CC BY
352
УДК 81'42 Игорь Сид
писатель, координатор программ АНО Института перевода; e-mail: congress@institutperevoda.ru
ИСТОРИЯ ПОНЯТИЯ «ГЕОПОЭТИКА»
В статье рассматривается понятие «геопоэтика»: история его появления и становления; география геопоэтики, ее версии, в частности предложенная автором научная концепция геопоэтики и создание на ее основе Крымского клуба в Москве; связь геопоэтики с литературой, искусством, научным дискурсом, а также новые тенденции и перспективы ее развития.
Ключевые слова: геопоэтика; термин; картина мира; миф. Igor Sid
Writer; Programme Coordinator, the Institute for Literary Translation; e-mail: congress@institutperevoda.ru
THE HISTORY OF THE CONCEPT GEOPOETICS
The article focuses on the new concept geopoetics, i. e. on the history of its introduction and development; on the geography and versions of geopoetics, in particular on the scientific basis suggested by the author, that provided for encouraging the Crimea Club in Moscow; on a link between geopoetics and literature, the arts, and scientific discourse; as well as on its recent trends and prospects for the future.
Key words: geopoetics; term; world view; myth.
1. Общие положения
Геопоэтика (греч. Гп - «земля» + яогптгкод - «производящий, творящий, творческий») - междисциплинарное, или трансдисциплинарное, понятие, универсальный или, по меньшей мере, многозначный культурологический, литературоведческий, философский и т. д. термин, обозначающий формы и пути интеллектуального и эстетического освоения географических территорий, ландшафтов, топографических мест, работу с их образами и мифами, различные географические и пространственные аспекты художественных, научных и nonfiction произведений, многообразные связи и взаимовлияния мира географии и мира литературы (и, шире, искусства), а также обобщающий эту совокупность феноменов и практик.
Понятие геопоэтики, появившееся одновременно в Западной Европе и на постсоветском пространстве, постепенно
распространяется в пределах европейского субконтинента, претерпевая постоянную и непредсказуемую эволюцию, приобретая разные оттенки значения и новые смыслы в интеллектуальных центрах от Берлина и Западной Украины до Крыма и Урала. Непредсказуемость этого процесса обусловлена хронической недостаточностью сколько-нибудь структурированных результатов рефлексий и дискуссий по этой проблематике. Семантическое поле, связанное с употреблением слова геопоэтика, представляется многослойным, многомерным и при этом достаточно «рваным», лоскутным. В итоге совокупность основных определений геопоэтики, прозвучавших за эти годы на пространстве Западной, Центральной и Восточной Европы, поддается обобщению лишь с большими оговорками.
Пунктирная канва истории этого понятия такова. Представление о геопоэтике как о эколого-этическом движении с мистическим бэкграундом, внедрено в европейское интеллектуальное пространство в 1980-е гг. поэтом и эссеистом Кеннетом Уайтом, создавшим в Париже Институт геопоэтики; от четких определений новому термину его автор уходил, указывая лишь на некую ее противоположность или альтернативность геополитике. В середине 1990-х гг. у движения появились последователи в России из круга авторов литературно-исследовательской группы «Путевой журнал». Тогда же на международных научных форумах в Крыму автором этих строк была предложена научная концепция геопоэтики, на принципах которой вскоре был создан Крымский клуб в Москве, или Крымский геопоэтический клуб. В начале 2000-х гг. геопоэтика делает шаг вспять к геополитике: украинский писатель Юрий Андрухович публикует под общим заголовком «Геопоэтика» цикл полемически «заостренных» художественных эссе, направленный на формирование у читателя определенных (евроцентристских) политических предпочтений. Наконец, с середины 2000-х гг. в двух противоположных интеллектуальных центрах Европы - Берлине и Перми - термин «геопоэтика» начинает применяться в значении, как бы присущем ему, «по умолчанию»: поэтика географических образов в литературе и искусстве. Далее рассмотрим подробнее все эти этапы.
2. География геопоэтики: ареалы утопизма
Основные смысловые сдвиги, расширение и сужение происходили с понятием «геопоэтика» на постсоветских и соседних, недавно вышедших из силового поля СССР, пространствах. «Понятие
"геопоэтика" в настоящее время переживает интересную конъюнктуру, прежде всего, в области центрально- и восточно-европейской литературы. Причины этого разнообразны, но одна играет здесь решающую роль: преобразование политической географии Европы, начиная с 1989 г. - после роспуска восточного блока. Таким образом, литература, начиная с 1990-х гг., обусловлена желанием чтения, интерпретирования и проектирования (старого и нового) географического пространства», - пишут составители вышедшего в Берлине в 2010 г. первого научного сборника, посвященного геопоэтике, Сильвия Зассе и Магдалена Маршалек [5].
