CC BY
38
изменение внешнеполитического курса станет неизбежным. Критическое влияние могут оказать и усиление регионализации сирийского конфликта, падение режима X. Асада и военный вариант решения иранской ядерной проблемы.
«Свободная мысль», М., 2013 г., № 5, с. 49-62.
Р. Ланда,
доктор исторических наук (ИВ РАН) ТРАГИЧЕСКИЙ ФИНАЛ «АРАБСКОЙ ПОЛИТИЧЕСКОЙ ВЕСНЫ»
«Арабская политическая весна», на которую столько надежд возлагали в начале 2011 г., вылилась в конечном итоге в кровавую драму, погубившую многие революционные социальные завоевания арабов в XX в. Разгромлена и практически перестала существовать как самостоятельное государство Ливия. Исламисты захватили власть и пытаются навязать свое решение всех проблем в Египте, Йемене и Тунисе. Они бросили открытый вызов правительству Сирии, развязав в этой стране кровопролитную и разрушительную гражданскую войну с целью превратить это древнейшее арабское государство в некое подобие того, во что они уже превратили Ливию.
В Сирии сейчас воюют примерно 100 тыс. боевиков (в том числе 15 тыс. прибывших из 27 стран мира). По данным президента Сирии Башара Асада, ежедневно гибнут 70-100 иностранных боевиков, но на их место прибывают все новые и новые. Только по одному этому показателю можно понять, что «дело» поставлено на широкую ногу и хорошо финансируется. Ежемесячно страну покидают до 8 тыс. человек, и общее их количество, по данным ООН, достигло 1 млн человек1. События в Сирии, несомненно, влияют и на происходящее в соседних странах - Ираке, Ливане, Иордании. И поэтому неудивительно, что из этих стран наблюдается приток исламских боевиков в Сирию. Сирийский вопрос становится столь же важной составляющей ближневосточного кризиса, как и палестинская проблема.
Недавно наш ведущий эксперт по Арабскому Востоку Г.И. Мирский в самых резких выражениях обличал тех, кто подозревает, что «арабскую весну» спланировали сами американцы. Этого никто точно не знает. Пока... Но главное возражение против этого предположения, согласно Г. И. Мирскому, заключается в
том, что США стремятся прежде всего обеспечить интересы Израиля и Саудовской Аравии и неизменно следуют незыблемому курсу на поддержание именно этих двух краеугольных камней ближневосточной политики США2.
Во-первых, и между союзниками бывают разногласия и трения, что и наблюдается между США и Израилем последние годы.
Во-вторых, не всегда удается реализовать, тем более - полностью то, что было вроде бы идеально рассчитано на компьютере или на бумаге.
В-третьих, интересы Саудовской Аравии и Израиля далеко не совпадают.
И то, что происходит ныне на Арабском Востоке, беспокоя и даже нервируя иногда Израиль, полностью устраивает Саудовскую Аравию. Более того, о ее причастности к организации таких важнейших событий «арабской весны», как разгром Ливии и интервенция в Сирии, говорят совершенно открыто. Так что, может быть, действительно не США «придумали» и назвали «арабской весной» события 2011-2013 гг. на Ближнем Востоке и в Северной Африке, а Саудовская Аравия вместе с Катаром (их так и прозвали в нашей прессе - «ваххабитский тандем») фактически их возглавили в качестве спонсоров, идейных вдохновителей и политически заинтересованных покровителей? Но вряд ли тандем не согласовал свои планы с США.
С самого начала событий в арабском мире их назвали «революциями», и во всем мире радовались им. В дальнейшем их идеализация лишь прогрессировала. Заговорили об «арабской политической весне» и о «движении нового типа - революции образованной молодежи»3. И основания так думать были, особенно в Египте и Тунисе, где было много молодежи, учившейся в университетах Европы и Америки, грезившей о подлинной демократии и уставшей от авторитаризма, прикрывавшегося фиговым листком формальной демократии. Первые успехи «арабской весны» были связаны поэтому с «образованной молодежью», что несколько дезориентировало общественное мнение во всем мире, завуалировав подлинную суть событий. Но кое-какие сомнения в истинной подоплеке молодежных «революций» также имели место.
Удивила практическая одновременность массовых выступлений почти во всем арабском мире, за исключением аравийских монархий. Впрочем, на Бахрейне «арабская политическая весна» выразилась в марте 2011 г. в очередной вспышке недовольства шиитов бахарна, составляющих около 60% населения, правлением
династии аль-Халифа, которую поддерживают сунниты азана (около 25% жителей). С помощью саудовских войск эти волнения были подавлены, но в ноябре 2011 г. вновь возобновились, на этот раз - при участии местных иранцев (15% населения). Реально этноконфессиональный кризис на Бахрейне не прекращается с конца XVIII в., т.е. с момента прихода аль-Халифа к власти4. А в 2011 г. он обозначил существенный аспект будущего развития событий: противостояние суннитов и шиитов, во многом маскирующее скрытое противоборство Ирана и арабских монархий Персидского залива в геополитическом, экономическом, идеологическом и религиозно-национальном отношении.
В дальнейшем это обстоятельство объяснило более чем активную роль арабских монархий Залива в разжигании кризиса, его спонсировании, стимулировании и ориентации. Однако на первых порах никому в голову не приходило сомневаться в действительно революционном характере «арабской весны», связывая его, например, с такими всемирными явлениями, как глобализация (не только в ее экономическом, но также в социокультурном и цивилизационном выражении, в том числе - в воздействии новейших социально-сетевых технологий на политическую жизнь арабов, ибо направляющая, «объясняющая» и ориентирующая роль этих технологий, особенно в Египте и Тунисе, была весьма заметна). Кто-то считал это «уроками демократии», а кто-то рассматривал это как вмешательство во внутренние дела, своего рода глобализм, т. е. своекорыстное подчинение процессов глобализации интересам США и их ближайших союзников5. По мере развития событий выявлялась их подоплека, и становилось ясно, что «арабская весна» у нас на глазах становится скорее политической зимой. В чем же было дело?
