CC BY
9
КЛАССИЧЕСКОЕ НАСЛЕДИЕ
ПОЕЗДКА НА ФРОНТ М.В.ЧЕЛНОКОВА В АВГУСТЕ 1916 ГОДА*
В этом году исполняется 90 лет со времени начала Первой мировой войны, изменившей мир и имевшей особенно трагические последствия для России. Журнал откликается на это событие публикацией письма М.В.Челнокова к жене Е.К.Челноковой от 1 сентября 1916 г. о его поездке на Западный фронт в последние дни августа того же года.
Разумеется, у читателя может возникнуть вопрос о том, имело ли смысл вообще публиковать это письмо, - нет ли «разномасштабности», «несоответствия» его как частного, сравнительно небольшого эпистолярного послания, - громадности того значения, которое имела война для всего XX столетия и отзвуки которого слышны и теперь, в начале III тысячелетия, — т.е., иными словами, не принижает ли публикация значения «Первой мировой»? Нам представляется, что, напротив, это письмо созвучно своему времени, «вровень» с ним, дает возможность лучше понять драматизм и неоднозначность той эпохи, умонастроения и поведение ее современников, и, конечно, прежде всего самого М.В. Челнокова. •
В наши дни имя Челнокова мало кому что говорит. Специальных исследований его жизненного пути еще нет. Между тем Челноков интересен как личность и как крупный общественный и политический деятель. Он был депутатом I, III и IV Государственных дум, городским головой Москвы (сентябрь 1914 - март 1917 гг.), главноуполномоченным Всероссийского союза городов (ВСГ) в 1914-1917 гг., комиссаром Временного правительства.
Видный московский предприниматель, член Московской городской думы Н.П. Вишняков так описал его: «Высокая фигура с черными волосами, черной короткой бородой и усами, в очках... Из видных земских деятелей. Человек, несомненно, умный, с большой энергией, хотя любит иногда пустыми разговорами затягивать заседания. Человек злой и ехидный, кадет... Говорит легко и свободно, хотя не особенно красиво»1. Лидер кадетов П.Н. Милюков отзывался о нем как самородке, органически сросшемся с почвой, на которой вырос. Он был «очень на месте, как «свой», в московской купеческой среде; и всюду он вносил свои качества проницательного ума, житейской ловкости и слегка скептического отношения к вещам и людям»2.
Челноков входил в Московский комитет партии народной свободы, но, когда был избран городским головой, покинул ее, считая, что несет ответственность перед
' Работа подготовлена при финансовой поддержке РГНФ, грант № 02-01-00377а.
1. ЦИАМ. Ф. 1334. Оп. 1. Д. 16. Л. 22.
2. Милюков П.М. Воспоминания. Т. 2. 1859-1917. - М„ 1990. - С. 181-182.
шссшш тщп
ПОЕЗДКА НА ФРОНТ М.В. ЧЕЛНОКОВА В АВГУСТЕ 1916 ГОДА
избирателями, а не перед партией. Во многом благодаря ему, городское хозяйство Москвы в 1914-1917 гг. не только не разладилось, но и эффективно справлялось с перегрузками военного времени.
После Октябрьской революции 1917 г. Челноков принял участие в деятельности Правого центра, затем эмигрировал, жил в Сербии. Вначале он и там включился в политическую работу «для прочистки голов в отношении большевиков». Но уже менее чем через год, 6 мая 1920 г., своему ближайшему соратнику по ВСГ Н.И. Астрову он заявляет о решительном отходе от всякой политической деятельности, - в событиях в России «не разберутся люди нашего типа, которые все оказались бессильны. Нужны какие-то новые люди, а нам, грешным, следует законом запретить заниматься политикой, ибо в этом отношении все люди конченные. По отношению к себе я установил этот взгляд твердо и буду, пока еще могу работать, искать применения своих сил на других поприщах»3.
Челноков стал одним из учредителей Общества славянской взаимности. Всю жизнь его отмечала особая, кипучая энергия. В бытность свою членом Московской городской думы он состоял в десяти комиссиях. Неустанно трудился он на любом поприще - и в России, и «на дальних берегах». Челноков имел немало наград, в том числе сербский орден Саввы I степени, Командорский крест Почетного легиона и английскую звезду Георгия и Михаила, дававшую права на титул сэра.
Похоронен он в г. Паниево (Сербия)4.
