CC BY
32
ВОПРОСЫ ИСТОРИИ
УДК 94(5):930.85
ДОКУМЕНТАЛЬНЫЕ СВИДЕТЕЛЬСТВА ЕВРОПЕЙСКИХ И РОССИЙСКИХ ПУТЕШЕСТВЕННИКОВ О СУБЪЕКТИВНОСТИ ВОСПРИЯТИЯ ПЕРЕМЕН
В КИТАЕ XIX - НАЧАЛА XX ВЕКА
© 2010 г. Ю. Г. Благодер
Кубанский государственный технологический университет, Kuban State Technological University,
ул. Московская, 2, г. Краснодар, 350072, Moskovskaya St., 2, Krasnodar, 350072,
adm@kgtu.kuban.ru adm@kgtu.kuban.ru
На основе письменных свидетельств европейских и российских путешественников XIX - начала XX в. дается описание китайской традиционной культуры, специфики построения социально-политической системы, образа жизни с безусловным господством моральных основ над материальными, круга личных и социальных интересов, религиозных и идеологических принципов.
Ключевые слова: культура, традиционализм, консерватизм, практицизм, социальные перемены, реформы, прогресс, конфуцианство, буддизм, обычай, культурная экспансия.
On the basis of the written testimonies of European and Russian travellers of the 19th - century beginning of the 20th centuries are described Chinese traditional culture, the specific nature of social political system, way of daily life that is characterized as the domination of moral principles over material ones, ofpersonal and social interests, religious and ideological principles.
Reywords: culture, traditionalism, conservatism, practicism, social changes, progress, Confucianism, Buddhism, custom, cultural expansion.
Начиная с первой половины XVII в. в Европу, а четверть столетия спустя - в Россию стали поступать разноречивые сведения о диковинном государстве, абсолютно непохожем на другие как основополагающими политическими и экономическими принципами его организации, так и складывавшейся в течение многих столетий культурой и традициями. Очевидцы событий, происходящих в Срединной империи, возвращаясь на родину, привозили предметы китайского искусства и по прошествии времени публиковали выразительные очерки, путевые записки, в которых отражали самые яркие эпизоды своих путешествий. Благодаря им европейское, в том числе и российское общество «открыло» для себя Китай.
Наибольший интерес у публики вызывала информация историко-этнографического и культурологического характера. Представители высокообразованной элиты, обращаясь к переводам древних текстов, пытались понять, в чем секрет устойчивости китайской государственности, переживавшей глубокие потрясения, но не претерпевавшей при этом радикальных изменений. Любопытство обывателя могло быть удовлетворено причудливыми сюжетами из жизни различных слоев общества, начиная с обитателей Запретного города и завершая беднейшими слоями населения.
Далеко не каждый образец литературного наследия побывавших в Китае дипломатов, путешественников и миссионеров имел статус научного исследования, но все они внесли свою лепту в распростране-
ние знаний о далекой и вплоть до начала XIX в. неизвестной широкой общественности стране.
Данное исследование нацелено на выделение из широкого спектра этнопсихологических и исторических положений проблемы отношения жителей Поднебесной к преобразованиям их патриархального уклада и сферы личностного пространства. Выбор объясняется тем, что благодаря этой информации можно, во-первых, составить реалистичную, избавленную от поэтического вымысла картину быта местного населения, во-вторых, проследить направленность, порядок и закономерности социальных изменений, в-третьих, реализовать технологии прогнозирования, результаты которых способны смягчить межцивилизационные противоречия и существенно облегчить попытки интеграции.
Присутствуя практически в каждом источнике, вопрос о «восприятии перемен» представителями тех или иных культур до настоящего времени в качестве самостоятельного предмета исследования в научной исторической литературе активно о себе не заявлял. В связи с этим уместно отметить достаточный уровень новизны тематики данной статьи.
Сегодня история, впрочем, как и многие иные гуманитарные науки, в выборе категориальной основы, содержательной составляющей исследования и методики его проведения стала ощущать влияние психологии. Это объясняется желанием ученых «уйти» от поверхностного и экспансивного освещения объекта, выбранного для анализа. Изучение форм чувственного отражения окружающей действительности, разли-
чение ее специфики позволяют адекватно воспринимать поступающую из Китая информацию и более свободно в ней ориентироваться.
