Звизжова Оксана Юрьевна
Первобытная преступность
Аннотация
На протяжении всего существования первобытного общества люди непрерывно взаимодействовали друг с другом, что зачастую порождало конфликты между ними. Сегодня можно с уверенностью сказать, что именно период первобытности был одним из самых кровопролитных этапов развития общества. Данная статья посвящена одним из самых распространенных преступлений против личности того времени.
Annotation
Throughout all existence of a primitive society people continuously cooperated with each other that frequently generated conflicts between them. Today it is possible to tell with confidence what exactly the primitiveness period was one of the most bloody stages of development of a society. The given clause is devoted one of the most widespread crimes against the person of that time
Ключевые слова: первобытная преступность, конфликты, межродовые столкновения, военные набеги, кровавая месть, геронтоцид, убийства детей.
Раннее первобытное общество существовало как совокупность множества общин, каждая из которых была самостоятельным социоисторическим организмом и жила по соседству с другими. Поэтому члены разных первобытных социоисторических организмов с неизбежностью должны были вступать в контакты друг с другом. Разные общины и их члены могли сотрудничать, но между ними могли возникать и конфликты. Причиной конфликтов чаще всего был ущерб, который был нанесен члену или членам одного рода, а тем самым и этому роду, членом или членами другого. Этот ущерб мог носить различный характер: ранение, убийство человека, изнасилование или похищение женщины - члена рода или жены члена рода, хищение вещей и т.п.
Ущерб, нанесенный члену рода, затрагивал весь род. Причинение ущерба одному члену означало нанесение обиды не только ему, но и всему его роду. Обиды и конфликты выливались во вражду. Весь обиженный род должен был реагировать на нанесенный ему ущерб. Ответ мог быть только один - роду обидчика или обидчиков должен быть нанесен не меньший ущерб. Убийство члена рода могло быть возмещено лишь убийством, не обязательно самого убийцы, но обязательно члена его рода.
Кровная месть возникла как явление межсо-
циорное. Внутри раннепервобытной общины кровной мести не могло быть в принципе. Когда один член рода убивал другого его члена, роду, безусловно, наносился ущерб. Но убить убийцу означало нанести роду еще один такой же ущерб. Кровная месть и вообще нанесение ответного ущерба на той стадии было суровой необходимостью. Ведь когда община теряла человека или имущество, то изменялось соотношение сил в пользу той, члены которой нанесли такой ущерб.
Мера наказания в виде убийства рассматривалась главным образом, как месть всего племени за смерть или иное причинение вреда их соплеменнику. Обычай кровной мести существовал с незапамятных времен у всех народов. Несмотря на различия в формах осуществления и способах мести, свойственных разным племенам, общим являлось убеждение в том, что без мести нет вечного покоя убитому или пострадавшему. Возникнув как средство самозащиты, кровная месть надолго переживет эпоху и условия, сделавшие ее необходимой.
Не мстить, по убеждениям первобытных народов, значит изменить своей семье, нанести величайшее оскорбление тени умершего, нарушить религиозную обязанность, оказаться существом подлым. В первобытное время обязанность мщения переходила по наследству из поколения в поколение [1].
С. Ленге, писатель XVIII столетия, писал, что
214
ОБЩЕСТВО И ПРАВО • 2010 • № 4 (31)
смерть была единственным наказанием, которое они (т.е. первобытные нормы) определяли [2]. Они не допускали различия между преступлением и слабостью.
Если оставить убийство безнаказанным, то это откроет дорогу для новых такого же рода действий, что в конце концов может привести к гибели общины, не нашедшей силы для ответного удара. Уничтожение члена общины-обидчика, во-первых, восстанавливало баланс сил, во-вторых, было предупреждением всем соседям, что ни одна смерть члена данной общины не останется безнаказанной. Они в свою очередь неотвратимо понесут потери.
