CC BY
34ПОЛИТИКА И КУЛЬТУРА
Т.Н. Красавченко ПИСАТЕЛЬ И ПОЛИТИКА: ГАЙТО ГАЗДАНОВ
Аннотация. Писатель и политика (древнегреч. politiká, от polis - государство) - тема органичная для исследования истории любой эмиграции. Расхождения между человеком и государством и есть источник возникновения феномена эмиграции, сам факт которой определяет непосредственно судьбы и опосредованно творчество оказавшихся в изгнании писателей, даже если по природе своего дарования они не были ангажированными, «политическими писателями» или «homo politicus», и более того, чурались политики. В статье рассмотрено отношение к политике, казалось бы, политически не ангажированного писателя первой волны русской эмиграции - Гайто Газданова (1903-1971) и роковая роль политики в его жизни и творчестве.
Ключевые слова: политика; писатель; русская революция; первая волна русской эмиграции; революция «левых» в Европе 1960-х годов.
Аполитичный писатель-эмигрант - это миф, что особенно явно относится к первой волне русской эмиграции, даже когда речь идет об «эстете» В.В. Набокове1. Какова была роль политики в жизни и творческой эволюции Гайто Газданова?
1 Об этом, в частности, свидетельствует его переписка с профессиональным революционером, членом ЦК партии эсеров, бывшим террористом В.М. Зензиновым (1880-1953). Известно, что Набоков послал Зензинову чек для издаваемого им журнала «За свободу» (1941-1947), альтернативного просоветской партийной печати; он также осудил послевоенное посещение русскими эмигрантами советского посла в Париже - А.Ф. Богомолова и т.д. (см.: Переписка В.В. Набокова и В.М. Зензинова «Дорогой мой Одиссей» / Вступ. ст., публ. и коммент. Г. Глушанок // Наше наследие. - М., 2000. - № 53. - С. 76-115).
Он вырос в типичной семье разночинской интеллигенции, органично воспринявшей идеи русской революционной демократии и находившейся в оппозиции к «царю, вере», но не к отечеству. В семье были народники (двоюродный брат дедушки); мать, Вера Николаевна Абациева, воспитывалась в Петербурге в доме дяди -Магомета Абациева, - служившем укрытием для революционеров-террористов. В результате трагического парадокса та самая, радикальная или умеренно-радикальная, идеологически подготовившая Россию к революции интеллигенция, к которой по происхождению и воспитанию принадлежал Газданов, была вытеснена пробужденной и взлелеянной ею стихией.
Вполне естественно, что выходец из левоинтеллигентской разночинной среды Газданов в эмиграции нашел друзей и покровителей среди писателей эсеровской ориентации (М.Л. Слоним, М.А. Осор-гин). Он публиковался с 1926 г. в основном в левых, по преимуществу эсеровских, изданиях - газете «Дни», журналах «Воля России», «Современные записки», «Русские записки», в политически нейтральных «Числах», «Опытах», но никогда в монархической периодике, даже в умеренно-консервативной газете «Возрождение», никогда - в сменовеховских изданиях.
Юношески-бравадное высказывание героя романа «Вечер у Клэр» (1930) о том, что он пошел в Белую армию «потому, что находился на ее территории», а будь там красные, «поступил бы, наверное, в красную армию»1, привело к возникновению в российском литературоведении мифа об аполитичности писателя, объяснимого, вероятно, как издательской конъюнктурой (в России Газданова начали печатать в периодике с 1988 г., отдельными изданиями - с 1990 г.), так и до сих пор встречающейся у некоторых авторов инерционной идеологией советского литературоведения. Возразить можно, прежде всего, с эстетических позиций: нельзя отождествлять персонаж с автором, тем не менее, учитывая автобиографический характер героя, можно проследить развитие этой линии в романе, и становится ясно: когда выбор у героя был, как в Харькове, где он жил с матерью и куда вскоре должны были прийти «красные», он предпочел уйти к «белым».
Ставку на «красных», на советскую власть он никогда не делал. Его рассуждения о возможности возвращения в Россию начала
1 Газданов Г. Собрание соч.: в 5 т. / Под общ. ред. Т.Н. Красавченко. - М.: Эллис Лак, 2009. - Т. 1. - С. 117. Далее ссылки по этому изданию: Собр. соч.: в 5 т. - с указанием тома и стр.
