CC BY
33
5. Kyzlasov A.S., Kaskarakova Z.E. O yazykovoj situacii v kyzyl'skom dialekte hakasskogo yazyka. Mir nauki, kul'tury, obrazovaniya. Gorno-Altajsk, 2013; 6.
6. Nazarov I.I. Kumandinskij 'etnos segodnya. 'Etnografiya Altaya isopredel'nyh territorij: materialy mezhdunarodnoj nauchnoj konferencii. Pod redakciej T.K. Scheglovoj, I.V. Oktyabr'skoj. Barnaul, 2008; Vyp. 7.
7. Kaksin A.D. Hakasy: kulturnye tradicii i ih transformaciya (konec ХХ- nachalo ХХ1). Abakan: Hakasskoe knizhnoe izdatel'stvo, 2013.
Статья поступила в редакцию 28.09.16
УДК 82-3
Bogumil T.A., Cand. of Sciences (Philology), senior lecturer, Altai State Pedagogical University (Barnaul, Russia),
E-mail: [email protected]
THE OPPOSITION "CRIMEA - SIBERIA" IN WORKS OF V.M. SHUKSHIN. The paper highlights research on different meanings of the opposition "Crimea - Siberia" in V.M. Shukshin's works. Writer's geopoetics inherit the mythological conception of space heterogeneity (native - foreign, good - bad). Associations that are stable in the public mind connect the Crimea with heaven and Siberia with hell. These points of view are based on natural and climatic features of the two regions (warm - cold). They turn inside out in the patriotic mental space of the author. Altai as a synecdoche of Siberia is gracious, healing locus, whereas signs of the Crimea become "exterior", dangerous, infernal space, profane paradise. The ambivalence of the characteristics of the two opposite poles leads to neutralize it. The name of the Crimea rhymes with the name of Siberia (Altai) of its historical destiny (Ermak's plot) and cultural halo (Odysseus's wanderings).
Key words: Crimea, Siberia, Altai, V.M. Shukshin, geopoetics, Stenka Razin, Ermak, Odysseus.
Т.А. Богумил, канд. филол. наук, доц. Алтайского государственного педагогического университета, г. Барнаул,
E-mail: [email protected]
ОППОЗИЦИЯ «КРЫМ - СИБИРЬ» В ТВОРЧЕСТВЕ В.М. ШУКШИНА
Исследование выполнено в рамках проекта №16-14-22001 РГНФ «Семиотика пространства в региональной литературе: особенности геопоэтики В.М. Шукшина»
В статье исследуются варианты семантического наполнения оппозиции «Крым - Сибирь» в творчестве В.М. Шукшина. Геопоэтика писателя наследует мифологические представления о неоднородности пространства. Устойчивые в массовом сознании ассоциации Крыма с раем, а Сибири с адом, основанные на природно-климатических особенностях регионов (тепло - холод), инверсируются в ментальном пространстве автора-патриота. Алтай как синекдоха Сибири оказывается благодатным, исцеляющим локусом, тогда как Крым приобретает признаки «чужого», опасного, инфернального пространства, профанного рая. Амбивалентность характеристик обоих полюсов оппозиции приводит к её нейтрализации. Крым рифмуется с Сибирью (Алтаем) своей исторической судьбой (Ермаков сюжет) и культурным ореолом (странствия Одиссея).
Ключевые слова: Крым, Сибирь, Алтай, В.М. Шукшин, геопоэтика, Стенька Разин, Ермак, Одиссей.
1. Крым - рай, Сибирь - ад. Противопоставление Крыма и Сибири, неочевидное для жителя европейской части страны, для сибиряка середины-конца ХХ века было вполне оправданным. Море, солнце, садовое изобилие рисовали типичную картину райской Тавриды. Имея в виду подобный семантический ореол Крыма, повествователь, очень близкий автору, размышляет о Сибири: «...наши предки шли вот по этим местам. <...> А ведь это не кубанские степи и не Крым, это Сибирь-матушка, она "шуток не понимает"» [1, т. 9, с. 33]. Традиционный образ Крыма как пространства жаркого, плодородного, благодатного противопоставлен здесь не менее устойчивой ассоциации Сибири с холодом, суровыми испытаниями, болезнью и смертью. О судьбе переселенцев в Сибирь сказано: «Там небось и пропали, сердешные.» [1, т. 4, с. 279]. Показательны размышления Петьки Краснова в ялтинском доме-музее А.П. Чехова: «Додуматься - в таком пальтишечке в Сибирь! Я ее спрашиваю: "А от чего у него чахотка была?" - "Да, мол, от трудной жизни, от невзгод", - начала вилять. От трудной жизни. Ну-ка, протрясись в таком кожанчике через всю Сибирь.». Земляки сочувственно вздыхают: «Может, не знал человек, какие тут холода» [1, т. 7, с. 23-24].