Освободительные революции в Египте в июле 1952 г., в Алжире в ноябре 1954 - июне 1962 гг., в Ираке в июле 1958 г., в Йемене в 1962 г., в Ливии и Судане в 1969 г. дали этим странам политическую независимость, причем реальную, а не формальную, создав условия для радикальных перемен в жизни общества, в развитии экономики и культуры. Их общей чертой была ведущая роль армии, вернее прогрессивно настроенного офицерства. Например, в Египте революцию совершило тайное общество «свободных офицеров», в которое входили около 10% офицеров Египта того времени6. Среди этих офицеров преобладали выходцы из военных, служащих, средних слоев и крестьян. Поэтому они и пришли, как писал их лидер и идеолог Гамаль Абд ан-Насер, к «революции,
исходящей из самого сердца народа и исполненной его устремлениями»7.
Такие же общества «свободных офицеров» возникли повсюду в арабском мире, и в ряде стран (в Ираке, Ливии, Иордании) сыграли заметную роль. Тогда же, в 1950-1960-е годы, на политическую арену вышло новое поколение арабских руководителей -Хабиб Бургиба в Тунисе, Ахмед Бен Белла и Хуари Бумедьен в Алжире, Муаммар Каддафи в Ливии, Абд аль-Керим Касем в Ираке, Хафез Асад в Сирии. Это были люди разного темперамента и политических талантов, нередко конфликтовавшие друг с другом, но у них было и много общего: верность идее реальной независимости своих стран, понимание необходимости преобразований в экономической и социальной сферах, идеологическая опора на тот или иной вариант светского национализма (что и объясняет последовательную борьбу Насера, Бургибы, Каддафи с радикальными исламистами) и, что важно, антимонархизм. Правители арабских монархий после свержения короля в Египте в 1953 г., уничтожения власти бея в Тунисе в 1957 г., королевской власти в Ираке в 1958 г., в Йемене в 1962 г., в Ливии в 1969 г. не могли чувствовать себя спокойно.
Постоянная угроза со стороны светских националистов и военных революционеров стала как бы дамокловым мечом, нависшим не только над колониальными державами Запада, терявшими в арабском мире свои позиции (стоит назвать лишь Суэцкий канал, нефть и газ Ирака, Алжира, Ливии), но и над сохранившимися еще арабскими монархиями, особенно Саудовской Аравией, бывшей главным противником Египта после 1953 г. В дальнейшем саудовцы, как и прочие аравийские монархии, после замены Насера перешедшим на прозападные позиции Анва-ром Садатом, стали опасаться баасистов Ирака и Сирии с их ха-ризматичными лидерами Хафезом Асадом и особенно Саддамом Хусейном, а также лозунгом «Единство, социализм, свобода». Кроме того, и Запад, и монархии буквально не находили себе места, наблюдая, как светские республиканские режимы, некоторые (в Египте, Ираке, Сирии, Ливии, Алжире) - даже с социалистическими программами, получали с середины 1950-х и до середины 1980-х годов экономическую, техническую, финансовую, культурную и военную помощь от СССР и других стран социализма, которая, при всей ее кратковременности и недостаточности, все же сыграла определенную роль в становлении и укреплении защитников наследия Насера на Арабском Востоке.
Но крах СССР и всего лагеря социализма ухудшил не только экономическое, но и геополитическое положение всех независимых стран Востока, включая арабские. Ускорившиеся и усложнившиеся процессы глобализации неумолимо втягивали арабские страны в орбиту всестороннего воздействия на них Запада по линиям международной торговли, регулирования механизмов экспорта-импорта, навязывания западных стандартов во всем - от принципов морали до формы одежды, в сфере науки, культуры, техники, искусства. В сочетании с ранее проведенными реформами это имело не только негативные, но и позитивные последствия, дав стимул модернизации и индустриализации, развитию агросфе-ры, повышению грамотности и профессиональной квалификации населения, количественному и качественному росту средних и промежуточных слоев, особенно интеллигенции, госслужащих, студенчества, офицерства, технических и иных специалистов. Но не стоит забывать о глубокой противоречивости глобализации и ее не только позитивных, но и негативных аспектах. Всемирный характер экономических, технологических, культурных и прочих связей, опутывающих «глобализируемый» социум, их цепкость и неизбежность переживаются им крайне болезненно, так как ведут в большинстве случаев к ломке его структур, перестройке (подчас осуществляемой поспешно и грубо, без учета местной специфики) общественных механизмов и связей между людьми. Поэтому почти всюду, на Арабском Востоке - в первую очередь, следствием этого являются рост обнищания не успевающих приспособиться к «накату» глобализации традиционных мелких (а иногда и крупных) производителей города и деревни, ускорение темпов их разорения и превращения в социальных маргиналов. Более половины из них навсегда остаются в этом качестве, образуя постоянно растущий и социально взрывоопасный компонент общества. Кое-где его доля равна 35-40% самодеятельного населения8.
В результате в арабском мире за последние десятилетия к традиционным классовым, этническим, конфессиональным, региональным и другим противоречиям добавились противоречия между «модернизированными» (относительно зажиточными) и отсталыми (как правило, неимущими) группами. Социальная пестрота увеличила сложность и неоднородность, идейную и духовную гетерогенность арабского общества. Оно уже не было так сплочено идеями национализма и независимости, как в 50-70-е годы, т.е. во времена «эпохи Насера». Не способствовало этому и состояние
экономики большинства арабских стран (за исключением добывающих нефть и газ).
