Политический идеал США и демократия Текст научной статьи по специальности «Философия, этика, религиоведение»

УДК 32.001

Политический идеал США и демократия

Алексей НИКАНДРОВ

Политический идеал Америки

Фундаментом политической идеологии (как, впрочем, и политического учения, теории, доктрины) является политический идеал. Идеал в данном случае можно определить как центральную, основополагающую идею, вокруг которой выстраивается тот идейный комплекс, который составляет идеологию.

Так, в основе платоновского идеального полиса лежит идея единого (hen), или блага (agathon)] её политическим инвариантом является справедливость (dikaiosune), а антропологическим - счастье (eudaimonia).

В самом деле, как говорит Е. Н. Трубецкой, «нет большего зла для государства, чем раздвоение, и нет большего блага, чем внутрен-

нее объединение. Преимущество идеального государства перед всеми существующими в том и заключается, что это - государство единое, тогда как прочие государства заключают в себе начало раздора-раздвоения. Оттого-то оно, несмотря на свои незначительные размеры, должно обладать могуществом, неслыханным у варваров и греков, и быть непобедимым» [1].

Понятие политического идеала обычно применяется по отношению к теориям конкретных политических мыслителей, идеологиям, направлениям политической мысли и т. п., что же касается страны, нации - по большей части говорят о национальной идее и национальном идеале.

НИКАНДРОВ Алексей Всеволодович - кандидат политических наук, доцент кафедры философии политики и права философского факультета МГУ им. М. В. Ломоносова. E-mail: bobbio71@mall.ru; SPIN-код: 8954-4220.

Ключевые слова: идеология, политический идеал, демократия, неоконсерватизм, кризис демократии.

1 ТрубецкойЕ. Н. Социальная утопия Платона. М.: Кушнерёв и К0, 1908. С. 59.

«Национальная идея, - пишет Е. Н. Мощел-ков, - это „единичная" сущность данной нации и данного национального государства на конкретном историческом этапе развития, а точнее -в данном историческом контексте развития. Национальных идей не может быть много, их не может быть даже две. Она всегда одна, отражающая главную характеристику, сущностную черту данного национального бытия. По большому счёту - это общепринятая идея единого, целостного существования национального государства. Отсюда только и формулируется национальный идеал как совершенный образ будущего данной нации, данного национального государства, образ, в котором кристаллизуются как общечеловеческие, так и специфические национальные характеристики...» [2].

Политический идеал должен иметь философское обоснование, и у Платона это показано необычайно ярко.

Так, и П. И. Новгородцев, рассматривая понятие абсолютного идеала в качестве исходного и руководящего начала общественной философии, утверждает: «Необходимо иметь перед собой такой идеал для того, чтобы в свете его созерцать прогресс общественных форм, чтобы иметь критерий для различения вечных святынь от временных идолов и кумиров, чтобы знать направление, в котором следует идти. Необходимо иметь уверенность, что этот идеал есть не отвлечённая норма, предносящаяся человеческому уму, а живая сила, обладающая высшей реальностью...» [3, с. 60-61].

Политический идеал Америки -это сама Америка, в единстве своего

устройства и всех атрибутов, в единстве саморазвития, включающего будущее состояние; величие Америки - в ней самой: по сути, она - платоновское государство, являющееся одновременно идеалом и целью саморазвития. Географическое положение прежде всего, а также и некоторые другие факторы (в том числе политическое устройство), пусть и с определёнными оговорками, но защищали США от распада и внешней угрозы, предоставляя Америке чувство почти абсолютной уверенности в нерушимости своего единства (чего никак не скажешь о других странах) и в возможности создавать и осуществлять амбициозные и рассчитанные на долгое время планы, т. е. уверенность в вечности «града на холме» (perpetual state отцов-основателей). В этом состоит «американская исключительность» - во многом обоснованный исторический оптимизм, «счастливая судьба Соединённых Штатов, их уверенность в завтрашнем дне (пришедшая, правда, лишь со временем, но затем уже никогда не покидавшая их), мало побуждавшие к размышлениям о превратностях истории...» [4, с. 13].

О специфическом «американском везении» говорит А. С. Маныкин: «В отличие от европейских стран „взросление" США как государства протекало в более благоприятной

2 Мощелков Е. Н. Государственная идеология в России: конфликт прошлого и настоящего // Философия политики и права. Ежегодник научных работ. Вып. 6. Цивилизации в эпоху глобализма. К 75-летию со дня рождения А. С. Панарина / под общ. ред. Е. Н. Мощелкова, О. Ю. Бойцовой, В. Н. Расторгуева. М.: Издатель Воробьёв А. В., 2015. С. 131-132.

3 Новгородцев П. И. Об общественном идеале. М.: Пресса, 1991.

