CC BY
37
ВЕСТН. МОСК. УН-ТА. СЕР. 12. ПОЛИТИЧЕСКИЕ НАУКИ. 2012. № 6
А.В. Манойло
ПОЛИТИЧЕСКАЯ МОДЕРНИЗАЦИЯ СИСТЕМЫ МЕЖДУНАРОДНЫХ ОТНОШЕНИЙ НА БЛИЖНЕМ ВОСТОКЕ И В СЕВЕРНОЙ АФРИКЕ (НА ПРИМЕРЕ «ФИНИКОВЫХ РЕВОЛЮЦИЙ»)
В статье рассматривается практика применения западных технологий «цветных революций» и «управляемого хаоса» в недавних событиях в Северной Африке и на Ближнем Востоке, которые привели к дестабилизации политических режимов в Тунисе, Египте, Сирии, Бахрейне и к гражданской войне в Ливии.
Ключевые слова: международные отношения, политические конфликты, психологические операции, «цветные революции», «управляемый хаос», информационные технологии, международная безопасность.
В недавней волне революционных событий, прокатившейся по Северной Африке и успешно демонтировавшей казавшиеся абсолютно стабильными и незыблемыми политические режимы, обращает на себя внимание ряд особенностей.
Во-первых, все они развивались по одному и тому же «революционному» шаблону, очень похожему на сценарий «цветных революций».
Во-вторых, «революции» в различных государствах Северной Африки вспыхнули практически одновременно, что исключает любой элемент случайности и предполагает высокий уровень координации (по времени) извне, либо факт проведения тщательно спланированной внешними силами специальной операции.
Несмотря на довольно распространенное мнение, что страны Магриба являются своеобразной калькой друг с друга, явное сходство между ними наблюдается только в формах политических режимов и времени пребывания их лидеров у власти. В остальном же (в уровне социальной напряженности, в степени разрешения социальных проблем, в уровне жизни и экономической стабильности) они заметно различаются. Вот почему игра на общих проблемах социально-экономического характера не может стать причиной одновременного взрыва политической ситуации во всех указанных странах. Но ее вполне достаточно для маскировки истинных причин «финиковых революций» и объяснения происходящего (разумеется, в определенном свете) внешним наблюдателям — ООН, европейскому сообществу, оставшейся части арабского мира и др.
В-третьих, причиной «пожара», погрузившего в политический хаос самую стабильную и «европейскую» страну — Тунис, стал совсем незначительный повод — самосожжение местного жителя. Тем не менее это послужило сигналом для начала вооруженного мятежа, в считанные дни охватившего всю страну.
Вместе с тем организация мятежа практически невозможна без тщательной предварительной подготовки, вербовки боевиков и сплочения их в боевые группы, четкой системы координации, материального обеспечения и, самое главное, аккумулирования в зоне будущего конфликта значительных финансовых средств, предназначенных для подпитки «революционной борьбы». Последние невозможно доставить в зону конфликта мгновенно, тем более если мятеж уже начался. Без внешней финансовой поддержки ни одна из современных «революций» не может свергнуть законную власть.
В-четвертых, «пламя революции» охватило государства Северной Африки по очереди, в строго определенном порядке, что наводит на мысль об управлении этим процессом извне. Налицо явная избирательность: Тунис — Египет — Ливия — Сирия — Бахрейн — Йемен и т.д. При этом в стороне остались Алжир, Марокко и другие африканские страны со сходными социальными проблемами. На языке специалистов это явление называется «контролируемой цепной реакцией» и является обязательным элементом любой современной технологии «цветных революций». По этой технологии любые промежуточные результаты «революционного подъема народных масс» в одной стране становятся инициирующим поводом, запускающим маховик «революции» (или вооруженного мятежа) в последующей стране из заранее намеченного зарубежными «революционерами» (истинными авторами «революции») списка. Очередность следования «вспыхивающих» стран в контролируемой цепной реакции соблюдается строго: ведь инициирующий импульс пробуждает не к гражданской активности, подавленной очередным авторитарным режимом, а к использованию «домашних заготовок» политтехнологов, подготовивших эту «революцию» в течение долгого времени и внедрявших соответствующую идеологию в массовое сознание населения. А для каждой конкретной страны «домашние заготовки» свои.
