CC BY
158
Г. В. Мосалева
Поэзия предания в «московских» пьесах А. Н. Островского
Пьесы А. Н. Островского о Москве рассматриваются в составе единого художественного целого, объединенного пафосом поэзии предания. Мир Москвы купеческой (1840 - 1880-е годы), вытесняющий Москву дворянскую, представляется у Островского хранителем народных представлений о красоте и правде, воспитанных православием.
Ключевые слова: пьесы А. Н. Островского, мир московского купечества, православная традиция.
На литературное поприще А. Н. Островский вступил как художник Замоскворечья - особого мира, которому посвящены первые его прозаические опыты («Сказание о том, как квартальный надзиратель пускался в пляс, или до великого до смешного только один шаг», 1843; «Записки замоскворецкого жителя», 1847) и первые пьесы: «Семейная картина» (1846), «Свои люди - сочтемся!» (1847). В «Записках замоскворецкого жителя» сообщается о связи названия страны с ее местоположением: страна Замоскворечье «лежит прямо против Кремля», «по ту сторону Москвы-реки», «отчего и называется Замоскворечье». Помимо этого толкования, в «Записках...» приводятся еще два юмористических прочтения этого топонима: одно связано со словом «скворец», а другое - со словом «скворечники». Огромная и таинственная страна Замоскворечье расположена в необъятном Московском царстве-государстве. Сами «Записки» объявляются издателем «замоскворецких очерков» рукописью, написанной на «серой бумаге в четвертку, по-русски и кудрявым почерком; имени автора нигде не видно» [4, I, с. 33]. Островский юмористически обыгрывает в этой фразе приметы древнерусской словесности: «рукописность», «кудрявый почерк», «отсутствие авторства». Мнимый очеркист делится и своим предположением о «греческом» источнике рукописи: «Подозревать, что это перевод какой-нибудь древней, например, греческой рукописи, было с моей стороны очень смело, тем более, что я совсем не знаю по-гречески; да и самое содержание показывает, что это, должно быть оригинальная русская рукопись. Как далеко ни ездил Геродот, а в Замоскворечье все-таки не был» [4, I, с. 33]. Несмотря на ироничность повествования и маску «простака», важен сам намек на «греческий» источник рукописи, указывающий на «древнюю традицию» ее происхождения. И хотя вместо этого предположения мнимый «издатель» склоняется к тому, что «Записки» - это «оригинальная русская рукопись», даже ироничный характер намека на ее греческий источник важен и не случаен: в данном случае в форме иронической редукции назван сам исток русской словесности. Островский, отказываясь от авторства записок и очерков (пусть и в ракурсе иронического приема), заявляет об издателе русской рукописи как правопреемнике древ-
18
нерусской словесности. Давая оценку рукописи замоскворецкого Г еродота, Островский обращает внимание на ее жанровый состав: «тут все: и сплетни замоскворецкие, и анекдоты, и жизнеописания» [4, I, с. 34] и на «наивную правдивость» как манеру рассказывания замоскворецкого автора. «Записки» представляют собой сплав рассказанных слухов (сплетен), историй и биографий. Эти черты присущи всем «замоскворецким» пьесам Островского, в которых при переплетении письменной и устной традиций последняя оказывается доминирующей.
Уже в этих ранних прозаических опытах Островского упоминаются замоскворецкие и московские топонимы: «переулок» между Мясницкой и Сретенкой, улицы Зацепа, Болвановка, район Огородники, Парк, Сокольники. На «книжных развалах» у Сухаревой башни Иван Иванович Зверобоев - герой «Сказания...» Островского покупает «один том сочинений Пушкина», в котором его привлекает поэма «Граф Нулин». Помимо отечественной литературной традиции, юмористически преломленной в первых прозаических опытах будущего драматурга, при изображении купцов, стремящихся к разрыву со своим сословием, Островский сопоставляет их с мольеровским типом «мещанина во дворянстве», указывая при этом и на существенные отличия: «Мольеров мещанин перед нашим миниатюрен; русский человек меры не знает» [4, I, с. 33]. «Образованного» на дворянский манер купца Островский изначально изображает как карикатуру. К примеру, о Саве Титыче Агурешникове сообщается: «Он отверг все старое. Все наследство предков и умственное и нравственное, а из нового-то взял только один фрак. <.> Он как будто неживой человек, а модная картинка, бежавшая из последней книжки парижского журнала» [4, I, с. 54]. Вместе с тем, при всей карикатурности (лучше сказать, юмористичности) изображения замоскворецкой жизни, ее устойчивые, традиционные (а не внешние, не формальные) черты изображаются с явной симпатией: это относится к изображению «Замоскворечья в праздник». Среди московских топонимов часто называются и сакронимы: Сретенка, Иверские ворота, Кремль.
