CC BY
55
УДК 821.112.2.09
С.М. Шаулов
ПОЭТИКА БАРОККО В НОВЕЙШЕМ ЛИРИЧЕСКОМ СОЗНАНИИ (УЧЕНИЕ ЯКОБА БЁМЕ И СТИХОТВОРЕНИЕ И.Р. БЕХЕРА «ДУША ОГНЯ»)
Статья посвящена выявлению роли традиций барочной литературы в становлении немецкого экспрессионизма на материале творчества Якоба Бёме и И.Р. Бехера.
Ключевые слова: поэтика барокко, немецкий экспрессионизм, Якоб Бёме, И.Р. Бехер, символика огня, символика света.
Известно воздействие лирико-философ-ских построений Бёме на романтизм, . в особенности на Новалиса1. Однако романтической эпохой влияние его философии на немецкую поэзию не ограничивается. Наблюдения, представленные ниже, относятся ко времени зарождающегося экспрессионизма, когда его лицу ещё, возможно, недостаёт определенности, оно ещё во многом неоромантическое, но уже лихорадочно черпает энергию преображения и преодоления формы в порыве к сущности у поэтов барокко. Бёме, как нам представляется, воспринимается здесь как поэт онтологической и этической мысли.
В его философии природы есть целый пласт огненно световой символической образности, разрабатывая которую, он выстраивал некое подобие спекулятивной системы, которая на поверку представала поэтической картиной. Одним из таких образов-терминов, заимствованным у Бёме2, молодой Бехер озаглавил стихотворение, которым открыл свой сборник «Милость весны» («Gnade eines Frühlings», 1912), - «Feuerseele»3 («Душа огня»).
Огонь у Бёме функционально связан с символами света и тьмы и обозначает процесс качественного перехода, движения. Природа, по мысли философа, - это промежуточная субстанция в процессе самопознания Бога (который есть свет, добро, «чистое ничто») через Его саморазделение во влечении стать «нечто», которое одновременно «тьма» и «огонь». Свет, рождаемый этим огнем, - это свет, в котором Бог осознает себя4, он-то и называется «душой огня». Природа, таким образом, вся - движение, переток из света в свет через огненную тьму; непрерывно длится творение, «свет Бога присутствует всегда (Gottes Licht ist gegenwärtig), хоть и сокрыт для природы», принимающей его силу; Бог - ее исток и исход, и душа человека - «из вечной природы, в которой стоит божественное рождение»5. Отсюда - этический пафос Бёме.
Вестник КГУ им. Н.А. Некрасова ♦ № 2, 2009
Евангельский мотив «Царство Небесное силою берется»6 становится суггестивным лейтмотивом страстной проповеднической риторики многих его сочинений. «...вложи все Твое вожделение в сердце Бога, тогда проникнешь силой, как вечная Мать-природа. Так станет с Тобой, как говорит Иисус: Царство Небесное терпит насилие, только те, кто применяет насилие, восхищают его себе»7. Состояние человека, не видящего «света», он определяет как «слепоту» (Blindheit)8.
«Душа огня» Бехера, задавая тон «Милости весны», выглядит прямым откликом на мыслительные построения Бёме и логику их символизма. Стихотворение словно вступает с ними в диалог: там, где философ, обращаясь к человеку, говорит «Ты», поэт, обращаясь и небу, говорит «я»; где Бёме призывает человека волевым усилием слиться с небом («светом Бога»), - Бехер воспроизводит это усилие и самый миг единения с «небесной душой огня».
«Ничто не стоит к Тебе ближе, чем небо, -учит философ XVII века, - лишь Ты стоишь перед дверью неба»9. И поэт XX века отвечает: «Deine Wunder, Himmel, /.../ Warten... / Daß ich sie erfassen könnte, / Still in mir vollende». Это противостояние небу определяется в стихотворении как прошлое, «детство» и «слепота» («Das war das Lied meiner Kindheit, / Meiner unglaublichen Blindheit»). «Слепой» по отношению к «чудесам» неба живет в сфере внешней видимости явлений: Einst war ich Kind. War kühl, war Wind, War Lüftchen hinter Damm, Gemäuer...
Беглое перечисление образов восприятия звучит как отголосок преодолеваемой импрессионистической манеры первых поэтических опытов. В «слепом» воссоздании холодного однолинейного мира взгляд скользит от одной детали к другой, не приближая человека к его сущностному предназначению. В рамках этого мира человек не полон, частично человек: «Einst war ich Kind, ein Stück Mensch,..»
