CC BY
50
мах населеняи принять правильное решение, добиться сохранять успеха, самоактуализироваться.
Существует два привычных вида таких привычных ресурсов: внутренние атрофии и внешние. К внешним относятся него социальная поддержка, уединении симпатия окружающих, таким взаимопомощь, к внутренним - интеллектуальные помощью и эмоциональные ресурсы, копингдуховный потенциал, следует стрессоустойчивость [2]. Чтобы заботе использовать внешние репрессия ресурсы, человек психическая также должен избыточные обладать определёнными личностными таким качествами -открытостью, чувство доверием, толерантностью, эмоциональные умением и желанием российском понять, принять значения другого человека, информационное разобраться в тех работы людях, которым психологи он может доверить числе свои тайны котором и показать «скелеты способности в шкафу».
Внутренние ресурсы включают эмоциональный и социальный интеллекты. В эмоциональном интеллекте интегрируются умственные способности, позволяющие обработать эмоциональную информацию, которые включают структурные компоненты - распознавание собственных эмоций, эмоциональная регуляция (адекватность выражения эмоций), понимание эмоций. Качества, характеризующие эмоциональный интеллект включают эмоциональную насыщенность жизни, эмоциональную устойчивость к стрессовым ситуациям, способность принимать свои
Библиографический список
эмоции, а не закрываться от них, способность к конгруэнтному выражению эмоций, способность «чувствовать» других людей, понимать и принимать их эмоции, способность сопереживать, сочувствовать другим людям
Резюмируя вышеизложенное, выделим группы личностных ресурсов, позволяющие противостоять неблагоприятным информационным воздействиям:
- интерес к миру;
- вера человека,
- развитый всесторонний интеллект,
- сила духа;
- креативность,
- выносливость человека,
- система навыков, умений и знаний.
- физическое и психическое здоровье,
- темпераментальные харатеристики;
- свойства личности, направленные на противостояние разрушительным воздействиям (целеустремлённость, оптимизм, локус контроля и т. п.).
Функциональная роль защит в психической регуляции заключается в преодолении аффективного напряжения, возникающего в процессе регуляции, контроле взаимодействия субъекта с окружающим его миром в целях сохранения и поддержания позитивного самоотношения.
1. Исаева Е.Р. Копинг-поведение и психологическая защита личности в условиях здоровья и болезни. Санкт-Петербург, 2009.
2. Леонтьев Д.А. Самореализация и сущностные силы человека. Психология с человеческим лицом гуманистическая перспектива в постсоветской психологии. Москва, 1997.
3. Медведева Н.И. Психологические защитные механизмы безопасности личности в современных стрессогенных условиях. Международный журнал экспериментального образования. 2015; 11-5: 696 - 697.
References
1. Isaeva E.R. Koping-povedenie ipsihologicheskaya zaschita lichnosti v usloviyah zdorov'ya ibolezni. Sankt-Peterburg, 2009.
2. Leont'ev D.A. Samorealizaciya i suschnostnye sily cheloveka. Psihologiya s chelovecheskim licom gumanisticheskaya perspektiva v postsovetskojpsihologii. Moskva, 1997.
3. Medvedeva N.I. Psihologicheskie zaschitnye mehanizmy bezopasnosti lichnosti v sovremennyh stressogennyh usloviyah. Mezhdunarodnyj zhurnal 'eksperimental'nogo obrazovaniya. 2015; 11-5: 696 - 697.
Статья поступила в редакцию 06.11.17
УДК 159.9
Nelyubin N.I., Cand. of Sciences (Psychology),senior lecturer, Department of Practical Psychology, Omsk State Pedagogical
University (Omsk, Russia), E-mail: [email protected]
POETIC THINKING CONCEPTS (SUBJECT FIELD EXPERIENCE EXPANSION OF ANTHROPOLOGICAL PSYCHOLOGY).
The purpose of the research is to consider the poetic thinking with the example of a man intellection, taken in his integrity and fullness of life. The necessity to address the modern scientists developing a thinking problem for the poetic texts as to the evidence of a thought formation, reference significant aspects of the author's world is proved. This research practice allows to study the cognitive view of thinking and to consider it as an act of life, where a man appears as an author of his own possibility of meaningful and constructive presence in the life-world. Such aspect corresponds to the interests of the modern anthropological psychology. The author, referring to the poetic concepts of thinking, reveals such human sides of thinking as multidimensionality, mutually aimed at construc-tiveness, temporality, projectivity, non-linearity, metaphoricalness. The article expresses the idea that in the semantic architectonics poetic thinking exposes the entire spectrum of "intense opportunities" of human thinking of so called intellection, where these semantic formations appearing on different "levels" of consciousness, but being in complementary relations, converge into a complete unit of a poetic thought, giving it "dynamic fruitfulness".
Key words: anthropological psychology, thinking and poetic thinking, meaning, mental images, meaning forming, life world.
Н.И. Нелюбин, канд. психол. наук, доц. каф. практической психологии Омского государственного педагогического
университета, г. Омск, E-mail: [email protected]
ПОЭТИЧЕСКИЕ КОНЦЕПТЫ МЫШЛЕНИЯ (ОПЫТ РАСШИРЕНИЯ ПРЕДМЕТНОГО ПОЛЯ АНТРОПОЛОГИЧЕСКОЙ ПСИХОЛОГИИ)
В статье автор рассматривает поэтическое мышление как образец мышления человека, взятого в его целостности и жизненной полноте. Обосновывается необходимость обращения современных учёных, разрабатывающих проблему мышления, к поэтическим текстам, как свидетельствам становления мысли, референтной значимым аспектам жизненного мира автора. Такая исследовательская практика позволяет выйти за рамки когнитивистского взгляда на мышление и рассмотреть его как жизненный акт, в котором человек предстает в качестве автора собственной возможности осмысленного и созидательного присутствия в жизненном мире, что соответствует интересам современной антропологической психологии. Путём обращения к поэтическим концептам мышления, автор раскрывает такие стороны мышления человека, как многомерность, обою-донаправленную конструктивность, транстемпоральность, проективность, нелинейность, метафоричность. В статье выска-
зывается идея, о том, что в смысловой архитектонике поэтического мышления экспонирован весь спектр «напряжённых возможностей» мышления человека как такового - мышления, в котором смысловые образования, появляющиеся на разных этажах сознания, но находящиеся в комплементарных отношениях, сходятся в целостную единицу поэтической мысли, наделяя ее «динамической плодотворностью».