В ранних пьесах Островского «Утро молодого человека» (1850), «Неожиданный случай» (1851), «Бедная невеста» (1852) действие происходит в Москве, о чем можно догадаться только по названиям топонимов. Как правило, в предваряющих пьесы ремарках автор не акцентирует внимание на месте действия: значит, в этом случае уточнение места не играет особой роли в сюжете пьесы. Наиболее «московскими» из первых пьес Островского являются «Семейная картина» (1846) и «Свои люди - сочтемся!» (1847). Именно в них изображаются герои или героини купеческого сословия, мечтающие о жизни на дворянский манер. В результате бездумного копирования ими внешних привычек благородного сословия подобные герои и от своего круга отпадают и к чужому не прибиваются. В авторской ремарке к пьесе «Семейная картина» дается такое описание комнаты в доме купца Пузатова: «.меблированная без вкуса; над диваном портреты, на
19
потолке райские птицы, на окнах разноцветное драпри и бутылки с настойкой» [4, I, с. 44]. Безвкусица и слепое подражание дворянству - основные характеристики «цивилизованного купечества», видящего «цивилизацию лишь в презрении к старому быту и в усвоении себе трактирного благородства» [1, с. 232].
К. С. Аксаков считал, что в старом купечестве, сохраняющем свою приверженность своим древним обычаям, русский быт становится статичным: «Купечество от нововведений спасалось - в оцепенении» [1, с. 232]. Однако, по мнению критика, несмотря на неподвижность и окаменение купеческого быта именно в купечестве живут «высокие нравственные предания простоты, братства, христианской любви, семейного чувства» [1, с. 232]. Перенимание купеческим сословием нравов «иностранной цивилизации» К. С. Аксаков называет общественным явлением и потому уже стоящим изображения: «Согласно с характерною чертою русской комедии, г. Островский берет содержанием своих сочинений вопрос общественный» [1, с. 231]. Взгляд Островского на «современный вопрос русского общества» К. С. Аксакову представляется верным [1, с. 231]. Насущным (современным) вопросом русского общества был вопрос об органических началах русской жизни и об отторжении ею ложного просвещения «иностранной цивилизации»: «Истинное общечеловеческое просвещение народа - всегда народно, то есть самостоятельно» » [1, с. 233].
Островский, показывая в ранних пьесах отторжение «цивилизованным купечеством» своих нравов и некритичное заимствование чужих, поднимал важную проблему экзистенциальных основ России, ее самоидентификации: «На этот купеческий быт налетают соблазны иностранной, отрешенной от народа цивилизации, являющейся здесь в виде трактирных и театральных подвигов, в виде модных галстуков и шляпок, а главное - в виде понятия образованности, соединенной с этими гнилыми признаками образованности (разумеется, ложной), выражающейся в презрении к своему и в перенимании благородных манер» (везде курсив К.С. Аксакова. - Г. М.) » [1, с. 232].
В «Записках замоскворецкого жителя» мода и связанный с нею фрак являются лишь предметом осмеяния обитателей «замоскворецкого царства»; в пьесах же «Семейная картина», «Свои люди - сочтемся!» «мода» и стремление к комфортной жизни уже становятся предметом вожделения и соблазна для купеческих детей, что приводит их к разрыву с христианскими основами народной жизни.
