Пластичность характера героя в прозе Гайто Газданова Текст научной статьи по специальности «Языкознание и литературоведение»

ПРОБЛЕМЫ КУЛЬТУРЫ

Л. В. Суматохина

СУМАТОХИНА

Любовь

Валерьевна,

кандидат

филологических

наук,

ИМЛИ РАН

ПЛАСТИЧНОСТЬ ХАРАКТЕРА ГЕРОЯ В ПРОЗЕ ГАЙТО ГАЗДАНОВА

«Всякий писатель должен прежде всего создать в своем творческом воображении целый мир, который, конечно, должен отличаться от других - и только потом о нем стоит, быть может, рассказывать...», - писал Гайто Газданов в статье «О молодой эмигрантской литературе»1. Создавая свой художественный мир, писатель конструирует необычное представление о человеке, которое и находит непосредственное отражение в образах персонажей. В процессе восприятия художественного текста происходит обратный процесс. Как пишет С.Г. Бочаров, «усваивая литературных героев, читатель «незаметно» усваивает отлившийся в них авторский взгляд на человека и мир»2.

Важнейшая роль и сложная природа литературного характера заключается в том, что «он в то же время результат художественного познания и его инструмент». Так, «"диалектика души" у Толстого - не только функция каких-то определенных характеров, она - метод анализа разных характеров, качество творческого сознания писателя, она составляет особенность художественного характера у Толстого»3.

Пластичность характера в прозе Газданова мы можем рассматривать как особое, характерное качество художественного мира писателя, тесно связанное с его мировосприятием.

В «обычном» человеке и его жизни, по Газданову, заключены неограниченные возможности. «В каждом человеческом существовании, если вам удается анализировать его до конца, есть тысячи потрясающих вещей. <...> В жизни почтового чиновника может быть заключен огромный поэтический смысл, в любви какого-нибудь еврейского коммерсанта удивительная лирическая глубина и так далее»4, - эта выбранная почти наугад цитата чрезвычайно характерна для писателя.

Герой Газданова может стать кем угодно и каким угодно в любой момент романного времени, «вчерашний герой может стать преступником или порядочный человек растратчиком чужих денег.

146

Я знал профессионального вора, который стал <...> знаменитым артистом, знал профессора философии, который стал нищим и бродягой, знал людей, которые, казалось, могли дать многое и не дали ничего, и знал других, над невежественностью которых все смеялись и которые стали учеными» (2, с. 670)5.

«Колебания» между противоположными, несовместимыми состояниями тела и духа могут происходить с героями на протяжении одних суток. Так, герой-повествователь романа «Призрак Александра Вольфа» утром кажется себе одним человеком, а вечером - совсем другим: «Каждое утро, когда я просыпаюсь, я думаю, что именно сегодня по-настоящему начинается жизнь, мне кажется, что мне немногим более 16 лет и что тот человек, который знает столько трагических и печальных вещей, тот, который вчера ночью засыпал на моей кровати, мне чужд и далек, и я не понимаю ни его душевной усталости, ни его огорчения. И каждую ночь, засыпая, я чувствую себя так, точно я прожил очень долгую жизнь и все, что я из нее вынес, это отвращение и груз долгих лет. И вот идет день, и по мере того как он подходит к концу, эта отрава душевной усталости все глубже и глубже проникает в меня» (2, с. 57).

В прозе Газданова множество форм, в которых проявляется пластичность характеров. Среди них:

• постепенное и всегда неожиданное раскрытие ранее не известных читателю особенностей личности героя, событий его жизни;

• соединение в одном характере крайне противоречивых черт;

• «двойная жизнь» героев, их дар перевоплощения, способность вводить окружающих в заблуждение относительно своей личности;

• свойственная персонажам способность развивать, под влиянием людей или обстоятельств, абсолютно новые черты

характера, кардинально менять образ жизни и род занятий;

• а также способность смело выходить за рамки поведения, диктуемого окружением (например, криминальным).

Первое, что становится очевидным при попытке суммировать впечатления от произведений Гайто Газданова, - это изначальная дисгармония, некая душевная аномалия, которая мешает героям почувствовать себя счастливыми или кажется странной окружающим их людям. Таковы Николай Сосе-дов в романе «Вечер у Клэр», Елена Николаевна из «Призрака Александра Вольфа», Роберт Бертье («Пилигримы»), Андрей («Эвелина и ее друзья») и другие: «Болезнь, создававшая мне неправдоподобное пребывание между действительным и мнимым, заключалась в неумении моем ощущать отличие усилий моего воображения от подлинных, непосредственных чувств, вызванных случившимися со мной событиями. Это было как бы отсутствие дара духовного осязания» («Вечер у Клэр», 1, с. 47); «В ней был несомненный разлад между тем, как существовало ее тело, и тем, как вслед за этим упругим существованием, медленно и отставая, шла ее душевная жизнь» («Призрак Александра Вольфа», 2, с. 63).

