CC BY
66
УЧЕБНИКИ НА ЗАПАДЕ И ВОСТОКЕ
под местными небесами: английский позднесредневековый букварь из собрания д.плимптона1
Чтение занимает первое место в обучении Гуго Сен-Викторский
В статье рассматривается рукопись MS Plimpton 258, в составе которой находится букварь XV столетия, выполненный для начального обучения детей среднеанглийскому языку. Его отличия от пособий для обучения латыни свидетельствуют о важных трансформациях в педагогике раннего Нового времени.
В истории педагогических практик и содержания образования эпоха западного Средневековья обычно предстает как мир латыни, монастырских, а потом городских школ, школяров, с трудом продиравшихся сквозь фолианты, написанные на «ученом языке» и прикованные к столам, чтобы не быть украденными вследствие своей большой редкости. Однако при более пристальном и детальном рассмотрении педагогического процесса в эпоху Средних веков становится ясно, что такая картина обнимает собой только часть, причем не самую большую, всей средневековой педагогики.
Начиная с самых первых «средневековых веков» (УП-УШ вв. н.э.) наставники, действительно, оказывались перед необходимостью обучать детей франков, германцев и других европейских народов языку, который большин-
1 Работа поддержана грантом РГНФ 13-06-00149а.
В.Г. Безрогов
М.В. Тендрякова
Ключевые слова:
Букварь, часослов, средневековые начальные учебные пособия, Англия, коллекция Плимптона.
ство из них не считало родным (идут споры относительно того, идентифицировали ли в Каролингскую эпоху франки свой язык с латынью). Путь к латыни, однако, лежал через начальную фазу обучения на местном языке, короткую, но неизбежную. Уже о Беде Достопочтенном (673-735) известно, что он обучал и на родном языке англосаксов.2 Да и его более ранние соплеменники решали ту же проблему, что нашло отражение в «Церковной истории народа англов».3 Грамотность, умение читать, петь, писать и считать, требовалась по преимуществу в церковной среде, применявшей латынь, и потому в раннее Средневековье вопрос об углубленном, институциали-зированном, подкрепленном системой пособий преподавании на местных языках особенно не стоял, хотя мы имеем ряд сохранившихся учебников на местных языках даже этого исторического периода.
Ситуация меняется с развитием городов, расширением обмена, развитием коммуникаций, усложнением социума и его управления. Позднее Средневековье наблюдает постепенное замыкание латыни интеллектуальной сферой и развитие письменной культуры на так называемых «народных (вульгарных)» или «национальных» языках в иных, более низких социальных статусах и сословиях, нежели клирики и монахи. Увеличивается объем продукции учебных пособий на этих языках, причем такие пособия занимают прочное место и в начальном образовании. Распространение по Европе скрипториев приводит к резкому росту в последние столетия Средних веков объема изготавливаемых рукописных книг. Школяры уже с XIII века получают возможность приобретать такие пособия в личную собственность. В XIV-XV вв. происходит некоторое ухудшение отношения к любой книге как большой ценности на фоне резкого увеличения объема производства копий рукописных книг. В средневековых источниках появляются ламентации по поводу небрежения школяров в пользовании учебными книгами: пачкание их объедками и прочие виды урона, наносимые средневековым учебникам, которые начинают, с одной стороны, широко тиражироваться и, с другой - фрагментироваться и диверсифицироваться в расчете на разные этапы обучения, разные сословия, профессиональные группы. Возникает специальный учебник для начального обучения на родном языке ученика.
И тем более важным спустя многие столетия становится собирание средневековых начальных учебных пособий, по разным причинам очень
2 Orme, N. Medieval Schools from Roman Britain to Renaissance England. New Haven, 2006. P.24-25ff.
3 Беда Достопочтенный. Церковная история народа англов. Пер.В.В.Эрлихмана. СПб., 2001.
плохо сохранявшихся и не привлекавших особенно пристального внимания историков книги, педагогики, языка и других специалистов. Временами лишь специфическая профессиональная деятельность подталкивала людей новой эпохи к тому, чтобы заинтересоваться подобного рода «малоценными рукописями», нередко попадавшими в макулатуру или на задние полки антикварных лавок.4 Судьба распорядилась так, что одним из таких собирателей стал американец Джордж Артур Плимптон (1855-1936). Окончив частную Экзетерскую академию Филиппса в 1873 г., Амхерстский колледж в 1876 г. и закончив свое обучение годовым курсом Гарвардской школы права, он стал работать менеджером по продажам в издательстве Ginn and Heath (Эдвин Джинн закончил Амхерст в 1874 г. и знал Джорджа еще со студенческих времен). Издательство специализировалось на производстве школьных учебников. Буквари и книги для чтения Ginn были известны во многих штатах. В 1882 г. Джордж стал партнером фирмы, а в 1914 - ее главой, переименовав издательство в Ginn & Co. Он оставался на посту до 1931 г., потом вплоть до своей кончины был членом совета директоров. Одновременно Плимптон занимался большой общественной деятельностью в сфере образования, с 1889 г. был членом, а с 1893 и по 1936 казначеем совета Барнардского колледжа, представлявшего собой часть Колумбийского университета. Вместе с Д.Э.Смитом он основал в 1928 г. Общество друзей библиотек Колумбийского университета и возглавлял его вплоть до своей смерти. Д.А.Плимптон был членом советов многих колледжей, школ и семинарий, причем не только в США. В 1904 г. в память о своей первой жене Плимптон дарит коллекцию старинных итальянских изданий в Wellesley College, выпускницей которого она была в 1884 г.5 Основную часть своей коллекции, о которой мы скажем чуть ниже, он завещал Butler Library Колумбийского университета. «Для меня было счастьем и честью собрать те рукописи и издания, которым так или иначе обязана наша цивилизация, ведь именно они являются книгами, по которым на протяжении многих веков молодежь приобретала образование», - писал Плимптон в первой из своих двух монографий на данную тему («Образование Шекспира», 1933).6
4 О процессе выклейки уникальных изданий из макулатуры постоянно упоминает, например, М.А.Корзо в монографии «Украинская и белорусская катехетическая традиция конца XVI - XVIII вв.» (М., 2007).
