CC BY
24м
XX век: страницы истории
Ю
Петиции мусульман Казани 1905 г.
Новое, второе, тысячелетие нашей эры российское общество встретило с большими надеждами. Оно распрощалось с XIX веком — эпохой крепостного права и либеральных реформ. Исходя из позитивных тенденций прошедшего столетия российское общество вправе было ожидать позитивных перемен. Однако ничего не происходило. Модернизаци-онные процессы, приведшие к новым явлениям в экономике и общественной жизни, изменению социального поведения региональных и национальных элит, в целом повышению социальной активности широких слоев российских поданных, в условиях бездействия или запоздалых действий самодержавной власти усиливали общественное напряжение в стране. Недовольство представителей различных сословно-социальных и этноконфессиональных групп населения в начале ХХ столетия сгущалось. Профессор Санкт-Петербургского университета, бывший чиновник Э. Н. Берендтс в своей записке «О прошлом и настоящем русской администрации», составленной в 1903 г., на вопрос «в чем заключается недостаток нашего государственного строя, на который всех более жалуется наше современное общество?», сам же отвечал: «отсутствие должной законности в действиях администрации и отсутствие гласности». Далее уточнял:
«Зрелище часто повторяющихся беззаконий, так говорят в обществе, терзает душу общества, а отсутствие гласности лишает его возможности "отвести душу", печаловаться, кричать от боли и тем облегчить свои страдания. Говорят далее, что у нас господствует много лицемерия и фальши, что царствует фраза, которой хотят окутать наготу нашей нравственной грубости и умственного невежества, а между тем эта тонкая ткань все чаще рвется и еще рельефнее выступают наши язвы»1.
Одной из мер, направленных на снятие общественного напряжения в российском обществе, стал манифест «О предначертаниях к усовершенствованию государственного порядка» от 26 февраля 1903 г. Глухое опасение, царившее в коридорах высшей власти, нашло отражение в скупых предложениях манифеста: «К глубокому прискорбию нашему, смута, посеянная отчасти замыслами, враждебными государственному порядку, отчасти увлечением началами, чуждыми русской жизни, препятствует общей работе по улучшению народного благосостояния. Смута эта, волнуя умы, отвлекает их от производительного труда и нередко приводит к гибели молодые силы, дорогие нашему сердцу и необходимые их семьям и родине»2. На наш взгляд, эти строки емко характеризуют тревожное состояние российского
общества и одновременно установку правительства на поиск внутреннего врага.
В манифесте российский государь требовал от своих подданных — исполнителей монаршей воли — «твердого противодействия всякому нарушению правильного течения народной жизни» и честного исполнения «всеми и каждым... служебного и общественного долга» и заявлял: «мы с непреклонной решимостью незамедлительно удовлетворить назревшим нуждам государственным признали за благо.»: далее перечислялись те меры, которые верховная власть намеревалась осуществить в ближайшей перспективе. Во-первых, была названа необходимость улучшения религиозных прав нерусского населения: «Укрепить неуклонное соблюдение властями, с делами веры соприкасающимися, заветов веротерпимости, начертанных в основных законах Империи российской, которые, благоговенно почитая православную церковь первенствующей и господствующей, предоставляют всем подданным нашим инославных и иноверных исповеданий свободное отправление их веры и богослужения по обрядам оной»3. Затем шло «успокоение» русской православной церкви и священников: «Продолжать деятельное проведение в жизнь мероприятий, направленных к улучшению имущественного положения православного сельского духовенства, усугубляя плодотворное участие священнослужителей в духовной и общественной жизни их паствы». Как видно, впервые власть поставила в один ряд, казалось бы, несовместимые вещи: и защиту превосходства государственной религии, и достижение религиозного равноправия инославных и иноверческих верований и их последователей*.
Именной Высочайший указ «О предначертаниях к усовершенствованию государственного порядка»,
* Следующие свои заявления самодержавная власть перевела в социально-экономическую плоскость, обещая проявить заботу и о дворянстве, материальное благосостояние которого в пореформенный период пришло в упадок, и о страдающем от безземелья, тяжелого фискального гнета, неурожая хлебов крестьянстве.
подписанный Николаем II 12 декабря 1904 г., стал следующим публичным заявлением о намерении провести широкие реформы в общественном устройстве России, в том числе в сфере государственно-церковных отноше-ний4.
Во главу угла заявленных реформ был поставлен принцип одинакового исполнения всеми поданными законов, соблюдение законности властью и наказание должностных лиц за нарушение законов (п. 1). Во втором пункте было указано предоставление земским и городским думам широких прав и самостоятельности в делах местного благоустройства. Помимо существующих губернских и уездных земских учреждений предполагалось образовать «общественные установления по заве-дыванию делами благоустройства на местах в небольших по пространству участках» (п. 2). С целью обеспечения равенства перед судом всех сословий предполагалось произвести унификацию судебной системы империи с тем, чтобы обеспечить судебные институты всех уровней необходимой самостоятельностью (п. 3). Предполагалось совершенствовать законодательство о рабочих людях промышленных предприятий и лицах, занятых в промыслах, с ориентиром на социальную защиту трудящихся, в частности была обозначена необходимость введения «государственного их страхования» (п. 4).
Подразумевая, видимо, репрессивные законы, последовавшие после убийства императора Александра II, прежде всего положение «О мерах к охранению государственного порядка и общественного спокойствия» от 14 августа 1881 г., разрешавшее предоставление на определенный срок властных полномочий представителям администраций отдельных губерний и областей, и другие нормативные акты, было заявлено о необходимости их пересмотра, а также применения «только в случаях, действительно угрожающих государственной безопасности» (п. 5).
С целью соблюдения изложенных в «Основных законах Российской им-
ПЕТИЦИИ МУСУЛЬМАН КАЗАНИ 1905 Г.
47
перии» гарантий религиозных прав российских подданных декларировалось намерение пересмотреть законы «о правах раскольников, а равно лиц, принадлежащих к инославным и иноверным исповеданиям, и независимо от сего принять ныне же в административном порядке соответствующие меры к усмотрению в религиозном быте их всякого, прямо в законе не установленного, стеснения» (п. 6). Также было заявлено о пересмотре «действующих постановлений, ограничивающих права инородцев и уроженцев отдельных местностей империи, с тем, чтобы из числа сих постановлений впредь сохранены были лишь те, которые вызываются насущными интересами государства и... пользою русского народа» (п. 7).
Планировалось также изъять ограничения в сфере печати, с тем чтобы она имела возможность «быть правдивою выразительницею разумных стремлений на пользу России».
Вышеназванные законодательные акты свидетельствовали, на первый взгляд, о желании верховной власти системно подойти к решению накопившихся проблем, затрагивавших интересы практически всех слоев подданных империи. Они способствовали формированию у поликонфессионального населения страны, в том числе у мусульман, веры в возможность расширения своих религиозных и политических прав. Благодаря Именному Высочайшему указу от 12 декабря 1904 г. социальная активность мусульман Волго-Уральского региона оформилась в «приговорное движение» — петиционную кампанию. В адрес Комитета министров поступило более 500 прошений мусульман Поволжья и Приура-лья с указанием ущемления их религиозных и гражданских прав5.
Одними из первых на наметившиеся перемены в политической конъюнктуре отреагировали мусульмане Казани. По инициативе Г. Ибрагимова в доме купца А. Хусаинова 23 января 1905 г. собрались татарские предприниматели и выработали план организации петиционной кампании6.
Спустя несколько дней на собрании, проведенном с разрешения казанского губернатора, 200 казанцев обсудили и утвердили текст прошения (докладной записки), который был составлен С.-Г. Алкиным7. Представление петиции было доверено четырем авторитетным лицам: имаму Сеннобазарной мечети Г. Апанаеву, купцу А. Сайдашеву, юристу С.-Г. Алкину и прибывшему из Османского государства и проживающему в Казани почетному потомственному гражданину Ю. Акчуре.