4 Баталов Э. Я. Мировое развитие и мировой порядок (анализ современных американских концепций). М.: РОССПЭН, 2005.

внешней обстановке. Америка вплоть до Второй мировой войны практически не испытывала какой-либо реальной угрозы своему суверенитету, а те войны, в которых она участвовала, не только не подрывали её экономику, но даже оборачивались солидными дивидендами» [5]. Всё это благоприятствовало появлению уверенности в высоком предначертании, миссии и т. п., но, конечно, само по себе не являлось причиной установления и развития особого политического идеала. Отцам-основателям Америки, пишет Х. Арендт, было присуще «настойчивое желание гарантировать стабильность и долговечность новому творению, придать каждому фактору политической жизни статус „прочного института"», «озабоченность perpetual state, „долговечным государством"». За всем этом «стояло глубоко прочувствованное желание Вечного Града на земле и плюс к нему убеждение, что „правильно организованная республика... может при всех её внутренних условиях быть столь же бессмертной и долговечной, как Мир"» [6].

Вера, чувство, преображение, величие, оптимизм и счастье при novus ordo seclorum - как тут не вспомнить слова П. И. Новгородцева: «Вдумываясь в понятие абсолютно осуществлённого идеала, мы должны сказать, что оно становится ясным лишь тогда, когда сочетается с верой в чудо всеобщего преображения. Поскольку речь идёт о целостном осуществле-

нии идеала, очевидно имеется в виду выход из естественных условий в сверхъестественные, когда действительно откроются „новое небо и новая земля"» [3, с. 57]. Ясно, что такого рода идеал может находить своё выражение не в какой-либо отдельной (или в каких-либо отдельных) концепции, теории, трактате, направлении мысли и т. п., но представлен во всей магистральной док-тринально-идеологической линии американской мысли. Это не тренд отдельного исторического периода, а общая позиция всей политической мысли этой страны в контексте её исторического развития, генеральная линия всего философско-поли-тического и доктринально-идеологи-ческого комплекса.

Идеал - единое, если следовать этим взглядам, - также является и целью: мир движется к единству, и в перспективе американским будет весь мир (или весь мир будет Америкой).

«США как государство, - утверждают авторы доклада „Американская идеология и претензии США на глобальное доминирование", - уже в самом себе есть прообраз либерального человечества - Соединённых Штатов Мира. Штаты в США не воюют между собой, поэтому мир должен воцариться и в масштабе всей планеты, где государства станут Штатами, тем более что в английском языке это одно и то же слово - State (означает и государство, и штат). В этой исторической оптике США больше, чем государство - это прообраз будущего устройства всемирного гражданского общества. Значит, США - не просто силовой, но смысловой,

5 МаныкинА. С. Наследие американской революции: консервативная интерпретация // Проблемы американистики. Вып. 8. Консерватизм в США: прошлое и настоящее / под ред. Е. Ф. Языкова. М.: Издательство Московского университета, 1990. С. 139.

6 АрендтХ. О революции. М.: Европа, 2011. С. 318-319.

идейный авангард Запада, это будущее Запада, где исполнение высшей цели развития уже достигнуто» [7].

Это будущее «мировое государство» («всемирная федерация», «атлантический союз», «сверхгосударство» и т. п.), как финальная цель усилий, является в платоновском смысле не меньшей реальностью, чем текущее положение (причём ни практико-политические моменты реализации цели, ни даже понимание её недостижимости не имеют значения). Исходя из этого, будущее мироустройство, согласно идеям всех апологетов и «жрецов» американского величия, гегемония и (или) доминирование США в мире - законна, закономерна и неизбежна, так как ведёт к будущему мировому единству. И в этом плане идеал, безусловно, предшествует целям и интересам и определяет их. Во всяком случае, полагали идеологи и политики Америки, если какая-либо страна и может в перспективе быть мировым гегемоном (или ещё лучше -стать мировой империей), то это -Америка, и это потому, что прежде всего сама является идеалом политического развития и вследствие этого воплощает все политические и иные идеалы в наибольшей степени; распространение же своей власти на весь мир будет гарантировать защиту и развитие самой совершенной, гуманной, благородной и т. п. страны, как говорится,

magnus ab integro saeclorum nasci-tur ordo.

В работе «Америка» Ж. Бодрийяр так описывает чувство любования американцами своей «воплощённой утопией», выражая вполне серьёзное отношение к этой вере: «Идиллическая убеждённость в том, что они - центр мира, высшая сила и безусловный образец для подражания - не такое уж заблуждение. Она основана не столько на технологических ресурсах и вооружённых силах, сколько на чудесной вере в существование воплотившейся утопии - общества, которое с невыносимым, как это может показаться, простодушием зиждется на той идее, что оно достигло всего, о чём другие только мечтали: справедливости, изобилия, права, богатства, свободы; Америка это знает, она этому верит и, в конце концов, другие тоже верят этому» [4, с. 12].

