Поэма «Елена» как памятник религиозного эпоса англосаксов Текст научной статьи по специальности «Языкознание и литературоведение»

КЮНЕВУЛЬФ

Н. Ю. Гвоздецкая

(Иваново)

ДРЕВНЕАНГЛИЙСКАЯ ПОЭМА «ЕЛЕНА» КАК ПАМЯТНИК РЕЛИГИОЗНОГО ЭПОСА АНГЛОСАКСОВ

Религиозная поэзия англосаксов связывается с именами Кэдмона и Кюневульфа. Первое имя известно из рассказа Беды Достопочтенного1, второе вплетено рунами в текст четырех поэм, в том числе «Елены». Оба автора - фигуры, скорее всего, легендарные2. Их произведения повествуют о событиях Священного Писания и Предания, но не обнаруживают существенных стилистических расхождений с другими, анонимными памятниками древнеанглийской аллитерационной поэзии VII-XI вв., которые восходят к устной традиции и воспевают легендарное германское прошлое. Воспроизведение новых сюжетов в старой героико-эпической форме не нарушало художественной цельности англосаксонских религиозных поэм, но, напротив, помогало их авторам по-своему решить весьма трудную задачу - посредством привычного поэтического языка познакомить аудиторию, недавно обращенную в новую веру, с событиями

© Гвоздецкая Н. Ю., 2010.

1 Беда Достопочтенный. Церковная история народа англов / Пер. с латинского В. В. Эрлихмана. СПб., 2001. Кн. IV, глава 24. С. 140-142.

2 О Кюневульфе неизвестно ничего - кроме того, что пытаются вычитать исследователи из лирических концовок его поэм («Елена», «Юлиана», «Деяния апостолов», «Христос»). Обзор сведений о Кюневульфе см. в: Fletcher R. Who is Who in Roman Britain and Anglo-Saxon England. London, 1989. P. 113-114, 230; Гвоздецкая Н. Ю. Англосаксонская история в лицах и конфликтах. Иваново, 2001. С. 116-117.

всемирно-исторического масштаба и обосновать их значимость для личного спасения3.

Поэма «Елена» (название дано первыми издателями) сохранилась в рукописи конца X в., но датируется обычно началом IX в. В ней широко используется героико-эпическая фразеология и нарративные приемы, характерные для «Беовульфа». Ее сюжет -обретение в Иерусалиме Креста Господня матерью императора Константина, которую церковь наградила титулом «равноапостольная». Это событие представлено как в позднеримской церковной историографии, так и в раннесредневековых латинских житиях4. Древнеанглийский поэт разрабатывает его в деталях, сочетающих историческую конкретность с явной эпизацией. Повествование, охватывающее более 1300 поэтических строк, выдержано в традиционных германских образах и терминах. Текст поделен на 15 глав. Его художественное пространство вмещает одновременно три мира - мир римской истории, мир христианский и мир германского мифа. В главах первой и второй действие разворачивается на границах Римской империи и варварских земель («на Данувии», то есть Дунае), где Константин, воодушевленный видением Креста, вступает в битву с гуннами, готами и франками. Это явно эпизированный, собирательный образ5. Эпизация пространства проявляется в употреб-

3 О поэтическом творчестве Кюневульфа см.: Calder D. G. Cynewulf. Boston, 1981; Anderson E. Cynewulf: Structure, Style and Theme in his Poetry. Toronto, 1983.

4 См., напр.: Сократ Схоластик. Церковная история / Статья и комментарии И. В. Кривушина. М., 1996. Кн. I, гл. 17. С. 39-40. О предполагаемом житийном источнике древнеанглийской поэмы «Елена» и ее рукописи см.: Гвоздецкая Н. Ю. Позднеримская история глазами англосакса: эпизод обращения Константина Великого в поэме Кюневульфа «Елена» // Древнейшие государства Восточной Европы. 2003 год. Мнимые реальности в античных и средневековых текстах / Отв. ред. Т. Н. Джаксон. М., 2005. С. 37.

