CC BY
20
Vol. 14 No. 4 2020 The Science of Person: Humanitarian Researches ISS'NSi1N51897^98433x2(onF'linn<!)
Part 1. Philological Sciences
УДК 821.161.1 DOI: 10.17238^1998-5320.2020.14.4.2
П. Р. Коздринь1
'Российский государственный педагогический университет им. А. И. Герцена, г. Санкт-Петербург, Российская Федерация
Поэтика стихотворного переложения эпического текста в творчестве А. С. Пушкина 1830-х годов
Аннотация. Статья посвящена изучению жанровых особенностей стихотворного переложения эпического текста в творчестве А. С. Пушкина 1830-х гг. на материале произведений «Странник» (1835) и «Альфонс садится на коня...» (1836) в контексте межкультурного диалога. В статье рассматривается лиро-эпическая природа стихотворных переложений русским поэтом эпизодов аллегорического романа Дж. Беньяна «Путь паломника» (1687) и авантюрного романа польского писателя Я. Потоцкого «Рукопись, найденная в Сарагосе» (1805). Выявляются и анализируются характерные элементы поэтики, позволившие русскому поэту сблизить стихотворную и прозаическую речь в рамках небольшого лиро-эпического текста.
Ключевые слова: поэтика, лиро-эпос, межкультурный диалог, версификация.
Дата поступления статьи: 9 декабря 2020 г.
Для цитирования: Коздринь П. Р. (2020) Поэтика стихотворного переложения эпического текста в творчестве А. С. Пушкина 1830-х годов // Наука о человеке гуманитарные исследования. Т. 14. № 4. С. 17-24. DOI: l0.l72з8/issm998-5320.2020.l4.4.2.
Проблема и цель. Становление и развитие в России профессиональной переводческой традиции в XVIII в. создало благоприятные условия для межкультурного диалога западноевропейской и русской литератур. Широкому кругу русских читателей стали доступны произведения таких авторов, как Вольтер, Ж.-Ж. Руссо, Дж. Том-сон, Э. Юнг, Т. Грей, Т. Мур, В. Скотт, Д. Г. Байрон, И.-В. Гете и др. Активное проникновение в отечественную культуру западноевропейской литературы создавало условия не только для межкультурного диалога, но и для формирования русского национального самосознания.
Творчество А. С. Пушкина представляет собой пример глубокого художественного осмысления лучших образцов иностранной литературы. Его наследие демонстрирует гениальную способность русского поэта создать на основе иноязычного художественного текста яркое оригинальное произведение. И. С. Аксаков так определял данную особенность «переводов» русского поэта: «Самые заимствования у иностранных писателей (и не у одних только европейских) и так называемые «подражания» становятся у Пушкина, опять-таки вследствие его объективной способности, вполне самостоятельными созданиями и даже выше, большей частью, подлинников или образцов...» [1, с. 277]. Б. В. Томашевский указывает, что целью пушкинских переводов
с французского языка является «не передача в точности оригинала, а обогащение своего поэтического достояния формами, существующими в чужом языке» [2, с. 78]. Произведения Пушкина, интертекстуальность которых отсылает нас к французским, английским, немецким, польским источникам, отражают эстетические и духовные искания поэта, раскрывая особенности межкультурного диалога. Создание лирического или лиро-эпического текста на материале эпического, в т. ч. иноязычного источника, было характерным для творчества Пушкина. Яркими примерами такой художественной рецепции являются стихотворные переложения «Странник» (1835) и «Альфонс садится на коня.» (1836).
Методология. В работе использованы следующие виды анализа: сравнительный, культурно-исторический, историко-генетический, - а также методика целостного анализа. Литературные тексты анализируются исходя из их родовой и жанровой природы. Жанровые особенности произведений поэта, а также их культурные связи с зарубежной литературой обращают на себя внимание таких ученых, как Б. В. Томашевский [2], О. А. Проскурин [3], Г. В. Косяков [4, 5], А. В. Кушаков [6].