Правящие националисты и светские республиканцы не могли кардинально решить проблемы своих государств ввиду того, что не имели в своем распоряжении ни развитой инфраструктуры, ни новейших технологий, ни необходимых капиталов (за исключением нефтедобывающих стран). За всем этим надо было обращаться либо к Западу, либо к богатым монархиям Залива. К тому же возникал соблазн решать все вопросы привычными силовыми методами, «подстегиванием» хозяйственных механизмов, наращиванием эксплуатации армии наемного труда. Порожденное всем этим стремление преодолеть барьеры экономического строительства и социополитического развития обычными для Востока авторитарными методами множило военно-бюрократические и диктаторские режимы в арабском мире. Постепенно формируясь, они меняли облик своих стран, опираясь на армию, чиновничество, полицию, буржуазию (обычно - не предпринимательскую, а бюрократическую, спекулятивную, компрадорскую). Все эти социальные группы нередко сливались в единый эксплуататорский слой, присваивавший себе свыше 80-90% национального дохода. Этот слой, как правило, уже не был настроен антимонархически. Более того, он начал возникать и в монархиях, где в него прочно вросла прослойка «феодально-бюрократического капитала» (ФБК), т.е. сотен (а кое-где и тысяч) семейств знати, одновременно контролирующих через своих выдвиженцев верхние эшелоны власти, наиболее доходные сферы бизнеса, элиту армии и духовенст-ва9. Сплоченные в средневековые кланы, чей авторитет освящен древними обычаями и традициями, они нередко демонстрируют финансовое, военное и прочее влияние и за пределами своих стран, что можно наблюдать на примере Саудовской Аравии, Марокко, Иордании, Катара и соседних с ним эмиратов. Гигантский рост доходов от нефти и газа, как и укрепление позиций на рынках Запада, привел к небывалому ранее росту их финансового, да и политического могущества. События 2011 г. в Ливии и Сирии и неожиданно активная роль в них ряда аравийских монархий напомнили об этом более чем наглядно.
Любой социум у арабов всегда отличался ярко выраженными формами социального неравенства. И практически во все исторические эпохи это вызывало бунты, восстания, острые конфликты и столкновения привилегированных групп с широкими массами эксплуатируемых и неимущих бедняков. При этом борьба внутри
социума была тесно связана с религией, обосновывалась ею, осмыслялась в рамках религии. В исламе всегда считалось справедливым устранение правящих «плохих мусульман», т.е. нарушающих предписания Корана и шариата (найти такие нарушения было нетрудно). На этом основании М.Ф. Видясова и В.В. Орлов считают, что «корни политизации ислама теряются "во тьме времен", отталкиваясь от возникшего в IX в. противостояния традиционализма и рационализма, ликвидировать которое пытаются с
XVIII в. ваххабиты, ведущие "проповедь социальной гармонии, братства и единства всех мусульман", а всех отступивших от строгого соблюдения норм ислама признающие "людьми хуже языч-
» 10 ников"» .
Общаясь со своими соседями в Африке и Европе, арабы активно влияли на них в эпоху арабских завоеваний и расцвета арабо-исламской культуры в VII-X вв. и столь же интенсивно отбивались от них во времена Крестовых походов XI-XШ вв. и зарождения европейского колониализма в XV-XVII вв. Широкое наступление этого колониализма по всем фронтам в XVШ-XIX вв. породило ответную реакцию мусульман в виде панисламизма
XIX в., пытавшегося (неудачно) ответить на культурно-идеологический и военно-политический вызов экспансии Запада. Сменивший его в XX в. национализм более успешно справился с этой задачей, добившись, в конце концов, независимости. Однако ни панисламисты, ни националисты, ни даже мусульманские социалисты (фактически - левое крыло националистов) не смогли противостоять глобализации. Именно поэтому, по мнению В.А. Исаева, «на Ближнем Востоке существует мощная оппозиция глобализации» и многие там представляют себе «глобализацию как продолжение империалистической и колониальной политики иными средствами» . Более того, немало и тех, кто, отождествляя глобализацию с колониальной экспансией, считает ее просто продолжением Крестовых походов XI-XШ вв.
Различные течения социального и политического протеста арабов нередко сливаются воедино, особенно там, где, согласно мнению арабского политолога Хашима Джавада, «мусульмане не имеют законных средств для выражения своего недовольства экономикой, политикой и дипломатией Запада, воспринятой их деспотическими правительствами». Именно тогда образуется почва для «конфронтационного и агрессивного» исламо-экстремизма12. В то же время следует признать, что западные державы научились использовать все имеющиеся в их распоряжении рычаги воздейст-
вия на арабов, в том числе - с помощью новейших технологий (от радио, телевидения, печатных СМИ и до Интернета). Последние годы полны примеров расширения арсенала применяемых Западом средств, подходов и идеологических ухищрений, так как теперь необходимо учитывать возросшую чувствительность арабов к вопросам социальной несправедливости и неравенства ввиду роста уровня их образованности и гражданского самосознания, уменьшения, особенно в городах, различий в уровне культуры мужчин и женщин, резкого повышения степени информированности населения ввиду более широкого распространения и модернизации СМИ, совершенствования пропаганды, адресованной различным слоям общества13.