Теперь о письме Челнокова. Его большая часть - о поездке на фронт, лишь в начале - строки о приеме в Москве японской делегации и характеристика ее членов.
Таким образом, все письмо - о делах общественных с эпизодическими вкраплениями о себе и о своих близких. Переписке супружеской пары Челноковых свойственна эта особенность - обсуждение общественно-политических тем и солидарность в оценках упоминаемых лиц и событий. Жена Челнокова унаследовала интерес к общественным делам, видимо, от деда - городского головы 1840-х годов К.К. Шапошникова. Во время войны она - председатель московского городского попечительного совета об увечных и больных воинах.
Не удивительно, что письмо Челнокова - это в высшей степени доверительное послание, - оно не только к жене, но и к близкому другу и единомышленнику. Как таковое, оно вдвойне ценно неподдельной искренностью чувств и мнений его автора, отсутствует даже намек на какую-то словесную «вуаль». Стиль его краткий, образный, выразительный. Письмо необычайно информативно: на немногих страницах уместилось множество важных сообщений о встречах с офицерами, солдатами и служащими общественных организаций, посещении воинских частей и штабов, учреждений ВСГ («Согора»), о выезде на передовые позиции и т.д. Автор сумел прекрасно передать общую атмосферу прифронтовой полосы и ее отдельные, казалось бы, незначительные штрихи.
Но тем удивительнее общий восторженный тон его письма, почти не скрываемое радостное изумление перед всем увиденным. На фронт Челноков поехал со сво-
3. ГА РФ. Ф. 5913. Оп. 1. Д. 794. Л. 8.
4. Писаръкова Л.Ф. Московская городская дума. 1863-1917. - М., 1998. - С. 186.
ПОЕЗДКА НА ФРОНТ М.В. ЧЕЛНОКОВА
В АВГУСТЕ 1916 ГОДА КЛАССИЧЕСКОЕ ШЕДИ
его рода «инспекционной» целью: самому посмотреть, «пощупать», что есть фронт, в чем он нуждается и как удовлетворяются эти нужды Согором и другими общественными организациями.
Действительность, видимо, превзошла все его ожидания, - иначе не находит объяснения его бурная радость, сквозившая в каждом слове этого письма, как бы подводящем итог его поездке: у армии все есть, все работает великолепно. Действительно, за два года войны Земский и Городской союзы, другие организации и ведомства хорошо поработали, чтобы обеспечить фронт всем необходимым. Разумеется, были недостатки и в их работе и «червоточины» в самой армии. Челноков их опускает, чтобы не портить «общую картину». В целом его письмо — это гимн высокому боевому духу армии, ее дисциплине, молодецкому виду и выправке солдат, их вере в отцов-командиров, их нацеленности на победу.
Это его общее впечатление совершенно расходится с тем, которое многие десятилетия после войны изображалось в исторической литературе. При описании «назревающего революционного кризиса» исследователи рассматривали тыл и фронт как бы «соответствовавшими» друг другу: в тылу - прогрессирующая разруха, перебои с топливом, казнокрадство, спекуляция, дороговизна, усугубление продовольственного кризиса, рост недовольства населения, революционные и оппозиционные выступления, а в армии - недостаток вооружения, боеприпасов, снаряжения, бездарность командования, тяжелые потери, дезертирство, братания, революционное брожение. Разумеется, не было дыма без огня, - «1914 год» во многом обусловил «1917» и эту связь - войны и революции - фактически признавали все их современники, независимо от своего политического «колера», цвета партийных знамен. Расходились же они в интерпретации связи войны и революции, в оценке степени влияния войны на драматические события в стране.
То же можно сказать и об историках. Диапазон их мнений весьма широк (от «война породила революцию», до «революция в России была неизбежна и без этого мирового катаклизма»), но при этом они признают и ослабление боевого духа армии, и стремительно нарастающую дезорганизацию тыла. Однако у Челнокова (и не только у него, но и у либералов подобной умеренной складки) оценка состояния фронта весьма отличается от общепринятой: идиллически рисуются отношения офицеров и солдат, генералитет - вне критики, не усматривается проникновения политики в армейскую среду и т.д. Чем же можно объяснить такую оценку, такое видение фронта?