Результаты. Источником произведения Пушкина «Странник» является аллегорический роман английского писателя-проповедника Дж. Беньяна «Путь паломника» (1687), написанный в прозе с
Раздел 1. Филологические науки
лирическими вставками. Пушкин прибегает к версификации начала первой главы этой пуританской книги. Передача «Пути паломника» в лиро-эпической форме является сознательным творческим выбором русского поэта, который, на наш взгляд, обусловлен в т. ч. идейно-содержательным и художественным своеобразием английского литературного источника, а также закономерностями творческой эволюции Пушкина.
Исследователь О. Г. Ревзина указывает: «Прозаическая форма воспроизводит основное свойство внеязыкового существования - его неповторимость» [7, с. 30], - т. е. событие, описанное прозой, всегда является временно обусловленным и «одноразовым», объективным, имеющим значение лишь для конкретного героя в конкретный момент речи. Лирика же раскрывает модальный, относительный характер времени, постигая во временном вечное. Лирический субъект, ощущая свою онтологическую уникальность, напряжённо стремится к самопознанию. С одной стороны, лирический субъект откликается на проявления и события окружающего мира, с другой стороны, он переносит доминанты своего микрокосмоса в окружающий мир, что создаёт основу для диалогической и исповедальной природы лирики. М. М. Бахтин заключал в этой связи: «Лирика исключает все моменты пространственной выраженности и исчерпанности человека...» [8, с. 155].
В отечественном литературоведении последовательно развивается мысль о том, что ритм в художественном тексте становится ценностным, организующим началом. Так, М. М. Гиршман считал родовой характеристикой лирики ритмический принцип «возвращения», «приравнивания», ориентированный на создание единства и целостности лирического текста [9, с. 269]. Данный принцип позволяет акцентировать ценностное ядро образа-переживания. Вполне закономерно, что лирический зачин становится сгустком поэтического смысла. В силу небольшого объёма лирического текста каждая лексема, звукообраз в ритмическом и образном контексте приобретают дополнительную экспрессию, смысловую нагрузку. Ритм эпического текста акцентирует поступательное развитие, течение истории, потока событий.
Аллегорический характер романа Дж. Бе-ньяна позволяет увидеть внеисторическое наполнение его сюжета. Книга английского проповедника-пуританина повествует об опыте
духовного преображения главного героя на пути к спасению, но не раскрывает истории жизненного выбора конкретной личности. Повествуя о духовном преображении своего главного героя, Беньян стремится к универсализации его личности, что достигается различными способами: в частности, он называет главного героя Christian, что одновременно прочитывается и как имя собственное Христиан, и как имя нарицательное, собирательное - «христианин». Очевидно, что во втором случае главным действующим лицом оказывается не один герой, а собирательный образ. Кроме этого, в оригинальном предисловии английский писатель напрямую говорит читателю: "This book will make a traveler of thee" [10, p. 7]1 , т. е. каждый читатель - потенциальный участник этого путешествия, сопряжённого с духовной борьбой, искушениями. Пушкин почувствовал эту дидактическую задачу английского романа, его метафизический горизонт, поэтому избирает более адекватную для своего эстетического и духовного опыта художественную форму.
Жанровая природа пушкинского стихотворения «Странник» довольно своеобразна и уникальна, её нельзя определить однозначно с позиции традиционной жанровой системы русской поэзии начала XIX в. В тексте Пушкина прослеживаются элементы, присущие эпическому и лирическому родам литературы, жанрам баллады, притчи, исповеди. В целом такая жанровая неоднородность, диффузность является типичной для русской поэзии начиная с 1830-х гг. У её истоков стоял именно Пушкин, стремившийся к творческой свободе, к преодолению жанровых канонов, литературной инерции. Постепенное стирание границ между литературными жанрами, характерное для эпохи романтизма, приводит к появлению переходных типов и «поджанров», «метажанров», синтетических форм: «роман в стихах», «литературная молитва», «лирическая проповедь», «стихотворение на смерть», «стихотворное переложение» и др. Используя прозаические источники для воплощения своих творческих замыслов, поэт не просто создаёт некую «перекличку» прозаической истории и стихотворного текста, но и, по справедливому замечанию исследователя Б. А. Кичиковой, придаёт им «новые смысловые оттенки» [11, с. 168].
