CC BY
21
ходятся в кричащем противоречии с их экономическими перспективами. Выход из безработицы, нищеты многие молодые люди в этих странах видят лишь один: миграция в Европу. И этот миграционный поток в Европу будет нарастать с каждым годом.
P.S. 2011 г. власти ФРГ ужесточили практику пересечения своей границы для лиц, которые не являются гражданами ЕС.
Перевод с немецкого В. Родина.
«Наш современник», М., 2012 г., с. 149-151.
Роберт Ланда,
Востоковед (ИВ РАН)
ПОЛИТИЧЕСКИЕ ВОЛНЕНИЯ В АРАБСКОМ МИРЕ: ВИДИМОСТЬ И СУТЬ
Арабский мир с самого начала 2011 г. (а кое-где даже в последние месяцы 2010 г.) пришел в движение. События во всех без исключения арабских странах Африки и Йемене, а также их отголоски в Сирии, Ливане, Иордании и Бахрейне привлекли внимание международной общественности. В нашей стране реакция на них была довольно противоречивой - от опасений, что это - «акция исламистов» или нечто, якобы провоцирующее «рост исламского радикализма внутри России», до безусловного признания массовых выступлений арабов «революциями». Думается, однако, что своеобразный социально-политический подъем на севере Африки и в ряде стран Ближнего Востока нельзя считать ни делом рук исламистов, ни революциями в подлинном смысле этого слова. Революция - это все же победоносный переворот, коренным образом меняющий если не общественный, то уж хотя бы политический строй страны. Однако ни в одной из охваченных волнениями арабских стран ни о смене общественного, ни даже политического строя речь не идет. С большой натяжкой произошедшие там персональные перемены в руководстве можно назвать «полуреволюциями», скорее даже «недо-революциями».
Начнем с того, что все эти события носили ярко выраженный политический характер, проходили под светскими лозунгами, причем направленными не столько на социальные, сколько на персональные перемены. Исламисты, если и участвовали в них, то не в качестве вождей или инициаторов, а лишь как попутчики, стремившиеся, скорее всего, не слишком «засветиться», чтобы не дать повода для репрессий (в Ливии и Сирии они, в конце концов,
154
выступили, но об этом - разговор особый). Что же касается исламизма в России, то он, хоть и поддерживается, несомненно, извне, но все же имеет в первую очередь специфические исторические, психологические и сугубо политические корни и стимулы, глубоко уходящие в наше царское и сталинское прошлое, а также - в хаос, путаницу и беспредел, порожденные распадом СССР, упадком военной, материальной и административной мощи России, в 90-е годы переживавшей один из наиболее тяжелых кризисов в своей истории, в том числе - кризис идейный, поставивший под вопрос прежние постулаты межнационального согласия, дружбы и братства народов.
Возвращаясь к проблемам арабов, надо подчеркнуть, что имеющееся во всех арабских странах исламистское подполье является выражением не религиозного, прежде всего, а социального, экономического и политического недовольства, вырядившегося в исламские одежды. Ислам - вообще достаточно политизированная религия, официально выступающая против ростовщического процента, что многими понимается как осуждение капиталистической прибыли, и за социальную справедливость, так как, согласно принципу «саадака», богатый мусульманин обязан помогать неимущему единоверцу. Поэтому нередко в наши дни, особенно после краха СССР и компрометации связанного с ним мирового коммунистического движения, ислам становится знаменем грезящих о равенстве и переустройстве мира революционных бунтарей, причем - не только на Востоке. В частности, в России Национальное объединение русских мусульман (охватывающее далеко не всех этнических русских, принявших ислам) насчитывало уже в 2004 г. 3 тыс. человек. В Великобритании принявших ислам англичан в 2000 г. было 5 тыс., их число увеличилось в последующие годы в несколько раз. Во Франции около 30 тыс. бывших католиков и атеистов (включая отдельных активистов компартии), приняв ислам, образовали еще в 1985 г. Национальную федерацию мусульман Франции.
Взлет исламизма по всему Востоку, от Марокко до Филиппин (не исключая Кавказа и Средней Азии), породила исламская революция 1978-1979 гг. в Иране, влияние которой объективно усилила война 1979-1989 гг. Советской армии против исламистов Афганистана. Следует обратить внимание на то, что революция в Иране развивалась по схеме, впоследствии реализованной (и реализуемой в наши дни) в самых разных регионах мира ислама. Везде происходило одно и то же:
155
1) непрерывный вследствие «демографического взрыва» рост неимущих социальных низов города и деревни, составляющих в большинстве стран ислама до 30-40% активного населения;
2) маргинализация и обнищание этих слоев вследствие экономической и технологической отсталости, стихийной сверхурбанизации, низкой квалификации, нехватки капиталов и рабочих мест;
3) чудовищная коррупция - основная база перерастания бюрократии стран ислама в бюрократическую или паразитическую буржуазию, а также - сверхобогащения всех причастных к власти;
4) как следствие этого - перманентная социальная сверхнапряженность, обостренная за последние десятилетия общим повышением грамотности и относительного уровня социального и гражданского самосознания, развитием СМИ и Интернета, резко повысивших степень информированности населения. К этому надо добавить возросшую роль женщин в арабском обществе, прежде всего - в странах Магриба и Египте, что проявляется в семье, в системе образования и науки, в общественной жизни.