Примечательно, что в тексте составленного документа имеется ссылка на именной манифест от 26 февраля 1903 г. и выражается восхищение объявлением указа от 12 декабря 1904 г., предначертавшим «полное усовершенствование законности и государственного порядка». Собрание в Казани состоялось на второй день после объявления Россией войны Японии. В преамбуле докладной записки составители сочли необходимым сказать об этом, пусть в завуалированной форме, назвав политическую обстановку в России временем «вынужденной, но коварством навязанной, борьбы с внешним врагом дорогого нам Отечества». Также они заявили о том, что «всех вер, наций, культа и положения сыны Отечества» могут подождать преобразований до тех пор, «пока не минует военная гроза, пока не возложен венец победителя на нашего великодержавного вождя»8.
Это первый документ от татар, столь масштабно и комплексно показывающий их претензии к правительству относительно достижения равноправия с русскими подданными. Важно отметить, что многие положения казанской докладной записки перекликаются со стамбульской программой требований Г. Ибрагимова, которую в 1904 г. из столицы Османского государства он отправил региональным лидерам Вол-го-Уральского региона*. Думается, что составитель записки С.-Г. Алкин имел возможность ознакомиться с докумен-
* Суть основных требований программы Г. Ибрагимова заключалась в расширении религиозно-культурной автономии мусульман (см.: Загидуллин И. К. Татарское национальное движение в 1860-1905 гг. - Казань, 2014.- С. 393-394).
48
XX ВЕК: СТРАНИЦЫ ИСТОРИИ
«ГАСЫРЛАР АВАЗЫ - ЭХО ВЕКОВ», № 1/2, 2015
том Г. Ибрагимова. Из него «выпали» главным образом специальные пункты о прекращении христианского просвещения и предоставления свободы вероисповедания мусульманам. При этом необходимо четко обозначить, что казанская петиция представляет собой самостоятельный документ и не является производным от программы Г. Ибрагимова.
Сразу привлекает внимание грамотное с точки зрения правовых аспектов составление петиции. Составитель (С.-Г. Алкин) свободно оперирует юридическими терминами, делает необходимые ссылки на нормативные и законодательные акты. Формулировки докладной записки далеко не отрывочные, как в программе Г. Ибрагимова. В каждом пункте сначала дается преамбула — обоснование, затем высказывается само предложение по совершенствованию действующего законодательства на предмет уравнения с русским народом в гражданских правах, нередко сопровождаемое указанием на конкретные статьи закона. Некоторые пункты казанской петиции, перекликающиеся с программой Г. Ибрагимова, содержат существенные дополнения. Например, наряду с требованием об избрании муфтия и заседателей Оренбургского магометанского духовного собрания (ОМДС) мусульманами ставится условие, чтобы они непременно были лицами духовного звания «в полном значении этого термина». Более четко в казанской петиции сформулированы положения о компетенции ОМДС, которое должно иметь право «строить мечети, открывать мектебе и медресе, определять впоследствии учителей». Также содержались требования упразднения ограничений прав мусульман в отношении места жительства, свободной торговли и приобретения недвижимости в ряде регионов России.
Новыми являлись предложения о предоставлении исламским институтам ОМДС равных прав с Русской православной церковью: присвоение приходским духовным лицам и их детям званий почетных граждан, изъятие их
из подсудности сословным, крестьянским и волостным судам, освобождение от воинской повинности (п. 8), легализация вакуфов и подчинение их ОМДС (п. 4). Новым было и требование уравнения татар с русскими в деле издания религиозной литературы, при этом было озвучено, чтобы изречения из Корана не подвергались светской цензуре. Декларировалась возможность публичного возражения в случае появления в российской печати обидной и несправедливой критики, иронических высказываний, оскорбляющих религиозные чувства, а также издания периодики и книг на татарском и восточных языках с последующей книжной торговлей на территории России. Были обоснованы государственная служба наравне с подданными православного исповедания, открытие частных общеобразовательных и профессиональных школ «с преподаванием предметов общеобразовательного курса на родном языке», усыновление подкинутых младенцев единоверцами в населенных пунктах с компактным и преобладающим расселением мусульман.
Комментарии министра внутренних дел А. Г. Булыгина, сделанные на полях докладной записки, свидетельствуют о непринятии сановником некоторых пунктов. В частности, идеи предоставления мусульманскому духовенству равных прав с православным.
Глубоко символично, что основные положения казанской петиции были опубликованы И. Гаспринским в газете «Терджиман-Переводчик» (1905 г., № 20, 15 марта). Эта газетная публикация стала, по сути, сигналом для городских и сельских приходов к участию в «приговорном движении».
После опубликования Именного Высочайшего указа от 18 февраля 1905 г. «О возложении на Совет министров, сверх дел, ему ныне подведомственных, рассмотрения и обсуждения поступающих на Высочайшее имя от частных лиц и учреждений видов и предположений по вопросам, касающимся усовершенствования государственного благоустройства и улуч-
ПЕТИЦИИ МУСУЛЬМАН КАЗАНИ 1905 Г.
49
шения народного благосостояния»9 разбирать поступающие прошения от населения, по итогам их изучения составлять перечень вопросов, связанных с ущемлением национальных и религиозных прав и разрабатывать рекомендации для местных органов власти должна была временно создаваемая с этой целью комиссия в составе чиновников различных ведомств. Казанская депутация, желая стать полноправным участником разработки новых законодательных актов, основанных на демократических принципах, обратилась 28 февраля к министру внутренних дел А. Г. Булыгину, прося «для облегчения задач правительства в деле разработки этих норм. привлечь и нас в лице наших выборных представителей к служению Престолу и Отечеству»10.
Шла русско-японская война, вести, приходившие с Дальнего Востока, были неутешительные, в стране нарастала волна революционных настроений. В данной сложной для государства ситуации правительство пошло на диалог с лидерами этнокон-фессиональных меньшинств. Дело в том, что под воздействием рескрипта от 18 февраля 1905 г. практически одновременно среди представителей региональных элит мусульман, главным образом предпринимателей, возникла идея о встрече с сановниками до начала работы комиссии. В результате в марте — начале апреля 1905 г. столицу посетили мусульманские общественные деятели с целью встречи с высокопоставленными чиновниками и даже с надеждой быть принятыми самим императором. Так Г. Исхаки, который в составе депутации г. Чистополь в марте 1905 г. встречался с С. Ю. Витте, вспоминал: граф «обещал, что с вниманием изучит все пункты нашей петиции, и что будет защитником нашим перед правительством!»11. Прибывшие в Санкт-Петербург представители мусульман Крыма, Поволжья, Приура-лья, Туркестана и Сибири знакомились друг с другом, устраивали легальные и нелегальные совместные собрания и совещания, на которых обсуждали свои проблемы12.
1 марта 1905 г. казанская депутация в составе Г. Апанаева, А. Сайдашева, Ю. Акчурина, С. Алкина (отсутствовал лишь А. Хусаинов)13 «в качестве представителей всех мусульман России» была принята председателем Комитета министров С. Ю. Витте, председателем Совета по делам печати Д. Ф. Кобеко, управляющим делами Комитета министров Э. Ю. Нольде, членом Совета по делам печати В. С. Апитаевским. Она была одной из первых мусульманских депутаций, принятых премьер-министром империи. Согласно сообщению А. Сайдашева в газете «Казанский телеграф», столичные сановники выслушали их предложения о путях решения национального вопроса и обнадежили, что ходатайства будут внимательно разобраны и удовлетворены. Была достигнута договоренность о разрешении издания в Казани газеты на татарском языке. Однако казанская депутация осталась неудовлетворенной от формального, кратковременного характера встречи с министром внутренних дел А. Г. Булыгиным, которая не позволила им изложить все свои ключевые требо-
вания14.
