CC BY
104
2009'2 НАУКА.ТЕОРИЯ.
ПРАКТИКА.
твие и применяется на всей территории Российской Федерации. Законы и иные правовые акты, принимаемые в Российской Федерации, не должны противоречить действующей Конституции Российской Федерации (статья 15 Конституции РФ). Значит, нормы федеральных законов должны содержать как общепризнанные принципы и нормы международного права, так и положения Конституции РФ, закрепляющие равное правовое положение мужчины и женщины. Не должны являться исключением и нормы уголовного и уголовно-исполнительного законодательства.
Нам представляется, что, закрепив в уголовном и уголовно-исполнительном кодексах право на отсрочку отбывания уголовного наказания исключительно для женщин, имею-
щих малолетних детей, и увязывая ее с обязанностью воспитания и надлежащего ухода за ребенком в возрасте до четырнадцати лет (материнством), законодатель пренебрег конституционным принципом о равноправии мужчины и женщины. Согласно семейному законодательству, являясь родителями малолетнего ребенка, мужчины имеют право на отцовство, а женщины на материнство в равной степени. Таким образом, отсрочка отбывания уголовного наказания должна распространяться не только на женщин, но и на мужчин, имеющих малолетних детей. По нашему мнению, по меньшей мере, право на отсрочку отбывания наказания должно быть предоставлено мужчинам, имеющим детей в возрасте до четырнадцати лет и воспитывающим их в одиночку.
Литература
1. См.: Большой энциклопедический словарь / под ред. A.M. Прохорова. - М., 2001.
ПОЛИТИЧЕСКАЯ МИФОЛОГИЯ АНГЛИЙСКОГО АБСОЛЮТИЗМА В ПЕРВОЙ ЧЕТВЕРТИ XVII в.
А.А. ТРУНОВ,
кандидат философских наук , доцент (БУПК)
Король Шотландии Яков VI Стюарт (15671625 гг.) родился 19 июня 1566 г. в Эдинбурге. На английский престол он вступил после смерти королевы Елизаветы I Тюдор под именем Якова I, став именоваться королем Англии, Шотландии и Ирландии. Правление Якова I началось 24 марта 1603 г. и завершилось 27 марта 1625 г. его кончиной в Тиболдс-Парке. За этот достаточно продолжительный исторический период содержание официальной политической мифологии английского абсолютизма существенно изменилось.
Целью данной статьи является анализ тех изменений, которые произошли в смысловом (архетипическом) ядре политической мифологии английского абсолютизма в первой четверти XVII в. Для реализации поставленной цели мы намерены использовать метод герменевтики (толкования) публичных высказываний английского монарха по поводу сакральной природы верховной политической власти, зафиксированных в ряде источников. Рассмотрим эти высказывания.
«Титул короля, - уверенно заявлял Яков I, - Божественного происхождения, посколь-
ку короли только Богом посажены и только перед Ним отчитываются за свои дела» [4, с. 65]. По его же словам, «монархии принадлежит самое высшее положение на земле, так как короли являются не только заместителями Бога на земле и занимающими Его трон, но даже Самим Богом они признаны богами» [3, с. 16].
Разъясняя подданным идейные основы своей абсолютистской доктрины, Яков I конкретизировал: «король является верховным властителем над всей страною, точно так же как он является господином над всяким лицом, которое в ней обитает, имея право жизни и смерти над каждым из обитателей. Ведь хотя справедливый правитель и не станет отнимать жизнь у кого-либо из своих подданных без ясного указания закона, однако законы, в силу которых эта жизнь отнимается, изданы им самим или его предшественниками» [3, с. 7].
Однако эти политико-теологические декларации Якова I в корне противоречили весьма распространенным представлениям юристов конца XVI - начала XVII в. об ограниченном характере монархической власти в Англии. Показательно, что не только при-
НАУКА.ТЕОРИЯ.
2009'2
ПРАКТИКА.
нципиальные противники божественного происхождения королевской власти, но и ее безусловные сторонники сходились во мнении, что власть английских монархов не является абсолютной, поскольку устанавливается законами страны и правом парламента вотировать налоги [7, с. 34-39].