В. Вильсон, положивший начало практическому воплощению мечты о мировом господстве Америки и уверенный в том, что «миром правят идеалы», нисколько не сомневался и в том, что «только Америка является идеальной страной» [8, с. 265]. Смысл этого в том, что Америка не обладает идеалом, а скорее является им, и эта мысль в разных вариациях и ракурсах озвучивалась американскими мыслителями: так, к примеру, пишет В. Л. Иноземцев, Р. Хофштадтер утверждал, что предназначение Америки - «не обладать идеологией, а быть таковой», а англичанин Г. Честертон называл американцев «нацией с душой церкви» [9].

7 Американская идеология и претензии США на глобальное доминирование. Совместный доклад аналитического центра Katehon и РИСИ // URL: katehon.com/ru/content/amerikanskaya-ideologiya-i-pretenzii-ssha-na-globalnoe-dominirovanie

8 Гершов З. М. Вудро Вильсон. М.: Мысль, 1983.

9 Иноземцев В. Л. Книгочей. М.: Ладомир, 2005. С. 108.

Под эту центральную философскую идею в качестве необходимого разъяснения (прежде всего в отношении законности) подвёрстываются религиозные обоснования. На самом деле громкие фразы о «богоизбранности», «особой миссии», «судьбе», «граде на холме», «явном предначертании» и пр. (специфическая «политическая религиозность») - всё это не более чем дополнения и толкования изначального принципа. Вся эта религиозно-фаталистическая трескотня не должна смущать, даже если и представляется фарисейской и лицемерной. Здесь проявляется, с одной стороны, стремление государства к самоэкспансии при отсутствии препятствий, а с другой - то религиозное значение, которое приписывается совершенному (или считающемуся таковым) обществу.

Говоря словами П. И. Новгородцева, «совершенному обществу приписывается значение высшей нравственной основы, которая даёт человеку и полноту бытия, и смысл существования. Общественное начало получает абсолютный характер. Преданность обществу заменяет религиозное стремление, обетование земного рая ставится на место религиозных чаяний» [3, с. 42].

Идеи и мифы об особой миссии и исключительности начали своё «хождение» в Америке едва ли не с XVII в., а миф о «явном предначертании» как «политическая транскрипция американской исключительности» (Э. Я. Баталов) обрёл свою силу в первой половине XIX в., но практическая реализация «мис-

сии» началась лишь тогда, когда внутренние силы и международная обстановка позволили начать, а именно во время президентства В. Вильсона. Безусловно, к этому времени американские элиты настолько прониклись верой в исключительность и уверенностью в превосходстве, что никаких сомнений в правомерности крестового похода во имя распространения своих (но понимаемых как общезначимые) ценностей и передела мира по американским планам в большинстве своём не испытывали. (Конечно, в плане продвижения американских планов «гегемонии» мало кто может быть поставлен рядом с 28-м президентом США, тем не менее нельзя забывать и о роли Теодора Рузвельта, с именем которого связывают тот поворот во внешней политике Америки, который явил миру «новую глобальную вовлечённость США» [10].)

Это состояние веры в превосходстве и неизбежное торжество идеала прочитывается в работе Г. Киссинджера, описывающего вильсоновский переход от изоляции к принципам интервенционизма.

«Заявив о себе на международной арене, Америка не желала довольствоваться ролью лишь одного из многих государств, преследующих свои национальные интересы. Доктрина Вильсона отвергала такое моральное равенство, которое ставило бы Соединённые Штаты в один ряд с другими государствами. По Вильсону, у Америки более высокое нравственное призвание: переделать мир по своему образцу и подобию». И далее Киссинджер говорит о том, что дело не в превосходстве

10 Уткин А. И. Теодор Рузвельт: Политический портрет. Свердловск: Издательство Уральского государственного университета, 1989. С. 115.

идеала (в этом сомнений не было уже задолго до Вильсона), а в появившейся возможности этот идеал начать продвигать в мире: «...Вопрос о применимости американской модели к остальному миру занимал Америку и прежде - со времён основания республики. Вильсон же прямо заявил о возможности крестового похода во имя распространения американских идей и ценностей, который предполагалось осуществить с помощью активной внешней политики» [11, с. 274].

Удивительно при этом, что у Вильсона нашлись оппоненты, которые, по словам Киссинджера, «верили, что глобальную миссию Америка лучше всего осуществит, совершенствуя (государственные и общественные) институты у себя дома» [11, с. 274], -и это в то время, когда исторические условия, силы и финансы впервые позволили приступить к строительству нового миропорядка!