В пьесах «Утро молодого человека», «Неожиданный случай», «Бедная невеста» московские топонимы встречаются эпизодически. В сценах «Утро молодого человека» ресторан И. И. Шевалье, находившийся в Старогазетном переулке, упоминается дважды: «...отправляйся к Шевалье и жди» [4, I, с. 159]; «мне еще нынче обедать у Шевалье» [4, I, с. 162]. Ресторан у Островского - одно из модных мест для времяпровождения «цивилизован-
20
ного купечества», символизирующий не свойственный народным началам русской жизни мир развлечения и порока. Главный герой «Утра...» купец Семен Парамоныч Недопекин, в отличие от героев-купцов «Семейной картины», уже овладел искусством меблировать комнаты, на что и указывает авторская ремарка: «Богато меблированная комната. На задней стене дверь в переднюю, на левой - в кабинет; направо от зрителей турецкий диван и всякого рода мягкая мебель; с левой стороны - письменный стол с богатыми принадлежностями; ближе к зрителям трюмо; окна роскошно драпированы; на стенах эстампы» [4, I, с. 154]. Купец Недопекин пытается изо всех сил освоить внешние формы западной культуры, и это рабское подражание всему иностранному является в сценах Островского предметом авторской иронии. С купцом Недопекиным происходит история, афористически выраженная составителем «Записок замоскворецкого жителя»: «.надевши фрак, трудно переменить его на кафтан» [4, I, с. 155]. Он старается до мелочей копировать жизнь господ: «Вот теперь встает во втором часу; а скажи ему, что господа встают с петухами, ведь и он тоже с петухами станет вставать» [4, I, с. 155]. Антиподом Недопекина в пьесе выступает его дядя, купец Смуров, сохраняющий обычаи своего круга и высмеивающий обезьянничанье племенника.
В общей сложности из 47 пьес Островского 29 - московские, что составляет больше половины его оригинального драматургического наследия. Помимо уже пяти названных, в Московский текст входят: «Не так живи, как хочется» (1855), «В чужом пиру похмелье» (1858), «Праздничный сон - до обеда» (1857), «Не сошлись характерами» (1858), «Старый друг лучше двух новых» (1860), «Свои собаки грызутся, чужая не приставай» (1861), «За чем пойдешь, то и найдешь» (1861), «Тяжелые дни» (1863), «Шутники» (1864), «Пучина» (1866), «Дмитрий Самозванец и Василий Шуйский» (1867), «Тушино» (1867), «На всякого мудреца довольно простоты» (1868), «Бешеные деньги» (1870), «Не все коту масленица» (1871), «Не было ни гроша, да вдруг алтын» (1872), «Комик XVII столетия» (1873), «Поздняя любовь» (1873), «Трудовой хлеб» (1874), «Богатые невесты» (1876), «Правда - хорошо, а счастье лучше» (1877), «Последняя жертва» (1878), «Сердце не камень» (1880). На наш взгляд, и пьеса «Снегурочка» (1973), хотя действие ее происходит в доисторическое время в царстве царя Берендея, относится к «московским» пьесам, что обусловлено «московским» названием царства. Среди московских пьес одни связаны с изображением купеческой жизни, другие - с изображением нравов московского чиновничества, третьи касаются жизни дворянства [3].
О московском купечестве речь идет в пьесах «Семейная картина», «Свои люди - сочтемся!», «Утро молодого человека», «Неожиданный случай», «Бедная невеста», «Не так живи, как хочется», «В чужом пиру похмелье», «Праздничный сон - до обеда», «Старый друг лучше двух новых, «Свои собаки грызутся, чужая не приставай», «За чем пойдешь, то и най-
21
дешь», «Не все коту масленица», «Правда - хорошо, а счастье лучше», «Сердце не камень». С изображением жизни чиновничества связаны пьесы: «Тяжелые дни», «Трудовой хлеб», «Шутники», «Пучина», «Не было ни гроша, да вдруг алтын», «На всякого мудреца довольно простоты»; о жизни героев-дворян речь идет в пьесах «Богатые невесты», «Последняя жертва». «Пьесы «Бешеные деньги», «Не сошлись характерами», «Комик XVII столетия», историческая стихотворная трилогия Островского не относятся ни к одной из этих групп. Действие в них перерастает определенную сословную проблематику и связано со столкновением разных ценностей и миров.