5 Catalogue of the Frances Taylor Pearsons Plimpton Collection of Italian Books and Manuscripts in the Library of Wellesley College. Compiled by Margaret Hastings Jackson. Cambridge: Harvard UP, 1929.
6 Plimpton, D.A. The Education of Shakespeare. N.Y., 1970.
Что пробудило в Плимптоне интерес к истории образования, в основном - к истории содержания образования, его доступности разным классам и полам, и в том числе - к истории учебных пособий? Непосредственная работа в сфере издания учебной литературы. Плимптон ощутил, что дополнительно к знанию тех учебников, которыми он торговал от имени фирмы, ему требуется общее знание вопроса, - в том числе и для того, чтобы вести свой бизнес культурно и в соответствии с потребностями людей, традициями и наработанным историей опытом. Именно его обращение к истории средств обучения стало началом коллекционирования артефактов из истории школы и образования в целом.
Джордж становится одним из первых коллекционеров древностей, связанных с историей обучения. Собрание началось с нескольких начальных книг для чтения, опубликованных провинциальными и малодоступными издательствами. В итоге коллекция Плимтона насчитывала свыше 3000 рукописных и печатных книг, в том числе 317 средневековых и ренессансных рукописей и даже такой раритет, как учебная клинописная табличка из Вавилона (ок.1800 г. до н.э.).7 В составе данной коллекции сохранилась и пергаменная рукопись, о которой пойдет речь.
Рис.1. Рукопись MS Plimpton 258, л.1.
7 Особенный интерес Д.А.Плимптон проявлял к собиранию трактатов по математическим наукам. В 1908 Д.Э.Смитом был издан каталог этой части коллекции ("Rara Arithmetica"), куда вошли издания до 1601 года, каталог переиздан в 1939 с дополнениями и уточнениями.
Под номером 258 в составе манускриптов Плимптона хранится шест-надцатистраничная книжица размером 13,335 см х 8,89 см, изготовленная, вероятно, из одного пергаменного листа, соответственно, 35,56 х 26,67 см. и представляющая собой по типу книги азбуку-восьмилистку, знакомую отечественному читателю по печатным образцам.8 Регулярный текст (по 18 строк на странице) занимает 7 листов неозаглавленной рукописи, восьмой содержит в основном лишь черновые наброски, повторяющие некоторые фрагменты книги и смахивающие на ученические упражнения в специальном, отведенном для этого свободном месте начального учебного пособия. Данный манускрипт транскрибирован и опубликован П.Акером. Мы в дальнейшем будем в своей статье опираться на его публикацию.9
Памятник относится к категории букварных катехизисов как пособий, синтезирующих обучение алфавиту и первым вероучительным текстам. «Физический» (материальный, графический) и «духовный» (молитвенный, вероучительный) алфавиты сопрягались в одном учебнике, идущем тогда по «ведомству» начального религиозного образования, дающего знание грамоты ради чтения сакральных текстов и последующего более или менее сознательного участия в церковных службах и вообще в религиозной жизни общества ради моральной и доктринальной опоры в течение земного существования. «Можно рассматривать букварные катехизисы как своего рода минимум богословских знаний (основ вероучения и норм христианского поведения), который не только излагался в школе, но и реально усваивался детьми в процессе обучения. И в средневековой рукописной традиции элементарная книга для освоения навыков чтения (и лишь значительно позднее - также и навыков письма) была неотделима от текстов религизного содержания... Не случайно, например, в Англии XVII в. для обозначения букваря использовали то же понятие, что и для обозначения одной из разновидностей молитвенника (primareus или primer)».10 Вероятно, мы имеем дело в нашем случае с примером такого молитвенника, отдаленным приблизительно на полтора-два столетия от указанного в цитате времени и еще не имевшим устойчивого наименования. Датировка памятника, приобретенного Д.Плимптоном в Лондоне при распродаже на Сотби в конце 1908 г. библио-
8 См.: Мошкова, Л.В. Азбука-восьмилистка XVII века: история и проблемы изучения // Вестник славянских культур, 1(23), 2012. С.62-68.
9 Acker, P. A Schoolchild's Primer (Plimpton MS 258) // Medieval literature for children. Ed.by D/T.Kline. N.Y.-L., 2003. P.143-154.
10 Корзо, М.А. Украинская и белорусская катехетическая традиция конца XVI -XVIII вв.: становление, эволюция и проблема заимствований. М., 2007. С.477-478.
теки лорда УАмхерста, колеблется в пределах 1400-1499 гг.11 Текст написан на среднеанглийском языке, что демонстрирует углублявшийся переход в начальном образовании к доминанте обучения на местных языках, не на латыни.12 Начальное религиозное обучение строится в XV столетии на языке,
11 См.: https://exhibitions.cul.columbia.edu/exhibits/show/plimpton/primers/item/100; Martin, C.A. Middle English Manuals of Religious Instruction // So Meny People, Longages and Tonges: Philological Essays in Scots and Mediaeval English Presented to Angus Mcintosh. Ed.M.Benskin & M.L.Samuels. Edinburgh, 1981. P.283-298. В пятнадцатом столетии в принципе возрастает интерес у англичан к религиозному наставлению на народном языке. Переводятся популярные трактаты, в том числе, например, сочинение 1279 года: Two Middle English Translations of Friar Laurent's "Somme Le Roi": Critical Edition in 2 vols. Turnhout, 2010-2011. См.также: J. H. L. Kengen, ed., Memoriale credencium: A Late Middle English Manual of Theology for Lay People Edited from Bodley MS Tanner 201. Nijmegen., 1979. Рост интереса к религиозному чтению наблюдается в Англии с XIV в., и в XV столетии он уже отчетливо доходит до уровня начального обучения. О религиозных рукописях на английском языке XIV в. см.: Bo Hyun Kim. The Auchinleck manuscript and fourteenth-century lay piety // Berkeley Undergraduate Journal, 23(2), 2010. P.1-58. В.Гиллеспи отмечает наличие устойчивого рынка для религиозной литературы на местном языке, школьного и шире (Gillespie, V. Vernacular Books of Religion // Book Production and Publishing in Britain 1375-1475. Ed.G.Griffiths & D.Pearsal. Cambridge, 1989. P.318).
