жения воспринимаются как вытекающие одно из другого и создающие в конечном итоге новую единую ситуацию: «Узнав, что гуси спасли Рим, Свинья стала Гусю товарищем» (ред., "ЛГ") = «Гуси Рим спасли» + «Гусь свинье не товарищ» (параллельно наблюдается активизация и других способов трансформации, как инверсия, диффузия, замена компонентов); «Мертвые души в холодном доме» (В.Шпачков, "РВ") - об обнаружении в Брянске «несуществующих» жителей = «Мертвые души» + (названия художественных произведений) «Холодный дом».
В процессе анализа публицистического дискурса обнаружены и другие случаи присоединительной контаминации, формирующих в заголовочной конструкции эффект пассионарности, при которых структура одной исходной формы разрывается вклиниванием другой; все компоненты такого образования подчиняются единым правилам грамматики и законам интонирования. Данные трансформы имеют четко выраженные субъектно-объектные отношения. Например: «...Призрак-то коммунизма и по ростовским коридорам власти все еще бродит» (В. Огурцов, "Рг') = «Призрак бродит по Европе» + «Коридоры власти». В конструкциях подобного типа практически всегда отсутствует синхизисность выражения мысли, т. к. почти во всех случаях использование одного исходного оборота регламентирует и реализацию другого, поэтому общая семантическая направленность трансформы рассматривается как имплицитная, благодаря кон-тинуативности по отношению одного прототипа к другому. Вообще, такая ФЕ, как «коридоры власти», довольно активно используется в составе присоединительных контаминационных выражений. Например: «В коридорах власти потянуло "афганцем"» (Н.Ефимович, "КП") - о конфликте Союза ветеранов Афганистана с государственными органами; «Охота за ведьмами в коридорах власти неожиданно стала любимым видом спорта российских журналистов» (А.Филинов, "РВ") и др. Присоединительная контаминация позволяет активизировать не только односоставные (номинативные) или двусоставные устойчивые структуры, но и неполные адъективные, адвербиальные, инфинитивные и др. конструкции. Например: «По лезвию ножа, взявшись за руки» (ред., "МН"); «Духовной жаждою томим... Напиться что ли? Где же кружка?» (И. Вирабов,"КП"); «ТВ - оливковая ветвь или яблоко раздора»(ред., "РВ"). Удачной авторской находкой можно считать такое индивидуально-авторское преобразование, как "Потребительская корзина без дна всегда тянет на дно» (В. Сергеева, "КП") - об уровне жизни в России. Данная трансформа характеризуется сочетанием трех исходных форм: «Потребительская корзина» + «Корзина без дна» (=«Бездонная бочка») + «Идти на дно». Здесь использованы два способа контаминации: перекрещивание (потребительская корзина + корзина без дна) и присоединительная. Также отмечена замена некоторых элементов («идти» = «тянуть»; «корзина» - «бочка» - на положении контекстуальных синонимов), разложение («бездонный» - «без дна»).
Библиографический список
Генерированию пассионарности в подобных трансформах способствует тот факт, что в осуществляется комбинирование ФЕ разные по стилю и сфере употребления, а как уже отмечалось выше, несоответствие стилей (тем более намеренное) всегда ведет к «взрыву» эмоций, являясь при этом самым верным способом воздействия на восприятие реципиента. Несоответствие стилей как явление парадоксальное основывается на конвергенции как уподоблении элементов языка. Несоответствие стилей в трансформа чаще осуществляется на основе противопоставления, с одной стороны, разговорно-бытового, жаргонного и литературного, научного - с другой. Каждый из отмеченных стилей может иметь эквиваленты (или схожие по значению выражения) в другом стиле. Целенаправленное столкновение такого рода конструкций или выражений одного файла, (т. е. из разных стилистических уровней), и создает эффект «взрыва».
Итак, присоединительная контаминация является способом трансформации ФЕ на основе синтеза двух исходных форм, при этом синтезирование осуществляется на базе нескольких основных языковых уровней: синтаксического, лексического, структурного. Данный способ трансформации ФЕ представляет собой развернутую структуру в большинстве случаев однозначную (с экспрессивной семантикой) по содержанию и в качестве языковой преобразовательной модели служит континуативности высказывания. Скрещиваемые ФЕ подбираются с учетом способности к конвергенции или субституции общих форм и отдельных компонентов. Итоговое выражение приобретает все просодические характеристики и может даже претендовать на статус сверхсегментных синтаксических средств. Такой способ трансформации - единственный, который «безразличен» к замещению компонентов, расширению состава, эллипсису компонентов (за исключением пропуска целых частей этимона): для контаминации важен сам факт синтеза и способы синтеза. Содержание трансформы часто воспринимается оторвано, даже самостоятельно (в силу высокой экспрессии и полноты, хотя и относительной, высказывания) от контекста, который же в свою очередь является подтверждением читательских выводов, сделанных по заголовку. Каждый компонент контаминации консеку-тивен по отношению к другому, отсюда и ярко выраженное единство семантики и структуры трансформы, а также восприятие контаминированной инновации как некой «монолитной», неделимой конструкции при полном отсутствии контрадиктивного значения.