1920-х годов в письмах Никите Муравьеву1, другу со времен Шу-менской гимназии, наивны, хотя очевидно, что мысль о вероятности и возможности возвращения мучила его, как, впрочем, и большинство русских эмигрантов в то время. Однако единственное серьезное намерение вернуться в Россию - в 1935 г. - было продиктовано не убеждениями, не «продуманным выбором», не политическими мотивами, не симпатией к советской власти. Это был шаг отчаяния: тяжело болела мать, а на чувство вины перед нею наслоилось тяжелое настроение, рожденное неуютной, неустроенной, одинокой эмигрантской жизнью.
Анализ ранней прозы Газданова, в частности автобиографического рассказа «Мечтатели» (нач. 1930-х годов), свидетельствует о том, что подростком он бывал на большевистских собраниях, слушал выступления о необходимости социального переворота, был знаком с идеями К. Маркса; однако его герой, будучи, как и автор, защитником «индивидуализма и философии», поклонником «Критики чистого разума» Канта, непочтительно отозвался о Марксе как о «компиляторе»2.
Со временем у Газданова выработался остраненный, толстовский, спасительный для него как писателя взгляд, исключавший полную «втянутость» в поток жизни неясного смысла, принятие сторон (левых, правых), политизацию, т.е. обеднение бесконечного разнообразия бытия. Это очевидно и в его желании не зацикливаться на теме «революция», «болевой точке» русской эмиграции. «Почему вы так любите эту нелепую революцию, - спрашивает один из персонажей рассказа "Смерть Пингвина" Аскет (прототипом послужил друг Газ-данова - Сергей Сергеевич Страхов), - которая скучна и проста, как дважды два четыре?»3 На заседании Франко-Русской студии 18 декабря 1929 г. свою резкую критику толкования Достоевского как «пророка русской революции» Газданов закончил выводом: революция 1917 г. - явление «локального значения», что, естественно, вызвало протесты присутствующих4. Почему Газданов умалял значение
1 Газданов Г. Письма Н.С. Муравьеву // Газданов Г. Собр. соч.: в 5 т. - Т. 5. -С. 24-35.
2 Газданов Г. Мечтатели // Там же. - Т. 4. - С. 471.
3 Газданов Г. Рассказы о свободном времени. III. Смерть Пингвина // Газданов Г. Собр. соч.: в 5 т. - Т. 1. - С. 540.
4 Troisième réunion. 18 décembre // Le studio Franco-Russe 1929-1931 / Textes réunis et présentés par Leonid Livak. Sous la rédaction de Gervaise Tassis. - Toronto: Department of Slavic Languages and Literatues: The Univ. of Toronto, 2005. -P. 118-119.
революции 1917 г.? Вероятно, именно потому, что ее воздействие на его судьбу и судьбы окружавших его людей было очень велико. Его романы «Вечер у Клэр», «Ночные дороги», «Призрак Александра Вольфа» - это все история и следствие бегства писателя и его персонажей от «ужаса революции», от политической реальности России. Политике он противопоставлял «другие измерения».
В его творчестве, как и у Набокова, рано намечается тема присутствия в жизни потустороннего, метафизического начала, силы более значительной, нежели «красные - белые», «пистолеты и пулеметы»; в рассказе «Пленник» (1930) человек, «заземленный», втянутый в иллюзорную суету жизни, бессилен перед сверхъестественным началом. Заглавие обретает метафорический смысл1.