От того же состава доверенных казанских мусульман в адрес С. Ю. Витте поступила еще одна петиция («памятная записка») — политический памфлет (от 23 марта 1905 г.). Важно отметить, что впервые в этом документе были выделены политико-правовые аспекты жизнедеятельности мусульман. Главной идей документа является раскрытие сути неодинакового правового положения татарского населения по сравнению с другими подданными. Правомерно рассматривать его и как продолжение докладной записки уполномоченных мусульманской общины Казани от 28 января 1905 г. Он как бы раскрывает один из его пунктов, а именно пункт 13 — о даровании мусульманским подданным права государственной службы наравне с подданными православного исповедания.
В рамках существовавших «приличий» авторы выразили свое несогласие с тем, что власть относит татарское население, проживающее в Поволжье, на
50
XX ВЕК: СТРАНИЦЫ ИСТОРИИ
«ГАСЫРЛАР АВАЗЫ - ЭХО ВЕКОВ», № 1/2, 2015
Урале и в Крыму к инородцам, к которым, кроме евреев, самоедов и калмыков, причислены и другие «малокультурные племена отдаленных окраин». «Правилами о мерах к образованию населяющих Россию инородцев» от 26 марта 1870 г. «законодатель. низвел татарское население на степень низшей в стране расы, для которой задачи образования приноровлены к потребностям инородцев, а не коренных обы-вателей»15.
По мнению исследователя А. Кап-пелера, термин «инородцы» появляется в России в конце XVIII в. в связи с обозначением народностей Сибири. Как юридическое понятие он применялся до 1917 г. сначала только к кочевым народам, позже — к евреям и к оседлому населению Средней Азии. «Однако в науке и публицистике понятие "инородцы" с середины XIX в. употреблялось как собирательный термин для всех народов Востока и Юга России, включая Поволжье-При-уралье. Изначально категория "инородцы" основывалась на критерии образа жизни, но в дальнейшем также и на критерии происхождения, на чужом роде. Как таковая она имела фундамен-талистический и даже расистский потенциал, соответствуя политическим и духовным течениям второй половины XIX в.»16
Другим принципиальным моментом памятной записки авторы указывали необоснованную характеристику татарского населения в «Журнале Министерства народного просвещения» от 2 февраля 1870 г. (по сути инструкции, регламентирующей применение правил 26 марта 1870 г.), как народа, подозрительного по природе. Они убеждены, что подозрительность является натуральным ответом на неуважительное отношение господствующей власти: «недовольная подозрительность, которая тяготит изо дня в день верующую душу мусульманина, в большей мере питается местной деятельностью миссионеров, превышающих нередко меру дозволенного законом и границы житейского такта и благоразумия». Охранительное поведение своего наро-
да авторы объясняли и тем, что всякая уважающая себя народность «желает сохранить в неприкосновенности и в ограждении от чужого вмешательства сферу своего религиозного мировоззрения и быта. Но вне этого мы живем теми же общегосударственными интересами, как и прочие разноверные
группы»17.
Составители памятной записки убеждены, что как только самодержавие откажется от рассмотрения вероисповедания, как главного критерия (мерила) правового положения подданных, «исчезнут призрачные опасения высшей власти на счет солидарности нашего отечественного мусульманства с политическим панисламизмом иностранного Востока. Искание общих интересов. станет бесцельным, если татарское население увидит, что оно пользуется всеми правами религии и народности, а вместе с тем и равенством перед законом со всеми прочими подданными во всех сферах, куда направляется мысль и работа»18.
В документе перечисляются дискриминационные моменты, касающиеся мусульман, которые вызывают «горькое чувство обиды в среде татар» и должны быть устранены19. Речь идет о следующих положениях имперского законодательства. Статью 44 «Городового положения» 1892 г. об ограничении доли нехристиан 1/4 частью гласных в городском органе самоуправления они оценивали не иначе, как «оскорбительное положение без вины виноватых», которое вызывает раздражительность, доходящую до враждебности. Сообщали, что введенное в 1889 г. правило о включении нехристиан в присяжные заседатели каждый раз лишь с личного разрешения министра юстиции приводит к казусам, когда даже мусульманин — штатный служащий в этом ведомстве — не может наравне с христианами стать обычным путем присяжным поверенным. Вероятно, этот сюжет взят из трудовой биографии С.-Г. Алкина. Ряд ущемлений касается сферы образования: запрет работать домашними наставниками среди христиан; препода-
ПЕТИЦИИ МУСУЛЬМАН КАЗАНИ 1905 Г.
51
вать в средних учебных заведениях и быть членами попечительских советов при женских гимназиях и прогимназиях; дискриминация при определении стипендий студентам-мусульманам высших учебных заведений; лишение учителей русских классов и русско-татарских (башкирских) школ права государственной службы.
По мнению авторов, запрет открывать новые мектебы и медресе без наличия русского класса, который составлял главную статью расхода в школьном бюджете прихожан, оставлял без начальной школы жителей многих поселений, не имеющих средств для покрытия этих затрат. В результате правительство обрекло значительную массу мусульман на полное невежество.
Вопиющим ущемлением прав составители памятной записки назвали ограничения и отказы в сфере издания газет, журналов и книг по чисто религиозно-национальным соображени-
ям20.
Комитет министров, рассмотрев поступившие в своей адрес прошения, постановлениями от 22 февраля и 11 марта 1905 г. признал необходимым поручить генерал-адъютанту графу А. П. Игнатьеву разработку всех возникших исламских вопросов и представить их без предварительного согласования с центральными ведомствами на усмотрение Государственного совета21.
Взгляд верховной власти на исламский вопрос, зафиксированный в законе от 17 апреля 1905 г. «Об укреплении начал веротерпимости», подтвердил демократические установки правительства. На основании поступивших от мусульман ходатайств в адрес вновь учреждаемого Особого вневедомственного совещания по делам веры было предписано разработать комплекс вопросов, касающихся исламских институтов: о сооружении «молитвенных домов иноверных исповеданий»; о порядке избрания и назначения должностных лиц мусульманского духовенства — приходских и высших; об освобождении от призыва
на действительную военную службу из запаса некоторых лиц мусульманского духовенства; о порядке открытия мусульманских школ — мектебов и медресе; об учреждении особых духовных управлений для казахов областей Акмолинской, Семипалатинской, Уральской и Тургайской, а также для мусульманских общин Северного Кавказа, Ставропольской губернии, Туркестанского края и Закаспийской области*; о возможности дозволения воспитывать подкидываемых детей в религии принявших их на воспитание иноверных семей22.
Помимо перечисленных проблем особому совещанию было предложено рассмотреть еще ряд вопросов: о предоставлении мусульманским духовным лицам звания личного почетного гражданина; об изменении действующих правил рассмотрения дел, вытекающих из семейных и наследственных отношений мусульман; о преподавании ислама на родном языке верующих; о пересмотре постановлений, касающихся исполнения мусульманами религиозных обрядов во время отбывания ими воинской повинности.
Однако обнародование в 1905 г. законов о Государственной думе и Совете министров установило новый порядок делопроизводства по внесению и рассмотрению законопроектов. В частности, подлежащие ведению Государственной думы дела должны были вноситься в нее исключительно начальниками отдельных ведомств после предварительного обсуждения в Совете министров, что явилось главной причиной ограничения деятельности особого межведомственного совещания лишь сбором материалов по вышеуказанным вопросам и выработкой «руководящих начал». После закрытия совещания (28 мая 1906 г.) труды его были переданы в распоряжение Совета министров. Со своей стороны последний, приняв во внимание, что духовные дела лиц инославных и иноверных исповеданий состоят в ведении министра внутренних дел, передал
* Вопрос об учреждении новых религиозных управлений неоднократно поднимался мусульманами.
>5У XX ВЕК: СТРАНИЦЫ ИСТОРИИ_
«ГАСЫРЛАР АВАЗЫ - ЭХО ВЕКОВ», № 1/2, 2015
собранные совещанием материалы, в том числе и касающиеся мусульман, министру для окончательной разработки и дальнейшего направления к разрешению23. Чиновникам силового министерства был поручен пересмотр всех действующих законов, регулирующих управление делами мусульман в Российской империи. Однако из-за изменения общественно-политической ситуации в стране их усилия оказались невостребованными.
