CC BY
10
УДК 821.161.1
А. Поляков
поэт, Крым, Россия
e-mail: info@institutperevoda.ru
ПОЭТ В ПРОВИНЦИИ1
Автор раскрывает свою сугубо крымскую точку видения, которая, по его мнению, является определяющей для персональной поэтики. Являясь патриотом русского языка и Крыма, автор отмечает, что в Крыму, где просвечивают друг сквозь друга наслоения поликультурных дискурсов, исторических следов и отпечатков, пересечения различных временных и семиотических кодов, можно быть счастливым.
Ключевые слова: поэт; Крым; столица; геопоэтика; Таврида; гештальт; мимикрия; стихотворение; родной язык; полуостров.
A. Polyakov
Poet; Crimea, Russia e-mail: info@institutperevoda.ru
A POET IN THE PROVINCE
The author of the article expresses his personal Crimean point of view that, as he thinks, is crucial for personal poetics. Being a patriot of the Crimea and the Russian language, the author emphasizes that one can be happy in the Crimea where layers of multicultural discourses, traces and marks of history shine through and where various time and semiotic codes converge.
Key words: poet; Crimea; capital city; geopoetics; Taurida; gestalt; mimicry; poem; native language; peninsular.
О, провинция, ты строга: - Га-га-гы! Гы-га-га! Сергей Бирюков
Пусть люди до конца своей жизни не уходят далеко от своих мест.
Дао дэ цзин, § 80
Любой всерьез обеспокоенный анекдотичностью собственного существования сочинитель, который не молчит на тему «Поэт
1 Текст впервые опубликован в «Независимой газете» 16.10.1998, многократно переопубликовывался, поэтому редакция сочла необходимым сохранить подачу материала и стиль автора.
и провинция» (все ли слова здесь хочется писать со строчной буквы?), испытывает несколько непривычное чувство: ему не о чем говорить.
Порой кажется, что и незачем. Та заброшенность в мир, о которой толковал Сартр (конечно, это был Ницше), для провинциального орфея, к его тайному стыду и явному недоумению окружающих, вдруг теряет метафизический смак, а вместе с ним - и всю «кулинарную состоятельность онтологического блюда». Нехорошо получается. Невкусно.
Заветное количество драматических сестер (пусть это будут Парки) с льюискэрролловскими чаепитиями в вишневом саду под стереофонические крики чаек (речь, кажется, идет о Крыме) начинает смущать нашего героя не зеркальной красотой необщих выражений лиц, а сакраментальным желанием прокатиться в Столицу Речи. И даже как-нибудь закрепиться там навсегда, приобретя, так сказать, морфологию по совокупности отягчающих обстоятельств. Максимально «натянув клюв» синтаксису и географии на всех законных и незаконных основаниях.
Впрочем, делами закона не оправдается перед Ним никакая плоть, а географии мидраш не писан, учитывая, что из физической она все более превращается в оккультную. Сведения о которой, если слушать автора «Эдема», рудиментарны и недостоверны. Геополитика куда как вернее, гламурнее и реалистичнее. Да и самодостаточнее, наконец. Хотя и ее отчасти керченский автор Игорь Сид с группой болельщиков пытаются преодолеть «геопоэтикой». Преодоление, скорее всего, увенчается очередным триумфом поэзии над географией. Но это не значит, что мы должны забыть о том, что география - это мы с вами.
Все дороги ведут в Рим, все языки - в Киев, а все самолеты летят в Симферополь. И все провинциальные поэты уходят в годы бреды Леты. Выбора нет.
Чем бы утешиться? Если выпало в Империи родиться, лучше жить в глухой провинции у моря? Уж если выпало, тогда оно, конечно... Но, во-первых, Империи, как мог заметить возмущенный восхищенный читатель, нет и нет, и вряд ли, да-да, будет. А во-вторых, лучше просто жить. По крайней мере - некоторое, занятое изучением собственного творчества, время. И жить, по возможности, счастливо.