Но от политики не было спасения. Если русский политический опыт Газданова изначально был крайне негативным, то и Франция, куда он приехал в ноябре 1923 г., как государство, т.е. политическая реальность, оказалась ненадежной. Писателя потрясли поведение, судьба и роль Франции во Второй мировой войне. В связи с этим любопытны рукописи писателя 1940-х годов в «Архиве Газданова», хранящемся в Хотонской библиотеке Гарвардского университета. Эмигранты стали свидетелями того, как серьезно Франция готовилась к войне с Гитлером. К 3 сентября 1939 г., когда была объявлена война, в ее армии было 95 дивизий, более 2 млн человек, 2,4 тыс. танков, т.е. она могла сопротивляться, но сопротивление было очень слабым2. Фактически Франция почти без боя сдалась Гитлеру. Возглавляемое маршалом Петеном правительство, охваченное пораженческими настроениями, 10 июня 1940 г. уехало из Парижа в Бордо, 14 июня Париж без боя был сдан, а 22 июня подписана капитуляция Франции, гитлеровские войска оккупировали две ее трети. В биографическом эссе (1942) о Георгии Сергеевиче Калантарове, своем друге и муже близкой подруги и землячки своей жены Фаины Дмитриевны Ламзаки-Газдановой -камерной певицы Анны Самойловны Исакович (El-Tour), Газданов пишет: «Никогда не забуду могильный голос маршала Петэна... В этих звуках был какой-то зловещий символизм, и было характерно, что капитуляцию Франции возвещал именно этот голос, тоже
1 Газданов Г. Пленник // Газданов Г. Собр. соч.: в 5 т. - Т. 1. - С. 695-702.
2 Это, в частности, убедительно показано в романе Владимира Варшавского «Ожидание»: Варшавский В. Ожидание. Проза. Эссе. Литературная критика / Сост., подг. текста и коммент. Т.Н. Красавченко, М.А. Васильевой. - М.: Дом русского зарубежья им. А. Солженицына: «Книжница», 2016. - С. 85-142.
идущий с того света и принадлежавший человеку, в котором, конечно, уже не могло оставаться никакой силы, никакого желания борьбы и была только предсмертная, восьмидесятилетняя усталость. Я плохо верил всегда, что люди, стоящие во главе государства, могут претендовать на то, что являются законными представителями своей страны и в какой-то степени воплощают в себе характерные особенности своего народа. Но тогда появление полумертвого маршала во главе Франции показалось мне до ужаса убедительным и действительно точно выражающим то глубокое и, быть может, безвозвратное падение страны и народа, невольным свидетелем которого я оказался»1.
На «государственный провал» Газданов, как и прежде, откликнулся индивидуальным «действием»: приняв присягу на верность Франции, он участвовал в Сопротивлении, прятал евреев, сотрудничал с советскими партизанами, издавал подпольный информационный бюллетень, в полной мере оправдав отзыв о себе (хотя и по другому поводу) Исаака Бабеля задолго до войны -«героический Гайто Газданов»2. «Провал» Франции, конкретный исторический конфликт он осмыслил в рассказе «Последний день» (1943)3 в экзистенциалистском, кафкианском ключе. В рассказе разыгрывается шахматная партия столкновения воль и психологий двух противников, завершаемая необъяснимой (вмешательство посторонних сил?) победой рассказчика, уже готового к смерти и столь характерно для газдановского героя размышляющего об условном законе причинности и случайности, предопределяющих судьбу человека.
Еще один выразительный «политический отклик» содержит роман Газданова «Возвращение Будды» (1949), где описаны кошмарные, также в кафкианском духе, галлюцинации героя о пребывании в Центральном Государстве, хотя тут осмысление конфликта человека и власти, что очень примечательно, наводит на мысль о пушкинском Евгении, преследуемом Медным всадником, персонифицирующим государство.
В 1966 г. Газданов дал четкое определение своему отношению к политике и политикам в интервью с дипломатом, историком
1 Архив Газданова в Хотонской библиотеке Гарвардского университета. Тетрадь 6. Л. 94-99. - Париж, 1942.
2 Анненков Ю.П. Дневник моих встреч. Цикл трагедий: в 2 т. - М.: Художественная литература, 1991. - Т. 2. - С. 306.
3 Газданов Г. Последний день // Собр. соч.: в 5 т. - Т. 4. - С. 556-576.