Прошения от 28 января и 28 февраля 1905 г. хранятся в фонде 821 (Департамент духовных дел иностранных исповеданий Министерства внутренних дел), памятная записка от 23 марта 1905 г. — в фонде 1276 (Совет министров (1905-1917)) Российского государственного исторического архива (РГИА).
Документы от казанской общины свидетельствуют о правовой грамотности и политической активности ее региональных лидеров, которые сумели структурировать и довести до сведения властей чаяния и нужды едино-
верцев, включая свою точку зрения на национальный вопрос в империи. Возникшую общественно-политическую ситуацию в стране и курс правительства на пересмотр правовых основ национального вопроса в целом, а также встречу с премьер-министром России С. Ю. Витте в частности, они удачно использовали в письменной формулировке требований на предмет ликвидации ущемлений, зафиксированных в действующем имперском законодательстве. Это были обращения татар-мусульман — «пасынков» империи, которые путем установления диалога с властью надеялись добиться лучшей доли для единоверцев.
Несмотря на разрушение надежд мусульман на системный пересмотр действующего законодательства манифест от 17 октября 1905 г. о даровании российским подданным демократических свобод стал важной вехой в развитии татарско-мусульманского сообщества и сыграл позитивную роль в дальнейшей их политической консолидации.
ПРИМЕЧАНИЯ:
1. Берендтс Э. Н. О прошлом и настоящем русской администрации (Записка, составленная в декабре 1903 г.) / Вступ. ст., указ., примеч. А. С. Сенина. - М., 2002. - С. 20.
2. Полное собрание законов Российской империи (ПСЗ). - СПб., 1905. - Собрание 3-е. - Т. 23. -№22581.
3. Там же.
4. Там же. - Т. 24. - № 25495.
5. Сенюткина О. Н. Тюркизм как историческое явление (на материалах истории Российской империи 1905-1916 гг.). - Нижний Новгород, 2007. - С. 223-243.
6. Татария в дни первой русской революции / Под ред. Х. Г. Гимади. - Казань, 1955. - С. 47.
7. Ибраhимов Г. Татарлар арасында революция хэрэкэтлэре // Эсэрлэр: 8 томда. 7 т.: Тарихи хезмэтлэр. - Казан, 1984. - 358 б.; Хабутдинов А. Ю. От общины к нации: татары на пути от средневековья к Новому времени (конец XVIII — начало ХХ вв.). - Казань, 2008. - С. 121.
8. Российский государственный исторический архив (РГИА), ф. 821, оп. 10, д. 15, л. 1-6 об.
9. ПСЗ. - СПб., 1908. - Собрание 3-е. - Т. 25. - № 25853.
10. РГИА, ф. 821, оп. 10, д. 15, л. 11.
11. Исхаков С. М. Первая русская революция и мусульмане Российской империи. - М., 2007. -С. 123.
12. Там же.
13. Терджиман-Переводчик. - 1905. - № 26. - 5 апреля.
14. Казанский телеграф. - 1905. - № 3664. - 13 марта.
15. РГИА, ф, 1276, оп. 1, д. 107, л. 37.
16. Каппелер А. Как классифицировали русские источники XVI — середины XIХ вв. этнорелигиозные группы Волго-Уральского региона // Исповеди в зеркале: межконфессиональные отношения в центре Евразии (на примере Волго-Уральского региона — XVШ-XXI вв.) / Сост. и отв. ред. С. Дюдуаньюн, К. Ле Торривеллек, О. Н. Сенюткина. - Нижний Новгород, 2012. - С. 32-33.
17. РГИА, ф, 1276, оп. 1, д. 107, л. 39.
18. Там же.
19. Там же, л. 37 об.-38 об.
20. Там же, л. 38 об.
21. Там же, ф. 821, оп. 150, д. 411, л. 1.
22. О веротерпимости. Закон 17 апреля 1905 г. Изд. неофициальное. - М., 1905. - С. 14.
23. РГИА, ф. 821, оп. 8, д. 633, л. 15-15 об.
ПЕТИЦИИ МУСУЛЬМАН КАЗАНИ 1905 Г.
53
№ 1. Докладная записка доверенных казанской мусульманской общины
С.-Г. Алкина, Г. Апанаева, А. Сайдашева и Ю. Акчуры председателю Комитета министров С. Ю. Витте
28 января 1905 г.
Его высокопревосходительству господину председателю Комитета министров* уполномоченных от казанского мусульманского общества докладная записка.
Собрание представителей** казанского мусульманского общества, состоявшееся с разрешения казанского губернатора 28 января сего 1905 года в г. Казани постановлением своим уполномочило нас, нижеподписавшихся, на следующее:
I. Доложить Комитету министров, что мы, мусульмане, как равные всем верноподданные Его Императорскому Величеству государю императору, возлюбленного монарха нашего, глубоко осознаем, что в настоящее время, время вынужденной, но коварством навязанной, борьбы с внешним врагом дорогого нам Отечества, таково, которое всех вер, наций, культа и положения сыны Отечества должны бы были проникнуться тем осознанием, что не сломлена гордыня врага, всякие докучания о регулировании частностей внутреннего устройства государства должно быть замолчены, дабы все силы были сосредоточенно направлены на дело мудрого одоления врага, каковое дело заставляет болеть сердце царево, на каковом деле сосредоточены все думы царевы. Были мы в том простом сознании, как бы ни настоятельны были наши нужды, как граждан особого культа, особой веры и национальности, — перетерпим мы оные до тех пор, пока не минует военная гроза, пока не возложен венец победителя на нашего великодержавного вождя. Одним словом, пребывали мы, мусульмане, в гражданской вере в полноту силы нашего самодержца, преисполненные желанием, да мимо идет его всякая внутренняя домашняя забота о всех нас, под державою его спокойных. Но божиим попущением за грехи наши Отечество наше посещено тягайшим из всех зол — внутренней смутой. Преисполненный милосердия по царственной природе своей, чуждой даже справедливого гнева, великий государь наш не отринул от себя заботы и об улучшении внутреннего устройства жизни горячо любимых его верноподданных. Нашлось у него время создать такой великий, только царю и свойственный акт, как указ Правительствующему совету 12 декабря минувшего 1904 г., предначертавший полное усовершенствование законности и государственного порядка.
И видя, что предназначения царевы обращены уже к выполнению, мы, мусульмане, уже спокойны за то, что настоящее наше ходатайство не будет той несвоевременной докучливостью, которую мы считали до Высочайшего указа 12 декабря. Раз волею великого государя предприняты законодательные работы, касающиеся положения иноверцев и инородцев в России, то мы, преисполненные сыновней, верноподданнической благодарностью, усердно просим Комитет министров повергнуть к державным стопам Его Императорского Величества наши, казанских мусульман, искренние, любви преисполненные, верноподданнические чувства и пожелания, молитвою ко всевышнему проникновенные, — да царствует великий государь.
II. В виду того, что Комитет министров неусыпно прилагает труды по приведению в исполнение предначертаний высочайшего указа 12 декабря 1904 г., возбудить от имени всех казанских мусульман ходатайство о нижеследующем:
1). В глубокой древности выработаны и вам дарованы законы об управлении духовенства, принадлежащего к округу Оренбургского магометанского
* На правом поле рядом с текстом имеется запись: <^В. Весьма важно установить [...] (слово неразборчиво. — И. З.) мусульманского духовенства от христианского. Посмотреть миссионерский сборник» (здесь и далее подстрочные примечания автора вступительной статьи).