Не следует думать, что убийство члена рода обидчика могло быть воздаянием только за убийство. Оно могло быть и воздаянием за другие тяжкие виды ущерба. Кровная месть могла вызвать ответную кровную месть и положить начало бесконечной эстафете убийств, которая могла привести к гибели обоих враждующих коллективов. Необходимостью стало возникновение каких-то правил, регулирующих конфликты между коллективами. В результате возник знаменитый принцип, который известен под названием талиона (от лат. talioni - возмездие). Он состоял в том, что ответный ущерб должен быть равен инициальному ущербу: "око за око, зуб за зуб" [3], смерть за смерть. В случае нанесения потерпевшей стороной эквивалентного ущерба стороне, инициировавшей конфликт он считался исчерпанным и вражде клался конец. Ныне потерпевшая сторона не имела права на возмездие. Если же она пыталась это сделать, то развертывался новый конфликт, снова возникала вражда.
Первобытные народы, не вышедшие еще из периода кровавой мести, не знали того, что мы называем вменением. Они лишают жизни не только того, который умышленно убил, ранил, чем-нибудь оскорбил, а всякого, кто сделал им вред, будет ли он опасен случайно, неосторожно или умышленно.
Таким образом, в первобытный период убийство из мести вследствие непонимания различий, применялось в огромных размерах. Собственно говоря, история большею частью записала факт непонимания различий при совершении убийства уже тогда, когда обычаи кровавой мести начали разлагаться и уступать место системе государством определяемых наказаний, то есть когда начинают ясно обрисовываться ныне господствующие понятия о вменении.
Более важный считается спор между криминалистами и историками права о том, отличали ли в первобытный период своей жизни народы германского племени вину неосторожную и случай от злого умысла, или они вовсе не имели
понятия об этом, и карали убийством в виде мести без различия характера вредных действий. Многие исследователи утверждают, что древние германцы имели систему уголовного права, совершенно отличную от нынешней; сущность ее состояла в том, что преступлением считался только всякий внешний очевидный вред; причем не обращали ни малейшего внимания на волю и нравственную вину причинившего вред. Потерпевший вред имел право или мстить, или взять выкуп; значит, если бы неосторожный убийца был не в состоянии выкупить свою жизнь, то обиженный мог его убить.
Столь же сильным доказательством того, что первобытные народы при употреблении наказания в виде смерти не различают случайных и ненамеренных преступлений от злоумышленных, служит господствовавший у всех народов в период мести обычай убивать в отмщение не только обидчика, но и невинных членов его семьи и его рода. Право мести по своему происхождению совершенно тождественно с правом войны: поэтому месть и война в первобытные времена подчинялись одинаковым обычаям. Подобным же образом поступали и мстители, которые направляли свои смертоносные удары на всю семью обидчика. Обычай убивать в отмщение невинных родичей был так силен, что он долго сохранялся, хотя в обломках, уже во время полного образования общегосударственной власти, и у некоторых народов встречается в очень позднее время.
Руководствуясь почти животными инстинктами, древний человек слишком высоко ценит свои интересы и слишком низко своего оскорбителя. Из такого общественного положения первобытного человека и происходит то, что он с полною необузданностью предается мщению и вследствие того убивает своего обидчика в отмщение как за кровавое преступление, так и за малозначительный проступок.
Конечно, первобытные нормы не различали мотивов и результатов. Вместе с тем при вынесении решения о том или ином наказании люди учитывали и личность преступника, а также его родственные и общинные связи. Поэтому отношение к проступкам родичей или членов своей общины коренным образом отличалось от реакции на преступления чужаков. Убийство чужака вообще не считалось преступлением. Зато родичи убитого в этом случае жестоко мстили убийце и его близким, чаще всего устраивая вооруженное нападение. Лишь в редких случаях можно было откупиться определенными материальными ценностями. Наказание применялось главным образом только там, где проступок совершался
215
не членами собственной общины, а чужаками, членами других общин. В доказательство можно сослаться на обобщение кавказского материала М.М. Ковалевского, писавшего о людях доклассового общества. "Их поведение совершенно различно смотря по тому, идет ли дело об иностранцах или сородичах. Что позволено по отношению к чужеродцам, то нетерпимо по отношению к сородичам. Один и тот же способ поведения может представиться то дозволенным и даже заслуживающим похвал, то запрещенным и позорным..." [4].
Совершенно иная картина наблюдалась при убийстве сородича. В принципе первобытные нормы требовали добрых взаимоотношений внутри рода или общины, где конфликты старались решить мирным путем. И все же убийство сородичей встречалось. В этом случае в силу вступал принцип обеспечения, прежде всего интересов социальной группы. В случае совершения тяжкого преступления род часто отказывал индивиду в своей защите, что было почти равнозначно его смерти, так как его любой мог убить без всякой причины. С момента изгнания он становился "отверженным" - диким лесным зверем вне человеческого сообщества. Этот институт изгнания со временем совершенствовался, детализировался и еще долго выступал самым устрашающим оружием - против самых тяжких преступлений.