Оппозиция, основанная на природно-климатических условиях регионов (тепло - холод), варьирует универсальное противопоставление «благоприятный - неблагоприятный» [2, с. 96], иными словами, «жизнь - смерть», «рай - ад».
2. Крым - ад, Сибирь - рай. Казалось бы, в письмах Шукшина востребована позитивная характеристика курорта: «.наилучшие пожелания из солнечного Крыма». Но нет: «Тут плохо, жарко, голо, не интересно работать» [1, т. 8, с. 252]. Эмоция от-рефлектирована писателем: «Трудно понять, но как где скажут "Алтай", так вздрогнешь, сердце лизнет до боли мгновенное горячее чувство. <.> Дороже у меня ничего нет» [1, т. 8, с. 54]. Тем самым, в противовес распространенному представлению о Сибири выдвигается глубоко личное, интимное восприятие её части, Алтая, как максимально ценного, оберегающего и исцеляющего родного пространства.
Сюжет киноповести «Печки-лавочки» организован по традиционной модели пути, где начальная точка - Алтай, а конечная
- Крым. Сознание сибирских крестьян сохраняет архаическое деление пространства на «свое» и «чужое». Алтай, дом, есть сакральный центр, место блага. Цель поездки - курорт в Крыму, как и сам путь в «неведомое», отмечены приметами угрожающего, инфернального пространства. Особенно чревата поездка к морю для детей: «у них там сразу откроется дизентерия.» [1, т. 5, с. 252].
Курортное пространство опасно ещё потому, что населено криминальными личностями. Крымский текст включает в себя блатной фольклор, о чём напоминает пропетая вором строчка из песни «Севастополь»: «Там море Черное, песок и пляж, там жизнь привольная чарует нас!..» [1, т. 5, с. 263]. Один из шан-сонных вариантов вводит тему «красивой» жизни: «Двери ресторанов нам открыты, / Выходи, любимая моя. / Оставляю стопку недопитой, / Танго танцевать пойду и я». Семантические параметры курорта, заданные песней, затем дважды повторяются в киноповести, приобретая все более угрожающие размеры. Парафразом фольклорного текста звучат впечатления о Крыме курносого попутчика семьи Расторгуевых. Это профанный рай, где дары природы обильно украшены «голыми» женщинами и благами цивилизации: «Идешь по пляжу - тут женщина голая, там голая - валяются. Идешь, переступаешь через их. <.> Заходишь вечером в ресторан, берешь шашлык, а тут наяривают, тут наяривают!.. Он поет, а тут танцуют. <.> А один раз как дали "Очи черные", у меня на глазах слезы навернулись. <.> А полезли куда-то на гору, я чуть не на карачках дополз - ну, красота! На всех пароходах - музыка» [1, т. 5, с. 281 - 282]. Основные мотивы монолога попутчика совпадают с фрагментом произведения «Петька Краснов рассказывает» (1973). Отмеченные семантические параметры курорта (море, пляж, пароход, гора, голые женщины, рестораны, танцы) дополнены другими приметами профанного рая: «.нигде ни одного грубого слова! Чтобы матерное слово - боже упаси! Только шуточки, шуточки. Все смеются, шутят. Смеются, прямо сердце радуется. И пьяных нету. Так, идешь - видишь: врезамши, паразит! По глазам видно. Но - не шатается» [1, т. 7, с. 23]. Ср. с приведённой выше характеристикой Сибири: «шуток не понимает».