В романе «Эвелина и ее друзья» даже свое профессиональное занятие литературой герой-повествователь расценивает как некое отклонение от нормы: «Писатель, вообще говоря, это человек с каким-то глубоким недостатком, страдающий от хронического ощущения неудовлетворенности. Его личная жизнь не удалась и не может удасться, потому что он органически лишен способности быть счастливым и довольствоваться тем, что у него есть. Он не знает, что ему нужно, не знает, что он собой представляет, и не верит до конца своим собственным ощущениям. Вся его литература - это попытка найти себя, остановить это движение и начать жить как нормальные люди. Когда он пишет книгу, у него есть смутная надежда, что

147

ему удастся избавиться от того груза, который он несет в себе. Но эта надежда никогда не оправдывается» (2, с. 617).

Такая особенность характеров героев, как правило, становится отправной точкой их развития, пластичного изменения. В движении сюжета иногда трудно уловить кульминацию, особенно если сюжетных линий несколько, однако в нем явственно выделяется событие, которое вносит гармонию в душевный строй персонажа.

Сюжет в прозе Газданова следует за развитием характера, отбор событий и их последовательность в большой степени определяется необходимостью изменения, а часто и полной трансформации характера героя. Похожее соотношение сюжета и характера отметил С.Г. Бочаров в романах Ф.М. Достоевского, в которых «сюжет понимается как "поле действия", необходимое, чтобы раскрыть характер»6.

«Случайное» событие в произведениях Газданова может неожиданно выдвинуться на первый план, поскольку оказывает решающее влияние на изменение жизни героя и его сознания. В качестве примера можно назвать «случайный литературный заказ», выполняемый одним из героев романа «Эвелина и ее друзья» - Артуром: «Впервые за все время Артур стал понимать, что в его несчастном и нелепом существовании было еще что-то, о чем он до сих пор думал только урывками и изредка, - какое-то гармоническое представление об искусстве и проникновение в то, что вдохновляло художников, поэтов и композиторов, о которых он писал. И то расстояние, которое было между его представлением о том, каким он был, и тем, каким он хотел бы быть, это расстояние теперь начинало сокращаться. И в этом был главный смысл его теперешней литературной работы» (2, с. 728).

Часто событием, в результате которого характер персонажа существенно изменяется, а герой обретает наконец собственно «я», становится долгожданная встреча с женщиной, воплощение мечты о подлинной любви (встреча Николая Соседова с Клэр,

148

рассказчика с Еленой Николаевной, Роберта с Жаниной и т.д.). Иногда, впрочем, к таким переменам внутреннего мира героев приводит изменение внешних обстоятельств, например, материальной стороны жизни персонажа - превращение нищего в богача в романе «Возвращение Будды».

Поведение и мировосприятие героя романа «Эвелина и ее друзья» Андрея резко изменяется после насильственной смерти его брата Жоржа. Это едва ли не единственное событие в сюжетной «линии», связанной с этим персонажем. Знакомя читателя с ним, повествователь так характеризует Андрея: «Он был инженер, очень милый человек, отличавшийся необыкновенной чувствительностью. Он боялся всего - темноты, больших пространств, грозы, вида крови. То, что для других людей составляло обычное существование, было для него жестоким испытанием, и каждый поступок, который он должен был совершить, требовал от него особенного усилия» (2, с. 569). Смерть брата, которого он ненавидел, дает ему финансовую независимость и возможность «жить так, как хотел жить всегда» (2, с. 575). «Он очень изменился за эти дни, и от его прежней неуверенности в себе не осталось следа. Казалось, что смерть его брата подействовала на него так благотворно, как не мог бы подействовать никакой курс лечения» (2, с. 574).

Это первое по порядку «превращение» в романе «Эвелина и ее друзья». За ним последует еще несколько: каждую сюжетную линию, связанную с тем или иным героем, писатель доводит до изменения или полного преображения его характера. Приведем еще один пример. «Она была по типу южанка - густые волосы, темные глаза, смуглая кожа. Но холодное выражение ее лица резко противоречило этому ее южному облику», - таково исходное описание героини романа «Эвелина и ее друзья» мадам Сильвестр, возлюбленной Мервиля (2, с. 630). Как только устранена смертельная опасность, угрожающая им обоим, героиня преображается к изумлению окру-

жающих: «От прежней ее холодности не осталось и следа, я неоднократно слышал ее смех и никогда больше не замечал у нее того неподвижного взгляда, который раньше производил на меня такое тягостное впечатление» (2, с. 739).