«Вильсон, - пишет В. В. Романов, - неоднократно подчёркивал своё убеждение в том, что никто, кроме Соединённых Штатов, не сможет добиться окончательной победы над авторитаризмом и „сделать мир безопасным для демократии"».

Таким образом, новый миропорядок задумывался Вильсоном «исключительно как миропорядок по-американски, миропорядок, который стал бы воплощением „американской мечты"» [12, с. 100]. При этом Вильсон «выступал за экономическую и идеологическую экспансию США. По мнению Вильсона, она являлась наиболее верным средством обеспечения доминирующего положения США в мире» [8, с. 202].

С особой силой и даже некоторым фанатизмом догма Америки как идеала в концептуально-политическом, и особенно идеологическом, плане, развитая В. Вильсоном, проводится американскими неоконсерваторами, продолжателями «активной наступательной политики а 1а Рональд Рейган» [4, с. 66], которые «видели в США не только государство, но и идеал социально-политического устройства, а в американской идеологии - основу для организации миропорядка в целом» [13]. В. Вильсон - при всей ясности геге-монистских интенций своей внешнеполитической линии - всё же апеллировал к морали и религии, этике долга и альтруизму (пусть даже этот альтруизм был несколько навязчивым).

«Американские интересы Вильсон видел не столько в экономической экспансии, сколько в том, чтобы демонстрировать всему миру альтруизм США. Главной обязанностью американцев он считал сохранение чистоты своих идеалов, демонстрацию эффективности демократии не только у себя дома, но и по всему миру» [12, с. 37].

Что же касается неоконсерваторов, то им свойственна особого рода бесцеремонность, ничем не прикрытая агрессия, злобная трескучая риторика, фанатичная уверенность в «колоссальной силе США» и примитивность аргументов в защиту «глобальной гегемонии», «нового

11 Киссинджер Г. Нужна ли Америке внешняя политика? К дипломатии для XXI века. М.: Ла-домир, 2002. С. 274.

12 Романов В. В. В поисках нового миропорядка: внешнеполитическая мысль США (19131921 гг.). М.; Тамбов: ТГУ, 2005. С. 100.

13 От миропорядка империй к имперскому миропорядку / отв. ред. Ф. Г. Войтоловский, П. А. Гудев, Э. Г. Соловьёв. М.: Научно-образовательный форум по международным отношениям, 2005. С. 151.

американского века» и т. д. При этом вся их «лихая трескотня» и несдержанность представляется скорее маскировкой растерянности, нервозности, неспособности выстроить линию дальнейшего продвижения интересов Америки. Так что «победа в холодной войне» для Америки в итоге представляется не такой уж и блестящей.

Если предпринять попытку анализа отношения политического идеала и идеологии, используя «американский подход», т. е. прагмати-зируя идеальное в политике, то легко увидеть, что идеи, в которых отражён идеал, как бы растворяются в политической практике, лишаясь самоценности и превращаясь в набор установок в рамках целостной программы достижения идеала (притом что идеал считается безусловно и однозначно определённым заранее и никаких споров и полемики по этому вопросу не предполагается). Так, американский учёный Дж. Янг определяет идеологию как «чёткий набор пригодных для действий идей, отражающих взгляды на мир, каков он есть, каким он должен быть, и программу для достижения идеалов на практике» [14].

В этом определении хорошо просматривается отличие западноевропейского и американского взглядов на сущность политической идеологии, заострённость американского подхода на практику, понимание идеологии скорее как алгоритма действий, как программы политической активности или модели для конструирования «политических

объектов», а не предмет созерцания или образец для умного построения политической реальности; не как реальность высокого порядка, предшествующую политической обыденности. Превращаясь в алгоритмы и модели, идеалы и идеи отходят на задний план, переставая быть постоянными образцами для сверки проектов, выстроенных по ним: можно сказать, что подрядчикам этих проектов конечные цели безразличны (если вообще известны).

Из этого, с одной стороны, следует невозможность принципиальной критики идеологических конструкций (модели же, проекты и алгоритмы и не могут быть подвержены критике), а с другой - изначальные идеалы остаются неизменными, и это важная положительная, сильная сторона американского идейно-политического проектирования. Итак, антиплатонизм (вытеснение идейной составляющей из практической политики, замена идей лозунгами и формулами) превращается в скрытый платонизм (платоновская неизменность и самотождественность идеала). В самом деле, если для Западной Европы, да и вообще для континентальной мысли, в высшей степени характерны конфликты идеалов (тем более идеологические конфликты), то американский политический идеал, будучи выработан, достигнут, изменениям уже не подвергался, изменялась только идеология, да и то сохраняя кардинально важные черты идентичности и не теряя связи с изначальным идеалом.