Реальная власть в Англии начала XVII в. действительно была не столько разделена между королем и парламентом, сколько принадлежала «королю в парламенте». При этом подразумевалось, что именно в слиянии с полномочиями парламента королевская власть является наделенной высшей юридической силой. Вне парламента власть короля носила ограниченный характер, что Якову I было очень хорошо известно.
Может сложиться впечатление, что Яков I в своих абсолютистских притязаниях следовал той политической традиции, которая была заложена его предшественниками - Тюдорами. На первый взгляд, так оно и было. Однако при сравнительном изучении тюдоровского и раннестюартовского абсолютизма это поверхностное впечатление следует скорректировать. Допустимо говорить лишь о некоторой преемственности мифологии власти, а также политического курса Тюдоров и ранних Стюартов.
При Тюдорах (1485-1603 гг.) королевские прерогативы назывались «абсолютными» главным образом потому, что они не контролировались и не ограничивались никакой другой властью. При этом такие традиционные ценности английской политической культуры, как свобода, самоуправление, верховенство закона вполне уживались с институтом абсолютной монархии благодаря тому, что существовали корпорации и сословные представительства, обязанные защищать свои интересы перед королем.
С восшествием на английский престол Якова I ситуация стала меняться. Во многом это произошло под влиянием хорошо разработанной теории Божественного права королей, «The Divine Right of the Kings» [6; 7, с. 9-56]. Ее истоки сравнительно легко можно обнаружить в сочинениях французского мыслителя и правоведа Жана Бодена (1530-1596 гг.), а также других политических теоретиков того времени.
В 1570-х гг. Боден начал активно использовать понятие «суверенитет», определяя его как абсолютную и необоримую власть суверена. Суть новой доктрины суверенитета состояла в следующем: «необходимо, чтобы суверены не подчинялись повелени-
ям других людей и чтобы они могли давать законы подданным и отменять, лишать силы бесполезные законы, заменяя их другими, чего не может совершать тот, кто подчинен законам и людям, которые имеют право ему повелевать» [1, с. 305].
Теория Божественного права королей пришлась весьма по вкусу Якову I, который откровенно симпатизировал формировавшемуся в то время французскому абсолютизму и был совсем не прочь укрепить абсолютизм английский. Опираясь на нее, он отделил королевскую власть от парламента, оспорил традиционный авторитет мировых судей, логично обосновал притязания королей выступать в качестве суверенных правителей.
Разъяснения Якова I по поводу абсолютного характера королевской власти в Англии представляются нам почти буквальным повторением слов Бодена: «король издает ежедневно статуты и ордонансы, подкрепляя их теми наказаниями, которые он считает подходящими, без какого-либо участия парламента или сословий; в то же время не во власти парламента издание какого-либо закона или статута без того, чтобы королевский скипетр не прикоснулся к нему, сообщая ему законную силу» [3, с. 7].
Это позволяет сделать вывод о том, что в сердцевине политико-теологического мышления Якова I находилась совокупность тщательно отобранных рациональных аргументов, позаимствованных как у Бодена, так и у других теоретиков Божественного права королей. Эти аргументы имели целью доказать, что короли как суверены подчиняются только Богу и только перед Ним несут всю полноту ответственности за свои действия.
Понятие «абсолютная власть», конечно же, не означало, что монарх мог делать все, что ему только заблагорассудится. Напротив, власть абсолютных монархов ограничивалась правом, на котором строился весь ок-сидентальный порядок. Король, конечно же, мог изменять законы, что было не таким уж простым делом, но он обязан был им подчиняться. Тем не менее, королевская власть в Англии изначально конструировалась Яковом I как экстралегальный «моносубъект» публичной политики. Этот «моносубъект» не нуждался в каких-либо других субъектах социального действия, замыкая всю власть на себе.
Однако экстралегальность (она же - над-законность) и одновременно «моносубъек-тность» (иначе - гиперволюнтаризм) короля в полисубъектном английском обществе
2009'2
НАУКА.ТЕОРИЯ. ПРАКТИКА.