Большинство санкций в случае совершения преступлений применялось непосредственно индивидами, чьи интересы были нарушены.
Один из лучших знатоков быта аборигенов Австралии А. Элькин писал о характере санкций в изучавшемся им раннепервобытном обществе: "Вопрос о мере наказания решается старейшинами или же определенными родственниками, такими как дядя и тесть. Тот, кто не реагировал на преступление, будет считаться опозоренным" [5].
Существует и другой пример, введенный в научный оборот американским этнологом права, работавшим среди папуасов, Л. Посписилом. Члены одной из папуасских общин, решив убить жадного богача, поручили это злодейство его собственному сыну и двум двоюродным братьям. То же самое происходило и внутри социальной группы (нарушение супружеских и имущественных прав). В крайнем случае наказание сводилось к общественному устному порицанию, но на более жесткие санкции община в Восточных горах Новой Гвинеи не решалась. У африканских тонга наказание сородича принимало еще более своеобразную форму. Так как его близкие были не вправе применять к нему какие-либо санкции, будучи обязаны оказывать друг другу всемерную поддержку, они просили устыдить наруши-
теля норм тех своих партнеров, с которыми они были связаны так называемыми отношениями.
Весьма типичный пример описанных порядков зафиксирован К. Ридом у папуасов гахуку-гама, где во взаимоотношениях между людьми царил принцип "идеального равновесия". Согласно последнему папуасы руководствовались такими моральными нормами, как "не вредить родичу", "быть готовым всегда отомстить за проступок" и т.д. Коллективистская мораль требовала от людей умения уступать и не проявлять упорства в выступлениях против мнения большинства.
У первобытных народов убийством наказывали и малолетних детей, без всякого внимания к их возрасту. Это уже само собою вытекает из того общего безразличия и той необузданности, которые составляют отличительную черту периода исключительного господства мести. Очень часто такие убийства оправдывались сложными объективными обстоятельствами, возникающими в жизни древних обществ, но их нельзя считать преступлениями, как бы мы это сделали сейчас. К ним можно отнести голод и, как следствие, невозможность прокормить детей. При миграционных процессах они также являлись серьезным тормозом в продвижении.
Но, тем не менее, далеко не всегда именно объективные обстоятельства (голод, холод, неизбежные миграционные процессы) или кратковременные аффектированные состояния выступали криминообразующими компонентами таких убийств. Достаточно часто детей убивали именно в силу обычая. Так, например, у Акха детей, рожденных с патологиями (шестипалых), считали "негодными, бракованными" и убивали. По поверью лаосских Пули-Акха, если родившийся ребенок будет очень похож на отца это обстоятельство грозит отцу смертью. Причиной этому была потеря отцом большого количества "головной" силы при зачатии. Рождение же близнецов якобы вообще влекло за собой фатальные последствия для отца; один из близнецов должен быть немедленно убит, иначе отец умрет [6].
Например, у папуасов, с их отцовско-родовы-ми порядками ребенок не считался человеком в полном смысле слова. Он был для них чужаком и в качестве такового, по их мнению, представлял для рода реальную опасность. Лишь через некоторое время, с началом процесса социализации, отношение к ребенку видоизменялось [7].
Практически тоже самое можно сказать и о стариках. Геронтоцид, то есть убийство стариков, главным образом был связан с тем, что народы, стоящие на низшей ступени исторического развития, физически не могут прокормить дряхлых и немощных. Иногда беспомощность стариков
являлась провоцирующим фактором для совершения в отношении их действий, мотивационной базой которых являлись гнев, раздражение, неприязнь. Но эти действия не были тем, что сейчас мы называем преступлением.