Биограф Пушкина П. В. Анненков, отмечая «глубокое духовное начало» стихотворения «Странник», замечает, что в нем мысль поэта
Part 1. Philological Sciences
возвысилась «до образов, принадлежащих, по характеру своему, образам чисто эпическим» [12, с. 336]. О произведении Пушкина «Странник» можно говорить именно как о лиро-эпическом тексте, органично сочетающем объективную фабульность эпоса с исповедальностью лирики. Временной зачин пушкинского текста обращает именно к эпическому оформлению динамичного хронотопа, который раскрывает ряд свершившихся событий. В произведении достаточно детально раскрывается образная топография: «среди долины дикой», «площадь», «го-родовое поле». Несмотря на небольшой объём текста, он включает в себя множество героев и персонажей, их оценок. С одной стороны, в произведении отражены объективированное изображение духовных состояний человека через его поступки и жесты («в тоске ломая руки»), фабульность, что роднит его с эпосом, с другой стороны, представлены характерные лирические приёмы: повествование от первого лица, система лейтмотивов, рефлексия. В произведении органично соединяются эпическая историчность и внутренняя историчность личности.
Последовательное изображение событий в произведении Пушкина сопровождается развёрнутыми метафорами и оценочными сравнениями, эпитетами, в тексте органично соединяются черты умеренной стилистической архаики, торжественности, строгости и в то же время естественности:
Пошел я вновь бродить - уныньем изнывая И взоры вкруг себя со страхом обращая, Как узник, из тюрьмы замысливший побег, Иль путник, до дождя спешащий на ночлег. Духовный труженик - влача свою веригу [13, с. 392].
В приведённом отрывке сюжетное повествование органично переходит в изображение духовных переживаний героя, полных драматизма. Так, пытаясь осмыслить свое духовное состояние, герой идентифицирует себя и с «узником», замыслившим побег, и с «путником», спешащим укрыться от дождя, и с «духовным тружеником». Подобная метафоричность, по мнению исследователя Г. В. Косякова, позволяет почувствовать внутренний диалог, акцентировать проблему духовного выбора, ввести ключе-
вые для христианского миросозерцания образы и мотивы [4].
Автор не стремится к точному следованию оригинальному сюжету, но обогащает фабульно-повествовательный элемент поэтическими образами и развернутыми метафорами, что придаёт произведению интимно-лирическое звучание. Если Беньян ведёт своё повествование от третьего лица (с позиции стороннего наблюдателя), то Пушкин раскрывает историю странника от первого лица, что не только придаёт произведению исповедальный характер, но также помогает вовлечь читателя в религиозный опыт героя-рассказчика:
Однажды странствуя среди долины дикой,
Незапно был объят я скорбию великой [13, с. 391].
Особенную значимость имеют также эпитеты. Расположенные параллельно в стихах, они семантически связываются в читательском восприятии, дополняя образность друг друга, создают полифоничность и объёмность художественного образа. Б. В. Томашевский указывает, «что в стихах речь является не сплошь, а рядами, более или менее изолированными, создает особые ассоциации между словами одного ряда или между симметрично расположенными словами параллельных рядов. Значением и связыванием значений руководят ритмические соответствия» [14, с. 104]. Так, например, перекликаются и усиливают значение друг друга начальные и финальные лексемы стихов пушкинского текста. Эпитет «дикой» вполне может сочетаться со словом «скорбию», а «долина» может быть названа «великой»: их можно свободно поменять местами с сохранением общей эмоционально-семантической нагрузки. Более того, каждый из них помогает более точно артикулировать эмоциональную окраску другого эпитета. Подобное соотнесение можно наблюдать в дальнейшем развитии сюжета:
Тоской и ужасом, мучительное бремя Тягчит меня. Идет! уж близко, близко время [13, с. 391].