Андреем Ивановичем Каффи на радио «Свобода» и в записях о нем (от 14-15.09.1966). Газданов вспоминает, как после войны встретил Каффи в Латинском квартале: «Я узнал, что он принимал участие в Движении Сопротивления... Сам он никогда не говорил об этом. В нем появилось нечто новое, чего не было до этих лет: враждебное презрение к тем, кто испытывал прогитлеровские или просоветские симпатии. Но это даже не носило характера чисто политического порицания. Это было именно презрением, обычно Каффи чуждым, но, в конце концов, понятным со стороны человека, не допускавшего в известной области никаких компромиссов. В свое время, после революции, Каффи [итальянец по отцу, он имел итальянское гражданство. - Т. К.] представлял Италию в Москве. Но когда к власти пришел Муссолини, Каффи немедленно отказался от своего поста и уехал в Париж, где потом много лет вел трудную и бедственную жизнь политического эмигранта. Я однажды сказал ему, что не понимаю, как такой человек, как он, может заниматься политикой. Это было еще в тридцатых годах.
- Почему Вы находите это удивительным?
- Мне кажется, для того, чтобы иметь очень определенные политические убеждения и быть уверенным в их превосходстве над другими, нужно чаще всего то, что французы называют храбростью невежества. Но Вы - историк, Вы знаете лучше других недолговечность и несоответственность так называемых политических и экономических доктрин и теорий. Вы знаете, кроме того, что политика -это удел людей, которым трудно выдвинуться в других областях, так как у них для этого нет данных - опять-таки, конечно, не всегда, но часто. И наконец, по своей природе политика - это низшая сфера человеческой деятельности. Вот почему мне кажется странным, что она Вас занимает»1. В сущности, Газданову близка позиция Каффи, волею судьбы оказавшегося между Сциллой и Харибдой - Муссолини и Советской Россией, но сумевшего, подобно Одиссею, «проплыть между ними».
Газданов сам нередко попадал в сложные политические ситуации. В его документальной книге о Сопротивлении - «На французской земле», написанной изначально на русском и вышедшей в 1946 г. в Париже на французском2, которым писатель владел совер-
1 Газданов Г. Андреа Каффи // Собр. соч.: в 5 т. - Т. 4. - С. 367-368.
2 Gazdanov G. Je m'engage a tiefender / Trad. du Russe. - Paris: Défense de la France (impr.de G.et R. Joly), 1946. - 133 p.; Газданов Г. На французской земле // Газданов Г. Собр. соч.: в 5 т. - Т. 2. - С. 597-696.
шенно свободно, изображен «homo soveticus». Советские военнопленные, ставшие во Франции партизанами, произвели на Газданова впечатление людей с особой, не всегда понятной автору психологией, они говорили на скудном, выродившемся русском языке, и тем не менее были стойкими, мужественными, смелыми, игнорирующими бытовые неудобства, они оказались едва ли не наиболее активными спасителями Франции. Эта повесть была не «политическим шагом» писателя, а просто рассказом о том, как было на самом деле, и в сущности - «актом справедливости», соответствующим представлениям Газданова о ней. Однако ее публикация обрела политическую окраску в эмигрантских кругах. Для правых - слишком левую (сотрудничество с советскими гражданами приравнивалось едва ли не к измене), для левых (просоветских) - слишком правую, книгу встретили молчанием.
В период эйфории от «русской победы» многие эмигранты получили советские паспорта, из-за этого Газданов разошелся с некоторыми друзьями (В.Л. Андреевым, В.Б. Сосинским и др.), что сбивало с толку: почему он помог советскому подполью, но прекратил знакомство с друзьями, принявшими в 1946-1947 гг. советское гражданство? Однако тут не было противоречия. Военнопленные были урожденными гражданами СССР, у них не было выбора. Газданов принял предложение о сотрудничестве с советскими партизанами не из симпатии к советской власти, а из-за неприятия нацизма и из-за столь свойственного ему любопытства, продиктованного отсутствием предрассудков, присущих многим эмигрантам, - он хотел узнать, что же это за «новая порода» людей выросла на его родине. Они были таковы, каковы были, ибо не знали иного и заслуживали сочувствия. А вот эмигранты, знавшие правду об СССР, обладавшие свободой выбора и выбравшие несвободу, вызывали антипатию.