Свою роль сыграли и субъективные факторы. Например, в Марокко к началу XXI в. безработица достигла 20% населения, но социальное недовольство не перехлестывало через край (хотя еще в 80-е годы здесь были арестованы 2 тыс. исламистов). Причина -высокий авторитет правящей династии Алауитов, возводящей свой род к Пророку Мухаммеду и сосредоточившей в своих руках и светскую, и религиозную власть, соперничество арабской и берберской фракций местной элиты, сплочение большинства жителей на противостоянии Алжиру в борьбе за Западную Сахару и Испании - в борьбе за возвращение Сеуты и Мелильи.
В Тунисе положение было лучше («всего» 17% безработных), но президент Бен Али, правивший страной с 1987 г., не обладал харизмой короля Марокко или своего популярного предшественника Хабиба Бургибы, которого он сверг, после этого превратив Тунис в полицейское государство, где и партии, и пресса, и духовенство, при Бургибе все-таки игравшие какую-то, пусть ограниченную роль, утратили всякое значение. Бен Али подавил исламистов, но это, ввиду жесткости его диктатуры, опиравшейся на спецслужбы, лишь сыграло исламистам на руку. В стране с самым высоким среди арабов уровнем образования, с очень высокой долей учившейся во Франции интеллигенции и там же воспитанных профсоюзных и научно-технических кадров, с обилием выпускников вузов, не имевших работы, годами копилось недоволь-
156
ство, не находившее выхода ни в СМИ, контролировавшихся властями, ни в иной публичной сфере. Но через Интернет, СМИ Франции и Италии тунисцы все знали и о фальсификациях выборов (в том числе пять раз «избиравшегося» Бен Али), и о махинациях окружения Бен Али, особенно клана его второй жены, и о коррупции в госаппарате и правящей партии. Поэтому внешне незаметно зревшее недовольство так ярко вспыхнуло после акта самосожжения молодого тунисца, протестовавшего против безработицы и произвола полиции. В результате пяти дней стычек народных демонстраций с властями все было кончено: режим пал, Бен Али эмигрировал в Аравию, правящая партия распущена. Что будет дальше, сказать трудно, ибо силы оппозиции слабы и разрозненны. Позиция армии пока не ясна. Не исключен, если не приход к власти, то, по крайней мере, выход на политическую авансцену исламистов, лидер которых, Рашид Ганнуши, вернулся из Лондона. По сути дела, он сейчас - единственный в стране политик «с именем». Косвенно на начавшееся в стране «сведение счетов» указывают 24 тыс. беженцев из Туниса в Италии. Короче, положение в стране весьма нестабильно.
Иначе развивались события в Египте, где уровень жизни и образованности народа был намного ниже, чем в Тунисе, где «га-маат исламийя» (исламские ассоциации) объединяли миллионы молодых людей, а десятки тысяч из них входили в откровенно террористические группы экстремистов. Президент Хосни Муба-рак, сменивший в 1981 г. убитого ими Садата, вел с исламистами ожесточенную и в целом успешную борьбу. Однако масштабы недовольства соответствовали масштабам страны с 85 млн. населения, справиться с ним было трудно, тем более что социальная поляризация и социальные противоречия в обществе росли очень быстро, так же, как и воздействие на общественное мнение неурегулированности ближневосточного конфликта, многими египтянами еще с середины XX в. принимаемого близко к сердцу, и сверхобогащения «жирных котов», как именуют в Египте буржуазно-бюрократическую верхушку. Примером такого обогащения был сам Мубарак, обладатель то ли 40, то ли 70, то ли всего 1 млрд. долл., нажитых в основном от «процентов» с военных контрактов. Известно, что это весьма распространенная форма наживы арабских военных: в Алжире уже в 1970-1980-е годы многих высших офицеров называли «месье дис» (за получение ими 10% с каждого контракта государства с той или иной фирмой).