Как это ни дивно, но и в Крыму можно быть счастливым, даже утруждая себя нехитрыми заботами, вроде бракосочетания слов. Невская нимфа, - молвил где-то, прости Господи, Кушнер, - всегда
поглядывала на черноморскую нереиду с профессиональной завистью. А мальчишки в приморских селеньях всегда играли в футбол поперек листопада. Вот и автохтонный Максимилиан Волошин, несмотря на искусные пароксизмы бодрого коктебельского патриотизма, вовсе не так страшен, каким кажется в процессе занимательной канонизации. Действительно. Собирались хорошие люди, читали серебряные сонеты по ночам, подбирали камушки и деревяшки. Никто никого не ел, все было понятно, всем было приятно. Хотя. ...все-таки он? Мусикийский санаторий; изведенный на стоматологические сувениры фундамент дачи покойника-Пана; лунный гештальт на лоне милых волн; наперсток массандровского зверобоя, когда от любви до ненависти - один шаг, и сделать его нужно как можно быстрее. Желательно прямо сейчас.
Море как бы наш друг дорогой. Горы как бы товарищи наши. Нет как бы счастливей земли, чем курортный (курортный) и гибельный (гибельный) Крым. Нет. И не будет - куда ни гони строку, куда ни попадай пальцем. Самое главное, что и не хочется, чтоб было. И это уже симптом.
«Почему мы остаемся в провинции?» - вопрошает вдруг Хайдег-гер. Потому, заслуженный учитель риторики. Потому.
В неслучайном случае того, кто, родившись в Тавриде и наточив между делом десятка два невинных стихотворений, завязал кантианский адюльтер с пространством, всякая попытка автобиографии будет двусмысленно совпадать с пыткой автогеографии. Примерно так: кому отдать предпочтение - пылкой, но лживой музе или резиновой, но честной девочке из соседнего двора? Пустое! Это офицеры и джентльмены предпочитают блондинок, а нам иные, лучшие дороги права. Дороги они нам, но по карману.
Не рублем, так гривной, не оболом, так нефтедолларом рассчитаемся за все - за ночь, за разоренный дом, за военные астры, за четырех хозяек... За все, чем кормили его, тебя и меня.
За каждый зарытый в землю талант.
Что хотим, то и зарываем, ведь это наша земля.
То, что она имеет собственную, достаточно развесистую мифологию с общительным пантеоном тускло выраженных народных божеств, трикстеров, нечаянных демиургов и прочей шушеры, корректно притаившейся между декоративных гаваней, ложноклассических
руин и книжных страниц - общее место. Выйти из этого места, не осквернившись местночтимой святостью, и скучно, и грустно, и некому. Говори же, как золотистого меда струя из бутылки текла, закручивался в небо черный кипарис, Понт витийствовал, а некто - ничего не поделаешь с этой напастью! - попирал его северный берег, почитывая «Скорбные элегии»...
Стоит ли насмехаться над строгим юношей? В конце концов, полуостров, несмотря на впечатляющее наличие Больших и Вечных мемуарных трофеев, часть суши / речи вполне удаленная от культурной метрополии. Райские задворки невидимой державы - плен одинокого сердца. Любители твоих стишков здесь не водятся - им просто негде спрятаться от любителей всего остального. Их без труда вычисляют родные и близкие, двоюродные друзья, знакомые жены. Вышеобслу-женные логофаги не намного приземистее, нежели нежно пыхтящие "common people" от священной науки, которые всего-то подвешивают на твои слова дигитальные погремушки нью-васюкизма, что бывает порой даже трогательно до метафорических слез...
Нужна мимикрия.