** Слово «представителей» обведено в круг. На правом поле рядом имеется запись: «^В. А кто собирал представителей».
54
XX ВЕК: СТРАНИЦЫ ИСТОРИИ
«ГАСЫРЛАР АВАЗЫ - ЭХО ВЕКОВ», № 1/2, 2015
духовного собрания. При всей той веротерпимости, которою проникнут этот закон, как непосредственно вытекающий из разума ст[атьи] 44 и 45 зак[онов] осн[овных], при всей даже той практически житейской веротерпимости, какая проявлялась всегда по отношению к нам, мусульманам, со стороны коренного* православного населения нашего Отечества, практика столетий выяснила некоторые весьма существенные недостатки, пробелы и несовершенства этого закона, как не вполне согласованного с духом божественного откровения, данного нам через пророка. Недостаточность этого закона, начертанного в т[оме] XI свод[а] зак[онов], ч[асть] 1, в Уст[аве] ин[остранных] испов[еданий], в разделе втором в главах 1, 2 и 3, видна уже из того одного, что все начертании его изложены всего в 21 статьях собственно закона — с 1416 по 1436 включительно — и в 7 статьях из закона «О управлении духовных дел магометан», именно в 1345-1348, 1388, 1393 и 1399 того же т[ома] XI, ч[асти] 1, Уст[ава] ин[остранных] испов[еданий], так что весь закон, регулирующий формы нашего вероисповедания, вмещен всего в 28 статьях.
Так как правящий орган нашего вероисповедания Оренбургское магометанское духовное собрание, состоящее из муфтия, как духовного главы магометанского исповедания, и из трех кадиев, или заседателей, ведает делами только духовного свойства, как то: о богослужении, об обрядах, исправлении духовных треб, о совершении и неповиновении детей родителям, о нарушениях супружеской верности (ст[атья] 1418) с правами и обязанностями: подвергать предварительному испытанию в знании права магометанского закона и удостаивать к определению избранных обществами магометан в приходские духовные должности, следить за действующими мулл, относящимися к духовным их обязанностям, судить о мере вины их, если они нарушили сии обязанности, и определить за то наказание до лишения духовного звания включительно (ст[атья] 1424) и, наконец, делами о построении мечетей и о назначении к ним духовных чинов, так как и те дела, кои касаются имущественных соотношений магометан и которыми ведает духовное собрание, а именно: о разборе исков по завещаниям и разделам имуществ (ст[атья] 1418), только потому и подсудны духовному собранию, что дела эти согласно ст[атье] 1338 т[ом] Х, ч[асти] 1, зак[она] гражд[анского] изъяты из правил законов гражданских именно потому, что на такие дела нам предписаны законы Божия откровения, для нас следовательно духовно по святости религии обязательные, то из всех сих соображений, как логических посылок, естественно вытекает одно, исключающее всякое другое, заключение, что в состав магометанского духовного собрания должны входить только лица, которые испытанно сведущи и научно просвещены знанием всех правил Корана, в особенности же во главе этого учреждения должно состоять лицо духовное в полном значении этого термина и непременно такое, которое всем своим нравственным и научно-религиозно просвещенным обучением заслужило бы полное доверие того общества, духовными делами коего оно призывается управлять, при чем само собою разумеется, что такое лицо пользовалось бы и доверием гражданской власти, что нам отнюдь не противно, а, наоборот, желательно, так как лицо, не пользующееся доверием правительства, не может быть совершенным в духовном достоинстве.
Из сих соображений вытекает и нами возбуждается наше первое ходатайство, дабы узаконено было муфтием и тремя кадиями Оренбургского магометанского духовного собрания должны быть поставляемы лица духовного состояния** и избранные в таковые звания мусульманами всего муфтията, в каковом смысле и должен быть изменен и дополнен текст закона, изображенного в ст[атьях] 1412 и 1413 т[ома] XI, ч[асти] 1, Уст[ава] ин[остранных] испов[еданий]***.
* Здесь и далее подчеркивания чернилами сделаны рукой министра внутренних дел.
** На левом поле имеется запись: «Да что такое лицо духовного состояния? Итого?»
*** Ст[атьи] 1412 и 1413 касаются таврических магометан, просители же, очевидно, имели в виду ст[атьи] 1431 и 1432 Уст[ава] ин[остранных] испов[еданий] (прим. док.).
ПЕТИЦИИ МУСУЛЬМАН КАЗАНИ 1905 Г.
2). Религиозная строгость наша зиждется на том, что малейшее несоблюдение в чем-либо правил шариата поставляется каждому правоверному мусульманину в тяжкий грех. Чтобы устранить всякий соблазн к сему греху, порождаемый материальными расчетами, необходимо и светски узаконить, чтобы брачное, семейное и наследственное права всех ислам исповедающих регулировались только нашим религиозным законом*.
Из сих соображений вытекает наше второе ходатайство, дабы узаконено было: все дела, касающиеся наших дел брачных, семейных и наследственных, должны быть в ведении исключительно Оренбургского магометанского духовного собрания, а посему и соответственно сему должен быть изменен текст закона, изображенного в ст[атье] 1338 т[ома] Х, ч[асти] 1, зак[онов] гражд[анских], с отменою последней части сей статьи.
3). Так как открытие мектебе и медресе и поручение преподавания по нашей религии испытанным в сем святом деле составляет дело чисто духовного свойства, то из сих, а также и из предыдущих мотивов вытекает наше третье ходатайство, дабы узаконено было разрешение строить мечети, открывать мек-тебе и медресе, определять впоследствии учителей, надзор и управление ими отнести всецело в ведение того же Оренбургского магометанского духовного собрания, оставляя, само собою разумеется, надзор и контроль только в техническом отношении по точному разуму уст[ава] строит[ельного], в чем духовенство не компетентно**.
4). Так как вакуфы как общие, так и частные, в дословном переводе означает «установление надзора» и представляет термин мусульманского права, означающий имущество по религиозному совету не отчуждаемое, изъятое из гражданского оборота, но могущее быть предметом частной собственности, а потому термин мусульманский священный и по источнику института, и по самому назначению служащий исключительно для священных и духовно благотворительных целей, то из сих соображений вытекает наше четвертое ходатайство, дабы узаконено было: ведение и контроль над вакуфами и расширение правил института частных вакуфов подчинить полному ведомству Оренбургского магометанского духовного собрания***.
5). В видах достижения полной веротерпимости в абсолютном значении сего термина необходимо, чтобы мусульмане могли всегда спокойно, без раздражений, а силою твердости религиозных устоев делать возражения по поводу всего того, чем, если будет подвергнута наша религия обидной для нас критике, иронии, или т. п., что в мусульманине, как человеке, не мирящемся с оскорблениями своей религии и ее святым, вызывает невольное возмущение, а иногда крайнюю неприязнь. А так как подобные возражения, большею частью основанные не на источниках знаний, а на правилах абсолютной веры, должны заключать ссылки и указания на изречения Корана, из коих религиозно возбранено что-либо, хотя бы одну букву, выпускать или перифразировать, и так **** как возражения на нападки против нашей веры возможны не иначе, как посредством печати, то из сих суждений вытекает наше пятое ходатайство, — дабы было узаконено предоставить мусульманам такую же свободу слова и печати, какая дарована законом общей прессе, и с тем непременным положением, чтобы все те части возражений мусульман, в прессе выраженных, кои основаны на ссылках на изречения из священной книги нашей — Коран[а] — никоим образом не подвергались светской цензурой, а подлежали бы духовно-мусульманскому просвещенному рассмотрению того состава Оренбургского магоме-
* Текст, начиная с подчеркнутых слов «научно-религиозно» до конца текущего предложения, выделен чертой по левому краю.
** Абзац выделен чертой по правому краю, имеется запись: «Программа?»
*** На левом поле рядом с четвертым пунктом имеется запись: «Нельзя поручить одному духов[ному] собр[анию]. Следует наполовину духовных лиц, наполовину почетных уважаемых лиц».
**** На левом поле имеется запись: «Здесь нового ничего не может быть дано. Правительство не должно [.] (слово неразборчиво. — И. З.) в литературоведческие] дебаты по богословским вопросам».
XX ВЕК: СТРАНИЦЫ ИСТОРИИ
«ГАСЫРЛАР АВАЗЫ - ЭХО ВЕКОВ», № 1/2, 2015
танского духовного собрания, какой напрашивается нами первым нашим ходатайством.