Эта «завышенная» оценка кроется в эйфории от боевых успехов (прорыв Брусилова), в улучшении дела снабжения армии снаряжением и военными припасами, значительный вклад в которое внесли Земские и Городские союзы. Все это показало возможность победы, «обосновывало» уверенность в ней большей части либеральной общественности, опасавшейся революционных эксцессов. Показательно в связи с этим донесение начальника московской охранки полковника Мартынова от 19 июля 1916 г. О том,что « руководители Всероссийского земского союза (ВЗС) и ВСГ стремятся уйти в чисто практическую работу по обслуживанию армии. Князь Львов (руководитель ВЗС) и Челноков «усиленно заявляют, что они не стоят в связи с «праздными болтунами», которые «нелепой болтовней» компрометируют союзы в
КЛАССИЧЕСКОЕ ШЕДЯЕ
ПОЕЗДКА НА «РОИТ М.В. ЧЕЛНОКОВА В АВГУСТЕ 1916 ГОДА
глазах правительства»5. Львов и Челноков стремились вести ВЗС и ВСГ более умеренным курсом, изгнать из общественных организаций «политику» - они хорошо видели и разруху тыла, и возможность разгара в стране революционной смуты. Но даже в Городском союзе Челноков был <бессилен проводить более умеренную политику»6.
Позитивная характеристика фронтовой обстановки в письме Челнокова явно дана с учетом контраста с уже весьма неспокойным тылом. Во всяком случае этот контраст резко подчеркнут в конце его письма. Во всполохах войны мерцающий недовольством тыл воспринимается как аллегория, как Дамоклов меч над судьбой России. Челноков, собственно, предвосхитил мысль Черчилля о том, что Россия погрузилась в революцию, когда уже была близка победа.
Менее чем через два месяца то, что было столь многозначительно предвосхищено в письме Челнокова, теперь уже в другом виде, - в официальной сводке начальника петроградского губернского жандармского управления за октябрь месяц 1916 г., -было описано более подробно: «Блестящие результаты наступления армий генерала Брусилова весною текущего 1916 года и современное положение дела снабжения действующего фронта определенно указывают, что взятые на себя правительством и широкими общественными кругами задачи в указанном направлении выполнены более чем успешно. Вопрос о питании армий военными припасами может считаться разрешенным и налаженным должным образом. Но зато и постепенно назревавшее расстройство тыла, - иными словами, всей страны, - носившее хронический и все прогрессировавший характер, достигло к настоящему моменту того максимального и чудовищного развития, которое определенно и уже теперь начинает угрожать достигнутым на действующем фронте результатам и обещает в самом скором времени ввергнуть страну в разрушающий хаос катастрофической и стихийной анархии»7.
Что и действительно произошло «в самом скором времени», - всего через четыре месяца.
В.М. Шевырин
[Из письма М.В. Челнокова
к Е.К. Челноковой от 1 сентября 1916 г.]'
<...>
Затем важное событие было то, что я все размышлял, куда мне ехать на три дня праздника - к тебе или на фронт. Все же решил ехать на фронт. Выехал 26 вечером, 27 в субботу был в С.-Петербурге, утром 28 в Двинске, осмотрел Двинск, 29 был в Крейцбурге, ездил к Леле, 30 осмотрел Псков. 31 - С.-Петербург и 1/1Х в Москве утром.
5 Буржуазия накануне Февральской революции. - М.; Л., 1927. - С. 103.
6 ГА РФ. Ф. 627. Оп. 1. Д. 229. Л. 74.
7 Буржуазия накануне Февральской революции... С. 128. ■ ГА РФ. Ф. 810. Оп. 1. Д. 651. Л. 4-7.
ПОЕЗДКА НА ФРОНТ М.В. ЧЕЛНОКОВА В АВГУСТЕ 1916 ГОДА
ШССНЕСКОЕ ШЕ|1Е
Из этой справки видно, что в постели я за все это время не был ни разу, по ночам все были пересадки, целые дни мытарился, как угорелый, и ничего не устал, и еще загорел и поправился!
В Двинске народу мало, половина домов пустая, в 1/4 все окна выбиты бомбами из аэропланов. Мне сказали, что немцы прилетают каждое утро и бросают бомбы. Около 8 часов утра я пошел к выходу из дома. Слышу: тррах, бац, бац, бац из пушек; опять тррах, бац, бац, - что это? Бомбы и пушки. Очень близко от дома. На улице впечатления никакого. Народ идет, будто так и надо. Бомбы не очень сильные — домов не разрушают, а бьют только стекла. Людей ранят осколками. Видел женщину с разбитой ногой.