Таким образом, контаминация двух ФЕ представляется пассионарно обусловленным выражением, где в сжатом виде, с учётом перераспределения логико-понятийных нагрузок, манифестирована новая конструкция, при восприятии которой у реципиента не возникает ощущения каритивности и даже наоборот, обеспечивается структурно-семантическая полнота трансформы и наблюдается пермутация (перераспределение) компонентов.
1. Большой академический словарь русского языка. Т. 8. Москва, Санкт-Петербург, 2007.
2. Гумилев Л.Н. Этногенезис и биосфера земли. Санкт-Петербург, 2013.
3. Шипицина ГМ. Структура значения слова и отношения между образующими её компонентами. Филологические науки. 1993; 3.
4. Ефимова С.Ю. Расширение как способ интенсификации коннотативного значения фразеологических единиц. Коммуникативно-прагматические аспекты фразеологии: тезисы докладов международной конференции. Волгоград, 20-29 сент. 1999 г Волгоград, 1999.
5. Филд Дж. Психолингвистика: Ключевые концепты. Энциклопедия терминов (с английскими эквивалентами). Пер. с английского. Общая редакция И.В. Журавлева. М., 2012.
References
1. Bol'shoj akademicheskij slovar'russkogo yazyka. T. 8. Moskva, Sankt-Peterburg, 2007.
2. Gumilev L.N. 'Etnogenezis i biosfera zemli. Sankt-Peterburg, 2013.
3. Shipicina G.M. Struktura znacheniya slova i otnosheniya mezhdu obrazuyuschimi ee komponentami. Filologicheskie nauki. 1993; 3.
4. Efimova S.Yu. Rasshirenie kak sposob intensifikacii konnotativnogo znacheniya frazeologicheskih edinic. Kommunikativno-pragmaticheskie aspekiy frazeologii: tezisy dokladov mezhdunarodnoj konferencii. Volgograd, 20-29 sent. 1999 g. Volgograd, 1999.
5. Fild Dzh. Psiholingvistika: Klyuchevye koncepty. 'Enciklopediya terminov (s anglijskimi 'ekvivalentami). Per. s anglijskogo. Obschaya redakciya I.V. Zhuravleva. M., 2012.
Статья поступила в редакцию 14.10.19
УДК 8; 821.161.1
Yan Kuan, postgraduate, Lomonosov Moscow State University (Moscow, Russia), E-mail: ykuniqe@yandex.ru
"PILGRIMS": THE PATH OF ETHICAL UTOPIA AND INDETERMINISM. The paper analyzes evolution of an ethical principle of Gazdanov and his special historical concept in the novel "Pilgrims". Fundamental antihistorism, the isolation of the individual's inner world, the existential state of man in modern society, and the restoration of the humanistic postulate of the society are embodied in specific situations in the novel. The objective of the article is to trace the evolution of the ethical principle of Gazdanov after the 1940s, which is associated with a sharp change in the theme and style of his work after the World War II. At the same time, the author considers a problem of the two-plane nature of the novel and claims the existence of a higher court of fate as a result of the existential reflection of the writer. It is concluded that the author develops the old themes of humanistic personalism and indeterminism, two lines interweave special patterns of the writer's worldview. On the one hand, this is the ethical utopia of Gazdanov, based on humanistic principles, from his point of view, inherent in awakened personalities, and on the other hand, this is the superiority of random fate over the will of the person, which is shown through the death of Fred in the final of the novel.
Key words: Gaito Gazdanov, "Pilgrims", antihistorism, existentialism, ethics, double world, personality, chance.
Янь Куань, аспирант, Московский государственный университет имени М.В. Ломоносова, г. Москва, E-mail: ykuniqe@yandex.ru
«ПИЛИГРИМЫ»:
ПУТИ ЭТИЧЕСКОЙ УТОПИИ И ИНДЕТЕРМИНИЗМА
Статья посвящена анализу эволюции этического принципа Г Газданова и его особой исторической концепции в романе «Пилигримы». Принципиальный антиисторизм, замкнутость внутреннего мира индивида, экзистенциальное состояние человека в современном обществе и восстановление гуманистического постулата общества воплощались в конкретных ситуациях романа. Цель статьи - проследить эволюцию этического принципа Газданова после 1940-х гг, с которым связано резкое изменение темы и стиля творчества Газданова после второй мировой войны. В то же время автор рассматривает проблему двупланности романа и утверждает существование вышей инстанции судьбы как результат экзистенциального размышления писателя. Сделаны выводы о том, что автор в романе «Пилигримы» развивает прежние темы гуманистического персонализма и индетерминизма, две линия сплетают особые узоры миропонимания писателя. С одной стороны, это этическая утопия Газданова, основанная на гуманистических принципах, с его точки зрения, присущих пробужденным личностям, и с другой стороны, это превосходство случайной судьбы над волей личности, что показано через смерть Фреда в финале романа.