14 Петров Д. Б. «Американизм»: идеологический ракурс. Исследования классовых функций идеологической стратегии США (60-70-е годы). М.: Мысль, 1980. С. 16.

Демократия и политический идеал США

Зачастую политический идеал Америки отождествляется с демократией. Соответственно, в распространении демократии (или либерально-демократических ценностей) на весь мир и заключается цель мировой самоэкспансии США. Казалось бы, сложно совместить идеалы демократии и либеральные ценности с принципами доминирования и мирового диктата. При этом довольно сложно найти обоснование стремлению к господству над миром, используя одновременно демократический и имперский лексикон идеи Pax Americana. Вообще, концепт «глобальной демократизации» содержит в себе имперские черты, интенции и главное - императивы. Тем не менее США долгое время достаточно успешно позиционировали себя в качестве «гаранта мировой демократии» (Э. Я. Баталов), и здесь следует отдать дань идеологическому противостоянию эпохи холодной войны: «Успешную борьбу с мировым коммунизмом можно было вести лишь при наличии эффективного идейного оружия. Таким оружием, способным противостоять социалистическому идеалу, мог быть только демократический идеал» [15].

Вообще, политический идеал -как центральная идея идеологий, доктрин, политических теорий - не может быть сведён к политическим формам, моделям политического устройства и т. д.

Здесь следует согласиться с апофатикой П. И. Новгородцева: «Ни наилучшее устройство

власти, ни справедливое распределение богатств, ни всеобщее довольство и счастье, ничто не соответствует безусловному содержанию той нормы, определения которой мы ищем. И власть, и богатство, и счастье, всё это внешние и относительные блага, имеющие значение средств для достижения высших целей» [3, с. 110].

Также учёный отмечал: «Столь же незаконным является этот приём абсолютизации исторических начал и в применении к каким-либо отдельным элементам общественной жизни. Когда, например, единоспасающим идеалом общественного устроения объявляются народовластие, парламентаризм, социализм и т. п., то очевидно, что и в этих случаях временные и конкретные средства осуществления абсолютного идеала, подсказанные теми или другими затруднениями и нуждами общественной жизни, принимаются за существо самого идеала» [3, с. 119-120].

С одной стороны, продвижение демократии увязывается с безопасностью Америки в управляемом ею же мире, выстроенном по «демократическим принципам» (в реальности, по американскому политическому «образу и подобию», в качестве «образца демократии» весьма сомнительному).

Так, в своей работе «Нужна ли Америке внешняя политика?» Г. Киссинджер цитирует статью 1996 г. одного политика: «В мире, который становится всё более взаимозависимым, Америку всё больше волнует то, как, хорошо или плохо, управляют своими делами другие страны. Чем больше появляется стран, избравших демократическую модель развития, и чем теснее они связаны друг с другом, тем в большей безопасности будет чувствовать себя Америка...» [11, с. 284].

15 Баталов Э. Я. Проблема демократии в американской политической мысли ХХ века. М.: Прогресс-Традиция, 2010. С. 12.

Таким образом, под предлогом распространения ценностей и исполнения особой миссии (при этом распространению подлежат только те феномены, над которыми Америка, по определению, сможет в дальнейшем сохранить контроль) происходит расширение влияния и усиление контроля.

Как замечает Э. Я. Баталов, «выполнение Соединёнными Штатами „предначертанной" им Миссии есть политико-культурное предприятие, которое должно обернуться для Америки успехом - политическим, коммерческим, военным». И далее в продолжение мысли о демократии как гарантии безопасности Америки: «Как объяснял, например... Энтони Лэйк, „чем большее развитие получат демократия и рыночная экономика в других странах, тем более защищённой, процветающей и влиятельной будет наша нация"» [16].

Конечно, для распространения демократии важно также то обстоятельство, что демократия как «предмет экспорта» США должна была выглядеть респектабельно, т. е. быть представлена как идеал, собственный идеал Америки, а иначе получается, что экспортируется нечто недостаточно ценное, непригодное «для собственного употребления».

С другой стороны, при всей своей притягательности и, если угодно, респектабельности, идея демократии - как она бытует в американской политической мысли и истории - при ближайшем рассмотрении представляется скорее штампом со стёршимся изображением, узнаваемым лишь по контурам и названию. Именно такая «демократия» (как

бренд или товар) и подлежит «распространению», так как при необходимости этот концепт можно преобразовать как угодно, соответственно любой политической ситуации. Такой конструкт может удачно вписываться в изменяющиеся идеологические системы и «каскады», но едва ли может быть политическим идеалом.

