CC BY
12
которые были опубликованы в периодических изданиях 18301840-х годов, а также именным указателем; в конце книги приводится подборка афоризмов и высказываний Одоевского.
Т.Г. Петрова
2020.02.019. МИЛЛИОНЩИКОВА Т.М. ПОЛЕМИКА В СЛАВИСТИКЕ АНГЛИИ И США: ПУШКИН - «ALTER EGO РУССКОЙ ДУШИ». (Обзор).
Ключевые слова: А.С. Пушкин; Н.В. Гоголь; Ф.М. Достоевский; образ поэта; национальный символ; историко-культурный контекст; русская идентичность; художественный перевод; поэтическая биография; психологизм; «всемирная отзывчивость».
«Великому сияющему солнцу русской словесности, славному Александру Пушкину», первым отдал должное В.Г. Белинский, отмечает английский славист сэр И. Берлин [1, с. 269].
Пушкинский гений признавали еще до того, как В.Г. Белинский взялся за перо; но лишь его 11 знаменитых очерков обнаружили «полное, истинное значение А.С. Пушкина». Перед читателем, как писал В.Г. Белинский, - «не просто гениальный, блистательный поэт, но еще и в буквальном смысле созидатель русской литературы и литературного русского языка, задавший художественному слову направление и определивший место поэзии в народной жизни» [1, с. 269].
Русская культура, говорил своим читателям 1830-х годов В.Г. Белинский, «была тепличным, чужеземным растением, прижившимся на российской почве, - и пока не появился Пушкин, русских авторов даже упоминать было бы зазорно рядом с Шекспиром, Данте, Гёте и Шиллером», - приводит точку зрения русского критика И. Берлин [1, с. 277-278].
По мнению английского слависта, В.Г. Белинский создал образ А.С. Пушкина, «сохраняющийся в российской словесности доныне - образ человека, ставшего для отечественной литературы тем же, чем явился для самого отечества "несравненный реформатор Петр Великий"». Со страстной убежденностью критик писал «портрет поэта, по праву заслужившего имя вестника и пророка». Ему удалось создать образ поэта, который «своим искусством помог русскому обществу осознать самое себя как духовное и поли-
тическое целое: пускай даже... со всеми пережитками прошлого, -но и с неведомым, темным, коварно манящим будущим» [1, а 270].
В.Г. Белинский доказал, что всё это заслуга А.С. Пушкина, а отнюдь не его предшественников, «превозносивших только русский дух и русскую мощь», - Г.Р. Державина, и Н.М. Карамзина, и В.А. Жуковского [1, с. 270]. В.Г. Белинский и его ученики первыми разглядели в А. С. Пушкине русского национального поэта, «под чьими животворными лучами так изумительно вызрели и расцвели русская мысль и русское чувство». «Сам А.С. Пушкин, веселый, изящный, изысканный аристократ, а в свете человек высокомерный, презрительный и привередливый, находил это изобилие похвал и чрезмерным, и неловким», - констатирует И. Берлин [1, с. 271].
Столь неповторимое преобладание «словесности над жизнью», одного человека над сознанием и воображением огромного народа, населяющего необъятную страну, - «факт единственный в своем роде». «Найти нечто вполне похожее немыслимо: ведь ни Данте, ни Шекспир, ни Гомер, ни Вергилий, ни Гёте не занимают в национальном сознании места, подобного пушкинскому» [1, с. 270], - отмечает английский славист.
В литературной жизни США А.С. Пушкин не завоевал того положения, какое считали бы достойным его гения те, кто читал его по-русски, констатирует Уильям Миллз Тодд III [9]. Тем не менее постепенно изучение творчества русского национального гения всё же укрепляло свои позиции.
В послевоенные годы в американских университетах параллельно тому, как расширялись исследования русского языка, литературы, истории и культуры в славистике США, достаточно активно развивалось американское пушкиноведение. Во всех крупнейших американских университетах и во множестве небольших колледжей ведутся курсы и семинары по творчеству А.С. Пушкина; Университет Висконсин, Нью-йоркский университет и Калифорнийский (Беркли) университет финансируют пушкинские конференции и публикуют труды этих конференций.