Ключевые слова: Гайто Газданов, «Пилигримы», антиисторизм, экзистенциализм, этика, двоемирие, личность, случайность.
Роман «Пилигримы» был впервые опубликован в «Новом журнале» в 1953 - 1954 гг В центре его сюжета находятся события, происходящие в Париже первой половины ХХ века, а герои представляют широкую социальную панораму французского общества. Это первый газдановский роман, в котором автор окончательно отказывается от автобиографичности: в нём отсутствует традиционное для произведений писателя изображение персонажей-эмигрантов и русской среды в целом. Метафорическую же основу действия составляет духовный путь -история преображения нескольких героев. Своего рода метаописанием сюжета становятся слова одного из второстепенных персонажей, Лазариса: «Мне кажется, Жерар, что мы все похожи на пилигримов, которые в пути забыли о цели их странствия» [1, с. 458].
Новый роман отличается от произведений Газданова 1930 - 1940-х гг как стилистически, так и тематически. Так, в нём исчезают характерные для Газда-нова взаимопроникновение фантазии и действительности, раздвоение личности и глубокий скептицизм главного героя, лиричность повествования и обращение к технике потока сознания. Теперь в романе господствует принцип очевидности и стабильности окружающего мира, отражающий стремления героев к здоровому реализму мировосприятия, в нём сильны типично феноменологическое мироощущение, религиозно-этические интенции повествования и утверждение гуманистического нравственного идеала. Все эти черты позволили исследователям утверждать, что произведение представляет собой типичный роман воспитания с жанровой зависимостью от притчи. Диенеш писал о романе: «Это - развернутая притча, нравоучительная сказка, задуманная таким образом, чтобы иллюстрировать идеи эпиграфа на наглядных примерах» [2, с. 177]. Е. Проскурина в этом романе видит «память тех жанров, которые ориентированы на установление диалога человека с вечностью, - это прежде всего миф, притча, житие» [3, с. 292]. А Кибальник в своей монографии утверждает, что в романах «Пилигримы» и «Пробуждение» автор становится на позиции христианского морального экзистенциализма, которые напоминают об учении французского философа Г Марселя [4, с. 313 - 314].
Тем не менее, роман лишь на первый взгляд может показаться художественно невзыскательным и обнажающим свои смысловые скрепы. Тщательный анализ метаморфоз персонажей и прослеживание эволюции авторской этики и исторической концепции, продемонстрированных в двух послевоенных романах Газданова, позволяют читателям увидеть, что «Пилигримы», как и романы, созданные до 1950 года, продолжают оставаться авторским художественным размышлением о способе преодоления исторического детерминизма, с одной стороны, и эгоцентрической позиции, свойственной символическому мировосприятию, - с другой.
Для того чтобы понять этот глубинный смысл романа, нам прежде всего необходимо кратко охарактеризовать эволюцию авторского мировоззрения с 1930-х до 1950-х гг. Развитие мировоззрения Газданова, как предложил в конце 1990-х гг. С. Кабалоти в книге «Поэтика прозы Гайто Газданова 20-30-х годов», является образцово диалектическим. В названной книге С. Кабалоти характеризует художественное творчество Газданова общей амбивалентностью на разных уровнях художественной структуры. «На идейно-философском уровне интерес к эзотерике и мистицизму неразрывно соединяется с рационализмом; к гностицизму подключается консеквентный агностицизм. На уровне сюжетосложения тенденция к некоторой сюжетной незавершенности во многом предопределяется тяготением структуры к своего рода «типологической амбивалентности», когда ей в равной мере присущими оказываются черты структуры бессюжетного типа и элементы сюжета. На художественно-стилевом уровне романтическое визионерство соединяется с реалистическим психологизмом...» [5, с. 15 - 16]. А в книге «Гайто Газданов и творческие искания серебряного века» Ю. Бабичева развивает мнение Кабалоти и определяет особенность творчества Газаднова как синтез реализма с символизмом [6, с. 11 - 12]. Соглашаясь с данным определением, рассмотрим вопрос о мировоззрении Газданова более конкретно, с опорой на названный роман.