Один из известнейших неоконсерваторов, публицист Ирвинг Кристол, обратившись к изучению исторической картины развития демократической идеи в Америке, с удивлением обнаруживает, «во-первых, насколько невнятной эта идея оставалась на протяжении большей части американской истории, и во-вторых, насколько сами американские историки пребывают в замешательстве по поводу этой идеи».

Он приходит к выводу: «...Мы имеем здесь дело с идеологией, причём настолько истовой, что она представляет своего рода религиозную веру. И действительно, эту идеологию можно с полным основанием назвать „демократической верой"... Будучи подлинной верой, этот феномен очень сложен и многолик. Но всё же о нём можно сказать две простые истины. Во-первых, эта вера сосредоточена более всего на источниках и происхождении политической власти, а не на практических последствиях этой власти. Другими словами, она, подобно всем верам, делает наибольший упор скорее на „добрые" намерения человека (в данном случае -демократические), чем на то, что может получиться из этих намерений. ...Второе, неизбежно вытекающее из первого: мы имеем здесь дело совсем не с политической философией. ...Разница между демократической верой и демократической философией состоит в следующем: в то время как вера может отметить отдельные проблемы демократии, она лишена способности распознать или оценить проблематичность демократии» [17, с. 131-132].

16 Баталов Э. Я. Русская идея и американская мечта. М.: Прогресс-Традиция, 2009. С. 267.

17 Кристол И. К итогам ХХ века. М.: ИНИОН РАН, 2014.

Главная же причина того, что демократия, как бы мы её ни понимали, не может быть ни представлена обоснованно в качестве политического идеала Америки, ни тем более являться им, состоит в том, что с середины 70-х годов ХХ в. был инициирован процесс демонтажа демократии. (Конечно, тут дело не столько в факте такого демонтажа, сколько в том, что он стал возможен..) Вообще, надо сказать, американская демократия как политическая реальность и как феномен идеолого-теоретический львиной своей частью погружена в риторику и демагогию, которые следует (но, как правило, крайне сложно) отличать от идеологии.

Так, И. Кристол вынужден признать, что американцы «приняли демократическую демагогию в качестве единственно приемлемого способа риторического общения между правительством и народом республики» [17, с. 115].

В политических терминах суть трансформации, согласно программе преобразований, активно внедряемой начиная с середины 70-х годов, - «развод демократии и либерализма».

По выражению С. С. Сулакшина и В. Э. Багдаса-ряна, «вместо демократической модели устанавливается новый иерархизм. Доминирующей стала тенденция к корпоративизации. ...Либерализм, по сути, окончательно разрывает с демократией и уже открыто позиционируется как элитаризм» [18].

О «раздемократизации» пишет А. И. Фурсов: «В 1975 г. увидел свет доклад „Кризис демократии", написанный по заказу Трёхсторонней комиссии С. Хантингтоном, М. Крозье и Дз. Ватануки*. В докладе чётко фиксируются угрозы положения правящему слою - прежде всего против него начинают работать демократия и welfare state (государство всеобщего социального обеспечения), оформившиеся в послевоенный период. Под кризисом демократии имелся в виду не кризис демократии вообще, а такое развитие демократии, которое невыгодно верхушке.

В докладе утверждалось, что развитие демократии на Западе ведёт к уменьшению власти правительств, что различные группы, пользуясь демократией, начали борьбу за такие права и привилегии, на которые ранее никогда не претендовали, и эти „эксцессы демократии" являются вызовом существующей системе правления. Угроза демократическому правлению в США носит не внешний характер, писали авторы, её источник - „внутренняя динамика самой демократии в высокообразованном, мобильном обществе, характеризующемся высокой степенью (политического. - А. Ф.)участия".

Вывод: необходимо способствовать росту невовлечённости (noninvolvement) масс в политику, развитию определённой апатии, умерить демократию, исходя из того, что она лишь способ организации власти, причём вовсе не универсальный... Ослабление демократии и среднего слоя предполагало ослабление базовых институтов капиталистического общества, по сути - их демонтаж» [19].

Совершенно ясно, что для правящего класса Америки (и всего Запада) не демократия находилась в кризисе, но наоборот - кризис власти заключался в чрезмерном развитии демократии.

18 Сулакшин С. С., Багдасарян В. Э. Россия: вызовы дня. Сб. докладов. М.: Наука и политика, 2015. С. 94-95.

19 Фурсов А. Вперёд, к победе! Русский успех в ретроспективе и перспективе. М.: Изборский клуб, Книжный мир, 2015. С. 240.

* Речь идёт о работе: The Crisis of Democracy. Report on the governability of democracies to the Trilateral Commossion / Michel J. Crosier, Samuel P. Huntington, Joji Watanuki. N. Y.: New York University Press, 1975.

Итак, не то, чтобы рассматривать демократию как идеал, но и вообще придавать ей универсальный смысл, будет явным образом нелепо.