Около Двинска посмотрел санаторию на 2000 человек и наш московский адвокатский отряд. Это в 60 верстах от Двинска на моторе. Довольно близко от немцев: около 1V, -2 верст. Отряд очень хорош. Вид места военный, по ту сторону Двины. Везде военные дороги, проволока, лес вырублен. По дороге видел место, где только бросили бомбу, и воронку от бомбы. Сидели с автомобилем в болоте. Вытащили солдаты.
В Двинске множество учреждений Согора (Всероссийского союза городов -В.М.). До Крейцбурга ехали ночью с пересадками по железной дороге. Там осмотрели множество учреждений: заразные больницы, бани, прачечные, госпитали, лавки, чайные и пр. Были на передовом врачебном пункте. Он весь в землянках и блиндажах. Устроено все так хорошо и красиво, что прямо - в Художественный театр. Весь отряд исключительно женский, и вот они-то и любители строиться - работает отряд отлично. Позвали нас на передовую позицию обедать кавказцы. Мы поехали. Переехали Двину через Якобштадт прямо к немцам. Кавказцы потребовали, чтобы я ехал на их автомобиле, отбитом у немцев. Вот на этом «трофее» мы и катили. Не доезжая верст 2-3 до немцев, оказался в парке помещичий дом, где штаб полка. Приняли -по-кавказски. Обед, вино, речи, музыка и, наконец, танцы. Два офицера — лезгин и грузин, оба боги (от Вальдхауера) танцевали с таким увлечением и красотой, что нельзя было не восхищаться. Позы прямо с греческих статуй, на носках, закладывая нога за ногу, как танцующий Вакх в Эрмитаже. И какие красавцы! Какое увлечение и жизнь. Один офицер постарше сказал: «Так и умирать пойдем! >. Потом предложил ехать посмотреть и самую первую линию. Поехали. В мотор набралось чуть не 8 человек. Доехали до настоящей боевой линии. От немцев шагов от 400 до 800. Полковник поманил рукой солдат, и они побежали к нему, как цыплята к курице, - с таким доверием и радостью. Полковник показал на меня пальцем и произнес краткую, но сильную речь на тему: Москва! Сердце России! И т.д. Солдаты начали кричать «ура», что в ушах звенело. Я спросил у командира слышно ли у немцев? - «А как же! Пусть думают, что у нас новая победа». - «А не выпалят ли они на крик?». - «Мы отучили: на каждый выстрел даем три, - и они более нас не задевают».
Стали меня звать в самый первый окоп - шагов в 60 от немцев, и звали с таким азартом и радостью, как на самое веселое дело. Но я отказался и попросил показать мне окопы, блиндажи и пр. Командир крикнул солдатам: «Немец идет!». Все солдаты мгновенно бросились к бойницам, у каждого оказалось ружье, все надели маски. Я влез в окоп и блиндаж. Окоп - канава, блиндаж - погреб. Не пошел я
ШСС1ЧЕН0Е НАШРЕ
ПОЕЗДКА НА ФРОНТ И.В. ЧЕЛНОКОВА В АВГУСТЕ 1916 ГОДА
в первый окоп, опасаясь излишней храбрости кавказцев. Им действительно черт не брат. Я уверен, что если бы мы пришли в первую линию, то они ходили бы гурьбой, влезали бы на бруствер и пр. Я сказал командиру, что не вижу надобности именно так близко из простого любопытства, так как в первой линии не было ничего такого, чего бы не было во второй, а риск шевелить немцев все же есть. Командир - армянин, очень умный и спокойный, на это согласился, а остальные все упрашивали непременно ехать. Недаром в полку из 75, выступивших в поход, осталось пять.