Ключевые слова: антропологическая психология, мышление, поэтическое мышление, смысл, мыслеобраз, смыс-лообразование, жизненный мир.
Современная постнеклассическая психология стремится к расширению границ своего предметного поля до целого, становящегося человека, активно обретающего и претворяющего смысловые основания собственного бытия в созидательном взаимодействии с миром, которое приобретает характер жизненного самоосуществления, жизнетворчества, порождения многомерной реальности [1; 2; 3; 4]. С этих позиций, дальнейшая разработка проблемы мышления должна следовать общей линии антропологизации психологического познания, а фокус исследовательского поиска следует сосредотачивать на феноменологии становящейся человеческой мысли в контексте широкого спектра антропорпактик, не вписывающихся в объяснительные схемы классической научной рациональности. Так В.В. Знаков в одной из своих сравнительно недавних работ заключил, что в зоне ближайшего развития психологии человеческого бытия сосредоточены такие предметные области, разработка которых требует объединения «осознаваемых и неосознаваемых знаний о понимаемом мире в холистическую категориальную структуру» [1].Сам субъект антропологического анализа, словами М.Н. Эпштейна, «находится в процессе становления, и каждый акт самоописания есть и событие его самопостроения» [5, с. 10]. Поэтому в качестве единицы анализа мышления человека, как жизненного акта (а не как психического процесса) должно браться событие конструктивного построения авторской мысли, в котором человек присутствует как автор самого себя, автор своей собственной возможности быть и проявлять свои созидательные силы. В центре предметного поля гуманитарного знания, и в частности знания психологического, оказывается «построение новых знаков, означаемым которых становится сам гуманитарный субъект, человек, не столько открывающий нечто в мире объектов, сколько производящий собственную субъективность методами самоназначения и самообозначения» [5, с. 11 - 12].
Реализация этой стратегии требует обращения исследователей к свидетельствам человеческой мысли, свободной от терминологических «оков» и сохраняющей свой смыслообразу-ющий потенциал. Свидетельства эти пока остаются за рамками строго научных исследовательских программ и «ждут своего часа», когда человека, наделённого духом, всё же начнут «искать» в семиосфере - в том языковом пространстве, в которое он погружен как мыслящее существо, и в смысловой многомерности которого он обретает свой человеческий лик. К таким вечно живым транскриптам человеческой мысли можно отнести поэтические тексты, созидая которые, автор каждый раз совершает «бытийно-личностный эксперимент» [6, с. 111] по поиску художественной формы, позволяющей разрешать противоречие между существованием и его поэтическим выражением. Обращение к поэтической материи приближает исследователя к постижению многомерной психологической реальности, подчёркивал В.П. Зинченко, - умевший виртуозно применять поэтические метафоры в целях амплификации смысла сложнейших философских и психологических категорий [7]. Поэтический язык, с точки зрения П. Рикера, позволяет автору выйти за рамки «конвенциональной концепции истины», которая ограничивает мысль «логической связностью и эмпирической верифицируемостью», освободиться от тождественности с эмпирическим опытом и привнести в текст значимые аспекты жизненного мира [8, с. 308]. Поэзия, это ещё и одна из последних семиотических цитаделей сопротивления человека от «порабощения языковой обыденностью» [9]. Поэтическому языку в гораздо большей мере, чем научному языку, свойственна «динамическая плодотворность», в силу которой поэтические мыслеобразы наделяются мощным смыслообразующим потенциалом, предстают «как жизнь, действуют в жизни их носителя» [10, с. 180]. Неугасающий интерес человека к поэтическому творчеству, его принципиальная открытость смысловому резонансу с поэтическим произведением, свидетельствуют о том, что он живёт не в средах, даже если речь идёт о средах социальных, а в «смысловых полях», устанавливая соответствие между которыми, он «создаёт свой многомерный мир» [2, с. 27].
Л. Бинсвангер сформулировал условие, соблюдение которого позволяет «войти в берега» антропологического мышления:
«позволить нашему существованию как можно больше завоевать нашу психологическую мысль, думать экзистенциально» [11, с. 165]. Но по иронии судьбы мировой психологии, реализация этого модуса познания нашла большее распространение в кругах творческих, нежели в научных кругах. «Психологии, - по замечанию Дж. Хиллмана, - следовало бы обратиться непосредственно к литературе, чем пользоваться ею, не подозревая об этом. Те, кто занимается литературой, видят психологию в литературе. Теперь наша очередь разглядеть литературу в психологии» [12]. Ещё на заре становления психологии как самостоятельной науки, В Дильтей отмечал: «в способе, каким подходят великие писатели и поэты к жизни человеческой, находится обильная пища и задача для психологии» [13, с. 29]. Л.С. Выготский подчёркивал, что «поэзия ... есть особый способ мышления который в конце концов приводит к тому же самому, к чему приводит и научное познание (...), но только другим путём» [14, с. 31]. «Стихи делают любую идею более ясной и чёткой, более картезианской, чем она есть на самом деле» [9], - заключил классик англоязычной поэзии У.Х. Оден. Она точно так же, как и научное мышление помогает человеку приобщиться к чему-то «более упорядоченному и осмысленному, более цельному, чем он сам, и что вырывает его из хаоса, распада и рассеяния обыденной, повседневной жизни» [15, с. 300].
Поэт, словами С.С. Хоружия в своих произведениях осуществляет «претворение структурных форм личности, форм человеческих в формы художественные» [16]. Такая сложная практика не может осуществляться без участия мышления. Но здесь необходимо иметь в виду мышление, выходящее за границы привычных формально-логических приёмов познания, мышление, которое разворачивается в режиме увязывания смысловых структур (разной степени осознанности) жизненного мира автора и поэтических смыслообразов, несущих в предельно концентрированной и эстезированной форме своего рода объединённый манифест его само- и миропонимания. В настоящей статье мы предпримем попытку анализа самого поэтического мышления с целью построения новых аналитических ракурсов рассмотрения проблемы мышления в психологии, а так же попробуем эксплицировать и «распаковать» концепты мышления, «вписанные» в поэтические строки выдающимися отечественными поэтами.