Таким образом, самая большая группа пьес Островского посвящена изображению мира московского купечества. Однако тематически-сословный принцип при классификации пьес Островского является весьма условным: в пьесах этой группы Островский делает акцент не столько на жизни купечества ценной самой по себе, сколько на жизни купечества как сословия, наиболее полно, чем другие, сохранившего традиции русской национальной жизни, ее поэзию и нравственные устои, всецело формируемые православием (ключевая мысль всех статей Ап. Григорьева об Островском).
В «Записке о положении драматического искусства в России в настоящее время», написанной Островским в 1881 году, драматург замечал, что если в Москве 40-50 лет назад публика была «преимущественно дворянская», то к 1880-м годам «население Москвы преимущественно купеческое и промышленное», в результате чего Москва становится торговым центром России [4, X, с. 136]. Островский пишет о Москве как городе, постоянно обновляющемся и пополняющемся разбогатевшими крестьянами из промышленных местностей Великороссии: Ярославля, Владимира, Ки-нешмы, Костромы, Нижнего Новгорода. «Недавние крестьяне» становятся «публикой» «для московских театров»: «Они не гости в Москве, а свои люди; их дети учатся в московских гимназиях и пансионах; их дочери выходят замуж в Москву, за сыновей они берут невест из Москвы» [4, X, с. 137]. Москва Островского исторический и патриотический центр государства, сердце России: «Там древняя святыня, там исторические памятники, там короновались русские цари и коронуются русские императоры, там, в виду торговых рядов, на высоком пьедестале как образец русского патриотизма стоит великий русский купец Минин. В Москве всякий приезжий, помолясь в Кремле русской святыне и посмотрев исторические достопримечательности, невольно проникается русским духом. В Москве все русское становится понятнее и дороже» [4, X, с. 137].
В этом смысле одной из самых характерных пьес из цикла, посвященного изображению как московского купечества, так и народной жизни вообще, является пьеса «Не так живи, как хочется», появившаяся спустя несколько лет после пьесы «Свои люди - сочтемся!», к которой Остров-
22
ский со временем стал относиться весьма скептически: «взгляд на жизнь в первой комедии» казался ему «молодым и слишком жестким» [4, XI, с. 57]. Островский называет эту пьесу народной драмой. Существенные различия этого жанрового определения проявляются особенно зримо при ее сопоставлении с поздними драмами Островского «Гроза» (1859), «Грех да беда на кого не живет» (1862), «Бесприданница» (1878), несущими в себе черты бытовой или социально-психологической драмы. В основе сюжета каждой из этих трех пьес лежит частная драматическая человеческая ситуация. В пьесе «Не так живи, как хочется» уже само ее название ориентирует читателя на органично усвоенное народным сознанием православное мироот-ношение. Первоначальное название этой пьесы «Божье крепко, а вражье лепко: масленица» также содержало оппозицию «Божьей воли» (закона и благодати) и «своеволия» как «вражьей воли», ведущей в пропасть. Эту пословицу как отповедь Петру произносит в тексте пьесы его благочестивый отец Илья Ильич. Здесь закон и благодать не являются разными членами оппозиции, а напротив, являются причиной и следствием человеческого выбора. Жизнь в браке (в законе) приводит к обретению благодати (мира и покоя). Островский не случайно называет эту пьесу народной драмой: попрание родительской воли (за которой стоит божья воля) приводит человека к духовной катастрофе. История неоднократно подтверждала эту истину, художественно отраженную Островским в этой пьесе, называемой А.В. Дружининым «одним из самых поэтических созданий Островского» [2, с. 277]. По мнению критика, ее народность проявляется и в самих поэтически легендарных характерах героев: «Кто из нас в детстве не слыхал повестей или легенд про какого-нибудь удалого, буйного молодца, почти загубившего свою душу загулами или дурной жизнью, увлеченного худым человеком от проступков к преступлению и, наконец, в последнюю минуту, на краю пропасти удержанного какой-нибудь светлою силою, проявившеюся или в крестном знамении, или в случайно прочитанной молитве, или в имени Господнем, произнесенном устами гибнущего человека» [2, c. 278].