Интерпретировать социальные реалии можно с различных теоретических и методологических позиций. В данной работе сделана попытка преодолеть одностороннее представление об истории как о самодостаточной науке, поэтому изложение фактов осуществляется через призму этнопсихологической интерпретации.
Если в XVIII - начале XX в., в эпоху непоколебимого европоцентризма, «загадку» восточной цивилизации пытались разгадать лишь пытливые умы профессионалов-китаистов, то сегодня ситуация в корне изменилась. Динамика экономического развития, усиление внешнеполитического влияния позволяют считать Китай одним из авторитетных участников современного мирового процесса. В нынешних условиях недооценивать мощь китайских традиционных ценностей нельзя. Для реализации намерений установить длительное и плодотворное сотрудничество с этой страной необходимо соприкоснуться с духовной культурой китайского народа. В познании основ его менталитета окажут поддержку дневниковые записи, оставленные европейскими и российскими путешественниками XIX - начала XX в., красноречиво свидетельствующие о том, каково отношение жителей Поднебесной к переменам в их жизни, событиям прошлого, настоящему и перспективам на будущее. Даже незначительные, отвлеченные характеристики могут оказать существенную помощь в изучении данного вопроса.
Неоднократно путешественники отмечают однообразие внешнего вида китайских построек. Это неудивительно, так как образцы, по которым сооружались здания, выработаны были еще в незапамятные времена китайской истории. Когда строится новая улица, никто не составляет планов, не приглашает архитекторов, они и не нужны, так как приемы постройки зданий давно сделались стереотипными и хорошо известны каждому плотнику и каменщику. Благодаря такому упорному консерватизму все китайские дома походят друг на друга. Комментарий «в старину так делали, и мы так делаем» в ответ на удивленное восклицание европейца по какому-либо поводу является для китайцев весьма приемлемым и распространенным. Возможно, глубокое уважение к установленному обычаю - самая яркая черта характера китайца.
Преодолевая трудности многомесячного тягостного пути на Восток, европейцы ожидали увидеть необыкновенные народы с достойной уважения преданностью традиции, но в то же время жаждущие глубоких перемен. Наблюдения за работой местных мастеров, использующих несовершенные, грубые инструменты, побуждают сделать вывод, что «провидение, одарившее китайцев прилежанием, воздержанностью, силой, способностью и ловкостью в работе, лишило их стремления к прогрессу» [1, с. 59]. Несмотря на это, в воспоминаниях немецкого исследователя Э. Гессе-Вартега
читаем: «... белые варвары познакомили их [китайцев] со своими облегчающими труд и удваивающими производство ремесленными орудиями и машинами, но они оставляют их без внимания, и работы их выходят, пожалуй, лучше, тщательнее наших со всем нашим прикладным знанием и практическими орудиями. Стоит взглянуть на китайскую бронзу, резьбу по дереву, лакированные изделия, фарфор, мебель. Каждая вещь -дело рук одной семьи, может быть даже одного человека и отличается известным стилем и выказывает индивидуальный вкус» [1, с. 59].
Смешанное чувство восхищения и презрения вызывает у европейцев способность местных жителей часами сидеть согнувшись и безостановочно заниматься своим однообразным делом: «. день проходит за днем, а они все продолжают сидеть на том же месте и делать ту же работу, по-видимому, оставаясь совершенно не чувствительными к ее однообразию» [1, с. 59]. При этом желания коренным образом изменить существующее положение китайцы не демонстрируют.
Если европеец стремится к комфорту, внедряя всевозможные усовершенствования, упрощающие быт, то в Китае, пройдя множество изысканных магазинов, блещущих позолотой и разноцветной облицовкой, можно выйти на улицу, мостовая которой покрыта липкой грязью. «В этом можно видеть яркий признак неподвижности, совершенного презрения ко всякому улучшению, полное отсутствие того инстинкта к беспрерывному прогрессу, того стремления к лучшему, которому мы обязаны блестящим развитием нашей цивилизации» [2, с. 214]. Данный фрагмент дневниковой записи французского исследователя Ж. Рода являет нам образец достаточно распространенного в XIX в. подхода к описанию китайского образа жизни, в котором царит безоговорочный приоритет собственной великой культуры в единстве с непоколебимой уверенностью в истинности собственного понимания сути всех увиденных процессов и явлений.