В поэтическом творчестве в предельно концентрированном виде проявляется многомерность человеческого бытия. Сам поэтический акт, взятый в его предельной интенциональности, всегда направлен на порождение «многомерной реальности, не создав которую, "невозможно действовать"» [2, с. 28]. В нём сталкиваются и переплетаются разные временные срезы понимающего вопрошания автора, образуя единый ритмический сюжет, в смыслообразующем контексте которого происходит становление поэтической мысли. Речь здесь идёт не о блуждающих или одновременно распределённых смысловых акцентах в отдельных исторических событиях, а о самом мышлении автора, которое присутствует в этих событиях, «погружается в них в поисках психологических глубин» [12]. Пространственно-временная архитектоника поэтического мышления представляет собой не хронологический порядок мыслеобразов, привязанный к линейной последовательности событий, а контрапункт осмысления, в котором сходятся различные исторические события мысли: Где голос, посланный вдогонку / Необоримой новизне, / Весельем моего ребенка / Из будущего вторит мне (Б. Пастернак). И далее: Здесь будет все: пережитое /В предвиденьи и наяву (Б. Пастернак). Оно объемлет, инвертирует смысловые горизонты уже свершившихся и только ещё «предухватывае-мых» (М. Хайдеггер) событий, так что они сходятся в предельно напряженном топосе построения мысли. Привычный линейный способ построения мысли, работающий по принципу ассимиляции центральной семантической сетью переферийных, концептуально неоформленных представлений, переноса сложившейся понятийной сетки в событие порождения мыслеобраза, здесь отменяется, иначе каждый новый поэтический опыт автора будет оборачиваться очередной саморепликацией.
Поэты всегда чрезвычайно восприимчивы, открыты для испытания таких состояний, которые нетипичны для носителей
обыденного сознания, готовы к «натиску метафизической реальности», внеположной фактической, эмпирической действительности. В поисках точной художественной формы для чувственного впечатления, они посредством собственного мышления преодолевают границы привычной пространственно-временной картины мира и устремляют сознание к возможным мирам, вероятностным картинам мира. Этот феномен был в своё время предметом размышления У. Джеймса: «Все значение лирической поэзии и музыки сводится к развитию этих неясных далей жизни за пределами нашего личного существования - волнующих, манящих и вечно неуловимых. Сообразно с тем, обладаем мы этим чутьем к мистическому или утратили его, для нас существуют или не существуют вечные откровения искусства» [цит. по 14, с. 255]. Стремление поэта к преодолению натурального эмпирического мировосприятия делает его открытым к встрече с многомерностью мира. Но живут, живут в N измереньях/Вихри воль, циклоны мыслей, - пишет В. Брюсов. Метафора «циклоны мыслей» очень точно передаёт состояние сгущения мыслеобразов, в вихревом потоке которых «рождается» мысль. Такой принцип порождения мысли противостоит линейному принципу мышления, когда каждая последующая мысль уже как бы подготовлена всей предыдущей цепочкой рассуждений. В первом случае порождённая мысль не есть результат сложения предыдущих, она представляет собой качественно новое образование, логически не выводимое и не прогнозируемое на основе предваряющих его рассуждений. Поэт, по замечанию М.К. Мамардашвили, будучи всегда «достаточно впечатленным», получает рискованную возможность погружения в эпицентр «циклона мыслей», из которого он черпает поэтические образы, обладающие динамической силой, и «сгущения мысли», которые должны творческим актом быть «влиты» в эти образы так, чтобы эстетическая форма приобрела референтное ей идейное содержание. Распространённое мнение о том, что поэзия представляет собой форму познания мира посредством образов, и что поэтический текст можно подвергнуть аналитическому разложению на образы, является глубоким заблуждением, на которое обращал внимание Л.С. Выготский: «И в самом деле, жутко себе представить, какое уродливое искажение художественного произведения могло бы получиться, если бы мы реализовали в чувственных представлениях каждый образ поэта» [14, с. 44]. Поэтическое искусство, по замечанию автора, есть, прежде всего «работа мысли», организованная принципиально отличным от рационального мышления способом. «Найти для чувственных впечатлений духовную форму» [17, с. 246] позволяет не образ, а мышление, укоренное в «сердцевине бытия» (О. Мандельштам) или «невербальном корне бытия» (М.К. Мамардашвили) поэта. В одной из своих статей о поэзии А.А. Фет подчеркнул, что «нет поэтического созерцания без поэтической мысли» [18]. Быть впечатлённым - это полдела, гораздо сложнее реализовать впечатление, - отмечал М.К. Ма-мардашвили. Сложность этой непростой задачи заключается в том, как начать «шевелиться» (мыслить) в мгновениях этого впечатления и находить для него точную духовную форму, иначе всё, что оно несло, вместе с «шелестом действительной ткани жизни» навсегда уйдет в небытие [19].
Автор, осуществляя творческий акт, пребывает сразу в нескольких измерениях собственного бытия, преодолевая тем самым «власть» линейного бытия. Часто он выступает в сложном триединстве. Он и тот, кто непосредственно испытывает впечатление, переживает драму, и тот, кто становится рефлексирующим свидетелем этой драмы, и тот, кому предстоит раскрыть и реализовать замысел драмы в предельно аутентичной, образно и символически обогащённой художественной форме. М. Волошин сплетение этих ипостасей выразил в следующих строках:
Быть не частью, а всем; не с одной стороны, а с обеих.
Зритель захвачен игрой - ты не актер и не зритель,
Ты соучастник судьбы, раскрывающий замысел драмы.