157
В этих условиях странно не то, что Мубарак в конце концов потерпел крах, а то, что он продержался у власти 30 лет. Это объясняется его умением маневрировать внутри и вне страны, прагматизмом и выдержкой. Но он был вынужден уйти, несмотря на то, что его сугубо взвешенная и компромиссная политика по большому счету устраивала многих, в том числе за рубежом (включая Израиль и США). Однако напор недовольных масс снизу был достаточно силен. Мубарака поэтому сменил Высший военный совет во главе с фельдмаршалом Мухаммедом Хусейном ат-Тантави, символизирующий власть армии, которая с самого начала волнений придерживалась нейтралитета. Но в таком случае встает вопрос: а можно ли называть то, что произошло в Тунисе (где армия также заняла позицию «невмешательства») и Египте революцией? «На всем Ближнем и Среднем Востоке, - отметил в этой связи президент Института Ближнего Востока Е.Я. Сатановский, - армия занимает ключевые позиции в режимах. В Египте она у власти почтив шесть десятилетий. И Гамаль Абдель Насер, и Анвар Садат, и Хосни Мубарак - все это армия. Поэтому сейчас мы имеем дело всего лишь с изменениями властных полномочий в рамках существующего режима».
Информация, поступившая впоследствии из Туниса, Каира и прочих арабских столиц, лишь подтверждала данную оценку. Но если она верна, то невольно напрашивался следующий вопрос: а почему это так? Ведь для массовых народных волнений в арабском мире, как мы уже отмечали, действительно были серьезные основания. И движения протеста в этих странах были вполне закономерны и неизбежны, особенно сейчас, когда до 40-50% их населения составляет молодежь 15-30 лет, в большинстве своем имеющая начальное и среднее образование, недовольная не только массовой безработицей, но и невозможностью реализовать свои завышенные ожидания, порожденные знакомством с жизнью Запада как через Интернет, социальные сети «Фейсбука» и «Твитте-ра», так и через личные контакты: только в Европе постоянно находятся (работают, учатся, занимаются бизнесом) до миллиона тунисцев, а непосредственно Тунис ежегодно посещают несколько миллионов западных туристов.
Но молодежь, эта ставшая «преобладающей в обществе наиболее пассионарная, нетерпеливая и решительная часть населения», созрела для выражения своего протеста в социальном, эмоциональном и психологическом плане, но не была к этому готова организационно, политически и идеологически. Светская оппози-
158
ция была слаба и разъединена, а часть ее даже признавала необходимость единения с наиболее жестоко преследуемыми исламистами как с единственной силой, способной «мобилизовать народ». Возникавшая таким образом перспектива массового восстания под руководством исламистов серьезно беспокоила правящие круги Запада, в целом поддерживавшие правящие режимы в Тунисе и Египте, но в то же время хорошо информированные и о настроениях египтян и тунисцев, и о постепенном размывании социальной базы слишком «засидевшихся» у власти Хосни Мубарака и Бен Али. Ставка на них становилась все менее надежной. К тому же, рост влияния исламистов во всех арабских странах за последние годы общеизвестен, как и ширящиеся масштабы их взаимодействия. Это касается, прежде всего, Алжира, где две умеренно-исламистские партии - «Движение общества за мир» (ДОМ) и «Нахда» входят в правящую коалицию и вместе с «Движением за национальную реформу» регулярно собирают 15-20% голосов избирателей и имеют своих депутатов в парламенте, а примерно 1 тыс. исламистов-экстремистов из группировки «Аль-Каида исламского Магриба» продолжают вооруженную борьбу против режима на северо-востоке страны и в Сахаре.
Вместе с тем в Египте и Тунисе исламисты не так «на виду», как в Алжире, что и заставляет опасаться их гораздо больше в связи с непредсказуемостью и скрытностью действий их подполья, о котором мало что известно, но в наличии и весомости которого мало кто сомневается. Это - проблематика одного из основных за последние 30-40 лет конфликтов, противопоставивших Запад с его многосторонней и всеобъемлющей глобализацией и Восток, выдвинувший против Запада в качестве основного аргумента исламизм, или политический ислам.
В мире нет единого мнения по поводу взаимоотношений глобализации и политического ислама. Часть исследователей, трактуя глобализацию как нормальный процесс усвоения Востоком высокотехнологичной цивилизации Запада, делает упор на адаптацию исламистов к этому процессу и использование его в своих интересах. Другие считают, что на самом деле исламисты ведут против Запада непримиримую войну, отвергая какую-либо вестернизацию. На деле имеет место то, и другое.