Безусловно, исходной пункт диалектической спирали писателя - антиисторическая позиция, четко обозначившаяся уже в его дебютном романе «Вечер у Клэр». Романтический дух, прорывающийся за пространственно-временной континуум, всемогущая творческая сила, которая побеждает механический, позитивистский закон причинности, и стремление к ирреальному существованию составляют внутреннее концептуальное ядро данного романа. Нетрудно заметить,
что позиция повествователя опирается на жизнетворческие идеи символистов, жаждавших соединить жизнь и искусство. В. Ходасевич охарактеризовал руководившие ими устремления так: «...и действительность, и литература создавались как бы общими, порой враждующими, но и во вражде соединенными силами всех попавших в эту необычайную жизнь, в это "символическое измерение"» [7, с. 21]. Однако для Газданова само символическое мироощущение скоро стало объектом критики из-за своей закрытости и потенциального эгоцентризма. Традиционное для символизма двоемирие становилось невыносимым душевным бременем для повествователя в таких романах, как «История одного путешествия» и «Ночные дороги». Выход из такого трудного положения отражен в двух послевоенных романах Газданова, «Призрак Александра Вольфа» и «Возвращение Будды». В них главный герой, с одной стороны, сопротивляется искушению порвать с действительностью и раствориться в воображаемом мире, а с другой - пытается подняться над ограничениями, наложенными низким социальным происхождением, и зажить подлинной жизнью. В конце концов, герои последних романов возвращаются в реальность, осознавая самоценность феноменологического бытия и отыскав духовную опору (любовь) в жизни.
Обретенное героями и самим Газдановым мировоззрение именуется учеными по-разному. Его называют и христианским моральным экзистенциализмом, и французским персонализмом, и масонским принципом. В любом случае все эти воззрения связаны с утверждением традиционного гуманистического постулата: любить и понимать друг друга, помогать друг другу. Именно об этом Рожэ говорит Фреду, отвечая на вопрос о смысле жизни: «Я долго думал над этим [оправданием жизни] и пришел к одному выводу. Он не новый, он известен тысячи лет. Если у тебя есть силы, если у тебя есть стойкость, если ты способен сопротивляться несчастью и беде <...>, вспомни, что у других нет ни этих сил, ни этой способности сопротивления. И ты можешь им помочь» [1, с. 447].
Гуманистический посыл романа хорошо иллюстрируют истории духовных метаморфоз двух главных героев, Роберта и Фреда. Через их судьбы писатель демонстрирует два варианта пробуждения личности, которые даются как ответ на две названные выше угрозы утраты стержня в человеке: искушение сверхреальностью и опошление под влиянием низкой социальной среды.
С первой опасностью связна судьба Роберта. Проблема героя, как явствует из романа, заключается в преобладании отвлеченного интереса над реальным, в попытке заменить действительность воображением. Он хочет жить подобно вымышленным персонажам из прочитанных им книг и его мучит невозможность претворить искусство в действительность. В реальной жизни он никогда не испытывал сильных чувств, обуревающих персонажей романов, не переживал приключений, о которых рассказывает авантюрный жанр, а потому реальность кажется Роберту скучной и бессмысленной. В начале романа автор не один раз подчеркивает отсутствие жизненной силы и энтузиазма в этом молодом человеке: «До сих пор в его существовании не было, казалось, ничего, что стоило бы защищать до конца или чего стоило бы добиваться» [1, с. 305]. Естественно, что, подобно Николаю Соседову в романе «Вечер у Клэр», чувствуя одиночество и неспособность к самореализации в реальности, Роберт уходит в себя и создает «вторичную действительность» посредством воображения. Кажется, это заполняет его душевную пустоту и смягчает боль от бессмысленности существования. Но на самом деле замкнутость воображаемого мира ещё усиливает одиночество и опустошенность: «Он шел и думал в тысячный раз о том, что так это продолжаться не может, что необходимо это изменить. Надо было найти цель, к достижению которой следовало стремиться, или какой-нибудь вид деятельности <...>, нужно было перейти от созерцательного метода к экспериментальному <...>, чтобы особенное стечение внешних обстоятельств заставило его выйти из той постоянной душевной летаргии» [1, с. 311).