Порядок и высокая скорость распространения такой цепной реакции возможны только при высокой степени внешней координации происходящих событий.
В-пятых, в «революциях» в Северной Африке и на Ближнем Востоке наблюдается еще один ключевой элемент технологии «цветных революций» — это механизм обратной связи, обязательно присутствующий в любой специальной операции. Суть его такова: первоначальный сценарий «революции» обкатывается в одной стра-
не, затем корректируется и в виде очередной итерации запускается в следующей. Процедура коррекции повторяется снова. При этом соблюдение очередности в применении технологий «революций» к избранным странам обязательно: такой прием позволяет вовремя учитывать и исправлять ошибки в исходном сценарии, оперативно адаптировать его под тонкую специфику региона, которая проявляется, как правило, уже в процессе реализации исходного замысла. В этом — гибкость современных технологий «цветных революций» и одновременно их главный демаскирующий признак.
В-шестых, во всех «революциях» в странах Северной Африки настораживает один факт — странное отсутствие обязательного компонента любой революции — революционной идеологии. В основе революционной борьбы всегда лежат высокие идеалы (свобода, равенство, братство, справедливость), либо идеи национально-освободительных движений. Ничего подобного в арабских «революциях» нет, есть разношерстное протестное движение, которое быстро превращается в «политическую толпу», основная цель которой — свержение действующей законной власти в лице ее конкретных представителей, с одной стороны, и погромы — с другой. При этом «революционная» толпа не выдвигает никакой альтернативной политической программы: народный гнев носит сугубо персонифицированный характер и ничего не имеет против самой политической системы. Цель такой революции сводится к тому, чтобы на основательно «подогретой» волне народного гнева к власти пришли новые лица, которые, возможно, ничем не лучше предыдущих, но обладают романтическим ореолом «революционеров». Обладая таким ореолом, эти люди могут не иметь ни известного прошлого, ни заслуг перед страной и вообще «вынырнуть» из политического хаоса в самый последний момент. Для любых мировых лидеров, интересы которых лежат в данном регионе, этот момент является самым лучшим для приведения к власти своих ставленников.
Отсутствие революционной идеологической составляющей выдает в событиях в Северной Африке почерк, характерный для англосаксов и проводимых ими специальных психологических операций. Так, технологии «цветных революций» хорошо известны и обкатаны на примере нескольких десятков стран, в том числе государств Центральной Азии с преимущественно мусульманским населением. Хорошо известна предпринятая недавно британцами и американцами попытка организации «зеленой революции» в Иране. Однако в отличие от стран, ориентирующихся на западные либеральные ценности и психологию индивидуализма, шаблонная идеология «цветных революций» не работает в традиционных восточных обществах: на Востоке, где сохранился общинный и родовой
уклад жизни, интересы отдельной личности — ничто, а интересы общины — все.
Человек на Востоке никогда не реализует себя вне общины, к которой принадлежит, иначе его ждет полное забвение и в конечном счете гражданская гибель. Вместе с тем община дает человеку очень многое, в первую очередь поддержку и защиту, нередко даже в большей степени, чем это может обеспечить его западному коллеге либеральное государство. В этом плане свобода на Востоке понимается совсем не так, как на Западе: это не личная свобода от каких-либо запретов и ограничений, а свобода пользоваться возможностями и ресурсами общины, для того чтобы принести ей и в конечном итоге себе лично еще большее процветание. В этом плане идеология «цветных революций» представляет прямую угрозу свободе личности, живущей в традиционном восточном обществе, ее родным, близким, семье. Одним словом, западный лозунг «свобода» не находит отклика на Востоке.