В собрании Гарвардского университета имеются все первые издания пушкинских произведений и некоторые рукописи поэта; в Университете Висконсин действует «Пушкинский центр»; «Севе-
роамериканское Пушкинское общество» («The North American Pushkin Society») проводит ежегодные собрания и издает «Пушкинский журнал» («The Pushkin Journal»). В 1997 г. в Нью-Йорке при содействии Международного общества пушкинистов был открыт первый в Северной Америке музей А.С. Пушкина.
Проблема, связанная с уникальным статусом А.С. Пушкина в русской культуре, относится к особо влиятельному направлению в американском пушкиноведении, отмечает У.М. Тодд III [9]. По его мнению, интерес американской славистики к данной проблеме объясняется отчасти тем, что в США изучение того, как Россия «лепила» образ своего национального поэта, многое проясняет в вопросах, касающихся развития русской культуры в целом. Среди этих проблем прежде всего - расколы внутри страны (народ / интеллигенция, славянофилы / западники, русское / советское); соперничество между общественными группами (церковь, государство, интеллигенция).
Американский славист Маркус Левитт [7] в книге, переведенной на русский язык, о пушкинском празднике 1880 г., анализирует, как эти соперничающие «партии», каждая по-своему, конструировали «своего Пушкина» к его столетней годовщине 1899 г.
На процессе формирования статуса «национального поэта» концентрирует внимание У.Э. Браун [3]. Исследователь отмечает, что период русской литературной жизни с 1815 по 1837 г. определялся всё возрастающим влиянием А.С. Пушкина, и почти невозможно рассматривать кого-либо из писателей того времени вне соотношения с ним.
Устойчивым представлением русского образованного общества 1820-х годов была мысль о «безнародном» характере русской литературы и отсутствии в ней «национального духа». Самобытность русских как нации не могла состояться без появления поэта, способного выразить «национальную идентичность», «душу русского народа», подчеркивает американский пушкиновед Пол Деб-рецени [5].
С его точки зрения, канонизированный образ А.С. Пушкина в российском общественном сознании - продукт «русского национального мифотворчества». Исследователь отмечает, что существует множество свидетельств того, что начиная с пушкинской эпохи русское общество глубоко занимала проблема национального
самосознания. После войны с Наполеоном и декабристского восстания общество оказалось перед вопросом: «Что же все-таки представляет собой Россия?» Могучая страна, отбросившая одного из самых грозных завоевателей в мировой истории до Парижа, и вместе с тем отсталая в общественном развитии страна, где крестьяне всё еще изнывали под гнетом крепостничества. Чем меньше возникало возможностей добиться практических перемен в общественной жизни русского общества, тем настоятельнее становилась потребность в обретении национального символа, подчеркивает американский исследователь.
О значении А.С. Пушкина в «демистифицированном» современном обществе пишет Дэвид М. Бетеа [2]. Американский пушкиновед утверждает, что великий русский поэт продолжает и сегодня воздействовать на нас так же мощно, как почти два века назад воздействовал на своих современников.
Одной из центральных задач «поэтической биографии», отличной от «биографического романа», является «деромантизация» образа поэта, вместе с изучением принципа поэтического перевода, который действует в его жизни и творчестве. А.С. Пушкин, по мнению американского слависта, предстает «мучительной загадкой для ученого сообщества», хотя о нем, «национальном поэте России», известно неизмеримо больше, чем, например, о Шекспире. А. С. Пушкин ближе к нам «по времени, характеру, металингвистической тонкости» [2, с. 53].
Исследователь отмечает, что к «закатным» 1830-м годам пушкинский мир начал «перерастать поэзию» и требовать «более прозаического» отражения действительности. Для чтения «Пушкина» нужны правила, которые нельзя представить в виде «структуры» или «грамматики», утверждает Д.М. Бетеа. Согласно Ж. Деррида, «слова эти - не более чем метафоры, прикидывающиеся системой», но А.С. Пушкин жил в мире, где всё, поддающееся систематизированию, «будь то порядок рифм или дуэльный кодекс», служило лишь отправной точкой [2, с. 27].