Перед Фредом встает иная трудность. Впервые мы встречаем героя только в середине романа, в магазине Лазариса. Он изображен писателем как холоднокровный жулик с твердым характером. Этот человек ничего не боится и добивается цели любыми средствами. Позже автор объясняет источник формирования подобной жестокости. В этом процессе определяющую роль сыграла среда. Значительная часть текста посвящена описанию его бедняцкого детства: насилие, драки, убийство, пьянство, нищета, одиночество, смерть близких - вот то, что мир дал герою на заре жизни. Для того чтобы жить, Фреду пришлось выучиться использовать все средства, даже самые коварные и аморальные. Автор указыва-
ет на высокую степень детерминированности человека средой, ограничивающей его моральное развитие. Очевидно, что Фред мог бы стать другим человеком, если бы в его судьбу не вмешался жестокий сожитель матери. Фред чуть не убил его потому, что больше не смог выносить его издевательства. С тех пор он уверовал, что сильный поедает слабого. И бродячая жизнь только подтвердила его воззрения. Долгое время он руководствовался лишь животным инстинктом самосохранения, не размышляя о значении жизни. Поэтому, с точки зрения автора, именно современное общество является виновником трагедии Фреда. Тлетворное влияние среды отравило его душу и лишило возможности личностного развития. В конце концов, Фред стал воплощением типа ницшеанского сверхчеловека, в глазах которого людская жизнь не имеет ценности. Не случайно Жанина определила его как современного Раскольника: «Человеческая жизнь для него не играет роли <...>, ему не неизвестно чувство страха<...>,он сам глубоко убежден в своей собственной необыкновенности, в том, что ему предстоит исключительная судьба и нет препятствий, которые могли бы его остановить» [1, с. 336).
Но и замкнутый эгоцентризм, и разрушительное влияние среды преодолеваются героями с помощью любви и взаимопонимания. Роберт окончательно изменился после того, как встретил Жанину и решил помогать ей. Писатель использует миф о Пигмалионе и Галатее как архетипическую модель отношений персонажей. В процессе «творения» Роберт полюбил свою Галатею Жанину и увидел в ней единственную цель своего существования на свете. Впервые в жизни Роберт почувствовал себя таким нужным для других: «С недавнего времени у него появилось еще одно, чего тоже не было до сих пор, - сознание личной ответственности за себя и за Жанину» [1, с. 472]. Благодаря чувству к Жанине и ответственности за её судьбу Роберт избавился от притяжения отвлеченного мира и реализовал себя в действительности: он живет подлинной жизнью и пронзительно ощущает реальность земного бытия.
Фред начинает меняться в тот момент, когда осознает ограничения, наложенные на него средой. Сидя в кафе и слушая случайный разговор двух людей, он так и не смог понять содержание диалога, хотя он велся по-французски. Желание переступить через границы своей среды с её узкими понятиями подталкивает его пойти после тюремного заключения к Рожэ. От него герой впервые в жизни узнал, что человек может и должен сам решить, кем он желает быть. В словах Рожэ, обращённых к Фреду, слышен авторский выпад против механистического детерминизма: «Но начиная с известного момента, всякий человек становится ответственным за то, что он делает» [1, с. 448]. При помощи Рожэ Фред начинает стоическую жизнь в лесу. На глазах у читателя происходит метаморфоза. Фред постепенно выходит из-под власти криминального мира и из зловещего сутенера превращается в образованного и трудолюбивого человека(он долгое время занимается чтением и работает сторожем в лесу), решившего посвятить свою жизнь помощи другим и обретшего в этом смысл собственного существования.
Таким образом, преображения этих героев демонстрируют два варианта жизненного сценария. Роберт обрел себя и цель жизни тогда, когда стал помогать другим. Он вышел из закрытого мира своих фантазий и поборол эгоцентризм. А Фред преодолел губительное влияние маргинальной среды и получил возможность жить той жизнью, которая могла бы быть у него изначально в других обстоятельствах. Оба реализовали себя в действительности и дошли до конца пути «паломничества» благодаря тому простому гуманистическому принципу, который выражен в словах Рожэ: «Этим людям надо помочь. Для меня лично в этом смысл человеческой деятельности. Огромное большинство людей надо жалеть. На этом должен строиться мир» [1, с. 475].
В социальном плане Газданов создает утопическую общественную модель, основанную на ряде гуманистических постулатов, таких как взаимопонимание, ответственность, труд и любовь. Создание такого идиллического общества возможно для писателя путем преодоления исторического детерминизма и индивидуализма, которые препятствуют пробуждению и развитию личности в современном капиталистическом обществе. Идеальным примером пробуждения личности служит перерождение Фреда.
Однако в романе существует инстанция, которая превосходит силу социальной действительности. Это антиисторически и индетерминистски осмысленная судьба. Именно тогда, когда Фред начал реализовывать себя в жизни, когда он почувствовал, что «каждый шаг действительно приближает его к тому, о чем говорил Рожэ, и что теперь нет в мире силы, которая могла бы его остановить и заставить его отказаться от этого» [1, с. 476], к нему приближается смерть. «Но он не мог знать, что для этого понимания и выполнения того, что было теперь его главной целью, и для жизни в этом новом, блистательном мире у него не оставалось времени.» [1, с. 476]. Это уверенное утверждение о будущей судьбе Фреда принадлежит высочайшей в художественном мире романа повествовательной инстанции. Автор здесь играет роль абсурдной судьбы и пророчествует о неизбежной смерти, перед которой Фред остается бессильным и слабым. Несомненно, что авторское вмешательство в сюжет обнаруживает существование другого плана бытия. Этот метафизический план выражает авторскую антиисторическую позицию и его размышления об экзистенциальном уделе человека. Внезапная смерть Фреда в конце романа доказывает доминирование случайной судьбы над человеческой рациональностью. Гуманистический дух может быть лекарством для деградировавшего общества и способом пробуждения личности, но это не значит, что человек может полностью овладеть своей судьбой.
