CC BY
62
ББК 63.3(0)5:71.04
ПИСЬМЕННЫЕ СВИДЕТЕЛЬСТВА ЕВРОПЕЙСКИХ ПУТЕШЕСТВЕННИКОВ XIX в. О ГОРОДСКОЙ КУЛЬТУРЕ И БЫТОВОМ УКЛАДЕ ЖИТЕЛЕЙ ЦИНСКОЙ ИМПЕРИИ
© 2008 г. Ю.Г. Благодер
Кубанский государственный Kuban State Technological University,
технологический университет, 350072, Krasnodar, Moskovskaya St., 2 350072, г. Краснодар, ул. Московская, 2,
р.т. (861)2350084 butto olsa@list.ru t. (861)2350084 butto olsa@list.ru
Представлены фрагменты документальных материалов и научных исследований, составленных российскими и европейскими путешественниками XIX — нач. XX вв., в которых анализируются различные стороны жизни, быта и нравов традиционного китайского общества. Особое внимание уделяется информации о китайской культуре, образе городской жизни представителей разных слоев населения. Характеризуется образ Китая, сформировавшийся в сознании жителей России и европейских государств, соприкоснувшихся с китайским опытом и культурой.
Ключевые слова: европейские путешественники, китайская культура, традиционный Китай, традиционализм, консерватизм, обычай, городской уклад, национальная специфика.
The article presents the fragments of the documentary materials and scientific researches compiled by Russian travelers of the 19th — the beginning of the 20th centuries where different aspects of daily life and customs of traditional Chinese society are analyzed. Much attention is paid to the information of Chinese culture, way of urban life of the representatives of different strata ofpopulation. The article characterizes the image of China formed in the consciousness of the inhabitants of Russia and European countries that were in contact with Chinese experience and culture.
Keywords: European travellers, Chinese culture, traditionalist, conservatism, custom, way of urban life, national specific nature.
Многие европейцы XIX в. представляли себе Китай необыкновенно далекой, полной удивительных загадок страной мечты. Из различных частей мира, в том числе и из Китая, приходили новости о добродетельных и даже великолепных цивилизациях, находящихся вне европейского влияния. Это дало толчок для формирования в умах европейцев образа идеального мира, разрушить или укрепить который могли лишь очевидцы, чьи свидетельства превратились со временем в историко-литературные документы. В них находим не только описание базовых философско-политических принципов развития китайской империи, но и достаточно любопытные подробности быта и повседневных отношений жителей Срединной империи. Исключительная познавательная ценность рассказа о путешествии по чужой стране заключается в том, что на страницах этих сочинений встречаются и тесно взаимодействуют разные и во многом несхожие традиции. Основополагающие представления о человеке и мире, заложенные в сознании европейца, сталкиваются и переплетаются с представлениями традиционного китайского общества. Взгляд автора-путешественника, купца, дипломата на мир китайской жизни, взгляд, который он разделял со своими современниками, побуждали его искать парадоксальные ситуации и выделять именно их из потока информации, что позволяло передать ощущение противоречивого великолепия восточного города. Поэтому традиции и прозаичность жизни внезапно раскрываются по-новому, будучи рассмотрены под углом зрения иной цивилизации.
Знаменитый русский путешественник Е.Ф. Тимков-ский так начинает свое занимательное описание: «Судьба даровала мне редкое счастье: я был в Пекине» (Цит. по: [1, с. 49]). И как бы возражает ему немецкий исследователь Э. Гессе-Вартег: «Ни один мировой город не заставляет расплачиваться такой дорогой ценой за право сказать: "и я был там", как Пекин. Путешественник-иностранец в первый же день прибытия туда хоронит все свои иллюзии под удушливой черной пылью или в вонючих лужах. И чем сильнее было его желание попасть в столицу Срединного государства, тем обыкновенно бывает сильнее и его стремление поскорее покинуть ее» [2, с. 220]. Получается, что для одних людей Пекин - город, полный интереса как средоточие китайской жизни, как сокровищница материального и интеллектуального богатства, а для других - источник негативных чувств, разочарований и неоправдавшихся надежд.
Что ожидали увидеть и что увидели европейцы в неизвестной им стране? Об этом красноречиво свидетельствуют дневниковые записи, оставленные ими. Прожив несколько лет в Китае и посетив множество городов, Э. Гессе-Вартег отмечает: «Кто явился в Китай с надеждой познакомиться с достопримечательностями вроде тех, какими отличаются европейские города - церквями, дворцами, музеями, садами, театрами, памятниками - разочаруется самым жестоким образом. Первый увиденный европейцем город невольно заинтересует его своей своеобразной постройкой домов, старинными городскими стенами и воротами, высокими пагодами и, прежде всего, оригинальной народной жизнью, бьющей ключом
на пестрых курьезных улицах. Но в следующем городе он найдет то же самое, и так по всей стране с малыми отступлениями. Китайские города, словно полк солдат: люди разные, а мундиры одни и те же» [2, с. 173].