5 С франками реальный Константин сражался на Рейне, гунны появились в Европе позже, а видение Креста, согласно церковной историографии, имело место в Галлии или Италии, незадолго до сражения императора с Максенцием, которое состоялось в окрестностях Рима. Проблеме переплетения исторического и легендарного в поэме

лении термина «срединный град» (middangeard) - германского мифологического наименования «окультуренного центра» вселенной, которому противостоит «враждебная» (населенная чудовищами) периферия6. Этим термином обозначаются в поэме пределы земного мира как места Боговоплощения и вместе с тем пределы «кесарева правления» (caserdomes), иначе - римского государства (Romwara rice).

Таким образом, сражение с варварами трактуется в поэме как борьба порядка, воплощенного в фигурах императора и Христа, с силами хаоса. На поле сражения, в пограничной зоне между римской христианской державой и землями варваров-язычников, появляются мифические «звери битвы»: ворон, орел и волк. В рассказ вводится и третье измерение - небеса. Эпитет «поднебесный» (under roderum) неоднократно появляется в поэме, сопровождая описание триумфа Константина; «в небеса» (to heofenum) призывает его воззреть ангел, «в небесах» (on heo-fonum) является ему ночью сияющий Крест. Знамя, сделанное по образцу Распятия, помогает Константину одержать победу. Воздвигая высоко над войском военный стяг в форме Креста, император как бы воспроизводит бывшее ему видение. Варвары, потерпев поражение, оттесняются на полумифическую периферию. Придунайский ландшафт ассоциируется в поэме с болотом чудовища Гренделя, соперника идеального героя Беовульфа, или даже языческим миром мертвых, а эпическая формула «битва унесла павших», возможно, намекает на присутствие мифических «дев битвы» - валькирий.

В главе третьей повествуется о том, как Константин, уверовав и приняв крещение от папы Сильвестра (факт вымышленный, но иллюстрирующий значимость римской церкви для анг-лосаксов7), узнает евангельскую историю Сына Божия и посылает свою мать в Иерусалим на поиски Креста Господня. Путе-

посвящена работа: Гвоздецкая Н. Ю. Позднеримская история глазами англосакса...

6 О значении понятий «центра» и «периферии» для восприятия англосаксами пространства см.: Michelet F. L. Creation, Migration and Conquest. Imaginary Geography and Sense of Space in Old English Literature. Oxford, 2006. P. 74-114.

7 Gradon P. O. E. Introduction // Cynewulf’s Elene / Ed. P. O. E. Gradon. Revised edition. Exeter, 1996.

шествие Елены символично в двояком плане: оно соединяет римскую историю со священной историей Нового Завета и одновременно расширяет владения христианского императора до пределов Святой Земли. «Срединный мир» его царства обретает теперь новый центр - Голгофу, местонахождение св. Креста. Однако Святая Земля - это не только земное пристанище Господа, но и обиталище враждебных Ему иудеев. Рассказ опять перемещается на «опасную периферию», причем акцентируется подземное нахождение Креста, принадлежность его миру мертвых (halig under hrusan8), откуда он должен быть извлечен царицей Еленой.

География путешествия Елены туманна: указано лишь, что путь ее лежит через Вандальское (Средиземное) море, и что она отправляется в Иерусалим, оставив корабли на якоре в «греческой земле». По-видимому, имеется в виду восточное Средиземноморье, а «греческая земля» понимается как восточные окраины империи. В рассказе о путешествии разработаны (вполне на германский лад) лишь два мотива - мотив морского плавания (в выражениях, близких путешествию Беовульфа) и мотив военного вооружения (атрибута германской дружины). Елена вступает в Иерусалим в окружении «героев, испытанных в битвах», словно повторяя путь сына в придунайские земли. Ей, в отличие от сына, предстоит вступить в духовную брань, чтобы вызнать у иудеев настоящее место Распятия. Однако подготовка к словопрениям изображается как подготовка к военному походу - отсюда акцент на вооружении воинов. Более того, поэт даже создает впечатление (строки 268-271), будто прибытию Елены в землю иудейскую могло предшествовать сражение - подобно тому, как автор древнеанглийской библейской парафразы «Исход» изображает в терминах битвы погоню Фараона за израильтянами9.