Однако «политический поступок» Газданова - работа (19531971) на радио «Свобода», как известно, поначалу финансировавшегося из различных американских источников, в частности из Американского комитета по борьбе с большевизмом, а позднее напрямую Конгрессом США, одобрили не все российские эмигранты, в частности, его не одобрил дядя писателя - Михаил Николаевич Абациев (1891-1983), бывший офицер Белой армии, в Париже близкий П.Н. Милюкову и печатавшийся (с. 1925) в «Последних новостях». Но на жизнь он зарабатывал себе тем, что ра-
ботал в «гараже», т.е. в автомастерской1, ибо принадлежал к тому кругу российских эмигрантов, которые предпочитали «черную» работу, избегая «идеологической» зависимости. Не желая считать себя «беженцами» или гражданами Франции, они сохраняли уверенность в том, что за границей они временно, и не подавали документов на натурализацию. С 1950-х годов, да и раньше, если эмигранты хотели найти какую-то «непролетарскую», не шоферскую работу они, как правило, попадали в советские или американские «сети».
Шаг Газданова, естественный в глазах многих эмигрантов, был вызван, конечно, усталостью от работы ночным таксистом (1928-1952) и желанием «материально и физически» перевести дух, но не только этим. Газданов был крайне щепетилен в вопросах чести, репутации, о чем, в частности, свидетельствуют его письма писателю Б.К. Зайцеву от 26.01 и 2.02.1946 г., где он наводил справки об альманахе, к участию в котором - с приличным гонораром - его пригласил просоветски настроенный писатель-эмигрант Борис Пантелеймонов, и, в конце концов, Газданов отказался от этого предложения2.
Вероятнее всего, Газданов выбрал радио «Свобода», руководствуясь желанием говорить правду, просвещать тех, кому морочили голову. В 1964 г. он создал серию передач «О книгах и авторах», в конце 1960-х - радиоцикл «Дневник писателя», он неоднократно участвовал в «Беседах за круглым столом» вместе с Г. Адамовичем, В. Вейдле, Н. Струве и др. Передачи бывали порой политически тенденциозны, что объяснялось главной задачей радио «Свобода»: противопоставить советской идеологии - западную, но в целом явно, что для Газданова основной была просветительская цель.
С конца 1960-х годов Газданов работал над своим единственным политическим романом - «Переворот», в 1972 г. посмертно опубликованным вдовой писателя в «Новом журнале» (кн. 107109). Он написан под впечатлением событий «молодежной революции» конца 1960-х. Действие происходит в необозначенной (тем самым как бы в любой западноевропейской) стране, но, пожалуй,
1 Из рассказов четвероюродной сестры Г. Газданова - Ольги Абациевой де Нарп автору этой статьи. См. также: Бабич И.Л. Осетинские судьбы во Франции. -Режим доступа: https://www.cyberleninka.ru/article/n/osetinskie-sudby-vo-frantsii (Date of access 30.11.2018).
2 Газданов Г. Письма Б.К. и В.А. Зайцевым // Газданов Г. Собр. соч.: в 5 т. -Т. 5. - C. 69-70.
именно близкую Газданову Францию можно рассматривать как «архетип». В 1960-е годы она, сделав колоссальный рывок в экономическом развитии, стала «обществом потребления», в котором крайне обострился конфликт «отцов и детей». На идеалы этого общества - материальный успех и комфорт, на конформизм и ханжеский морализм как норму жизни молодежь реагировала эпатажным неприятием, бунтом, имевшим разные формы - от ухода из дома, мини-юбок, увлечения наркотиками, вандализма до политических выступлений. Мятежные 1960-е завершились «майским взрывом» 1968 г. - в Париже и других университетских городах вспыхнула «студенческая революция», перекинувшаяся на соседние страны. Студенты выставили политические требования. В Латинском квартале Парижа появились баррикады, которые силам правопорядка пришлось брать штурмом. Таким образом, обнажился острейший государственный кризис. Газданов любил «игру» с историческими прототипами, как, например, в рассказе «Вечерний спутник» (1939), где обыграно сходство героя с Жоржем Клемансо, премьер-министром Франции в 1906-1909, 1917-1920 гг. Создавая в «Перевороте» явно положительный образ президента, он скорее всего имел в виду генерала де Голля, французского президента в 19581969 гг. и лидера французского Сопротивления во время Второй мировой войны, вернувшего Франции статус великой европейской страны после «позорного падения».