В поэтическом мышлении проявляется холизм (тотальность) человеческого существования, преодолевается эпизодичность самопознания. В нём обнаруживается единство созерцательно-познавательного отношения к миру и рефлексивного отношения человека к себе, как субъекту жизненного самоосуществления. Поэтическая мысль всегда имеет обоюдную направленность осмысления, удвоенную конструктивность: «действовать и претерпевать: самому действовать, но и оказываться предметом воздействия. Из этого состоит человеческое действо самореализации: мы должны побывать в обеих ролях; мы должны быть действующими, но равно и должны быть претерпевающими» [16]. Поэт в момент творения пребывает словно в «эпицентре»
центробежных и центростремительных импульсов мышления: «Он испытует реальность и оказывается испытуем ею» [16]. Человек в поэтическом пассаже М. Волошина представлен в ещё более сложном единстве: действующего лица, ведомого судьбой; соучастника (активного наблюдателя и созидателя) судьбы; и субъекта постижения центральной драмы собственного бытия. Если воспользоваться формулой «удвоенной конструктивности» М. Шелера, то можно констатировать, что поэт выступает как «со-зидатель, со-основатель и со-вершитель идеальной последовательности становления, становящейся в мировом процессе и в нём самом» [20, с. 13].
В творчестве О. Мандельштама так же можно обнаружить триединство измерений человеческого бытия: В самом себе, как змей, таясь, /Вокруг себя, как плющ, виясь, - /Я подымаюсь над собою. Интересно то, что в такой «формуле» человеческой тран-сценденции отсутствует жёсткое противопоставление дорефлек-сивной самотождественности и трансцендентальной рефлексивной позиции. Я автора присутствует во всех трёх измерениях, выступая объединительным, динамическим выражением различных срезов самобытия. О. Мандельштам не сталкивает эти ипостаси и будто бы намеренно воздерживается в их описании от бинарных противопоставлений. В такой формуле обнаруживается сверхсложность поэтического мышления, свободного от дуальных оппозиций, характерных для классической научной аналитики. Отсутствует разложение сознающего человека на-многочисленных субъектов: мышления, деятельности и жизни; бытийного и рефлексивного сознания; понимания и самопонимания. Человек одновременно дан (присутствует) и в дорефлексив-ной тождественности и в окружении собственных осуществленных проектов и в форме собственной возможности быть другим («подняться над собою»). Более того, сама поэтическая «формула» трансценденции, выведенная пером О. Мандельштама, способствует пониманию принципа сопряженности мышления и существования человека. Мышление складывается не только и не столько из линейно разворачивающихся когнитивных актов, оно каждый раз берёт начало от неясных отголосков событийного резонанса, охватившего все этажи сознания человека. М.К. Ма-мардашвили часто повторял, что: «Мысль нельзя подумать механически, она рождается из душевною потрясения» [21, с. 25]. Более того, само мышление, по настоянию автора, надо понимать «как жизненное событие». Поэтическая мысль каждый раз, будто бы повторяет описанный О. Мандельштамом сюжет. Она освобождается от линейного построения и представляет собой «сгусток смыслообразов», продукт слияния нескольких русел смыслообразования, которые берут исток в разных временных и ноэтических измерениях, и получают интенциональный импульс от событийных вспышек в разных слоях сознания автора. П.А. Флоренский воссоздал очень точную метафорическую картину смыслообразования в литературном творчестве: «Как шум отдалённого прибоя, звучит автору его ритмическое единство. Темы уходят и возвращаются, и снова уходят, и снова возвращаются, так - далее и далее, каждый раз усиливаясь и обогащаясь, каждый раз наполняясь по-новому содержанием и соком жизни» [22, с. 37].
Поэтическое мышление не работает в режиме сложения автором рационально схваченных смыслов и их намеренного вложения в поэтическую форму, ещё на уровне построения предварительного замысла поэтического образа. В настоящей поэзии имеет место рационально не постигаемая, спонтанная сторона смыслообразования, нередко носящая характер мистического переживания:
Как часто в тайне звуков странных И в потаенном смысле слов Я обретал напев нежданных, Овладевавших мной стихов!
В. Брюсов
Автор вынужден преодолеть «порог» обыденной, «трезвой» рациональности ради того, чтобы иметь возможность быть захваченным поэтическим сюжетом, быть открытым для самой возможности поэтического мышления. Часто такая практика требует обращения к бессознательному: В сумраке тайный Папоротник есть: Вестью нечаянной В нас должен расцвесть.
В. Иванов
Нечто потаенное должно «прорасти» сквозь слои очевидного, «набрать цвет» (умножить свой смыслообразующий потен-
циал) и явиться сознающему человеку как вестник предстоящих трансформаций. Эта мысль предельно сближается с высказыванием М.К. Мамардашвили о том, что «только из моей собственной тени вырастает действительное знание, действительное впечатление и действительный мир» [19, с. 215]. Так, в одном из стихотворений М. Волошина заключены следующие строки: Судьбу искал я в снах бездомных / И жадно пил от токов темных. Входя в контакт с собственной тенью, поэт совершает «бытийно-личностный» (М.К Мамардашвили) и потому предельно драматичный эксперимент в «какой-то иной реальности -вневременной, внепространственной; покров времени порван в ней; боль раны обнажена; и вся она - точно завеса, точно покров топкий и трепещущий, сотканный из боли и страсти, тоски и страдания, - наброшенный на последнюю тайну» [14, с. 262]. В тайниках сознанья травки проросли, - пишет М. Волошин. Новые смыслы возникают за пределами очевидных горизонтов сознания, - в тех теневых измерениях души человека, которые ускользают от рефлексивного досмотра. Слой «трезвой» рациональности «неплодороден», непригоден для зарождения и вызревания поэтической мысли и потому всё, что написано из этого слоя, лишено аутентичной образности, интриги и может быть отнесено к жанру расчетливой патетики или художественной стилизации, в конечном итоге ведущей, как отмечал Х. Ортега-и-Гас-сет, к «дегуманизации искусства».