8 О зловещих, «хтонических» коннотациях этой формулы в героическом эпосе англосаксов см.: Смирницкая О.А. Siб Beowulfes: границы «культурной лексики» в древнеанглийском эпосе // Смирницкая О. А. Избранные статьи по германской филологии. М., 2008. С. 68.

9 О «культурной адаптации» ветхозаветной истории в англосаксонском эпосе см.: Яценко М. В. Образ пророка Моисея в поэтическом сознании англосаксов (на материале древнеанглийской библейской

Особого внимания заслуживают эпитеты, которыми наделены в тексте поэмы Елена и Константин - это метафорические наименования воинов и вождей, традиционные для германского эпоса. Необычность подобных эпитетов в отношении Елены объясняется той маскулинной ролью, которую она на себя берет, на что намекает сам поэт (строки 240-242)10. Эпитеты Константина, подчеркивающие его лидерские и боевые качества, вместе с тем, перекликаются с эпитетами Христа, подготавливая новое, духовное восприятие власти земного царя. Константин -«златоподатель», «щит ратников» и «шлем воинств», в то время как Христос - «Жизнодатель», «Защитник душ» и «Страж Небесного Царства». Играя близкими по структуре перифразами, поэт сближает образ Константина с образом Христа.

Древнеанглийский религиозный эпос интересен не только отразившимся в нем мировосприятием, но и своеобразием его поэтической формы и поэтического языка. Первая трудность, с которой сталкивается переводчик, состоит в своеобразном «архаическом синкретизме» древнеанглийской поэтической речи, которая «испокон веков и развлекала, и рассказывала о прошлом, и поучала»11. Разрешить эту трудность в переводе можно, как кажется, за счет придания особого колорита наименованиям исторически значимых реалий и понятий. Константин предстает в поэме как покровитель Церкви, он узнает о Распятии из Священного Писания, потому уместными представляются церковнославянские фразеологизмы и богословские термины - «Закон Господень», «по благодати Божией», «Древо Крестное», «В Троице препрославленный», «единородного Сына Божия» и т.п. С другой стороны, перенесение сражения Константина с Тибра на Дунай, включение в число его противников разных (не всегда

парафразы «Исход») // Cursor Mundi. Человек Античности, Средневековья и Возрождения. Вып. 2. Иваново, 2009. С. 9-21.

10 О гендерном аспекте поэмы «Елена» см.: Клёмина Е. Н. Образ святой Елены глазами англосаксонского поэта: культурно-гендерный аспект // Cursor Mundi. Человек Античности, Средневековья и Возрождения. Вып. 2. Иваново, 2009. С. 22-29. Там же даются ссылки на зарубежные работы.

11 Смирницкая О. А. Поэтическое искусство англосаксов // Древнеанглийская поэзия / Изд. подг. О. А. Смирницкая,

В. Г. Тихомиров. М., 1982. С. 231.

исторически совместимых) племен явно направлены на эпическую идеализацию события, которое поэтому и в переводе должно разворачиваться «на Данувии», а не просто «на Дунае». Титул Константина са8ег (в оригинале - латинское заимствование, которое едва ли обладало для англосаксонской аудитории какой-либо терминологической точностью), передается как «кесарь» (не «царь» и не «цезарь»), с его народно-сказовыми и церковными ассоциациями. По той же причине, «римляне» и «язычники» становятся в переводе «ромеями» и «погаными». Вместе с тем, Константин именуется в «Елене» наименованием суш^, которое в одних случаях, ради сохранения германского колорита, передается через скандинавское заимствование «конунг» (давно закрепившееся в сознании русскоязычного читателя благодаря переводам древнеисландской литературы). В других же случаях - заменяется словом «князь», именем родным, привычным (хотя и не исконным, производным от «конунга»). Ведь «германизация» Константина для англосаксонского читателя эквивалентна его «русификации» для русского.