Есть еще один фактор, пожалуй, наиболее важный сегодня. Это - возросшая не только на Ближнем Востоке, но и во всем мире роль исламизма, или политического ислама. В большинстве арабских стран для него сложились очень благоприятные условия: 2535% трудоспособного населения здесь - маргиналы. А еще больше полумаргиналов и тех, кто по своему социальному положению близок к ним. Все они объяснение своих бед находят в декларациях идеологов исламского фундаментализма, утверждающих, что мусульманские бедняки будут счастливы только тогда, когда государства, в которых они живут, будут «истинно исламскими», а конституцией их будет Коран14. А вообще-то идеалом идеологов фундаментализма является всемирное господство ислама, каковое является их официальной целью.
Предпринимавшиеся до сих пор попытки силового решения проблемы исламизма странам Запада, включая США, не удаются. Более того, они не могут справиться и с такой серьезной проблемой, как гигантские мусульманские диаспоры в государствах «золотого миллиарда», т.е. Европы и Северной Америки. Мигранты из стран ислама, беженцы, студенты и лжестуденты, мелкие и средние предприниматели, авантюристы и контрабандисты, честные труженики и выдающие себя за них, все они входят в эти давно уже укоренившиеся на западных землях сообщества, насчитывающие от 3 млн человек в Германии до 15 млн человек в США. Эти цифры давно уже изменились. А среди мусульман США преобладают не приезжие (хотя; их немало), а принявшие ислам местные афроамериканцы. Точно установить их численность практически невозможно, так как никто не знает, сколько прибывает на Запад, причем ежедневно, нелегальных эмигрантов. Нередко поэтому одни и те же авторы называют разные цифры мусульман в
Европе - то 24 млн, то 40 млн человек. Есть мнение, что только в регионе Средиземноморья проживают 20 млн «европейских мусульман» и «почти 200 млн. арабов» (многие из которых, как известно, не являются мусульманами). Но входят ли в их число миллионы мусульман Великобритании, Бельгии, Скандинавии и Нидерландов?15 Ответа на это нет.
Значительная часть этой массы также находится под влиянием исламистов. Более того, иногда определенные фракции некоторых диаспор играют роль своего рода «пятых колонн», предоставляя укрытие, снабжение, финансы и оружие наиболее агрессивным исламо-экстремистам. Например, осевшие на Западе сообщники исламо-террористов проходили обучение в качестве пилотов в США (впоследствии участвовавших в терактах 11 сентября 2001 г. в Нью-Йорке и Вашингтоне), наладили использование механизмов финансовой системы США для спонсирования терроризма и содержания боевиков «Аль-Каиды» в США и Великобритании, устраивали взрывы в метро Лондона и Парижа, на вокзале в Мадриде и в ночных клубах Берлина16.
Исламизм доминирует ныне почти во всех мусульманских социумах и представляет собой новую массовую идеологию, играющую в мире ислама главенствующую роль. Мне уже приходилось высказывать предположение, что исламизм - «это определенная стадия развития... мира ислама» и «изменить его в короткие сроки не получится»17. Это предположение основывается как на феноменальной живучести исламизма, довольно быстро восстанавливающего свои структуры и кадры после самых тяжелых поражений, так и на явном изменении отношения Запада к исламизму. Можно с некоторых пор даже говорить о его скрытом потворстве исламизму. «Арабские революции предоставили исламистам идеальный плацдарм для атак на Старый Свет», - с тревогой отмечали европейские СМИ осенью 2011 г. Созданный Западом (невольно ли?) «вакуум власти» в ряде арабских стран привел к тому, что «из тюрем этих стран было выпущено много джиха-дистов, а военные арсеналы, накопленные прежними правительствами, остались фактически без контроля». Некоторые наши авторы считают, что это произошло случайно, так сказать, по недомыслию США, якобы не понимавших заранее, к чему это приведет. Пока что освободившиеся и вооружившиеся джихадисты двинулись в Сирию, но куда они пойдут дальше?18
В опубликованной до сих пор литературе, как и в прессе, есть сомнения относительно скрытых пружин событий в арабском
мире. Некоторые считают творцами этих событий исламистов, другие признают их участников независимыми движениями «нового типа», отразившими рост гражданского самосознания численно возросшей и многому научившейся за последние годы молодежи . Есть и те, кто считает, что «в краткосрочной перспективе Вашингтону совершенно неясно, как будут развиваться события», тем более - «что будет дальше, какие в арабских странах будут реформы или репрессии и как устоят новые режимы»20. Все эти высказывания заслуживают внимания. Но хотелось бы также привести мнение французского эксперта Алена Анталя. Он указал, что США в Ираке и Афганистане стремились не ликвидировать «Аль-Каиду», а лишь вытеснить ее, но, в конце концов, допустили создание ею филиалов в «Месопотамии и странах Магриба». При этом Анталь подчеркнул: «Добираться из Ирака или Афганистана до Европы или Америки сложно и рискованно. Из Туниса или Ливии это сделать гораздо проще». Иными словами, переброска (возможно, заранее рассчитанная?) «Аль-Каиды» в Африку - один из неожиданных результатов «арабской весны», каковой «ставит под удар в первую очередь не США, а страны Европейского сою-за»21. А, может быть, и Россию? Чтобы сговорчивее была на переговорах по ПРО, нефти, газу, позициям НАТО в Европе?