12 Общие рамки этого процесса, вероятно, можно примерно установить как середина XIV - начало XVI веков. Одним из самых ранних примеров пособия, содержавшего алфавит и начальные тексты для чтения, подобранные из молитв на английском языке, является Hunter Primer, составленный между 1349-1399, скорее всего, в 1382 г. (MS Hunter 472 (V.6.22), Библиотека ун-та г.Глазго). Этот же манускрипт содержит владельческую запись начала XVI столетия, в которой говорится «Thys boke ys gud and profytte | byl for a man [th]at can not | vnderstond latyn», то есть, что данное руководство по чтению годится для человека, не разбирающего латынь. Актуальность использования памятника и противопоставления двух языковых культур свидетельствует о том, что процесс перехода еще не вполне закончен. Конечно, не всегда латынь и «народный язык» ссорились и противопоставлялись друг другу, иногда они вполне могли сочетаться как дополняющие друг друга и потому так или иначе взаимодействовать (как в случае, к примеру, «позолачивания» английского в XIV-нач.XVI вв. введением в него слов высокого стиля, специально придуманных на основе латинских, долженствовавших облагородить «наш грубый, варварский английский» Stephen Hawes (ок.1474-ок.1523), цит.по: Mendenhall, J.C. Aureate Terms. A study in the literary diction of the 15th century. Lancaster, 1919. P.14). Процесс перехода виден и в таких пособиях данного времени, где последовательно помещены основные тексты сначала на латыни, а потом и на местном языке. Известен букварь императора Священной Римской империи Максимилиана I, поднесенный ему в 1466 году на семилетие, в котором после латинского алфавита шел текст «Отче наш» сначала на латыни, потом на немецком. Das ABCLehrbuch für Kaiser Maximilian I. / Vollständige Faksimile-Ausgabe des Codex 2368 der Österreichischen Nationalbibliothek Wien (Faksimile- u. Kommentarband, in 2 Bänden). Hrsg. von Karl-Georg Pfändtner und Alois Haidinger. Graz, 2004. Эту рукопись иногда называют «первым учебником (Lehbruch) последнего рыцаря» (http://www.adeva. com/faks_detail.asp?id=9).
передающем посредством письма ту же речь, которой люди пользовались в устном повседневном общении.13 Среди видов пособий по религиозному наставлению манускрипт Плимптон 258 демонстрирует тип отдельного, самостоятельного пособия по обучению чтению и вере. В других вариантах начальный этап включался в состав более обширных пособий (вместе с литургическими, гомилетическими, медитативными текстами, а также поучениями о благочестивом и нравственном поведении и т.д., часть из которых - вспомогательная - могла читаться ребенку взрослыми и помещалась в рукописях до азбуки, а другая часть - основная - осваивалась ребенком под надзором взрослых и самостоятельно, из года в год14). Цель отдельных на-
13 Часослов 1467 г. из северной Голландии, содержащий на последних 10 страницах подборку молитв и основных доктринальных текстов на голландском языке, объясняет наличие этого раздела тем, что прочитавший «Отче наш» и другие канонические тексты по латыни, но мало что понявший, нуждается в их постижении. Тогда он будет не ребенком, взявшим в руки отточенный меч, но взрослым воином, не слепцом, но зрячим. И легитимируется все это тем фактом, что Иисус не только разговоривал на еврейском, то есть местном, языке, а не на латыни, но и сам составил на «общем, то есть, на еврейском языке, на котором говорили все люди» главную молитву (считалось, что «Отче наш» записана Иисусом и использована им в обучении апостолов, а все остальные молитвы составлены людьми), хотя, конечно, важность и авторитет латинского неоспоримы. Rudy, K.M. An Illustrated Mid-Fifteenth-Century Primer for a Flemish Girl: British Library, Harley Ms. 3828 // Journal of the Warburg and Courtauld Institutes, 69, 2006. P.64-67. В часословах XIV (редко) и XV-начала XVI (чаще) вв. возникают помимо предварявших тексты азбучных рядов замыкавшие все тексты специальные разделы, состоявшие из выжимки, избранного из избранного, переведенного на местный язык читателя. Иногда первый текст из такой подборки открывался специальным заголовоком (например, «Отче наш по-фламандски»). Это «по-фламандски» становилось своего рода квазизаголовком, поскольку за первым текстом следовали и другие на «народном» языке, но уже без специальных заглавий. В рукописи начала XVI столетия такой раздел уже перемещен в начало кодекса, то есть его полагали читать уже не после вызубривания латинских молитв и доктринальных перечней, но, по-видимому, перед ними (Sutton Coldfield, Oscott College MS 586).