Глобализация отвоевывает у исламизма на Востоке лишь некоторые позиции в сфере экономики и новейших технологий (в том числе военных), но встречает ожесточенное сопротивление в сфере политики, идеологии и духовной жизни. Воспринимая ее
159
как продолжение тысячелетней экспансии Запада, посягающего на их самобытность и религию, мусульмане поддерживают в большинстве своем исламистов как защитников своей веры, образа жизни, нравов, обычаев и мировоззрения. Этому способствует традиция противоборства ислама и христианства в эпохи арабских завоеваний, Крестовых походов, корсарства и колониализма. К тому же, глобализация сегодня в глазах мусульман - главная причина экономических и социальных трудностей, особенно - обнищания огромных масс городских и сельских маргиналов, доля которых во многих странах Востока, прежде всего, мусульманских, превышает 40%. А они - основная социальная база политического ислама от Сенегала до Филиппин, обещающего решить все проблемы созданием «подлинно» исламского государства с Кораном в качестве конституции. Это движение усиливается также за счет многомиллионных мусульманских диаспор на Западе, являющихся для исламистов источником финансовых средств, а также - политического, социального, организационного и технического опыта. Важен также фактор присоединения к исламистам (не по религиозным, а по политическим соображениям) части интеллектуальной элиты мира ислама, в том числе - воспитанной в университетах Запада.
Сейчас можно сказать, что глобализация в привычном для нас смысле «вестернизации» сталкивается на Востоке с более скрытой, но не менее реальной «глобализацией исламизма» или политического ислама. Между ними действительно идет война. На стороне первой - экономическая и финансовая мощь, военно-силовое превосходство (пока) и т.п. Но на стороне второй - умелое наращивание тех же самых преимуществ и, сверх того, все более эффективное использование объективных слабостей Запада, который может привлечь к себе главным образом сытых и благополучных людей Востока. Но там гораздо больше неблагополучных, нуждающихся в социальной справедливости и готовых сражаться за нее. Получив поддержку значительной части имущих слоев (а она есть уже сейчас), исламисты имеют шансы на успех, если военная борьба с ними не будет сопровождаться радикальными переменами в экономике, культуре, социальном и политическом развитии мира ислама.
Однако, судя по всему, особенно - по событиям последнего времени, Запад, хоть и пытается как-то содействовать социально-технологическому и хозяйственному обновлению Востока (на что указывает хотя бы Барселонское соглашение 1995 г. об оказании
160
всесторонней помощи арабским странам Средиземноморья), но все же предпочитает, во всяком случае - в арабском мире, действовать традиционными силовыми методами. Причина - в стремлении сохранить сложившуюся за века модель неравноправных отношений с Востоком, закрепить финансовый, военный, научно-технологический и прочий контроль над ним. Тем более что со-циоэкономическая обстановка на Востоке меняется медленно, сопровождаясь кризисными явлениями, часто - хаосом, «ломкой прежних социальных устоев, столкновением традиционного или неотрадиционного мышления и поведения с новыми ценностями, которые приходят в основном с Запада». За всеми этими переменами, тем более - за сопровождающими их сдвигами в социальной психологии и настроениях масс, не поспевают ни восточные политики, ни западные аналитики. Отсюда - непродуманность, неосновательность, запоздалость (а иногда, наоборот, торопливость) действий и выводов и тех, и других.
В Египте и Тунисе, где многое решила позиция армии, сориентированной на помощь и технологию Запада, а также - прозападных кругов интеллигенции и студенчества, эта неосновательность проявилась минимально, главным образом - в уже упоминавшейся незавершенности произошедших «полуреволюций», которые произвели лишь смену прежних правителей, но не функционировавших при них режимов. В еще большей степени эта неосновательность продемонстрирована была Западом в Ливии и Сирии.
Здесь надо еще раз оговориться: в Ливии и Сирии, как и в прочих арабских странах, были и есть поводы для социального недовольства и политического протеста. Однако и это недовольство, и этот протест приняли странные формы, порожденные, как и в Египте и Тунисе, активным вмешательством извне. Только в Египте и Тунисе оно было, если можно так выразиться, более компетентным и основанным, очевидно, на хорошей информированности спецслужб Запада. Чего, судя по всему, не было ни в Ливии, ни в Сирии. Но США и их союзники явно опасались, с одной стороны, народных восстаний под предводительством и контролем исламистов, с другой - ослабления своих позиций в регионе вследствие усиления влияния конкурентов. Известны постоянные опасения США и Израиля в отношении воздействия на события в арабском мире Ирана, имеющего множество сторонников среди шиитов Ирака, Бахрейна, Ливана, поддерживающего движение ХАМАС среди палестинцев и являющегося союзником Сирии. Не
161
меньше забот доставляет Западу Китай, проявляющий в последние годы интерес к арабским странам, в которых множатся контракты с Китаем и постоянно растет количество китайских бизнесменов, учащихся, технического персонала, специалистов в самых разных областях.