Несомненно, это стоит принять во внимание. Ведь исламизм, рожденный многими факторами внутри арабо-исламского мира, был в то же время во многом поддержан в военно-финансовом отношении (если не вскормлен, как считают многие) США и другими державами Запада во время войны СССР в 1979-1989 гг. в Афганистане. Конечно, в какой-то мере руководство СССР допустило промах, решившись на такую войну, которую весь мир ислама счел вызовом себе. Но много ли навоевали бы афганские душманы без широко разрекламированной помощи оружием и деньгами, которую они неизменно получали от стран Запада, без десятков тысяч добровольцев-мусульман разных стран (которые не только были бесплатно доставлены в Афганистан со всех концов мира ислама, но и «зарабатывали» там по 1,5 тыс. долл. в месяц)?! А сколько потрачено было на соответствующую агитацию и пропаганду от Марокко до Индонезии! Одних отчислений от прибылей ФБК Персидского залива для столь грандиозного, буквально всемирного, предприятия вряд ли бы хватило!22 Автор этих строк, побывав в те годы в ряде стран ислама, был изумлен единообразием симпатий к душманам самых разных людей. Да и не стоит забывать, что после окончания войны 1979-1989 гг. возникли и талибы
в Афганистане, и множество схожих с ними группировок от Алжира до Синьцзяна (включая Северный Кавказ и Центральную Азию), и транснациональная «Аль-Каида», то ли объединяющая все эти группировки, то ли «всего лишь» их финансирующая, снабжающая и ориентирующая.
А ведь некоторые исследователи исламской проблематики даже сомневаются: существует ли «Аль-Каида», или она - всего лишь миф, которым пугают сбитого с толку и запуганного обывателя Европы или Америки. Сама «Аль-Каида» не только не отрицает, но даже рекламирует свое существование. Более того, она -не одинока. Наряду с ней существуют организации международного масштаба, в частности Партия исламского освобождения (ПИО), действующая от Иордании и Палестины до Средней Азии и даже Поволжья. Многие группировки исламо-экстремистов так или иначе связаны друг с другом. Например, «Движение ислама Восточного Туркестана» и «Движение религии ислама» (наиболее видные из 27 террористических групп в Синьцзян-Уйгурском автономном районе Китая) были в контакте с талибами Афганистана, исламо-экстремистами Киргизии, Таджикистана и даже Чечни23. Точно так же пакистанская партия «Джамаат-и-ислами» была представлена филиалами в Индии и Бангладеш, а «Джамаат-и-таблиг» - во всей Южной и Юго-Восточной Азии. В свою очередь фактически являются частями «Джамаат-и-ислами» некоторые группировки в Англии, США, Кашмире, Афганистане и на Шри-Ланке. Исламистская «Ан-Нахда» (Возрождение) в Тунисе тесно взаимодействовала с исламистами Судана и Алжира24. Практически сеть этих групп покрыла весь мир.
Разобраться в сложной сети исламистских организаций и т.п. сообществ практически невозможно, ибо к сотням благотворительных, культурных организаций нередко присоединяются около 330 суфийских братств-тарикатов (от арабского «тарик», т.е. путь постижения божественной истины - «Хакика»). К тому же появляются новые тарикаты. Некоторые из них влиятельны в больших регионах (например, Магрибе), другие - в рамках небольшого округа. Но есть такие, как кадирийя и накшбандийя, которые «глобализированы» от Тропической Африки до Средней Азии и Сингапура. Только в Египте к 1967 г. их было 67, а число «хванов» (братьев) в них - до 5 млн человек. 22 тариката насчитывалось к 2000 г. в Марокко, 20 - в Тунисе, 15 - в Алжире, 10 - в Турции и Сирии25. Они играли и играют важную роль в политико-религиозной жизни мира ислама. Формально они чужды исламиз-
му и даже критикуются им. Но их внутренняя жизнь - глубокая тайна, а многообразие их влияния делает их идеальными трансляторами любых установок и настроений, короче говоря - надежными и наглухо закрытыми связными. Скорее всего, кто-то должен пользоваться этой хорошо отлаженной еще со времен Средневековья структурой! К тому же любой мурид (послушник) тариката должен в отношениях со своим муршидом (наставником, учителем), «отказавшись от своей воли... быть подобен трупу в руках обмы-вателя трупов, который вертит им, как хочет» . А если к этому типу дисциплины присоединить власть вождя племени или клана, харизматичного лидера этноса, нации, секты, можно установить хотя бы некоторые источники фанатизма экстремистов.
Вопреки своей отстраненности от мирского, отдельные та-рикаты вовлекаются в игры исламо-экстремистов. Так, созданный в начале 1970-х годов в Лондоне фонд «Хаккани», связанный с Исламской партией США, Исламским верховным советом Америки и «Американской мусульманской помощью», образовал новый тарикат «Хакканийя», выделившийся из братства Накшбандийя и создавший свои центры в Великобритании, США, Ливане, а также «на большей части Западной Европы» и на Кавказе. Главой тариката стал турок-киприот, шейх Назим аль-Кубруси аль-Хаккани, ученик дагестанского теолога Абдаллаха ад-Дагестани. Вопрос об их связях с США не ясен в силу закрытости внутренней жизни та-риката. Но хакканисты уже были замечены в финансировании сепаратистов Чечни и приглашении их лидеров в США (правда, в 1998 г., т.е. до разгрома сепаратистов). Они как-то потерялись на фоне 24 организаций США, финансирующих северокавказских боевиков. Но их действия доказывают, что и суфийские братства могут быть причастны тем или иным образом к делам ислами-стов27. Вывод - многочисленные и хорошо организованные суфийские братства, ранее враждебные исламизму и осуждаемые им (за «суеверия» и попытку встать «между Аллахом и верующими»), теперь находятся, судя по всему, на распутье и, не желая терять влияния среди верующих, могут быть просто вынуждены считаться с ростом авторитета исламистов среди верующих. Это явление сопоставимо с феноменом «исламизации» части интеллигенции мира ислама. Многие интеллектуалы, никогда не интересовавшиеся религией, все эти инженеры, математики и прочие «технари» (иногда - даже физики-атомщики) стали менять свое равнодушие к исламу на поддержку исламизма. При этом вопрос об их подлинной религиозности даже не стоит. Ислам для них - политиче-
ское оружие в первую очередь и не столько мировоззрение и миропонимание, сколько этноконфессиональная характеристика, показатель национальной идентичности, духовная связь с традициями, обычаями и менталитетом своего народа. Отсюда -относительная легкость «реисламизации» интеллектуальных элит стран ислама, во всяком случае - значительной их части, их усилия по «реисламизации» всего социума, ибо ислам - еще и символ антизападного патриотизма. В то же время он повсеместно становится наиболее распространенной... формой оппозиции своему
прозападному правительству или даже всей элите, объявляемой
28
«плохими мусульманами» .