Именно такие кардинальные и неожиданные изменения личности привлекают Газданова. В его произведениях встречается множество синонимов для их обозначения: превращение, изменение, метаморфоза, воплощение, перевоплощение и др.

От «диалектики души» и психологизма XIX в. газдановский художественный метод очень отличается тем, что перед читателем открываются лишь неожиданные результаты скрытых и загадочных душевных процессов. В прозе Газданова нет детального психологического анализа, большая часть промежуточных звеньев между принципиально отличающимися модификациями характера опускается. Человеческий характер предстает как загадочное явление, полное самых неожиданных потенциальных возможностей. Читателя держит в напряжении эта загадка характера, стремление понять причину и природу его пластичной трансформации.

К искажениям, дисгармонии в душе героя, о которых шла речь выше, приводит, как правило, намеренное или случайное отклонение от предназначенного пути или образа жизни.

Обстоятельства в художественном мире Газданова или благоприятствуют выявлению подлинного облика человека, или искажают его. Сверхзадача сюжета произведения, событий, в которые вовлечен герой, его поступков, - устранение дисгармонии, обретение возможности быть самим собой. К этому воплощению и ведет нас автор. Оно, как правило, становится развязкой сюжета или сюжетной линии.

«Объяснение заключается в том, что я всегда был по природе человеком уравновешенным и спокойным и всегда стре-

мился к той жизни, которая соответствовала бы моему характеру, - убежден Андрей. - .Таким я был создан, понимаешь? Но все было против меня... я не мог быть самим собой» (2, с. 696-697).

О том же самом в романе «Пилигримы» говорит Фрэду Роже: «Сейчас ты становишься таким, каким ты был бы всегда, если бы тебя не искалечили внешние обстоятельства» (2, с. 423). Роже помогает своему подопечному стать самим собой -таким, каким он был создан.

Настоящим чудом в романе «Пробуждение» названо возвращение человеческого облика Анны Дюмон - Мари; это чудо совершается усилиями одного, притом самого обычного, «среднестатистического» человека. При этом оба героя в своей «третьей жизни» обретают счастье и смысл существования: и Пьер, утративший его после смерти матери, и Анна, никогда не чувствовавшая себя счастливой в своей довоенной жизни - при полном материальном благополучии. Миф о Пигмалионе и Галатее не случайно становится одним из важнейших для Газданова архетипов, а происходящие с героями кардинальные перемены сравниваются с сюжетами греческих мифов.

В прозе Газданова наблюдается еще одно проявление пластичности характера героя: некоторые персонажи имеют склонность утрачивать четко очерченные границы своего «я». Их представление о своей жизни становится причудливым и неопределенным, как, например, у Анжелики в романе «Эвелина и ее друзья»: «Это представление смещалось в зависимости от степени ее опьянения - и тогда менялись города, названия стран, даты, события и имена, так что разобраться в этом было чрезвычайно трудно. То она была вдовой генерала, то женой морского офицера, то дочерью московского купца, то невестой какого-то министра, то артисткой, и если бы было можно соединить все, что она говорила о себе, то ее жизнь отличалась бы

149

таким богатством и разнообразием, которых хватило бы на несколько человеческих существований» (2, с. 595).

К таким же иллюзорным превращениям можно отнести впечатления влюбленного Мервиля о покоривших его воображение женщинах: «Ты встречаешь какую-то женщину, и через некоторое время она перестает быть такой, какой была до этого, с ней происходит необыкновенное превращение. Выясняется, что она всегда любила Рильке, что она предпочитала Ван Гога Гогену, что она как никто другой поняла гений Донателло, что она не может оторваться от книг Паскаля. Но все это результат твоего восторженного бреда... Ты награждаешь ее душевными качествами, которых у нее нет и никогда не было» (2, с. 618-619).

Писатель - герой, от имени которого ведется повествование в романе «Эвелина и ее друзья», - размышляет о перевоплощении в своих персонажей, «когда нужно было закрыть глаза, забыть обо всем, освободиться от ощущения своего тела и, погрузившись в далекую глубину чего-то потерянного бесконечно давно, вернуться к действительности - на несколько страниц - восьмидесятилетним стариком и хрустящими суставами или отяжелевшей женщиной, которая ждет ребенка» (2, с. 556).

Как собственный духовно-психологический опыт переживает подобные превращения герой-повествователь в романе «Возвращение Будды». Его душевная аномалия, психологическая странность связана с утратой границ собственного «я», с неконтролируемыми перемещениями в другие жизни, чужие тела, иную реальность.