Наконец, не так быстро, как хотелось бы, но все же восстанавливает свои позиции в арабском мире и Россия, только за последний год сыгравшая позитивную роль в преодолении раскола среди палестинцев и активизировавшая сотрудничество с Алжиром и Ливией в нефтегазовой сфере, в области морского транспорта и военно-технической кооперации. Назвав это сотрудничество «стратегическим» и «доверительным» во время своего визита в Алжир в октябре 2010 г., президент Медведев подчеркнул, что оно вышло на новый уровень. Неслучайно Алжир входит в тройку основных наших торговых партнеров в Африке. И так же неслучайно Запад особенно воспылал гневом против Каддафи, когда тот в марте 2011 г. заявил, что готов изгнать всех западных инвесторов и заключать контракты лишь с фирмами Индии, Китая и России.
Очевидно, вся сумма вышеперечисленных обстоятельств и негативное отношение к антимонархисту Каддафи союзников США среди нефтедобывающих монархий Персидского залива (объективно - конкурентов Ливии) и некоторых лидеров Европейского союза, как и давняя вражда США к Сирии, уже более 40 лет упорно отвергающей «рекомендации» Вашингтона, побудили Запад поторопиться с открытой поддержкой антиправительственных выступлений в Ливии и Сирии.
В Ливии. это надо подчеркнуть, почти отсутствовали экономические причины для недовольства. В стране не было нищих и безработных. Наоборот, в ней постоянно трудилось до 1,5 млн. иммигрантов из разных стран (чаще всего из Египта, Туниса, Албании, но были также турки, курды, а в последнее время - уроженцы Тропической Африки). Дешевое жилье, доступные образование и здравоохранение, прекрасные дороги (некоторые из них были выстроены еще итальянцами, до 1970 г. игравшими в стране заметную роль), самые крупные в Африке запасы нефти - такова была социальная реальность Ливии, в которой ВВП на душу населения составлял 12 тыс. долл. Однако в стране сохранялось племенное деление, влияние вождей племен и остатков всемогущих до 1969 г. суфийских братств, Особенно это относится к братству Сенусийя, влияние которого всегда распространялось и за пределы Ливии. К тому же оказалось, что часть племен, особенно на востоке стра-
162
ны, были недовольны распределением доходов от нефти, считая себя обделенными. Были и другие проблемы: недовольство получивших образование на Западе, возмущение молодежи, обычное для всех арабских стран (но не очень ярко выраженное в Ливии), коррупцией и информационной закрытостью страны, странности Каддафи, державшего в руках всю власть, не занимая никаких официальных постов и теоретически отвергая, вполне в духе прочитанных им Михаила Бакунина и Петра Кропоткина, государство как нечто враждебное «человечности».
Неудивительно поэтому, что «когда Тунис и Египет показали успешные примеры свержения прежних правителей, молодежь, объединенная информационными технологиями, вышла на улицы. Знамя восстания подхватили исламисты, «недовольные светскими устремлениями Каддафи» Процитированный тезис A.M. Васильева нуждается в комментариях. Во-первых, показательно, что события в Ливии начались именно после того, как успешно были отстранены с помощью выступлений «молодежи, объединенной информационными технологиями», Мубарак и Бен Али. Этот опыт решено было применить и в Ливии. При этом, если в Египте и Тунисе западные советчики, во многом направлявшие стихийно (?) начавшиеся выступления молодежи, все же старались держаться в тени, то в Ливии они уже открыто выступили против легитимного правительства страны, опираясь не столько на молодежь, сколько на гораздо более враждебные Каддафи группы исламофилов. При этом их не смутило то обстоятельство, что эпицентром восстания стал восток страны, где в свое время было особенно сильно влияние братства Сенусийя и где было больше всего и исламистов традиционного толка, и монархистов, не простивших Каддафи свержения короля Идриса, бывшего одновременно главой сенуситов. Более того, западные державы и их сторонников в Ливии не насторожило и наличие среди повстанцев активистов «Аль-Каиды», использовавшей каждый повод для усиления своей деятельности в Магрибе.
Как представляется, в данном случае Запад готов снова наступить на «афганские грабли», позабыв о том, что поддержка им исламистов в Афганистане в 1979-1989 гг. привела не просто к подъему исламизма во всем мире, но к взрывам посольств США, к распространению терроризма исламо-экстремистов практически на весь мир, особенно после их печально знаменитой авиа-атаки на Нью-Йорк и Вашингтон 11 сентября 2001 г. Недаром в Конгрессе
163
США в июне 2011 г. был поднят вопрос о прекращении «войны» в Ливии, уже стоившей за три месяца операций 715 млн. долл.