14 О возможности такого положения косвенно свидетельствуют тексты, помещаемые в начале учебных рукописей, до алфавита и, скорее, общеповествовательные, нежели сугубо доктринальные и не столь обязательные (например, фрагменты евангелий, читавшиеся и в церкви), а затем наблюдаемый переход к резко отличной от них и относительно более строго канонизированной послеазбучной части, начинающейся с первейших для каждого христианина молитв, самых начальных для любого человека текстов, которые ребенок уже явно знал на слух, которые теперь начинал осваивать и путем обучения чтению и которые «невероятным образом» идут в рукописях не до, а после других. По-видимому, можно ставить вопрос о едином процессе обучения книге, начинавшемся с чтения ее взрослыми ребенку и продолжавшемся посредством переключения ребенка из роли слушателя в роль чтеца. За базовым набором вероучительных текстов присоединяли покаянные псалмы (ребенок становился подростком) и более сложные тексты, рассчи-
чальных пособий состояла в том, «чтобы все под Богом блюли свою душу». Наставнику следовало использовать данные пособия в воскресной службе, наставляя паству вообще и в отдельные часы - специально именно детей, -«в законе и учении, чтобы знали Бога всемогущего и Его деяния».15
Манускрипт начинается с заключенного в квадрат креста, открывающего алфавитный ряд. Знак креста в начале азбуки - традиция, переходящая в XIV-XV столетиях из латыни в среднеанглийский в процессе одновременного с этим перехода элементарного молитвослова с азбучным рядом из статуса учебного подспорья для чтения латинской псалтири (XII в.16) или от роли введения в часослов (в XIV в., когда часословы заменили псалтири в качестве первой книги для благочестивого чтения мирянина и для его обучения «грамоте века»17) к относительно самостоятельному начальному пособию по обучению не только молитве, но чтению и молитве. Такой учеб-
танные на повышение качества чтения. Рукописный сборник для того или иного чада мог формироваться в несколько этапов, вбирая в себя по мере взросления его хозяина все новые и новые приплетаемые к основному кодексу и даже вплетаемые внутрь него тетради. В каждом конкретном случае история такого сборника представляет отдельный предмет для case study именно по этой рукописи. Вышеизложенное является пока только гипотезой, возникшей на основе знакомства с ограниченным числом позднесредневековых рукописей XIV-XV вв. и требует более определенных доказательств, прослеживания характера и изменений текста на репрезентативном массиве источников.
15 Lambeth MS 4G8, fol.289. Версия The Lay Folks' Catechism. О памятнике см.: Simmons, Thomas Frederick, ed.; Nolloth, Henry Edward, ed. The Lay Folks' Catechism, or the English and Latin Versions of Archbishop's Thoresby's Instruction for the People. Early English Text Society Original Series 118. Oxf., 1996, 2GG5.
16 London, British Library, Lansdowne MS 383, fol. 144v (http://www.bl.uk/manuscripts/). Страница манускрипта с Pater Noster была дополнена алфавитом, возглавляемым крестом и замкнутым «amen». Таким образом, данная часть рукописи, изготовленной либо для вдовы английской короля Генриха I, либо для монахинь бенедиктинского монастыря св.Эдварда в Шефтсбери, Дорсет, была преобразована еще и в начальное пособие, основным содержанием которого стали основные молитвы, записанные на соседних листах. Первые азбуки, сопровождаемые молитвенными текстами, нередко (и не случайно) появляются не на первых листах манускриптов, а приписываются попутно либо добавляются в конце. Таким образом, даже судя по месту этих инструментов начального обучения, мы видим их еще вполне служебное положение. Такие примеры есть и от XIV-XV вв., но они уже «запараллелены» с примерами другого рода - с появлением азбук близко к началу или в самом начале рукописей, открыванием ими текстов манускрипта. Возможность войти в письменную культуру с «парадного входа» уже обозначила важные перемены в статусе учебников, еще до их «делатинизации».
17 Reinburg, V. French book of Hours: making the archive of prayer, c.14GG-16GG. Cambrdige, 2G12; Duffy, E. Marking the hours : English people and their prayers, 124G-157G. New Haven-L., 2GG6.
ник, живя сам по себе (в качестве небольшой книжечки, от 4 до нескольких десятков листов), мог быть как введением к чтению иных текстов, так и базовым пособием для освоения повседневной грамоты в условиях расширяющегося применения деловой письменной культуры.18 Удивительно, но мы можем найти примеры подобного применения креста в начале азбуки даже в XIX веке. Французская традиция сохранила название этого первого в ряду алфавита знака: «крест Христов». Английская и в XIX столетии продолжала иногда именовать последовательную запись букв азбуки «строка (ряд, шеренга, линия) Христова Креста» или просто «кресторядица».19
Знак креста в начале азбуки придавал смысл всем буквам как источникам мудрости и одновременно обозначал право на их изучение и обязанность для христианина узнать эти христовы буквы, чтобы оказаться в состоянии прочесть и выучить основные священные тексты, прежде всего молитвы и первые вероучительные фрагменты: «Credo» и т.д. Крест обозначал «место памяти» для букв, придавая им право на существование (авторизацию), создавая и раскрывая ассоциативную связь букв с божественным авторитетом, обусловливая необходимость их изучения. Он сообщал информацию и порождал этим парадигму ритуального религиозно-педагогического по-
18 Трудно сказать, насколько на процесс трансформации молитвенников повлияло раннесредневековое отношение к магии букв и наделение различных начертанных знаков символическим значением. В частности, знак креста в ранних англосаксонских надписях, вероятно, играл знак оберега и, одновременно, свидетельства особого (высокого?) статуса отмеченного им слова. Можно привести в пример нанесенную острым ножом на пергаменное Евангелие начала VIII в. надпись англосаксонскими рунами, состоящую из женского нехристианского имени, обрамленного крестами (Хлевов, А.А., Безрогов, В.Г. Англосаксонская руническая надпись из собрания Российской национальной библиотеки: опыт предварительного анализа // Скандинавские чтения 1998 года. СПб.: Наука, 1999. С. 363-370). С другой стороны, уже в XV столетии далеко не все пособия и молитвенники с азбучными рядами имели возглавляющий, открывающий и осеняющий такие ряды крест. Вариативность встречалась даже в пределах локальных регионов. Например, в южной Голландии ок.1445 г. был изготовлен молитвенник с начальным крестом, азбукой и вступительными религиозными текстами для элементарного чтения (Harley 3828, Британский музей), а ок.1480 г. в той же южной Голландии создают азбуку с молитвами, но без креста перед азбучным рядом (ms 10 В 34, музей Меерманно-Вестреенианум, Гаага). Rudy, K.M. An Illustrated Mid-Fifteenth-Century Primer for a Flemish Girl: British Library, Harley Ms. 3828 // Journal of the Warburg and Courtauld Institutes, 69, 2006. P. 51-94; Boeren, P. Catalogus van de handschriftenvan het Rijksmuseum Meermanno-Westreenianum. Den Haag, 1979. P. 122.