В подобном духовном климате «Аль-Каида» - не только вдохновитель, спонсор, организатор и объединитель исламистов, но и их символ. Например, около 3 тыс. алжирских боевиков, до 1989 г. сражавшихся в Афганистане, а затем принявших участие во внутриалжирской гражданской войне 1992-2002 гг. в рядах «Вооруженной исламской группировки», отличавшейся наибольшей жестокостью из всех групп подобного рода, в дальнейшем переименовали себя в «Салафитскую группу проповеди и борьбы», изолированную в небольшом горном районе на северо-востоке. Но в 2007 г. они, назвавшись «Аль-Каидой Исламского Магриба», получили помощь извне оружием, продовольствием, снаряжением и даже новейшими техническими средствами (в частности, устройствами для дистанционных взрывов), что дало им возможность перенести свои действия в Сахару и с помощью прибывших «специалистов» из «Аль-Каиды» частично даже распространить эти действия на территории Мали, Нигера и... Ли-вии29. Сообщивший обо всем этом алжирский журналист Мухаммед Мокаддам привел также сведения об акциях «Аль-Каиды» в Ливане, Ираке, Сирии и даже Франции с участием еще уцелевших боевиков из Алжира30. Известна также зловещая роль «Аль-Каиды» в разгроме Ливии, в борьбе за власть в Йемене, в ее проникновении в Египет, а за последнее время - и в Сирию.
Обобщив все сказанное выше, можно представить «арабскую политическую весну» плодом совместных усилий, по крайней мере, трех политических сил:
1) образованной и демократически настроенной части арабского общества, преимущественно молодежи, не желавшей больше терпеть экономическое неравенство, безработицу, социальную несправедливость, политическое бесправие; она выступила инициа-
тором движения, но у нее не хватило опыта, организованности, сплоченности;
2) западных держав, давно пытавшихся, пользуясь противоречиями и трудностями арабского мира, обратить вспять его развитие и окончательно покончить с «эпохой Насера», т.е. временем хотя бы политической независимости арабского мира, перестроив геополитическое устройство этого мира по устраивающей их новоколониальной модели;
3) арабских теократических монархий, еще более чем державы Запада, жаждавших покончить с «эпохой Насера», которая была постоянной угрозой их существованию, источником смертоносных идей антимонархизма, республиканизма, светскости, антиимпериализма, который пугал их не меньше, чем самих империалистов.
Все противники светского национализма, антиклерикализма и любых левых идей решили, что сейчас - самое подходящее время, чтобы покончить с ними. Экономическое и социальное положение арабов зыбко, доля маргиналов постоянно увеличивается, как и поляризация общества. Да и почти нет среди арабов харизматических лидеров, способных сохранить и защитить наследие Насера. У власти лишь Бутефлика в Алжире и Башар Асад в Сирии. Но у первого достаточно проблем внутри страны (борьба с недобитыми группами террористов, нерешенный берберский вопрос). Поэтому он фактически нейтрален на международной арене. А против второго идет настоящая война исламских боевиков из 27 стран мира. Государства НАТО, грозящие постоянно вмешаться в нее, еще не сделали этого только из-за колебаний США, несколько шокированных быстрым проникновением исламистов и известных боевиков «Аль-Каиды» в ряды повстанцев Ливии, Египта и Сирии и столь же быстрыми результатами этого проникновения: убийством в Ливии посла США и других американцев, ростом антиамериканизма и влияния джихадистов во всем арабском мире и сопредельных регионах, явным доминированием непримиримых боевиков внутри оппозиции Сирии, не желающей слушать своих политических вождей, связанных с Западом.
Исламисты на первых порах держались в тени и ни у кого не вызывали беспокойства. Во многом поэтому армия и госаппарат в Тунисе и Египте не оказали сопротивления взбунтовавшейся молодежи (тем более что дело не обошлось без стран Запада, активно вмешивавшихся в ход волнений через Интернет и социальные сети). Однако молодежь не была организована политически. Ввиду
этого ее почти незаметно сменили исламисты, располагающие в арабском мире весьма развитым подпольем. С этого момента армия и госаппарат и в Тунисе, и в Египте, пожертвовав своими лидерами Бен Али и Мубараком, решили предотвратить демонтаж в общем-то устраивавшей их политической системы. В Тунисе удалось заключить компромисс с победившими на выборах исламистами (неизвестно лишь, до какого времени), воспользовавшись гибкой позицией их лидера Рашида аль-Ганнуши, который, в отличие от других исламистов, выступает за «демократию и права человека» и за то, чтобы «построить современное исламское общество, которое могло бы черпать до дна все ценное из западной культуры, не теряясь в ней»31. Неизвестно лишь, до какого момента этот компромисс продлится. Пока что он дошел до того, что исламисты Туниса даже уступили (на один год) пост президента правозащитнику и профранцузски настроенному левоцентристу Мансыфу аль-Марзуки. Тем самым реализовался консенсус мятежных исламистов с другими политическими силами страны и учет ими роли Франции в организации «политической весны» в регионе и ее претензий «на участие в формировании здесь нового политического ландшафта»32. В то же время, по некоторым данным, уступчивость аль-Ганнуши и его партии объясняется их сотрудничеством с радикальными экстремистами (салафитами), считающими приверженцев аль-Ганнуши «отступниками». Характерно, что салафиты пользуются финансовой и прочей поддержкой Катара, который сыграл важную роль в разгроме Ливии, а сейчас добивается того же в Сирии33.