После осмотра позиций вернулись в штаб, сняли фотографии, поиграли трубачи, сердечно попрощались и поехали в Крейцбург - делать визиты. Оба рядом лежащие городки почти пусты. Дома запирают как попало. «Землячки» растаскивают двери и окна, и полы, и мебель. Один генерал жил в трактире, другой в замке барона Корфа, который был губернатором в Варшаве и убежал к немцам. Замок прекрасный XVI -XVII века, а части и старше. Большая, великолепная, вся дубовая зала, прекрасная лестница, множество комнат. Есть чудные вещи. Все более или менее в порядке. От генералов, которые были очень любезны: Москва, сердце России, союзы и пр., и пр. я поехал к Леле, - это 25 верст. Было уже 8 '/4 вечера. Генерал, провожая меня, сказал шоферу о дороге. Только поехали, шофер говорит: «Тут дорога плохая, поедем на немецкую сторону, там все новые шоссе. Ехать будет отлично». Так и поехали -через Двину и вдоль позиций. Немцы в верстах от 2 до 4. Все время они пускали светящиеся ракеты. Но не было ни одного выстрела. Воронки /от/ снарядов виднелись вокруг. Ехать было хорошо: темно, отличная дорога, везде костры — стоят обозы, из темноты выползают серые массы людей, за облаками - Луна. Доехали быстро -в час. Штоксмангофен оказался прекрасным городком. Очень скоро нашел станцию. На ней поезд, в поезде Лелю. Она была мне чрезвычайно рада и очень мила. Устроилась она правда хорошо. Купе у Лели чистое, все аккуратно и даже красиво.
Сестры очень милы, наш брат препротивный. Посидел у Лели с '/2часа, повидали еще наших служащих и поехали домой. Леля меня проводила до Крейцбурга и вернулась на паровозе. Доехали отлично, но кончилось тем, что в самую последнюю минуту сломался мотор, и мы едва не опоздали на поезд в Псков, но все обошлось благополучно и с двумя пересадками добрались до Пскова, который уже вне обстрела и потому битком набит народом. Там громадное количество наших учреждений. Работники все молодые люди самого милого характера, как Костя. Дело кипит. Они меня таскали целый день по больницам, складам, фабрикам, мастерским и пр., и пр. Всего в Пскове до 150 учреждений Союза. Все работает великолепно. В час ночи сел на поезд и уехал в Питер.
Я очень рад, что был на фронте. Наш Союз на этом фронте работает великолепно, он слился с армией и ей действительно помогает. Борьба с заразными /болезнями/ на нем. Она ведется банями, прачечными, парикмахерскими, бараками, дезинфекционными камерами, истреблением насекомых, чайными, выдачей белья и пр. Очень широко поставлены больницы, склады и пр., и пр. Это все было утешительно. Наш особоуполномоченный Дмитриев очень хорош. Дело кипит в строгом порядке и дисциплине.
ПОЕЗДКА НА ФРОНТ М.В. ЧЕЛНОКОВА В АВГУСТЕ 191« ГОДА
КЛАССИЧЕСКОЕ НАСЛЕДИЕ
Войска буквально несравненны. Солдаты сыты, отлично одеты, в прекрасном настроении. Рожи толстые, красивые. Все очень добры, услужливы, предупредительны. Офицеры производят тоже очень хорошее впечатление. Чувствуется большая уверенность и спокойствие. Все есть.
Видел генерала Рузского. Он мне очень понравился, - спокоен, умен, пронзителен, многосторонен. Видел еще командующего армией Драгомирова. Более простой, но энергичный и обстоятельный, начальником штаба Миллер, женат на Шиповой, очень хорош. Видел еще многих - все хороши. Начальником снабжения там Покоти-ло, мой приятель из Ростова. Живут с ним хорошо. О политике не слыхал. Очень приятное впечатление от всего. Несмотря на громадную трепку, бессонные ночи, разные неудобства, я отдохнул, загорел и лоправился.
К Москве и Союзам отношение везде самое хорошее. Но самое замечательное -это кавказцы. Я никогда не забуду этого обеда в пустом зале в 21/2 верстах от немцев. Какая веселость, оживление, радость. Как они шутили, пели, радовались каждой шутке. И, наконец, как плясали! У них два оркестра - один обыкновенный, а другой кавказский. «Без музыки и вина кавказец жить не может».
Кавказские полки прославились на все фронты, и Гинденбург приказал во что бы то ни стало их разбить. Навалились тройными силами, но ничего сделать не могли -отбились кавказцы. Поразительно доверие солдат к офицерам: они смотрят на них, как дети на очень хорошую, добрую учительницу. И какие здоровенные солдаты!
Нет, надежда Гинденбурга на немецкие нервы не оправдается. Наши на фронте крепче. В тылу другое дело. Здесь мы киснем, кляузничаем и пр., и пр.
<...>
Пока до свидания милая и дорогая Лиза.... Очень жалею, что не мог попасть сразу в два места - к тебе и на фронт. - Твой М. Челноков.