Очевидно, что события 1960-х произвели шоковое впечатление на писателя, уже однажды, в начале ХХ в., наблюдавшего «переворот» в России и его трагические последствия. В романе ощущается отчаяние человека, вновь, уже во второй половине века, свидетеля бессилия государства перед «бунтом, бессмысленным и беспощадным» - словно «замкнулся круг». В «Перевороте» Газданов изобразил «левую утопию» по Герберту Маркузе, немецкому философу-неомарксисту, одному из ведущих представителей Франкфуртской школы и идеологов «новых левых», хотя на самом деле это вновь была антиутопия с ее развалом, хаосом, террором. И Газданов выявляет «механизм» ее осуществления: от подстрекательской деятельности «левых» интеллектуалов до использования «революции» криминальными элементами, что он особенно акцентирует.
Каким видится ему выход из тяжелой ситуации? У писателя словно срабатывает «генетическая память». Как «спаситель» является «человек в кепке». «Кепка» здесь атрибут демократической принадлежности. Кроме того, в советском фольклоре «человек в
кепке» - это В.И. Ленин, почти во всей его «иконографии», особенно на встречах с народом, изображаемый в ней. Более 20 раз в романе герой, предлагающий президенту программу преодоления «революционного хаоса» в стране, назван не по имени (Роберт Вильямс) или как-либо иначе, а именно «человеком в кепке», что провоцирует читателя на ассоциацию с «великим заговорщиком», перевернувшим Россию. Очевидно, что писатель хорошо изучил историю большевизма и советской власти в России и, в сущности, попытался «перевернуть» большевистский «код», использовать его против него самого.
«Заметьте, - говорит Роберт Уильямс президенту, - что во время революционных потрясений к власти почти всегда приходит незначительное меньшинство. Вспомните октябрьский переворот в России. В условиях демократического голосования большевики никогда не пришли бы к власти. Но эти люди захватывают ее. Против них выступают социалисты и демократы, поражение которых неизбежно, так как они противники насилия и террора. Вот в чем заключается их ошибка. Они пытаются действовать убеждением, дискуссией, ссылкой на то, что их поддерживает большинство, т.е. доводами, которые являются неопровержимыми с их точки зрения. Но против них - люди, не останавливающиеся ни перед чем, и которым совершенно чужды демократия и этические соображения. Они действуют силой и террором. Вот почему их победа обеспечена. Но достаточно понять эту несложную истину и, пусть временно, но действовать против них их же методами - и тогда вместо победы этих людей ждет поражение»1.
Герой Газданова - Роберт Уильямс понимает безнадежность попыток «перестроить мир», он говорит об «агрессивной глупости», «идеологическом убожестве» экстремистских движений, деятельность которых оборачивается бунтом, грабежами, налетами на банки, похищениями людей; о необходимости не допускать к власти некомпетентных и нечестных людей, в сущности занимающихся тем, что они легальным путем обкрадывают своих соотечественников. Его программа наведения порядка в стране - «невежественных и нечестных людей мы заменим людьми компетентными и порядочными»2 -перекликается с последовательными, постоянными рассуждениями Ленина о роли сначала партийных, потом советских кадров в революции и создании нового государства; невольно вспоминается и
1 Газданов Г. Переворот // Газданов Г. Собр. соч.: в 5 т. - Т. 5. - С. 628.
2 Там же. - С. 598.