Наблюдая со стороны, создается впечатление, что местные жители и в бедности чувствуют себя довольными, руководствуясь твердыми стародавними принципами, которые одухотворяют весь их государственный организм: «Никаких признаков упадка, дряхлости не замечается» [3, с. 55]. Китайцы слишком гордятся своей цивилизацией, чтобы слепо принимать иноземное, но в то же время, не умаляя и не превознося достоинств чужой культуры, заботясь о своем благоденствии в «этой» жизни и придерживаясь утилитарного взгляда на вещи, они заимствуют все наиболее необходимое им в соответствии с естественными условиями их края.
В сознании той части российской и европейской интеллигенции, для которой было характерно стремление к философским обобщениям, подобный тип культуры ассоциировался с громоздкой бюрократической системой, препятствовавшей появлению элементов нового передового начала. В дневниках путешественников содержится много информации, касающейся жизни представителей такой социальной группы,
как высшее чиновничество. Иностранцы, побывавшие в Цинской империи, неоднократно упоминают о многочисленных препятствиях, которые она им создавала, что естественным образом объясняет появление отрицательного отношения и негативной оценки деятельности должностных лиц. Мореплаватель и предприниматель П.В. Добель отмечает, что в этой стране все «подвержены непрестанно поборам и неприятностям от мандаринов» [4, с. 33]. Но если отнестись к этой проблеме с большим вниманием, то можно увидеть, что столь критичные замечания в определенной степени беспочвенны. Европа видит в чиновнике олицетворение алчности и лени, считает это испорченное сословие главной причиной начинающегося разложения Китая. «Будь все это так, - возражает Э. Гессе-Вартег, - Поднебесной давно бы не существовать: сословие мандаринов было таким уже тысячу лет назад, а Китай все-таки оставался в течение этих столетий самым обширным и многолюдным царством на земле, с большими естественными богатствами, с широкой торговлей, высокой своеобразной культурой, которая превосходит нравственностью многие другие народы, поэтому сословие мандаринов не может быть так дурно, как говорит молва» [1, с. 479].
Присматриваясь к жизни китайцев, мы с изумлением замечаем, что они обладают исключительными качествами, во многом совершенно не похожими на наши. «Нежное китайское чувство времени, жизни, судьбы, прошлого совершенно чуждо нам» [5, с. 29]. В Европе XIX в. на улицах, в клубах, домах с жаром говорили о кораблях, товарах, новых странах. Воздухом путешествий и предпринимательства дышали газеты, журналы и художественная литература. С детских лет европеец привыкает к динамичной общественной атмосфере и вдруг, попадая в Китай, начинает чувствовать, что время, если не останавливается, то по крайней мере замедляет свой ход. «Время - деньги» - девиз Запада, и вследствие научно-технических открытий его житель пользуется массой изобретений, служащих для выигрыша времени. Различие между китайцем и европейцем в этом отношении бросается в глаза уже при первом приветствии. Наши обращения: «Как Вы поживаете? Чем занимаетесь? Каковы планы?» - указывают на то, что при употреблении их имеется в виду представление о деятельности, китаец же приветствует вас словами: «Кушали ли Вы уже свой рис?».
«Преимущество китайцев перед европейцами, -приходит к выводу английский миссионер Дж. Мак-гован, - заключается в способности невозмутимо относиться к окружающему. Быстрый нервный темп европейской жизни, привычка торопиться неизвестны Китаю. Здесь все живут так, как будто у каждого в запасе целая вечность» [6, с. 222].
Для побывавших в Китае путешественников оставалось загадкой упорное нежелание не только простых китайцев, но и представителей знати, обладающих широкими властными полномочиями, активно использовать опыт западных держав для скорейшей модернизации своей страны. Западная наука признает, что в основе всех общественных процессов лежит стремление
к удовлетворению собственных материальных интересов, которое неизбежно сопряжено с применением насилия и принуждения. Конфликт неизбежен и неотвратим, поэтому и должен быть принят как одна из форм нормального человеческого взаимодействия. Европеец видит в противоборстве стимул к изменениям, возможность предотвратить с его помощью окостенение системы и открыть дорогу инновациям. Бесспорно, есть риск разрушения отношений, но есть также и благоприятная возможность их выхода на новый уровень, конструктивного преодоления кризиса и обретения иных жизненных возможностей. Традиционная китайская картина мира также во главу угла ставит динамизм и активность, но, как отмечает В.В. Малявин, жителям Срединной империи «приключения, крутые перемены жизни не по душе» [7, с. 541]. Важной чертой мировоззрения и психологии китайцев является желание избежать конфликтов, стремление к согласию и гармонии как в собственной душе, так и в отношениях с окружающими.