Особое отношение в первобытном обществе было к женщинам. Женщина очень часто была принуждена совершать какие-либо действия, либо наоборот - воздерживаться от них. Так, по данным Д. Д. Фрэзера, охотники на слонов в Восточной Африке верят, что, если их жены изменят им в их отсутствие, они погибнут на охоте или получат тяжелые увечья. Неудача на охоте также приписывалась дурному поведению жены во время отсутствия мужа. В этих случаях, если с охотниками что-либо приключалось, смерть жен - независимо от того, виновна она или нет, - являлась неизбежной [8]. Смерть ожидала женщин и во многих других случаях, не только из-за неудачной охоты мужей, но и, например, из-за неудач в собирательстве, добыче полезных ископаемых и др.
"Действительно, все то, что мы знаем об охотничьих обществах, - пишет П. П. Ефименко, - как будто говорит достаточно определенно о том, что женщина, как общее правило, не играет здесь сколько-нибудь заметной роли. В первобытных охотничьих группах, где власть находится целиком в руках "стариков", опытных охотников и воинов, полновластных членов группы, хранителей ее традиций и культа, женщине всегда принадлежит подчиненное положение" [9].
Подчиненное положение в обществе занимали не только женщины. Унизительным было и положение пленников, захваченных в результате военных стычек.
По современным представлениям, в эпоху первобытного общества рабовладение сначала отсутствовало полностью, затем появилось, но не имело массового характера. Причиной этого был низкий уровень организации производства, а первоначально - добывания пищи и необходимых для жизни предметов, при котором человек не мог произвести больше, чем необходимо для поддержания его жизни. В таких условиях обращение кого-либо в рабство было бессмысленно, так как раб не приносил пользы хозяину. В этот период, собственно, рабов как таковых не было, а были только пленники, взятые на войне. С древнейших времён пленник считался собственностью того, кто его захватил. Эта сложившаяся в первобытном обществе практика явилась фундаментом для возникновения рабовладения, поскольку закрепила представление о возможности владения другим человеком.
В межплеменных войнах пленников-мужчин,
ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ ПРЕСТУПНОСТИ как правило, либо не брали вовсе, либо убивали (в местах, где был распространён каннибализм -поедали), либо принимали в победившее племя. Разумеется, были исключения, когда пленённых мужчин оставляли в живых и заставляли работать, либо использовали в качестве менового товара, но общей практикой это не было. В массе же бо?льший интерес представляли захваченные женщины, как для рождения детей и сексуальной эксплуатации, так и для хозяйственных работ; тем более, что гарантировать подчинение женщин как физически более слабых было гораздо проще.
В процессе дальнейшего развития на смену раннему первобытному обществу пришло позднее первобытное общество. В раннепервобыт-ном обществе безраздельно господствовало распределение по потребностям. В позднепервобыт-ном возникло и начало приобретать все большее значение распределение по труду. Возникновение распределения по труду привело к изменению всей системы социально-экономических отношений. Утверждение трудового принципа распределения с необходимостью предполагало возникновение собственности отдельных лиц, по крайней мере, на часть продукта и постепенное проникновение отношений обмена вовнутрь общины. Если раньше циркуляция общественного продукта внутри общины происходила в форме распределения, то теперь она все в большей степени стала совершаться в форме обмена. В свою очередь возникновение отдельной собственности и превращение отношений между членами общины в возмездные с неизбежностью влекло за собой становление имущественного и социального неравенства.
Если первоначально в первобытном обществе главным источником конфликтов был различного рода ущерб, нанесенный человеку, то с развитием дарообменных отношений и возникновением экономики важным источником конфликтов стал имущественный ущерб.
Под причинением собственно имущественного ущерба, отличного от ущерба, нанесенного человеку, кроме кражи, потравы полей понималось в основным невыполнение имущественных обязательств по отношению к члену другой родственной группы: затягивание с отдаром, явно неэквивалентный отдар или отказ от отдаривания, слишком малый дароплатеж, затяжка с его выплатой или прямой отказ от этого, затяжка с возвращением или отказ от возврата займа и т. п.,
Однако главными по-прежнему оставались конфликты из-за ущерба, нанесенного личности и прежде всего из-за убийств члена одной родственной группы членами другой. Но раньше был
217
возможен лишь один ответ пострадавшей стороны - возмездие, выражавшиеся в нанесении аналогичного ущерба виновной стороне.
С развитием дарообменных отношений и утверждением принципа эквивалентности, с появлением и широким распространением даропла-тежных отношений возник еще один способ восстановления справедливости, а тем самым улаживания конфликта - не нанесение эквивалентного ущерба виновной стороне, а эквивалентное возмещение этой стороной нанесенного ущерба. Наряду с принципом возмездия начал действовать принцип возмещения.