6). В среде членов нашего возлюбленного Отечества есть такой большой культ, болезнь которого проникновенно усвоить можем только мы, мусульмане. Это те несчастные, которых предки были окрещены и зачислены в православие без всякого их усвоения сущности этого православия. Но обладая знанием русского языка, не имея просвещенных пастырей церкви, они не только детей своих не воспитали в духе новой и абсолютно чуждой их культу религии, а даже и сами, продолжая числиться в среде христианской церкви, неуклонно и искренно исповедовали ислам. Именуясь официально по регистрации христианскими именами, фактически именовали себя магометанскими именами. Из года в год поколения их утратили всякое понятие о христианстве. Ислам же остался в их чистом исповедании. И вот эти люди, по духу мусульмане, а по регистрации христиане, представляют собою нечто до крайности жалкое, скорбь вызывающее*. А так как они по племени наши сородичи, то естественно мы не можем смотреть на них равнодушно. Наша святая обязанность о них позаботиться, дабы они нелегально исповедуя святой для нас ислам, не стояли бы в подневольной лжи. Из сих соображений — наше шестое ходатайство — да узаконено будет разрешение христианам по регистрации, но по отпадению от православия — мусульманам — открыто и безбоязненно исповедовать ислам с правом регистрации их в среду мусульманского общества**.
7). Общий склад жизни, сблизивший все племена нашего Отечества, с каждым годом развил такую относительную свободу половых влечений, что нередки стали печальные случаи увлечения девушек-мусульманок с последствиями. И девический стыд, и больше всего боязнь, что подкинутый младенец их будет окрещен, эти два душевных фактора заставляют таких несчастных решаться на детоубийство. Но скрыто то явление, что незаконнорожденные от христианок вручаются попечению добрых людей или общества способом подкидывания; такие же несчастные и ни в чем не повинные человеческие существа, рожденные от несчастных мусульманок, легкомысленно увлеченных, обретаются убитыми. Дабы предохранить этих безответных от ужасной участи необходимо, чтобы несчастные матери их, девицы-мусульманки, не были в страхе за обращение их детища в христианство, уверенно вверяли бы их путем подкидывания или избранным им состоятельным и богобоязненным лицам — мусульманам или всему мусульманскому обществу. Соображения эти побуждают нас к седьмому ходатайству, — да узаконено будет: младенцев, подкинутых или к какому-либо данному частному дому, в коем проживают мусульманские семьи, или в таком пункте, где преобладающее население мусульманское или даже и вне сих пунктов***, но если подкинутое дитя представляет все признаки расового мусульманского происхождения, регистрировать в мусульманскую веру с отдачею их на воспитание или тем, коим они подкинуты и оные пожелают принять их в свою семью, или при отсутствии сего на попечение мусульманского общества данного района по правилам особо на сей предмет выработанным.
8). Духовенство наше далеко не достигает того престижа, каким пользуется духовенство всех христианских исповеданий, хотя они, наши духовные лица, представляют собой развитой и передовой руководящий класс в среде каждого отдельного мусульманского прихода, в особенности в среде темных и невежественных сельчан. Происходит это от того****, что наши духовные лица в гражданском положении остаются на тех же низменных ступенях сословного положения, с коим они вступили в дело религиозного представительства.
* На правом поле рядом с подчеркнутыми имеется запись: «Это верно».
** Последние два предложения выделены чертой по правому краю.
*** На левом поле рядом с подчеркнутыми словами имеется запись: «Вовсе не от того».
**** На левом поле рядом с подчеркнутым имеется запись: «Нелепость. Христианка подкинула христианину, а ребенок будет мусульманином?»
ПЕТИЦИИ МУСУЛЬМАН КАЗАНИ 1905 Г.
Они — мещане, крестьяне, каковыми терминами затушевывается всякое достоинство лица, переступающего пороги этих сословий. Сами по себе сословия эти — сословия почтенные, и лица, к ним принадлежащие, никаким неуважительным проявлениям не подвергаются. Но раз из среды сих сословий лицо выступает в степень представительства, да еще духовного, то термин его происхождения уже его шокирует. Отсюда назойливо напрашивается к муллам низменное панибратство его прихожан, каковое панибратство низводит мулл на низшую степень не представительства, а «должности», как «доходного места». Такое положение нашего духовенства создает то нежелательное положение, что в среду его вступать гнушаются люди способнейшие, предпочитая такую самостоятельность, где достоинство его является в должном балле отмеченным. Не то в духовенстве христианских исповеданий. Там духовные лица удостоены особых почетных степеней с известными льготами, титулами и т. п. А так как по идее равенства всех наций наше духовенство ничем не должно отличаться от духовенства христианских исповеданий, то и наше духовенство желательно уровнять с духовенством господствующей в государстве церкви*.
Из сих соображений вытекает наше восьмое ходатайство, да узаконено будет: духовенству магометанского исповедания и их детям присвоят звание почетных граждан с изъятием их из подсудности судов низшего устройства, а в отношении отбывания воинской повинности уравнять их права с правами духовенства православной церкви**.
9). В среде нашего мусульманства имеются такие личности, кои усердием и ревностью к религии довели себя до того совершенства, которое крайне желательно видеть в мулле. Но как люди пожилые, уже утратившие лингвистическую способность, они не в состоянии усвоить русский язык и грамоту в той программе, какая требуется от лиц, ищущих звания муллы***. И этот дефект, в сущности для религиозных целей малозначащий, препятствует этим лицам стать и в отправление функции муллы, которые они усвоили в большом совершенстве, чем молодые, русскую грамоту усвоившие. Из сих соображений следует наше девятое ходатайство, да узаконено будет: незнание русского языка не должно служить препятствием к вступлению в должность муллы тех лиц мусульманского исповедания, кои магометанским духовным собранием, но их религиозно-научному цензу****, будут признаны достойными к отправлению богослужений и треб в качестве имама.
10). Потребности наши чисто духовного свойства мы считаем исчерпанными в вышеизложенных 9 пунктах отд[еления] II сего нашего ходатайства. Однако нельзя оставить без внимания и такую потребность мусульманства, которая к классификации чисто духовных потребностей как бы и не принадлежит, однако по свойству своему является такою, которая имеет огромное влияние на правильное течение дел по духовным мусульманским потребностям. Это потребность издания газет, журналов и книг на татарском языке и на языке восточных мусульман, а также свободной наравне с общей торговли таковыми изданиями по общим правилам издательства, так как при отсутствии литературы на родном языке народ татарский будет продолжать отставать от коренного населения Отечества в умственном и нравственном развитии и культурности, а от того будет продолжать оставаться в косности по великому делу религиозных правил, так как при наличности только русской литературы в большей части мусульманства совсем не будут распространяться знания и известия, а в остальной меньшей части такового будут зачастую распространяться знания и
* Последние три предложения выделены чертой по правому краю, рядом с подчеркнутыми словами имеется запись: «Ни в коем случае».
** На правом поле рядом с подчеркнутыми словами имеется запись: «Нужно определить [.] (слово неразборчиво. — И. З.) мулл и священников».
*** Предложение выделено чертой по правому краю.
**** На левом поле рядом с подчеркнутыми словами поставлен вопросительный знак.
XX ВЕК: СТРАНИЦЫ ИСТОРИИ
«ГАСЫРЛАР АВАЗЫ - ЭХО ВЕКОВ», № 1/2, 2015
известия по превратным источникам. Из сих соображений вытекает наше десятое ходатайство, дабы узаконено было предоставить лицам мусульманского исповедания всех сословий право издательства на общем основании* газет, журналов и книг вообще на татарском языке и на языке мусульман востока и право свободной торговли повсеместно во всех пределах европейской и азиатской России.