В другой работе А. И. Фурсов утверждает, что доклад 1975 г. «на несколько десятилетий становится идеологическим обоснованием раздемократиза-ции Запада и своеобразным руководством к действию. ...„Кризис демократии" подвёл черту под тридцатилетием демократии и открыл новую эпоху в истории Запада - противоположную „славному тридцатилетию" (Ж. Фура-стье), означавшую возвращение капитализма, буржуазного общества ядра капсистемы к состоянию рубежа Х1Х-ХХ вв., к состоянию „железной пяты" (Дж. Лондон)» [20].

Сам по себе факт объявления идеологами и стратегами программы глубокого преобразования всей системы общества в виде научно-аналитического, экспертного заключения, почти «трактата», написанного известными, увенчанными лаврами мужами, удивлять не должен - но всё же удивляет.

По словам Б. Ю. Кагарлицкого, «показательно, что идеологическое наступление правых приняло форму экспертной работы, иными словами, излагаемая политическая позиция демонстративно представлялась публике как взвешенная, надпартийная, нейтральная и объективная в противовес идеологически нагруженным выступлениям радикальных мыслителей и публицистов» [21].

20 Фурсов А. И. Демократия в системе капитализма: суть, фасад, демонтаж // Знание. Понимание. Умение. 2013. № 4. С. 46.

21 КагарлицкийБ. Неолиберализм и революция. СПб.: Полиграф, 2013. С. 28.

Библиография • References

АрендтХ. О революции. М.: Европа, 2011. - 464 с. [Arendt H. O revoliutsii. M.: Evropa, 2011. - 464 s.]

Американская идеология и претензии США на глобальное доминирование. Совместный доклад аналитического центра Katehon и РИСИ // URL: katehon.com/ ru/content/amerikanskaya-ideologiya-i-pretenzii-ssha-na-globalnoe-dominirovanie [Amerikanskaja ideologija I pretenzii USA na global'noe dominirovanie. Sovmestnij doklad analiticheskogo tsentra Katehon i RISI // URL: katehon.com/ru/content/ amerikanskaya-ideologiya-i-pretenzii-ssha-na-globalnoe-dominirovanie] Сулакшин С. С., Багдасарян В. Э. Россия: вызовы дня. Сб. докладов. М.: Наука

и политика, 2015. C. 87-104. [Sulakshin S. S., Bagdasarjan V. E. Possija: vyzovy dnja / Sb. dokladov. M.: Nauka

i politika, 2015. S. 87-104] Баталов Э. Я. Мировое развитие и мировой порядок (анализ современных американских концепций). М.: РОССПЭН, 2005. - 376 c. [Batalov E. Ja. Mirovoje razvitije I mirovoi porjadok (analis sovremennych amerikan-

skich kontseptsij. M.: ROSSPEN, 2005. - 376 s.] Баталов Э. Я. Проблема демократии в американской политической мысли ХХ века. М.: Прогресс-Традиция, 2010. - 376 с. [Batalov E. Ja. Problema demoktatii v amerikanskoi politicheskoi mysli XX veka. M.: Progress-Traditsija, 2010. - 376 s.]

Баталов Э. Я. Pусская идея и американская мечта. M.: Прогресс-Традиция, 2009. - 384 c.

[BatalovE. Ja. Russkaja ideja i amerikanskaja mechta. M.: Progress-Traditsija, 2009. -384 s.]

Гершов З. M. Вудро Вильсон. M.: Mысль, 1983. - 335 c.

[Gerschov Z. M. Vudro Vilson. M.: Mysl', 1983. - 335 s.]

Иноземцев В. Л. Книгочей. M.: Ладомир, 2005. - 4б4 c.

[Inozemtsev V. L. Knigochej. M.: Ladomir, 2005. - 4б4 s.]

КагарлицкийБ. Hеолиберализм и революция. СПб.: Полиграф, 2013. - 25б c.

[Kagarlitskij B. Neoliberalism i revolutsija. SPb.: Poligraf, 2013. - 25б s.]

Киссинджер Г. ^жна ли Америке внешняя политика? К дипломатии для XXI века. M.: Ладомир, 2002. - 352 c.

[Kissindger G. Nuzhna li Amerike vneshnjaja politila? K diplomatii dlja XXI veka. M.: Ladomir, 2002. - 352 s.]

Кристол И. К итогам ХХ века. M.: MHMÜH PАH, 2014. - 188 c.

[KristolI. K itogam XX veka. M.: INION RAN, 2014. - 188 s.]

Mаныкин А. С. ^следие американской революции: консервативная интерпретация II Проблемы американистики. Вып. 8. Консерватизм в США: прошлое и настоящее I под ред. Е. Ф. Языкова. M.: Издательство Mосковского университета, 1990. C. 130-157.