Газданов, по существу, проявляет себя как агностик, а его роман оказывается антирационалистским. С точки зрения писателя, далеко не всё зависит от человеческих стремлений и усилий. Абсурдная и даже ироничная смерть Фреда, падение с обрыва, - это победа случайности над человеческим желанием. В других частях романа также проглядывают намеки на господство в жизни случайности. Так, встреча Роберта и Жанины- невероятное совпадение. Роберт выходит однажды из дому после обеда. Он даже не знает ещё, куда пойдет и что будет делать. Он занимает место в кинотеатре, но, не досмотрев фильм, отправляется на бульвар. В это время он и услышал хриплый голос Жанины. Воссоздавая этот эпизод, писатель не раз подчеркивает невероятность совпадений, приведших к встрече героев, но именно эта встреча окончательно меняет их судьбы. Кроме того, случайно проявление Жерара на месте автомобильной катастрофы, произошедшей с Валентиной, случайны смерть сенатора Симона от сердечной болезни, когда Фред приходит к нему (аллюзия на «Пиковую даму»] и прозрение Роберта о засаде, устроенной Фредом в его доме. Все эти эпизоды свидетельствуют о решающей роли случая в судьбах героев. Последнее происшествие, смерть Фреда, сводит в единую концептуальную точку линии различных персонажей. Прежде их судьбы могли казаться параллельными, но теперь сходятся как фрагменты единого мотива случайности и непостижимости судьбы.
Полупрозрачное, явленное намеками существование верховной инстанции судьбы характерно и для ранних произведений Газданова. И случайное собрание персонажей романа «Полёт» в самолете, который позже падает в море, и встреча главного героя с его двойником в «Призраке Александра Вольфа», и освобождение там же главного героя от тюрьмы благодаря ряду удивительных, почти чудесных совпадений - все эти события отражают антидетерминистскую позицию Газ-данова, выступавшего против закономерностей исторического процесса и любой трансцендентальной абстрактной целенаправленности.
В своей монографии Л. Диенеш отмечает сосуществование двух инстанции в некоторых романах Газданова. Но он рассматривает случайности как неудачи на пути иллюстрации причинно-следственных отношений, то, что лишает повествование правдоподобия: «В романе возникает естественное напряжение между выбранной сюжетной структурой <...> и идеологией игры случая, иллюстрацией которой она призвана служить <...>, увлекательные сюжеты, имеющие начало и конец, и случающиеся по ходу действия повороты судьбы - капризы случая - оказываются несовместимыми, потому что делают повествование неправдоподобным» [2, с. 171]. Понятно, почему Диенеш позже признает финал романа «Пилигримы» весьма неудачным: «Эта смерть отравляет весь роман, ибо неизбежно возникает сомнение относительно того, имеет ли идея Рожэ какой-либо смысл перед лицом случая и смерти. И все же после размышления становится ясно, что происходит во внутренней жизни его героев, в отношении которой смерть Фреда не была трагически бессмысленна, поскольку он умер после достижения поставленной цели» [2, с. 179]. Очевидно, внезапная смерть Фреда воспринята Диенешем как доказательство торжества гуманистической идеи Рожэ над смертью, как способ перехода героя от земной жизни к вечности. Но может быть, существует и другая версия интерпретации? Ведь последние фразы романа не дают читателям никакого намека на победу над смертью или переход в вечность: «Тело его было разбито, руки и ноги сломаны, но лицо не пострадало, и мертвые его глаза прямо и слепо смотрели перед собой - в то небытие, из которого он появился и которое вновь сомкнулось над ним в холодной и безмолвной тьме» [1. с. 475]. Небытие, где царит холодная и безмолвная тьма, разве это картина победы над смертью? Наоборот, здесь чувствуется холодная игра случая как нерушимый закон бытия. Напомним, что первая половина фразы Лазариса часто истолковывается исследователями как обобщение сюжета всего романа: «Мне кажется, Жерар, что мы все похожи на пилигримов, которые в пути забыли о цели их странствия» [1, с. 458]. Но вторая её половина не менее важна, потому что раскрывает метафизический смысл романа -утверждение случайности как высшей правды: «Но мы начинаем понимать, что другого пути для нас, может быть, не было и что, во всяком случае, он был не таким, каким мы себе его представляли» [1, с. 458].