Для А.С. Пушкина «буквальное» (поэтическое мастерство как таковое - сложение сонетов, конструирование строф, выбор подходящего для данной темы размера и т.д.) и «фигуративное» (что поэт может и должен сказать в качестве «поэта») в одинаковой степени реальны и полностью присутствуют в его языке. Ко-
гда в знаменитом стихотворении «Анчар» слово, обозначающее отравленное дерево («анчар»), и слово, обозначающее средоточие человеческой власти на земле («А царь»), симметрически сопоставлены в первой и последней строфах, то перед читателем открывается «лингвистический мир», в котором зло названо в его нарождающейся форме. «Два ужасных часовых» недвижно смотрят друг на друга с вершин «двух строфических холмов». Наперекор психоаналитическим интерпретациям связь с царем не является здесь искомым «настоящим» или «глубинным» смыслом. Поэт (в отличие от царя) имеет права давать имена «не фрейдистские по своей сути» [2, с. 28], подчеркивает американский славист.
А.С. Пушкин, превосходно понимавший заключенные в языке обещания и умолчания, решительно относится к эпохе «пред-», когда еще мало что присутствует в этом мире, а присутствующее «едва ли поддается непосредственному познанию». Тезис, согласно которому язык является лишь заменой некоего, «никогда не достигающего своей полноты присутствия», не смутил бы А.С. Пушкина. Но поэт не стал бы возлагать вину на язык, в особенности поэтический, и не задернул бы «дерридианский» или «лакановский» лингвистический покров над «фрейдовской биологической завесой» подозрения [2, с. 29], рассуждает Д.М. Бетеа.
Пушкинское наследие, наряду с многочисленными литературными жанрами, включает и активную переписку с друзьями и литературными единомышленниками. Было бы естественно предположить, что тут параллели между жизнью и литературными произведениями скрыты не столь глубоко, а правила их взаимодействия изучены и оценены по достоинству, - «однако это не так», утверждает американский славист. С одной стороны, западные комментаторы видят в А.С. Пушкине романтическую фигуру, последователя Дж. Байрона, научившегося «создавать» эффект собственного присутствия в голосе повествователя (за пределами сюжета) и в деяниях героя (сюжет внутри прозаической поэмы или романа в стихах), а также «конструировать» свою биографию для читателей, «тем самым предваряя постмодернистское восприятие». С другой стороны, в контексте русского и советского литературоведения А.С. Пушкин, по выражению Ап. Григорьева, «наше всё» - «самовластный отец», пользующийся тем, чем пожелает. Неизбежным результатом противоположных тенденций - как де-
мократизации, так и даже, по выражению американского слависта, «идолизации» А.С. Пушкина, т.е. превращения его либо «в одного из нас», либо в «благосклонно-безразличное божество языка», -является, по мнению американского слависта, «наше чрезвычайно скудное понимание психологических механизмов его творчества». В пушкинских текстах отсутствует «психологически интимное пространство»: поэта невозможно «застать врасплох» [2, с. 54].
Секрет пушкинского воздействия на читательское воображение состоит в том, что оно «поддается фиксации» не более, чем связанный с ним миф о Протее: автора стихотворения «Я памятник себе воздвиг нерукотворный.» прежде всего волновало совпадение добра и красоты, истории и мифа, поэзии и прозы, мирского и христианского бессмертия. После «Воспоминаний в Царском Селе» А.С. Пушкин - это всегда «и / и» и никогда «или / или», резюмирует Д.М. Бетеа [2, с. 248].
Попытку возвести А.С. Пушкина «в ранг первого национального поэта России» в 1834 г. предпринял Н.В. Гоголь в статье из своих «Арабесок», отмечает американский философ-славист Дж.П. Скэнлан [8]. Он приводит высказывание Н.В. Гоголя из знаменитой «Пушкинской речи» Ф.М. Достоевского о том, что А.С. Пушкин - «единственное явление русского духа». По мысли Ф.М. Достоевского, именно А.С. Пушкин в высшей степени обладал «главнейшей способностью» русских - «способностью всемирной отзывчивости».