Были периоды, когда империя утрачивала политическую самостоятельность, но благодаря своему культурному превосходству в конце концов обретала возможность возродиться. Незыблемая традиция обладала способностью преобразовывать проникающие в страну идеи и гармонично их китаизировать. Эта страна всегда поддерживала свою национальную специфику при помощи независимой культуры, обладающей мощной ассимиляционной способностью, в результате чего китайская цивилизация приобретала все большую уверенность в ценности своих устоев. Ничто не могло прервать историю этого государства во времени, а в пространстве границы Китая постоянно раздвигались, его население росло вследствие не только войн, но в большей степени культурной экспансии. Здесь это называют «покорением при помощи добродетели» [8, с. 136]. Оценить силу и эффективность такого пути мы можем лишь с высоты современного опыта. Путешественники прошлых столетий, не имеющие глубоких научных познаний, попадали под влияние ярких, бросающихся в глаза внешних факторов и «находящихся на поверхности» мотивов, искали и, как им казалось, находили исчерпывающие объяснения. Если европеец хочет понять, как воспринимают изменения в своей жизни китайцы, насколько они важны для них, он должен сосредоточить свое внимание не столько на политической и экономической, сколько на духовной сфере жизни этого народа. Жить просто, познавать мудрость древних, следовать нормам высшей морали, стремиться к совершенству -это и есть истинное счастье, причем твое счастье - в твоих руках, в умении организовать жизнь по заветам предков, получить от нее все, что она может дать.
Акцентируя внимание на важности прошлого и заведомо предвзято относясь к чему-то новому, китайцы в силу укоренившегося у них консерватизма мыслят старыми категориями и вкладывают новое содержание в привычную для них оболочку. Это приводит к тому, что на уровне обыденного сознания, как правило, воспринимаются те идеи, которые «встроены» в
хорошо знакомую традиционную форму, неизменность которой и «пугает» европейцев. Многие философы, историки и публицисты видят в этой стране пример совершенно иного, отличного от западного и потому неприемлемого, замкнутого мира, существующего по своим собственным законам. Китай для них - государство, обращенное в прошлое, государство, видящее в возвращении назад свое будущее. К примеру, в своих работах В.Г. Белинский использует понятия «Китай», «китаизм» в значении косность, ограниченность и отсталость, а В.С. Соловьев создает негативный портрет Срединного государства на основе распространенных в российском обществе представлений о том, что китайский характер исходит не только из восприятия мира и себя самого как части природы, но и из постоянного обращения в прошлое. «Если, подобно Конфуцию, - пишет он, - [Китай] хлопочет о реформах, то эти реформы представляются ему лишь как украшение пагубных нововведений, как полнейшее возвращение к старине» [9, с. 188].
Размышления о причинах «неподвижности» Китая, живучести древних традиций, приверженности чиновников и народа к соблюдению норм и правил, установленных в глубокой древности, мы находим в дневниках российских и западных путешественников, не только описывающих эпизоды своих странствий, но и делающих попытку проанализировать увиденное, охарактеризовать те или иные события. Э.Э. Ухтомский обращает внимание на выгодное географическое положение Небесной империи, позволившее государству стать самым могущественным в Восточной Азии. Просвещение, литература, искусство, наука и техника этой древней страны воспринимались народами Востока как своеобразный эталон. Были сделаны важные научные и технические открытия: книгопечатание, изобретение пороха, сейсмографа, бумаги, компаса, значительное развитие получили техника отливки бронзы, производство белой керамики, ткачество, гончарное дело и др. Осознание беспомощности против него даже самых мужественных и беспокойных соседей привело к тому, что страна «стала засыпать сном миролюбивого застоя» [3, с. 53].
«Поколение за поколением, - говорилось в книге английского китаеведа Г.А. Джайлса, - Китай был совершенно изолирован от остальной части мира. Народ этой обширной империи вырос под влияниями, которые не изменились благодаря соприкосновению с другими народами. Его идеалы сделались стереотипными вследствие недостатка других идеалов для сравнения и, возможно, для изменения их» [10, с. 78].