Лексические компоненты рифмованной пары «бремя» - «время», на наш взгляд, также ассоциативно идентичны. Для повествователя осоз-
Раздел 1. Филологические науки
нание «близости времени» загробного суда и есть «мучительное бремя».
Художественное своеобразие поэтического стиля Пушкина проявляется также и в особенной звуковой и ритмической организации произведения. Поэт использует чередование определенных фонем, создающих диссонансное фонетическое аккомпанирование, которое можно считать звукоподражанием: [з], [ш], [щ], [с]. Семантический план дополняется звукообразом, который визуализирует картину происходящих с героем событий. Ритмический рисунок, вернее сказать, его несовпадение с синтаксическим делением фразы также служит цели более наглядного, чувственного оформления душевного состояния героя, переживающего мучительный выбор. Духовный мир героя можно определить как пороговый:
Пушкин, обращаясь к английскому литературному источнику, находит органичные для православной культуры символы, стилистические средства, воплощая религиозные идеи благодатного преображения и спасения. Помимо связи с текстом Беньяна, интертекстуальность «Странника» обогащается также и за счёт включения аллюзий и реминисценций из Священного Писания. Многие лексические соответствия, перекликаясь с фрагментами из Утрени (православного богослужения суточного круга), отсылающими к тексту «37 псалма» Давида, воспринимаются как намеренное вовлечение стихотворения в контекст русской церковной традиции:
«Ибо беззакония мои превысили голову мою, как тяжелое бремя отяготели на мне» (Пс. 37: 5)
Сказал я, - ведайте: моя душа полна Тоской и ужасом, мучительное бремя Тягчит меня. Идет! уж близко, близко время [13, с. 391].
В приведённом отрывке анжамбеманы переносят конец синтаксической фразы в новую стихотворную строку, вследствие чего она оказывается намеренно «преувеличенной», именно на ней ставится смысловой акцент, усиливающий эмоциональное воздействие словесных форм: «тоской и ужасом», «тягчит меня». О. Проскурин называет этот приём «нарушением инерции», «нарушением стихового (и эмоционального) равновесия» [3, с. 98]. Такие переносы, сохраняя размер шестистопного ямба, делают повествование более драматичным, позволяют избежать «нарративной монотонности».
Поэтический синтаксис пушкинского текста характеризуется разнообразием, что проявляется, в частности, в использовании личных и притяжательных местоимений в различных позициях: «был объят я», «я в воплях изливал», «уныние мое», «мои домашние». Обилие анжам-беманов, многочисленные инверсии сближают стихотворную речь с прозаической, раскрывают последовательность событий, драматизм, процесс рефлексии. Наряду с этим Пушкин активно использует и экспрессивные приемы, характерные для лирики: начальные и внутристиховые рифмы, эмоционально значимые паузы.
«И тяжким бременем подавлен и согбен» (Пушкин, «Странник»)
«Ибо стрелы Твои вонзились в меня, и рука Твоя тяготеет на мне» (Пс. 37: 3)
«Я в воплях изливал души пронзенной муки» (Пушкин, «Странник»)
Мотивы побега, странничества, духовного спасения, представленные в данном лиро-эпическом тексте, являются магистральными в позднем творчестве Пушкина, отражая его духовную эволюцию.
Основой еще одного стихотворного переложения Пушкина - «Альфонс садится на коня.» - послужил авантюрный роман польского писателя Я. Потоцкого «Рукопись, найденная в Сарагосе» (1805). Книга Потоцкого, изданная на французском языке, была очень популярна в Европе. Этот роман для русской литературы был посредником в освоении испанской культуры. Произведение Потоцкого отражает культурные особенности раннего западноевропейского романтизма, изменения в культурной парадигме рубежа ХУШ-Х1Х вв.