Органичной составляющей художественного мира Газданова становятся буддийские понятия: нирвана, переселение душ, прошлые жизни, дхарма - предназначение, перевоплощение и др. В том или ином контексте они звучат в устах персонажей и находят выражение даже в заглавиях некоторых романов и рассказов: «Возвращение Будды», «Пробуждение»,

150

«Третья жизнь». Правда, каждое из этих понятий трактуется нетрадиционно, «обманывая» читательские ожидания, однако тень первоначально возникшей ассоциации сохраняется, и мы вовлекаемся в поиск иного смысла событий, разворачивающихся на «реальном» плане художественного мира.

Один из вариантов возможных психологических мутаций раскрыт в романе «Призрак Александра Вольфа» и рассказе «Превращение». Утрата душевного тепла и смысла существования в результате столкновения со смертью приводит к превращению человека в «призрак», выжженную оболочку, оставшуюся от полного жизни существа. В этом превращении нет почти ничего мистического, потустороннего, однако такой «призрак» оказывается не менее опасным для душевного здоровья и жизни других людей.

Налет мистики почти всегда в той или иной степени ощутим в романах Газдано-ва. Однако чаще всего писатель останавливается на грани «реального» и «мистического», удерживая своих героев в рамках жизнеподобной действительности. И все же реальность эта, образно выражаясь, полупрозрачна, призрачна, сквозит возможностью иного бытия: «Необыкновенное, никогда до тех пор не испытанное им чувство охватило его. Ему вдруг показалось, что он живет бесконечно давно и знает очень много вещей, которые он неизвестно почему забыл почти безвозвратно <...>. Было не только воспоминание о забытом, было еще сознание того, что есть какой-то другой мир, чем-то, быть может, похожий - по своей тишине и вечности, по величественному его спокойствию - на этот лес, на эти миллионы и миллионы листьев, на это соединение света, земли и деревьев» («Пробуждение», 2, с. 456-457).

«Призрак», «неожиданные и необъяснимые. превращения» (2, с. 670), «пробуждение», возвращение Будды - всему этому дано вполне реалистическое объяснение, но при этом сохраняется налет

тайны, присутствие иррационального, его холодок. Пластичность характеров героев оказывается непосредственно связанной с элементами «магического реализма», которые включает в себя художественный метод Газданова.

Писатель нередко обращается к парадоксам человеческой психологии, к способности человека совмещать в своем характере причудливую комбинацию разнородных и противоречивых черт. Так, брат Андрея Жорж («Эвелина и ее друзья») - патологически скупой и мрачный человек - обладает тончайшим поэтическим даром: «Жорж, как никто из нас, чувствовал движение гласных, перемещение ударений и все оттенки смысла в каждом стихотворении. То, что он писал сам, мне всегда казалось замечательным» (2, с. 596). А, к примеру, у «старого преступника в отставке» может быть «душа бедной горничной, которая читает со слезами бульварные романы» (2, с. 705).

Пластичность характера в произведениях Газданова является особенностью не только главных героев. Второстепенные персонажи наделены ею не в меньшей степени. Иногда их история, не связанная, на первый взгляд, с магистральной линией сюжета, представляет собой рассказ о «превращении», удивительной метаморфозе. Так, на последних страницах романа «Пробуждение» автор знакомит нас с родственником и другом Анны, которому она рассказывает историю своего чудесного исцеления: «Бернар был любимым племянником отца Анны. В ранней своей молодости он не отличался примерным поведением, крупно играл в карты, водился с сомнительными людьми, пил, проводил ночи в кабаках и все никак не мог угомониться - до того, как после очень крупного скандала он дал отцу Анны слово вести себя иначе, и с этого дня изменился: стал усердно учиться, сдал все экзамены и поступил на службу, где прекрасно себя зарекомендовал. - Вот говорят, что метаморфоз не бывает, - ска-

зал после этого отец Анны. - Очень даже бывают. То, что случалось с Бернаром, в своем роде не менее удивительно, чем то, о чем рассказывается в греческой мифологии» (2, с. 548).

Во всех своих многообразных проявлениях пластичность характера воспринимается как важнейшее свойство художественного зрения Газданова, сердцевина его представления о человеке и мире.

«Ночные дороги», например, содержат множество историй превращения вполне респектабельных людей в обитателей парижского «дна»: «Превращения, которые происходили с людьми под влиянием перемены условий, бывали настолько разительны, что вначале я отказывался им верить. У меня получалось впечатление, что я живу в гигантской лаборатории, где происходит экспериментирование форм человеческого существования, где судьба насмешливо превращает красавиц в старух, богатых в нищих, почтенных людей в профессиональных попрошаек, - и делает это с удивительным, невероятным совершенством» (1, с. 491).