Древнекитайские мыслители понимали, что для успешного противостояния чужеродным культурам, влияние которых они считали разрушительными, или для обеспечения собственного государственного благополучия необходим незыблемый внутренний порядок, которого можно достичь путем совершенствования духовной культуры, социально-этических принципов и традиций. Цели удалось достичь с помощью конфуцианского учения, повлиявшего на формирование нравственных и духовных устоев этого уникально-
го народа. Л.П. Делюсин отмечает, что «конфуцианство . недоверчиво относится ко всему тому, что может быть усвоено только верой, но оно, сохраняя чисто позитивный характер, способно более других этико-философских систем поддерживать жизненность каждого отдельного человека и определять благоустройство семьи, общества и государства» [11, с. 163].
Конфуцианство, наложившее свою печать на все сферы жизни китайцев, религиозные верования, науку, оказало огромное влияние и на их быт. Сложившиеся нормы с течением времени приобрели устойчивость, позволяющую оказывать сопротивление экономическим и социальным реформам, что являлось одной из причин медленной адаптации нововведений в этой стране. Основной пафос учения Конфуция был направлен на решительное осуждение пороков современного ему общества. Объективная обстановка побуждала его выступить с новыми взглядами и реформами. Однако для того, чтобы это отрицание получило моральное право на существование и необходимую социальную силу, оно должно было опираться на признанный авторитет. «И Конфуций, - пишет известный российский китаевед Л.С. Васильев, - нашел такой авторитет в полулегендарных образцах глубокой древности» [12, с. 97].
Использование древних традиций для противопоставления их недостаткам современности знакомо истории многих обществ, но в Китае фактически превратилось в самоцель. «Пиетет перед древностью, когда, по Конфуцию, все правители были мудры и умелы, чиновники бескорыстны и преданны, а народ благоденствовал, уже через несколько веков после смерти философа стал одним из основных и постоянно действующих импульсов общественной жизни страны» [12, с. 97]. Это учение всегда было повернуто лицом, к «доброму старому времени». Не в будущем, а именно в древности, в прошлом был «золотой век», который всегда должен служить образцом. Попытка превзойти древних мудрецов расценивалась как святотатство. Конфуций учил непреходящему, востребованному в этой жизни и, как отметил В.В. Малявин, «не смущался тем, что самое долговечное в человеческом обществе может оказаться самым обыденным» [7, с. 47]. Он «верил в древность и любил ее», ибо древнее было для него обозначением чего-то изначально заданного, вовеки сущего, вечно существующего в человеческих делах, т. е. в традиции.
Путешественники с восхищением описывают величественные дворцы, изящные пагоды, живописные садово-парковые ансамбли, утонченные пейзажные композиции, уникальные образцы декоративно-прикладного искусства, где тесно переплелись древние традиционные принципы с оригинальными новыми элементами, отражающими не только «душевное состояние» их создателей, но и настроение, царившее в данную эпоху в обществе. Надо отметить, что малоподвижность этой области бытия и творчества не подвергалась беспощадной критике сторонников блистательной академической европейской культуры. В китайском искусстве европейцы ценили именно его
«непохожесть», своеобразие, экзотичность, поэтому нежелание местных мастеров отказаться от патриархальных образцов и правил не встречало из уст «гостей» негодующих восклицаний.
Другое дело - политическая система, принципы построения которой явились еще одним фактором, усиливающим стабильность развития общества, а по европейским оценкам, его отставание. Традиции и консерватизм, которые в конфуцианском Китае стояли на страже незыблемости существующего строя, следует рассматривать в качестве определенных требований социально-политической системы. Однако, имея это в виду, нельзя забывать и о том, что в таком же направлении действовала и вся идеологическая ориентация культуры.