- это историческая аномалия. В дальнейшем развитии такого сочетания либо «моносубъ-ектность» короля должна была раствориться в полисубъектности английского общества, либо же это общество должно было перестать быть полисубъектным, подчинив себя экстралегальности короля. Эта политико-юридическая коллизия отчетливо обозначилась уже в 1604 г. [8, с. 10, 23] и со временем приняла форму затяжного конфликта короны с парламентом.
Конфликтуя с парламентом или решая другие актуальные политические задачи, Яков I по возможности старался быть последовательным в своих действиях. Монарх опирался на имевшиеся у него представления об образе идеального правителя. Эти представления имели вполне завершенное оформление. Так, еще в Шотландии Яков написал сборник поучений для своего старшего сына «Царский дар» (1599 г.) и политический трактат «Истинный закон свободных монархий» (текст этого политического трактата в 1598 г. был адресован шотландской аудитории, а в 1603 г. - английской).
В своих основополагающих политических произведениях Яков, опираясь на Священное Писание, провозглашал, что короли имеют свою власть непосредственно от Бога, что они и сами - нечто вроде богов. Он пытался предложить подданным свое видение идеального монарха - мудрого и праведного судьи, миротворца, защитника истинной веры. Этот архетипический образ был найден им в лице Соломона, третьего царя Израильско-Иудейского царства.
К повторению успехов знаменитого библейского царя стремился и Яков VI Стюарт (будущий Яков I), мечтавший своим правлением стяжать себе славу «Шотландского (Британского) Соломона». Именно этот библейский образ является ключевым для понимания архетипической основы и производных от нее политико-мифологических проекций всего многолетнего правления Якова I (VI) Стюарта, сначала как короля Шотландии, а затем - как правителя Британских островов.
Ассоциации, связанные с отождествлением Якова VI Шотландского и библейского царя Соломона, появились довольно рано. А вот среди англичан эти библейские аллюзии набирают свою силу гораздо позднее.
Первое документально зафиксированное упоминание о легендарном третьем царе Израильско-Иудейского царства было сделано Джоном Хэйуордом в проповеди,
произнесенной в Пол Кросс 27 марта 1603 г. Скорбя по поводу кончины Елизаветы I Тюдор, он призывал собравшихся признать в Якове VI Шотландском ее достойного преемника, подобно тому, как в Соломоне иудеи признали наследника и продолжателя дела Давида. Речь, таким образом, шла о династической перспективе, то есть о том, что Яков VI вполне заслуживает наследовать трон своей великой предшественницы.
У англичан, знакомых с династической программой короля Генриха VII Тюдора (14851509 гг.), сознательно лишившего шотландскую ветвь своих наследников всех прав на английский престол, перспектива появления шотландца на английском троне особого восторга не вызывала. Поэтому имя «Британского Соломона» закрепилось за Яковом I далеко не сразу [5, с. 186-187, 183].
Заметим, что Яков I (VI) Стюарт выступил не только в качестве интерпретатора ветхозаветного образа царя Соломона, но и как создатель собственной версии абсолютистской мифологии. Она включала в себя ряд логически взаимосвязанных идеологически маркированных иносказательных историй, сгруппированных вокруг базисного сакрального мифа. Согласно этому мифу, следовавшему из теории Божественного права королей, монарх - это отнюдь не слепое орудие в руках Бога, а Его личный носитель, ничем не ограниченный как в принятии собственных «богоугодных» властно-политических решений, так и в выборе средств их претворения в жизнь.
Миф о земной непрерывной теофании монарха с неизбежностью становился основополагающим сакральным мифом раннестюартовского абсолютизма, в котором государство персонифицировалось и обожествлялось, получая статус экстралегального «моносубъекта» публичной политики. Однако сакрализация власти Якова I коренилась отнюдь не в основах вероучения англиканской церкви, закрепленных в елизаветинском символе веры, и тем более не в его рассуждениях о Божественном праве королей, по всей вероятности, спорных для богословов и малопонятных для широкой публики.