Некоторое разочарование постигло исследователя китайской культуры и языка В.П. Васильева, только прибывшего в Пекин: «Мы проехали вплоть до нашего подворья в нетерпеливом ожидании, скоро ли начнется настоящий Пекин, настоящий столичный город с чистыми улицами, роскошными магазинами, с домами редкой архитектуры, с толпами прогуливающегося лучшего общества. Увы! Это были мечты фантазии, настроенной по-европейски, нисколько не знакомой с восточной жизнью» [1, с. 55].
В маньчжурском городе по обеим сторонам широких, пыльных, сжигаемых солнцем проспектов тянутся низенькие серые стены. Видны причудливо изогнутые, крытые голубой или зеленой глазурованной черепицей крыши, торчащие из-за стен. В китайской части города иначе. Там улицы живописные, оживленные, так как все движение сосредоточивается на небольшом узком пространстве. Названия некоторых из них довольно забавны. «Так, одна поблизости улицы Посольств называется улицей Счастливых воробьев, вероятно в честь многочисленных дерзких воробьев, которые также хозяйничают на улицах Пекина, как и у нас. Еще одна улица зовется улицей Варваров, так китайцы называют всех европейцев. Есть улицы Обезьян, Послушания, Каменных тигров, а самая людная и шумная называется почему-то улицей Вечного покоя» [3, с. 228]. Теснота не смущает китайцев. Как заметил Дж. Макгован, они умеют довольствоваться таким ничтожным пространством, как ни одна другая нация в мире, сохраняя при этом необыкновенно независимый вид.
По мнению известного историка и этнографа В.М. Алексеева, «нынешний живой Китай говорит о себе со своих стен, дверей, косяков, потолков, лодок. Китаисты часто не обращают на это внимания и на улицах ничего не читают и не понимают. А между тем китайская улица - это сложная наука. Особо характерны линии лавок с каллиграфическими росписями стен под вывески. На некоторых - роскошная золоченая резьба по дереву и ... тут же, конечно, грязь, вонь и свалка» [4, с. 73].
Любопытные исследователи особенно в первые дни их пребывания в китайском городе с интересом рассматривали вертикально висящие вывески, разноцветные доски с надписями, вбитые над входом в магазин, резные символические значки, подвешенные на длинных палках. Харчевня выставляет род самоваров с бумажной бахромой, меняла или банкир - огромную связку денег, сапожник - сапог величиной с человека. Эти разноцветные вывески придают картине города ту приятную пестроту, без которой она была бы сера и монотонна.
Путешественники рассказывают, что на улицах больших городов в толпе хлопотливого народа всегда идут какие-нибудь работы: портные сидят на маленьких скамьях, и тут же где-нибудь устроился повар, наскоро стряпающий незатейливые кушанья на походном очаге,
тут же и уличный художник, и токарь, и толпа музыкантов. Цирюльники в огромном количестве с утра снуют по улицам, нося на плечах принадлежности своего ремесла, привешенные к концам длинной бамбуковой палки, оканчивающейся фигурой какого-нибудь фантастического зверя.
В столице империи особенная атмосфера. «От Пекина, - делает заметку в своем дневнике П. Краснов, - у меня остались впечатления яркие, пестрые, грандиозные. Уже подъезжая к нему, чувствуешь, что тут бьется пульс какой-то большой жизни, что это - центр» [5, с. 321]. Дж. Джайльс советует быть более осмотрительными на улицах городов, так как уличные правила Европы не применимы в Китае. «Там существует собрание таких норм, - пишет он, - которые молчаливо приняты туземцами. Обыкновенный пешеход, встречающий, предположим, рабочего, который на бамбуковом коромысле несет два ведра воды или мешок риса весом в сто, двести даже триста фунтов, обязан уйти с дороги носильщика. Тот же рабочий, встречая носилки, которые несут двое или больше таких рабочих, как и он сам, -немедленно обязан сделать такую же уступку, каковая, опять-таки, повторяется носильщиками в пользу всякого, едущего на лошади. На том же основании пустые носилки должны дать дорогу тем, в которых есть пассажир» [6, с. 161]. В переулках разъезд двух телег совершенно невозможен. Поэтому выезжающий с одного конца обыкновенно кричит на весь переулок, чтобы другой кто-либо не въехал с конца противоположного.