Как и в стихотворении «Странник», в стихотворном переложении «Альфонс садится на коня.» Пушкин отражает один из начальных эпизодов литературного источника. Следует отметить, что знакомство с книгой польского писателя состоя-
Part 1. Philological Sciences
лось у Пушкина намного раньше, нежели появилось данное стихотворное переложение. Возможно, русский поэт задумывал создать поэму. Таких черновых набросков нереализованных лиро-эпических произведений в творчестве русского поэта мы можем встретить достаточно, в частности фрагмент «Агасфер» («В еврейской хижине лампада.», 1826), написанный нерифмованным четырехстопным ямбом, который, как и анжамбема-ны, сближает стихотворную и прозаическую речь. Мнимый Агасфер является одним из героев-повествователей и в романе Потоцкого, где раскрывается его развернутая история, предшествующая приговору со стороны Христа.
Стихотворное переложение «Альфонс садится на коня.» является также возвращением к периоду поэтического становления. Главный герой произведения наделен традиционными для романтического героя чертами, поэтика художественного текста органично соединяет характеристики романтизма и реализма. С одной стороны, произведение поэта отсылает к прошлому, с другой стороны, тревожно обращено в будущее. Хронотоп текста можно назвать открытым и во временном, и в пространственном отношении. У произведения открытый финал.
В стихотворном переложении Пушкина мы видим стремление отразить испанский местный колорит («сеньор», «вента»), топографию литературного источника («в горах опасно», «идет дорога в горы», «пустыня, дичь и голь»). Пушкин достаточно точно передаёт фабульную канву, пейзажные детали произведения польского писателя и образ юного главного героя. Лирический зачин текста динамичен, раскрывает стремление героя двигаться в опасный путь. Внешняя фрагментарность в рассматриваемом тексте соединяется с чёткой внутренней логикой развёртывания темы и конфликта. Кульминационный эпизод, связанный с образом виселицы, лишь ещё более усиливает решимость главного героя двигаться в путь.
Произведение Пушкина характеризуется наличием нескольких ценностных позиций, что придаёт тексту многомерность, полифонич-ность: хозяина, героя, народа, автора. Позиции хозяина и героя чётко обозначены в диалоге, в произведение также введено народное поверье. Авторская позиция раскрывает себя на всех уровнях художественного текста. В контексте диалога хозяина венты и героя возникает цен-
ностная антитеза мотивов покоя («готов вам ужин», «разложен огонь», «постеля есть») и странствия («был бы путь»). Лирический зачин, речевые характеристики, поступки передают решительность и бесстрашие героя: «С своим бесстрашным седоком».
В произведении русского поэта проявляется тенденция к русификации, к введению разговорной лексики: «И шла молва в простом народе». Виселица в произведении Пушкина названа как «глаголь». В произведении Пушкина проявляются балладные черты: стремительное развитие сюжета, лаконизм пейзажных и портретных деталей, введение элементов исключительного, фантастического, ориентация на фольклорную традицию, введение диалога, разговорной лексики. При этом указание на сферу сверхъестественного вводится ссылкой на народные верования:
И шла молва в простом народе,
Что, обрываясь по ночам,
Они до утра на свободе
Гуляли, мстя своим врагам [13, с. 437].
Поэтика анализируемого текста Пушкина характерна для его позднего творчества предельной объективностью, конкретностью, лаконизмом в сфере использования тропов, стремлением преодолеть инерцию поэтических штампов элегической поэзии, классической жанровой системы. Четырёхстопный ямб, обилие анжамбе-манов, инверсий, разговорной лексики, диалог сближают стихотворную речь с прозаической. Поэтический синтаксис произведения Пушкина достаточно богат, но не избыточен, включает, помимо отмеченных инверсий и анжамбема-нов, риторический вопрос, звуковые анафоры, повторы, синтаксический параллелизм. Пушкин отказывается от деления текста на строфы, что также свидетельствует о лиро-эпической природе текста. От основной части произведения отделено финальное четверостишие, где герой осуществляет свой выбор.