Успешность геопоэтических концепций в основном в Центральной и Восточной Европе обусловлена, как представляется, неверным или неточным пониманием смысла геополитики (предлагаемые здесь версии геопоэтики противостоят, по сути, не геополитике как доктрине, а, скорее, технократическому и антропоцентристскому взгляду на мир), потребностью в построении новой непротиворечивой картины мира после руинирования имперского социально-политического и культурно-эстетического пространства1, а также определенной утопичностью мышления местных авторов. Элемент интеллектуального утопизма - необходимое условие для создания (либо присвоения) понятия геопоэтики и для упорного труда с ним. Это касается и автора данных строк - выходца из СССР, с ранних лет «заряженного» оптимистическими представлениями о мире, человеке и о прогрессе социально-политическом и научно-техническом, и аналогично авторов группы «Путевой журнал», и, в не меньшей мере, Кеннета Уайта, формировавшегося под очевидным влиянием французской «левацкой» интеллектуальной среды.
История этих смещений, нелинейное и зигзагообразное развитие представления о геопоэтике является, по сути, иллюстрацией, «конкретизацией на нашем материале» так называемого
1 «Разрушенность картины мира связана, с одной стороны, с распадом Империи. Он означает не только распадение территорий, разрушение целостности географических образов, что важно само по себе, но и потерю привычных этико-эстетических, социально-политических и прочих четких иерархий, обеспечивавшихся имперской идеологической системой... В общем, геопоэтика для постсоветских интеллектуалов - хорошая возможность мысленно «пересобрать», реконструировать по-новому единство мира». (Из интервью автора австрийской исследовательнице Ангелике Мольк, 23.10.2009. - URL: http://ng.ru/ng_exlibris/2009-12-10/3_geopoetics.html)
пространственного поворота, или географического поворота, имевшего место в гуманитарных науках в течение названного периода - этот период точнее было бы назвать эпохой. Исторический метод, превалировавший в науке в течение последних столетий, оказался несамодостаточным для исследования различных антропологических феноменов, понадобилось «достраивать» всевозможные варианты «территориального», «пространственного» метода. Эту тендению смещения исследовательского интереса с хронологического ракурса к ракурсу географическому и принято называть пространственным поворотом (space turn).
В российскую науку вышеописанный сдвиг пришел несколько позже, однако в определенной мере именно «геопоэтический» процесс на постсоветском пространстве, связанный сначала не с научым дискурсом, а с литературой и искусством, канализировал проникновение в отечественную научную сферу этих идей. Размытое и «ветвистое» понятие «геопоэтика» оказалось удобным и почти универсальным инструментом, который не столько дополнял, сколько, скорее, объединял собой в рыхлый, но предположительно целостный семантический «куст» такие родственные понятия, как геокультурология, геокритика, картография культуры, культурная география, мифогеография, гуманитарная география, метафизическая география, метагеография и прочие геотеории, геодисциплины и геодоктрины.
Заметим, что не только геопоэтика, но другие термины из этого ряда могут трактоваться по-разному, обнажая разнообразие и много-слойность взаимоотношений между географическими сторонами реальности и механизмами их ментального освоения.
Причем все эти понятия в совокупности являют собой форму снятия, отрицания отрицания геополитики, во всем историческом разнообразии ее течений. Однако развиваясь, видоизменяясь и приобретая новые значения, отдельные понятия этого семейства могут отчасти в чем-то сближаться с геополитикой, и не в последнюю очередь сама геопоэтика, задуманная, казалось бы, как ее строгая и диаметральная альтернатива.
Следует отметить, что и сам термин «термин» в отношении понятия «геопоэтика» на сегодняшний день является недостаточно точным: во-первых, понятие геопоэтики находится в постоянном становлении, его значение постоянно меняется; во-вторых, существующие
интерпретации расходятся в некоторых случаях слишком радикально. Правильнее было бы считать геопоэтику, вслед за А. Д. Хаюти-ным, терминоидом [10], как предполагает, например, критик Ольга Балла1 [2], или прототермином2. Вероятно, стать термином геопоэтике еще только предстоит; впрочем, в данном обзоре мы все же будем применять термин «термин».
3. «Французская» версия геопоэтики: эссеистика о путешествиях.