Движение по улицам города затруднено вследствие невероятного скопления народа и сутолоки. Экипажи заменяются здесь ручными двухколесными колясочками. На углах улиц они стоят целыми рядами, и чуть только какой европеец выйдет за порог дома, его тотчас окружает толпа людей, предлагающих свои услуги за пять центов в полчаса. «Если вздумаешь действительно довериться одному из них, сев в тележку и сказав только, куда надо ехать, - предупреждает Э. Гессе-Вартег, -то возница в тот же миг снимется с места в карьер, во весь дух помчит вас в гору, под гору и, наконец, остановится где попало, у любого дома, быть может, находящегося от места вашей цели в расстоянии целого часа» [2, с. 6]. Удивляться этому не приходится. Подавляющее большинство китайцев в то время не знало ни слова на иностранных языках. Даже сейчас иностранец, пытающийся что-то говорить по-китайски на улице, сталкивается чаще всего с изумлением, но отнюдь не с пониманием сказанного.
Вся деятельность мужчин вращается обыкновенно вне сферы домашнего очага. Чуть свет - и китаец уже толкается где-нибудь на базаре или работает тут же, в какой-нибудь комнатушке, которая для него одновременно и приемная, и лавка, и мастерская. Вот почему китайские базары так шумны, а прилегающие к ним улицы людны. Но «пройдите один-два квартала, - отмечает русский географ и исследователь Дальнего Востока Г.Е. Грумм-Гржимайло, - и вас невольно поразит господствующая кругом тишина и как будто даже пустынность: на улице ни души, и только из-за оград доносится изредка голоса, свидетельствующие, что не все еще
умерло здесь по соседству. И такими контрастами с окрестностями отмечены в Китае не одни только базарные улицы, но и все магистральные и второстепенные, водяные и сухопутные пути сообщения: на них вереницы людей и животных, а на десятки километров в стороны -ни души» [7, с. 142].
Китайцы высшего общества, мандарины, офицеры, дамы никогда не появляются в ремесленных кварталах. Если у них есть там дела, то они отправляются туда в закрытых, обтянутых клеенкой носилках, которые тащат двое, трое или четверо кули. Последние пролагают себе дорогу громким криком. Разносчики, торгующие рыбой, овощами, мясом и фруктами, носят при себе определенные приспособления, благодаря которым люди знают, что у них можно купить, а не выкрикивают громко названия своих товаров, как это делают у нас. Тот, кто продает горшки, возит их на тачке и при этом бьет по одному из них. Продавец холстов несет их на спине в свернутом виде и бьет в маленький барабан, который укреплен на палке. Торговец сладостями использует бубен.
Чего только нет на жалких лотках: «Продавец фальшивых кос, - отмечает И.Я. Коростовец, - выставил целую пачку этого необходимого придатка каждого доброго китайца. Тут же поместился отравитель крыс; в подтверждение силы продаваемого им яда, он разложил на платке целую партию мертвых грызунов. Рядом с ними лежат кипы книг - дешевых романов и театральных пьес» [8, с. 315].
Чтобы глубже прочувствовать атмосферу традиционного Китая, окунемся в бурлящий поток городской жизни. На середине улицы настоящая давка. Кто стремится в одну сторону, кто - в другую, кто переходит из лавки в лавку, покупает, продает, кричит, шумит, жестикулирует. Движение то и дело задерживается. Тут же где-нибудь часто совершается публичная казнь. Рядом под четырехугольными зонтиками сидят занятые своим делом бродячие ремесленники, цирюльники. Между ними, особенно на мосту Нищих, располагаются на корточках бесчисленные бедняки, часто отвратительного вида, громко выкрикивающие просьбу о подаянии. Далее мы заметили одинокую фигуру китайца, сидевшего перед небольшим столом, на котором стоял прибор для туши и кисть. Это был студент-неудачник, зарабатывавший себе пропитание сочинением писем для безграмотных.
Тому, кто желает развлекаться, улицы китайских городов предлагают всевозможные зрелища: акробат, канатный плясун или заклинатель захватывают здесь самое людное местечко. Любопытное зрелище представляют рассказчики, которые, выбрав подходящий уголок возле какого-нибудь оживленного пункта, повествуют собравшейся толпе различные истории. Внимательные глаза и открытые рты толпы, слушающей с напряженным вниманием, - обычная картина на китайской улице. Причем многие из рассказываемых историй вполне пригодны для того, чтобы произвести глубокое впечатление. Рамку же этой необычайно оживленной, богатой красками и диковинной картины составляют многочисленные лавки с редкостями, кондитерские, харчевни и т.д.