Понятие справедливости в традиционных восточных обществах также определяется формулой: справедливо то, что принесет благо общине. Во внутренней политике это выражается в стремлении добиться высоких государственных постов для представителей своего клана, что, кстати, мало чем отличается от внутриполитической борьбы крупнейших семей в США — Кеннеди, Бушей и др. Принцип народного представительства здесь сводится к представительству родовому, клановому либо общинному; традиционный уклад и правила поведения, принятые в общинах, находящихся у власти, распространяются и на всю государственную внутреннюю политику в целом, цементируя ее и придавая устойчивость в отношении любых внешних воздействий. Западный же лозунг о том, что справедливость должна выражаться в праве каждого управлять страной, вызывает на Востоке искреннее непонимание.
Понятие братства в восточных обществах с преимущественно мусульманским населением уже имеет свое достаточно четкое определение, которое дает ислам, и вряд ли нуждается в западной модернизации.
Идеология национально-освободительных движений сегодня в Северной Африке также по вполне понятным причинам неприменима.
Таким образом, для любых западных политтехнологов, намерившихся сделать страны Магриба площадкой для обкатки своих новых «революционных» технологий, задача выбора революционной идеологии, подходящей к текущей ситуации в регионе, становится неразрешимой проблемой. В этом случае профессионалы специальных операций опускают вопрос идеологии вообще, заменив его набором внешних пиар-клише и положившись на быстрое формирование
из массы недовольных «политической толпы», которой идеология не нужна вовсе, а необходимо лишь указание цели и направления главного таранного удара. Между тем у настоящих революций, являющихся истинным проявлением воли народа, идеология есть всегда. Все эти признаки указывают на некую искусственность в нынешних «революциях» в Северной Африке и на Ближнем Востоке, что дает основание полагать, что здесь не обошлось без внешнего «дирижера».
Оставляя без внимания версию о полной спонтанности и случайности «революций» в Тунисе, Египте и других государствах Северной Африки и Ближнего Востока (которая тоже имеет право на существование), остановимся на предположении, что все произошедшее в странах Магриба неслучайно и имеет внешнего заказчика. В этом случае возникает несколько ключевых вопросов:
— как эти «революции» были осуществлены, при помощи каких схем, моделей и технологий;
— кто реальный заказчик и исполнитель «революций» в Северной Африке и на Ближнем Востоке;
— какие истинные цели преследуют «революции», кто является главной мишенью происходящих событий и зачем для поражения этой мишени понадобилось взрывать весь африканский север, отличавшийся стабильностью и устойчивостью правивших там политических режимов.
1. Модели управления международными конфликтами
«Цветные революции» в классическом виде и любые их разновидности — это технологии информационно-психологического управления международными конфликтами, предполагающие в том числе их искусственную инициацию. Именно в состояние таких этнополитических конфликтов погрузились общества в ранее стабильных и политически предсказуемых государствах Северной Африки после внешней инициации технологий «фисташковых революций» и «управляемого хаоса».
Сегодня управлять специально инициированными политическими конфликтами намного выгоднее, чем пытаться договориться с лидерами государств, чувствующими за собой реальную силу и опирающихся на поддержку армии и основной массы местного населения. Действительно, современные международные конфликты, несмотря на их кажущуюся уникальность, неповторимость и непредсказуемость, обладают большим родовым и видовым сходством и развиваются в целом по одним и тем же законам, что позволяет предсказывать их дальнейшее развитие, рассматривать эти конфликты как объект внешнего управления, вводить такие понятия, как поле конфликтов, формулировать их обобщенные и статистические ха-
рактеристики. Современными конфликтами можно и нужно управлять, исходя из общих закономерностей возникновения, эволюции и разрешения. Представления о международных конфликтах как о сугубо индивидуальных и непрогнозируемых явлениях ведут к запоздалому и неэффективному реагированию «по факту», к практике политических импровизаций.
В современных конфликтах технологии информационно-психологического воздействия применяются в рамках четырех доминирующих культурно-цивилизационных моделей: англосаксонской, восточноазиатской, ближневосточной (исламской) и романо-германской (западноевропейской), каждая из которых стремится преобразовать политические системы участников конфликта в соответствии с собственной картиной мира. Сегодня эти модели эффективно работают в зонах международных конфликтов, не вступая в противоречие и часто дополняя друг друга, что позволяет рассматривать эти модели как реальную альтернативу силовому умиротворению, активно продвигаемому сегодня в сферу международных отношений западной политической пропагандой.