Как писал А. В. Дружинин, Островский в этой пьесе смог «оживить всю поэзию предания, в его самобытности, с его народными особенностями»: «С первых сцен первого действия уже проявляется вся энергическая прелесть замысла и в каждом лице, являющемся перед читателем, кроется та поэтическая, легендарная величавость, которая так часто уживается со всей простотой быта, со всей естественностью...» [2, с. 278]. Фабульная линия пьесы проста: недавно женившийся по любви молодой купец Петр влюбляется в дочь хозяйки постоялого двора. Развитию в его душе страсти способствует колдун и скоморох Еремка, обещавший Петру приворотить любимую им Грушу. Петр обманывает и свою жену, которую он тайно увозит с собой от родителей, и Грушу, «сказываясь» ей холостым. Вместе с тем, каждый связан друг с другом чувством вины, вольной или невольной.
23
Источником драмы является нарушение детьми родительской воли: девушка Даша без родительского согласия убегает из дома с молодым купцом Петром, сманившим ее «около святок» из проезжего городка с собой в Москву. Петр венчается с Дашей, год они живут счастливо, а затем начинаются семейные злоключения. Отец, первым простивший свою дочь, так объясняет ее ситуацию: «Да разве я один судья-то? А Бог-то? Бог-то простит ли? Может, от того и с мужем-то дурно живет, что родителей огорчила. Ведь как знать?» [4, I, с. 398]. Отец Петра и отец Даши при всей их любви к своим детям поддерживают противоположную сторону. Так отец Петра в ответ на обвинения сыном своей жены указывает ему: «Тебя не-што кто неволил ее брать? Сам взял, не спросясь ни у кого, украдучи взял, а теперь она виновата? <...> Своевольщина и все так живет. Наделают дела, не спросясь у добрых людей, а спросясь только у воли своей дурацкой, да потом и плачутся, ропщут на судьбу, грех к греху прибавляют, так и путаются в грехах-то, как в лесу» [4, I, с. 382]. Отец Даши Агафон отказывает дочери в просьбе взять ее от мужа обратно в родительский дом: «Ты одно пойми, дочка моя милая: Бог соединил, человек не разлучит. Отцы наши так жили, не жаловались - не роптали. Ужели мы умней их? Поедем к мужу» [4, I, с. 400]. Именно в этой пьесе Островский устами своих персонажей высказывает мысли о предназначении человека, о сакральности брака, о путях спасения падшего человека в свете евангельских заповедей. В этой пьесе Островский изображает героев, хранящих в себе идеалы христианской правды. Их реплики, казалось бы, простые и безыскусные на первый взгляд, содержат в себе богословскую глубину, овеяны мудростью церковного предания. К примеру, в диалоге отца с сыном противопоставляются «разум» как воплощение божественного откровения (на что указывает отец) и «свой ум» (выбор сына), уводящий человека от трезвого взгляда на себя и свою жизнь. Так Петр возражает отцу: «Проживем как-нибудь своим умом, не чужим», на что Илья Ильич отвечает: «Кабы разум был, а без разума и ученье не впрок». По мнению Петра и разум, и ум - это нечто исключительно присущее человеку, находящееся лишь в границах его личности. Когда Петр говорит отцу, что «разума негде взять», он советует ему: «А нет, так наберись у добрых людей, да проси у Бога, чтоб дал, а то, как червь погибнешь!» [4, I, с. 383]. Истинный и неповрежденный разум, как поясняет отец сыну, дар Бога. Уходя от невестки и сына, Илья Ильич наставляет их в духе отеческой любви: «Прощайте! <...> Помни, Петр! Перед твоими ногами бездна разверстая. Кто впал в гульбу да в распутство, от того благодать отступает, а враги человеческие возрадуются, что их волю творят. И таковым одна часть со врагом. <...> Прощайте! ... Вот тебе мой приказ, родительский приказ грозный: опомнись, взгляни на себя. Прощайте» (везде курсив мой. - Г. М.) [4, I, с. 383]. Трижды в монологе отца повторяется слово «прощайте!», свидетельствующее о том, что оно произносится не просто в качестве формулы расставания, но вместе с ней
24
оно служит напоминанием детям об одной из основных христианских заповедей - прощении как выходе из любого жизненного тупика. Илья Ильич прощает сына и невестку, и сам просит у них прощения, но отказывает «до поры» в отцовском благословении, произнося знаменательную фразу, важную и для понимания поступка героини другой пьесы - Катерины из «Грозы»: «Лучше совсем не жить, чем жить так, как ты живешь» [4, I, с. 384].