Кеннет Уайт и «Путевой журнал»
Термин геопоэтика (во французской версии: geopoetique) впервые введен в употребление в 1980-е гг. во Франции поэтом, эссеистом, путешественником и мыслителем шотландского происхождения Кеннетом Уайтом (Kenneth White). В своей книге «Альбатросова скала: Введение в геопоэтику» (1994) К. Уайт повествует:
«...Было бы, наверное, уместно рассказать, как и когда это понятие возникло в ходе моей работы. Идея еще не оформилась, но слово стало само собой проскальзывать в моей речи и в том, что я писал, еще в конце 1970-х гг. Оно, казалось, способно соединить множество различных, не до конца определенных смыслов. Недавно мне подсказали, что это слово и раньше мелькало в литературных и научных контекстах. Я учту это. Но отстаиваю я не право изобретения термина, а поэтическое истолкование его. Не слово, а высвобождение нового смысла. Смысл этот оформился в моем сознании и обрел плоть во время путешествия, которое я совершил вдоль северного берега залива Святого Лаврентия в 1979 году. Цитирую записную книжку того времени: «Воды залива влекут меня к необъятным белым пространствам Лабрадора. Новое слово возникло в мозгу: геопоэтика. Как требование выйти за рамки исторического и литературного текста, чтобы обрести поэзию ветра и способность мыслить, подобную течению реки. Кто живет? Вот в чем вопрос. Или, может быть, это призыв. Призыв, который увлекает вас вовне. Все дальше и дальше. Так далеко, что вы перестаете быть тем, так хорошо прежде знакомым вам человеком, и становитесь просто голосом, гласом без имени, повествующем
1 «"Геопоэтика" - термин-трикстер. Вполне возможно, что это - несмотря на свое убедительное внешнее сходство с терминами - никакой не термин, а так, звуковой магнит, притягивающий к себе, не без избирательности, определенные смыслы (терминоид?)».
2 Гринев С. В. Основы лексикографического описания терминосистем: дис. ... д-ра филол. наук. - М., 1990. - 436 с.
о бесчисленных чудесах нового мира. Конечно, нужно, чтобы это случилось. Может быть, уже здесь и теперь...» [9].
К. Уайт в определенной мере посвящает свою жизнь реализации своей концепции геопоэтики. В 1980-е гг. он создает в Париже Институт геопоэтики, пропагандирующий эти идеи в европейских гуманитарных кругах, издает альманах «Cahiers géopoétiques» («Геопоэтические тетради»). По К. Уайту, геопоэтика противостоит геополитике; новое понятие он применяет прежде всего к созданию текстов, посвященных географическим пространствам и путешествиям, заряженным экологическими идеями и мистическими переживаниями. В этом плане геопоэтика Кеннета Уайта чрезвычайно близка возникшим двумя десятилетиями ранее на Западе, начиная с США, течениям эзотерического и синкретического характера, объединяемым под общим названием «Нью-эйдж», которые отвергали рационализм евро-атлантической цивилизации и материалистическое объяснение мира, и утверждали единство человека с природой, Землей и Космосом.
Геопоэтика стала ключевым словом в дальнейшей деятельности Кеннета Уайта, однако формулирования однозначных определений этого неологизма его автор избегал. К. Уайт внедрял новое слово скорее как символ, коммуникационный элемент, маркер синкретического восприятия реальности, которое было призвано соединять в себе, по Уайту, «поэзию, философию и науку»:
«Чтобы дать описание этой области, можно было бы сказать, что речь идет о новой духовной картографии, о новом восприятии жизни, освободившейся, наконец, от идеологий, религий, социальных мифов и т. д., и, соответственно, о поиске языка, способного выразить это новое бытие в мире, сразу уточнив, что речь идет именно об отношениях (курсив наш. - И. С.) с миром, с его энергиями, ритмами, формами, а не только о подчинении Природе, не только о «врастании в почву». Я говорю о бесконечно возобновляемом поиске - от одного места к другому, от одной дороге к другой - поэтического языка, лежащего, или, точнее, движущегося вне установившихся способов представительства. Речь, следовательно, идет о сдвиге в самой манере мыслить, а не о высокомерном отрицании или бесконечном аналитическом расщеплении. Все сказанное - не более, чем предварительные очертания предмета. Но главное - не определение, а воля, порыв к жизни и к открытию мира, устремленность к движению. В том, что касается геопоэтики, речь не идет ни о культурной «новинке», ни о литературной школе, ни о поэзии, понимаемой, как сокровенное искусство. Речь идет о движении (курсив наш. - И. С.), которое затрагивает
вопрос о самих основах бытия человека на Земле. И главное здесь не в построении умозрительной системы, а в том, чтобы шаг за шагом довести до конца опыт; личное исследование, для начала поместив себя в смысловое поле, возникающее между поэзией, философией и наукой» [9].
Отказ от четких дефиниций имеет место и по сей день. В англоязычной Википедии поиск слова geopoetics («геопоэтика» в английском написании), автоматически переадресовывает к статье «Kenneth White», в которой, что характерно, никакого определения понятию geopoetics не дается. Сказано лишь, что в 1989 Уйат основал Международный Институт Геопоэтики, чтобы далее способствовать исследованиям в кросскультурной, трансдисциплинарной областях, которые он развивал в течение предыдущего десятилетия1. Существовавшая некоторое время более лаконичная статья об Уайте во франкофонной Википедии, где было сказано, что он - «теоретик «геопоэтики», поэтики, несущей смысл и мысль, он чередует рассказы о «философских путешествиях» с чистой поэзией, связанной со стихиями (море, земля, вода, камень...)», на сегодняшний день вообще удалена.