Однако Каддафи оказался крепким орешком. Его войска довольно быстро доказали свое превосходство над менее многочисленными и организованными повстанцами. Да и поддержку народа, особенно на западе страны, Каддафи сохранил. В этих условиях лишь удары авиации НАТО по войскам Каддафи и вообще по городам, которые он контролировал, да открытая помощь Запада спасли повстанцев от разгрома. Военные действия приняли затяжной характер, а вмешательство Запада во внутриливийский конфликт, официально прикрывавшееся заботой о «демократии» и «недопустимости антинародных репрессий», все более выглядело как нарушение международного права и агрессия явно в духе, казалось бы, давно забытого колониализма старых времен. Мало кого обманывают «сожаления» НАТО «о потерях среди мирного населения» и обещания «впредь проявлять крайнюю осторожность». Это не вяжется ни с тайной засылкой в Ливию (по израильским данным) «спецназовцев» Англии и США, ни с планируемым НАТО вводом войск в Ливию.
Чем бы ни закончились события в Ливии, они ясно дали понять, что никакой народ нельзя «осчастливить», если он этого не хочет и готов мужественно сопротивляться обстрелам и бомбардировкам. Кроме того, выявилось и различие между поколениями «революционеров» и «бюрократов» среди арабских правителей. И Мубарак, и Бен Али - во многом пленники «своей» среды, т.е. своего истеблишмента и окружавшей их бюрократии. И когда среда отказала им в доверии, они вынуждены были уйти. Наоборот, Каддафи - последний из могикан старого поколения арабских революционеров, сметавших в середине XX в. колониальные и монархические режимы. Каддафи начинал вместе с Насером, Бурги-бой, Бен Беллой. Он - не бюрократ и не коррупционер, он - борец по натуре, не привыкший отступать; будучи идеалистом, он заражал своим идеализмом многих, что, очевидно, тоже сыграло немаловажную роль в его многомесячном сопротивлении НАТО.
В какой-то мере на Ливии сказался и пример соседнего Алжира, уже более 20 лет успешно противостоящего как напору исламистов, так и нажиму США. В гражданской войне 1992-2002 гг. здесь погибли свыше 200 тыс. человек. И хотя война считается оконченной, отдельные группы исламистов пытаются ее продолжать, особенно в Сахаре. Однако режим в Алжире, хоть и жесткий и без колебаний подавляющий любые мятежные выступления, все
164
же находит способы смягчения и даже урегулирования во многих случаях внутренних противоречий, добиваясь ослабления и социальной, и этнической напряженности. Президент Абд аль Азиз Бу-тефлика, уже 12 лет правящий страной (что у многих алжирцев, даже некоторых его земляков, вызывает недовольство само по себе), проявляет одновременно твердость и, когда нужно, гибкость, умело проводя политику национального примирения и согласия. В парламенте представлен весь спектр политических направлений -от националистов и либералов до исламистов и марксистов (к каковым относятся 26 депутатов-троцкистов Партии трудящихся, именующей приватизацию «грабежом народного достояния»). В стране издается 90 газет и журналов, в большинстве своем независимых и подчас остро критикующих правительство. В Алжир возвращаются ранее бежавшие от террора исламистов политические эмигранты, реабилитируются былые противники режима и справа, и слева. Иными словами, Бутефлика, выслушивая разные мнения и допуская в определенных пределах политический плюрализм, проводит, пожалуй, единственно возможную в нынешних условиях политику успокоения и равновесия. Поэтому волнения в ноябре 2010 - феврале 2011 г., сопровождавшиеся столкновениями с силами порядка и демонстрациями протеста, серьезных последствий не имели. Алжирцы слишком устали и от десяти лет кровопролитной гражданской войны, и от бесконечных споров различных группировок за истекшее двадцатилетие. Кроме того, они не доверяют американцам, пытавшимся поддержать в 90-е годы исламистов, дабы руками последних вытеснить из Алжира Францию.
В остальных арабских странах волнения не приняли серьезного характера, будучи в основном отголосками выступлений в Египте и Тунисе. Кроме того, Запад совершенно не был заинтересован в дестабилизации режимов в Марокко, Иордании, Бахрейне. Другое дело - Сирия. Здесь, судя по всему, США и их союзники планировали повторить ливийский вариант.