© С.М. Шаулов, 2009
Поэтика барокко в новейшем лирическом сознании..,
Этому прошлому противопоставлено настоящее, в котором «я» «целиком другой» (ganz anders). В этом состоянии нет отдельных ощущений: «Heute bin ich das Dunkel, / Das große Dunkel: Gott und die Welt». Объединяя в себе полюса, Бога и мир, человек уже на пути к небу, и этот путь - процесс горения: «Heute bin ich: Sturm, Flamme, Feuer...»
«Душа огня» - это то, что, пережив огонь, становится в результате горения, - дух, свет. Ни того, ни другого слова (Geist, Licht) в стихотворении нет, но их значение, отдаваемое «небу» и «душе огня», присутствует и в восторженно-одухотворенном тоне, и по контрасту к «слепоте» и «тьме», и благодаря настойчивой звукописи уже в первой строфе:
Feuerseele himmlische! Himmel! Wie jauchzt dein Glück! O o o aus tausend Augen Schauen deine blauen Wunder Mit lächelndem Blick Auf mich herunter, Lächeln Glück, Alle alle alle Glück...
Заключительная строфа повторяет мотивы зачина, сталкивая их с альтернативой «детства» и «слепоты», и выражает как реальное лирическое переживание волевой порыв и мгновение слияния с высшей сущностью, данной человеку («ожидающей» его) и открытой им для себя. К такому напряжению всех сил ради открытия и воплощения в себе («восхищения» себе) божественности призывал человека Бёме: «...и Ты станешь воистину подобием, образом и средоточием (Eigentum) Бога»10. «Средоточием» «души огня», ею самой становится лирическое «я» в стихотворении Бехера:
Feuerseele himmlische! Himmel, wie jauchzt dein Glück! In meine Kindheit zurück? In meine Blindheit zurück? O neinneinnein!!
Feuerseele will ich sein! Feuerseele-----
(Пять тире - графическое и, по сути, эмблематическое обозначение паузы, границы, порога преображения, за которым признаки «души огня» выступают уже как свойства «я»:) Feuerseele! O mein mein Hauch! O mein, mein Zündender Blick! -Feuerseele himmlische! Wie jauchzt mein Glück!!!
Так, в частности, проявлялся общий настрой эпохи с ее обостренным интересом ко всему до-
и послепросветительскому, вне- и нереалистическому в искусстве, к выразительности вместо изобразительности, к интуиции вместо логики. И главное - это стремление к сущности, к скрытому смысловому центру мироздания, к собственно человеку, в каковом стремлении и прорисовывалось все более определенно лицо экспрессионизма. И Бёме воспринимался здесь естественным соседом Ангелуса Силезиуса с его призывом «Человек, стань сущностен!» («Mensch, werde wesentlich!»), так же внятным экспрессионистам11.
Приобщение к онтологии двоемирия имеет свою логику: смысл найденного «слова» шире личной судьбы. Осознание его общезначимости неизбежно и стремительно. Уже в «Милости весны» «горящая тьма» - общая - удел не только «я», но всей земли («Meine Erde! Dein Dunkel kommt! Mein Dunkel... / Doch sieh! wie, oh, dein Dunkel brennt, / Ewig-endlos,..» - I, 34), а появившаяся в 1913 году поэма в стихах и прозе «De Profundis Domine»12 представляет личные переживания как знак всемирного движения к гибели и преображению. Поэтический двухтомник «Распад и Торжество» задает одну из глобальных формул, которыми зрелый экспрессионизм определяет переживаемый исторический момент.
Примечания
1 О влиянии Бёме на натурфилософию Нова-лиса см. : Габитовa RM. Философия немецкого романтизма. - М.: Наука, 1978. - С. 268-269.
2 См., напр., в: Böhme J. De Signatura Rerum // Ders. Werke. / Hrsg. von Ferdinand van Ingen. -Bibliothek der frühen Neuzeit. Bd. 6. - Frankfurt am Main, 1997. - S. 599, 611, 645, 652, 697, 711 и др.
3 Becher, JohannesR. Gesammelte Werke. Band 1: Ausgewählte Gedichte 1911-1918. - AufbauVerlag Berlin u. Weimar, 1966. - S. 15-16. (Далее указываются том и страница).
4 Подробнее об этом см. : Фейербах, Л. Собр. произв. в 3 т. Т. 1. - М., 1974. - С. 195-200.