Экспрессию произведению придают звукообразы, которые создаются благодаря не только рифмам, но и звуковым анафорам, аллитерации и консонансу. Звукопись отражает развитие психологического сюжета, поэтому контрастные звуковые ряды не только сменяют друг друга, но и вступают во взаимодействие. В звуковые ряды
Раздел 1. Филологические науки
включены различные согласные: сонорный [р] («держит стремя», «ни чорт ни воры», «дорога в горы», «ватага черная ворон», «в пример ворам», «ворон прилетал», «в простом народе»), свистящий [с] («Альфонс садится», «спешу на службу», «солнце знойное сушило», «с своим бесстрашным седоком»), взрывные [п] («пускаться в путь теперь», «постеля есть - покой»), [д] («одна идет дорога»). Яркие звукообразы создаются и при помощи шипящих звуков. Используя контрастные звукооборазы, Пушкин передаёт предельное напряжение, динамичность. Акустическая контрастность, стремление к созданию яркого и конкретного звукового ряда, отражающего динамику жизни, смену состояний, отличает поэтику поздней лирики Пушкина от канонов русской элегической школы гармонической точности.
Ключевой образ анализируемого произведения Пушкина - образ всадника. Данный образ оформляет кольцевую композицию текста, которая придаёт стихотворному переложению завершённую форму. В творчестве русского поэта находит отражение мифологическое представление о единстве всадника и коня: «Песнь о вещем Олеге» (1822), «Медный всадник» (1833), «Конь» (1834). В «Сборнике Кирши Данилова» раскрывается архаическое представление о единстве богатыря и его коня:
А и конь под ним кабы лютой зверь,
Он сам на коне, как ясен сокол [15, с. 418].
«О станишниках, или разбойниках»
В анализируемом произведении Пушкина наездника и коня объединяют стремительность, импульсивность («всхрапел). Конь в произведении русского поэта предстаёт не менее активной силой, чем всадник. Данное образное представление сближает анализируемый текст Пушкина с его поэмой «Медный всадник», где символ коня наполняется многогранным содержанием, в т. ч. профетическим. В финале же стихотворного переложения Пушкина именно с образом коня соотносится устремлённость в будущее:
Прошел их мимо, и потом,
Понесся резво, легким скоком [13, с. 437].
Поэтика анализируемого стихотворного переложения близка образности стихотворения
Пушкина «Странник» своей лиро-эпической природой, связью с балладным дискурсом. И в стихотворении «Странник», и в стихотворном переложении «Альфонс садится на коня.» герои выбирают путь. Данные произведения Пушкина сближают конкретный, объективный и строгий стиль, образность (например, образ «долины дикой»), этический максимализм, решительность главных героев, стремление к духовной свободе. Хронотоп обоих текстов можно определить как пороговый. Однако есть и существенное различие. Если Альфонс выбирает путь опасностей, отвергая покой, то в произведении «Странник» герой отправляется в опасный путь, веря в спасение:
Дабы скорей узреть - оставя те места,
Спасенья верный путь и тесные врата [13, с. 393].
Стихотворные переложения Пушкиным фрагментов эпических произведений Беньяна и Потоцкого демонстрируют, по заключению А. В. Ку-шакова, «особую жанровую форму - форму очень конденсированной «трансформации» большого и сложного иноязычного произведения в произведение малого объема с ярко выраженным функциональным значением ритмико-рифмиче-ских средств» [6, с. 125].
Выводы. В своих стихотворных переложениях Пушкин отражает ключевую содержательную доминанту литературного источника: в стихотворении «Странник» это религиозные идеи духовного преображения личности, покаянной совести, мотив бегства из мира, погрязшего во зле, а в произведении «Альфонс садится на коня.» это образ благородного, смелого юноши, свято чтущего кодекс дворянской чести, веры, презирающего опасности. В сжатой художественной форме отражается идейное содержание и поэтика оригинальных текстов, которые у Пушкина включены в контекст русской культуры и его поэтического творчества.