Применяемые в этих моделях технологии информационно-психологического воздействия обладают универсальностью (применимостью к различным типам конфликтов), многократной тиражи-руемостью и предсказуемостью конечного результата. Существует принципиальная разница между технологиями и отдельными приемами, методами и способами психологического воздействия на конфликты: технологии — это готовый набор инструментов управления конфликтами, основанный на знании и использовании общих закономерностей их зарождения, эволюции и разрешения, в то время как индивидуальный подход к каждому новому конфликту требует всякий раз искать новые инструменты воздействия, к тому же в основном эмпирическим путем и с заметным опозданием.
Англосаксонская модель видит разрешение конфликтов в полной, принудительной трансформации политических систем конфликтующих сторон, точнее, своего оппонента, который должен принять политические нормы и стандарты англосаксонской цивилизации («демократические институты»). Традиционно англосаксы используют при этом как методы силового давления («силовое умиротворение», «гуманитарные интервенции», «борьба с международным терроризмом»), так и методы несилового воздействия («мягкая сила», «бархатные революции», «психологическая война»). Эта модель базируется на протестантском мировоззрении и этике успешности, полезности конечного результата.
Восточноазиатская модель исходит из цели разрешения конфликтной ситуации в постепенном, длительном встраивании (интеграции) политических систем и ценностей конфликтующих сторон,
оппонентов в собственную систему политических отношений (например, тайваньская проблема, «возвращение» Гонконга: «одна страна — две системы»), постепенно растворяя в своей системе национальную идентичность политических систем более слабых участников. Известно исчезновение целых народов, этнических групп в Китае в результате длительной ассимиляции (маньчжуры, динлины — таштыкская культура и другие «варвары»1).
Ближневосточная (исламская) модель видит процесс разрешения конфликтов в переносе, проекции исторически сложившихся в исламе традиционных механизмов регулирования социально-политических отношений на зоны конфликтов, в том числе за счет расширения ареала исламского мира и распространения влияния исламской идеологии. Деление мира по религиозному принципу возрождает дух религиозных войн, джихада, который включает в себя как мирные средства урегулирования международных конфликтов, так и вооруженную борьбу за веру. В шиитской ветви ислама, господствующей в Иране, отсутствуют призывы к джихаду против «неверных», более того, лидеры этой страны высказывают предложения о межцивилизационном диалоге2, выступают за поиск взаимопонимания между христианскими и мусульманскими странами и народами не путем взаимного отрицания ценностных установок, а путем заимствования (обмена) культурных и технологических достижений.
Романо-германская модель, основанная на своей цивилизацион-ной, политической этике, по мнению ряда авторов, отягощена стереотипами, набором «общепринятых» или общеобязательных этических представлений, не всегда совпадающих с представлениями других цивилизаций. Поэтому, например, трудны диалоги как французов, так и немцев с китайцами, «форумы есть, а диалога не получается»3. В этой связи романо-германская модель исходит из того, что процесс разрешения конфликтной ситуации заключается в изменении взглядов его участников преимущественно принятием устоявшихся в этой цивилизации господствующих этических норм и стереотипов. Эта модель психологического воздействия на конфликты не ставит задачу путем прямого вмешательства изменить политические системы его участников, а стремится управлять сознанием политических элит, стоящих у власти в государствах — участниках конфликта, а также — сознанием различных слоев местного населения и международной общественности, побуждая их воспринимать конфликт в
1 См.: КрюковМ.В. и др. Древние китайцы в эпоху централизованных империй. М., 1983. С. 63.
2 См.: Хатами М. Ислам, диалог и гражданское общество. М., 2001. С. 141.
3 Королев С.И. Этническая психология: методика изучения и методика использования. М., 2007. С. 184.