Ее истоки следует искать в особенностях религиозного менталитета и социального мышления людей, живших в первой четверти XVII в. Именно склонность абсолютного большинства подданных Якова I к религиозному восприятию бытия и исключительная важность главы государства придавали
НАУКА.ТЕОРИЯ. 2009'2
ПРАКТИКА.
образу монарха сверхчеловеческий характер в общественном сознании.
По словам известного историка С.Р. Гар-динера, Яков I обладал «довольно значительными умственными способностями. Обыкновенно он лучше других знал, что желательно сделать. Но всякое беспокойство для него было ненавистно, и вникать в детали дела он избегал... Он верил в свое призвание управлять Англией, отчасти в силу своего рождения, частью же в силу связанного с ним Божественного права; но более всего - по своему умственному превосходству» [2, с. 15].
То, что народ представляет себе ситуацию иначе, чем он, Якова I, как правило, не волновало. Изучение официальных исторических документов, относящихся к периоду правления Якова I [8, с. 10-13, 36-45], не оставляет сомнений в том, что он своим стремлением быть «человекобогом» фактически не ставил вопроса о своем моральном соответствии народным представлениям о богоугодном короле.
Вследствие этого стали возникать некоторые проблемы. Расширение королевских прерогатив, дорогостоящий и сомнительный с точки зрения протестантской морали фаворитизм, откровенные провалы во внешней политике вели к образованию глубоких расхождений между королем и его подданными. Мифология, инкорпориро-
ванная в сферу государственной политики, сравнительно быстро приводила раннес-тюартовский абсолютизм к ошибочным решениям.
Король-«человекобог» переставал соответствовать своему Небесному первообразу, «выпадая» из парадигмы своего же сакрального мифа. Вместо этого происходила очевидная перекодировка архетипа мифологического наместника Христа на земле в смыслы и образы языческой архаики с ее магическим культом короля-«человекобога», который переставал быть земной проекцией христианского Царя Небесного и становился для поданных всего лишь одним из воплощений «князя мира сего».
Однако негативные последствия претворения в жизнь политической мифологии Якова I обнаружили себя гораздо позднее - уже во время правления Карла I (1625-1649 гг.), который лишь усугубил и преумножил основные ошибки своего далекого от гениальности отца.
Впрочем, опыты трансляции абсолютистской мифологии, основанной на репрезентации сакральной природы верховной политической власти, в длительной перспективе сравнительно редко бывают успешными. У Тюдоров это хорошо получалось, а вот ранним Стюартам эти опыты явно не удались. Возможно потому, что время английского абсолютизма подходило к концу.
Литература:
1. Антология мировой политической мысли: в 5 т. Т. I. Зарубежная политическая мысль: истоки и эволюция. - М.: Мысль, 1997. 832 с.
2. Гардинер С.Р. Пуритане и Стюарты. 1603-1660 гг. / пер. с англ. и предисл. А.В. Каменского; Гос. публ. ист. б-ка России. - М., 2008. 192 с.
3. Законодательство английской революции 1640 - 1660 гг. / отв. ред. ЕА. Косминский, сост. Н.П. Дмитревский. - М.-Л.: Изд-во АН СССР, Институт Права, 1946. 382 с.
4. Лавровский В.М. Сборник документов по истории английской революции XVII в. / под. ред. МА. Барга. - М.: Высшая школа, 1973. 342 с.
5. Священное тело короля: ритуалы и мифология власти / отв. ред. НА. Хачатурян; Ин-т всеобщ. истории РАН; МГУ им. М.В. Ломоносова. - М.: Наука, 2006. 484 с.
6. Burgess G. "The Divine Right of the Kings" reconsidered // The English historical review.
- Essex, 1992. - Vol. 107, N 425. - Р. 837-861.
7. Sommerville J.P. Politics and ideology in England, 1603 - 1640. - L.; N.Y.: Longman, 1986.
- X, 254 p.
8. The Stuart Constitution, 1603-1688: Documents and commentary. Second ed. / Ed. and introd. by J.P. Kenyon. - Cambridge ets.: Cambridge univ. press, 1986. - XVIII, 478 p.