«Ночные дороги» - самая печальная книга Газданова, одним из главных объектов пристального авторского внимания в ней становится легкость, простота, с которой совершается деградация человека, его падение, превращение живого одухотворенного существа в убогое и ограниченное, влачащее свое существование на грани жизни и смерти. Знаком такого превращения становится, например, полупрозрачная пленка во взгляде проституток, напоминающая «беспощадную свинцовую пленку» (1, с. 581) на глазах умершей женщины. «И мне никогда не удалось никого спасти и удержать на краю этого смертельного пространства, холодную близость которого я ощущал столько раз», - с отчаянием констатирует повествователь (1, с. 581).

Газданова интересуют люди, в которых сохраняется искра жизни, столь заметная на фоне мутной парижской ночи,

151

как, например, «нежные глаза» Ральди или безупречный французский язык Платона и его интерес к «абстрактным» предметам. Ральди и Платон - единственные люди, к которым герой-повествователь относится с нескрываемой симпатией и сочувствием, несмотря на то что их жизнь разрушена, и они стали неотъемлемой частью ночного Парижа, вызывающего у повествователя отвращение.

Сам повествователь, работающий ночным таксистом, каждый день волевым усилием сбрасывает с себя оцепенение мутной ночной жизни, переживает обратное превращение, возвращение к другой жизни.

Такое превращение становится сюжетом послевоенных романов Газданова, что позволило исследователям находить в них элементы утопии (Красавченко Т.Н.7) и черты сказочной поэтики (Нечипоренко Ю. Д.8).

В системе образов романа «Пилигримы» свойственная Газданову пластичность в изображении персонажей проявилась, с нашей точки зрения, в наибольшей степени. Случайная встреча Роберта Бер-тье с Жаниной становится завязкой романного действия. Для Газданова эта «счастливая случайность» - уникальная возможность для обоих героев изменить качество своей жизни. Жанина спасена от участи проститутки, Роберт - от душевной летаргии, чувства, что «жизнь проходила мимо него» (2, с. 282).

Ощущение полноты существования приходит к Роберту вместе с осознанием, что он может повлиять на судьбу Жани-ны, изменить, одухотворить ее существо. Миф о Пигмалионе и Галатее, ставший основой сюжета романа «Пробуждение», в «Пилигримах» оказывается в подтексте сюжетной линии, которая связана с отношениями Роберта и Жанины. Перед нами опять сюжет, связанный с чудесным возвращением из небытия.

Отметим как особенность стиля крайнюю неопределенность Газданова в описании изменений, переживаемых героями: это «новое выражение», которое замечает в лице Роберта его мать; ощущение Ро-

152

берта, что голос Жанины «стал звучнее, чем вчера» (2, с. 291). Неопределенность, неуловимость и вместе с тем глубина этих изменений особенно заметны в образе Жанины: «В те редкие часы, когда она оставалась одна и смотрела на себя в зеркало, она не узнавала своего собственного лица. У нее потемнели и углубились глаза, и в них появилось выражение, которого она не могла определить сама и которое, вероятно, показалось бы чужим и далеким для всех, кто так хорошо знал ее раньше.» (2, с. 304-305). «За эти несколько месяцев она совершенно изменилась во всем, вплоть до походки и интонаций ее негромкого голоса. Та природная мягкость, которая была в ней всегда, приобрела особый оттенок. (. ) Она впитывала в себя как губка то, чему он ее учил, и следовала за ним с легкостью, которая его удивляла» (2, с. 416). Голос, глаза, их выражение, походка и пластика движений - вот те внешние черты, в которых проявляется перемена, произошедшая с духовной сущностью героини. Ключевыми в описании ее внешних проявлений можно считать слова с семантикой глубины: «глубокий», «глубина», «углубились».

Если, по словам Л.Я. Гинзбург, «психологический роман XIX в. показал человека, обусловленного исторически и со-

9

циально» , то человек как существо социальное интересует Газданова в малой степени. Его герой - человек как таковой, лишенный возможности найти надежную опору в своем социальном статусе, богатстве и других внешних признаках защищенности и стабильности. В основе такого понимания человека и его возможностей - жизненный опыт писателя, принадлежавшего, как пишет Т.Н. Красав-ченко, «к так называемому "незамеченному поколению", лишенному социальной

10 Т>

миссии» . В его подходе к художественному исследованию человека проявились и некоторые типологические особенности литературного характера в художественной прозе ХХ в.: «Современный реализм в целом основывается на изменяющемся

представлении о личности, законе ее судьбы и самой механике, внутреннем строении и организации. Роман ХХ в. берет обычного "среднего" человека, бывшего мелкой частицей буржуазной действительности, имевшего в ней более или менее определенное "место", и лишает его этой определенности, устойчивости суще-ствования...»11