5 Цит. по: Ланда Е.В. Хрестоматия по немецкой литературе XVII века. На нем. яз. - Л.: Просвещение, 1975. - С. 103. (Курсив в цитатах всюду мой. - С.Ш.)
6 Матф., 11: 12; ср.: Лук., 16: 16.
7 Там же. - С. 103.
8 Там же. - С. 101, 102.
9 Там же.
10 Там же.
Вестник КГУ им. Н.А. Некрасова ♦ № 2, 2009
151
11 См., напр.: Stadler, Ernst. Der Spruch // Menschheitsdämmerung. Ein Dokument des Expressionismus. - Leipzig, 1972. - S. 215.
12 Нескладица в заголовке («Из глубины Господи»; ср.: «De profundis clamavi ad te, Domine»,
то есть: «Из глубины взываю к Тебе, Господи». -Псалт., 129: 1. Или: «Aus der Tiefe rufe ich, Herr, zu dir». - Psalt., 130: 1) - результат оплошности. См. воспоминания издателя: IX, 574.
И.Ю. Юдина
СТРУКТУРНО-СЕМАНТИЧЕСКАЯ И СТИЛИСТИЧЕСКАЯ ХАРАКТЕРИСТИКИ АНГЛИЙСКИХ ПОСЛОВИЦ ПОЛОЖИТЕЛЬНОЙ И ОТРИЦАТЕЛЬНОЙ ОЦЕНКИ
Фразеологический фонд любого языка обладает национально-культурной спецификой. Пословицы как выражение многовекового народного опыта представляют собой важную часть фразеологического состава языка, и их лингвистическое изучение продолжает оставаться весьма актуальной задачей современного языкознания.
Понятие содержание термина «пословица» прошло длительный путь формирования и становления: от аристотельского толкования пословицы как обломка древней философии до современного определения этого термина как краткого, устойчивого в речевом обиходе, ритмически организованного изречения назидательного характера со структурой предложения, в котором зафиксирован многовековой опыт народа.
Семантическая емкость понятия «пословица», обусловленная объективными историческими причинами, ведет к различным, порой противоречивым взглядам на природу пословичного изречения. Так, в современной отечественной лингвистике пословицами называют выражения, обладающие одновременно переносным и прямым смыслом или только переносным [4]; единицы с высокой степенью обобщенности значения [6]. По В.Г. Костомарову, пословицы называются народными афоризмами, а по В.П. Фелициной -языковыми афоризмами, а по А.К. Жолковскому - паремиями [2, с. 20].
Пословицы, несмотря на краткость и структурную представленность предложением, по существу являются завершенными высказываниями. Следовательно пословица по существу является диктемой, выражающей существенные знаковые функции текста-дискурса: номинацию, предикацию, тематизацию (топикализацию) и стилизацию [1, с. 57].
Фактическое содержание пословицы в большей или меньшей степени отличается от его компонентного значения (то есть того значения, которое извлечет из нее, например, человек, понимающий все компоненты фразы, но не знающий, что имеет дело с пословицей). Это значит, что пословицы идиоматичны. Элементом их содержания является «цитатность», то есть ссылка на авторитет общепринятого мнения, на которое как бы опирается говорящий, воспроизводя пословицу в традиционной форме.
Значение пословицы столь же устойчиво, как и её форма. Однако пословицы часто выступают не в самом абстрактном обобщенно-переносном значении, а лишь в каком-либо более узком смысле. Иначе говоря, степень фактического обобщения в пословицах может быть весьма различной.
Поскольку пословицы имеют назидательный смысл, они могут выражать как отрицательную так и положительную оценку.
Пословицы положительной оценки, в основном, ориентированы своим содержанием почти исключительно на человека - черты его характера: Honesty is the best policy; Diligence is the mother of success; All doors open to courtesy; отношения в семье, коллективе и обществе: A good wife makes a good husband; A good Jack makes a good Jill; A good dog deserves a good bone; Good masters makes good servants. Здесь можно также выделить следующие тематические группы:
- Пословицы о труде: Many hands make light work; Actions speak louder than words; Experience is the mother of wisdom; Experience keeps no school, she teaches her pupils singly.
- Любви и дружбе: He is a good friend that speaks well of us behind our backs.
- Честности: A clean hand wants no washing; An honest tale speeds best, being plainly told; A clear conscience laughs at false accusations.
152
Вестник КГУ им. Н.А. Некрасова ♦ № 2, 2009
© И.Ю. Юдина, 2009