Следующая причина, по мнению европейцев, породившая в китайцах равнодушие к преобразованиям и переменам, - религиозная культура. Критические замечания в ее адрес объединяют многих зарубежных путешественников, считавших, что бесконечная обрядность, вошедшая в плоть и кровь китайского народа и сковавшая всю его жизнь массой «ненужных» формальностей, подавила свободу его мысли, лишила самостоятельности и творчества. В их дневниках неоднократно встречаются упоминания о том, что культ предков, направляющий постоянно внимание на старину и заставляющий относиться с особым почтением к людям прошлого, ставить своим высшим идеалом рабское подражание им, развивает презрение ко всему новому, нарушающему в чем-нибудь привычные условия жизни. Не стоит забывать, что религия в Китае - это и повседневный регулятор поведения, хранитель нравственных и культурных ценностей, это и миропонимание, миросозерцание, это и нить, связывающая людей с Богом, душами умерших и друг с другом, это и ядро, притягивающее к себе, сплачивающее все общество. Для не владеющих чужим языком иностранцев бытовые проявления культуры, воспринимаемые через внешние формы, являются наиболее доступной информацией. В силу обстоятельств, необразованности, низкого уровня личной культуры, наблюдая за столь непохожими обрядами и ритуалами, вызывающими недоумение, и не погружаясь в исследования философских основ религиозной культуры, они рисуют лишь поверхностную и в какой-то мере даже непривлекательную картину китайской культовой традиции.
По мнению французского географа и политика Э. Реклю, совершенно несправедливо мнение о том, что религия Китая «закрепощает живых ради мертвых». Исследователь видит в ней источник прогресса, его главный двигатель, так как ее первейшим требованием является забота о будущей жизни. «Прошедшее, которое уже не в наших руках, настоящее, которое уходит от нас, будущее, которого еще нет, соединенные в одной мысли, являются самой чудесной, самой животворной действительностью. Куда бы ни взглянул человек, всюду он слышит настоятельную трогательную просьбу: «Сделай так, чтобы память о нас не умерла; сделай так,
Поступила в редакцию
чтобы мы могли когда-нибудь ожить и почтить твою душу и благословить твою память» [13, с. 90].
Суммируя сказанное, мы можем выделить следующие причины, которые, по мнению путешественников прошлых столетий, влияли на спокойное, безразличное, а подчас и негативное отношение китайцев к переменам в их жизни. Это и относительная «замкнутость» государства, представление китайцев о Срединной империи как благотворном центре окружающего ее мира, и сила нравственных принципов, заложенных в конфуцианстве, рациональное использование позитивных древних традиций и образов, специфика построения социально-политической системы, а также способность культуры постепенно преобразовывать проникающие в страну идеи.
Китайский опыт, демонстрирующий свою жизнестойкость на протяжении нескольких тысяч лет, мудрость древней философии, традиционализм, основанный на принципиальной, глубокой приверженности к собственной культуре, уверенности в ее величии и востребованности, постепенное преобразование психологии и умонастроений китайцев, изменение приоритетов, отношения к богатству, государству и ко всему миру в XIX - начале XX в. не были по достоинству оценены западными и российскими исследователями. Уникальность китайской цивилизации они увидели не в бесконечной линии культурной преемственности, гармонично связывающей глубокую древность и современные реалии, а в привлекающих внимание непрофессиональных ценителей и любопытных обывателей необыкновенных образцах искусства, особенном, непривычном европейскому глазу стиле общения и организации быта.
Литература
1. Гессе-Вартег Э. Китай и китайцы. СПб., 1900.
2. Род Ж. Современный Китай. М., 1912.
3. Ухтомский Э.Э. К событиям в Китае. Отношение Запада и России к Востоку. СПб., 1900.
4. Добель П.В. Путешествия и новейшие наблюдения в Китае, Маниле и Индо-Китайском архипелаге. М., 2002.
5. Каган М.С. Проблемы «Запад - Восток» в культурологии. М., 1994.
6. Макгован Дж. Китайцы у себя дома: очерки семейной и общественной жизни. СПб., 1910.
7. Малявин В.В. Китайская цивилизация. М., 2001.
8. Лян Шумин. В чем специфика китайской культуры? // Проблемы Дальнего Востока. 2004. № 4. С. 135 - 140.
9. Соловьев В.С. Китай и Европа // Проблемы Дальнего Востока. 1990. №2. С. 188 - 190.
10. Джайлс Г. Китай и его жизнь. СПб., 1914.
11. Китай: традиции и современность / ред. Л.П. Делю-син. М., 1976.
12. Васильев Л.С. Культы, религии, традиции в Китае. М., 2001.
13. Реклю Э. Срединная империя: климат, почва, племена, богатства, духовная жизнь и учреждения Китая. СПб., 1904.
12 марта 2009 г.