Вторая трудность перевода заключается в разнообразии лексики (особенно синонимов), включающей и обыденные слова, и поэтизмы, и бесконечно варьируемые метафорические эпитеты-кеннинги (сложные слова и словосочетания). Следуя устноэпической манере рассказа, поэт не сводил ее к ограниченной стилизации, но и не превращал в новаторский эксперимент. Поэтому и переводчику приходится избегать этих двух крайностей, не свойственных поэтическому творчеству англосаксов. Архаизмы и инновации еще не пришли в столкновение в том раннесредневековом типе литературного творчества, где, так или иначе, просвечивали черты «неосознанного авторства»12. Язык древнеанглийской поэзии отличался от языка обиходного, но вместе с тем сохранял изначальную связь со стихией разговорной речи. Для отображения этой его особенности равно годятся как слова возвышенные, устаревшие (в том числе церковнославянизмы, что особенно гармонирует с христианской тематикой

О проблеме «неосознанного авторства» (термин М. И. Стеблин-Каменского) применительно к древнеанглийской поэзии см.: Смирницкая О. А. Поэтическое искусство англосаксов... С. 194-211.

поэмы), так и слова народные, иногда даже просторечные. Разумное соединение этих начал русской речи в переводе позволяет отобразить многообразие функций древнеанглийского поэтического текста, который был в свое время и чем-то вроде поэтической хроники, и наставлением в вере, и просто занимательным рассказом. В русском художественном переводе данная особенность поэтического творчества англосаксов была впервые блестяще воспроизведена В. Г. Тихомировым13. Вокабуляр его переводов может, на наш взгляд, рассматриваться и как «канон» переводческой техники, и как своеобразная «копилка» переводческих ресурсов. Мы позволили себе воспользоваться такими его находками, как «тарчи» и «дроты» (синонимы «щитов» и «копий»), «златодаритель» - метафорическое наименование конунга. С другой стороны, ясно, что переводы В. Г. Тихомирова невозможно имитировать, но следует стремиться «сохранить в переводе главное - неоскудевающую способность поэтического языка к словотворчеству»14.

Наконец, третья трудность перевода связана с архаическим, непривычным для современного читателя, характером самого стихосложения. В древнегерманском стихе, разновидностью которого является древнеанглийский стих, считались только ударные, но не безударные слоги, а рифма (чаще всего внутренняя) встречалась редко. Главным средством поэтического сопряжения слов была аллитерация (созвучия начальных согласных), однако древнеанглийский поэт оперировал «не звуками..., а созвучными знаками»15. Знаковый характер аллитерации обнаруживается на всех трех уровнях поэтического языка: морфологии, лексики и синтаксиса. Германская аллитерация накрепко связана с корневым ударением (вне ударных корней она была просто не слышна) и одновременно отображает смысловое главенство имени в древнеанглийском поэтическом повествовании. Искусство стихосложения заключалось в умелом соедине-

13 Беовульф // Беовульф. Старшая Эдда. Песнь о Нибелунгах. М., 1975; Древнеанглийская поэзия. М., 1982.

14 Смирницкая О. А. Поэтическое искусство англосаксов.

С. 193.

15 Смирницкая О. А. Стих и язык древнегерманской поэзии. М., 1994. Т. 1. С. 71.