19 Le Men, S. Les abécédaires français illustrés du XIXe siècle. P., 1984. P. 117; Crain, Patricia. The Story of A. The Alphabetisation of America from The New England Primer to The Scarlett Letter. Stanford, 2000. P.20; Ferry, A. The Art of Naming. Chicago, 1988. P.19.
ведения.20 Произносимая записанная первой после алфавита фраза «Во имя отца, и Сына, и Святого Духа» буквально «повисала» в воздухе, материализуясь через жесты ученика, осенявшего себя крестным знамением и читавшего первую фразу в процессе поднесения руки ко лбу («Во имя Отца»), к животу («и Сына») и поочередно к плечам («и Святого Духа»). Жест завершался общим выдохом «Амен». Возникающее движение включало запоминание в качестве функции мышления. Именно так (как атрибут и выражение работы мысли) понимали в то время память. Средневековые учителя объединяли образ (вид буквы), язык (название буквы), звук (произнесение - побуквенное, последовательное, слитное), действие (ритуал, связанный с крестом и с молитвой, обозначаемый словом-знаком «Amen», а также возможное движение пальца ученика от буквы к букве). Четыре кодирующие системы встречались, вырастали, поддерживали и дополняли друг друга.21 Поэтому алфавит, письменный и устный язык, действие, присутствие и/ или призывание Бога, Христа, Святого Духа в помощь учебной деятельности школяра представляли собой некую целостность, знаменующую вступление адепта-ученика в мир изучения записанной божественной мудрости и праведной морали.22 Жесты трактовались как благословение, соединялись с именем Бога и с алфавитом как знаками присутствия и путями познания высшей мудрости. Крест институализировал обучение «чад христовых» в мире как школе, изгонял из познания и обучения все ненадлежащее. Крест объединял частное, отдельное и составлял основу всей вселенной (в именах Deus, Adam видели знак креста, а также в четырех элементах, из которых составлена вселенная, в четырех странах света, четырех возрастах человеческой жизни, и т.д.).23 Алфавит объединял каждую букву, приводил ее в
20 Ср. фразу «Кръсте, помагаи», рекомендуемую славянским автором XV в. Константином произносить при начале и окончании перечисления букв алфавитного ряда (Мошкова, Л.В. «Се съмотри хотеи писати или учити» (взгляды Константина Костенечского на начальное обучение) // Европейская педагогика от Античности до Нового времени: исследования и материалы. Сб.н.тр.в 3 ч. Ч.2. М.: РАО, 1994. С.186).
21 Ср.теорию двойного кодирования Аллана Пайвио (Paivio, A. Mental Representations. Dual Coding Approach. N.Y., 1990; Ibid. Mind and its evolution. A dual coding theoretical approach. Mahwah, 2007).
22 О любви средневекового ума к мышлению целостностями и о возможности рассмотрения данной его особенности на материале азбучных рядов см.: Савельева, М. Ю. Позднеготические фигурные алфавиты (иконография, семантика, дидактика) : Дис. ... канд. искусствоведения. М., 2007.