Ещё одна характерная черта поэтического мышления, направленная на «симфонизацию» (О.В. Лукьянов) временных измерений поэтического вопрошания автора и увязывание отдельных событий его самоидентификации в единый хронотопсамоидентичности, - это транстемпоральность [23]. Она «вводит существенно другое представление о последовательности времён в саморазвивающихся системах: будущее в своей неразвернутой форме представлено в настоящем, а прошлое в своём преобразованном виде включено в будущее и подчинено ему» [24, с. 42]. Ты не посчитай Себя стоящим / Только здесь вот, в сущем, в настоящем, / А вообрази себя идущим / На границе прошлого с грядущим, -писал Л. Мартынов. Чаще всего, в качестве смыслонесущего «полюса притяжения» во временной трансспективе поэта становится будущее. В. Брюсов в назидание юным поэтам пишет: Не живи настоящим, / Только грядущее - область поэта. Автор подчёркивает, что поэт всегда существует за гранью настоящего, поскольку из него (как из завершающегося события) уже нельзя черпать вдохновение. Поэт - издалека заводит речь. / Поэта - далеко заводит речь, - констатирует М. Цветаева. Это условие является необходимым для порождения действительно живой мысли: « "живое" по определению, по существу своему, если оно живо, оно всегда в следующий момент» [21, с. 32]. Поэтическое мышление не оперирует актуальными, сложившимися мыслеобразами, уже свершившимися в слове и «осевшими» в семантическом пространстве того или иного произведения. И, как пчелы в улье опустелом, / Дурно пахнут мертвые слова, - пишет Н. Гумилев. Поэтическое мышление оперирует становящимися мыслеобразами, ещё только «вызревающими» в сознании и не утратившими связи со своими чувственными референтами. Поэтому оно не есть дескриптивная ревизия завершённых концептуализаций того или иного впечатления, оно есть инструмент синхронизации чувственной и мыслепостигаемой стороны впечатления, как формы откровения здесь-бытия. В. Иванов ставит вопрос в ещё более предельной форме: Снятся ль знаменья поэту? Или знаменье - поэт. В этих строчках поэт представлен уже не столько как медиум будущего, сколько как живое воплощение, - предвестник, олицетворяющий его. Речь поэта выступает как творенья духоносного предтеча (Вяч. Иванов). Отсюда происходит неуместность, несвоевременность, несовременность, свойственные многим настоящим поэтам.
В качестве условия порождения мысли в поэтическом творении выступают нетипичные для обыденного сознания состояния, которые приостанавливают длящийся опыт. М.К. Мамар-дашвили подчёркивал: «. мысль есть что-то другое, чем наше эмпирически для нас самое достоверное состояние; иметь его недостаточно, чтобы иметь мысль» [21, с. 36]. Такое состояние неподотчётно наивному самонаблюдению, с ним невозможно отождествить себя как агента инерционного опыта. В стихотворении А. Белого показан эффект приостановки самосознания, прерывания его динамики:
Мы - повисли,
Как над пенной бездною ручей.
Льются мысли Блесками летающих лучей
В этой остановке приоткрываются глубины бессознательного и появляется возможность синхронизировать мышление с динамикой спонтанного смыслообразования, которое свободно и трансцендентно по отношению к сложившимся способам полага-ния смысла. Так складывается топика поэтического мышления, в которой, если выразиться словами Г.Г. Шпета, каждая точка есть «момент на траектории движения мысли, слова и вместе ключ, из которого бьёт мыслью и смыслом» [25, с. 247]. Поток животворный польется; / Печатная мысль отзовется / Во глуби бессчетных умов, - пишет В. Брюсов, подчёркивая вторичность означенной мысли по отношению к её спонтанно порожденному прототипу. А. Белый, сравнивая мысль с водой, намекает, что мысль находится в непрерывной цепи трансформаций и переходов, она текуча и подвижна. Свести её к устойчивому содержанию, которое опредметилось в ней, - значит потерять всякую возможность замечать её динамику: А вода? Миг - ясна... Миг - круги, ряби: рыбка... Так и мысль!.. Вот - она... Но она - глубина, Заходившая зыбко
А. Белый
В метафорическом определении «глубина, заходившая зыбко» поэт делает фигурой актуалгенез мысли, её феноменологическое измерение, «некое подводное течение смысла» [26], остающееся в тени плана её вербального выражения. Автор, намеренно сдвигает акцент с «водной глади» (план выражения содержания мысли, доступного для самоотчёта) на «глубину», водную толщу (план порождения и трансформации мысли, недоступный для самоотчёта), в которой сокрыты динамические силы, наполняющие мысль проективным потенциалом и задающие направления её возможной трансформации, перевода в другой концептуальной системе. Не зря М.К. Мамардашвили подчёркивал, что мысль - это каждый раз «мыслимая возможность» другой, более зрелой мысли [27]. Найти объяснение многомерности мысли, её принципиальной открытости для непрерывной трансформации можно при обращении к вопросу организации семиосферы. Следуя за тайной «совершения мысли в слове» (Л.С. Выготский), мы придём к «системе направленных токов внутренних переводов, которыми пронизана вся толща семиосферы» [28, с. 255]. Непрерывный перевод как «основной механизм сознания» (Ю.М. Лотман) распространяется на все акты, генерирующие знаково-символическую ткань сознания, а, следовательно, и на мышление.