Писатель уже с начала 1860-х годов с воодушевлением абсолютизировал «многостороннюю сущность» русского духа и превратил доктрину русской «всеобщности» в одно «из самых гипертрофированных притязаний на национальную исключительность», отмечает американский философ [8, с. 207]. Еще в 1861 г. он назвал эту особенность способностью к «всечеловеческому отклику»; самый известный его термин для этой способности, получивший невероятную популярность после знаменитой «Пушкинской речи» (1880), - «всемирная отзывчивость». Ф.М. Достоевский утверждал, что на самом деле именно Россия восприняла принцип «общечеловечества» более полно, чем впервые провозгласившая его Европа, и тем самым показала большую широту русского духа.
В поддержку своей идеи о «всемирной отзывчивости» писатель более всего использовал феномен А.С. Пушкина. В речи
1880 г. он утверждал, основываясь главным образом на восприимчивости поэта к нравам и обычаям других народов, отраженной в его стихах, что даже величайшие европейские писатели - Шекспир, Сервантес или Шиллер - не обладали «такой способностью всемирной отзывчивости, как наш Пушкин». Никто другой не смог воплотить в себе с такой силой гений чужого народа. А.С. Пушкин -это воплощенный идеал, олицетворение русской литературы вообще и русского народа как нации1. Способность эта - всецело русская, национальная, и А.С. Пушкин «только делит ее со всем народом нашим, и, как совершенный художник, он есть и совершеннейший выразитель этой способности, по крайней мере, в своей деятельности художника»2, цитирует Ф.М. Достоевского Дж. Скэнлан [8, с. 207].
Американский философ обращает внимание на то, что сам А.С. Пушкин за год до смерти говорил, что Россия, как «непредвзятый судья, послужит Европе в качестве арбитра». Ф.М. Достоевский не только поддержал эту идею, но и обосновал ее соломоновой мудростью и добродетелью русского народа, «заключавшего в себе великие силы для будущего разъяснения и разрешения многих горьких и самых роковых недоразумений западноевропейской ци-
3
вилизации» .
И. Берлин усматривает меж А.С. Пушкиным и Ф.М. Достоевским «вопиющий контраст» [1, с. 66]. Знаменитая «Пушкинская речь» Ф.М. Достоевского, несмотря на яркий слог и глубину чувства, редко воспринимается как «проливающая свет на пушкинский гений» - скорее, на самого Ф.М. Достоевского: именно потому, что она, по мнению английского слависта, «превратно представляет А.С. Пушкина, выставляет его ревностным пророком, несущим великую вселенскую весть; но идея пророчества - и впрямь служившая средоточием вселенной, в коей обитал сам Ф.М. Достоевский, была безмерно далека от множества разнообразных областей, где витал пушкинский гений - переменчивый и многоликий, словно Протей» [1, с. 66-67].
1 Достоевский Ф.М. Полн. собр. соч.: в 30 т. - Л.: Наука, 1972-1990. -Т. 26. - С. 145.
2 Там же. - С. 131.
3 Там же. - Т. 25. - С. 195-196.
Английскому слависту «не кажется вздорным утверждение»: вся русская литература простирается «меж этими двумя исполинами» - на одном полюсе А.С. Пушкин, а на другом - Ф.М. Достоевский.
В американском литературоведении особой устойчивостью отличается тезис о том, что Ф.М. Достоевский в числе других русских писателей «вышел» «из гоголевской "Шинели"».
Этот «миф» о русской литературе опровергает американский славист Е. Дрыжакова [6]. Исследовательница подчеркивает, что Ф.М. Достоевский «следовал собственным путем с самого начала своей литературной деятельности» и, часто вспоминая о
H.В. Гоголе и отдавая должное его гениальному таланту, никогда не причислял себя к гоголевскому отрицательному направлению. Только А.С. Пушкин, по мнению Ф.М. Достоевского, сказал «настоящее новое слово» в русской литературе, подчеркивает исследовательница.