В «Грозе», кстати, встречаются некоторые существенные образы и мотивы, присущие пьесе Островского «Не так живи, как хочется». Если искушающей Петра «разверстой бездной» является Москва-река, то для Катерины «разверстой бездной» выступает Волга. Знаками отступившей от Катерины благодати является ее неспособность к прощению свекрови, неспособность к молитве, к которой она не может обратиться после своей измены мужу. Катерина - мечтательница, она утрачивает трезвый православный взгляд на предназначение человека, лаконично формулируемый в пьесе «Не так живи, как хочется» отцом Петра: «Не для веселья мы на све-те-то живем» [4, I, с. 383]. Утрата духовной трезвости бросает Катерину из крайности в крайность, в этом смысле она натура, родственная Петру - горячая и недюжинная. Ведь не случайно же ее отчество - Петровна. Петра Ильича от разверстой бездны спасают звуки колокола, благодаря которым он вспоминает батюшкины слова о пропасти.
А. В. Дружинин сравнивает в финале пьесы Петра с его отцом: «При бурной своей натуре он все-таки не далек от своего отца, благодушного и благочестивого старика, которого автор не делал монахом только потому, что это несовместимо с сценическими условиями. Душа Петра не из тех душ, которые духи тьмы оставляют без боя, за нее борьба идет до конца, и враг человека бросает ее лишь на краю пропасти, под неотразимой силой искренней молитвы и крестного знамения» [2, с. 278-279]. Как о народных типах А. В. Дружинин пишет о Даше - молодой жене Петра Ильича и Груше - его «зазнобе». Если Даша, по определению Дружинина, олицетворяет собой тип «преданной, кроткой и воркующей (курсив А. В. Дружинина. - Г. М.) женщины», то в Груше соединяются все черты национальной женственности: «Это живая девушка, русская в малейшем своем смысле, русская в каждом своем движении, - с одной стороны, художественно оконченная до того, что, кажется, мы ее сейчас видели своими глазами, - с другой поэтическая так, что в ней одной сосредотачиваются пленительные стороны русской девушки всех лучших наших сказок и песен: простота, бойкость, сила физическая и душевная, горячность, ласковость, веселость, наконец, какая-то особенная удалая грация неиспорченной расы» [2, с. 278]. Узнав об обмане Петра из разговора родителей Даши, она произносит горячую отповедь Петру, преисполненную девического достоинства, душевной чистоты и силы: «Послушайте, девушки красавицы, я вам притчу скажу. Была некоторая девка. Ну, вот, хо-
25
рошо. Только девка-то дура. Ходил парень к этой девке, разные речи говорил, только все обманывал: я, говорит, холостой, богатый, такой сякой, немазаный. Я тебя люблю, за себя замуж возьму... А выходит на деле-то -он женатый. <...> Эх, совесть, совесть!» [4, I, с. 404]. В силу евангельской глубины этой пьесы и воплощенной в ней поэтической красоты народного понимания христианской правды Островский на удивление точно подбирает и ее жанровое определение - народная драма.
Как видим, в пьесе «Не так живи, как хочется» о московском купечестве (и в последующих пьесах о купечестве вообще) Островский делает акцент не столько на изображении быта и бытия купеческого сословия (здесь не имеет особого значения и тот факт, что изображается купечество московское), сколько на изображении народных представлений о красоте и правде, взращенных в народе православием. Не случайно Островский выбирает и время масленицы для развертывания основной сюжетной коллизии пьесы как ситуации искушения, соблазна, выступания в мир нечистой силы. Время масленицы как напоминание об истории некогда языческой Руси отступает перед грядущим великим постом - временем покаяния и очищения православного народа. Символом этого особого времени, напоминающего человеку о необходимости покаянии, являются в финале пьесы звуки церковного колокола.