Итак, стихотворные переложения Пушкина «Странник», «Альфонс садится на коня.» включены, во-первых, в контекст межкультурного диалога, во-вторых, в трагический биографический контекст последних лет жизни поэта. В рамках небольшого лиро-эпического текста сфокусированы ключевые мотивы и образы творчества Пушкина: мотивы бегства, странствия, духовного томления, преображения и
Part 1. Philological Sciences
спасения, образы всадника и коня, ворона, пороговый хронотоп. Русский поэт сближает стихотворную и прозаическую речь при помощи многочисленных инверсий и анжамбеманов. Фабульность, развернутая топография, объективность соединяются в данных произведениях с экспрессией, психологически обусловленным акустическим и ритмомелодическим
рисунком. Данные лиро-эпические тексты органично вписаны в ряд «духовных» поэтических завещаний Пушкина 1835 и 1836 гг.
Примечания
Эта книга сделает тебя путешественником (перевод наш - П. К.).
Источники
1. Аксаков К. С., Аксаков И. С. Литературная критика. М. : Современник, 1981. 383 с.
2. Томашевский Б. В. Пушкин и Франция. Л., 1960. 498 с.
3. Проскурин О. А. Поэзия Пушкина, или Подвижный палимпсест. М., 1999. 462 с.
4. Косяков Г. В. Мифопоэтика русской классической поэзии XIX века. Омск : Изд-во ОмГПУ, 2004. 102 с.
5. Косяков Г. В. Художественная онтология бессмертия в русской романтической лирике. Омск : Изд-во ОмГПУ, 2007. 180 с.
6. Кушаков А. В. Пушкин и Польша. Тула : Приокское книжное изд-во, 1990. 128 с.
7. Ревзина О. Г. От стихотворной речи к поэтическому идиолекту // Очерки истории языка русской поэзии ХХ века. Поэтический язык и идиостиль: Общие вопросы. Звуковая организация текста. М., 1990. С. 27-46.
8. Бахтин М. М. Эстетика словесного творчества. М. : Искусство, 1986. 444 с.
9. Гиршман М. М. Ритм художественной прозы. М. : Советский писатель, 1982.
10. Bunyan J. The pilgrim's progress from this World, to that Which is to Come. London, 1860. 331 p.
11. Кичикова Б. А. Послание А. С. Пушкина «Калмычке» как историко-литературная проблема // Oriental Studies. Элиста, 2015. № 2. С. 166-173.
12. Анненков П. В. Материалы для биографии Александра Сергеевича Пушкина. М., 2007. 462 с.
13. Пушкин А. С. Полн. собр. соч. : в 17 т. М. : Воскресенье, 1995. Т. 3. Кн. 1. 635 с.
14. Томашевский Б. В. Теория литературы. Поэтика. М., 1996. 334 с.
15. Данилов К. Древние российские стихотворения, собранные Киршею Даниловым и вторично изданные, с прибавлением 35 песен и сказок, доселе неизвестных, и нот для напева. М. : В типографии С. Селивановского, 1818. 423 с.
Информация об авторе
Коздринь Петр Романович
Кандидат филологических наук, доцент кафедры английского языка для профессиональной коммуникации. Российский государственный педагогический университет им. А. И. Герцена (191186, РФ, г. Санкт-Петербург, набережная реки Мойки, 48). ORCID ID: https://0rcid.0rg/0000-0002-1260-9062. E-mail: [email protected]
P. R. Kozdrin1
'Herzen State Pedagogical University of Russia, Saint-Petersburg, Russian Federation
Poetics of the epic text versification in A. S. Pushkin's oeuvre of 1830s
Abstract. The paper deals with the features of the epic text versification in the works of A. S. Pushkin using the material of "The Wanderer" (1835) and "Alphonse sits on a horse..." (1836). The genre of these works is rather peculiar and unique; it cannot be determined unambiguously from the position of the traditional genre system of Russian poetry of the early XIX century. Pushkin's texts involve elements inherent in the epic and lyrical literary genre, the genres of ballads, parables, and confessions. Reproduction of the allegorical novel by J. Bunyan "The Pilgrim's Progress" (1687) and the picaresque novel by the Polish writer J. Potocki "The Manuscript Found in Saragossa" (1805) in a lyrico-epic form is a conscious creative choice of the Russian poet, which, in our opinion, is determined by ideological and artistic peculiarities of
Issn i2587-943);P(cOnniine) Наука о человеке: гуманитарные исследования Т. 14 № 4 2020
Раздел 1. Филологические науки
the original works, as well as principles of Pushkin's creative evolution. The event described by prose is always temporary, objective and meaningful only to a specific hero at a particular moment of speaking. The poetry reveals the modal, relative nature of time, comprehending eternal in the temporal. Within the framework of a small lyrico-epic text, the Russian poet brings poetic and prosaic speech closer together with the help of numerous inversions and enjambments, dialogues and colloquial vocabulary. The plot, detailed topography, and objectivity in these works are combined with lyrical confession, expression, and psychologically determined acoustic and rhythmomelodic patterns. These lyrico-epic texts are seamlessly blended into Pushkin's "spiritual" poetic testaments of 1835 and 1836.