23 Cм.: Burrow, J. A. The Ages of Man: A Study in Medieval Writing and Thought. Oxford, 1988.
единство слов, во все слова Библии и книжного знания вообще. В алфавите, как и в кресте, мыслилось наличие всей мудрости мира. Образ креста, а в нашем случае он еще и помещен в квадрат, - демонстрирует и целостность алфавита, и цель всего познания как пути к Богу, осененного знаком Креста. Одновременно здесь указаны и пределы познания, ибо Крест до конца не постижим, но обучение ему может простираться и далее букв - с помощью даруемой благодатью мудрости и педагогической экзегезы изучаемых текстов и предметов. Крест можно познать и до обучения, и в конце обучения, но можно не познать ни при каких усилиях. В мире начального религиозного обучения буквам как частям молитвы визуальное и звуковое через действие обретало единый смысл. «Игра» с буквами была сложнее устной молитвы или лицезрения иконы. Требовалось постичь элементы, из которых возникает единое и неделимое. Повторением и запоминанием азбучного ряда как молитвы ученик обретал доступ к миру букв, к литера-туре, к Библии. Произнесение алфавита было родом молитвы. В рассматриваемом памятнике равно, как во многих других, с ним схожих, азбучный ряд завершается, как и обычная молитва, словом «Амен». В XVI веке «придумают» еще и петь азбуку, превратив алфавит в молитву, так же, как пели связные тексты в церкви.24 В этом видно не только развитие дидактической мнемотехники, но и найденное решение выразить роль и функцию помещаемого
24 Morley, T. Plaine and Easie Introduction to Practicall Musicke, Set Down in Forme of a Dialogue. L., 1597 (repr.: L., 1937). P.36-53. В данном сочинении даны непосредственные указания, как и с помощью каких небольших дополнительных слов можно и нужно пропеть азбуку как ритмизированный молитвенный текст. Некоторые исследователи полагают, что уже расположение креста в начале и «Amen» в конце азбучного ряда свидетельствует о проводимой, по крайней мере, символической (если не в реальном действии) аналогии между молитвой и чтением азбуки. Тогда возникновение такого отношения к азбучному ряду нужно относить к самому процессу складывания такого ряда, обрамленного крестом и словом «аминь». Пение алфавитного ряда не аналогично азбучной молитве, хотя также имело сакральное значение. В отличие от азбучной молитвы, в педагогическом смысле опиравшейся на устное запоминание букв в контексте доктринальных наставлений, пение азбучного ряда сопровождалось запоминанием графики букв, было предисловием к обучению читать. Впоследствие, по-видимому, в первой половине XIX в. как от пения букв азбуки как молитвы, так и от азбучных молитв и назидательных стихов перешли к выучиванию и распеванию стихов светского содержания, обычно двустрочных, о каждой букве. Например, с 1836 г. известна голландская песенка «А - это обезьяна (aapje), она может есть ногами; Б - это булочник, выпекает он нам хлеб» (Rudolf Geel . A is het aapje dat tante ons schonk : van kinderalfabet tot het ABC van de onschuld // J. ter Linden, A . de Vries and D. Welsin. A is een aapje : opstellen over ABC-boeken van de vijftiende eeuw tot heden. Querido, 1995; Lust en leering: geschiedenis van het Nederlandse kinderboek in de negentiende eeuw / door P.J. Buijnsters en L. Buijnsters-Smets. Zwolle, 2001).
в начале «букварного молитвенника» азбучного ряда.
Крест, поставленный перед алфавитом, и слова «est amen» после завершающего его особого вида троеточия (т.н. «титула», обозначавшего конец текстуального фрагмента и одновременно символизировавшего надпись на кресте Христовом25) образовывали видимую и проницаемую границу текста и иконографии, предназначенную для учеников, постигавших буквы как путь к Библии. Обучение букве приобретало сакральную наглядность. Причем что важно - букве уже не трех священных языков, особенно почитавшихся в Средние века в качестве языков Библии (иврит, греческий, латынь), но букве языка, явно более низкого, но признанного теперь достойным для того, чтобы вести на нем обучение предметам веры, то есть главным и конечным истинам и мироздания, и человеческого существования в нем и за его пределами.26 Имевшиеся уже к этому времени в значительном количестве богослужебные тексты на среднеанглийском получили в XV столетии органичное дополнение в виде азбуки для осуществления начального обучения минимальному знанию текстуального канона.27
25 См.: Rist M.D. The "ABC of Aristotle" // Medieval literature for children. Ed.by D/T. Kline. N.Y.-L., 2GG3. P.65, 71-72 (особ.прим.13).
26 Интересно, что процесс включения в алфавит букв среднеанглийского языка, отсутствовавших в латыни, не распространился на замену помещаемых в конце списка букв значков аббревитур et и con как наиболее часто встречавшихся в латинских текстах и потому помещавшихся в конце алфавита в качестве дополнения. Английские буквари «унаследовали» латинские сокращения, хотя в рукописях не на латыни применялись уже другие. Аналогичная история наблюдается во фламандских и голландских учебниках того же времени, в которых продолжали воспроизводить в конце алфавита латинские сокращения, несмотря на то, что в манускриптах на данных языках система сокращений сложилась другая. Правда, и «лишних» букв, как в Англии, не добавляли. Можно предполагать как педагогическую рутину, так и высокую степень сакрализации латинского алфавита еще в ран-несредневековых рукописях, давшую подобный рецидив. Rudy, K.M. An Illustrated Mid-Fifteenth-Century Primer for a Flemish Girl: British Library, Harley Ms. 3828 // Journal of the Warburg and Courtauld Institutes. 69, 2GG6. P.59-6G; Clanchy, M.T. From Memory to Written Record: England, 1G66-13G7. 3d ed. Oxford and Cambridge, 2G12.