Выстраивая систему образов персонажей, Гайто Газданов задействует лишь самую приблизительную стратификацию общества - «богатые - бедные», то и дело подчеркивая условность этого разделения. Более того, условность социальных границ, как и способность человеческого характера к внезапным трансформациям, становится предметом рефлексии автора-повествователя и персонажей, как, например, в рассказе «Панихида»: «Глядя на Володю, я нередко возвращался к мысли о том, насколько условны могут быть так называемые социальные различия: этому бездомному человеку следовало бы быть собственником крупного ювелирного магазина где-нибудь на rue du Fauboury St. Honoré» (3, с. 584).

Гораздо более важным фактором, разделяющим людей, оказывается способность и желание овладеть «той совокупностью понятий, которая определялась словом "культура": это было то, чего нельзя было не знать» (2, с. 342). Именно это становится пробным камнем способности характера героя к благотворным переменам.

В «Ночных дорогах» непроходимая пропасть лежит не между социальными кланами, а между людьми, которым доступен мир человеческой культуры, и теми, кто не верит в свою возможность приобщиться к нему или вообще не знает о существовании мира красоты человеческого духа и отвлеченных понятий. Приведем выразительный диалог, состоявшийся в кафе - основном месте действия «Ночных дорог»: «Он заговорил о лотерее и сказал,

что она похожа на солнце; как солнце вращается вокруг земли, так крутится колесо лотереи.

- Солнце не вращается вокруг земли, -сказал я ему, - это точно; и лотерея не похожа на солнце.

- Солнце не вращается вокруг земли? -спросил он иронически. - А кто тебе это

сказал?» (1, с. 474).

Повествователь в «Ночных дорогах» вновь и вновь приходит к мысли о тех непроходимых границах, которые разделяют людей одной эпохи, как если бы они относились к абсолютно разным временам и народам: «Я возвращался домой обычно в пятом или шестом часу утра, по неузнаваемым пустым и сонным улицам. Иногда я проезжал через Центральный рынок - и, я помню, меня особенно поразило, когда я впервые увидел людей, запряженных в небольшие тележки, в которых они везли провизию; я смотрел на обветренные лица и на особенные их глаза, точно подернутые прозрачной и непроницаемой пленкой, характерной для людей, не привыкших мыслить, - такие глаза были у большинства проституток - и думал, что, наверное, то же, вечно непрозрачное, выражение глаз у китайских кули, такие же лица были у римских рабов - и, в сущности, почти такие же условия существования. Вся история человеческой культуры для них не существовала никогда, - как не существовала история вообще, смена политических режимов, кровавое соперничество идей, расцвет христианства, распространение письменности. все великолепие культуры, сокровища музеев, библиотек и консерваторий, тот условный и торжественный мир, который связывает людей, причастных ему и живущих за десятки тысяч километров друг от друга, эти имена - Джордано Бруно, Галилей, Леонардо да Винчи, Микеланджело, Моцарт, Толстой, Бах, Бальзак - все это были напрасные усилия человеческого гения - и вот прошли тысячи и сотни лет цивилизации, и снова, на рассвете зимнего или

153

летнего дня, запряженный системой ремней тот же вечный раб везет свою повозку» (1, с. 517-518).

Неизменность существования, дурная бесконечность, неспособность к малейшим изменениям - вот что гнетет повествователя, в представителях какого бы социального слоя он ни заметил их проявления.

Рабочие на фабрике, к которым он относится без всякой доли снобизма и чувства превосходства, неспособны ни в малейшей степени изменить обстоятельства своей жизни и не желают этого: «Я помню, мне никак не удавалось объяснить моим товарищам по работе, что я поступаю в университет, они не могли этого понять.

- Чему же ты будешь учиться? - Я отвечал, подробно перечисляя предметы, которые меня интересовали. - Ты знаешь, ведь это трудно, нужно знать много особенных слов, - говорили они. Потом один из них наконец заявил, что это невозможно; чтобы поступить в университет, нужно окончить среднее учебное заведение, лицей, в котором могут учиться только богатые люди. Я сказал, что у меня есть нужный аттестат. Они недоверчиво качали головами, и одна работница мне посоветовала бросить эти никому не нужные вещи, она говорила, что это не для нас, рабочих.» (1, с. 486). Столь же не способными изменить или откорректировать свои убеждения оказываются университетские профессора.

В «Пилигримах» приобщение к общечеловеческой культуре «запускает» процесс поразительного превращения героев в совсем других людей. Благодаря усилиям Роберта Жанина легко утрачивает манеру речи и поведения, «по которой можно было безошибочно определить ее социальное положение» (2, с. 342).