соответствии с предлагаемым им образом конфликта, т.е. смотреть на конфликт глазами европейского сообщества.
Англо-саксонская модель реализуется в политике в виде проводимых США и их союзниками психологических операций, в которых применение прямой вооруженной силы рассматривается в качестве сервиса по отношению к технологиям информационно-психологического управления массовым и индивидуальным сознанием населения как непосредственно в зонах международных конфликтов, так и вне их. Модель такой операции состоит из следующей последовательности фаз: политической стратификации общества, политической поляризации стратов, контролируемой поведенческой реакции (на базе известных в психологии техник «якорения») и психологической коррекции политического поведения групп населения и целевых аудиторий, основанной на принципе обратной связи.
Использование психологических «якорных» техник особенно опасно в условиях этнополитических конфликтов: многие разновидности массовых психологических состояний, сформировавшихся в течение исторического периода развития национального самосознания, включая состояния пограничные и агрессивные, уже заложены в этнической памяти и практически в неизменном виде, неосознанно (т.е. на уровне коллективного подсознания) передаются из поколения в поколение. Их не нужно специально формировать под конкретную психологическую операцию. Исторические механизмы инициации этих состояний, не раз срабатывающие в исторической практике межнациональных конфликтов, также известны: для того чтобы «переключить» население какого-либо этнического анклава из психологического состояния мирного добрососедства в состояние немотивированной агрессии, достаточно лишь незначительно адаптировать формат психологического импульса, инициирующего психологический механизм «переключения состояний», характерных для данного этноса, к современным условиям. Именно эти психологические приемы и технологии исключительно ярко проявили себя в «финиковых революциях» в Северной Африке.
2. Технологии политических переворотов
и «управляемого хаоса»
Технологии «финиковых и фисташковых революций» имеют сходство с «цветными революциями». Они используют тот же арсенал психологических и организационных приемов, шаблонов и схем, но смещают акцент на методы, способные расколоть сплоченность традиционных восточных обществ на мелкие фрагменты с целью вырвать отдельные личности из состава родовых и племенных кланов, дезориентировать их в политической обстановке с помощью технологий управления массовым сознанием и создать из этих де-
зориентированных граждан главный таранный инструмент любой «цветной революции» — «политическую толпу».
Методы и технологии, позволяющие расколоть сплоченные традиционные общества на отдельные фрагменты, погружая общество в состояние распада и политический хаос, подчиняющийся своим законам, носят название технологий «управляемого хаоса». След применения именно этих технологий в Северной Африке и на Ближнем Востоке усматривают сегодня многие эксперты и обозреватели. Одним из авторов популярной на Западе «теории управляемого хаоса» является американский стратег, дипломат и политолог Стивен Манн. Суть выдвигаемой им концепции следующая.
Цель любой специальной психологической операции — обеспечить добровольную подчиняемость представляющего интерес человека, с тем чтобы впоследствии свободно и без каких-либо ограничений использовать его в своих целях — в качестве неодушевленного инструмента, ресурса, расходного материала. Это сравнительно несложно обеспечить в западных либеральных обществах, где каждый гражданин — индивидуалист в жизни преследует исключительно личные цели и хотя и пользуется в некоторой мере поддержкой и защитой государства, в основном борется и выживает в одиночку. Такого индивидуума несложно психологически сломить и «перепрограммировать» под любой шаблон политического поведения, включая «демократический», поскольку ни одна, даже самая сильная личность, не в состоянии выстоять перед напором системы и применяемыми ею технологиями психологического убеждения и принуждения. Вот почему в западном обществе так популярны и эффективны многочисленные техники скрытого манипулирования, «промывки мозгов», НЛП, рефлексивного управления, а секты сравнительно просто вербуют и обрабатывают адептов. Для того чтобы заполучить себе адепта, необходимо всего лишь взломать его личные защитные барьеры, которые обеспечила ему природа при рождении для защиты психики от внешних негативных воздействий, и заменить его систему ценностей своей.