Нет никакого сомнения, что идея Рожэ не утрачивает смысла перед лицом смерти и произволом судьбы. Это не борьба между человеческой нравственностью и роком, это два параллельных плана текста, две составляющие жизненной философии Газданова. С одной стороны, Газданов считает гуманистическую идею Рожэ необходимым условиям пробуждения личности, лекарством от давления несовершенного общества. С другой стороны, он не преувеличивает силу субъективной активности человека. Газданов отрицает закономерности исторического процесса и смело признает нелепость и абсурдность судьбы, и даже бессилие человека перед смертью.
Вообще, роман «Пилигримы» свидетельствует о сложности эволюции философского мышления Газданова. Один аспект его философии - морали-заторский, антиэгоцентрический, основан на традиционном гуманистическом учении (вот почему последний, незаконченный роман писателя «Переворот» посвящен широкой общественной, политической теме, что на первый взгляд совсем несвойственно его художественному мышлению). Другой же аспект -антиисторический. Тяготение к ценностям гуманизма не приводит писателя к общественной утопии и искажению реальности именно потому, что он стоек в своем антиисторизме и признании силы случайности в мире. Это для него -высшая правда бытия.
Библиографический список
1. Газданов Г Пилигримы. Гайто Газданов. Собр. соч.: в 5 т. Москва: Эллис Лак, 2009; Т. 3: 295 - 476.
2. Диенеш Л. Гайто Газданов. Жизнь и творчество. Владикавказ: Изд-во Северо-Осет. ин-та гуманитарных исслед., 1995.
3. Проскурина Е.Н. Единство иносказания: о нарративной поэтике романов Гайто Газданова. Москва: Новый хронограф, 2009.
4. Диенеш Л. Гайто Газданов. Жизнь и творчество. Владикавказ: Изд-во Северо-Осет. ин-та гуманитарных исслед., 1995.
5. Кабалоти С.М. Поэтика прозы Гайто Газданова 20 - 30-х годов: монография. Санкт-Петербург: Петербургский писатель, 1998.
6. Бабичева Ю.В. Гайто Газданов и творческие искания серебряного века. Вологда, издательство ВГПУ «Русь», 2002.
7. Ходасевич Вл.Ф. Некрополь. Литература и власть. Письма Б.А. Садовскому. Москва: СС, 1996.
References
1. Gazdanov G. Piligrimy. Gajto Gazdanov. Sobr. soch.: v 5 t. Moskva: 'Ellis Lak, 2009; T. 3: 295 - 476.
2. Dienesh L. Gajto Gazdanov. Zhizn' i tvorchestvo. Vladikavkaz: Izd-vo Severo-Oset. in-ta gumanitarnyh issled., 1995.
3. Proskurina E.N. Edinstvo inoskazaniya: o narrativnojpo'etike romanov Gajto Gazdanova. Moskva: Novyj hronograf, 2009.
4. Dienesh L. Gajto Gazdanov. Zhizn' i tvorchestvo. Vladikavkaz: Izd-vo Severo-Oset. in-ta gumanitarnyh issled., 1995.
5. Kabaloti S.M. Po'etika prozy Gajto Gazdanova 20 - 30-h godov: monografiya. Sankt-Peterburg: Peterburgskij pisatel', 1998.
6. Babicheva Yu.V. Gajto Gazdanov i tvorcheskie iskaniya serebryanogo veka. Vologda, izdatel'stvo VGPU «Rus'», 2002.
7. Hodasevich Vl.F. Nekropol'. Literatura i vlast'. Pis'ma B.A. Sadovskomu. Moskva: SS, 1996.
Статья поступила в редакцию 14.10.19
УДК 070
Vitvinchuk V.V., Cand. of Sciences (Philology), senior lecturer, Altai State University (Barnaul, Russia), E-mail: amon-ra17@mail.ru
Lavrishcheva M.S., student, Altai State University (Barnaul, Russia), E-mail: lavrishevam@mail.ru
FEATURES OF RUSSIAN PODCASTS (BASED ON MEDUZA). The article discusses a phenomenon of podcasting in Russian media space. The experience of creating and publishing podcasts in foreign (American) publications is described. Several classifications of the genre, which are offered by foreign and Russian researchers, are compared. The experience of studying this issue in Russia and abroad is considered. American scientists have identified trends in the development of the genre, while in Russia it has not received much of the theoretical development. The authors consider the process of formation of podcasting in Russia. For this purpose, analysis of podcasts of Meduza publication and statistics of the site is carried out. The conclusion is made about the catching development of the phenomenon in Russia, genre identity and cultural readiness of the listener to the most frank and living format.