Еще более убедительным примером полной трансформации персонажа можно считать образ Фрэда - показательного для Газданова «криминального» героя. Психологический тип преступника Газданов характеризует посредством таких особен-

154

ностей, как «психология преследуемого и полное отсутствие отвлеченных понятий» (2, с. 742). Незаурядная натура Фрэда проявляет себя в сомнении, «что жизнь, которую он ведет, действительно стоит той жестокой борьбы за нее, какую ему приходится выдерживать» (2, с. 349). Спор двух интеллектуалов о европейской культуре, который он однажды слышал, сидя на террасе кафе, пробуждает в нем недоумение и понимание, что есть какая-то другая жизнь, ему недоступная: «О чем спорили эти люди? Он ничего не понял из того, что сказал первый, ни из того, что ответил второй. И какое значение в жизни каждого из них могла иметь история европейской культуры? Чем они оба занимались? Каким ремеслом? Он повторял про себя: эллинское наследство, христианство, классификация, иррациональная область, - это звучало как непонятные слова иностранного языка. <...> То, что Фрэд не мог бы принять участия в их споре, было не так важно. Важно было другое: почему такие вопросы могли интересовать этих людей и в чем было значение этих вопросов» (2, с. 350).

Изменения, которые претерпевает этот герой, осмысляются в категориях «смерть» -«новое рождение». В романе «Пилигримы» это единственный персонаж, трансформация которого нарочито подчеркнута сменой имени. Полная, абсолютная трансформация характера героя, подлинное превращение в другого человека, как правило, сопровождается в художественном мире Газданова его переименованием. Новое имя символически закрепляет процесс перерождения и чаще всего является возвращением истинного, утраченного когда-то имени: мадам Сильвестр оказывается Лу Девидсон («Эвелина и ее друзья»), Мари - Анной Дюмон («Пробуждение»).

Кардинально меняя свою жизнь, Фрэд возвращает свое настоящее имя - Франсис. Таким образом, герой выходит за рамки собственного представления о мире, навязанного ему условиями жизни, и это чрезвычайно расширяет спектр его

возможностей. Преступник становится помощником собирателя трав.

Сила, разум, смысл, любовь - все таится в глубине человеческого сознания и поднимается на поверхность, когда человеку, замкнутому в ограниченном мире понятий и переживаний, бросается вызов. Таким вызовом для Роберта становится необходимость защитить жизнь Жанины и свою собственную от преступника, для Фрэда - неожиданное поражение в столкновении с Робертом, для Жанины - становление в новой среде и новом качестве, для сенатора Симона - осознание неизбежности смерти и бессмысленности прожитой жизни.

Важным моментом переживаемой героями духовной трансформации становятся воспоминания о прожитой жизни. Довольно пространные и многочисленные экскурсы в прошлое замедляют повествование, придают ему особый ритм и пластику.

Иррациональное, нестандартное поведение персонажей - характерный пластический прием Газданова, вынуждающий читателя постоянно корректировать сформировавшийся и уже «затвердевающий» в его сознании образ. Неожиданные свойства характера проявляет, например, Роберт Бертье. Его решение оставить Жанину у себя вызывает радостное удивление отца: «. Первый раз за все время ты поступил как живой человек, а не как ходячая библиотека» (2, с. 306-307). Не менее удивительно для «вялого» интеллектуала, каким кажется Роберт в начале романа, то, что, защищая Жанину от Фрэда, он оказывается способным дважды отправить вооруженного преступника в тюремную больницу. Совершенно неожиданно читатель узнает о том, что Роберт «немного» занимался боксом; не говорилось же об этом потому, что персонаж сам не придавал этому значения: эти навыки были не востребованы в его реальной жизни, так же как и книжные знания.

Пластичность характеров персонажей подчеркивается такой особенностью по-

этики романа, как система зеркальных образов. Две главные сюжетные линии, изредка соприкасаясь, развиваются параллельно: преображение Жанины под воздействием Роберта, и Фрэда - Франсиса -под влиянием Роже. Сопоставляя эти сюжетные линии, мы находим несколько идентичных эпизодов (чтение книг, исповедь-воспоминание, пребывание в провинции - в изоляции от города и привычного окружения). Похожее влияние оказывает на судьбу Жерара Лазарис, прощая ему все долги и давая возможность начать другую жизнь.

Зеркально отраженными друг в друге становятся не сами образы, а те изменения, которые в них происходят или могут произойти, и которые обусловлены текучестью, пластичностью образа героя в прозе Газданова. Валентина Симон во многом копирует судьбу своей матери Анны. Мельком упоминаемая печальная история Марго - отражение судьбы, от которой Роберт Бертье спас Жанину.