ставшая крылатой фраза И.В. Сталина в мае 1935 г. на выпуске академий Красной армии - «кадры решают все!». О существовании в сознании писателя связи между организацией Роберта Вильямса и «кадрами» большевиков прямо свидетельствует высказывание редактора коммунистической газеты: «Эти субъекты, которые только что были у меня, - очень опасный народ... Я таких видел много лет назад в России. Но мне повезло, потому что те, кто их видел один раз, второй раз обычно их уже не видели»1. Редактор имеет в виду сотрудников карательного органа - ВЧК (Всероссийской чрезвычайной комиссии по борьбе с контрреволюцией. 1917-1922), позднее преобразованной в ГПУ (Государственное политическое управление) -«железных людей», скорых на расправу «во имя революции». Однако в романе Газданова организация Вильямса и ее действия - антипод левого экстремизма, попытка противостояния ему с помощью спецслужб, в данном случае представляющих как будто единственно эффективные разумные силы, твердо противостоящих террористам и прочему криминалу, но избегающих ненужных жертв. Писатель предлагал эту «утопию справа», потому что не видел иных путей противостоять «утопии слева». Он явно пришел к выводу, что стихию «переворота», подобного большевистскому, представляющему собой «борьбу без правил», можно обуздать только суровыми, строжайшими, хотя и временными, мерами. И вместе с тем, сознавая, как и его герой «в кепке», что сложившийся порядок вещей в западных странах привел к кризису, судя по изображению «разумного президента» и по тому, что Роберт Уильямс - бывший депутат парламента, т.е. человек, прошедший школу западной демократии, писатель все-таки признает, что демократия далеко не совершенный политический уклад, но лучшего человечество пока не создало.
Роман не был закончен. Концовке Газданов придавал особое значение - вспомним четыре варианта окончания романа «Призрак Александра Вольфа» (1948). «Переворот» остался незавершенным. Возможно, автор оставил конец открытым. Но, скорее всего, он просто не знал, как его закончить.
В целом же творческая эволюция писателя, в сущности, свидетельствовала о постепенно нарастающей творческой и, вероятно, душевной драме: шел процесс истощения творческого ресурса. И главное даже не в том, что в 1950-1960-х годах Газданов стал писать меньше и стремился переиздавать довоенные произведения; возможно, это были симптомы творческого кризиса. Но глав-
1 Газданов Г. Переворот // Газданов Г. Собр. соч.: в 5 т. - Т. 5. - С. 643.
ное - в постепенном ослаблении художественного начала. В романе «Переворот» писатель вывел на первый план «идейный фасад», игра образов исчезла, поблекла, как негатив. Вероятно, тут сказалась работа на радио «Свобода», наконец обеспечившая его материально, но, как и любая журналистская деятельность, требовавшая много времени, сил, истощавшая творческий энергетический ресурс. Газданов пророчески описал свою ситуацию еще в 1936 г. в эссе о поэте и прозаике Борисе Поплавском (19031935): в последние годы жизни тот писал иначе, чем раньше, «как-то менее уверенно: он чувствовал, как глохнет вокруг него воздух... у него в жизни не было ничего, кроме искусства и холодного невысказываемого понимания того, что это никому не нужно. Но вне искусства он не мог жить. И когда оно стало окончательно бессмысленно и невозможно, он умер»1.
В принципе нечто подобное можно сказать и о Газданове. Творчество в его иерархии ценностей - высшая форма сопротивления энтропии, высшая форма жизни. И когда, как показал роман «Переворот», некоторой абстрагированностью повествования, поэтикой, философией, перекликающийся с рассказом «Последний день», творчество «стало невозможно», он умер.
В истории не бывает сослагательного наклонения, и невозможно предвидеть, как сложилась бы судьба Газданова, останься он в России. «Если бы не было Октября, - писал выдающийся эмигрантский литературный критик, культуролог Владимир Вейдле в эссе "Новая проза Газданова" ("Новое русское слово", 30.01.1977), -если бы культурное развитие России оставалось нормальным или даже если б оно вернулось к нормальному вскоре после того, как написаны были парижские эти книги ["Вечер у Клэр" и "Ночные дороги" Газданова. - Т. Ä".], я уверен, что они могли бы лечь в основу целого литературного направления. "Вечер у Клэр" и "Ночные дороги" обрели бы и многочисленных читателей у нас в стране». Что ж, читателей в России с 1990-х они обрели и, конечно, их появление, хотя и с опозданием, внесло существенные изменения в «литературный ряд» и общую картину русской литературы. Но это не могло изменить реальности: эмиграция как феномен, порожденный перипетиями политической жизни, оказалась одновременно спасением и проклятием, она сыграла роковую роль в творческой судьбе Газданова. Политика «катком» прошлась по ней, укрытие от нее в сфере метафизики и эстетики в XX в. оказалось невозможным.
1 Газданов Г. О Поплавском // Газданов Г. Собр. соч.: в 5 т. - Т. 1. - С. 742.