11). Но предыдущим мотивом неменьшею и настоятельною потребностью стоит открытие частных общеобразовательных и профессиональных мектебе с преподаванием на татарском языке, посему одиннадцатое наше ходатайство, да узаконено будет предоставить лицам и обществам мусульманского исповедания право открытия частных общеобразовательных и профессиональных мектебе с преподаванием в них предметов общеобразовательного курса на татарском языке**.
Сими одиннадцатью пунктами исчерпаны все потребности духовного и как вспомогательного к оному образовательного свойства. Но так как с термином «абсолютная веротерпимость» и по чистой правде, и по логической последовательности должно стоять в тесной связи и общее равноправие нас, мусульман, с коренным населением государства, то мы не можем не доложить Комитету министров, что и в этом отношении мы имеем настоятельную надобность в ходатайствах.
Вознеся искреннее благодарение к престолу за дарование нам широких прав гражданства, мы осмеливаемся выразить, что при испытанной нашей преданности царю и полной готовности на служение в пользах Отечества каждое, даже малейшее, ограничение нас против православных ставит наше положение в некоторую нелегальность, для нас довольно обидную***. Нелегальность эта проявляется в следующем.
12). По существующим правилам частных ограничительных законов нам, мусульманам, не даровано прав проживания, приобретения недвижимостей, торговли, общественной деятельности и в выборе занятий свободными профессиями в пунктах некоторых окраин государства, тогда как многолетний опыт практики доказал, что в сущности развития торговли в пределах Азии главную роль сыграли именно мусульмане. Да и вообще от дарования нам полной равномерности и на окраинах государства ожидать чего-либо вредного никаких оснований не представляется. Из сего вытекает наше двенадцатое ходатайство, да будет узаконено и законом даровано всем российским подданным мусульманам право свободного проживания, приобретения недвижимой собственности, торговли, общественной деятельности и выбора свободных профессий повсеместно во всей европейской и азиатской России, не исключая и окраин, наравне с коренным православным населением государства****.
13). По тем же мотивам наше тринадцатое ходатайство да узаконено будет: всем российским подданным мусульманского исповедания даровать права государственной службы наравне с подданными православного исповедания.
В заключение усердно просим Ваше Высокопревосходительство доложить Комитету министров и то наше ходатайство, что если при обсуждении вышеозначенных ходатайств и иных прочих вопросов касающихся мусульман будут образованы особые комиссии, до та соблаволит Комитет министров к участию в совещаниях сих комиссий привлекать и представителей от Оренбургского магометанского духовного собрания, а также и всего нашего мусульманского общества.
25 января 1905 года.
Саид Гирей Алкин.
* На правом поле рядом с подчеркнутыми словами имеется запись карандашом: «Да».
** Абзац выделен чертой по правому краю.
*** Предложение выделено чертой по левому краю, имеется запись: «Чего это стеснено?»
**** Абзац выделен чертой по правому краю, имеется запись: «Образован».
ПЕТИЦИИ МУСУЛЬМАН КАЗАНИ 1905 Г.
Габдулла Габдул-Каримович Апанаев. Ахметзян Яхсин Сайдашев. Юсуф Хасанович Акчура.
РГИА, ф. 821, оп. 10, д. 15, л. 1 об.-6 об. Машинопись. Копия.
№ 2. Прошение уполномоченных мусульманского общества Казани С.-Г. Алкина, Ю. Акчурина, А. Сайдашева, А. Апанаева министру внутренних дел А. Г. Булыгину
Министру внутренних дел от уполномоченных казанского мусульманского общества С. Алкина, Ю. Акчурина, А. Сайдашева, А. Апанаева прошение*.
Имеем честь почтительно просить при чтении данного Вашему Высокопревосходительству 18 февраля 1905 г. высочайшего рескрипта обратить внимание на то, что среди магометанского разноплеменного населения Российской империи мусульмане занимают исключительное положение благодаря особенностям своего религиозного мировоззрения, с каковыми особенностями и должны сообразоваться, как это есть и теперь, нормы, регулирующие наш религиозный быт, в виду чего для облегчения задач правительства в деле разработки этих норм ходатайствуем привлечь и нас в лице наших выборных представителей к служению Престолу и Отечеству.
1905. 28 февраля. С. Алкин, Ахмедзян Сайдашев, указной мулла г. Казани Габдулла Габдул-Каримов[ич] Апанаев, Юсуф Акчурин (подписи).
№ 3. Памятная записка уполномоченных мусульманского общества Казани С.-Г. Алкина, Ю. Акчурина, А. Сайдашева, А. Апанаева председателю Комитета министров С. Ю. Витте
Его Высокопревосходительству господину председателю Комитета министров уполномоченных мусульманского общества города Казани: присяжного поверенного Саид-Гирея Шагиахметовича Алкина, указного муллы Габдуллы Габдул-Каримовича Апанаева, казанского купца Ахметзяна Яхъича Сайдашева и потомственного почетного гражданина Юсуфа Хасановича Акчурина памятная записка**.
В дополнение к памятной записке, которую имела честь препроводить Вашему Высокопревосходительству мусульманская депутация города Казани, мы позволяем себе обратить внимание на нижеследующие соображения***.
Татарское население России в смысле пользования общегражданскими правами находится далеко не в одинаковом положении с другими, как этого следовало бы ожидать, по разуму нашего законодательства о состояниях.
Согласно ст[атьи] I т[ома] IX свод[а] зак[онов] различные права установлены для природных обывателей, для инородцев и иностранцев. К инородцам кроме евреев отнесены самоеды, калмыки и другие малокультурные племена отдаленных окраин. Вполне естественно, что к последним не может применяться
* В верхнем левом углу документа имеется штамп: «Подано на приеме г. министра внутренних дел» [28 февраля 1905 г.] (дописано от руки. — И. З.). Из этого следует, что казанская депутация была на приеме у министра внутренних дел А. Г. Булыгина 28 февраля.
** На левом поле рядом с фамилиями просителей имеется запись карандашом «В. В. Аккирину».
*** Абзац зачеркнут.
28 февраля 1905 г.
РГИА, ф. 821, оп. 10, д. 15, л. 11. Рукопись.
23 марта 1905 г.
XX ВЕК: СТРАНИЦЫ ИСТОРИИ
«ГАСЫРЛАР АВАЗЫ - ЭХО ВЕКОВ», № 1/2, 2015
принцип политического и общественного равенства с прочим коренным населением. Народные массы, объединившиеся веками общей государственной жизнью, общими задачами духовного и материального прогресса, создали высокую гражданственность, за которой помянутые инородцы не в состоянии были следовать. Татарское же население занимает такие чисто русские места, как Поволжье, Урал, Крым. Оно на этой территории живет в долговременном повседневном общении с другими составными частями населения. Они отличаются от других, среди которых живут, только религиозным культом. Они не включены законом в те этнографические элементы, которым нет равного места с прочим коренным населением. Тем не менее, эта точка зрения стала нарушаться в различных областях правового быта татар.
В начале же преобразовательного царствования императора Александра II появился законодательный акт, в котором сразу обнаружилось отношение высшего правительства к татарскому населению. Это — «Высочайше утвержденные 26 марта 1870 года правила о мерах образования населяющих Россию инородцев»*. Поднявши нравственный престиж страны гуманным разрешением вопросов величайшей важности, это славное царствование проявило традиционное пренебрежение к миру иноверцев. Невзирая на то, как объяснено выше, что инородцы по мысли закона понятие строго ограничительное, законодатель в разрез с духом прочих реформ переводит татар в разряд неполноправных инородцев. Включая правила о татарских медресе и мектебе в программу просвещения инородцев, изложенную в этом высочайшем акте, законодатель без всякого тому оправдания низвел татарское население на степень низшей в стране расы, для которой задачи образования приноровлены к потребностям инородцев, а не коренных обывателей.
В дальнейшем своем движении действующее законодательство постоянно развивало тенденцию правового обособления татар.