27 Подобного типа азбучные ряды начинают встречаться во многих манускриптах, имевших отношение к обучению и наставлению (см. о параллельном примере у Н.Орма: Orme N. English Schools in the Middle Ages. L., 1973. P. 6G-62). Такие же «обрамленные алфавиты» встречаются в это время не только в книгах, но и на небольших по размеру табличках, выступая «доисторической фазой» в истории знаменитых «роговых книг», появившихся во второй половине XV столетия, - дощечек с вырезанным на них алфавитом и часто первым текстом - молитвой (обычно «Отче наш») либо листов такого же содержания, прикрепленных на раму/дощечку и прикрытых другим, прозрачным листом из роговых пластин либо слюды для сохранности. См.: Plimpton, G.A. The Hornbook and Its Use in America // Proceedings of
Вслед за алфавитом сразу следуют доктринальные тексты, чья последовательность в общих чертах определялась Латеранским собором 1215 года и последующими церковными документами, развивавшими его идеи.28 В рассматриваемом манускрипте тексты начинаются с Благословения (In Nomine Patris: Во имя Отца, Сына и Святого Духа, аминь). Затем следует «Отче наш», потом «Аве Мария» (в ранней форме - оканчивающаяся «и благословен плод чрева твоего Иисус, аминь»). Далее помещен ветхозаветный Декалог (десять заповедей). После Декалога размещены сгруппированные основные доктринальные моменты: семь смертных грехов (гордость, гнев, злоба, алчность, чревоугодие, ненависть, разврат), семь главных добродетелей (покорность, миролюбие, милосердие, вспомоществование другим, воздержность, добрые дела, искренняя чистота), по семь телесных (утоление голода и жажды, прибежище, одежда, помощь в тюрьме и болезни; седьмой дар - погребение - в тексте четко не прописан) и духовных (поучение, совет, взыскание с грешников, утешение в скорби, прощение, терпение, молитва) даров милосердия, пять телесных (слух, речь, запах, вкус, осязание) и душевных (воля, ум, понимание, воображение, разум) чувств, четыре основные добродетели (умеренность, благоразумие, праведность, стойкость), семь даров Святого Духа (дух мудрости и понимания, совета и стойкости, разумения и сострадания, страха Божия), 16 условий милосердной любви (1 Кор 13:1-8), заповеди блаженства с предостережением (1 Мф 5:1-12 плюс увещевание быть достойными Божественной любви, страшиться ада, возлюбить рай, соблюдать заповеди), пять вещей, изумлявших Августина (относительно жизни людей, не ценящих душу, стремящихся к удовольствиям и богатству, удивляющихся Божьему наказанию и номинации подобного поведения в качестве греховного), 7 препятствий, не позволяющих человеку достичь небес (совершение греха, извинение греха, неуказание другим на грех, сокрытие греха, критика добрых целей, умножение греха, укорененность в мирских вещах), четыре вещи, которые, согласно Св.Августину, должен знать человек, чтобы быть спасенным (сохранять чистоту и благочестие, иметь истинную любовь к Богу, отвергать грех, постоянно помнить о страданиях, которые Иисус претерпел за людей). Заканчивается перечень
the American Antiquarian Society. Vol. 26, 1916. P. 264-72; Moran, J.A.H. The Growth of English Schooling 1340-1548. Princeton, 1985. P.40; Tuer, A.W. History of the Horn-Book. N.Y., 1968 (repr.1897). Об объеме текстов на среднеанглийском см.: Hartung A., et al., eds. A Manual of Writings in Middle English, 1050-1500. 11 vols. Hamden, 1967-2005.
28 См.: Barratt, A. Works of Religious Instruction // Middle English Prose: A Critical Quide to Major Authors and Genres. Ed.by A.S.G.Edwards. New Brunswick, 1984. P.413-432.
и собственно весь учебник «четырьмя вещами, необходимыми каждому» - слушать слово и законоучение Божье; понимать его (молясь или читая), пройдя обучение ему; истинно почитать его; продолжать его добрыми деяниями вплоть до собственной смерти, не впадая в грех и не уничтожая тем прошлых заслуг. Завершается данная главка и все изложение в целом призывом молиться Богу, благодарить за милосердие, прославлять Его слово, понимать и чтить его и продолжать таким образом добродетельную жизнь в течение всего срока земного существования, чтобы можно было бы перейти в вечную жизнь и радость. Весь учебник заканчивается словом «Аминь». Каждое перечисление сначала дается списком, а потом каждый пункт перечня раскрывается в одной-двух емких фразах. Ученик запоминает перечень, затем через объяснение смысла каждого пункта в отдельности понимает его значение в деталях и в целом.
Данное начальное пособие конспективно представило нам всю основную структуру обучения доктрине в рассматриваемые времена. Более пространные пособия одного с ним исторического периода не добавляли других разделов или пунктов в перечень, но давали каждому из них более детальное и развернутое объяснение, с цитатами и примерами. 14 страниц данного пособия вырастали в иных до нескольких десятков, превращая их в пособия следующего уровня, когда уже известное вкратце объяснялось вновь, но в расширенном варианте.
Следует также обратить внимание на то, что этот тип пособия не содержал сочетаний букв, слогов и отдельных слов, которые должны были бы идти сразу после алфавита и до связных текстов. Они появятся в будущем. Пока, вероятно, задача научить переходу от знания букв к знанию слов ложилась на учителя и его практическую работу. Трудно четко сформулировать причины такого явления. Возможно, сакральной «книге азбуке» не подобало снижать свой символический статус или подобный этап считался не столь важным для письменной фиксации, поскольку обучение чтению никак не было связано с обучением письму. Мы точно не знаем. Однако нужно сказать, что пергамен не был в XV веке уж слишком дорог (но и не очень дешев, конечно), и мы видим оставленный в данном экземпляре религиозной азбуки чистый восьмой лист для ученических упражнений, каковые не замедлили там оказаться: ученик по памяти или со слуха пробовал повторить запись Декалога, ему это не очень-то удавалось, и он даже воззвал к Иисусу с полей своей книжки: «Иисусе, помоги мне».
Осуществивший критическое издание текста П.Акер задается вопросом: в какой среде, для каких учеников мог быть составлен такой учебник?
Со ссылкой на установленный Б.Ханавалт рост в средневековом Лондоне производства и продаж подобного рода букварных молитвенников или молитвенных азбук, Акер предполагает, что основными заказчиками и покупателями таких букварей могли быть ученики и подмастерья различных городских гильдий, которым для профессиональной ориентации и грамотности необходимо было начальное наставление скорее не в латыни, но на собственном языке, который все более завоевывал свой статус среди купцов и ремесленников. Учебники могли быть популярны и среди других, чуть более высоких слоев горожан, в которых не потребителями, но потребительницами таких пособий могли становиться прежде всего обучавшиеся в домашних условиях девочки из семей городской элиты, а также, по-видимому, и среднего класса в целом. Для девочек из состоятельных семей обучение на «вульгарном» языке было более приемлемо нежели для мальчиков.29 В любом случае данный учебник служил верой и правдой не одному поколению учеников. На нижнем поле восьмого листа (стр.15) сохранилась надпись начала XVI века с проклятием тому, кто посмеет украсть данное пособие у его владельца.