Сирия - центр многих противоречий и проблем, лежащих в основе ближневосточного кризиса. США, высадив свои войска в Афганистане в 2001 г. и Ираке в 2003 г., предполагали реализовать свой план передела «Большого Ближнего Востока», установив тут угодные им порядки. Однако за прошедшие годы мало что изменилось. В Афганистане по-прежнему сильны талибы и «Аль-Каида», в Ираке, превратившемся в гнездо исламоэкстремизма, в 2004-2009 гг. погибло 109 тыс. человек, в том числе 66 тыс. граж-
165
данских лиц. Причем гибнут там не только арабы от рук американцев (и наоборот), но и сунниты от рук шиитов (и наоборот), курды - от рук постоянно вторгающихся в Иракский Курдистан турецких войск, простые граждане - от рук сил безопасности и «эскадронов смерти», часто убивающих людей по этноконфессио-нальному признаку. Естественно, вакханалия всеобщего террора в Ираке привела к наплыву в Сирию беженцев из Ирака, особенно курдов, а также - отступивших на территорию Сирии отрядов моджахедов (бойцов джихада) из самых разных стран. Все это негативно влияло на экономическую и социальную ситуацию в стране, меняло соотношение сил между этническими и религиозными общинами, обостряло отношения между ними. В то же время Сирия вызывала негативное к себе отношение на Западе, особенно в США и Франции, ввиду ее военно-политического господства в Ливане в 1976-2005 гг., что было связано «с существенным ограничением властной роли маронитов», ранее доминировавших в экономике и политике Ливана с опорой на помощь Запада, и ростом влияния суннитов, шиитов и друзов. Более того, по Таифскому соглашению 1989 г. президент Ливана (маронит) должен был назначать и смещать министров по согласованию с Палатой депутатов, в которой число мест от христиан и мусульман уравнивалось (а раньше делилось в соотношении 6:5). Марониты фактически потеряли свое прежнее господство в стране, что ослабило позиции Запада. На выборах в мае-июне 2005 г. сунниты получили 36 мест депутатов, христиане (в основном марониты) - 33, шииты - 29, а друзы - 15. В результате шииты, сунниты и друзы стали играть более важную роль в стране.
В то же время в самой Сирии после вынужденного (под давлением мирового общественного мнения и почти всех общин Ливана) вывода из Ливана сирийских войск в 2005 г. режим партии Баас оказался под угрозой. В стране усилились исламистское подполье и оппозиция со стороны суннитского духовенства, оживились протестные настроения друзов, вытесненных из политики господствующей общиной алавитов, а также - «элементы отчуждения доминирующей алавитской группировки от основной массы единоверного населения». Всем этим и решили воспользоваться противники режима, вдохновленные явной поддержкой Запада (в США даже были опубликованы данные о суммах, затраченных на подрывную деятельность в Сирии), а также ходом событий в Египте, Тунисе, Ливии и Йемене (где в марте-мае 2011 г. тоже казалось, что режим вот-вот падет). Первые удары оппозиционеры
166
(скорее - заговорщики) нанесли в Дераа (на юге страны, в округе Сувейда, где 87% жителей - друзы, а 11% - христиане, в основном лояльные режиму) и в Латакии, где на 12% христиан приходилось 62% алавитов. Расчет явно был на поддержку обиженных алавита-ми друзов, на внутриобщинные противоречия среди самих алави-тов и на создание сумятицы в районах с населением, пестрым в конфессиональном отношении.
Власти Сирии подавили эти выступления, но они в дальнейшем повторились как в упомянутых выше округах, так и в Дамаске и других городах. Президент Башар Асад заявил о готовности к реформам в сферах экономики и политики, даже пошел на уступки оппозиции, выпустив на свободу многих политзаключенных. Однако наладить диалог и достичь компромисса явно не входило в планы мятежников (а также тех, кто стоял за их спиной). Под видом мести за репрессии властей они стали систематически отстреливать служащих армии и полиции, пользуясь при этом, как стало известно, помощью неких «единомышленников», прибывших из Турции. Возможно, речь шла об «идейных» исламистах, ныне очень усилившихся в Турции, которые не приемлют социалистическую и светскую идеологию партии Баас, возможно, о сирийских «Братьях-мусульманах», бежавших за рубеж после их разгрома в 1982 г. отцом нынешнего президента. Не исключена и причастность к этим акциям наиболее «исламизированной» части палестинских беженцев и курдов из Ирака, из которых некоторые давно стоят на прозападных позициях и лишь укрепились на них после 2003 г. По слухам, доля курдов в Сирии возросла в последние годы (за счет беженцев от репрессий в Турции и войны в Ираке) и ныне составляет до 15%. Косвенно на наличие этой проблемы указывает ускоренное предоставление сирийского гражданства многим курдам, его не имевшим, в апреле 2011 г.
Стычки мятежников с полицией и войсками продолжались и в последующие месяцы. Создалось впечатление, что все они, как и события в Египте, Тунисе, Ливии, Йемене, являются частью единого плана по дестабилизации существующих режимов на Ближнем Востоке и замене их новыми, более устраивающими Запад. Вполне возможно, что это и есть реализация проекта перестройки «Большого Ближнего Востока». Ведь одновременно с событиями, о которых шла речь выше, США продолжали укреплять свои позиции: ликвидировали на территории Пакистана (даже не информируя власти этой страны) главу «Аль-Каиды» Усаму бен Ладена,
167
объявили о предстоящем выводе своих войск из Афганистана и Ирака.