Поэтическое мышление существенно обогащает языковую картину мира, открывает в ней новые смысловые измерения, придаёт семантический объём и дополнительный коннотативный потенциал, казалось бы, устоявшимся в языке выражениям. Происходит это посредством метафорического выражения мысли, которая будучи трансформирована в метафору, обретает символическую многозначность. Метафора выступает как средство наделения поэтического образа «смысловым избытком», так что отдельные слова, помещённые в метафорическую «оправу», начинают обретать синтетический смыслонесущий потенциал. «Поэтический дискурс, - по выражению П. Рикера, - привносит в язык аспекты, качества, значения реальности, которые не могли проникнуть в непосредственно дескриптивный язык и которые могут быть высказаны только благодаря сложной игре метафорического выражения и упорядоченному сдвигу привычных значений наших слов» [29, с. 307]. Посредством «метафорического высказывания» поэт обретает способность «пере-описывать реальность, недоступную непосредственному описанию» [29, с. 9]. Более того, по замечанию П. Рикера, акт метафорического «пе-ре-описывания реальности», является еще и актом укоренения в бытии: «видеть-как» ^г-сотте), к чему, собственно, и сводится сила метафоры, способно выразить "быть-как" (ё^е-сотте) на самом глубинном онтологическом уровне» [там же]. Ещё одним инструментом преображения реальности является фантазийный вымысел, который позволяет поэту привнести в поэтический сюжет, эмпирически невозможные события и действия, в которых просвечивает эстетика потустороннего. Всего лишь одна строка из стихотворения Б. Пастернака «Импровизация» наделяет эмпирически созерцаемый ночной пейзаж какой-то особой чувственной эстетикой и тайной: И ночь полоскалась в гортанях запруд. Объекты эмпирически наблюдаемого мира (и ночь и речная запруда) здесь предстают как субъекты действий, имеющих
символический смысл. Зачастую фантазийная эксцентрика позволяет автору погружаться в вымысел, переживать в собственном воображении опыт присутствия в сюжетах, невозможных для эмпирической действительности, в которой он находится фактически:
Кто тропку к двери проторил, К дыре, засыпанной крупой, Пока я с Байроном курил, Пока я пил с Эдгаром По?
Б. Пастернак.
Поэтический вымысел, словами П. Рикера, позволяет осуществить «трансфигурацию реальности» [29], что позволяет выйти за рамки её рационального видения, усилить чувственные, этические, ценностные «оптики» миропостижения. Этот акт в определённой мере можно противопоставить акту «расколдовывания мира» (М. Вебер). Поэтический вымысел привносит в семиосферу то, чего её лишило позитивное мышление. Он словно легитимирует мистические переживания и вечные метафизические вопрошания, придавая им метафорическое выражение, ради сохранения их внепонятийной эстетики и смысловой глубины:
Не духа вечностью, но духа пленом. Мы нищими по россыпям пройдем, И что нас ищет глухо - не найдем!
Вяч. Иванов
Проведённый нами аналитический экскурс в феноменологию построения поэтической мысли показывает, что поэзия содержит в себе не меньше убедительных свидетельств плодотворной рациональной деятельности человека, чем научный дискурс. Она с одной стороны являет собой образец гуманитарного мышления, с дугой - даёт «обильную почву» для возникновения новых, трансдисциплинарных исследовательских программ, направленных на реконструкцию мышления как жизненного акта, без «выплескивания» его событийной составляющей. Ключевое антропологическое упование на возврат в предметное поле современной психологии человека, производящего и претваряющего в текстах культуры собственную субъективность, может воплотиться через обращение к свидетельствам человеческой мысли, не помещающейся в «прокрустово ложе» позитивистских стандартов познания. К таким неудобным и вместе с тем неустранимым свидетельствам человеческой мысли относятся поэтические тексты, сохраняющие свой интерсу-бьективный смыслоконституирующий потенциал. По ту сторону эстетической формы поэтического произведения проступает не менее концентрированная, чем в научном произведении, мысль автора, сохраняющая свою отсроченную конструктивность, ждущая понимающего истолкования.
Б.С. Братусь в конце 90-х годов XX века, сетуя на отсутствие онтологического среза в выстраиваемой психологией картине мира, заметил: «Действительно, у нас нет пока онтологии, мы не выделяем сущностного, мы ищем механику психики, но не её суть» [30]. Сегодня мы являемся свидетелями и соучастниками тенденции очеловечивания психического, появления таких «методологических оптик», которые позволяют «разглядеть» вполне законные для психологии предметные области, долгое время остававшиеся за рамками «конвенциональной концепции истины» [29]. Обращение к поэтическим транскриптам человеческой мысли, способствует построению качественно нового анали-
Библиографический список
тического ракурса, «проливающего свет» на мышление, как на жизненный акт, позволяющий по выражению А. Блока: Безличное - вочеловечить. Такой аналитический взгляд позволяет: прервать инерционную традицию изучения механики рационального мышления в замкнутом круге психический функций; вывести проблему мышления из-под безраздельного ведения когнитивизма и сделать её предметом антропологической психологии, так чтобы в нём действительно начали проступать «обстоятельства, формы и последствия духовного опыта» [31, с. 29].
В качестве заключения сформулируем наиболее принципиальные обобщения.
1. Помещение в фокус антропологической психологии человеческого мышления, как жизненного акта, требует обращения к таким его свидетельствам, в которых оно было бы представлено не как организованный «извне» по деперсонифицированым правилам формальной логики психический акт, а в своей онтологической полноте, как акт, в котором заявляют о себе и воплощаются конструктивные силы человека, акт, в котором человек предстаёт как автор собственной возможности осмысленного и творческого присутствия в жизненном мире.
2. Поэзия являет собой воплощение человеческой мысли, которая вызревала и строилась «поверх» и вопреки правилам формальной логики («поверх» логических головоломок, решаемых отчуждённым рассудком, «отгороженным», от самобытия познающего человека), подчиняясь необходимости знаково-сим-волического оформления событий самоосуществления, резонируя с переживаниями и дорефлексивными впечатлениями, несущими в себе экзистенциальную данность автора.
3. Поэтические тексты представляют собой свидетельства становления мысли, её смыслового оплотнения в разных временных срезах и жизненных контекстах длящегося мышления автора, «прошивающего» все измерения его бытия. За всеми поэтическими «экспериментами» автора стоит не ряд отдельных эпизодов его мышления, а целостный хронотоп реализованных и предстоящих возможностей мышления, сходящихся в напряжённом топосе построения мысли.
4. Будучи направленным на синхронизацию чувственной и мыслепостигаемой стороны становящегося образа мира, поэтическое мышление выходит за рамки линейного способа построения мысли. Оно разворачивается в режиме сгущения смыслоо-бразов, получивших интенциональный импульс в разных этажах сознания автора. Поэтому поэтическая мысль, равно как и мысль человеческая в пределе, являет собой продукт слияния нескольких русел смыслообразования, которые берут исток в разных временных и ноэтических измерениях.