Мотив «переступания» через женщин вводит тему преступления против женщин, в частности, соблазна и измены. Николай Расторгуев взял с собой в поездку жену, своего рода «волшебного помощника», тем самым обезопасив свой брак. Решающее «сражение» Нюры с бесовскими силами происходит в виртуальном пространстве. Инфернальные черты Крыма, заданные песней «Симферополь» и рассказом курносого, повторились и усилились в тревожном сне Нюры. В огромном ресторане под "Очи черные" неистово пляшут «полуголые девицы» и «волосатые парни»: «То ли это какой-то вселенский шабаш, то ли завтра - конец света». Иван пирует, по бокам его «почти голые девицы, смеются, пьют шампанское». Нюра зовет мужа домой, он отказывается, бесовские кривляния усиливаются. Осмеиваемая Нюра было уходит, но вдруг останавливается: «И заткнулась музыка... И все замерли. Нюра пошла опять к столу... И с её шагами, сперва тихо, потом громче стала нарастать удалая, вольная музыка "Из-за острова на стрежень"». Иван превратился в грозного Степана Разина. Не менее грозная Нюра «подошла, выдернула мощной рукой его из-за стола и дала пинка под зад. И сама пошла следом за ним» [1, т. 5, с. 284 - 285].
Преодолев все препятствия пути, герои оказываются в чаемом Крыму, который, вопреки страхам и ожиданиям, наделен признаками подлинного рая: «Хорошо-то как здесь. Господи! Рай» [1, т. 5, с. 303]. Итогом путешествия героев становится превращение «чужого», опасного, страшного пространства в «свое», освоенное, благое. Тем самым киноповесть строится по инвариантной модели, характерной также для сказки и мифа, где путь ведет из надежного, безопасного центра (дома) в мир опасности и смерти, дабы обрести сакральное благо в битве со злом [3, с. 262]. Мифопоэтическое прочтение киноповести обнаруживает ее архетипическую подоплеку - ритуал, направленный, помимо прочего, на инверсию либо нейтрализацию бинарных оппозиций [2, с. 98].
3. Крым = Сибирь. В романе «Любавины» созерцание заката в горах Алтая подытоживается репликой героя: «Везде был: на Кавказе, в Крыму, в Финляндии - видел красоту. Но такой вот не видел нигде» [1, т. 2, с. 315]. Идеальные характеристики Сибири закреплены за ее частью - Алтаем. Оппозиция «Кавказ / Финляндия / Крым - Алтай» не столько восходит к базовой антитезе «неблагоприятный - благоприятный», сколько фиксируют разную степень проявленности «блага». Все обозначенные локусы отмечены красотой и на этом основании могут быть признаны не антитетичными, но сходными, почти тождественными.
Примечателен перечень регионов, вовлекаемых в сопоставительный ряд. Упомянутые территории, так же как и не названный здесь Урал, в русской культуре наделены повышенным значением, продуцируют круг «текстов» о себе. Семиотическая нагруженность указанных локусов связана с тем, что все они -территория завоеванной периферии и потому «играют ключе-
Библиографический список
вые роли в процессе национально-государственного самоопределения России: конкретизации её геополитических ролей, формировании культурной ориентации.» [4, с. 60 - 61].
Таким образом, семантическое тождество Крыма и Сибири (Алтая) как райского пространства подкрепляется историческим сюжетом завоевания территории. Ключевой фигурой, осуществившей присоединение Сибири к России, был казачий атаман Ермак. Своеобразным историческим двойником Ермака видится Степан Разин. И Ермак, и Разин в свое время участвовали в военных действиях с крымцами. Прецедент прощения разбойного казачьего атамана Ермака царем Иваном Грозным за присоединение Сибири к России становится потенциальной моделью поведения Стеньки Разина (см. [1, т. 4, с. 12, с. 279, с. 177]). В виртуальной истории Стенька Разин дублировал бы Ермаков сюжет, только в иных исторических декорациях, где объект завоевания - Крым или Персия, а милостивый царь - Алексей Михайлович. Двойничество Разина и Ермака, обозначенное их происхождением, статусом, сюжетом (реализованным и потенциальным) завоевания чужой территории и прощения царем, проявляется и в том, что потомственный сибиряк (= Ермак) Иван Расторгуев предстает во сне жены в облике Стеньки Разина, объединяет в себе двух исторических персонажей, воплощающих национальный характер.