Неудивительно, что на первом этапе своего существования понятие «геопоэтика» не стало международным. Во всяком случае, оно не было замечено и акцептировано научными кругами. Причин этому может быть, как минимум, три. Во-первых, первоначальное геопоэтическое движение отказывалось от определения сущностных элементов своей новизны по сравнению с родственными западными философско-художественными течениями и практиками, фиксации своих принципиальных отличий от них. Это сводило к нулю привлекательность предложенного термина для ученых-гуманитариев. Во-вторых, движение само по себе отрицало ценность научно-технического прогресса и вообще дискурсивно-логического познания мира, делая акцент на интуитивно-мистических и образно-художественных способах восприятия. В-третьих, ученых, вероятно, также просто не устраивало в предложенном термине неуместное или неточное применение общеупотребительной дисциплинарной морфемы «поэтика».
1 In 1989, White founded the International Institute of Geopoetics to further promote research into the cross-cultural, transdisciplinary field of study which he had been developing during the previous decade.
В этом плане лексема «геопоэтика» в применении Кеннетом Уайтом выглядит лишь поэтической метафорой, самоценным художественным жестом, не носящим когнитивной и эвристической нагрузки; это не только не термин, но даже, скорее, не неологизм, а пока окказионализм или терминоид.
Данная исходная, «романтическая», версия геопоэтики имела непосредственное продолжение в России, в работе дружеского круга членов московского «Эссе-клуба» - авторов и редакторов журнала «Новая Юность», создавших в 1999 г. литературно-исследовательскую группу «Путевой журнал». Прежде всего, это труды Василия Голованова и Гелы Гриневой, которые переводили Уайта и писали собственные статьи, эссе, прозу. Для части авторов «Путевого журнала» геопоэтика на какое-то время стала ключевым словом. Позже большинство из них стали искать собственные неологизмы, делая акцент на наиболее интересующих их лично аспектах работы с географическими образами.
4. «Крымская» версия геопоэтики: мифотворческие проекты.
Боспорский форум и Крымский геопоэтический клуб
Альтернативная трактовка термина «геопоэтика» и, собственно, первое теоретическое обоснование геопоэтической концепции были предложены в 1994-м г. в Крыму автором этих строк. Эта конструкция, дававшая фундамент для разработки новых проектов и для определенных прогнозов, обобщала недавний инновационный опыт коллективных литературных и художественных акций, плотно завязанных на местный ландшафт и местную культурную мифологию.
В 1993 г. автором совместно с коллегами по крымско-московской поэтической группе «Полуостров»1 был проведен первый Боспор-ский форум современной культуры с участием ряда известных писателей и художников из России, Украины и Австралии. Форум был нацелен, по замыслу, на «осмысление средиземноморского культурного наследия через призму современного искусства» и включал литературно-дискуссионные мероприятия и первые в Крыму акции в жанре лэнд-арт (выставка инсталляций Tabula rasa на острове Туз-
1 Игорь Сид, Андрей Поляков, Николай Звягинцев, Мария Максимова участвовали персонально, Михаил Лаптев - дистанционно - как автор звучащих на Боспорском форуме текстов и как один из теоретических обо-снователей проекта.
ла в Керченском проливе с участием известных российских художников и искусствоведов - Валерия Айзенберга, Михаила Боде, Ирины Даниловой, Роста Егорова, Аристарха Чернышева и др.).
По итогам форума автор опубликовал в московской газете «Гуманитарный Фонд» концептуальную программную статью «Крым: предчувствие новой мифологии (Боспорский форум как попытка к возрождению таврического мифогенеза)», впоследствии перепечатанную различными изданиями культурной направленности [6]. Пафос статьи сводился к обоснованию возможности и необходимости целенаправленного формирования новых территориальных мифов1. Ландшафт, почвенный рельеф, строения и руины, мифология, региональная стилистика - все это могло вовлекаться в качестве материала или антуража в культурные практики и эксперименты: фестивали, хэппенинги, акции лэнд-арт и т. д. Мы были уверены и утверждали, что при регулярном проведении они должны были порождать новые легенды, изменять представление местных жителей и гостей региона о данном географическом пространстве2 [3]. В статье не хватало лишь термина геопоэтика.
1 «Нас не устраивал архаичный, заскорузлый миф Восточного Крыма, законсервировавшийся на полвека после ухода великого отечественного мифотворца Макса Волошина... Нас изводило утопическое желание модернизировать в целом контекст своей деятельности. То, чем мы занимались, сейчас называется «территориальным ребрендингом» и имеет разросшуюся теоретическую базу, мы же на старте действовали чисто интуитивно и лишь затем предавались анализу и рефлексии: что у нас такое получилось, почему, и куда двигаться дальше?» (Сид. И. Из выступления автора на круглом столе «Путешествие, текст, арт-проект: захват территории в XXI в.» 2.05.2012).