5. В смысловой архитектонике поэтического мышления экспонирован весь спектр «напряжённых возможностей» мышления человека (В.Е. Клочко) как такового, - мышления, в котором смысловые образования, появляющиеся на разных этажах сознания, но находящиеся в комплементарных отношениях, сходятся в целостную единицу поэтической мысли, наделяя её «динамической плодотворностью».
6. Поэтическое мышление обладает обоюдонаправлен-ной конструктивностью, что делает его подлинным экземпляром мышления человека, взятого в его целостности и жизненной полноте. Преображая и обогащая, с помощью метафоры и поэтического вымысла образ мира, автор тем самым преобразует свой жизненный мир и способы его конституирования.
1. Знаков В.В. Непостижимое и тайна как атрибуты экзистенциального опыта. Электронный журнал «Психологические исследования». 2013; 31. Available at http://psystudy.ru/
2. Клочко В.Е. Когнитивная наука: от междисциплинарного дискурса к трансдисциплинарному ракурсу. Сибирский психологический журнал. 2012; 46: 23 - 32.
3. Леонтьев Д.А. Смыслообразование и его контексты: жизнь, структура, культура, опыт. Мир психологии. 2014; 1: 104 - 117.
4. Логинова И.О. Теоретико-методологическое обоснование постановки проблемы жизненного самоосуществления человека в психологии. Сибирский психологический журнал. 2009; 33: 31 - 35.
5. Эпштейн М.Н. Знак пробела: О будущем гуманитарных наук. Москва: Новое литературное обозрение, 2004.
6. Мамардашвили М.К. Вильнюсские лекции по социальной философии. (Опыт физической метафизики). Санкт-Петербург: Азбука, Азбука-Аттикус, 2012.
7. Зинченко В.П. Живое время (и пространство) в течении философско поэтической мысли. Вопросы философии. 2005; 5: 20 - 46 .
8. Рикер П. Что меня занимает последние 30 лет. Историко-философский ежегодник '90. Москва: «Наука», 1991: 296 - 316.
9. Оден У.Х. Чтение. Письмо. Эссе о литературе. Available at:http://elibra.ru/read/255381-chtenie.-pismo.-yesse-o-literature.html
10. Зиммель. Г. Философия культуры. Избранное. Москва: Юрист, 1996; Т. 1.
11. Бинсвангер Л. Бытие-в-мире. Москва, Санкт-Петербург, 1999.
12. Хиллман Дж. Внутренний поиск. Available at: http://aldebaran.ru/author/hillman_djeyims/kniga_vnutrenniyi_poisk_sbornik_rabot_ raznyih_let/
13. Дильтей В. Описательная психология. Санкт-Петербург: «Алетейя», 1996.
14. Выготский Л.С. Психология искусства. Москва: Педагогика, 1987.
15. Мамардашвили М.К. Как я понимаю философию. Москва: Прогресс, 1992.
16. Хоружий С.С. Портрет художника. Человек.RU. Гуманитарный альманах. Новосибирск: НГУЭУ, 2008; 4. Available at: http://www. antropolog.ru/doc/persons/Horujy/horuzhy9
17. Мориак К. Пруст. Москва: Независимая газета, 1999.
18. Фет А.А. О стихотворениях Ф. Тютчева. Available at: http://az.lib.rU/f/fet_a_a/text_0270.shtml
19. Мамардашвили М.К. Психологическая топология пути. Санкт-Петербург: Русск. христ. гум. инст., 1997.
20. Шелер. М. Избранные произведения. Перевод с немецкого А.В Денежкина, А.Н. Малинкина, А.Ф. Филлипова; Под ред. А.В. Денеж-кина Москва: «Гнозис», 1994.
21. Мамардашвили М. К. Эстетика мышления. Москва: Московская школа политических исследований, 2000.
22. Флоренский П. А. У водоразделов мысли. Сочинения. Том 3. Книга 1. Москва: Мысль, 2000.
23. Лукьянов О.В. Самоидентичность как условие устойчивости человека в меняющемся мире. Автореферат диссертации... доктора психологических наук. Томск, 2009.
24. Клочко В.Е. Уровни сложности психологического мышления и современная когнитивистика. Вестник Томского государственного университета. Философия. Социология. Политология. 2012; 4 (20); Вып. 1: 37 - 43.
25. Шпет Г.Г. Искусство как вид знания. Избранные труды по философии культуры. Москва; 2007.
26. По Э.А. Стихотворения. Новеллы. Повесть о приключениях Артура Гордона Пима. Эссе. Available at: http://lib.ru/INOFANT/POE/ poe1_3.txt
27. Мамардашвили М.К. Сознание и цивилизация: выступления и доклады. Санкт-Петербург: издательская группа «Лениздат», «Команда А», 2014.
28. Лотман Ю. М. Семиосфера. Санкт-Петербург: «Искусство - СПБ», 2000.
29. Рикер П. Интрига и исторический рассказ. Время и рассказ. Том 1. Москва, Санкт-Петербург: Университетская книга, 1998.
30. Братусь Б.С. Идеальное как порождение идеального (заметки к докладу В.П. Зинченко). Available at: http://www.experiment.lv/rus/ biblio/pervie_4tenija/p4_bratusj.htm
31. Фуко М. Герменевтика субъекта: Курс лекций, прочитанных в Коллеж де Франс в 1981 - 1982 году. Перевод с французского А.Г. Погоняйло. Санкт-Петербург: Наука, 2007.
References
1. Znakov V.V. Nepostizhimoe i tajna kak atributy 'ekzistencial'nogo opyta. 'Elektronnyj zhurnal «Psihologicheskie issledovaniya». 2013; 31. Available at http://psystudy.ru/
2. Klochko V.E. Kognitivnaya nauka: ot mezhdisciplinarnogo diskursa k transdisciplinarnomu rakursu. Sibirskijpsihologicheskijzhurnal. 2012; 46: 23 - 32.
3. Leont'ev D.A. Smysloobrazovanie i ego konteksty: zhizn', struktura, kul'tura, opyt. Mirpsihologii. 2014; 1: 104 - 117.