Бессмысленность прожитой жизни становится очевидной для богатого сенатора Симона; столь же бессмысленно печальное превращение Соланж Бертье из очаровательной женщины в ограниченное и скучное существо.

Отметим еще одну параллель: зеркально отражаются друг в друге сюжетные линии Роберта, который стремится дополнить хорошо знакомый ему мир культуры реальным жизненным опытом, и Фреда, расширяющего свои убогие и ограниченные представления о жизни при помощи книг. «Ты знаешь, я начинаю думать, что из тебя вышел бы неплохой гангстер», - замечает Жанина Роберту в ответ на рассказ о последнем «визите» Фрэда (2, с. 407).

Становление характеров и образа жизни героев «Пилигримов» изображается как непрерывное путешествие, направление которого необходимо вспомнить и затем следовать ему. Название романа

155

представляет собой метафору, смысл которой отчасти поясняет реплика Лазариса: «Мне кажется, Жерар, что мы все похожи на пилигримов, которые в пути забыли о цели их странствия» (2, с. 414).

Глубинная связь мотива странствия и пластичности характера героя в творчестве Гайто Газданова верно подмечена Т.Н. Кра-савченко: «Его персонажи - странники, они совершают чреватые непредсказуемыми поворотами и духовными метаморфозами, реальные и метафорические путешествия к конечному пункту назначения - смерти. Сущность человека часто не видна окружающим и не всегда ясна ему самому, нужна экстремальная ситуация, чтобы обнажить

скрытое»12.

В своей жизни Газданов имел возможность наблюдать легкость трагических превращений: людей социально благополучных в обитателей «дна». Жизнь его героев разворачивается в опасной близости к криминальному миру. В том мире,

который они населяют, нет никаких гарантий, нет надежных рамок, отделяющих одно сословие от другого, нет стабильности. Сам человек, как и его жизнь, могут измениться в мгновение ока. Но в этом и источник газдановского оптимизма.

Человек, способный противостоять сокрушительным обстоятельствам, оформить свой тяжелейший жизненный опыт в категориях общечеловеческой культуры, посредством утонченного, прозрачного, чистого языка, - таков образ автора и близкого ему героя-повествователя в произведениях Газданова.

В поздних романах в пластичных образах персонажей он создает модель жизненного поведения, которое позволяет им сознательно выбирать маршрут и направление своего жизненного путешествия. В этой особенности художественного мира Газданова - одна из причин обаяния, гармоничности и благотворного воздействия его прозы на сознание читателя.

Примечания

Газданов Г. Черные лебеди / Сост., вступит. статья и примеч. Ст. Никоненко. - М.: ОЛМА-ПРЕСС, 2002. - (Ностальгия). - С. 375.

Бочаров С.Г. Характеры и обстоятельства // Теория литературы: Основные проблемы в историческом освещении: Образ, метод, характер / АН СССР. ИМЛИ им. А.М. Горького. - М.: Изд-во Академии наук СССР, 1962. - С. 312^51; С. 321. Там же, с. 321.

Газданов Гайто. <Когда я вспоминаю об Ольге.. .> // Возвращение Гайто Газданова. - М.: Русский путь, 2000. - С. 223

Произведения Гайто Газданова цитируются по изданию: Газданов Г. Собрание сочинений:

В 3 т. - М.: Согласие, 1996.

Бочаров С.Г. Характеры и обстоятельства // Теория литературы: Основные проблемы в историческом освещении: Образ, метод, характер / АН СССР. ИМЛИ им. А.М. Горького. - М.: Изд-во Академии наук СССР, 1962. - С. 312^51; С. 444.

Красавченко Т.Н. Газданов // Русские писатели XX в.: Биографический словарь / Гл. ред. и сост. П.А. Николаев. - М.: Большая Российская энциклопедия: Рандеву-АМ, 2000. - С. 171-173. Нечипоренко Ю.Д. Таинство Газданова // Возвращение Гайто Газданова. - М.: Русский путь, 2000. - С. 179-186; С. 181.

Гинзбург Л.Я. О психологической прозе. - М.: ШТЯАБА, 1999. - С. 229.

Красавченко Т.Н. Газданов и масонство // Возвращение Гайто Газданова. - М.: Русский путь, 2000. - С. 144—151; с. 148. Бочаров С.Г. Указ. соч., с. 439.

Красавченко Т.Н. Газданов // Русские писатели XX в.: Биографический словарь / Гл. ред. и сост. П.А. Николаев. - М.: Большая Российская энциклопедия: Рандеву-АМ, 2000. - С. 171173; С. 172.

10

11

12

156