Но Тунис - скорее исключение, чем правило. Его специфика -давние и многосторонние связи с Францией, высокий уровень образования, полученного тунисской молодежью и частью средних слоев во Франции или на французском языке в других странах. Это вынуждены учитывать и США, и неожиданно оказавшиеся в роли их союзников исламисты, и, судя по всему, дезориентированные ходом событий военные и гражданские круги бюрократии.
В Египте, где дело тоже шло к компромиссу исламистов и военных, в конце концов, он был сорван. Избранный президентом страны лидер исламистов Мурси отстранил военных от власти. До сих пор неясно, как это ему удалось и на кого он при этом опирался. Армия более 60 лет была ведущей не только вооруженной, но и социально-политической силой Египта. Вдобавок 30% экономики -в ее руках34. Так что ее отстранение - вряд ли надолго. И Мурси, и
исламисты уже успели дискредитировать себя. Так что возвращение армии к власти - скорее всего, вопрос только времени.
Причин для этого, даже для провозглашения в стране режима чрезвычайного, а то и военного положения, - хоть отбавляй: просачивание «Аль-Каиды» в Египет (особенно в бедуинскую среду Синайского полуострова) и соседнюю Ливию, продолжение боевых действий в той же Ливии, Сирии и Йемене со всё возрастающим участием той же «Аль-Каиды», не спадающая напряженность в секторе Газа, где господствует исламистское движение ХАМАС, нескончаемый наплыв африканцев с юга континента, решивших использовать вакуум власти на севере Африки для прорыва в Европу. В Египте ничего еще не решено. И в рядах участников не прекращающихся в стране демонстраций уже слышатся высказывания в пользу военного переворота. Эти настроения еще не созрели полностью, но они зреют, и будут зреть неизбежно35.
Главный враг исламистов ныне - режим Башара Асада в Сирии, против которого и брошены все их силы. Их вдохновляет успех в Ливии, где толкуя по-своему неудачную резолюцию ООН и цинично распространяясь о «правах человека», 14 стран НАТО и четыре их партнера (Катар, ОАЭ, Иордания и Швеция) совершили десятки тысяч боевых авиавылетов и операций спецназа (Англии, Франции, Катара), убив, по признанию самих руководителей ливийского мятежа, до 50 тыс. человек (в эту цифру не входят замученные в тюрьмах и застенках) и разрушив почти всю транспортную и энергетическую инфраструктуру одной из наиболее зажиточных арабских стран . Нечто похожее исламисты и их покровители как на Западе, так и на Востоке, хотят сегодня утвердить в Сирии. И хотя силы сирийской оппозиции разношерстны, малочисленны, разъединены и погрязли в спорах, разногласиях и борьбе амбиций, они уповают на помощь своих друзей, спонсоров и покровителей, на английских спецназовцев, «иностранных легионеров» Франции, боевиков «Аль-Каиды», переброшенных из Ливии всякого рода (в том числе криминального) наемников, а также бесчисленных боевиков - суннитов, которых ныне более чем достаточно на Ближнем Востоке после операций войск США в Ираке и Афганистане. При этом используется недовольство суннитов военно-политическим усилением шиитов в Ливане и Ираке, давним доминированием союзных с Ираном алавитов в Сирии, а также возмущение всех арабов пребыванием войск США в Афганистане и Ираке, как и войск Израиля на палестинских территориях. Ведется изощренная пропаганда с целью переплавить националь-
но-политическое недовольство суннитов бесконечными актами агрессии Запада против Востока в чисто религиозное противостояние с шиитами, которых поддерживает Иран. А его-то больше всего (хоть и по разным причинам) опасаются США, «ваххабитский тандем» Саудовской Аравии и Катара, да и прочие теократические монархии Востока. К ним, судя по всему, не прочь примкнуть и Турция, претендующая с давних пор на лидерство среди суннитов.
Кое-чего мятежники добились. Несомненно, «эпоха Насера» -отныне в прошлом. Ее не восстановить, как и ее творцов, их деяния и моральный климат их времени. Но вызывают сомнения и перспективы того, что творят «Аль-Каида» и «ваххабитский тандем» при поддержке Запада. Их ставка на суннитско-шиитскую вражду уже возникала, но обычно терпела крах. Большие шансы на провал у нее и сейчас. Шииты Ливана, ныне - ведущая конфессия страны, намного усилили свои позиции с помощью движения «Хезболла», которое многие в стране уже называют «государством в государстве», располагающим значительными капиталами (до 2 млрд долл.) и боеспособными отрядами, которые чрезвычайно повысили авторитет этой организации и в Ливане, и в арабском мире в целом. Хотя американцам удалось за годы оккупации Ирака спровоцировать вражду шиитов и суннитов, все же среди иракцев очень мало найдется тех, кто склонен прислушиваться к пропаганде США. Практически все лидеры иракских шиитов - Али ас-Систани, Бакир и Абд аль-Азиз аль-Хакими, Муктада ас-Садр -имеют свою собственную модель демократии и не приемлют присутствия США на Ближнем Востоке. Напомним: в Ливане и Ираке шииты - главная сила37. В Сирии попытки американцев изолировать алавитов и прочих не-суннитов терпят крах уже давно: как известно, там уже с весны 2011 г. противники Асада просто покупали участников антиправительственных демонстраций, выплачивая простому демонстранту 60 долл. за выход на улицу, 100 долл. -за выход с плакатом и 300 долл. - за выход с автоматом!38 С тех пор прошло немало времени, а результаты этих расходов - более чем мизерные. В Сирии единой, консолидированной, идейно сплоченной оппозиции нет! А вот массовая поддержка у президента Башара Асада есть, как и возмущение рядовых сирийцев грубым вмешательством извне в их дела, да еще под фальшивыми лозунгами и на иностранные деньги.