2 Уайт понимал геопоэтику как эссеистику о путешествиях, проникнутую мистическими переживаниями и экологическими идеями. Этой «медитативной» геопоэтике я противопоставил в середине 90-х гг. геопоэтику проективную, практическую - призванную не описывать природно-культурное пространство, а преображать его. Арт-проекты, придающие некогда захолустным уголкам статус культурных столиц - пример такой деятельной геопоэтики. Эта ее «проективность», предзаданность отчасти, конечно, роднит ее с геополитикой. Однако геопоэтика «присваивает» чужие территории не физически и политически, а на символическом, ментальном уровне.
Потребность в обновлении терминологии, как рабочего инструмента в процессе творческого поиска новых путей и способов воздействия на миф, т. е. мифопоэтических техник, ощущалась очень остро. Было ясно, что мы работаем с новыми смыслами, подходя к ним буквально на ощупь. Лексикон не успевал за реальностью.
Геопоэтика появилась в нашем инструментарии с осени 1994 г., когда после проведения Второго Боспорского форума его куратор был приглашен на готовящийся в начале следующего года международный научный симпозиум «Крымская (Ялтинская) конференция 1945 года: Уроки и перспективы»1.
Необходимо было заранее, осенью 1994 г., сообщить тему нашего доклада. С целью полемически противопоставить свежий и независимый культурный вектор ожидаемому доминированию на симпозиуме геополитического дискурса, в ноябре автор заявил тезисы доклада на тему: «От геополитики к геопоэтике. Смена парадигмы мироустройства на примере преобразования Крыма в мировой культурный полигон» [8].
Геопоэтика провозглашалась новым этапом формирования структурных взаимосвязей человеческого Космоса. «...Тавриоло-гия - региональный подраздел геопоэтики, наука о Крыме как центре эстетической симметрии мира, а грубо говоря - о крымской культурной мифологии и культурных перспективах - должна была служить теоретическим обоснованием превращения Крымского полуострова в мировой культурный полигон, т. е. стратегическую экспериментальную площадку, апробирующую наиболее интересные и перспективные тенденции и течения современной мировой культуры».
Наукообразное оформление текста содержало, безусловно, явственный элемент художественный - во-первых, научный стиль имел определенный пародийный оттенок, во-вторых, налицо были признаки концептуального искусства («произведение, исследующее само себя»). Тавриология, призванная изучать крымскую мифологию, сама включалась в эту мифологию как ее важный и неотъемлемый элемент. Отметим, что и в дальнейшем геопоэтика в ее «крымской» версии сохраняла этот - необязательно игровой - момент рефлексии, «мысли о самой себе».
1 Симпозиум прошел в ялтинском Ливадийском дворце 5-11 февраля 1995 г.
Кроме того, в докладе в качестве важной составляющей геопоэтической работы обозначалась мистификация, «дорисовывание вручную» культурных событий и мифов: «прикладные геопоэтические проекты в качестве одного из основных инструментов построения новой реальности подразумевает мистификацию, подтасовку исторических фактов».
Доклад прозвучал, как и было задумано, определенной культурной провокацией, утопичной альтернативой привычным дискуссиям о переделе наследия Второй мировой1 [7]. Его текст был опубликован, помимо сборника материалов симпозиума, в журнале «Крымский контекст» (№ 3, 1995 г.) [8].
Осенью 1995 г. автор создает, как «экстратерриториальное» продолжение Боспорского форума, Крымский клуб в Москве, или Крымский геопоэтический клуб. В ходе дальнейшей нашей деятельности, в основном в рамках Крымского клуба, элемент пародийности, иронии, самоиронии не исчез, но стал постоянным дополнительным инструментом рефлексии2. Одна из основных задач клуба - интеллектуальный обмен, провоцирование диалога на актуальные темы; при этом, как правило, подбираются игровые форматы, лишь отчасти напоминающие ученую дискуссию; в 1990-е гг. одно из основных определений было «игровое литературоведение».
В связи с этим не раз говорилось об определенной «трикстер-ности» в нашей работе. Если авторов, вроде Кеннета Уайта или его российского последователя Василия Голованова вполне обоснованно называть классическими героями, то типичный участник акций Крымского клуба, как, например, автор этих строк - действительно, скорее, трикстер. Тем не менее самоирония и пародия никогда не становились для нас самоцелью или главным мотивом. Мы всегда работали серьезно.
Геопоэтика в «крымской» версии, для различения ее с «французской», часто носила эпитет «практическая», или «проективная». Ее суть можно было буквально описать как «землетворчество» (калька
1 «Дискуссии в знаменитом Ливадийском дворце были насквозь пронизаны понятийной системой геополитики. Мы противопоставили этой парадигме - все более анахроничной - позицию культуроцентрическую, гуманитарную». («Инструменты для новой антропологиии».)
2 Например, уже своим названием Крымский клуб, как было заявлено изначально, пародирует Римский клуб.