Замечательными образцами лирической комедии являются пьесы «Поздняя любовь» (1873) и «Сердце не камень» (1880). В них Островский создает идеальные женские образы, возвышающиеся над окружающей средой. Образ Веры Филипповны Каркуновой, главной героини «Сердца не камень», рожден под несомненным влиянием православной традиции. Это образ благочестивой жены богатого фабриканта, выдержавшей все жизненные испытания: столкновение с миром корысти, интриг и клеветы, и при этом не озлобившейся, а мудро и кротко, с истинным христианским благородством и достоинством реагируя на все случающееся в ее жизни. Вера Филипповна, как и Людмила Маргаритова - героиня «Поздней любви», воплощают собой жертвенную, всепрощающую любовь, восстанавливающую тем самым и человеческое достоинство в своих «слабых» избранниках.
Идеальным женским образам Островского свойственны девическая честь, верность семейному очагу, смирение, великодушие, жертвенная любовь. Они могут ошибаться в своих избранниках, но не поступятся нравственным достоинством личности, воспитанной в православных традициях. В этом смысле героиням Островского дано природное чутье истинного поступка. Таковы, вообще, все героини Островского: и в его «картинах московской жизни», и в пьесах об уездных и губернских городках.
Московское царство Островского символизирует мир русской народной жизни со всей его широтой и свободой, цельностью и соборной связанностью всех со всеми, с его великой историей и поэзией предания.
26
Список литературы
1. Аксаков К. С. Обозрение современной литературы // Аксаков К. С., Аксаков И. С. Литературная критика. - М.: Современник, 1981.
2. Дружинин А. В. Сочинения А. Островского. Два тома. - СПб., 1859 // Дружинин А. В. Литературная критика. - М.: Советская Россия, 1985.
3. Ожимкова В. В. «А у нас за Москвой-рекой...» (Москва в судьбе и произведениях А. Н. Островского) // А. Н. Островский. Материалы и исследования. Сб. науч. трудов. - Шуя: ШПГУ, 2006. - С. 232 - 240.
4. Островский А. Н. Островский А.Н. Полное собр. соч.: в 12 т. / под общ. ред. Г. И. Владыкина, И. В. Ильинского, В. Я. Лакшина и др. - М.: Искусство, 1973 - 1980.
Е. В. Никольский
«В начале жизни школу помню я»: автобиографические повествования о сложном детстве (специфика проблематики и жанра)
В статье рассмотрены автобиографические произведения Н. Г. Помяловского, Н. Г. Гарина-Михайловского и Вс. С. Соловьева, в которых изображаются школьные годы; анализируются мотивы критического восприятия и негативной оценки закрытых учебных заведений, противопоставление школы и отчего дома, гуманизма и авторитарного подхода в воспитании, а также оригинальные, сатирически трактуемые образы педагогов. Делается вывод, что данные произведения представляют собой различные модификации романа воспитания.
Ключевые слова: роман воспитания, повести о детстве, автобиографическая проза, гуманизм.
В литературоведении традиционно под романом воспитания (причем произведение может быть не романом в собственном смысле этого слова, а, например, повестью) понимается литературный жанр, который фокусируется на психологическом и нравственном росте главного героя от детства и юности к зрелости. Этот термин был введен в 1819 году филологом Карлом Моргенштерном, но получил широкое распространение в 1870-х годах и на рубеже XIX - ХХ веков. По мнению М. М. Бахтина, это несравненно более редкий тип романа, дающий образ становящегося человека. В противоположность статическому единству здесь дается динамическое единство образа героя. Сам герой, его характер становятся переменной величиной в формуле романа. Изменение самого героя приобретает сюжетное значение, а в связи с этим в корне переосмысливается и перестраивается весь сюжет произведения.
По Бахтину в основу романа воспитания положена определенная педагогическая идея, понятая более или менее широко. Здесь изображается педагогический процесс воспитания в собственном смысле слова. Представление поры детства и юности героя как «золотого времени» в форми-
27