нии фраз, включавших созвучные имена, которые значительно преобладали в рассказе над глаголами. Основная единица аллитерационного стиха - краткая строка, которая строится путем воспроизведения «формульного» (устойчивого, но способного к варьированию) словосочетания. Две краткие строки составляют одну долгую, включающую два-три аллитерирующих слова, которые всегда совпадают с начальными ударениями во фразе (четвертое ударное слово никогда не несет аллитерации). Поэтическое высказывание представляет весьма рыхлое образование, которое строится на многократных повторах (эпической вариации) и допускает вставные предложения. Его конец нередко приходится на середину долгой строки: аллитерация «перебрасывает мосты между мыслями»16. Повествование разворачивается плавно, неспешно, и, вместе с тем, создается впечатление бесконечного и стремительного потока, бурлящего всплесками именных созвучий и временно преграждаемого порогами - остановкой дыхания в конце смыслового периода. Вот как начинается в оригинале вторая глава поэмы «Елена» (строки 1-6):

Heht ^a onlice «9elinga hleo, beorna beahgifa - swa he ^$t beacen geseah, heria hildfruma, ^$t him on heofonum $r

geiewed wear6 - ofstum myclum Constantinus Cristes rode, tireadig cyning, tacen gewyrcan17.

В центре этого смыслового периода находятся сопрягаемые аллитерацией имена Константина и Христа. Первое имя выступает в окружении сложных эпитетов, указывающих на идеальные качества земного вождя (храбрость и щедрость, честь

16 Смирницкая О. А. Поэтическое искусство англосаксов...

С. 190.

17 Текст цитируется без указания долгот гласных, по изданию,

положенному в основу нашего перевода: Cynewulf s Elene /

Ed. P. O. E. Gradon. Revised edition. Exeter, 1996. Жирным шрифтом выделены аллитерирующие слова, которые, вместе с тем, обозначают ключевые предметы поэтического рассказа. Пробелы между словосочетаниями передают границу между двумя краткими строками внутри одной долгой строки. Полагают, что в устной импровизации им соответствовали аккорды арфы, под которую могла исполняться древнеанглийская поэзия даже в пору появления письменности.

и славу). Второе имя ассоциируется с синонимичными наименованиями явленного Христом небесного знамения (знака Креста), по образцу которого Константин повелел изготовить боевое знамя.

Звуковые узоры аллитерации, требующие ударных корней, трудно воспроизвести средствами русского языка с его нефиксированным, свободным ударением. Поэтому переводчики стремились лишь, по возможности, отобразить те звукосмысловые притяжения между ключевыми словами и фразами (златодаритель - узрел знаменье, Константин - из Креста Христова, и т.д.), которые и составляют суть германского аллитерационного стиха. Вместе с тем, весьма существенным представляется нам сохранение в переводе границ долгих и кратких строк - не только формальное (как оно графически представлено в издании оригинала), но и содержательное. Понятно, что данное требование оставляет переводчику значительно меньше свободы, а временами приближает перевод к ритмизованному подстрочнику. И все же нам кажется, что «перетасовка» смысловых единиц высказывания способна нарушить не только ход поэтического рассказа, но и поэтический замысел. Формульные выражения (краткие строки), сопрягаемые в долгую строку посредством аллитерации - это сгустки поэтической мысли, в которых отобразилась картина мира целой эпохи: «неожиданные эффекты созвучий... чужды англосаксонскому поэту, и их не ждет его аудитория. Аллитерация - это исконный знак сродст-ва»18. Клишированные фразы древнеанглийской поэтической речи нельзя передать на чужом языке во всех тонкостях их звучания и значения - лексического и грамматического. Однако можно попытаться воссоздать их основной смысл в той последовательности, в какой они следуют в оригинале - сама последовательность небезразлична, ибо скреплена традицией. Такой перевод, отчасти теряя, быть может, в силе эстетического воздействия, сохраняет, однако, те драгоценные смысловые оттенки оригинала, которые важны для проникновения во внутренний мир англосаксонского автора и его аудитории.

18 Смирницкая О. А. Поэтическое искусство англосаксов.

С. 190.