греческого geopoietika), деятельность по созданию новых географических, ландшафтно-территориальных, топографических мифов. В этом контексте эксперименты в жанре лэнд-арт1, буквальная работа с ландшафтом расценивались как элементарные геопоэтические практики или, по выражению наших критиков, чересчур практическая геопоэтика.
В современном употреблении наша «проективная геопоэтика» -работа с географическими мифами, их обновление и целенаправленное изменение - определяется как «управление ландшафтно-территориальным мифом», что имеет прямое соответствие в лексике современных гуманитарных технологий: брендинг и ребрендинг регионов (бренд, по сути, разновидность управляемого мифа).
Между тем избыточно широкий и продолжающий расширяться «веер» концепций понятия «геопоэтика» является определенным интеллектуальным вызовом. Необходимы усилия по поиску общего языка между носителями этих расходящихся интерпретаций. Геопоэтическая деятельность Крымского клуба во многом посвящена именно этой проблеме.
Уже на раннем этапе своей работы Клуб провел в Москве Первую международную конференцию по геопоэтике2 и в дальнейшем поддерживал дискуссионный процесс с близкими по проблематике сообществами, прежде всего - «Эссе-клубом», ядро которого (А. Балдин, В. Березин, В. Голованов, Г. Гринева, Д. Замятин, Р. Рах-матуллин и др.) объединилось к концу 1990-х гг. в литературно-исследовательскую группу «Путевой журнал». В диалог периодически включался разработчик концепции «крымского текста русской культуры» культуролог Александр Люсый - участник Боспорского
1 Помимо упомянутой выше выставки инсталляций на острове Туз-ла, где были представлены работы В. Айзенберга, И. Даниловой, Р. Егорова, А. Чернышева (Россия), М. Гоуф (Австралия) и К. Иоаннидиса (Греция), важной концептуальной акцией в рамках Боспорского форума было создание искусственного псевдоскифского кургана «Юз-Адын-Оба» на керченской горе Митридат, на этом кургане в дальнейшем совершались захоронения «творческих талисманов» участников форума.
2 Первая Международная конференция по геопоэтике проведена 24.04.1996 в культурном центре «Феникс» с участием Н. Байтова, М. Гаспа-рова, З. Зиника, С. Кузнецова, Д. Кузьмина, В. Кулакова, В. Курицына, Е. Сабурова, И. Сида и др.
форума и акций Крымского клуба и одновременно автор «Путевого журнала».
Наиболее существенными этапами работы Крымского клуба по преодолению отмеченной выше «хронической недостаточности сколько-нибудь структурированных результатов рефлексий и дискуссий по этой проблематике» стали Вторая международная конференция по геопоэтике1 с участием авторов из России, Украины, Германии, Австрии, Эфиопии в 2009 г., «круглый стол» «Путешествие, текст, арт-проект: захват территории в XXI веке»2 в 2012 г., а также выпуск в 2013 г. исторически первой антологии геопоэтических текстов «Введение в геопоэтику». Данный пилотный сборник представляет ключевые тексты с применением термина геопоэтика более чем 30 известных авторов из России, Австралии, Австрии, Великобритании, Германии, Китая, Украины, Франции, Эфиопии -весь жанровый диапазон от художественных эссе до докладов на научных конференциях.
5. «Станиславская» версия геопоэтики.
Эссеистика Андруховича
В первой половине «нулевых» известный украинский поэт и прозаик Юрий Андрухович публикует в киевской газете «Зеркало недели» цикл эссе под общим заглавием «Геопоэтика»3. Это были
1 Вторая международная конференция по геопоэтике проведена 25.11.2009 в салоне «Классики XXI века» с участием В. Абашева, Е. Буни-мовича, Е. Дайс, С. Жадана, Д. Замятина, А. Люсого, А. Мольк, В. Рабиновича, Р. Рахматуллина, И. Сида, Т. Хофманн. См. статью А. Мольк в «Независимой газете» http://ng.ru/ng_exlibris/2009-12-10/3_geopoetics.html
2 «Круглый стол» «Путешествие, текст, арт-проект: захват территории в XXI веке» проведен 2.05.2012 в редакции «Русского журнала» с участием Д. Вонсбро, В. Голованова, Д. Замятина, А. Люсого, А. Морозова, Р. Рахма-туллина, И. Сида.
3 Любопытно, что практически одновременно с Ю. Андруховичем Дмитрий Замятин в России публиковал на российском интернет-портале «Агентство политических новостей» несколько политологических эссе с художественной компонентой, также объединенных рубрикой «Геопопэ-тика». Оба делились своими воззрениями на судьбы постсоветской части Европы, у Ю. Андруховича превалировало художественное начало, у Замятина аналитическое, но у обоих в этих текстах сложно отделить геопоэтическое от геополитического.