В 1892 году вводится в новом Городовом положении чувствительная норма понижения гласных нехристиан (ст. 44)**. Если взять даже такой крупный центр татарского населения, как Казань, то и здесь ограничение числа думских выборных окажется актом неосновательной и излишней мнительности. В этом большом областном пункте, где русское население в несколько раз превосходит татарское, где имеется подавляющая масса русской интеллигенции, многочисленный класс русских чиновников, всегда направляющих местную жизнь в угодном правительству духе, возможность преобладания гласных нехристиан представляется опасением невероятным. Фактически, следовательно, ни принцип преимущественного представительства русского элемента, ни престиж главенства христианских слоев населения нисколько не пострадали бы, если закон не вводил бы оговорки о соотношении вероисповедного состава думы. Спрашивается в таком случае, для чего было устанавливать правовое различие между двумя дружественно настроенными частями населения. Этим создается оскорбительное положение без вины виноватых, это вызывает раздражительность, доходящую до враждебности.
В 1889 году объявлена новелла, мотивы возникновения коей в отношении мусульман до сего времени остаются непонятными. Это известное примечание к ст[атье] 380 Учр[еждений] суд[ебных] установлений], в силу коего лица нехристианского исповедания не могут быть приняты обычным законным путем в присяжные поверенные***. Для нехристиан создан «привелегиум одиозум» в виде особого каждый раз разрешения Министерства юстиции, куда всякое ходатайство о приеме в присяжные поверенные нехристианина должно быть направляемо. Такой случай имел место в казанском окружном суде с одним при-
* На левом поле рядом с предложением имеется запись карандашом: <^В».
** На левом поле рядом с предложением имеется запись карандашом: «^В».
*** На левом поле рядом с предложением имеется запись карандашом: «^В».
ПЕТИЦИИ МУСУЛЬМАН КАЗАНИ 1905 Г.
сяжным поверенным из мусульман, не взирая на то, что до этого он состоял на штатной службе по Министерству юстиции. Между тем для христиан доступ в адвокатское сословие зависит исключительно от местной власти и происходит без задержки.
В таком скромном разделе нашего свода законов, как сфера домашнего обучения (т[ом] XI, ч[асть] I) существует ограничение для мусульман относительно домашних наставников*. Циркулярами Министерства народного просвещения в 1899 г. разъяснено, что обладающие этим званием лица из нехристиан могут вести домашнее преподавание только у своих единоверцев. Если служебный деятель нехристианин состоит в должности, обслуживающей мусульманские интересы, он также претерпевает ограничения в правах. Так существующие при медресе и мектебе учителя русского языка и арифметики, введенные исключительно в целях обрусительного влияния, не могут согласно разъяснению министерства (в 1884 и 1893 гг.) пользоваться правами государственной службы. Если мы будем подниматься по лестнице педагогической деятельности, то встретим еще более серьезные ограничения, а именно: мусульмане, хотя бы вполне отвечающие требуемому образовательному цензу, не допускаются на преподавательскую должность в среднем учебном заведении. Даже в преподавании новых языков в казенных учебных заведениях, где приемлются для этого даже иностранцы, коренные подданные, раз они мусульмане, имеют меньше прав, чем чужестранцы (циркуляр по Казанскому учебному округу за 1904 г.). Трудно придумать более уязвляющее чувства верноподданного положение, в силу которого ему уделяется меньше доверия, чем подданному иной страны, в то время, как последнего связывают с Россией только чины и оклады по должности. Мусульмане не могут быть даже членами попечительных советов при женских гимназиях и прогимназиях, как бы ни велико было желание служить делу просвещения, как бы ни было заслужено право на посильное содействие образовательным целям. В казанском университете, наконец, были случаи отказа в стипендии студентам мусульманам только в силу вероисповедания просителей, которые во всех отношениях вполне достойны были пособия (случай 1894 года).
Подвергая строгой регламентации организацию учебной части закон, и административные распоряжения совершенно стеснили инициативу самого заинтересованного населения. Не имея права открывать школу без русского класса, который составляет главную статью расхода в школьном бюджете, татарское население при этих условиях не в состоянии открывать школы с обучением на одном лишь татарском языке, а таковыми подчас могли бы довольствоваться, по крайней мере, малоимущие сельские общества. Считая такой тип школы неразрешимым, правительство обрекает за то значительную массу мусульман на полное невежество, что должно затормозить самые светлые начинания администрации.
В деле издания газет, журналов и книг татары кроме общих норм ограничиваются еще чисто религиозно-национальными соображениями, и на многократные ходатайства наши по этим вопросам неизменно следует один и тот же ответ: нежелательно, чтобы татары (в особенности приволжские) имели свою прессу**.
В местах Средней Азии мусульманам из внутренних губерний воспрещается приобретать недвижимость.
Перечисленными указаниями не исчерпывается ограничительная практика нашего законодательства, но и сказанного достаточно, чтобы вызвать горькое чувство обиды в среде татар, искони составляющих вполне лояльную часть населения империи. В инструкции по приведению в исполнение помянутых
* На левом поле рядом с предложением имеется запись карандашом: «^В».
** На левом поле рядом с предложением имеется запись карандашом: «^В».
XX ВЕК: СТРАНИЦЫ ИСТОРИИ
«ГАСЫРЛАР АВАЗЫ - ЭХО ВЕКОВ», № 1/2, 2015
выше высочайше утвержденных правил о просвещении инородцев татары характеризуются подозрительными по природе. Странно в правительственном акте видеть такое огульное и необоснованное заявление. Подозрительность ни у одного народа не составляет органической черты характера. Она возникает только там, где этому способствуют социальные условия окружающей среды. Если непрерывно, количественно и качественно известная часть населения без видимой причины третируется с недоверием к его стремлениям, то оно невольно отвечает недоверием и подозрительностью. Это натуральный ответ на неуважительное отношение господствующей власти. Наконец, нельзя скрывать и того, что невольная подозрительность, которая тяготит изо дня в день верующую душу мусульманина, в большой мере питается местной деятельностью миссионеров, превышающих нередко меру дозволенного законом и границы житейского такта и благоразумия.
Само собою, разумеется, татарская народность, как всякая другая уважающая себя и свою самобытность, желает сохранить в неприкосновенности и в ограждении от чужого вмешательства сферу своего религиозного мировоззрения и быта. Но вне этого мы живем теми же общегосударственными интересами, как и все прочие разноверные группы. Отличаясь только религиозным укладом от прочего населения, мы искренне желаем стать действующими тружениками общерусской жизни во всех ее культурных проявлениях. Если только само правительство устранит вероисповедную тенденцию, как мерило правового положения подданных, исчезнут призрачные опасения высшей власти на счет солидарности нашего отечественного мусульманства с политическим панисламизмом иностранного Востока. Искание общности интересов вне империи станет бесцельным, если татарское население увидит, что оно пользуется всеми правами религии и народности, а вместе с тем и равенством перед законом со всеми прочими подданными во всех сферах, куда направляется мысль и работа. Мы увидим тогда, что наша будущность здесь в России, где нам покровительствует правовой строй великой и сильной державы. Желая наравне со всеми приобщиться к проблеме общегосударственной жизни, мы полагаем, что единственно правильным путем привлечения к этому татар является уравнение нас по закону во всех сферах публичного и частного права.
Вследствие этого мы почтительнейше просим в ряду вопросов, поставленных на высокое усмотрение Комитета министров, поставить на очередь вопрос об исключении всех ограничительных узаконений касающихся мусульман и о даровании нам тех же прав и преимуществ, какими обладает прочее коренное население. Присяжный поверенный Саид-Гирей Алкин (подпись).
1905 года марта 23 дня.
Ахметзян Сайдашев (подпись).
Указной мулла Габдулла Габдул-Каримович Апанаев (подпись).
Юсуф Хасанович Акчурин (подпись).
РГИА, ф. 1276, оп. 1, д. 107, л. 36-39 об. Машинопись.
Публикацию подготовил Ильдус Загидуллин, доктор исторических наук
ПЕТИЦИИ МУСУЛЬМАН КАЗАНИ 1905 Г.