[ManykinA. S. Nasledije amerikanskoi revoljutsii: konservativnaja inrterpretatsija II Problemy amerikanistiki. Vyp. 8. Konservatizm v USA: proshloje i nastojaschee I pod red. E. F. Jazykova. M.: Izdatel'stvo Moskovskogo universiteta, 1990.

5. 130-157]

Mощелков E. H. Государственная идеология в Pоссии: конфликт прошлого и настоящего II Философия политики и права. Ежегодник научных работ. Вып.

6. Цивилизации в эпоху глобализма. К 75-летию со дня рождения А. С. Пана-рина I под общ. ред. Е. H. Mощелкова, О. Ю. Бойцовой, В. H. Pасторгуева. M.: Издатель Воробьёв А. В., 2015. C. 128-142.

[Moschelkov E. N. Gosudarstvennaja ideologija v Rossii: konflikt proshlogo i nasto-jaschego II Filosofija politiki i prava. Ezhegodnik nauchnych rabot. Vypusk б. Tsivilizatsii v epochu globalizma. K 75-letiju so dn'ja rozhdenija A. S. Panarina I pod obschej red. E. N. Moschelkova, O. Ju. Boitsovoi, V. N. Rastorgueva. M.: Izdatel' Vorob'jov A. V., 2015. S. 128-142]

Новгородцев П. И. Об общественном идеале. M.: Пресса, 1991. - б40 c.

[NovgorodtsevP. I. Ob obschestvennom ideale. M.: Pressa, 1991. - б40 s.]

От миропорядка империй к имперскому миропорядку I отв. ред. Ф. Г. Войтолов-ский, П. А. Гудев, Э. Г. Соловьёв. M.: Hаучно-образовательный форум по международным отношениям, 2005. - 204 c.

[Ot miroporjadka imperij k imperskomu miroporjadku I otv. red. F. G. Voitolovskij, P. A. Gudev, E. G. Solov'jov. M.: Nauchno-obrazovanel'nyi forum po mezhduna-rodnym otnoshenijam, 2005. - 204 s.]

Петров Д. Б. «Американизм»: идеологический ракурс. Исследования классовых функций идеологической стратегии США (б0-70-е годы). M.: Mысль, 1980. -1б5 c.

[Petrov D. B. «Amerikanizm»: ideologicheskij rakurs. Issledovanija klassovych funktsij ileologicheskoi strategii USA (б0-70-e gody). M.: Mysl', 1980. - 1б5 s.]

Романов В. В. В поисках нового миропорядка: внешнеполитическая мысль США (1913-1921 гг.). M.; Тамбов: ТГУ, 2005. - 515 c.

[Romanov V. V. V poiskach novogo miroporjadka: vneschnepoliticheskaja mysl' USA (1913-1921 gg.). M.; Tambov: TGU, 2005. - 515 s.]

10I2016

0Б0ЗPЕВАTЕЛЬ-0BSERVER

85

ТрубецкойЕ. Н. Социальная утопия Платона. М.: Кушнерёв и К°, 1908. - 110 c. [TrubetskojE. N. Sotsial'naja utopija Platona. M.: Kushnerjov & Co, 1908. - 110 s.] Уткин А. И. Теодор Рузвельт: Политический портрет. Свердловск: Издательство

Уральского государственного университета, 1989. - 192 c. [UtkinA. I. Teodor Ruzvelt: Politicheskij portret. Sverdlovsk: Izdatel'stvo Uralskogo

gosudarstvennogo universiteta, 1989. - 192 s.] Фурсов А. Вперёд, к победе! Русский успех в ретроспективе и перспективе. М.: Из-

борский клуб, Книжный мир, 2015. - 384 c. [FUrsov A. Vperjod, k pobede! Russkij uspech v retrospective i perspective. M.: Izborskij

klub, Knizhnyi mir, 2015. - 384 s.] Фурсов А. И. Демократия в системе капитализма: суть, фасад, демонтаж // Знание. Понимание. Умение. 2013. № 4. C. 42-48. [Fursov A. I. Demokratija v sisteme kapitalizma: syt', fasad, montazh // Znanije,

Ponimanije, Umenije. 2013. № 4. S. 42-48] The Crisis of Democracy. Report on the governability of democracies to the Trilateral Commossion / Michel J. Crosier, Samuel P. Huntington, Joji Watanuki. N. Y.: New York University Press, 1975. - 227 p.

Начата подписка на 2017 г. на журнал «Обозреватель-ОЬвегуег» в каталоге «Газеты и журналы» агентства «РОСПЕЧАТЬ»:

47653 - на полугодие 36789 - на год