тексты о странах и территориях Центральной и Восточной Европы, пропагандировавшие идеи европейского выбора для Украины, художественно отточенные и заряженные яркими, но сдержанными политическими эмоциями. Эссе, по замыслу, должны были воздействовать на мировоззрение читательской аудитории, смещая «ментальное тело» Украины на условный «Запад». Страны Запада выглядели в этих текстах неизменно привлекательнее, чем Россия и постсоветские страны; Украина была показана робко, но упорно тянущейся в Европу.
В своей эссеистике Юрий Андрухович использовал также собственный термин фиктивное краеведение, а также переосмысленный по-своему термин дез-ориентация. Дез-ориентация («развос-точивание», «развосточение»), по Андруховичу - отказ от равнения на Восток, от тяги к ориентальности, интереса к восточному миро-видению. Дез-ориентация раскрывалась, по сути, как вестерниза-ция; в постсоветском контексте она означала фактически эвфемизм «ухода от России».
Используя термин геопоэтика, в качестве источника Юрий Андрухович указывал автора этих строк, но интерпретация термина оказывалась совершенно новой: переписывание, или коррекция, геополитического мифа. Так третья, «станиславская», версия геопоэтики (Ю. Андрухович живет в Ивано-Франковске, прежде имевшем название Станислав), представляющая собой идеологически нагруженные художественные тексты, неожиданно возвращалась к геополитике, от которой убедительно отгораживались геопоэтики «французская» и «крымская».
6. «Берлинско-пермская» версия геопоэтики. «Geopoetiken»
Ранее слово «геопоэтика» было использовано автором во множественном числе. Именно этот языковой ход (если не сказать -художественный ход), подразумевающий различия в понимании геопоэтики, использован в заглавии первого научного сборника «Юеороейкеп» (нем. «Геопоэтики»), вышедшего в Берлине в 2010 г. и посвященного проблемам освоения и интерпретации географических образов в литературе и искусстве Центральной и Восточной Европы XX в. [11]. Во вступительной статье составительницы сборника С. Зассе и М. Маршалек самым успешным приложением геопоэтической идеи называют Крымский геопоэтический клуб в Москве. Однако при всем творческом разнообразии книги, все тринадцать
участников проекта из нескольких стран (Магдалена Маршалек, Сильвия Зассе, Сузи Франк, Миранда Якиша, Рената Макарска, Ан-нете Вербергер, Сандро Дзанетти, Кристин Копп, Харша Рам, Заза Шатиришвили, Маттиас Шварц, Торбен Филипп, Михаил Рыклин) едины в своей приверженности «суженной» интерпретации геопоэтики - как «поэтики географических образов». Возможно, это и есть конечная, устойчивая, стадия развития термина (терминоида) геопоэтика - пока трудно сказать.
То, что очагом геопоэтических исследований в Европе начала XXI в. стала именно Германия, отнюдь не случайно. Эта страна так и не сумела полностью ментально «срастись» после ее насильственного разделения в середине прошлого века. Слишком большие различия остаются у жителей Западной и Восточной Германии - в их представлениях о себе, о мире, о своих соседях, т. е., по сути, в геопоэтических представлениях. Страна до сих пор не может заново освоить собственное культурно-географическое пространство, от-чуждена от него. Эта ментальная раздвоенность, не исчезнувшая со времени падения Берлинской стены, и является одним из главных стимулов развития в Германии научной геопоэтики как интеллектуального диалога о географических образах и их ментальном присвоении и освоении.
Интересно, что вовлечение понятия геопоэтики в сугубо научный дискурс произошло не без участия Юрия Андруховича, который с 1990-х гг. регулярно выступал как поэт и филолог в университетах США и стран Европы, в том числе в Германии. Термин - в качестве краткого синонима к «поэтике географических образов» - был акцептирован немецкими гуманитариями в начале или середине 2000-х гг., и с тех пор стал довольно обычным инструментом научного анализа, фактически явив собой новый пограничный раздел культурологии, литературоведения, искусствоведения, этнографии.
Приблизительно в те же годы и с тем же семантическим наполнением, термином «геопоэтика» начинает пользоваться в своих публикациях российский филолог и культуролог Владимир Абашев (Пермь). Он говорит о геопоэтике как о «возвращении к целостному поэтическому восприятию и переживанию мира» [1], и разрабатывает, в частности, первое учебное пособие по геопоэтике для гуманитарных вузов - «Геопоэтика Урала». А в 2008 г. его ученица Алена Подлесных защищает кандидатскую диссертацию на тему: «Геопоэтика Алексея Иванова в контексте прозы об Урале» - первую
диссертационную работу в России с использованием термина «гео поэтика» в заглавии.
7. Новые тенденции и перспективы
В настоящее время ареал применения термина «геопоэтика» на постсоветском пространстве и в Европе продолжает расширяться, в основном именно в рамках научного дискурса. В ближайшие годы можно ожидать, в частности, появления в России новых диссертационных работ, посвященных геопоэтике отдельных регионов страны.
