. (InRuss.)
Knyazev A., 2008. Iran's regional strategy in Central Asia-evolution and priorities // https://ia-centr.ru/experts/1670/, accessed 20.07.2020. (InRuss.)
Knyazev A., 2019. Mythology of TRANS-Afghan projects. Central Asian capitals permanently dream of reaching the Indian ocean // https://www.ng.ru/ dipkurer/2019-01-27/11_7492_mythology.html, accessed 27.06.2020. (InRuss.)
Kosolapova E, 2019. Caspian cooperation as a way to solve Turkmenistan's economic problems // https://cabar.asia/ru/kaspijskoe-sotrudnichestvo-kak-sposob-resheniya-ekonomicheskih-problem-turkmenistana/, accessed 08.08.2020. (InRuss.)
Laumulin M. T, 2018. Modern Turkmenistan in search of a way out of the transport and communication trap // https://isca.kz/ru/analytics-ru/3218, accessed 17.07.2020. (InRuss.)
Loginov V. Yu., 2017. About the project of a gas pipeline from Iran to India // http:// www.iimes.ru/? p=39200, accessed 18.03.2020. (InRuss.)
Medvedev A., 2017. Turkmenistan: balancing on the verge of economic collapse //
https://kz.expert/ru/materials/praktika/139_turkmenistan__balansirovanie_nad_
propastyu, accessed 07.07.2020. (InRuss.)
Muminov A., 2019. Will Kazakhstan become a gas power? // https://camonitor. kz/32618-stanet-li-kazahstan-gazovoy-derzhavoy.html, accessed 16.07.2020. (InRuss.)
Panfilova V., 2019. Ashgabat counts on political support of Bahrain // http://www. ng.ru/cis/2019-03-19/5_7534_turkmenistan.html, accessed 19.06.202020. (InRuss.)
Panfilova V, 2020b. Berdymukhamedov breaks through a corridor to Europe. The US military can use the transit route through the Caspian Sea // https://www.ng.ru/ cis/2020-03-12/5_7816_azerbaijan.html, accessed 12.03.2020. (InRuss.)
Panfilova V, 2020a. Turkmenistan strengthens its border with Afghanistan. The construction of the TAPI gas pipeline was under threat of militants // https://www. ng.ru/cis/2020-02-11/5_7791_turkmenistan.html, accessed 11.07.2020.
Parkhomchik L., 2016. Modification of Iran's foreign policy guidelines in Central Asia // https://cabar.asia/ru/lidiya-parhomchik-modifikatsiya-vneshnepoliticheskih-orientirov-irana-v-tsentralnoj-azii/, accessed 22.08.2020. (InRuss.)
Prokhvatilov V, 2018. The Northern Latitudinal Railway promises to become a driver of economic development in Eurasia // https://www.ritmeurasia.org/news-2018-09-29-sevemyj-shirotnyj-hod-obeschaet-stat-drajverom-ekonomicheskogo-razvitija-evrazii-38775, accessed 29.06.2020. (InRuss.)
Smirnov S., 2019a. «Bubble» of gas happiness in Turkmenistan // https://www. ritmeurasia.org/news-2019-03-21-puzyr-gazovogo-schastja-turkmenii-41705, accessed 21.06.2020. (InRuss.)
Smirnov S, 2019b. Kazakhstan: the gap in regional development, alas, continues to grow // https://www.ritmeurasia.org/news-2019-08-06-kazahstan-razryv-v-razvitii-regionov-uvy-prodolzhaet-rasti-44182, accessed 06.08.2020. (InRuss.)
Frolov A., 2019. Under the gas. Will Turkmenistan move Russia in the EU gas market // https://iz.ru/910284/aleksandr-frolov/pod-gazom, accessed 15.08.2020. (InRuss.)
Shustov A., 2019. How realistic are the chances of the TRANS-Caspian gas pipeline? // https://www.ritmeurasia.org/news-2019-02-13-naskolko-realny-shansy-u-transkaspijskogo-gazoprovoda-41045, accessed 13.07.2020. (InRuss.)
Yuzik Yu., 2020. China and Iran start // https://russian.rt.com/opinion/ 776325-yuzik-kitai-iran, accessed 25.08.2020. (InRuss.)
Zhang Sh, 2020. The 25-Year Agreement between China and Iran: A Continuation of Previous Policy // https://www.washingtoninstitute.org/fikraforum/view/25-year-agreement-china-and-iran-foreign-policy, accessed 01.07.2020.
The arbitration considered the gas dispute between Iran and Turkmenistan. Decision is not to be disclosed // https://www.hronikatm.com/2020/06/iran-despute-resolution/, accessed 01.07.2020. (InRuss.)
The Iranian port of Chabahar will become a major transit hub of Eurasia // http:// casp-geo.ru/iranskij-port-chabahar-sdelayut-krupnym-tranzitnym-habom, accessed 17.07.2020. (InRuss.)
Non-admission of third countries to the Caspian Sea — the main achievement of the «five» summit // https://zen.yandex.ru/media/ritmeurasia/nedopuscenie-tretih-stran-na-kaspii-glavnoe-dostijenie-sammita-piaterki-5b7e7a31623a5400ad0b3935, accessed 20.08.2020. (InRuss.)
Chabahar port in Iran to start operating in 2016 // https://ria.ru/ 20150821/ 1199357083.html, accessed 17.07.2020. (InRuss.)
Turkmenistan: «dusty» (read, «coronavirus») August // https://russian.eurasianet. org/TypKMeHHCTaH-«nbmbHbiH»-HHTaH-«KopoHaBHpycHbiH»-aBrycT, accessed 07.09.2020. (InRuss.)
Turkmenistan: Welcome to Avaza, or no Trespassing // https://russian.eurasianet. org/TypKMeHHCTaH-go6po-noxa^oBaTb-B-aBa3y-HHH-nocTopoHHHM-Bxog-Bocnpe-meH, accessed 20.08.2020. (InRuss.)