В традиционных обществах все иначе. Отдельная личность, глубоко интегрированная в общество, клан, род или племя, защищена этим обществом от любого внешнего негативного психологического воздействия, даже самого мощного. В противодействии негативному влиянию или информационной агрессии любой член этого общества может рассчитывать и опираться на ресурсы всего общества в целом и на помощь каждого из его членов, поэтому его не так просто сломить. Для этого необходимо разрушить внешний рубеж обороны — саму традиционную структуру построения общества — и погрузить общество в политический хаос, который лишает любого попавшего в его водоворот человека коллективной поддержки и превращает его
в индивидуалиста. Погружение общества в хаос достигается путем политического переворота или вооруженным мятежом, сопровождающимся мощной информационно-пропагандистской компанией по дискредитации традиционных ценностей. В результате разрушения традиционного уклада и девальвации ценностей возникнет идеологический вакуум, который сразу же должен быть заполнен специально разработанной режиссерами «революций» идеологией. Смена ценностей в условиях хаоса произойдет незаметно: любая личность, вырванная из своего традиционного уклада и потерявшая поддержку своего рода или клана, будет хвататься за любую идеологическую концепцию, гарантирующую ей выживание.
Происходящая смена системы ценностей в обществе обеспечивает добровольную подчиняемость всех его членов и превращает общество в послушный инструмент реализации внешнеполитических интересов иностранного государства. Хаос становится управляемым. Сам Манн определяет эту концепцию как настоящую революцию, которая формирует новые подходы к военной стратегии, а ее влияние может изменить как характер войны, так и эталоны стратегического мышления. «Структура и стабильность находятся внутри самой видимой беспорядочности и нелинейных процессов», — утверждает американский стратег. Ключевую роль здесь имеют исходные параметры, ибо, по мнению разработчика концепции, «подобные "хаотические" системы показывают тонкую зависимость от начальных условий»4.
В соответствии с этой теорией для обеспечения добровольной подчиняемости стран Северной Африки интересам внешнего государства объединяющие их население кланы и общины должны перемешаться, т.е. нынешнее, традиционное социальное устройство, которое в Северной Африке существует до сих пор, должно быть разрушено и перемешано. Именно это и происходит сейчас в государствах, ставших жертвами «новой революционной волны».
3. Вероятные заказчики
На возможных заказчиков, авторов и организаторов «финиковых революций» указывают некоторые характерные высказывания и заявления авторов технологий «цветных революций», «управляемого хаоса» и концепции «Большой Ближний Восток». Все они — граждане США.
Так, один из авторов концепции «Большой Ближний Восток», неоконсервативный теоретик Майкл Ледин, утверждает, что «современный исламский мир — это новое издание фашизма», но «фашизм играет без правил», следовательно, «победить "фашизм"
4 Коровин В. Цунами цветных революций на Большом Ближнем Востоке // Евразия, ИАП. 2011, 4 апр. URL: http://evrazia.org/print.php?id=1619
(т.е. исламский мир) можно только с помощью аналогичного фашизма — крайне жестких и агрессивных действий, попирающих (ради "благих" целей) некоторые основополагающие нормы демократии»5. В качестве ядра исламского мира, из которого исходит угроза остальному демократическому миру, он прямо указывает те самые страны Северной Африки и Ближнего Востока, где происходят сегодня события «финиковых революций».
В том виде, в котором существуют эти государства, они не готовы принять американские ценности ввиду того, что их социальное устройство является общинным, клановым, родовым, с сильно доминирующим этническим фактором. На этом фоне в большинстве из этих стран были выстроены светские политические режимы с авторитарным несменяемым лидером во главе, жесткой иерархией и зачастую режимом чрезвычайного положения, с опорой на армию и спецслужбы в качестве основных гарантов соблюдения порядка и единой идеологической стройности. По своей политической форме это национальные государства с авторитарной жесткой вертикалью власти и четкой идеологической базой.