Есть и у тебя обезьянья маска честно пьющего, добродушного, как советский мультфильм, вырожденца; маска, которая, надо сказать, в иных своеобычных ситуациях весьма упрощает судьбу и жизнь, а порой - помогает и выжить. Но ведь маску не всегда легко отклеить от того, что только кажется кожей лица, и за любую липкую личину приходится расплачиваться иной, не материальной валютой. Этот пропуск на паперть и в цирк - не исключение, не говоря уже о том, что он притягивает к себе созданий, к которым ты, даже при самых сумеречных обстоятельствах, не рискнешь относиться как к обремененным подарком мышления пленным богам... И все-таки - нужна мимикрия.
Кому она нужна - другой вопрос.
Мне, тебе, ему... Андрею, представь себе, Полякову... Кто тут еще родился под созвездием Близнецов?
Ты знаешь.
Ты сам крымчанин, ты явился в Крыму и никуда надолго, кроме, что ли, Москвы, отсюда не уезжал. Поэтому и тебя самого, и сам Крым сложно «отслоить» от моих стихотворений. Если я живо пишу, допустим, о природе и погоде - то это, разумеется, крымская природа
и погода; если я вовсю воспеваю, положим, дев и ласточек - то это крымские девы и дальнозоркие крымские ласточки, быстрые крести которых сейчас клубятся, синеют и посвистывают за спичечным коробком твоего балкона.
Так кто тут еще родился в Крыму? Кто тут еще повторил вслед за Набоковым: моя родина - русский язык? Я. Русский язык - моя родина и место моего подлинного, метафизического гражданства (= утопия языка). Но то же самое придется сказать и о Крыме. Если слово «патриотизм» и имеет какой-то не унизительный для меня смысл, то это утопический патриотизм моего языка и моего полуострова.
Для меня это взаимосвязанные и даже взаимозависимые вещи. Я говорю по-русски. Говорю здесь, в Крыму. Там, в мерцании Платоновых идей, я русский поэт. Здесь, под мягко наброшенной сенью этих антично-черных кипарисов, на этом пыльно-сером зубастом асфальте - я крымчанин. Я пью крымскую воду, по-хозяйски принимаю в легкие крымский воздух, хожу по невысоким крымским улицам и смотрю на крымские облака, похожие на крымские облака. Что вижу, о том и пою, как Джамбул, как Бродский, как не вовремя прозревший Гомер.
Я сам, в какой-то степени, Крым, а Крым, в какой-то степени, это я. И вряд ли я сильно погрешу против истины, если скажу, что всё, что я пишу, я пишу о двух своих родинах, небесной и земной, о русском языке и о Крыме. Попробуйте меня от Крыма оторвать, ручаюсь вам -себе свернете шею. Это не столько типология, сколько топология речи. Или - патология немоты, если предстоящий доцент будет склонен занести мои сочинения в каталог историй болезни. Виноват, господин доктор, но Крым - а сейчас я норовлю намекнуть не только на подхваченные заходящим солнцем береговые ландшафты, но и на историю, на весь этот золотой, мерцающий, звенящий славой военно-олимпийский эфир - для меня изуродованный, но все же узнаваемый фрагмент того вечного, средиземноморского, детского, эллино-русского сна, от которого я не хочу просыпаться, пока живу... А после смерти - посмотрим.
Но есть и еще кое-что. О, такие-то, о, неумолчные, настойчивые дружищи, приносящие долгожданные вести о том, что вам любезны семиотические конструкции собственного изготовления, о, фамильярные халтурщики, с коммуникативной грацией агонизирующего от переедания бегемота жаждущие по-свойски с Поляковым покалякать
об изящной словесности (главным образом имея в виду свои личные стихоидные тенезмы), а то и, не обинуясь старорежимным рангом, иерархией и этикетом, равно как и прочими архаическими условностями, злобно тиснуть мои безделки в самодельных заветных изданиях, плавное перемещение которых с туалетного бачка на лучшую полку летейской библиотеки предопределено неподкупным Хроносом с той же заурядной номотетичностью, с какою арийская блондинка-зима сменяет свою китайскую подружку - что мне до вас? Но ведь есть, повторяю, и еще кое-что. Все-таки есть, как мне иногда грезится, -а у меня больше прав так думать, чем у графоманистого эндемика или у залетного в искрах туриста, - и специфически крымская область зрения, точка осуществления визуально-языковых усилий, форма зрячей любви. Я имею в виду (во всех смыслах) просвечивающие друг сквозь друга наслоения поликультурных дискурсов, исторических следов и отпечатков, пересечения различных временных и семиотических кодов, навскидку: скифо-греко-римского и российско-имперского, курортно-советского и византийско-христианского... иудейского, мусульманского, языческого... и еще многих, многих иных, всегда иных, подчас - обжигающе противоположных.