Во многом это - скорее жесты, рассчитанные на предвыборный марафон в США, чем серьезные действия. Бен Ладена заменил весьма опытный, фактически давно руководящий «Аль-Каидой» 60-летний египтянин Айман аз-Завахири, а вывод войск -не более чем пропагандистская акция, ибо войска, в общем-то, остаются и речь идет не более чем об их ротации. В частности, в Ираке предполагается сохранить 15 представительств и 17 тыс. сотрудников, а посольство США в Багдаде будет насчитывать до 8 тыс. человек, включая военных, на что только в 2012 г. США потратят 7 млрд. долл. (официально - «в связи с выводом американских войск из Ирака»!). Иными словами, как сказал сопредседатель группы Совета Федерации РФ по сотрудничеству с Национальной ассамблеей Афганистана Р. Искужин, тем самым сохранится «своеобразная форма военного присутствия на после -военный период». А в Афганистане США тоже собираются и после 2014 г. (т.е. предполагаемой даты вывода войск) держать «25 тыс. солдат, имеющих боевой опыт». По мнению Р. Искужина, авантюры в Ливии и Сирии - «чистой воды разведпроект ЦРУ». Доказательство тому - «умелое разжигание противоречий между алавитами и суннитами», а также - «задействование курдского фактора в Сирии» и «создание Национального совета по типу ливийского».
Иными словами, США вместе с НАТО хотят «переиграть», обратить вспять важнейший революционный сдвиг XX в. - освобождение арабов, да и прочих народов Востока, от колониальной зависимости. При этом речь идет уже не о неоколониалистских формах зависимости (экономической, финансовой, технологической, в области науки, культуры, здравоохранения и т.п.), а о возврате к традиционному колониализму с установлением над наиболее непокорными арабскими странами прямого военного и административного контроля, с превращением местных правительств фактически в марионеток Запада. Скорее всего, из этого ничего не выйдет. Но опасность подобного ренессанса киплингов-ского «бремени белого человека» очевидна.
Трудный опыт арабского мира конца 2010 - первой половины 2011 г. показывает, что в наше время новейших информационных технологий, социальных сетей и средств связи, многократно умноживших свое воздействие на сознание людей, их мнения, представления и образ мыслей, буквально удесятерились возмож-
168
ности прямого влияния более развитых государств на социально-политическую ситуацию в странах менее развитых. Благодаря этому, ведущие державы мира могут без единого выстрела создать в странах, уступающих им по уровню научно-технологического, экономического и культурного развития, соответствующую обстановку с последующим навязыванием угодной этим державам политики. Это - новый фактор, во многом меняющий характер международных отношений и ставящий под вопрос не только устав ООН, но и основополагающие принципы устройства мира после 1945 г. Арабские страны, имеющие наиболее давние, многообразные и подчас остро конфликтные противоречия с державами Запада, первыми ощутили на себе действие вышеуказанного фактора.
«Зарубежный Восток и современность: Тридцать лет спустя (1980-2010)», М., 2011, с. 27-39.
В. Кириченко,
востоковед
ШИИТЫ В ПОЛИТИЧЕСКОЙ ЖИЗНИ
АРАБСКИХ СТРАН (ВТОРАЯ ПОЛОВИНА XX -НАЧАЛО XXI в.)
В последние годы одной из причин напряженности внутриполитической обстановки в арабских странах стали межконфессиональные разногласия. В ряде стран обострилось соперничество между суннитской и шиитской общиной. Возникновение этих общин связано с доисламскими традициями арабов. В доисламский период Аравийский полуостров был населен многочисленными арабскими племенами. Во главе племен стояли вожди, власть которых, в соответствии с древней традицией, передавалась по мужской линии: старшему сыну или брату. После возникновения ислама главой мусульманского сообщества стал Пророк Мухаммад (570-632). После смерти Пророка, в связи с тем, что он не оставил после себя наследника, мусульмане признали главой общины его ближайшего сподвижника Абу Бакра (время правления 632-634), который стал первым из четырех «праведных халифов» (ал-хулафа ар-рашидун). Его преемниками стали последовательно Умар ибн ал-Хаттаб (634-644) и Усман ибн Аффан (644-656). При последнем проявилась слабость Арабского халифата, усилились сепаратистские тенденции. Халиф был занят главным образом раздачей земель своим родственникам, а не сохранением целостности госу-
169