Политические авторитарные режимы, внешне демонстрировавшие лояльность США, не давали полностью открыться окружающему миру подконтрольным им территориям, что необходимо для подключения их к глобальной социальной сети. Все это затрудняло действия американских институтов развития гражданского общества в этих странах, а формальная лояльность многих политических режимов накладывала дополнительные ограничения, заставляющие считаться с их позицией и мнением6.
Теперь, по-видимому, пришло время кардинально изменить сложившуюся на протяжении последних десятилетий ситуацию. Известно, что в случае государственного переворота новая власть, состоящая из сомнительных и малоизвестных международному сообществу элементов, будет в первую очередь озабочена собственным международным признанием и будет готова поступиться любыми национальными интересами ради этого. Следовательно, такое руководство будет намного сговорчивее в решении ключевых политических и экономических вопросов. С таким правительством можно будет пересмотреть экономические соглашения и изменить их в лучшую для себя сторону в обмен за незначительные политические авансы в сторону новой власти.
То, что процесс погружения Северной Африки и части Ближнего Востока в политический хаос начался именно сейчас, говорит о том, что время пересмотра прежних соглашений правительств ряда арабских государств с такими мировыми лидерами, как США
5 Там же.
6 Там же.
(являющимися авторами указанных технологий), видимо, пришло. Если за «фисташковыми революциями» стоит именно Вашингтон, то переформатирование им карты Северной Африки и Ближнего Востока может преследовать две основные цели.
4. Цели новых цветных революций
Истинные цели «фисташковых революций» в странах Северной Африки и Ближнего Востока лежат, несомненно, глубже, чем просто смена политических режимов и замена в общем-то лояльных, но малоуправляемых (в силу своей бессменности) авторитарных лидеров арабских государств на марионеток, постоянно зависящих от внешней политической поддержки. Эти «революции» необходимо рассматривать не в узком смысле, как рядовые внутригражданские конфликты, а в системе координат глобальной политики. В этой системе координат регион Магриба является точкой, в которой сегодня сходятся интересы крупнейших мировых политических сил, сделавших Северную Африку своеобразным полигоном и плацдармом для приближающейся схватки за весь Африканский континент, крупнейшей после получения бывшими колониями своей независимости. Эта схватка, по мнению многих аналитиков, станет для черного континента новым территориальным и энергетическим переделом.
Есть несколько важнейших причин, по которым Африка имеет стратегическое значение для мировой экономики, в том числе для геополитических интересов Соединенных Штатов Америки и Китая как крупнейших игроков мирового рынка. Главная из них — нефть. Суммарные нефтяные резервы африканских стран — 16,6 млрд т, что составляет 10% общемировых запасов. По этому показателю Африка уступает лишь Ближнему Востоку и Евразии. При этом новые месторождения открываются ежегодно. Лидеры по доказанным запасам нефти — Ливия (5,7 млрд т), Нигерия (4,8 млрд т), Ангола (1,8 млрд т), Алжир (1,5 млрд т), Судан (0,9 млрд т). На долю Западной Африки уже сейчас приходится 15% нефти, импортируемой в США, и этот показатель, по всем прогнозам, в течение ближайших 25 лет достигнет 25%. Нефтяные месторождения найдены на побережье Анголы, Сан-Томе, Габона и Нигерии. США пытаются уменьшить энергетическую зависимость от Ближнего Востока, поэтому Африка в последние годы стала особым объектом американского политического интереса.
На африканские страны приходится около трети китайского импорта нефти. В 2006 г. Ангола, обогнав Саудовскую Аравию, стала основным поставщиком нефти в КНР. Кроме того, экономика КНР заметно ориентируется на поставки африканского газа. Газовые ресурсы Африканского континента значительны. Они насчитывают
14,65 трлн м3, что составляет 7,9% мировых запасов. По доказанным запасам природного газа Нигерия и Алжир (5,22 и 4,5 трлн м3 соответственно) во всем мире уступают лишь России, Ирану, Катару, Туркмении, Саудовской Аравии, ОАЭ, но значительно опережают такого ведущего экспортера газа, как Норвегия (2,91 трлн м3). Необходимо отметить, что в сфере энергетики КНР является крупнейшим партнером таких африканских стран, как Судан, Ангола, Нигерия, Экваториальная Гвинея и Демократическая Республика Конго.