Все эти кластеры дефиниций можно размножать до пределов обитаемого поэтами круга, заменять и уточнять, и уж, во всяком случае, брать в кавычки. Такое чисто крымское искушенное всесмешение и всеединство рас, народов, наций, историй, государств, языков, культур, религий, всего-всего-всего, что уже навсегда здесь было... Всего, что здесь пока еще есть. Пускай в развалинах и руинах.
Что ж, для правдивого элегического поэта достоинства руин и развалин предпочтительней новостроек. Это именно то, что нужно бородатому идеалисту и мракобесу, чтобы чувствовать себя специальным корреспондентом словаря Даля. Гекзаметры Одиссеева прибоя в гурзуфской бухте, воздушные ямбы и ямы ветра над Карадагом, белый анапест послевоенных севастопольских зданий. Почти бесснежные верлибры несильной южной зимы в одном из коньячно-кофейных прибежищ нашей столицы. Коллекция недослышанных / недосказанных реплик, вытесненного за государственную границу эха, на ночь глядя загаданных Клио реминисценций, зыбких отражений в державинской реке времян, воровских полустертых цитат... Интерференция снов -своих и чужих. Или - своих, понятных, как чужие. Или - наоборот.
Постмодернизм? Пускай будет постмодернизм. Трудно на территории Русского мира отыскать более постмодернистскую игровую площадку, нежели Крым. И что, спрашивается, мне, так называемому Андрею Полякову, остается здесь делать? Только играть по крымским правилам. Такая сугубо крымская точка вйдения и кажется мне определяющей для персональной поэтики. Для добродетели моего литературного метода, данного в первичных культурных ощущениях и во «врожденном» поэтическом языке, и всего лишь извлеченного мной оттуда... Отсюда.
«Поэт в России - больше, чем поэт», - доложил как-то раз известно какой Евтушенко, не уточнив, правда, размеры поэта где-нибудь в Зимбабве. Так вот, поэт в Крыму - не больше, чем поэт. Поэт в Крыму - не совсем поэт. Порой кажется, что и Крым - не совсем Крым.
Почему бы и нет? В это стоит верить и даже как-то перебирать по этому поводу струны на привычной лире. И даже как-то жить -здесь. Внимательно присматриваясь к тому, как здесь превращается в там...
Столь медленно... незаметно... почти, как дым... Вот здесь и живи, местоимение первого лица единственного числа; живи, с валидолом и азбукой под языком; живи, пока есть чем. Даже если недалеко от Смирны и Багдада, но трудно плыть, а звезды всюду те же. Даже если недалеко. Даже если трудно. Даже если звезды. Даже если звезд - нет.
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
1. Бирюков С. Е. In Girum Imus Noctu Ut Consumimur Igni // Toronto Slavic Quarterly. - URL : http://sites.utoronto.ca/tsq/index.shtml
2. Дао дэ цзин. § 80 // Ян Хин-шун. ДАО ДЭ ЦЗИН // Древнекитайская философия : в 2 т. - М. : Мысль, 1972. - Перевод с древнекитайского. -URL : http://www.lib.ru/POECHIN/lao1.txt_with-big-pictures.html