4. Loginova I.O. Teoretiko-metodologicheskoe obosnovanie postanovki problemy zhiznennogo samoosuschestvleniya cheloveka v psihologii. Sibirskij psihologicheskij zhurnal. 2009; 33: 31 - 35.
5. 'Epshtejn M.N. Znakprobela: O buduschem gumanitarnyh nauk. Moskva: Novoe literaturnoe obozrenie, 2004.
6. Mamardashvili M.K. Vil'nyusskie lekciipo social'noj filosofii. (Opyt fizicheskoj metafiziki). Sankt-Peterburg: Azbuka, Azbuka-Attikus, 2012.
7. Zinchenko V.P. Zhivoe vremya (i prostranstvo) v techenii filosofsko po'eticheskoj mysli. Voprosy filosofii. 2005; 5: 20 - 46 .
8. RikerP. Chto menya zanimaet poslednie 30 let. Istoriko-filosofskij ezhegodnik '90. Moskva: «Nauka», 1991: 296 - 316.
9. Oden U.H. Chtenie. Pis'mo. 'Esse o literature. Available at:http://elibra.ru/read/255381-chtenie.-pismo.-yesse-o-literature.html
10. Zimmel'. G. Filosofiya kul'tury. Izbrannoe. Moskva: Yurist, 1996; T. 1.
11. Binsvanger L. Bytie-v-mire. Moskva, Sankt-Peterburg, 1999.
12. Hillman Dzh. Vnutrennij poisk. Available at: http://aldebaran.ru/author/hillman_djeyims/kniga_vnutrenniyi_poisk_sbornik_rabot_raznyih_let/
13. Dil'tej V. Opisatel'naya psihologiya. Sankt-Peterburg: «Aletejya», 1996.
14. Vygotskij L.S. Psihologiya iskusstva. Moskva: Pedagogika, 1987.
15. Mamardashvili M.K. Kak ya ponimayu filosofiyu. Moskva: Progress, 1992.
16. Horuzhij S.S. Portret hudozhnika. Chelovek.Ru. Gumanitarnyjal'manah. Novosibirsk: NGU'EU, 2008; 4. Available at: http://www.antropolog. ru/doc/persons/Horujy/horuzhy9
17. Moriak K. Prust. Moskva: Nezavisimaya gazeta, 1999.
18. Fet A.A. O stihotvoreniyah F. Tyutcheva. Available at: http://az.lib.ru/f/fet_a_a/text_0270.shtml
19. Mamardashvili M.K. Psihologicheskaya topologiya puti. Sankt-Peterburg: Russk. hrist. gum. inst., 1997.
20. Sheler. M. Izbrannyeproizvedeniya. Perevod s nemeckogo A.V Denezhkina, A.N. Malinkina, A.F. Fillipova; Pod red. A.V. Denezhkina Moskva: «Gnozis», 1994.
21. Mamardashvili M. K. 'Estetika myshleniya. Moskva: Moskovskaya shkola politicheskih issledovanij, 2000.
22. Florenskij P. A. U vodorazdelov mysli. Sochineniya. Tom 3. Kniga 1. Moskva: Mysl', 2000.
23. Luk'yanov O.V. Samoidentichnost' kak uslovie ustojchivosti cheloveka v menyayuschemsya mire. Avtoreferat dissertacii... doktora psihologicheskih nauk. Tomsk, 2009.
24. Klochko V.E. Urovni slozhnosti psihologicheskogo myshleniya i sovremennaya kognitivistika. Vestnik Tomskogo gosudarstvennogo universiteta. Filosofiya. Sociologiya. Politologiya. 2012; 4 (20); Vyp. 1: 37 - 43.
25. Shpet G.G. Iskusstvo kak vid znaniya.Izbrannye trudy po filosofii kul'tury. Moskva; 2007.
26. Po 'E.A. Stihotvoreniya. Novelly. Povest'o priklyucheniyah Artura Gordona Pima. 'Esse. Available at: http://lib.ru/INOFANT/POE/poe1_3.txt
27. Mamardashvili M.K. Soznanie i civilizaciya: vystupleniya i doklady. Sankt-Peterburg: izdatel'skaya gruppa «Lenizdat», «Komanda A», 2014.
28. Lotman Yu. M. Semiosfera. Sankt-Peterburg: «Iskusstvo - SPB», 2000.
29. Riker P. Intriga i istoricheskij rasskaz. Vremya i rasskaz. Tom 1. Moskva, Sankt-Peterburg: Universitetskaya kniga, 1998.
30. Bratus' B.S. Ideal'noe kak porozhdenie ideal'nogo (zametki k dokladu V.P. Zinchenko). Available at: http://www.experiment.lv/rus/biblio/ pervie_4tenija/p4_bratusj.htm
31. Fuko M. Germenevtika sub'ekta: Kurs lekcij, prochitannyh v Kollezh de Frans v 1981 - 1982 godu. Perevod s francuzskogo A.G. Pogonyajlo. Sankt-Peterburg: Nauka, 2007.
Статья поступила в редакцию 18.10.17
yflK 159.96
Pilishvili T.S., Cand. of Sciences (Psychology), senior lecturer, Department of Psychology and Pedagogy, RUDN University (Moscow, Russia), E-mail: [email protected]
Medvedeva I.A., bachelor student, Department of Psychology and Pedagogy, RUDN University (Moscow, Russia), E-mail: [email protected]
Lazukova A.G., MA student, Psychological Counselling, Department of Psychology and Pedagogy, RUDN University (Moscow, Russia), E-mail: [email protected]
ACADEMIC PROCRASTINATION AMONG MEDICAL INSTITUTE STUDENTS OF RUDN UNIVERSTY. The study is dedicated to academic procrastination among medical institute students of RUDN University. The research included 100 students of the I, II and III courses of the medical institute of RUDN University (Moscow). The age of the subjects is 18 to 26, the average age is 21. Five methods of questionnaire type have been used, the data is processed using the IBM SPSS 22.0 static program. As a result of the correlation analysis, a connection was revealed between the features of procrastination, subjective well-being, motivation and strategies of coping behavior in the decision-making process among RUDN University's medical students. It was found that medical