Углеводороды являются не единственным африканским сырьем, в котором нуждается КНР. Интерес вызывают руды и металлы: цинк, кобальт, медь, уран и бокситы, которые импортируются из Замбии, Зимбабве, ЮАР, ДРК, Габона и Марокко. Несмотря на то что сама КНР располагает значительными запасами цветных металлов, большинство китайских месторождений — это бедные и не приспособленные к искусственному обогащению руды. Разрыв между ростом спроса на цветные металлы в силу бурного промышленного роста КНР и предложением в силу сокращения внутренних запасов может вызвать серьезную проблему для экономики страны.
Таким образом, Африка и Ближний Восток сегодня являются точкой пересечения жизненно важных интересов двух великих держав: США и Китая, которые уже вступили между собой в непримиримую борьбу за доступ к энергоресурсам и политическое влияние в регионе.
Для Вашингтона страны Магриба — ключевой регион на карте мира, установление контроля над которым позволяет управлять глобальным транзитом углеводородов и других видов стратегического сырья для крупнейших развивающихся экономик (прежде всего Китая). США в темпах экономического развития проигрывают своему главному сопернику — Китаю и все больше становятся зависимыми от его быстро растущей экономической и политической мощи. В этих условиях политика Вашингтона может выражаться в том, чтобы любой ценой удержать контроль над крупными запасами углеводородного сырья, воспрепятствовать его поставке в Китай и Европу и тем самым сдержать их экономический рост. Один из методов достижения этой цели — использование национальных сепаратистских и экстремистских движений для дестабилизации неподконтрольных регионов — так называемый «управляемый хаос». Применение именно таких технологий и наблюдается сегодня в странах Северной Африки и Ближнего Востока, переживших или продолжающих переживать «финиковые революции». Это первая основная цель США и причина «революционных» событий в регионе: не исключено, что перед новой властью, пришедшей к управлению с помощью технологий «цветных революций» и «управляемого
хаоса», будет поставлена задача — перекрыть (или существенно сократить) экспорт энергоносителей в Китай.
Вторая основная цель Вашингтона может иметь отношение к приближающейся схватке за Африку и ее энергетические ресурсы в целом. Как повод для соперничества великих держав и предмет нового геополитического передела сфер влияния Африканский континент сегодня, несомненно, представляет лакомую добычу. Вместе с тем в политическом плане Африка — самый молодой регион мира. Средний возраст расположенных здесь стран, кроме Эфиопии, — менее 40 лет. Подавляющее большинство государств было образовано после распада колониальных империй европейских метрополий во второй половине ХХ в. Не исключено, что в самом ближайшем будущем на смену колониальным границам придет новое политическое устройство региона. В этом переустройстве США рассчитывают сыграть ключевую роль, выдвинув концепцию нового геополитического образования — «Большого Ближнего Востока». Цепочка «цветных революций» в странах Северной Африки и Ближнего Востока может стать первым практическим шагом на пути ее реализации.
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
1. Крюков М.В. и др. Древние китайцы в эпоху централизованных империй. М., 1983. [Krjukov M.V. i dr. Drevnie kitajjcy v ehpokhu centralizovannykh imperijj. M., 1983]
2. Хатами М. Ислам, диалог и гражданское общество. М., 2001. [Khatami M. Islam, dialog i grazhdanskoe obshhestvo. M., 2001]
3. Королев С.И. Этническая психология: методика изучения и методика использования. М., 2007. [Korolev S.I. Ehtnicheskaja psikhologija: metodika izuchenija i metodika ispol'zovanija. M., 2007]
4. Коровин В. Цунами цветных революций на Большом Ближнем Востоке // Евразия, ИАП. 2011. 4 апр. [Korovin V. Cunami cvetnykh revoljucijj na Bol'shom Blizhnem Vostoke // Evrazija, IAP. 2011. 4 apr.] URL: http://evrazia.org/ print.php?id=1619