Keywords: poetics, lyrico-epos, intercultural dialogue, versification.
Paper submitted: December 9, 2020.
For citation: Kozdrin P. R. (2020) Poetics of the epic text versification in A. S. Pushkin's oeuvre of 1830s. The Science of Person: Humanitarian Researches, vol. 14, no. 4, pp. 17-24. DOI: I0.i7238/issni998-5320.2020.i4.4.2.
References
1. Aksakov K. S., Aksakov I. S. (1981) Literary criticism. Moscow, 1981, 383 p. (In Russian).
2. Tomashevskiy B. V. (1960) Pushkin and France. Leningrad, 1960, 498 p. (In Russian).
3. Proskurin O. A. (1999) Pushkin's poetry, or Moving palimpsest. Moscow, 1999, 462 p. (In Russian).
4. Kosyakov G. V.(2004) Mythopoetics of Russian classical poetry of the 19th century. Omsk, 2004. 102 p. (In Russian).
5. Kosyakov G. V. (2007) Artistic ontology of immortality in Russian romantic lyrics. Omsk, 2007. 180 p. (In Russian)
6. Kushakov A. V. (1990) Pushkin and Poland. Tula, 1990, 128 p. (In Russian).
7. Revzina O. G. (1990) From poetic speech to a poetic idiolect. Essays on the history of the language of Russian poetry of the twentieth century. Poetic language and idiostyle: General questions. Sound organization of the text. Moscow, 1990, pp. 27-46. (In Russian).
8. Bakhtin M. M. (1986) Aesthetics of verbal creativity. Moscow, 1986, 444 p. (In Russian).
9. Girshman M. M. (1982) Rhythm of fictional prose. Moscow, Sovetskiy pisatel', 1982. (In Russian).
10. Bunyan J. (1860) The pilgrim's progress from this World, to that Which is to Come. London, 1860, 331 p. (In English).
11. Kichikova B. A. (2015) The message of A. Pushkin to «Kalmychka» as a historical and literary problem. Oriental Studies. Elista, 2015. № 2. pp. 166-173. (In Russian).
12. Annenkov P. V. (2007) Materials for the biography of Alexander Sergeevich Pushkin. Moscow, 2007, 462 p. (In Russian).
13. Pushkin A. S. (1995) Complete works: in 17 vols. (Vol. 3. Book 1). Moscow, 1995, 635 p. (In Russian).
14. Tomashevskiy B. V. (1996) Theory of literature. Poetics. Moscow, 1996, 334 p. (In Russian).
15. Danilov K. (1818) Ancient Russian poems collected by Kirshey Danilov and re-published, with the addition of 35 songs and fairy tales, hitherto unknown, and notes to tune. Moscow, 1818, 423 p. (In Russian).
Information about the author
Petr R. Kozdrin
Cand. Sc. (Philol.), Associate Professor. Herzen State Pedagogical University of Russia (48, Riv. Moyka emb., Saint-Petersburg, 191186, Russian Federation). ORCID ID: https://orcid.org/0000-0002-1260-9062. E-mail: [email protected]
© n. P. Ko3dpuHb, 2020