Key words: podcasting, podcast, media space, media, information, radio, multimedia, journalist, radio, television, newspaper, bloggers, media corporations, content.
В.В. Витеинчук, канд. филол. наук, доц. каф. теории и практики журналистики, Алтайский государственный университет, г. Барнаул,
E-mail: amon-ra17@mail.ru
М.С. Лаерищееа, студент, каф. теории и практики журналистики, Алтайский государственный университет, г. Барнаул,
E-mail: lavrishevam@mail.ru
ОСОБЕННОСТИ РОССИЙСКИХ ПОДКАСТОВ (ПО МАТЕРИАЛАМ ИЗДАНИЯ «MEDUZA»)
В статье рассматривается явление подкастинга в российском медиапространстве. Описывается опыт создания и публикации подкастов в зарубежных (американских) изданиях. Сравниваются несколько классификаций жанра, которые предлагаются зарубежной и российской исследовательницами. Рассматривается опыт исследования этой проблематики в России и за рубежом. Американским ученым выделены тенденции развития жанра, тогда как в нашей стране явление не получило должной теоретической разработки. Авторы рассматривают процесс становления подкастинга в России. Для этого проводится анализ подкастов издания Meduza и статистических данных сайта. Делается вывод о догоняющем развитии явления в России, жанровом своеобразии и культурной подготовленности слушателя к максимально откровенному и живому формату.
Ключевые слова: подкастинг, подкаст, медиапространство, СМИ, информация, радио, мультимедиа, журналист, радио, телевидение, газета, блогеры, медиа корпорации, контент.
В сегодняшнем медиапространстве мало быть просто слушателем, зрителем или читателем. Человек стремится выйти из оформленного теоретиками разряда «аудитория» и стать соучастником, понять, что он тоже часть события или явления, о котором говорит журналист. Кроме того, традиционные медиа и инструменты - радио, телевидение, газета перестают удовлетворять читательский интерес. Все сложнее увидеть событие изнутри, составить свое мнение, представить, как все происходило. Поэтому распространяются подкасты - их делают крупные издания наряду с блогерами и гражданскими журналистами.
Этот жанр позволяет полностью раскрепоститься, рассказать историю, не ограничивая себя форматом радио. В России он ещё не используется так широко, как в зарубежных корпорациях. Поэтому российский подкаст находится в подвешенном состоянии - вне жанра. О зарубежных изданиях можно утверждать ровно противоположное. На платформе Radiotoria публикуются подкасты разного характера: развлекательные, просветительские, исторические и расследовательские. Такие корпорации продолжают набирать подписчиков и постоянных слушателей. Их слушают по всему миру - это удобно совмещать с другими делами и не нужно тратить время на чтение.
Многие американцы не представляют свою жизнь без подкаста, потому что это своего рода вовлечение в обсуждение, рассмотрение ситуации глубоко аналитически. При этом человек не напрягается, не вслушивается в шаблонные новости, ограниченные эфирным временем.
Тема подкастинга в широком смысле ещё не получила должной теоретической разработки в российских изданиях. За рубежом уже сформулировано определение подкаста - «цифровой аудиофайл, доступный в Интернете для загрузки на компьютер или мобильное устройство, как правило, доступный в виде серии,
новые партии которой могут быть получены подписчиками автоматически [1]». Как видим, в определении делается акцент на «многосерийность» подкастов. Действительно, жанровая проработка (особенно на американских порталах) включает не только общность темы или подбора героев, а сторителлинг - последовательно проработанную историю.
Р. Берри справедливо отмечает, что в современном производстве подка-стов прослеживается две тенденции:
1. Создание контента силами профессионалов радиовещания и (или) связанных с брендами
2. Запись подкастов простыми пользователями в отрыве от медиа-индустрии [2].
Российские авторы в основном пишут на узкоспециализированную проблематику. З.К. Саламова рассматривает явление «реальных преступлений» в аудио-подкастах. Исследовательница воспользовалась методологией Генри Дженкинса о «культуре соучастия» и использовала 17 аудио-материалов - подкастов выпуска МЛУ: «Намеренно отграничивая себя от профессионалов радио и знатоков криминологии, ведущие подкаста «МЛУ» четко идентифицируют себя как фанатов жанра «реальное преступление». Карен и Джорджия часто напоминают слушателям о насмотренности и начитанности в области развлекательных нарративов о реальных преступлениях. Ведущим нравятся истории, в которых события не поддаются рациональному объяснению и вызывают у них сильные эмоции [3]».
У ведущих появляется возможность для реализации творческого потенциала, откровенного диалога со слушателем и возрождения некогда популярных жанров. В интервью на портале «журналист» Виктория Некрасова - преподава-