Несмотря на страшную тесноту, никто не толкается, и все стараются не задеть друг друга. Многие иностранцы отмечают вежливость не только образованных китайцев, но и всего населения. «Сдержанность и воспитанность китайской толпы, - продолжает свое повествование английский китаевед Дж. Макгован, - нас поражала, паланкины и носильщики тяжестей то и дело стесняли прохожих, заставляя их прижиматься к краю улицы, но все относились к этому добродушно и без малейшей тени раздражения. Представляю, что было бы, если бы такая давка случилась в каком-нибудь английском городе» [9, с. 161].
Уличная толпа многолика и многоголосна. Ее яркие, красочные характеристики многие путешественники вплетают в ткань своего, подчас сухого комментария того или иного события китайской жизни. Толпа очень интересна. Такого разнообразия типов, которое развертывалось перед нашими глазами, нельзя встретить нигде в Европе. Представители всех слоев населения сочетались здесь в причудливую пеструю мозаику. Здесь были представители интеллигенции и купечества, крестьяне, несущие на бамбуковых коромыслах свои сельские произведения, буддийские монахи с бритыми головами в грязных одеждах, всевозможные торговцы, актеры, колдуны и бродяги.
Для европейца картина китайской улицы удивительна и необычна. «Вся эта толпа двигалась с таким веселым и радостным видом, что, глядя на нее, становилось как-то легко на душе. Временами казалось, что мы попали в толпу фокусников и клоунов, при взгляде на очень многих встречных у нас появлялось неудержимое желание смеяться» [9, с. 163]. Похожие чувства испытывал и П.Я. Пясецкий, говоря о том, что город производил на него впечатление пестрого, оживленного, шумного гостиного двора.
Итак, мы видим, что жизнь на улицах китайского города бурлит с самого рассвета. Но так ли многолюдны эти улицы поздно вечером и ночью? Вовсе нет. Быть вне дома поздно ночью не считается приличным, да и не безопасно разгуливать ночью без фонаря, который для лиц, могущих позволить себе такую роскошь, носится идущими впереди слугами. Китайцы выходят вечером из дома лишь в самых крайних случаях, так как после заката солнца улицы с обеих сторон заграждаются железными рогатками, решетками или крепкими воротами и охраняются ночными сторожами, вооруженными копьями. Кроме того, сторожа снабжены барабанами и металлическими треугольниками и производят ими время от времени страшный шум, чтобы засвидетельствовать свое бодрствование.
Подобную картину можно наблюдать изо дня в день. «Нежное китайское чувство времени, жизни, судьбы, прошлого, - как писал О. Шпенглер, - совершенно чуждо нам». «Преимущество китайцев перед европейцами, - приходит к выводу Дж. Макгован, - заключается в способности невозмутимо относиться к окружающему ... Здесь все живут так, как будто бы у каждого в запасе целая вечность» [9, с. 222].
Путешествие по Китаю и описание увиденного разворачивает перед нами интересную картину китайской
жизни. Анализируя документальные свидетельства (путевые заметки, дневники) европейских исследователей, мы узнаем, каким они увидели мир традиционного китайского города. В их отзывах об этой далекой, окруженной покровом таинственности стране встречаются противоречивые характеристики: одни дают описания яркой, самобытной и утонченной культуры, другие подчеркивают проявления грубого невежества, выставляют на показ смешные, на их взгляд, стороны характера и быта китайцев. Подобные исследования выявляют оригинальность, национальную специфику изучаемой страны, позволяют сопоставить культурные ценности Западного и Восточного миров и вынуждают задать себе вопрос: насколько был прав Р. Киплинг, предполагая, что Восток и Запад никогда «не встретятся».
Литература и примечания
1. ВасильевВ.П. Открытие Китая. СПб., 1900.
2. Гессе-Вартег Э. Китай и китайцы. СПб., 1900.
3. Выписка из статейного списка С.Л. Владиславича-Рагузинского, сделанная в Коллегии иностранных дел, о его пребывании в Пекине, о возвращении на границу и о завершении посольской миссии // Российско-китайские отношения в XVIII в.: Материалы и документы (1725-1727 гг.). М., 1990.
4. Алексеев В.М. В старом Китае. Дневники путешествия 1907 г. М., 1958.
5. Краснов П. По Азии. Путевые очерки Маньчжурии, Дальнего Востока, Китая, Японии и Индии в 1901-1902 гг. СПб., 1903.
6. Джайльс Г. Китай и его жизнь. СПб., 1914.
7. Грумм-Гржимайло Г.Е. Описание путешествия в Западный Китай. СПб., 1896.
8. Коростовец И. Китайцы и их цивилизация. СПб., 1896.
9. Макгован Дж. Китайцы у себя дома: очерки семейной и общественной жизни. СПб., 1910.
Поступила в редакцию 1 октября 2007 г.