«Модель канонизации» А.С. Пушкина в русской культуре, восходящую к традициям православной агиографии, анализирует в своей статье П. Дебрецени [4]. Американский славист рассматривает «образ Пушкина» как продукт «русского мифотворчества». В рамках национальной исторической традиции образ поэта занимает место русских святых Бориса и Глеба, а русскому императору Николаю I отведена роль Святополка. «Пушкинский миф», шедший в значительной степени «снизу», был гораздо более популярен, чем подобным образом насаждаемый в советскую эпоху «ленинский миф» об А.С. Пушкине как о русском национальном поэте, сконструированный «наверху».
Список литературы
I. Берлин И. Русские мыслители / пер. с англ. С. Александровского и В. Глуша-кова. - М.: Энциклопедия-ру, 2017. - 496 с.
2. Бетеа Д.М. Воплощение метафоры: Пушкин, жизнь поэта / пер. с англ. Неклюдовой М.С. - М.: ОГИ, 2003. - 256 с.
3. Браун У.Э. История русской литературы периода романтизма.
Brown W.E. A history of Russian literature of the romantic period. - Ann Arbor: Ardis, 1986. - Vol. 3.
4. Дебрецени П. «Житие Александра Болдинского»: Пушкинское вознесение к святости в советской культуре.
Debreczeny P. «Zhitie Alexandra Boldinskogo»: Pushkin's elevation to Sainthood in Soviet culture // The South Atlantic quarterly. - Durham, 1990. - Vol. 90, N 2. -P. 269-292.
5. Дебрецени П. Слава Пушкина в России XIX в.
Debreczeny P. Pushkin's reputation in nineteenth-century Russia // Pushkin today / Ed. by Bethea D. - Bloomingtone: Indiana univ. press, 1993. - P. 201-213.
6. Дрыжакова Е.Н. По забытым следам Достоевского. - СПб.: Издательско-торговый дом «Скифия», 2016. - 253 c.
7. Левитт М. Литература и политика: Пушкинский праздник 1880 года. - СПб.: Академический проект, 1994. - 265 c.
8. Скэнлан Дж. Достоевский как мыслитель / пер. с англ. Д. Васильева и Н. Киреевой. - СПб.: Академический проект, 2006. - 256 c.
9. Тодд У.М. Предисловие // Современное американское пушкиноведение: Сб. ст. / ред. Тодд У.М. III - СПб.: Академический проект, 1999. - C. 5-18.
2020.02.020. МИЛЛИОНЩИКОВА Т.М. ПОЛЕМИКА О РОМАНЕ «ЕВГЕНИЙ ОНЕГИН» В СЛАВИСТИЧЕСКИХ ИССЛЕДОВАНИЯХ США. (Обзор).
Ключевые слова: А. С. Пушкин; В.Г. Белинский; Дж. Байрон; «Евгений Онегин»; «роман в стихах»; жизнеподобная типизация; творческая условность; фрагмент; жанр; исторический роман; композиция; отступления; финал произведения; предметная детализация.
В обзоре рассматриваются статьи и фрагменты монографий американских славистов, позволяющие проследить некоторые наметившиеся в современном пушкиноведении США тенденции изучения «романа в стихах» «Евгений Онегин» А.С. Пушкина, касающиеся содержания, жанровой специфики, структурных особенностей и поэтики.
Для анализа пушкинского «романа в стихах» слависты США используют разные исследовательские методы: социологии, семиотики культуры и теории рецепции, «новой критики», компаративистики, психоанализа. Творческие поиски и находки А.С. Пушкина в романе «Евгений Онегин» рассматриваются в американских славистических работах как результат сложного художественного эксперимента.
Романное действие «Евгения Онегина» охватывает период с конца XVIII в. по 1825 г., высвечивая центральные проблемы общественной жизни России. Это дало основание В.Г. Белинскому