Таким образом, с помощью анализа одного небольшого учебника нам удалось взглянуть через плечо примерно семилетнего ребенка (судя по словам Д.Чосера из рассказа игуменьи о «маленьком клирике семи годочков от роду», ходящем в школу учиться «петь и читать») на то пособие, которое могло было быть перед его пытливым взором в самом начале обучения чтению. Чосер пишет, что по пути из школы домой мальчик повторял «Аве, Мария».30 Мы видим эту молитву и в нашем учебнике. Она находится там третьим по счету текстом после азбучного ряда.
Сохранившиеся позднесредневековые рукописи на среднеанглийском и других ранненовоевропейских языках, их поиски, бережное сохранение, каталогизация и изучение дают нам интереснейший материал по истории педагогики на рубеже Средних и Новых веков. Рассмотренный в этой ста-
29 Acker, P. Op.cit. P.145; Hanawalt B. Growing Up in Medieval London: The Experience of Childhood in History. L., 1993. P.82-83. Ср.: Rudy K.M. An Illustrated Mid-Fifteenth-Century Primer for a Flemish Girl: British Library, Harley Ms. 3828 // Journal of the Warburg and Courtauld Institutes. 69, 2006. P. 51-94. Популярное в средневековой Европе изображение св.Анны, обучающей подростка-Марию читать, вероятно, также имело некоторое влияние на ситуацию. E. Ruiz-Galvez Priego. Religion de la mère, religion des mères: Ste. Anne éducatrice. Les images de la mere selon l'iconographie de Ste. Anne, XVe-XVIIe siècles // La religion de ma mère: Le rôle des femmes dans la transmission de la foi. Ed. J. Delumeau. Paris 1992. Р. 123-155.
30 Чосер, Д. Кентерберийские рассказы, VII. 495, 503-504.
тье букварь, написанный на пергамене в XV столетии, не был ни первым, ни последним в ряду пособий такого типа, но стал для нас важным свидетельством педагогической повседневности эпохи и происходивших изменений в истории обучения и воспитания. Исследование каждого из подобных учебников для начального обучения, выстраивание их синхронной типологии и диахронической эволюции, сопоставление с аналогичными пособиями на других языках - важная и современная историко-педагогическая задача, выполнение которой дает историку образования как представление о вариативности и многообразии педагогических практик той или иной эпохи, так и об инвариантах, показывавших общее направление развития, раскрывает нам реальную жизнь учеников и учителей прошлого, слабо отражавшуюся в юридических и нарративных памятниках, в теоретических трактатах о воспитании и обучении.
После перехода Европы во вселенную Гутенберга и победы печатного стана над гусиным пером «в печатной книге азбука приобретает иной смысл. С одной стороны, сохраняется ее восприятие как некой символико-упорядоченной системы, продолжающей традиции «писания» и «чтения» Слова/Логоса («Божественного писания»), а с другой - она воспринимается все более прагматично, утилитарно, вариативно».31 Одно педагогическое новшество (возможность не переходить после изучения азбуки к латыни) сменяется другим новшеством (тиражированием учебных книг как печатных копий). Степень прагматики и быстрота смены приоритетов, вероятно, зависели от частоты и функционального спектра применения письменности тем или иным европейским народом эпохи Модерна. Символическо-религиозный аспект восприятия азбуки и начального обучения не исчезает, вплоть до второй половины XVIII в. в начальных текстах для чтения обычно отсутствуют светские сюжеты32, крест при
31 Шустова, Ю.Э. Азбука в печатных кириллических букварях южнославянской и восточнославянской традиции в XVI - начале XVIII в. // Очерки истории феодальной России. Вып.14. Ред. С.Н.Кистерев. М.-СПб., 2010. С.403.
32 По крайней мере, в позитивном ключе. До этого времени уже в последней четверти XV в. встречаются стихотворные азбуки-акростихи с ламентациями по поводу падения нравов и с поучениями, как себя вести и блюсти. Наглядный пример: Brussels, KBR MS IV 421, сборник, изготовленный в 1475-1500 гг. для Виндесхаймского монастыря в нынешней Бельгии. Акростихидное наставление про несовершенство людской природы (данное как азбука вместо азбучной молитвы!) опубликовано в: L. Indestege. Middelnederlandse geestelijke gedichten, liederen, rijmspreuken en exempelen. Uitgegeven naar een pas ontdekt handschrift van het einde der 15de eeuw, afkomstig uit het Windesheimer klooster 'Tern oot Gods' te Tongeren (met 4 afbeeldingen) (Koninklijke Vlaamsche Academie voor Taal- en Letterkunde, xxxiii),
азбучных рядах встречается и в следующем столетии. Однако тиражируемый механически учебник, действительно, подчиняется с XVI века другим правилам существования, изменяется сам и меняет отношение к себе детей, наставников, родителей. Если предшествовавшая Средневековью с его каноном молитв в качестве духовного алфавита позднеантичная эпоха разработала алфавитные ряды, переходящие в тематические словари, с помощью которых ученик осваивал чтение и письмо на греческом и латы-ни33, то последовавшие за Средними веками раннее Новое время и эпоха Просвещения поставили вопрос о создании комплексного букваря, который объединил бы религиозное и моральное наставление с обучением применять родной язык как в чтении, так и в письме.
Ghent, 1951. Р.13-14. Не столь пессимистичные азбучные стихи, но и не молитвы, встречаются в других учебных рукописях позднесредневекового периода, находя опору, вероятно, в идущих от поздней античности «Дистихах Катона» и баснях Авиена. См.: Rist, M.D. The "ABC of Aristotle" // Medieval literature for children. Ed.by D.T.Kline. N.Y.-L., 2003. P.63-78.
33 См.: Kramer, J. Glossaria bilinguia altera (C. Gloss. Biling. II). Archiv für Papyrusforschung und verwandte Gebiete, Beiheft 8. München/Leipzig: Saur, 2001.