Если одна сторона по вине другой потеряла члена, то виновная сторона могла возместить нанесенный ущерб выплатой дароплатежа. Так возникла цена крови - вергельд. Но если даже убийство можно было компенсировать даропла-тежом, то тем более возможной была компенсация за прочие виды ущерба: ранения, увечье, насилие, оскорбление и т.п. Так возникли различного рода компенсации. Но принятие выплаты не было обязательным. Потерпевшая сторона могла предпочесть возмездие - кровную месть.
Подобно тому как обязанность мстить за обиду лежала на всех членах потерпевшей родственной группы и объектом кровавого возмездия мог быть любой член виновной стороны, обязанность выплаты возмещения за ущерб лежала не только на обидчике, но и на всей его группе. Действовал принцип коллективной вины.
Раньше конфликты из-за личного ущерба возможны были только между членами разных общин. С переходом к более позднему этапу развития первобытного общества, с увеличением размера общин и появлением в их составе нескольких родственных групп, такого рода конфликты стали возможными и внутри общин, причем не только многородовых, но и однородовых.
В случае, когда виновная сторона была готова возместить ущерб, между вовлеченными в конфликт группами могли вестись переговоры нередко через посредство лица или лиц, не принадлежащих ни к одной из них, но связанных и с той и другой. Возник институт посредников.
Дела, в которых была очевидна и виновность одной из сторон и размеры причиненного ею ущерба, обычно решались путем переговоров между вовлеченными в конфликт группами. Эти переговоры могли вестись как прямо, так и через посредников. Когда же в деле было много неясного и каждая из сторон трактовала его по разному, то возникала тяжба. И когда втянутые в нее стороны не были способны сами ее разрешить, то они могли обратиться к группе посторонних лиц с просьбой рассмотреть их доводы и решить, кто
из них прав и кто виноват.
Каждая группа выступала в защиту своего члена независимо от того, был ли он прав или не прав в своих отношениях с членами других групп. Но если член группы слишком часто ввязывался в конфликты с членами других, то это могло дорого обойтись самой группе: она слишком часто либо теряла людей, либо делала большие выплаты в качестве компенсации за ущерб, который этот ее член наносил чужакам. В результате ее общественное мнения начинало осуждать действия данного человека.
В случае межобщинных разногласий дело нередко оканчивалось вооруженным набегом с целью отмщения. Со временем причиной конфликтов все чаще становилось нарушение каких-либо имущественных интересов. Например, у наиболее развитых групп папуасов ссоры часто возникали из-за потрав или кражи свиней (более 6% всех конфликтов у папуасов-хули). В других случаях речь могла идти о посягательстве на чужой земельный участок, краже части урожая и т.д.
По мнению ряда исследователей, война у человека, так же как и у животных, выполняет территориальную функцию. При этом под территорией понимается пространство, занятое индивидом или группой на базе большей или меньшей исключительности, основанной на недопущении других людей путем прямого отказа или других форм сигнализации. Хотя, конечно же, необходимо оговориться, что каких-либо жестких стандартов в этом вопросе не существует. Во-первых, известны примеры как полного отсутствия, так и наличия достаточно жесткой территориальности; во-вторых, между этими крайностями имеется множество переходных форм [10].
Однако не одна только территориальная функция определяла междуродовые военные столкновения. В. Л. Суворов писал: исторические причины, к которым относятся самооценка этносом своего места и роли в мировом эволюционном процессе, вытекающая из исторической памяти (национальные традиции и легенды, перечень "исторических врагов", колониальное прошлое или его отсутствие, наличие или отсутствие опыта собственного государственного строительства и т. д.); этнокультурные и социально-психологические причины, такие как ущемление национальных чувств (гордости), отсутствие национально-культурной автономии, ограничение политических и экономических прав по расовому, национальному или конфессиональному признаку, наличие "поля напряженности" между различными религиозными общностями, недоверие и неприязнь к людям другой национальности (вероисповедания), видимые различия в уровне духовно-
го (культурного) развития, проявление бытового национализма; этнодемографические причины -нарушение (воображаемое или реальное) сложившегося соотношения численного и качественного состава этносов (национальных групп); заметные отличия в темпах роста населения другой национальности; насильственная и даже естественная ассимиляция; бесконтрольная миграция; вытеснение лиц некоренной национальности [11].