Чисто тактический союз Запада с «Аль-Каидой» и вообще с исламистами не может быть долгим. Он весьма непрочен и эффек-
тивно сработал лишь в Ливии, где положение, судя по всему, еще долго будет неопределенным. Сегодня, во всяком случае, нельзя сказать, выиграл ли Запад от погрома в Ливии. Во всех же других странах у его странной «дружбы» с исламизмом нет ни прочной основы, ни долговременных перспектив.
Разумеется, много пережившие за это время Тунис, Египет, Сирия, Ирак вряд ли будут жить по-старому. Дело либерализации и даже в чем-то демократизации в этих странах, как и в других (Марокко, Алжире, Иордании), пусть и с трудом, но продвигается. От своей «политической весны» арабы ждали большего. Но вмешательство извне, попытки «исламизации» и в ряде случаев «замораживания» этой «весны» все же сделали свое дело. И многое из того, что можно было сделать уже сегодня, откладывается на будущее. Но будем надеяться, не всегда у Запада, решившего вернуться к новоколониальной политике, будет возможность с помощью новейших технологий перехватывать инициативу арабских «низов» и искажать ее в свою интересах. Да и исламизм, ныне переживающий расцвет, вряд ли вечен. Я верю в то, что арабы найдут иное идеологическое оружие для своего национального, социального и духовного освобождения.
Примечания
1 Мирский Г.И. Арабские революции? (доклад на круглом столе ИМЭМО в 2011 г.); Независимая газета. 01.04.2013; 12.03.2013. Независимая газета. 13.03.2013. Восток-Oriens. - 2011. - № 6. - С. 50. Известия. 23.11.2011.
Ближний Восток и современность. 2009. С. 135-138; Burgat F. Al-Qaida or the transnationalisation of an «Islamic» resistance to the globalization of the maintenance of an American order // Arabia Vitalis. - M., 2009. - P. 54. Lacouture J. et S. L'Egypte en mouvement. - P., 1962. - P. 180, 183. Гамаль Абд ан-Насер. Фальсафат ас-саура (Философия революции). - Каир, 1954. - С. 32.
Восточный социум и религия. - М., 2009. - С. 7-8; The Middle East viewed from the North. - Bergen, 1992. - P. 73-84.
В потоке научного творчества. К 80-летию академика B.C. Мясникова. - М., 2011. - С. 125-126.
Видясова М.Ф., Орлов В.В. Политический ислам в странах Северной Африки. -М., 2008. С. 9.
Арабские страны Западной Азии и Северной Африки. - М., 2007. - Вып. 6. -С. 60.
Arabs and the West. - Amman, 1999. - P. 29.
13 В потоке научного творчества... - С. 124.
14 Ближний Восток и современность. 2003. № 18. С. 163-193; Кепель Ж. Джихад: Экспансия и закат исламизма. - М., 2004. - С. 154-164. Восток-Oriens. - 2011. - № 5. - С. 149-150.
Васильев A.M. Африка и вызовы XXI в. - М., 2012. - С. 204-205; Ланда Р.Г. Политический ислам: Предварительные итоги. - М., 2006. - С. 43-45. Ланда Р.Г Политический ислам... - С. 264. Известия. 06.09.2011. Восток-Oriens. - 2011. - № 5. - С. 150. Васильев A.M. Африка и вызовы XXI в. - С. 285, 295. Известия. 06.09.2011.
22 Ислам и исламизм. - М., 1999. - С. 154; Кепель Ж. Джихад: Экспансия и закат исламизма. - М., 2004. - С. 144-148.
23 Islam, Muslims and Modern State. - P. 187-188, 238-239.
24 Ланда Р.Г. Политический ислам... - С. 249-250.
25 Азия и Африка сегодня. 2000. № 9. С. 56; Восток-Oriens. 1993, № 1. С. 141149; Islam, State and Society. - London-Riverdale, 1958. - P. 191.
26 Ислам и проблемы межцивилизационного взаимодействия. - М., 1994. -С. 17-18.
27 Centre for study of Islam and Christian - Muslim Relations. Ethnicity, politics and transnational Islam. A Study of an international Sufi order. - Birmingham, 1998. -P. 1-4.
28 Rov O. GeDnéalogie de l'islamisme. - P., 1995. - P. 61-81; Charnay J.-P. Sociologie réligieuse de L'lslam. - P., 1994. - P. 339.
29 Mokeddem M. Al-Qaida au Maghreb islamique. - Alger, 2010. - P. 24-92.
30 Восток-Oriens. - 2011. - № 4. - С. 210-211.
31 Гучетль Г.И. Демократизация в арабском мире: опыт Туниса и Сирии. - М., 1999. - С. 71.
32 Известия. 17.11.2011. Российская газета. 26.10.2011.
33 Независимая газета. 13.03.2012.
34 Независимая газета. 13.03.2012.
35 Независимая газета. 13.03.2013.
36 Независимая газета. 16.04.2012. Независимая газета. 16.05.2012. Известия. 19.08.2011. 23.09.2011.
«Стратегии Востока в контексте мировых процессов», М., 2013 г., с. 19-24.
37
38