Крым в культуре и политике XVIII веке репрезентировал и «христианскую Византию, и классическую Элладу» [5, с. 100]. Более того, Крым отождествлялся с античной Грецией [5; 6]. В этом контексте крымский и сибирский тексты связывает еще одна пара двойников. В.М. Шукшин пишет: «У меня отец - Макар, я где-то прочитал, что Макар - это путевой» [1, т. 9, с. 33]. Между тем, имя «Макар» переводится с греческого как «блаженный, счастливый». В.И. Даль указывает, что «плутов зовут Макарами». Фразеологизм «Куда Макар телят не гонял», синонимичен выражениям «за тридевять земель», «на кудыкину гору» и тому подобным перифразам отдаленного опасного неведомого места, то есть, пространства смерти [7, с. 241 - 253]. Совокупность смыслов, увязываемых с именем Макар, позволяет соотнести его с античным странником по мирам мертвых - хитроумным Одиссем [8, с. 232].
Путешествие персонажей В.М. Шукшина в Крым совершается ещё и в пространстве памяти: «Вспомнились те ночи - далекие, где тихо шумит огромное море и очень тепло» [1, т. 7, с. 25]. Желание Ивана Расторгуева свозить детей на курорт ориентировано на финал пути, возвращение домой: «Скажут, папка возил нас, когда мы маленькие были. Я вон отца-то почти не помню, а вот помню, как он меня маленького в Березовку возил» [1, т. 5, с. 249]. Память нейтрализует оппозиции «здесь - там», «сейчас - тогда», «Крым - Сибирь», «жизнь - смерть». Телемах обретает своего отца, вернувшегося из царства смерти. В.М. Шукшин преодолевает детскую травму, встречается в своём творчестве с репрессированным отцом.
1. Шукшин В.М. Собрание сочинений: в 9 т. Барнаул: Издательский дом «Барнаул», 2014.
2. Иванов Вяч. Вс. Чет и нечет: Асимметрия мозга и знаковых систем. Москва: Советское радио, 1978.
3. Топоров В.Н. Пространство и текст. Текст: семантика и структура. Ответственный редактор Т.И. Цивьян. Москва: Наука, 1983.
4. Анисимов К.В. Парадигматика и синтагматика «сибирского текста» русской литературы (Постановка проблемы). Сибирский текст в русской культуре. Томск: ТГУ, 2007; Вып. 2.
5. Зорин А. Кормя двуглавого орла... Литература и государственная идеология в России в последней третиXVIII - первой трети XIXвека. Москва: Новое литературное обозрение, 2001.
6. Гончарова О.М. Крым как Византия (вторая половина XVIII века). Крымский текст в русской культуре. Под редакцией Н. Букс, М.Н. Виролайнен. Санкт-Петербург: ИРЛИ, 2008: 7 - 22.
7. Пропп В.Я. Исторические корни волшебной сказки. Москва: Лабиринт, 2000.
8. Фрейденберг О.М. Поэтика сюжета и жанра. Москва: Лабиринт, 1997.
References
1. Shukshin V.M. Sobranie sochinenij: v 9 t. Barnaul: Izdatel'skij dom «Barnaul», 2014.
2. Ivanov Vyach. Vs. Chet i nechet: Asimmetriya mozga i znakovyh sistem. Moskva: Sovetskoe radio, 1978.
3. Toporov V.N. Prostranstvo i tekst. Tekst: semantika istruktura. Otvetstvennyj redaktor T.I. Civ'yan. Moskva: Nauka, 1983.
4. Anisimov K.V. Paradigmatika i sintagmatika «sibirskogo teksta» russkoj literatury (Postanovka problemy). Sibirskij tekst v russkoj kul'ture. Tomsk: TGU, 2007; Vyp. 2.
5. Zorin A. Kormya dvuglavogo orla... Literatura i gosudarstvennaya ideologiya vRossii vposlednej tretiXVIII- pervoj tretiXIX veka. Moskva: Novoe literaturnoe obozrenie, 2001.
6. Goncharova O.M. Krym kak Vizantiya (vtoraya polovina XVIII veka). Krymskij tekst vrusskoj kul'ture. Pod redakciej N. Buks, M.N. Virolajnen. Sankt-Peterburg: IRLI, 2008: 7 - 22.
7. Propp V.Ya. Istoricheskie korni volshebnoj skazki. Moskva: Labirint, 2000.
8. Frejdenberg O.M. Po'etika syuzheta izhanra. Moskva: Labirint, 1997.
Статья поступила в редакцию 05.09.16