Согласно точке зрения М. В. Аниковича, иногда военные набеги совершались не ради грабежа и не для захвата новых территорий, а исключительно из "жажды крови", иными словами - ради удовольствия [12]. Одним из таких, без преувеличения сказать, уникальных явлений, в основе которого лежат магические представления о жизненной силе человека и возможности передачи этой силы лицу, могущему победить врага в схватке, была "охота за головами". По мнению ряда исследователей этого явления, "охота за головами - это специфическое, стадиально позднее проявление уходящих в глубокие пласты истории верований о магической силе человека, заключенной в его голове и исчезающей с разложением тела. В этой охоте перед нами предстает комплекс идей: желание как можно дольше сохранить магическую силу, или, иначе, материальную субстанцию души" [13]. Иными словами, добыча головы врага в военных действиях олицетворяла собой две основные идеи. Первая выражалась в том, что голова являлась вместилищем "жизненной силы", способной оказывать определенное воздействие на ее обладателя. Вторая выражалась в общей вере в то, что добытые головы способствуют повышению плодородия [14]. Однако, например, В. А. Шнирельман не исключает и банального грабежа при охоте за головами, а также уничтожение селений [15].
При этом древние люди проявляли в военных набегах сильную жестокость. Воевавшие убивали не только воинов враждебного лагеря, принимавших непосредственное участие в войне, но и граждан враждебного народа, которые не принимали прямого участия в войне; при этом не было пощады ни по полу, ни по возрасту.
Сегодня совершенно очевидно - эпохе первобытного стада в межличностных отношениях было свойственно причинение смерти и вреда здоровью различной степени тяжести во всяком случае, именно об этом свидетельствуют археологические подтверждения. Во многом, очевидно, усилению конфликтности способствовало использование примитивного оружия, что усиливало эффект поражаемости противника, существенно
облегчало причинение вреда, вселяло уверенность, в определенной степени, в собственной неуязвимости. Усиление конфликтности могло быть связано с укрупнением первобытных стад, когда в стаде начинают появляться другие самцы, кроме самца - вожака, что и приводило к дракам за самок. Такое было, например, возможно при объединении двух или более "гаремных семей", когда в стаде появлялось несколько сильных самцов, способных претендовать на лидерство в целом. Возможно, это было связано с серьезными трудностями в добывании пищи (чему могло способствовать, например, изменение климата), что привело, в свою очередь, к случаям каннибализма.
1. Кистяковский А.Ф. Исследование о смертной казни, СПб, 1896, 2-е изд.
2. С. Ленге Теория гражданских законов или фундаментальных принципов общества, 1767 г.
3. Библия. Книга Второзаконение 19:21
4. Ковалевский М.М. Обособление дозволенных и недозволенных действий//В кн.: Новые идеи в социологии. Сб. 4. СПб., 1913. С. 90.
5. Элькин А. Коренное население Австралии / Пер. с англ. М., 1952. С. 114
6. Шинкарев В. Н. Человек в традиционных представлениях тибето-бирманских народов. С. 72, 81.
7. Шинкарев В. Н. Указ. соч. С. 73.
8. Фрэзер Дж. Дж. Золотая ветвь. Исследование магии и религии. М.:,1983. С. 30.
9. Ефименко П. П. Значение женщины в ори-ньякскую культуру. М., 1931. С. 16.
10. Шнирельман В. А. У истоков войны и мира. М.: Институт этнологии и антропологии РАН, 1994.
11. Суворов В. Л. Военная конфликтология: основные подходы к изучению вооруженных конфликтов // Современная конфликтология в контексте культуры мира. М., 2001. С. 560.
12. Аникович М. В. Повседневная жизнь охотников на мамонтов. М., 2004. С. 321.
13. Шинкарев В. Н. Человек в традиционных представлениях тибето-бирманских народов. М., 1997. С. 37.
14. Э.В. Георгиевский Лишение жизни в архаических обществах: Обрядовость и быт Сибирский юридический вестник, 2005, № 4.
15. Шнирельман В. А. У истоков войны и мира. С. 146.
219