Проникает термин и в публицистическую лексику, постепенно приобретая некоторый лоск, становясь модным. Но при этом часто он используется неправильно, иногда даже в научном контексте -по сути, вместо каких-то других, более соответствующих контексту терминов. Так, в 2007 г. в Украине литератором и исследователем Игорем Бондар-Терещенко защищается диссертация, где в качестве одного из ключевых слов употребляется понятие геопоэтика. Данное понятие автор никак не расшифровывает, словно это устоявшийся классический термин, но при этом подразумевает под ним совокупность географических местоположений, местожительств писателей одной эпохи, т. е., по сути, культурную (литературную) картографию. А в 2009 г. известный российский художник-концептуалист Юрий Лейдерман проводит художественную акцию под названием «Геопоэтика», не имеющую никаких коннотаций с геопоэтической проблематикой, и даже вообще с географической темой.
Одновременно происходит постепенный отход от термина геопоэтика со стороны его прежних приверженцев - в основном, за счет изобретения собственной «около-геопоэтической» лексики. Как уже было сказано выше, авторы группы «Путевой журнал» постепенно отказались от употребления понятия геопоэтика и стремились изобретать собственные термины с более узким значением. Художник и эссеист Андрей Балдин, в частности, выдвигал термины метафизика пространства, трансфизика пространства, но затем остановился на термине географика, подразумевающем, прежде всего, ассоциативное осмысление изображений на географических картах.
Эссеист и редактор Рустам Рахматуллин некоторое время использовал термин краевидение, затем постепенно пришел к метафизическому краеведению, нацеленному на исследование тайных смыслов, заложенных устроителями городского пространства, наме-
ренно или непреднамеренно - в элементах ландшафта, в топографии, в архитектуре.
Наиболее научную, точную авторскую терминологию - от гуманитарной географии до метагеографии - вводит в своих трудах географ Д. Замятин. При этом, едва ли не уникальный случай, этот автор одновременно работает в сфере вербальных искусств (эссеи-стика, поэзия), исследуя проблематику географических пространств с помощью своевольного и непредсказуемого инструмента художественного слова, внятно демонстрируя усилия по сближению форм научной и артистической рефлексии. Для всей совокупности феноменов и движений, связанных с географическими аспектами суще-стования человека, Замятин предлагает интегральный термин гео-спациализм [4].
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
1. Абашев В. В. Геопоэтический взгляд на историю литературы Урала // Введение в геопоэтику. Антология. - М. : Арт Хаус медиа; Крымский Клуб, 2013. - С. 20-32.
2. Балла О. Роман с пространством: запрограммированные неожиданности // Русский журнал, 07.03.2013. [Электронный ресурс]. - Режим доступа: http://russ.ru/Mirovaya-povestka/Roman-s-prostranstvom-zaprog-rammirovannye-neozhidannosti.
3. Ишханян Р. Поэт и культуртрегер Игорь Сид // сайт Форума переводчиков и издателей СНГ, ноябрь, 2010 [Электронный ресурс]. - Режим доступа: http://rulit.org/read/894
4. Замятин Д. Геоспациализм: онтологическая динамика пространственных образов // Социологическое обозрение. - 2011. - № 3. - С. 21-28.
5. Маршалек М., Зассе С. Геопоэтика / пер. с нем. Е. Дайс (вводная статья). - Берлин : Кадмос, 2010. - С. 19-42.
6. Сид. И. Крым: предчувствие новой мифологии (Боспорский форум как попытка к возрождению таврического мифогенеза) ГФ. // Новая Литературная Газета [Электронный ресурс]. - Режим доступа: http:// www.vavilon.ru/metatext/nlg2/intro.html; // Остров Крым (Крымский альманах) [Электронный ресурс]. - Режим доступа: http://ok.archipelag. ru/part2/predchustvie.htm; Reflect [Электронный ресурс]. - Режим доступа: http://polutona.ru/?show=reflect&id=290
7. Сид. И. Интервью Т. Хофманн с И. Сидом для сайта Novinki.de, март 2009 [Электронный ресурс]. - Режим доступа: http://liter.net/=/Sid/ conversations/sid_novinki-de2009_new-antropology.htm
8. Сид И. Смена парадигмы - [Электронный ресурс] - URL: http://liter. net/=/Sid/article/sid_smena_paradigmy.htm
9. Уайт К. Альбатросова скала: Введение в геопоэтику / пер. с французского Василия Голованова. - Paris: Grasset, 1994. - 363 p.
10. Хаютин А. Д. О «терминах» и «терминоидах»: тезисы докладов по романо-германской филологии. - Самарканд : [б. и.], 1970. - Вып. 1. -С. 16-17.
11. Marszalek М., Sasse S. (Hg.) Geopoetiken. Geographische Entwürfe in den mittel- und osteuropäischen Literaturen. - Berlin: Kadmos, 2010. - S. 19-42.
12. White K. Le Plateau de l'albatros: Introduction a la geopoetique. - Paris: Grasset, 1994. - 363 p.
